Пуговица под дождём - детективная повесть
Первая глава.
Бол вышел из Агентства и в нерешительности замер перед огромной лужей,
которая наглухо перекрыла все подступы к дверям. Уже стемнело, и лужа отражала
все двадцать пять, сверкающим светом, этажей полицейского небоскрёба и от этого казалась необыкновенно глубокой. Бол был в лёгких сандалиях, в которых сегодня утром прилетел с Юга. Там было ещё лето, и цвели акации, и девчонки гуляли в лёгких, чуть ли не прозрачных, платьицах, а потому он не подумал, что всего в каких-то семистах километрах к северу уже может быть осень. Хорошо ещё, что мать настояла на плаще – что бы он теперь без него делал!
Посреди лужи валялось несколько булыжников, и Бол, наметив предварительный маршрут, уже изготовился к первому прыжку на ближайший из них, но в тот момент раздался зычный бас инспектора Мориса:
- Господин комиссар, давайте я вас перенесу. В ваших сандалетах эту лужу не перейти.
- Да ничего, Морис, спасибо, я уж как-нибудь перепрыгну, - смущённо улыбнулся Бол и стал методично раскачиваться, чтобы придать телу необходимый
запас инерции.
Стеклянная дверь Агентства широко распахнулась, выпуская на волю ещё одного инспектора, Грената, который вместе с Морисом с сегодняшнего дня составлял личную гвардию комиссара Бола.
- Не смущайтесь, господин комиссар, этот Геракл, если потребуется, и лошадь на себе дотащит, - улыбнулся он, кивнув головой на Мориса.
- На этот раз он говорит правду, - серьёзно отозвался тот и посмотрел на Бола:
- Так что не стесняйтесь, господин комиссар.
- Ну, если вы не против, - смущённо проговорил Бол и повис на Морисе, обхватив его могучую шею.
Они вышли втроём на широкую улицу, которая вела к гостинице, где остановился Бол.
- А нам по пути? – обрадовался он, обращаясь к своим попутчикам.
- Да, мы тоже в этих краях обитаем, - ответил за двоих Гренат.
Моросил дождь, и холодные капли, стекая по водонепроницаемому плащу, прочно оседали на брюках, так что уже через несколько минут Бол стал ощущать неприятный холодок в коленях.
- И часто у вас такая погода? – спросил он.
- Да почти всегда, - ответил Гренат, - Что поделаешь, океан рядом.
Бол сокрушающе покачал головой. Какого чёрта понесло его сюда, на Побережье! Правда, у себя на Юге он был простым полицейским и подчинялся комиссару. А здесь ему самому предложили должность комиссара, и теперь в его подчинении одних только инспекторов трое, Морис, Гренат и Микки, не считая нескольких полицейских. Но беда в том, что он писал стихи и славу поэта ни за что бы не променял на репутацию даже первого полицейского Вестландии. Правда, до настоящего времени его стихи не могли прокормить своего создателя – книжки выходили маленькими тиражами и не приносили почти никакого дохода. Кому сейчас нужны Верлены, Уайльды или даже Болы! Хотите обратить свой талант в деньги – пишите бестселлеры о русских шпионах или американских гангстерах, но только не лирические стихи, Так что, когда двоюродный дядя устроил Бола в полицейское управление, родичи не могли нарадоваться – наконец-то, этот бездельник взялся за ум!
- Господин комиссар, а вы не женаты? – перебил его мысли Гренат.
- Да нет ещё, всё что-то не получается, - развёл руками и спросил в свою очередь: - А вы, Гренат?
- Тоже нет… Вот Морис у нас образцовый семьянин – пятеро детей при одной жене… Господин комиссар, а у вас там на Юге наверное классные девочки?
- Да, ничего! – согласился Бол и подумал о Карине. Не далее, как в прошлую субботу, она пришла к нему на свидание, а потом в течение всей недели избегала его: он звонил ей – она, услышав его голос, вешала трубку, он караулил у её дома – она проходила в другую дверь. Впрочем, он её понимает: она художница и не может ему простить его измены искусству. У него были такие грандиозные планы,
она с таким восхищением слушала его, когда он говорил о будущем: он станет великим поэтом, а она – великой художницей, они объездят весь мир, их будут принимать короли и президенты. И вот взамен этого он вдруг стал полицейским.
Правда, у него теперь достаточно денег, чтобы иногда пригласить её в ресторан, но
всё равно, как это жалко и ничтожно! «Как ты мог променять поэзию на полицейских собак!» - говорит Карина…
- Господин комиссар, - сказал опять Гренат, а у вас случайно нет там кого – нибудь для меня? А то бы дали адресок, я бы с ней переписку завязал, я люблю с девчонками переписываться.
- Да надо подумать, - ответил Бол и посмотрел на Грената, - Так-то у меня много знакомых девчонок, только может вам не понравится. Вы каких любите?
- Красивых, модных, стройных! – улыбнулся в ответ Гренат.
Бол хотя и был поэтом в чистом виде, то есть не писал ничего другого, кроме стихов, в глубине души он считал себя великим психологом, знатоком человеческих душ, что обычно является преимущественным достоинством прозаиков, но не поэтов.
А потому он покосился на Грената, освещённого ослепительными огнями реклам, мимо которых они проходили, и стал думать о нём, стараясь заглянуть в него как можно глубже… После нескольких минут мучительных размышлений это ему, наконец, удалось, и двадцатисемилетний инспектор Уголовной полиции, без трёх лет ровесник самого Бола, предстал перед ним во всей своей душевной наготе. Прежде всего, Бол отметил его незаурядную внешность – длинные карие глаза с поволокой, мягкие черты лица и, наконец, невысокую, но ладную фигурку. Конечно, с таким с бесхарактерным подбородком не станешь Наполеоном или Александром Македонским – при этом Бол как-то невольно ощупал мокрыми пальцами свой подбородок, куда более мужественный! – но, в общем-то, он хороший и приятный парень, и, конечно, нравится женщинам. И ещё Бол открыл в своём инспекторе излишнюю легкомысленность, отсутствие подлинной интеллектуальной глубины. Впрочем, это простительно – ведь не все рождаются Болами!
Разделав таким образом своего спутника, Бол удовлетворённо улыбнулся и подумал уже в который раз, что, не смотря на все мерзости полицейской службы, он, с его знанием человека и аналитическими способностями, может здесь очень преуспеть.
В этот момент они подошли к большому серому зданию с рестораном на первом этаже, и Гренат стал прощаться:
- Ну, вот и моя крепость! До завтра.
- Пока, Гренат! - ответил Бол, пожимая протянутую руку.
Гренат молча пожал руку и Морису и свернул в подворотню, а его товарищи пошли дальше. В одном месте тротуар оказался сплошь залитым водой, и Морису снова пришлось нести Бола на себе.
- Ну, как вам у нас, господин комиссар? Нравится? – спросил Морис, неся его на спине, а потому выворачивая назад голову.
- Да ничего, годится, - улыбнулся в ответ Бол.
В этот момент они достигли конца лужи, и Морис мягко опустил своего спутника на землю и продолжал:
- По правде сказать, и у нас девчонки неплохие. Конечно, у вас на Юге они более броские, а лучше сказать, больше намалёванные. Но если вы имеете в виду подобрать себе на жизнь, то лучше наших нигде не найдёте. Недаром у нас на Побережье процент разводов самый маленький по стране..
- Ну?! – радостно – удивлённым голосом проговорил Бол, думая совсем о другом. Почему в присутствии Грената Морис не проронил ни слова, а после его ухода стал таким разговорчивым? Он решил поразить инспектора своей наблюдательностью и спросил: - Морис, а почему вы не любите Грената?
- Кто это вам успел накапать? – нахмурился тот.
- Никто не накапал, я сам догадался, - ответил Бол, несколько обескураженный его резкостью, поскольку путём обычных своих умозаключений уже успел создать в своём воображении образ этого инспектора, главными чертами которого, по мнению Бола, были угодничество и подхалимаж.
- Ну, так оставьте свои догадки при себе! – ещё более резко заключил Морис, окончательно руша стройные логические построения комиссара.
У сверкающих дверей ночного кабаре, мимо которого они как раз проходили, небрежно покуривая, жались друг к другу две проститутки. Ещё издалека увидев Мориса, они весело заулыбались.
- Приветик, господин инспектор! – сказала одна из них, - А кто это с вами? Такой симпатичный мужчина! Может, познакомите?
Морис замедлил шаг и повернулся в их сторону:
- Роза, я тебя в последний раз предупреждаю: если будешь держаться со мной в таком тоне, я тебя привлеку к уголовной ответственности. С меня хватит…
- Ну, завёлся теперь, старый хрен! – перебила его та, которую он назвал Розой, и они обе рассмеялись.
Морис, гневно сверкнув глазами, бросился к ним, но они во время успели юркнуть в дверь. Инспектор сокрушённо покачал головой и, не раскрывая рта, стал крутить языком вокруг дёсен, как бы освобождаясь от остатков пищи после сытного обеда. Эти странные действия, видимо успокоили его, и он заговорил уже беззлобно:
- Ничего не можем с ними поделать, хоть убей! Пойди-ка, скажи им, что они занимаются недозволенным делом. Они тебе ответят, что просто дышат свежим воздухом, а это никому не запрещается… Я эту Розку вот такой ещё помню, она с моей старшей дочерью дружила… Ей лет двенадцать было, когда отца в шахте придавило. А, кроме неё, в семье ещё четверо, один другого меньше – вот и пришлось торговать собою. Жалко!
- Жалко, - подтвердил Бол.
- А как там у вас на Юге насчёт этого? Принимаете меры?
Бол неопределённо пожал плечами:
- Я как-то этим особенно не занимался, я в основном специализировался по убийствам.
За два года работы в полиции Болу и вправду довелось пару раз участвовать в облаве на убийц, так что он имел все основания считать себя в этом деле специалистом.
- О – о – о! – пробасил Морис и уважительно посмотрел на своего спутника,
- Ну, у нас - то слава Богу, убийств не очень много, так что придётся вам поскучать.
Бол пожал плечами и сказал несколько смущённо:
- Да скучать-то мне некогда, у меня есть занятия помимо основной работы.
- Это, какие же, если не секрет?
- Какой секрет! Никакого секрета. Я некоторым образом поэт… Пишу стихи, так сказать.
Морис нахмурил густые брови.
- Завидую людям, у которых есть хобби… Ну, а мы-то тут народ простой, примитивный, у нас только один интерес в жизни – раскрывать уголовные преступления.
- Да нет, Морис, вы меня неправильно поняли, - мягко возразил Бол,
- Поэзия для меня не хобби, можно сказать, профессия. У меня уже вышло пять книжек, и я надеюсь, что рано или поздно это будет меня кормить. Ну а пока вот придётся…
Морис посмотрел на своего нового шефа с нескрываемым негодованием и, перебивая его, заговорил иронически:
- А пока вот придётся поработать комиссаром Уголовной полиции в городе с миллионным населением. Пока придётся получать зарплату, превышающую доход целого наряда рядовых полицейских… Что же делать, придётся, если у тебя дядя правая рука министра юстиции, и ему очень хочется пристроить своего племяшу на тёпленькое местечко!
В этот момент перед ними выросла очередная лужа, невиданных доселе размеров, и Морис, уже без всяких церемоний подхватив комиссара в охапку, перенёс его и поставил на сухое место.
- Ну, я пришёл, господин комиссар, вон светятся мои окна, - тем же хмурым голосом проговорил инспектор, - Я думаю, больших луж дальше не будет, так что вы сами как-нибудь доберётесь.
- Подождите, Морис, - каким-то жалобным голосом остановил его Бол, - Всё не совсем так, как вы думаете. Во-первых, этот дядя мне не родной, а двоюродный.
Ну, конечно, это он меня пристроил в полицию, очень уж мать его просила. Но с тех пор мы с ним не виделись, он даже не в курсе, что меня сюда перевели.
- Он-то может и не в курсе, зато другие в курсе, - гневно проговорил Морис,
- Вы ведь тоже носите фамилию Крузеро, а в нашем ведомстве это очень громкая фамилия. Тот, кто сунул вас к нам, очень хорошо рассчитал, что такой-то помог продвинуться по службе Крузеро-племяннику… Ну, прощайте, господин комиссар!
Инспектор быстро зашагал прочь и скрылся за углом, оставив Бола одного под дождём.
- Дурак! Идиот старый! Дубина! - разразился бранью Бол и, окончательно расстроенный, зашагал, не разбирая дороги.
Зачем он приехал сюда! Уже одно название их учреждения само за себя говорит. Во всех городах Европы это просто называется Уголовной полицией, а здесь пышно именуется Агентством по Борьбе с Уголовной и Прочей Преступностью. А какое здание отгрохали! В столице здание Уголовной Полиции занимает семиэтажный особняк, а здесь в провинции – двадцатипятиэтажный небоскрёб! Все из кожи лезут вон, чтобы доказать, что они тоже люди…
Бол шёл мимо сверкающих витрин магазинов, мимо бесконечных рекламных щитов над домами, мерцающих разноцветными огнями. Было уже довольно поздно, магазины закрылись, и прохожих на улице было совсем немного, если не считать нескольких влюблённых парочек, да, примерно, такого же количества пьяных - и те и другие или возвращались из кабака, или же, наоборот, туда направлялись.
Когда Бол проходил мимо очередной освещённой витрины, от стены отделилась невысокая фигура в плаще и преградила ему путь.
- Малый, папироска нужна? – спросила фигура, и Бол разобрал, что это парень лет двадцати.
- Гашиш? - рассеянно спросил Бол.
- Ага, - подтвердил парень.
- Сколько?
- Две пенты. Если бы не погода, я за такую цену ни в жизнь не отдал бы…
В другое время Бол наверняка прошёл бы мимо, эти мелкие торговцы наркотиками его совершенно не интересовали – и у них на Юге, и здесь на Побережье они попадаются тебе чуть ли не на каждом углу, как и простиутки, так что всех не переловишь. Но после разговора с Морисом в нём засело какое-то раздражение, и он рад был хоть на ком-нибудь сорвать свою злость.
- Две пенты, говоришь? – злорадно-торжествующим голосом проговорил Бол и вытащил из кармана своё удостоверение, совсем ещё новенькое, пахнущее конторским клеем, которое ему сегодня утром торжественно вручил сам начальник Агентства господин Крантан.
Парень подумал, что он вытащил деньги, и с готовностью протянув Болу папироску, начинённую наркотиком, спросил только:
- Без сдачи?
- Сдачу оставь себе, - ответил Бол и почувствовал, как плохое настроение медленно покидает его, и мир для него становится прекрасным.
- Спасибо, друг! – проговорил парень, протягивая руку за деньгами, и машинально взял удостоверение и подставил его под свет, думая, что там лежат деньги. Уже по одному канареечному цвету обложки он догадался, что перед ним полицейский. Но всё-таки он, загипнотизированный изумлением, прочитал всё, что там написано, и уставился на комиссара.
Это изумление настолько польстило его самолюбию, что Бол уже готов был отпустить этого «голубя», как называют в Вестландии подобных спекулянтов. Но тут метрах в ста впереди них он заметил, блиставшую всеми цветами радуги, рекламную полицейскую дубинку огромных размеров – отличительный знак любого полицейского участка на всём Побережье - ещё один, по мнению Бола, признак идиотизма местных властей. Так что он решил воспользоваться удобным случаем и, схватив паренька за рукав плаща, повёл за собой.
- Господин комиссар, - жалобно заныл тот, - ну отпустите, пожалуйста! Я больше не буду, честное слово! Вот…
Вдруг совершенно неожиданно он замолчал, издал какой-то хриплый нечленораздельный и повис на руке у комиссара. Бол удивлённо посмотрел на него и заметил, что у того как-то стекленеют глаза. Не понимая, в чём дело, решив, что парню стало плохо с сердцем, Бол подхватил его под спину и вдруг ощутил на руке неприятную липкую жидкость. Он мгновенно перевернул уже безжизненное тело и на спине под самой лопаткой обнаружил широкую ножевую рану, из которой обильно текла кровь.
Вторая глава.
Не прошло и десяти минут, как Бол сидел уже в кабине полицейской машины и, сняв с себя окончательно разбухшие от воды сандалии и носки и, уперевшись голыми пятками в тёплый кожух мотора, отдавал распоряжения. Впрочем, он был настолько потрясён случившимся, что больше делал видимость, что распоряжается. Двое полицейских, которых он вызвал, сами позвонили по его просьбе Морису, Гренату и Микки, его ближайшим помощникам. Гренат и Микки сразу прибежали, хотя ещё и не разобрали толком, что случилось. А Морис ещё не возвращался, так что пришлось передать суть дела его супруге, чтобы она в свою очередь поставила в известность мужа, как только он вернётся.
- Господин комиссар, - сказал Гренат, просовываясь в машину, где сидел Бол,
- нужно прочесать все ближайшие дворы, кафе, рестораны. Далеко он не мог уйти.
- А если он живёт где-то поблизости? – спросил Бол.
- Вряд ли. Ни один бандит не станет работать вблизи своего дома.
- Ну хорошо, Гренат, - согласился Бол, - Берите людей и делайте, что нужно.
К этому времени прибыла специальная машина с двумя мощными прожекторами, и вокруг стало светло, как днём. Инспектор Микки, маленький щупленький человечек неопределённого возраста, тоже сунулся к комиссару, ожидая его распоряжений.
- Ну что вы стоите, Микки! – нервно сказал ему Бол.
- А что мне делать, господин комиссар? – робко поинтересовался тот.
- Ищите улики: окурки, спички, следы ног, следы рук…
- Какие же следы в такую погоду! – удивился инспектор.
- Погода, непогода, а может что-то и найдёте. Ищите, Микки, ищите. Берите людей и ищите.
- Слушаюсь, господин комиссар, - почтительно ответил инспектор.
У него была привычка часто моргать, и Бол, заметив это, сказал ему напоследок.
- Только смотрите, Микки, не проморгайте чего-нибудь.
- Слушаюсь, господин комиссар, - ответил тот, не уловив юмора, и, собрав своих людей, взялся за поиски.
Скоро на судейской машине прибыли следователь прокуратуры и врач – криминалист. Прежде всего они заглянули в машину к Болу, чтобы представиться ему. Следователь, серьёзный мужчина средних лет, сделал вид, что не замечает голых пяток комиссара, и, стараясь отвести от них стыдливый взгляд, протянул Болу руку:
- Айнпуф, следователь прокуратуры.
- Луи Анжу. Но можете называть меня просто Лу, - представился врач, длинноногий парень лет тридцати, - А что это с вами? Промокли?
- Насквозь, - ответил Бол, - Я не ожидал, что здесь такая погода, и приехал с Юга в лёгких сандалиях.
Лу раскрыл свой чемоданчик, который держал в руках, достал пузырёк со спиртом и протянул Болу:
- Выпейте пару глотков, только не обожгитесь, это спиртус дистиллятус. Вы когда-нибудь пили такой?
Место ответа Бол с хладнокровным бульканьем высосал до конца весь пузырёк, что вызвало у врача весёлую улыбку, а у господина Айнпуфа лёгкое потрясение. Он слегка побагровел и слабым голосом обратился к врачу:
- Лу, у вас нет чего-нибудь от давления?
Порывшись в чемодане, тот отыскал нужную таблетку и протянул следователю:
- Положите под язык и сосите.
- Благодарю, Лу! - ответил тот и по рассеянности, а скорее даже, по старой привычке сунул таблетку в карман, чтобы в дальнейшем присовокупить её к вещественным уликам, затем сказал решительно: - Ну что ж, господа, за работу!
Бол вкратце поведал им о случившемся, и они занялись каждый своим делом. А он прикрыл дверцу машины и, почувствовав одновременно лёгкое опьянение и приятную теплоту во всём теле, стал наблюдать за действиями двух дюжин полицейских, которые суматошно бегали друг за другом, делая вид, что они очень заняты. Бол вспомнил, что как раз на утреннем совещании у шефа шёл разговор о премиальных. Дело в том, что известная на Побережье пивоваренная фирма «Франтус и К*» решила поощрить, а точнее говоря, просто задобрить их Агентство и с этой целью отвалило в награду полицейским изрядный пакет своих акций. И вот теперь все они лезли из кожи вон, чтобы попасть в число лучших шестидесяти процентов, которым достанутся желанные акции.
Наконец-то, прибыл запыхавшийся Морис, держа зачем-то в своих огромных ручищах миниатюрный школьный ранец, которым обычно пользуются ученики первых трёх классов.
- Где вы были? - набросился на него Бол, - Ведь мы с вами расстались час назад, и вы сразу пошли домой.
- Я решил немного пройтись, успокоиться, - смущённо проговорил Морис, - в таком состоянии я не мог сразу идти домой, Жена догадалась бы, что-то стряслось, начались бы расспросы, а я не умею врать. А волновать её тоже не хочется, у неё больное сердце…
- О чём вы говорите? В каком это «таком состоянии»?
- Ну, я имею в виду наш разговор… Я немного погорячился, а потом расстроился…
- А, вон вы о чем! – улыбнулся Бол, - А что это у вас за ранец?
- Это я вам ботинки принес и носки, я так и подумал, что вы насквозь промокли, еще заболеете! – ответил инспектор, расстегивая ранец и протягивая комиссару его содержимое.
- Спасибо, Морис! Только я ведь утону в ваших ботинках, у вас, извините, ножищи, как у слона.
- Это ботинки моего сына, ему только десять лет, - хмуро проговорил инспектор.
- Еще лучше! – иронически ухмыльнулся Бол, - Что же я, миниатюрная дамочка, чтобы влезть в ботинки десятилетнего мальчика?
- Они вам будут как раз впору, господин комиссар… Ведь этот мальчик - слоненок.
- Ну ладно, не обижайтесь, Морис, - виновато проговорил Бол и стал примерять ботинки, которые действительно оказались ему как раз по ноге.
Бол вылез из машины, прошелся взад-вперед, осваивая новую обувь, и снова повернулся к инспектору:
- Спасибо, Морис, теперь я сразу ожил в сухих ботинках… Морис, а вы сейчас чем думаете заняться?
Инспектор, услышав это, изумленно воззрился на комиссара.
- Что скажете, то я и буду делать, - ответил он растерянно.
- Да вы знаете, я что-то совсем растерялся. Вот уж не ожидал, что в первый же день так получится… А что, по-вашему, надо сейчас делать?
Морис неопределенно развел руками и немного подумал, прежде чем ответить.
- Наверное, надо пойти домой к убитому, сообщить его родне, порасспросить, с кем он дружил…
- Во-во! – обрадовался Бол, - Надо по горячим следам установить его связи, проверить алиби. Микки мне сказал, что этот парень проходил у вас по делу о наркотиках?
- Да, - подтвердил инспектор, это наш старый знакомый Джек Кардис.
- Ну, вот и займись им, то есть не им, а всем, что с ним связано. Сколько вам для этого потребуется людей?
- Берите машину, она мне больше не нужна, поскольку я в ваших ботинках. А людей возьмите у Микки… Микки! - крикнул Бол, - Подойдите сюда, дайте Морису шесть человек, у вас их, я вижу, хватает… Подождите, Микки, что-нибудь нашли?
- Пока нет, господин комиссар.
- Найдёте! Не может быть, чтобы ничего не было. Ищите, Микки, ищите…
Морис отобрал шестерых полицейских, втиснул их кое-как в машину и поехал прямо на квартиру к убитому - один из полицейских знал его адрес. Бол же направился в полицейский участок, чтобы доложить о случившемся шефу. Ему уже звонили несколько раз, но прислуга отвечала, что хозяин ещё не вернулся с крестин какого-то своего родственника.
Проходя мимо врача, который всё ещё возился с трупом, Бол остановился и спросил:
- Ну, как, Лу? Что-нибудь откопали?
- Всё ясно, как день, Бол, - развёл руками врач, как будто даже несколько озадаченный этой ясностью, - Прямое попадание в сердце, До вскрытия мне трудно утверждать, но, по-моему, в левое предсердие, смерть наступила мгновенно.
- Нож?
- Несомненно. Причём, мне кажется, не финка, а самый обыкновенный перочинный нож с длинным лезвием. У финок лезвие уже и острее. А здесь смотрите, как разворочено! Убийца должен обладать большой физической силой.
Бол тоже наклонился над трупом, посмотрел на рану, потрогал зачем-то его руку и сказал:
- Ещё не остыл… А где же наш следователь?
- Вон стоит, - кивнул головой врач.
Господин Айнпуф, укрывшись от дождя, стоял под аркой дома и что-то торопливо строчил в своём блокноте. Бол не стал его отвлекать и пошёл звонить.
Оказывается, начальник Агентства уже минут десять, как вернулся, и нетерпеливо ждал его звонка.
- Да, мне только что доложил дежурный, - начал он, услышав голос Бола,
- Но я ничего толком не понял. Объясните вразумительно, что там стряслось, и какое вы к этому имеете отношение?
- Видите ли, шеф…
- Бол, я не люблю фамильярностей, называйте меня просто по фамилии, - перебил его начальник.
- Извините, шеф… господин Крантан. Дело было так…
- Бол, что у вас голос какой-то не такой… Вы случайно не пьяны?
- Я насквозь промок, господин Крантан, и чтобы не заболеть, вынужден был немного согреться.
- Продолжайте, Бол. Хочется верить, что это действительно так, и что вы не алкоголик… Ну, ну, смелее!
- Значит так, господин Крантан, - начал снова Бол, - Я возвращался из Агентства к себе в гостиницу. Было уже совсем поздно, и прохожих почти не было…
- Как это почти? - опять перебил его шеф, - выражайтесь точнее, Бол.
- Ну, было несколько прохожих - две проститутки возле кабаре, несколько пьяных… Невдалеке от ресторана «Гибель Помпеи» мне повстречался парень лет двадцати и предложил папироску с наркотиком…
- Это уже интересно! - перебил шеф, - Наркотики наше больное место, Подождите, Бол, я буду записывать. Ну, ну, слушаю вас.
- Он предложил мне папироску с гашишем, ну а я, разумеется, задержал его и повёл в полицейский участок…
- Молодчина! - радостно проговорил шеф, - Вот если бы все наши сотрудники действовали так же решительно!.. Ну, ну, продолжайте, Бол, продолжайте, я записываю…
- Значит, мы шли с ним по улице, и вдруг на углу авеню Адмирала Каранти и улицы Великомучеников кто-то незаметно подкрался сзади и ударил его ножом в спину…
- Минуточку, минуточку, я не успеваю за вами… Авеню Адмирала Каранти и улицы Великомучеников… Есть, записал! – радостно проговорил шеф и, вдруг спохватившись, добавил уже серьезно: - Все ясно. Этот мальчишка что-то знал, и его сообщник или сообщники, увидев, что он попался, решили его убрать… опознали убитого?
- Да, инспектор Микки, прибывший первым, сразу узнал его. Это некий Джек Каридис, уже проходивший по делу о наркотиках.
- И вы никого не заметили? – спросил начальник Агенства, и Бол почувствовал по тону, что первоначальная радость сменяется в нем все большей и большей озабоченностью.
- Мы в этот момент как раз проходили мимо арки, и пока я успел догадаться, в чем дело, убийца уже скрылся.
- Н-да, красиво получается: полицейский комиссар ведет преступника в участок, и у него на глазах того убивают.
- Не совсем так, господин Крантан, - робко возразил Бол, - Я его тащил за руку, так что он был у меня за спиной.
- Это мало что меняет… В любом случае это может обернуться для нас катастрофой, позором… Вы когда-нибудь имели дело с прессой?
- Да, по правде сказать, никогда, - ответил Бол, - Ведь до сих пор я был всего лишь рядовым полицейским, а газетчики предпочитают комиссаров.
- Ну а я, к сожалению, имел и не один раз. Мы станем посмешищем для всей Вестландии. Мы на хорошем счету, мы до сих пор служили образцом, эталоном, а вы нам устроили такую петрушку… Бол, я наслышан много хорошего о вашем дяде, но если вы не найдете преступника…
Голос шефа все больше и больше наливался угрозами, и Бол благоразумно остановил его:
- Найду, господин Крантан! У меня свой метод расследования, я опираюсь не столько на факты, сколько на умозаключения. Конечно, для этого надо обладать хорошими аналитическими способностями…
- Бол, я не терплю хвастунов, но вас я на первый раз прощаю. Не смотря ни на что, вы мне чем-то понравились, в вас есть что-то симпатичное.
- Спасибо, господин Крантан! – ответил Бол и заулыбался, явно польщенный этим комплиментом.
- Ну что ж, я вам верю, Бол. Вы, конечно, сейчас возвращаетесь в Агенство?
- Конечно, - уверенно подтвердил Бол, хотя на самом деле он собирался вернуться в гостиницу, отложив дальнейшее расследование до утра.
- Ну, успехов вам. До завтра.
- Спокойной ночи, господин Крантан! – ответил Бол и, дождавшись коротких гудков, повесил трубку.
Следователь с врачом, сделав свое дело и не дождавшись его возвращения, разъехались по домам – они к этому убийству имеют отношение только постольку - поскольку. Он, комиссар, может ухлопать на раскрытие этого преступления день, два, неделю, месяц, в то время, как следователя с врачом уже завтра могут вызвать на другое дело.
Микки со своими людьми продолжал поиски улик, и Бол подошел к нему.
- Ну как, Микки, нашли что-нибудь?
- Только вот это, - виновато проговорил Микки, доставая из кармана грязную пуговицу. Он обтер ее платком и только после этого протянул комиссару.
Бол взял пуговицу, подставил под свет прожектора и принялся внимательно разглядывать. Пуговица была перламутровой с инкрустацией их черного агата в виде русалки.
- Где вы ее нашли? – спросил Бол.
- Вон там валялась, - показал рукой Микки, - Шагах в десяти от арки. Спасибо сержанту Калабице, он такой глазастый, иголку найдет в стоге сена.
Бол спрятал пуговицу к себе в карман и сказал:
- А где этот Калабица? Позовите его, пожалуйста.
Микки торопливо побежал за сержантом, который вел поиски в смежном дворе, и вскоре вернулся в сопровождении невысокого полицейского лет тридцати пяти, у которого затылок сверкал в свете прожекторов, как звезда первой величины.
- Вот он, господин комиссар! – радостно произнес инспектор, подталкивая вперед своего спутника.
- Сержант Калабица, - представился тот, вытягиваясь.
Бол благодарно пожал ему руку и спросил:
- Сержант, вы не помните точно, где лежала пуговица?
- Ну как же, помню, господин комиссар, - каким-то таинственным полушепотом проговорил Калабица, - Она валялась прямо у самой стеночки в двадцати двух метрах от трупа… бабой кверху.
- Вы что же, измерили расстояние рулеткой? – удивился Бол.
- Не, шагами. У меня ноги-то не дюже длинные, каждый щаг шестьдесят пять сантиметров. Набралось тридцать четыре шага, вот и получается двадцать два метра, - Калабица виновато развел руками, как бы извиняясь за то, что получилось именно двадцать два метра, а не больше и не меньше, и снова повторил: - Лежала бабой кверху.
- Ну, это-то не имеет значения, что там у нее было сверху, а что снизу,- сказал Бол,- Главное, где она лежала… Ну что ж, спасибо, Калабица! И вам спасибо, Микки! Эта пуговица… Возможно, она что-то даст… Вы тут ещё поработайте, а я пойду в Агентство. Если ещё что обнаружите, сразу посылайте ко мне… Да, Микки, чуть не забыл. Поработайте ещё пару часиков, а потом можете идти домой. Только оставьте здесь дежурить пару полицейских.
- Есть, господин комиссар. До свидания, - радостно проговорил инспектор, опасавшийся, что всю сегодняшнюю ночь ему придётся провести под дождём в поисках несуществующих улик.
Бол пожал на прощанье руки обоим полицейским и растворился в темноте.
Третья глава.
У входа в Агентство за широкой стеклянной дверью стоял дежурный с автоматом и тихонько посапывал во сне. Бол разбудил его, предъявил свой пропуск и поднялся в лифте на двадцать второй этаж. Там, в самом конце длинного узкого коридора находился его кабинет, первый кабинет в его жизни. Даже дома у него никогда не было своего кабинета, что совсем неудивительно, имея на троих всего две небольших комнатки. Когда в их город как-то приехал по делам из столицы их знаменитый дядюшка, то из-за этой тесноты мать даже постеснялась пригласить его в гости, и они всей семьёй посетили его в гостинице.
Бол небрежно распахнул дверь, вошёл в кабинет и толкнул ногой массивное кресло, так что оно покатилось по скользкому паркетному полу и остановилось возле письменного стола. Он скинул с себя плащ и шляпу и, не утруждая себя лишними хлопотами, бросил их прямо на пол. Затем развалился в кресле и устало закрыл глаза…
Когда-то, когда он был маленьким, он мечтал о богатстве, о собственном доме, о шикарной машине последней марки, то есть обо всём том, что сейчас с получением такой доходной должности, как комиссар полиции, становилось для него явью. Но, увы, сейчас это его уже не интересует. Теперь он презирает богатство, комфорт, собственные дома, шикарные автомобили. Ему нужны сейчас свобода, слава, наслаждение творчеством. А у него этот огромный кабинет, это дурацкое кресло…
Зазвонил телефон, и Бол снял трубку.
- Господин комиссар, всё обыскали, больше ничего нет, - услышал он голос Микки.
- Ладно, Микки, можете идти домой. Спокойной ночи!
- Спокойной ночи, господин комиссар!
Звонок инспектора вернул его к убийству. Итак, мотивы ясны - убрать человека, который слишком много знает и, оказавшись в полиции, может расколоться. Значит, убийцу следует искать среди сообщников убитого. Возможно, это именно он потерял пуговицу с русалкой, и это будет уликой против него… Но это всё факты, факты! А где же умозаключения? Где его аналитические способности, которыми он так гордится? Бол досадливо цокнул языком и насмешливо ухмыльнулся самому себе, а потом стал мысленно воссоздавать картину случившегося.
Итак, он шел по пустынной улице. У витрины ресторана стоял этот парень. Больше поблизости никого не было, это Бол точно помнил. Где же мог находиться в это время его сообщник? Допустим, он был от них где-то метрах в пятидесяти, и Бол его не заметил в темноте. Но на таком расстоянии тот никак не мог слышать их разговора, а значит, и не мог догадаться, что Бол повёл парня в полицию. С расстояния в пятьдесят метров, а то и больше, скорее можно было думать, что они просто пошли вместе, потому что им по пути… Тогда в чём же дело? Где разгадка?
Бол встал с кресла и принялся ходить взад-вперёд по комнате, задумчиво теребя рукой то подбородок, то затылок. Снова зазвонил телефон, и Бол снял трубку. Звонил старший сержант Блиндо, помощник инспектора Грената.
- Господин комиссар, - заговорил он, - господин Гренат просил меня позвонить вам, ему самому некогда. Он просил передать, что пока ничего нового. Мы всё вокруг перевернули. Вы знаете, господин комиссар, шеф ещё никогда так не старался - наверное, вы ему очень понравились.
- Спасибо, Блиндо! Где он сейчас?
- Погнал на машине в кабак на пристани.
- Где это?
- На другом конце города.
- Зачем же его туда понесло? - удивился Бол.
- Я ему тоже говорил, - ответил Блиндо, - Но он, как одержимый, прямо землю роет. Говорит, если до рассвета не найдёт убийцу, то подаст в отставку.
Хорошо, Блиндо, передавай ему привет, - сказал Бол и, повесив трубку, вернулся к своим размышлениям, снова заходив по кабинету.
Ещё два дня назад эта просторная комната принадлежала его предшественнику престарелому комиссару Паплису, который вышел в отставку. Вчера весь день они с Паплисом просидели над бумагами, разбирая его «наследство». Старик был толстый, добродушный и, видно, очень радовался, что сумел дослужиться до пенсии на таком очень зыбком и опасном поприще.
В кабинете было два широких окна, и оба длинных подоконника были заставлены плошками с цветами - страсть комиссара Паплиса. Вчера старик несколько раз заговаривал на эту тему: не помешают ли цветы его молодому приемнику? Оказывается, дома у Паплиса полно цветов, и если он принесёт ещё и эти многочисленные плошки, жена просто выгонит его из дому. Бол, совершенно равнодушный к ботанике, пожалел старика и пообещал ему добросовестно ухаживать за цветами. Сейчас, вспомнив об этом разговоре, он взял со стола пустой графин и отправился в туалет за водой, чтобы полить цветы.
В холле за столиком сидела дежурная по этажу и читала книжку, когда Бол проходил мимо, она кокетливо скосила в его сторону красивые глазки.
- Интересно? - спросил он, кивая на книгу.
- Очень, господин комиссар, - ответила она.
- А что это, если не секрет?
- Для вас не секрет, - она немного замялась, - Только, пожалуйста, никому больше не говорите. Это русский писатель Тургенев... Так здорово пишет! А Крантан никому не разрешает читать русских писателей. Если до него дойдёт..
- Я никому не скажу, - успокоил её Бол, - Между прочим, Мы с вами ещё не знакомы. Как вас зовут?
- Сибиль.
- А меня можете называть просто Бол.
- Ой, правда? - обрадовалась девушка, - С удовольствием! А то тут все такие важные, не подступись.
- Ну, мой инспектор Гренат как будто не важничает.
- Гренат для меня слишком красивый, - улыбнулась Сибиль, - Я люблю мужчин с заурядной внешностью и незаурядным умом.
С этими словами она пристально и настойчиво посмотрела на Бола, и он смущенно отвел взгляд.
- Пойду наберу воды цветы полить, - сказал Бол, показывая на графин. – Очень уж Паплис заботился о них.
- А, то-то он так радовался, что вас к нам прислали, - улыбнулась Сибиль, - Он всё боялся, что Морис выкинет из кабинета все его плошки.
- А при чём здесь Морирс? - удивился Бол.
- Так ведь он же был его первым помощником. Мы все даже и не сомневались, что Морис станет комиссаром вместо Паплиса… Я так рада, что вы ему нос утёрли. Морис такой нудный, дотошный, всех бы нас извёл. Ну и, конечно, как мужчина он совсем неинтересный.
- Что вы! – притворно удивился Бол, - Такой богатырь! Я думал, что женщины млеют при виде его.
- Ой, ну вы скажите тоже! - засмеялась Сибиль, - От его пуза что ли млеть?.. Бол, а вы женаты?
- Да нет ещё.
- Правда? – обрадовалась Сибиль, - Ну, у нас женитесь, у нас в Агентстве много девушек.
При этом она вонзила в своего собеседника такой недвусмысленный взгляд, что Бол прямо растерялся, не зная, что делать - немедленно предлагать ей руку и сердце или же с рукой можно немного повременить? К счастью, в этот момент в его кабинете затрещал телефон, и он поспешил на его зов.
- Господин комиссар, это я, Морис, - услышал он в трубке, - Ну, мы тут работаем.
- Что-нибудь откопали? - спросил Бол.
- Пока ничего особенного. По связям убитого проверили двоих - Трека Калаева и Монсеро Виви. У обоих мёртвое алиби. Трек вторую неделю лежит дома в гипсе, а Монсеро…
- Что у него в гипсе? - перебил Бол, - Рука? Нога?
- И то и другое, господин комиссар. Еле-еле добирается до туалета. Жена от него не отходит, замучилась, бедняжка.
- Ну хорошо, а второй?
- Монсеро? Тоже нездоров… В больнице… В венерической лечебнице. Извините за выражение, люэс… Совсем молодой ещё парень. Я его хорошо знаю, даже как-то он меня сигареткой угостил, когда обыск у него делали… Святая Дева Мария, он бы ведь и меня мог заразить!
- Ну и, кроме этих двоих, вы никого не откопали? – спросил Бол.
- Есть ещё один, господин комиссар, но его не было дома, и жена не знает, где он - некий Булеску, тоже старый наш клиент.
- Ладно, Морис, оставьте в квартире этого Булеску пару полицейских и идите домой.
- Спасибо, господин комиссар! - обрадовано проговорил Морис, - До свидания!
- До свидания! - ответил Бол, вешая трубку, и вдруг почувствовав усталость, блаженно развалился в кресле и неожиданно подумал, что, не смотря на всё его презрение к роскоши, мягкие кресла всё же лучше, чем жёсткие стулья.
После разговора с Сибиль ему больше как-то не думалось о делах, об этом нелепом таинственном убийстве… Интересно, как бы она к нему отнеслась несколько дней тому назад, когда он ещё не был комиссаром? Наверное, не лучше Карины: не являлась бы к нему на свидания, не отвечала бы на его телефонные звонки, пряталась бы от него, Ведь она прямо заявила, что ценит в мужчинах не столько красоту, сколько ум, А какой может быть ум у простого плицейского, каким он недавно был! Вот комиссар, тот, конечно, не может быть глупым. Разве в нашей справедливой стране глупому человеку дадут такой шикарный кабинет и сто тысяч годового дохода?
Снова раздался телефонный звонок, на этот раз в образе господина Крантана:
- Ну, Бол, что вы уже сделали, и что собираетесь делать?
- Господин Крантан, - ответил Бол, с трудом сдерживая зевоту, - С вашего позволения я бы хотел немного поспать и отдохнуть. Я почти не спал в самолёте, и если ещё и сегодняшнюю ночь не буду спать то, как же я буду завтра работать?
- Что??? - задохнулся яростью шеф, - Вы допустили такую вопиющую оплошность с этим парнем, и вам ещё лезет в голову сон! Да на вашем месте я бы до конца своих дней лишился сна…
Ничего больше не добавив, даже не попрощавшись, Крантан повесил трубку. Бол, тяжело вздохнув, стал одеваться.
Когда он вышел из лифта на первом этаже и проходил по просторному вестибюлю, то заметил в углу на диване какого-то человека, который, не снимая даже ботинок, спал, отвернувшись к стене.
- Кто это? - поинтересовался он у дежурного.
- Это один наш полицейский, - ответил тот, - Ему до дому очень далеко добираться, а последний автобус уже ушёл… Только вы не подумайте, что я самовольничаю, господин комиссар: господин Крантан разрешает в таких случаях ночевать здесь.
Бол неопределённо пожал плечами, как бы давая этим понять, что это его совершенно не касается, так что тот может не волноваться, и направился к двери. Но в этот момент спящий, услышав их разговор, проснулся, испуганно вскочил с дивана и стал торопливо оправлять мундир.
- Так это вы? - удивился Бол, узнав того самого сержанта, который нашёл пуговицу.
- Так точно, господин комиссар! Сержант Калабица, - выпалил тот, вытягиваясь в струнку.
- Ну, спите, спите, не буду вам мешать, - улыбнулся Бол и вышел на ночную авеню.
Всё ещё моросил дождь, и Бол решил на этот раз взять такси и направился к остановке.
- В гостиницу, - сказал он, садясь в машину, но вдруг подумал о Калабице и поправился: - Подождите! Подрулите, пожалуйста, к Агентству, надо одного полицейского подбросить домой.
Машина неторопливо подъехала к широко освещённому подъезду, и Бол прошёл в вестибюль и растолкал спящего.
Не зная ещё зачем он понадобился комиссару, Калабица вскочил с дивана, вытянул руки по швам и на всякий случай представился уже в который раз:
- Сержант Калабица!
Ему, видимо, непреодолимо хотелось спать, и он, не в силах сдержать зевоту, испуганно закрыл руками рот.
- Знаете что, Калабица, - сказал Бол, - Меня там такси ждёт. Сейчас он меня до гостиницы подбросит, а потом вас домой отвезёт… Насчёт денег не беспокойтесь, я за вас заплачу.
- Да что вы, господин комиссар! - замахал тот руками, разбрызгивая во все стороны дождевые капли, которые ещё не успели сойти с него, - Спасибо, мне и здесь хорошо.
- Ну, какой тут сон! Потом вы же весь мокрый. Вам надо обсушиться, согреться… Пойдёмте, пойдёмте!
И, не слушая больше его возражений, Бол крепко ухватил сержанта за мокрый рукав и потащил его за собой.
- А где же вы живёте? - поинтересовался Бол, пока они ехали в машине.
- В Третьем квартале, - ответил Калабица, - Это рабочий квартал, и там жильё подешевле. Вот я там и снимаю комнатку.
- Один живёте?
- Один. Я не женат, а родные все в .деревне остались
У него была смешная привычка говорить каким-то таинственным, многозначительным шёпотом, и Бол, слушая его, всё время улыбался.
- А вы, значит, в деревне не захотели жить?
- Больно уж там тяжко стало, господин комиссар, - вздохнул в ответ сержант, - Кругом химия пошла, земля от этого не родит. Я тут хоть прилично зарабатываю, так что помогаю своим по возможности.
Бол ухмыльнулся: Калабица получает раз в семь меньше его, а считает свой заработок приличным!
- А что же вы не женитесь? - опять спросил он.
- Да опять же из-за этого, - прошептал Калабица, - Жену-то на голое место не приведёшь, надо хоть маленько хозяйством обрасти.
- Ну, так вы всех невест провороните, - улыбнулся Бол.
- Всех не всех, а трёх уже проворонил, - совсем уже таинственно и почти не слышно прошептал Калабица, как будто количество провороненных им невест составляло важную государственную тайну.
В этот момент они как раз проезжали мимо ресторана «Гибель Помпеи», где всего несколько часов назад роковой случай свёл Бола с убитым парнем, и его вдруг пронзила одна неожиданная мысль: ведь сообщник убитого мог слышать их разговор… из своего окна, которое находится где-то над рестораном!
Через несколько минут такси подъехало к гостинице, и Бол вышел, расплатившись авансом за Калабицу, хотя тот и пытался смущённо возражать
Четвёртая глава.
Утром в холле гостиницы Бола уже поджидали два репортёра из двух местных газет: «Утро Побережья» и «Вечер Побережья». Едва Бол вышел из лифта, как они, перегоняя друг друга, подскочили к нему и набросились с вопросами.
Оба они были совсем ещё молодыми ребятами и, видимо, хорошо знали друг друга. Бол очень спешил на утреннее совещание к шефу, а кроме того ему не терпелось побыстрее заняться разработкой этой версии, - относительно окна над рестораном, из которого его могли подслушивать, Но это было первое в его жизни интервью, и он решил не пропускать счастливого случая - когда-то ещё доведётся ему столкнуться с убийством! А без убийства он никакого интереса для прессы не представляет. Так что он неторопливо уселся в холле на диване и пригласил корреспондентов последовать его примеру.
Бол не сомневался, что оба они будут задавать одни и те же вопросы, как, по его мнению, обычно бывает в таких случаях. Но неожиданно оказалось, что их интересуют совершенно разные вещи.
- Наша газета вечерняя, - объяснил ему «вечерний» корреспондент, - А перед сном не стоит пичкать людей страшными историями, для этого и телевидения хватает. Наши читатели будут плохо спать, наутро встанут с тяжёлой головой, а это вредно отразиться на производстве… Так что нас больше интересуют не столько подробности вчерашнего убийства, о котором мы лишь вскользь упомянем, сколько личность самого комиссара, который расследует это убийство, то есть вас… Расскажите, пожалуйста, о себе: Кто вы? Что вы? Ваши вкусы, привычки, хобби?
- А нас, наоборот, интересует сам процесс убийства, - виновато улыбаясь, сказал «утренний» корреспондент, - Специальные социологические исследования установили, что страшные истории действуют на читателя тонизирующее, так что они весьма полезны перед работой - резко повышают производительность труда.
Бол вежливо улыбнулся и с явной неохотой стал отвечать на все вопросы. Когда он сказал, что пишет стихи, оба корреспондента оживлённо заёрзали и попросили прочитать что-нибудь своё. Бол немного подумал, как бы мысленно обозревая своё огромное творческое наследие, и, приняв особую рекламно-поэтическую позу, начал:
«Осеннее-серые осины,
На скатах крыш закат горячий,
А выше всех, в ажурной сини,
Ленивый коршун ждёт удачи…»
Когда он дочитал стихотворение до конца, оба парня восторженно захлопали в ладоши и бросились пожимать ему руку. Потом попросили повторить ещё раз и записали в свои блокноты.
- А это… будет напечатано? - скромно потупясь, осведомился Бол, уже слыша далёкие раскаты надвигающейся славы. Хотя он уже и публиковался множество раз, но от каждой новой публикации всегда ожидал чего-то необыкновенного и надеялся, что именно она принесёт ему известность.
Оба корреспондента виновато развели руками, и «вечерний», как бы беря на себя круглосуточные функции, ответил за двоих:
- Это очень здорово. Пожалуй, гениально. Но напечатать это мы не сможем. Понимаете, в чём дело…
Он замялся, подыскивая нужные слова, и «трений» корреспондент продолжил за него:
- Вы полицейский комиссар, ваша задача ловить преступников. Этому делу вы отдаёте всего себя без остатка. Если читатели узнают, что вы пишите лирические стихи, не имеющие никакого отношения к раскрытию преступлений, то их доверие к вам наверняка поколеблется…
- Да, да, это я и хотел сказать! - радостно поддакнул его «вечерний» коллега, - Мы-то с вами знаем, что это не так но, пойди-ка, объясни это нашим читателям! У них уже сложился стереотип полицейского, который представляет из себя своего рода робот, и программа, заложенная в этот робот, никак не предполагает поэзию. Это уже удел других…
- Удел поэтических роботов, - ухмыльнулся Бол, и оба корреспондента тоже горько улыбнулись и виновато развели руками.
- Вы ещё не знаете вечернего читателя! - тяжело вздохнул в своё оправдание вечерний корреспондент.
- Ну, это ещё бабушка на двое сказала, какой читатель лучше, - «вступился» за своих утренний корреспондент, они перевели разговор на свои сугубо профессиональные рельсы.
Когда интервью закончилось, Бол посмотрел на часы и понял, что одновременно с этим или даже чуть раньше закончилось и совещание у шефа. Он как-то неопределённо махнул рукой, выражая этим не то огорчение, не то беззаботность и, распрощавшись с корреспондентами, пошёл к автобусной остановке.
Когда Бол торопливо входил в двери Агентства, ему навстречу вынырнул откуда-то сбоку сержант Калабица.
- Можно вас на минуточку, господин комиссар? - проговорил он своим обычным таинственным шёпотом.
- Пожалуйста, Калабица! - улыбнулся Бол, - Только, извините, я очень спешу.
- Я только на минуточку, минуточку, - пошептал Калабица и, взяв комиссара за рукав, отвёл комиссара в сторону, подозрительно огляделся по сторонам и спросил: - Господин комиссар, вы бы не могли мне дать эту пуговицу, которую я вчера нашёл? Я вам верну её через несколько часов.
- Пожалуйста! - удивлённо развёл руками Бол, - Только зачем она вам нужна?
- Тс-с!!! - испуганно произнёс Калабица, - никто этого не должен знать. Мне кажется, что я видел уже такие пуговицы на одном человеке, вот и хочу проверить.
Бол, с улыбкой покачав головой, достал из кармана пуговицу и протянул сержанту:
- Можете оставить её у себя, мне она вряд ли понадобится.
- Не, не, не!!! - испуганно замахал руками Калабица, - Она должна быть у вас. Я её вам верну сегодня же. Только никому не говорите, что вы мне её давали, ладно?
- Не скажу, Калабица, успокоил его Бол и торопливо направился к лифту. Пройдя несколько шагов, он на ходу обернулся и увидел, что маленькая фигурка сержанта уже скрылась за входной дверью.
Морис, Гренат и Микки давно уже были в сборе и ждали его.
- Ну что шеф? Очень ругал меня? - осведомился прежде всего Бол.
Морис ничего не сказал, а только укоризненно вздохнул и отвернулся к окну, где два матёрых воробья клевали друг друга за обладание самкой.
- Да, досталось вам порядком, - улыбнулся Гренат, отвечая на вопрос комиссара, - Он уже укатил в муниципалитет, а когда вернётся, грозы не миновать.
- Репортёры задержали со своим дурацким интервью, - проговорил Бол с такой небрежностью, как будто это было для него делом привычным, - А зачем его понесло в муниципалитет?
- Господин Крантан баллотируется в депутаты, - сказал Микки, с особым почтением произнося слово «депутаты», - Он поехал улаживать свои депутатские дела.
Микки принёс из соседней комнаты пару недостающих стульев, и они вчетвером открыли рабочее совещание, самое обычное совещание, которое ежедневно проводит любой комиссар со своими инспекторами, и любой инспектор со своими полицейскими. Но для Бола это было первым совещанием, которым он руководил, и он себя поймал на ощущении, что ему это очень приятно…
Выходит, ему приятен этот собственный кабинет, в котором они сейчас сидят, положение в обществе, деньги, власть над этими инспекторами? Значит, он изменил своим прежним идеалам? Ещё совсем недавно он презирал довольных и сытых, в том числе и своего знаменитого дядюшку, а теперь сам стал таковым, да причём, не без помощи этого самого дядюшки…
- Итак, что мы имеем? - спросил Бол и загадочно улыбнулся, подумав о таинственном окне над рестораном, о котором пока никто не знал, кроме него,
- Гренат, мне вчера сказал ваш человек, что вы торжественно поклялись или до утра найти убийцу, или подать в отставку.
Гренат смущённо улыбнулся и виновато развёл руками:
- Господин комиссар…
- Знаете что, ребята, перебил его Бол, - когда мы одни, называйте меня лучше по имени, а то я ещё не привык к этому почтенному «господину комиссару», он мешает мне работать.
- С удовольствием! - радостно согласился Гренат, - Тем более, что мне очень нравится ваше имя. Так вы знаете, Бол, я и вправду хотел уже уходить с этой работы, до того я расстроился, что мы его вчера упустили. Мы перевернули весь город…
Он достал записную книжку.
- Вот записано: за ночь мы задержали двадцать пять человек подозрительных и рассовали их по разным полицейским участкам. Но, боюсь, к данному делу ни один из них не причастен.
- По-твоему, убийца такой болван, что сразу пойдёт в кабак отмечать удачное убийство, - ухмыльнулся Морис.
- А помнишь, как мы сцапали этого Колинади? - вмешался в разговор Микки, - Он как раз и пошёл в ресторан, совершив убийство.
- Ну, это чистая случайность, - махнул рукой Морис, - К тому же он оказался психом. А нормальный бы так не стал делать.
- Но всё же проверить надо было, - сказал Гренат.
- Ну и что вы сделали с этим задержанными? - поинтересовался Бол.
- Пока ещё ничего, - ответил Гренат, - Впрочем, человек пять так и надо подержать, пока настоящего убийцу не найдём - иначе создаётся впечатление, что мы ничего не делаем. Ну, а других придётся отпустить.
- Подождите отпускать, предостерегающе поднял палец Бол, - Сперва узнайте, где они живут. Меня интересует, не живёт ли кто в этом доме, где мне повстречался убитый, то есть где-то над рестораном «Гибель Помпеи».
- Проверим, - согласился Гренат и продолжал: - Бол, мне говорили, что нашли какую-то пуговицу, Может эту линию и стоит разрабатывать?
Бол безнадёжно махнул рукой и скептически ухмыльнулся:
- Это ничего не даст, я уже думал. Пуговицу мог уронить кто угодно. Если же всё-таки предположить, что она принадлежала убийце, то встаёт вопрос: а почему именно в этот момент с него слетела пуговица? Почему не раньше и не позже?
- Пуговица могла слабо держаться, а когда убийца полез в карман за ножом, она и отскочила.
- По правде сказать, это мне не приходило в голову.
- Да нет, это маловероятно, - возразил Морис, - Пуговица могла отлететь только в этом случае, если бы она была на плаще, а убийца полез бы в карман пиджака, распахнув при этом плащ. Но эта пуговица от пиджака, я её вчера видел. А нож у него тоже лежал в пиджаке, во внешнем кармане, так что пиджак он не расстегивал, не лазил во внутренний карман, то есть никак его не оттопыривал.
- А почему это ты решил, что нож лежал во внешнем кармане? - удивился Гренат.
- Да, Морис, у вас какие-то странные догадки, ни на чём не обоснованные, - поддержал его Бол.
- Экспертиза установила, что рана нанесена лезвием самого обыкновенного перочинного ножа, - объяснил Морис, - А перочинные ножи носят обычно во внешнем кармане пиджака.
Гренат с Болом промолчали, как бы выражая этим своё согласие с Морисом. Потом Бол снова обратился к нему:
- А на квартире у убитого вы были?
- Был, господин комиссар, - ответил Морис.
Бол посмотрел на него с некоторой укоризной:
- Морис, мы же договорились, что для вас троих я просто Бол.
- Да нет уж, господин комиссар, вежливо, но твёрдо возразил Морис, - Мы с вами ещё не такие близкие друзья, и неизвестно станем ли вообще друзьями, так что уж позвольте обращаться к вам официально.
- Позволяю, Морис, - сухо проговорил Бол, что вызвало понимающую усмешку у Грената, и спросил опять: - С кем он живёт?
- Он сирота, господин комиссар. Воспитывался в сиротском приюте, а теперь живёт один… точнее, жил.
- С соседями говорили?
- Говорил, Они мне и назвали его дружков. Двое, как я уже говорил, имеют стопроцентное алиби, а этот Бурлеску…
- А, ну да, вы говорили, что он не ночевал, - вспомнил Бол.
- Совершенно точно, господин комиссар, - подтвердил Морис, - Как вы приказывали, я оставил в его квартире дежурить двух своих людей. Бурлеску заявился только под утро, пьяный. Где он был, не помнит. Говорит, что ночевал в каком-то подъезде, но в каком именно не помнит.
- Морис, а тебе не пришло в голову обыскать квартиру? - вмешался Гренат.
- У меня не было ордера. Да и потом, что это даст? Если он действительно убийца, то уж от ножа-то как-нибудь догадался избавиться.
- От ножа, но не от пуговицы, - заметил Гренат, - у него мог оказаться пиджак с такими же точно пуговицами. И если одной из них не хватало…
Бол обвёл присутствующих задумчивым взглядом и сказал:
- Гренат прав, надо было проверить. Морис, от моего имени попросите у прокурора ордер на обыск, возьмите людей и дуйте прямо к нему. И надо бы всё-таки уточнить, где он провёл ночь… Да, Морис, а где он живёт? Не над «Гибелью Помпеи»?
- Нет, господин Комиссар, совсем в другом конце города. А с чего вы взяли, что убийца обязательно должен жить в этом доме? Только из-за того, что вам там повстречался этот парень?
- Да так, Морис, есть у меня на этот счёт кое-какие догадки, - уклончиво ответил Бол, твёрдо решив до поры до времени никому не открывать самых сокровенных своих тайн. При этом, разумеется, он подумал о своих знаменитых литературных прототипах - комиссаре Мегрэ и Шерлоке Холмсе - которые только уже в самом конце раскрывали полностью свои великие тайны. Правд, когда он работал полицейским на Юге, там у комиссара не было никаких тайн от своих инспекторов и даже от них, рядовых полицейских. Но зато там и не было никаких загадочных убийств. В тех нескольких случаях, когда совершались убийства, всё было известно, и надо было только взять убийцу. Кстати сказать, он, Бол, участвовал в этих операциях только по той простой причине, что метко стрелял.
- Разрешите идти, господин комиссар? - спросил Морис, вставая.
- Идите, - разрешил Бол, - Подождите, Морис, дайте-ка мне на всякий случай адресок убитого, может пригодится.
- Третий квартал, улица Лебарба, пять, - ответил Морис, находясь уже в дверях.
Бол записал адрес в свой блокнот и повернулся к Микки:
- А вы у нас пока без дела?
- Да, господин комиссар, - ответил тот, виновато моргая.
- Тогда я вас попрошу взять на себя всю эту бухгалтерию. Надо же завести досье на это дело. Может, вы это сделаете вместо меня?
- С удовольствием, господин комиссар! - обрадовался Микки, которому представлялось гораздо более приятным возиться с бумагами, чем искать под дождём грязные пуговицы, хотя бы даже и с русалками, как было вчера вечером.
- А то мне хочется пройтись по городу, продолжал Бол, - Я уже столкнулся у вас с убийством, а города вашего совсем не знаю… Тут есть какие-нибудь музеи?
- Есть, господин комиссар, - ответил Микки, Художественная галерея… Ещё это, как его? Ну, где рыбы…
- Музей океанографии, подсказал Гренат, и они с Болом незаметно переглянулись.
- Во, во! - обрадовался Микки, - Океанская галерея.
Гренат, услышав это, громко рассмеялся и с явным презрением посмотрел на своего коллегу. Впрочем, Микки этого, кажется, не заметил, а потому продолжал:
- Ещё музей Галопо.
- А кто это? - спросил Бол.
- Это наш местный мультимиллионер, - сказал Гренат, - Лет двадцать тому назад перешёл в лучший мир, а наши власти выкупили у его безутешной вдовы, которая после него ещё трёх мужей сменила, этот особняк и превратили в музей.
- Он очень много сделал для нашего города, - вставил Микки, как будто совсем не замечая иронии в словах своего коллеги, - Вам, господин комиссар, обязательно надо посетить его музей.
Гренат снова обдал Микки презрительным взглядом и сказал насмешливо:
- Да, сделал он для нас чрезвычайно много! В его шахтах погибло несколько сотен человек, и для детей погибших он построил сиротский приют. Кстати сказать, наш убитый тоже воспитывался в этом приюте.
- Это вам Морис сказал? - спросил Бол.
- Да нет, я сам догадался, ухмыльнулся Гренат, - просто у нас нет другого приюта - один на всё Побережье.
В этот момент зазвонил телефон, и в трубке раздался негодующий голос Крантана:
- Чёрт возьми! Что это такое! Ещё никто и никогда не позволял себе манкировать совещания в моём кабинете. Я вам говорил вчера и повторяю ещё раз: при всём моём уважении к вашему дядюшке я не позволю вам так обращаться со мной. Боюсь, Бол, что нам в ближайшее время придётся расстаться… А конфиденциально могу довериться вам, что не только у вас есть там дядюшка. Как вы понимаете, без могучей протекции я бы вряд ли смог достичь столь высокого положения в обществе, и ещё неизвестно, кто сильнее - ваш дядюшка или моя тётушка. Так что берегитесь, Бол, я вас съем!
Как и в прошлый раз, шеф повесил трубку без всякого предупреждения, и Бол, облегчённо вздохнув, поглядел на Микки с Гренатом:
- Ну что ж, мальчики, давайте займёмся каждый своим делом. Вы, Гренат, побеседуйте ещё раз со своими задержанными, вы, Микки, посвятите себя литературному творчеству, ну а я поброжу по городу…
Бол встал, давая этим понять, что совещание окончено. Оба инспектора тоже встали и направились к двери.
- Да, Бол, чуть не забыл! - спохватился Гренат, уже находясь за дверью, - Вы мне не покажите эту загадочную пуговицу? А то все её видели, кроме меня.
- Пожалуйста! - развёл руками Бол и полез в карман, но тут же вспомнил, что отдал её Калабице, и сказал: - Я её, кажется, оставил в гостинице.
Пятая глава.
Бол вышел из Агентства и, рассеянно поглядывая по сторонам, неторопливо побрёл вдоль по широкой авеню Адмирала Каранти. От вчерашней непогоды не осталось ни следа, и в чистом, прозрачном небе светило солнце. Бол прошёл шагов пятьдесят и вдруг вспомнил, что окна кабинета шефа выходят как раз на это авеню. Он инстинктивно обернулся, испуганно поглядел на два средних окна на третьем этаже и торопливо свернул в боковую улочку.
Бол не знал в точности, что ему следует делать дальше, а потому решил побродить по городу. В конце концов, все три его помощника люди опытные - куда опытнее его самого! - и знают, наверное, что в таких случаях надо делать. Конечно, если бы появилась какая-то ниточка, ведущая к ресторану «Гибель Помпеи», тогда другое дело, тогда бы он знал, что делать - разматывать эту ниточку до победного конца. Но пока что, увы, у этой ниточки не было ещё даже и начала - где же тут думать о конце!
Бол прошёл бесцельно несколько сот метров, и вдруг ему почему-то вспомнился адрес убитого, который сообщил ему Морис: Третий квартал, улица Лебарба, 5. Но ведь сержант Калабица говорил, что и он живёт в Третьем квартале. Нет ли здесь какой-нибудь связи? Бол прошёлся ещё немного, осваивая эту новую мысль, а потом остановил проезжавшее мимо такси и сказал водителю, уже немолодому человеку с усталом лицом разгримированного актёра:
- В Третий квартал, пожалуйста. Улица Лебарба, пять.
Тот вместо ответа равнодушно пожал плечами и нажал на аселлератор. Бол с интересом поглядывал в окно, разглядывая город. Они проезжали по центральным улицам мимо многочисленных магазинов, кабаре, дансингов, мимо ультрасовременных церквей.
- А что старых церквей не осталось? - поинтересовался Бол.
- В прошлом году снесли последний костёл, - сожалеюще проговорил водитель, - Кто же пойдёт сейчас в старую церковь? Молодёжи подавай всё новое, современное…
Он иронически хмыкнул, очевидно имея в виду современную молодёжь, и спросил в свою очередь:
- А вы видно приезжий?
- Да, я с Юга.
- А зачем… - начал было водитель, но осёкся не полуслове и спросил совсем не то, что собирался спросить: - Ну и как там сейчас погода?
- Жарко, - ответил Бол и заулыбался, подумав о водителе. Тому, конечно, хотелось спросить, что понадобилось приезжему в Третьем квартале, где живут одни бедняки. Но у них в стране водителям очень не рекомендуется задавать клиентам лишних вопросов. Стоит только ему, Болу, пожаловаться хозяину таксопарка на этого шофёра, что он не в меру любопытен, и того сразу могут уволить. А, принимая во внимание его возраст и существующую в стране безработицу, ему вряд ли удастся устроиться на другую работу.
Между тем, поняв, что Бол не знает города, решил с его молчаливого согласия и в надежде на дополнительные чаевые взять на себя дополнителную роль экскурсовода. Впрочем, в Вестландии это практикуется, и во многих таксопарках водители проходят специальный курс.
- Театр Оперы, - говорил он, показывая на монументальное сооружение, мимо которого они как раз проезжали, - Построен в начале века. Мозаика Бантини… Самый большой Универсальный магазин на Побережье, архитектор Брэк… Особняк девятнадцатого века, роспись потолков выполнена известным художником Макатаном…
Бол, не привыкший ещё к своему новому обеспеченному положению, слушал его с некоторой тревогой и думал, во сколько ему могут обойтись все эти полезные сведения. Впрочем, скоро остались позади все достопримечательности, и они оказались как будто совсем в другом городе, а точнее даже в другом мире. Улицы, по которым они сейчас ехали, были грязными, запущенными, стены домов облупились. Да и домов-то в полном смысле этого слова было совсем немного - большую часть квартала составляли деревянные, наспех сколоченные бараки, настолько ветхие, что казались сооружениями не то, что девятнадцатого века, а скорее даже эпохи неолита, Конечно, и на Юге есть такие кварталы, и там хватает своих бараков, но ведь там зима тёплая, почти бесснежная, А пойди-ка поживи в таком бараке, когда на улице двадцать, а то и тридцать градусов, и все они ниже нуля!
Шофёр затормозил возле приземистого двухэтажного дома, на стене которого висела большая вывеска: «Гравёрная мастерская».
- Это и есть Лебарба, пять, сказал он и, получив свои чаевые, уехал довольный.
Бол остановился возле дома, обдумывая дальнейшие планы, Значит в этом доме и жил покойный Джек Каридис? Но кому и зачем понадобилось его убивать? Ведь при нём ничего не нашли, если не считать нескольких папиросок, начинённых наркотиком. Но ведь эти папироски здесь обычное дело, он бы отделался за них лёгким штрафом. Несомненно, он что-то знал…
Бол посмотрел машинально на дверь гравёрной мастерской и обратил внимание на табличку, извещавшую, что мастерская открывается в десять и закрывается в пять. Значит, когда Морис был здесь и опрашивал жильцов этого дома, мастерская была ещё закрыта, то есть другими словами, работники этой мастерской, наверное, единственные люди в доме, которых Морис не успел опросить, и теперь это следует сделать ему, Болу.
Комиссар открыл дверь и подошёл к мужчине средних лет, который низко наклонившись над столиком, что-то делал, очевидно, гравировал какую-то вещичку.
- Здравствуйте! - поздоровался Бол, - Вы здесь хозяин?
- И хозяин, и работник в одном лице, - ответил тот, поднимая голову, - У нас работы немного, так что меня одного хватает.
- Скажите, пожалуйста, - продолжал Бол, можно вам заказать дарственную надпись на пластинку?
- Пластинка у вас есть? - осведомился хозяин
- Нет, - развёл руками комиссар, - я на вас рассчитывал.
- Все на меня рассчитывают! - вздохнул гравёр, - Ну хорошо, напишите на бумажке текст и зайдите через недельку.
- Понимаете, какая штука, виновато улыбнулся Бол, у моей невесты сегодня день рождения, и я ей уже купил сумочку. А на эту сумочку хотелось прицепить пластинку с надписью. Так что, может быть, вы бы смогли её сделать прямо сейчас, при мне?
- Прямо сейчас?! - удивился хозяин и возбуждённо вскочил со стула, - Я вижу, молодой человек, вы совсем не знаете нашей работы. Вы считаете нас, гравёров, простыми ремесленниками, А ведь наша работа это искусство. Вы когда-нибудь слышали о великом Бенвенутто Челлини? Он был скульптором и писателем, но преимущественно гравёром и ювелиром… Интересно, как бы он прореагировал, если бы, допустим, в один прекрасный момент к нему явился Франциск I и попросил бы за пару часов сделать свою знаменитую солонку? Я уверен, великий маэстро, обладавший к том уже на редкость вспыльчивым нравом, просто-напросто заколол бы его кинжалом… Ваше счастье, молодой человек, что я не Бенвенутто, а вы не Франциск.
Хозяин мастерской, явно удовлетворённый собственной тирадой, сел успокоенный на своё место и взял со стола пуговицу, над которой он до этого трудился, В этот момент в окно заглянуло солнце, и пуговица заиграла всеми цветами радуги. Бол вдруг подумал, что где-то уже видел эту пуговицу, но не придал этому особого значения и продолжал:
- Извините, конечно, если я вас обидел. Я вас очень хорошо понимаю, потому что сам некоторым образом принадлежу к этому миру, я, так сказать, поэт.
- Поэт?! - воскликнул гравёр в полном восхищении снова возбуждённо вскочил, - Что же вы сразу не сказали… Ну, попробую исполнить вашу просьбу. Садитесь, пожалуйста.
Гравёр отодвинул на край стола свою пуговицу, и на её обратной стороне мелькнуло что-то чёрное, что ещё укрепило Бола в его смутных подозрениях относительно этой пуговицы.
Всю эту историю с днём рождения своей невесты и с пластинкой Бол выдумал только для того, что бы иметь возможность подольше посидеть здесь и спокойно порасспросить хозяина, не вызывая у него подозрений. Конечно, можно было бы прямо заявить, что он из полиции, но тогда этот человек не расскажет и половины того, что может рассказать в частной беседе.
Гравёр подобрал для Бола серебряную пластинку, вооружился нужным инструментом и принялся за дело.
- Быть поэтом это очень благородно, - заговорил он опять, - Вы публикуетесь?
- Да, у меня уже вышло несколько книжек, - сказал Бол, - Но меня ещё почти никто не знает, и я мало зарабатываю своими стихами.
- И всё равно это очень благородно. Лучше быть нищим поэтом, чем каким-нибудь почтенным буржуа, а другими словами, жуликом.
- А вы здесь, наверное, тоже очень много имеете? – поинтересовался Бол и с некоторым призрением подумал о себе: с тех пор, как он стал комиссаром, его всё больше и больше начинает интересовать материальная сторона жизни. Хорошо, что здесь нет Карины - она бы, несомненно, возмутилась этим повышенным интересом к деньгам.
- Какие тут заработки! - насмешливо махнул рукой гравёр, - Еле-еле свожу концы с концами.
- А почему же вы обосновались здесь? Вы бы ведь могли открыть свою мастерскую в богатом квартале, там бы у вас была совсем другая клиентура.
- Совесть не позволяет, молодой человек, - вздохнул гравер, продолжая колдовать над пластинкой, - Ведь кому-то надо работать и здесь. Вы знаете, что во всём нашем квартале нет ни одной больницы, ни одного кинотеатра, ни одного приличного магазина - одни мерзкие пивнушки…
- Что поделаешь, рабочий квартал, - понимающе отозвался Бол.
- Формально рабочий, а фактически безработный, - ухмыльнулся в ответ хозяин, - А чем эти люди хуже других? Только тем, что у них нет денег, нет связей…
- Вы, наверное, коммунист? - спросил Бол.
- Сам я нет, но сочувствую коммунистам. Мой отец во время войны участвовал в Сопротивлении и погиб в Освенциме, так что у меня есть все основания сочувствовать коммунистам и ненавидеть буржуев.
В комнате, где они сидели, была открыта дверь в другую комнату, видно, спальню, потому что там, в углу стояла кровать.
- А вы женаты? - спросил Бол.
- Был женат. Она не вынесла такой жизни и ушла от меня вместе с детьми… Но что я могу сделать? Вы поэт и должны понять меня - не могу я поступиться своими идеалами, своими принципами. Даже ради благополучия своих близких.
Хозяин нахмурился и замолчал. Бол тоже нахмурился, снова подумав о себе. Он-то поступился. И принципами, и идеалами, и, наверное, совестью. Ради денег, ради отдельного кабинета, ради сомнительного успеха в сомнительном обществе он теперь готов на всё. Вот ему сейчас жаль этого гравёра, который живет в бедности. А ведь, скорее, тот может пожалеть его, Бола, потому что не гравёр, а именно Бол оступился в жизни…
- Я слышал, в вашем доме человека убили? - спросил Бол, решивший, наконец, приступить к делу.
- Да, мне уже говорили, - отозвался гравёр, - Я сегодня у сестры ночевал, так что только утром об этом узнал. Я, по правде сказать, и знаком с ним почти не был, только шапочно. И убили его не здесь, а совсем в другом месте, просто жил он здесь.
Болу хотелось выяснить главным образом, не имеется ли какая-то связь между убитым и сержантом Калабицей, ради чего, собственно, он и приехал сюда: ему показалось несколько подозрительным, что оба они из одного квартала… Но как теперь поступиться к этой теме, он не знал.
- Наверное, уже из полиции приезжали? - спросил опять Бол, осторожно прощупывая зыбкую почву.
- Приезжали, - подтвердил хозяин, - Только меня ещё не было, к счастью - очень уж не люблю я иметь дело с этими субъектами… Впрочем, - улыбнулся он, - и среди них попадаются неплохие люди. В нашем районе живет один полицейский сержант, некий Калабица, очень милый человек.
Бол, услышав это имя, оживленно встрепенулся и собрался уже развить эту тему, но как раз в этот момент гравер нанес последний штрих на пластинку и протянул её Болу:
- Ну вот, молодой человек. С Вас четырнадцать пент.
- Большое спасибо, - поблагодарил Бол и, расплатившись, вышел из мастерской, зачем – то оглянулся ещё раз на вывеску и в задумчивости направился к автобусной остановке, поскольку поймать в этом неимущем квартале такси не было никакой надежды.
Всё – таки, что за пуговица лежала на столе у гравёра? Неужели та самая, которую нашёл Калабица? Обе они из перламутра, обе инкрустированы с одной стороны. Но что именно изображено на этой пуговице, Бол не разобрал. Конечно, это может оказаться не русалкой, а чем-то совершенно другим, и эти две пуговицы, возможно, не имеют друг к другу никакого отношения…
В этот момент ему на пути попалась одна из тех «мерзких пивнушек», о которых ему только что говорил гравер. Бол, вспомнил, что ещё ни разу не пробовал местного пива производства «Франтус и К», а потому стал храбро спускаться по покосившимся ступенькам, пока не оказался в грязном и полдутемном подвальчике, где дебелая хозяйка в засаленном платье торговала пивом. Он взял пару кружек пива, тарелку дешёвых раков и, расположившись за крайним столиком, снова принялся размышлять о злополучной пуговице. Убитый и гравёр живут в одном доме, а Калабица знаком с этим самым гравёром и сегодня утром попросил у Бола эту самую пуговицу…
Пиво оказалось совсем неплохим, гораздо лучше, чем он думал, и Бол медленно потягивал его и благодушно поглядывал по сторонам. И вдруг его осенило, и он путём обычных своих умозаключений сумел связать воедино все звентя этой, казалось бы, странной цепи. Несомненно, это одна и та же пуговица. Калабица, сказал, что видел у кого-то такие же пуговицы, но это неправда. Просто он решил показать эту пуговицу знакомому гравёру, который живёт в одном доме с убитым: может быть, он, гравёр, видел такие пуговицы на ком-нибуть, кто был связан с убитым… Правда, когда Бол вошёл в мастерскую, ему показалось, что хозяин что-то делает с этой пуговицей. Но, наверное, он ошибся - тот её просто рассматривал. Бол пришёл в такой восторг от собственных догадок, что даже стукнул пустой кружкой по столу и, разумеется, разбил её.
- Хулиган! Алкоголик! – взвилась хозяйка и, проворно выскочив из-за стойки, стала грозно надвигаться на комиссара: - А ну плати, пьяная рожа!
- Я заплачу за ущерб, только никто не давал вам права меня оскорблять, - возмутился Бол.
- Чего??? - возмутилась она, - Ещё благородным прикидывается!
На её крик вышел из задней двери пожилой мужчина огромного роста, видимо, её муж или любовник, и стал медленно приближаться к ним, воинственно поглядывая на Бола. Тот сообразил, что всё это может кончиться мордобоем, а потому торопливо полез в карман и протянул мужчине своё удостоверение. Тот, ознакомившись с его содержанием, как будто переменился в лице, расплылся в извиняющейся улыбке и, схватив хозяйку за рукав, грубо оттащил её от комиссара, при этом порвав ей платье.
Бол, забыв даже расплатиться за разбитую кружку, вышел на улицу и направился к автобусной остановке.
Шестая глава.
Когда Бол подходил к Агентству, то заметил, как дёрнулась занавеска на одном из окон в кабинете шефа, а потому подготовился к очередному нагоняю. И действительно, едва он переступил порог своего кабинета, как раздался телефонный звонок.
- Я надеюсь, вы уже спустились с заоблачных высот на грешную землю? - насмешливо проговорил шеф.
Бол сразу догадался, что тот имеет в виду, но конечно не подал виду. Значит ему успели доложить, что он, Бол, собирался осматривать музеи. Когда он разговаривал о музеях, в кабинете были только Микки с Гренатом. Значит кто-то из них двоих является соглядатаем, личным шпионом господина Крантана. Если бы это был Гренат, то у него, конечно, хватило бы ума не сообщать шефу о такой мелочи, не имеющей никакого отношения к делу. Следовательно, это Микки. Бол мысленно выругался в его адрес и притворился, что не понимает, о чём речь:
- Извините, господин Крантан, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду?
- Ладно, Бол, не будем отвлекаться и перейдём к делу. Что там у вас нового?
- Пока ничего, господин Крантан.
- Но ведь вы что-то делаете? Вы же не только…
Он без сомнения хотел сказать: «Вы же не только ходите по музеям». Но этим бы он разоблачил своего верного шпика Микки, а потому во время осёкся на полуслове.
- Чего не только, господин Крантан? - наивно спросил Бол.
- Ничего, Бол… Ну, говорите, говорите! Я жду от вас отчёта в проделанной работе.
- Всё идёт по плану, господин Крантан, - успокоил его Бол, - Морис занимается связями убитого, Гренат по моему заданию устроил вчера облаву и задержал несколько подозрительных, а сейчас разбирается с ними. Микки составляет досье на это дело…
Бол подумал, что шеф станет его сейчас за это ругать: вести дела должен сам комиссар, а не инспекторы, Но тот, услышав это, наоборот, обрадовался:
- Правильно сделали, Бол, молодчина! Это как раз по нему - у Микки каллиграфический подчерк, даже лучше, чем у моей секретарши. А потом, Бол, у него очень слабое здоровье, так что вы уж, пожалуйста, не загружайте его трудной работой. Это моя личная просьба, Бол.
- Я постараюсь, господин Крантан, - смиренно ответил Бол, подумав, что теперь уже не остаётся никаких сомнений, что Микки является его «доверенным лицом».
- Ну и поторапливайтесь, Бол, - продолжал шеф, - Мы не можем целый год заниматься этим «голубем», тогда нас ястребы заклюют.
- Шеф засмеялся, видимо, очень довольный своей шуткой, и сказал на прощание:
- Ну, желаю удачи, Бол. Если появится какой-то проблеск, немедленно звоните мне.
Едва Бол повесил трубку, как раздался стук в дверь, и в кабинет вошёл сияющий Гренат.
- Знаете, Бол, нам необыкновенно повезло. Я сам допрашивал задержанных и один из них раскололся…
- Он убил Джека Каридиса??? - воскликнул Бол вне себя от радости.
- Да нет, к этому делу он никакого отношения не имеет. Но он оказался причастным к нескольким нераскрытым квартирным кражам, которые висят на нас уже года четыре. Сколько мы себе из-за этого нервов потрепали!
- А как же вы его раскололи? - удивился Бол.
- Он был уверен, что мы его взяли за эти кражи и сейчас же учиним у него обыск. А поскольку у него полная квартира товара, то он счёл за лучшее заговорить первым… Бол, давайте прямо сейчас позвоним шефу, порадуем старика.
- Пожалуйста, Гренат, - сказал Бол, подвигая ему телефон, - Вы его поймали, вам и карты в руки.
Гренат принялся набирать номер, но там было занято. В ожидании, пока он освободится, он сказал, возвращаясь к этой же теме:
- Вы знаете, Бол, этот жулик всему городу мозолил глаза, нам из-за него столько досталось! Я уверен, шеф нам теперь простит, если мы даже не найдём этого убийцу.
- Почему не найдём? Найдём, - уверенно возразил Бол, подумав о загадочном окне над рестораном «Гибель Помпеи». Которое обязательно должно было навести на след.
- Да? - удивился его уверенности Гренат, - А что-нибудь уже есть?
Бол неопределённо пожал плечами:
- Кое-что. Хотя пока и очень мало.
- Бол, а Вы не забыли, что обещали познакомить меня с какой-нибудь южаночкой? - переменил тему инспектор.
- Познакомлю, Гренат, - улыбнулся Бол и в который уже раз подумал о своей Карине…
Они занакомы уже шесть лет, но Бол до сих пор никак не разберется в их отношениях… Однажды на выставке молодых художников Юга Бол задержался возле одной картины, и к нему тут же подскочила тоненькая девочка лет шестнадцати и спросила, улыбаясь:
- Нравиться?
- Очень, - ответил Бол.
- Это моя картина, сказала она видимо, очень довольная этим первым успехом.
Потом оказалось, что она читала его стихи, и у неё даже есть его первая книжка.
- По-моему, вы очень талантливы, - сказала она, когда после выставки он пошёл провожать её домой, - Это не только моё мнение, я это от многих слышала.
Бол грустно вздохнул, вспомнив это далекое счастливое время и, решив не не растравливать себя попусту совершенно ненужными воспоминаниями, посмотрел на Грената и спросил деловито:
- Так Вы как настроены? Будете заниматься своим жуликом или хотите помогать нам в розыске убийцы?
Гренат неопределенно пожал плечами:
- Мне все равно, как вы скажете.
- Ладно уж, - улыбнулся Бол, - Я вижу, Вы не хотите упускать своего счастья, так что занимайтесь уж своим жуликом. Мне пока хватит Мориса и Микки, тем более, что основную работу я провожу сам.
- Да? - удивился Гренат, - А в чём же она заключается, если не секрет?
- В размышлениях, - ответил Бол, - Только не говорите шефу, он, по-моему, категорически против всяких умозаключений в нашей работе.
- Ясное дело! - ухмыльнулся Гренат, - Всякий дурак считает ум чем-то совершенно лишним, даже мешающим в работе.
Бол засмеялся и сказал:
- И все-таки, не смотря на этот маленький недостаток, он в общем-то неплохой человек.
Гренат снова ухмыльнулся, но теперь уже с явной злостью:
- Конечно, он добрый. Если вы заболеете, и у Вас не будет денег на лечение, Крантан может Вам выложить из своего кармана. . Он многим помогал, и у нас его многие любят. Но вместе с тем он дурак и тупица. И вот этот дурак, именно благодаря своей глупости, занимает такое высокое положение в обществе. А вот вы с вашим интеллектом никогда не поднимитесь выше комиссара. Да даже и с этой должности можете в любую минуту соскочить, если будете чересчур уж усердно обнаруживать свой ум…
Гранат хотел что-то добавить, судя по всему столь же бунтарское, как и все предыдущие его слова, но в этот момент в дверь постучали, и вошёл инспектор Микки.
- А, Микки! - радостно воскликнул Бод, - А мы с Гренатом как раз беседовали о проблемах социальной несправедливости. Как вы думаете, Микки, почему у нас одни богатые, а другие бедные?
Ясное дело, почему, - охотно отозвался Микки, - Это всё русские виноваты. Если бы не они, Мы бы все были богатыми. Сколько мы тратим на вооружение, чтобы быть готовыми к отпору агрессии! А кто этот агрессор, как не русские. Если мы будем плохо вооружены, русские танки нас раздавят в двадцать четыре часа.
- Да, Микки, вы совершенно правы, - согласился Бол и незаметно подмигнул Гренату.
Но тому, видно, совсем не хотелось разыгрывать наивного дурочка, как это из вежливости делал Бол, а потому он спросил, презрительно глядя на Микки:
- А в том, что кругом одни дураки, тоже русские виноваты?
- Ну, это уж я не знаю, об этом надо спросить у самих дураков, - серьёзно ответил Микки.
- Вот вы мне как раз и напомнили, что надо позвонить шефу, - весело сказал Гренат и стал набирать номер.
Бол негромко, чтобы не мешать ему, обратился к Микки:
- Ну, как успехи, Микки?
- Всё сделал, как вы велели, господин комиссар. Завёл протокол, все листы подшил скоросшивателем.
- А поля не забыли оставить? - пряча улыбку, осведомился Бол.
- А как же, господин комиссар! - ответил Микки, удовлетворённо улыбнувшись своей предусмотрительности, - Как же можно без полей! А если какие заметки потребуются сделать или там примечания…
- Молодец, Микки! - похвалил его Бол и, вспомнив просьбу господина Крантана, сказал: - Пожалуй, сегодня вы мне больше не понадобитесь, так что отпускаю вас до завтра.
- Вот спасибо, господин комиссар! - обрадовался Микки, - А то мне как раз домой нужно. У жены день рождения, надо по магазинам походить, подготовиться к приёму гостей.
Бол посмотрел на Грената, который возбуждённо-радостным голосом докладывал щефу о задержании «своего» жулика, и имея все основания предполагать, что этот разговор затянется ещё надолго, спросил от нечего делать у Микки:
- Сколько же лет исполняется вашей супруге, если не секрет?
- Для вас она уже старовата, господин комиссар, - пошутил Микки, и оттого, что шутить он не очень привык, немного разволновался и чаще заморгал, - Сорок три года, как и мне.
- А дети у вас есть?
- Двое, господин комиссар - мальчик и девочка, - Микки подозрительно покосился на Грената, который продолжал разговаривать по телефону, и наклонившись к Болу, зашептал ему чуть ли не в самое ухо: - Вот с дочкой я вас могу познакомить.
- Большая? - поинтересовался Бол.
- Скоро восемнадцать, - по-прежнему шёпотом ответил Микки. Затем посмотрел на комиссара с какой-то задумчивой неопределённостью, как бы оценивая его стоимость, и добавил: - А знаете что, господин комиссар, приходите сегодня вечером к нам, как раз и познакомлю вас с дочкой.
Бол посмотрел на сизый и мясистый инспекторский нос, представил себе его дочку, копию отца, и проговорил извиняющимся тоном:
- Спасибо, Микки, лучше как-нибудь в другой раз. Сейчас у меня, сами понимаете, какое настроение. А пока вы ей передайте от меня привет.
- Обязательно передам, господин комиссар, - ответил Микки и направился к двери. На радостях он даже забыл попрощаться и, уже выйдя, просунул голову обратно в дверь и сказал: - До свидания, господин комиссар!
- До свидания, Микки!
После разговора с шефом Гренат, сияющий, повернулся к Болу:
- Знаете, как он обрадовался! Пообещал всем нам выделить акции этих пивоваров.
- Даже, если мы не поймаем убийцу?
- Подумаешь! - беззаботно махнул рукой Гренат, - Убили какого-то там ничтожного «голубя», к тому же сироту, так что некому поднимать шум. И потом, когда один сообщник убивает другого, это называется сведением счётов, и полиция в это никогда не вмешивается.
- А что же шеф так разволновался из-за этого дела? - удивился Бол.
- Потому что при этом убийстве присутствовали вы, это несколько меняет дело. Но всё равно это ерунда! Шеф из-за этого дела больше для виду понт поднимает. А вот мой вор угрожал лучшим семействам нашего города, в том числе самому Крантану… Да, Бол, чтобы не забыть! Я слышал ваш разговор с Микки, хотя эта старая лиса и пыталась скрыть его от меня. Знаете, Бол, его дочка отличная девчонка - высокая, стройная, синеглазая… Класс! Так что советую не упускать случая.
- Правда? - удивился Бол, - Значит не в отца пошла…
- В мать. Между прочим, он хоть и сказал вам, что она для вас старовата, а на самом деле женщина ещё в порядке - высокая, как дочь, только покрупнее, посильнее… Меня он и на километр не подпускает к своему семейству, опасаясь за нравственность дам.
Гренат улыбнулся какой-то неожиданной мысли, пришедшей ему вдруг в голову, и сказал, оживляясь:
- Бол, прошу вас, обязательно познакомьтесь с ней. А тогда через вас я бы и к матери подобрался, если, конечно, вы не слишком дорожите честью своей будущей тёщи.
Они оба весело рассмеялись, и Гренат поднялся и потянулся, разминаясь после долгого сидения.
- Ну, пойду заниматься своим жуликом. Ну, мы ещё, наверное, увидимся сегодня, так что не прощаюсь… А Микину дочку не упускайте, такие встречаются только раз в жизни.
Гренат вышел, и Бол с улыбкой посмотрел ему вслед и удивлённо подумал, какой у него феноменальный слух. Микки шептал ему в самое ухо, а Гренат сидел довольно далеко от них, да к тому же ещё громко разговаривал в это время по телефону и всё-таки во всех подробностях слышал их разговор. Вот если бы Микки обладал подобным слухом, он бы наверняка нашёл ему полезное применение. А Гренат, скорее всего, использует это главным образом для того, чтобы узнать, что говорят о нём знакомые женщины. Наверное, поэтому он до сих пор не женат…
Зазвонил телефон, и Бол, сняв трубку, услышал взволнованный голос Мориса:
- Господин комиссар, я тут раскопал кое-что, то что вы просили. У этого Бурлеску кузина живёт над рестораном «Гибель Помпеи».
- Правда?! - обрадовался Бол, - В какой квартире? Я прямо сейчас туда поеду.
- В сто девятнадцатой квартире, на третьем этаже.
- Спасибо, Морис! А вы что сейчас делаете?
- Да я всё с этим Бурлеску вожусь. Он припомнил подъезд, в котором провёл прошлую ночь, вот я теперь и хочу разузнать, правду ли он говорит.
- Ну ладно, Морис, продолжайте в том же духе, а я займусь его кузиной… Да, а как её зовут?
- Мадам Драч, господин комиссар.
- Молодая?
- Сравнительно. Лет пятьдесят с небольшим.
Бол засмеялся и, чтобы скрыть это от Мориса, быстро повесил трубку. Ну вот и появилась, наконец, эта путеводная нить! Да она и не могла не появиться, потому что он всё рассчитал, потому что он узрел эту ниточку, когда её ещё и в помине не было. Вот, что значит умозаключения! Вот, что значит интеллектуальный метод расследования!
Бол, довольный собой как никогда, быстро оделся и спустился в лифте на первый этаж. Когда он, насвистывая себе под нос какую-то весёлую мелодию, шёл к выходу, ему навстречу снова вынырнул откуда-то сержант Калабица и протянул пуговицу:
- Спасибо, господин комиссар, - таинственно зашептал он, - Только обознался я, у того человека другие пуговицы.
Бол сунул пуговицу в карман и пошёл дальше, но Калабица снова остановил его и произнёс прежним шёпотом:
- Господин комиссар, её надо оставить в ящике письменного стола в вашем кабинете.
- Это ещё зачем? - удивился Бол.
- Тс-с! Так положено. Если кто-нибудь узнает, что вы таскаете в кармане вещественные улики, это может дойти до Крантана, и вам не поздоровится.
- Ну, хорошо, Калабица, когда я вернусь, то положу её в ящик.
- Не, не, не, господин комиссар! - испуганно проговорил Калабица и вежливо, но настойчиво остановил Бола за рукав, - Это надо сделать немедленно, а то будет поздно
- Не говорите глупости, Калабица! - уже раздражённо ответил Бол, пытаясь высвободить свой рукав, но сержант держал его крепко. Болу всё это показалось до нелепости смешным, но не бороться же ему с этим сержантом! Кругом люди, ещё кто увидит, смеяться станет. Так что он рассерженно посмотрел на Калабицу и сказал: - Ну ладно, Бог с вами, я вернусь и положу пуговицу.
Калабица отпустил его, и Бол направился к лифту. Интересно, какая она, эта мадам Драч? Бол вдруг сообразил, что даже не спросил у Мориса, чем она занимается. Впрочем, он сейчас сам обо всём узнает…
Когда Бол клал пуговицу в ящик своего письменного стола, то ему показалось, что перламутр имеет несколько другой рисунок, чем раньше. Но мысли Бола были заняты сейчас исключительно мадам Драч, и ни о чём другом, он просто не мог думать. А потому, не обратив никакого внимания на эту мелочь, он спрятал пуговицу, задвинул ящик на место и снова направился к двери.
Когда Бол вышел из Агентства и торопливо шёл к автобусной остановке, его нагнал Калабица.
- Господин комиссар, - зашептал он, - вы уж не обижайтесь на меня. Я подумал, вам может достаться из-за этой пуговицы, а я буду виноват. Если бы я её у вас утром не взял, она бы уже лежала у вас в столе. А я…
- Извините, сержант, - перебил его Бол, - я сейчас очень спешу и, кроме того, мне надо кое-что обдумать по дороге, так что до свидания.
- До свидания, господин комиссар! - радостно ответил Калабица, видимо, нисколько не задетый его резким тоном.
Седьмая глава.
Бол проехал несколько остановок на автобусе и вышел как раз против ресторана «Гибель Помпеи». Впрочем, он ведь собирался идти пешком, что бы подготовиться к этой встрече и всё обдумать по дороге. Этот чёртов Калабица спутал все его планы. Бол уже начал жалеть, что вчера позаботился о нём - теперь тот из кожи лезет вон, чтобы доказать свою преданность, и этим только мешает ему.
Только-только начало смеркаться, и наиболее ревностные поклонники электричества поспешили включить свет. Широкие окна «Гибели Помпеи» тоже озарились манящими огнями. В витрине была выставлена клетка с парой живых кроликов, которые преспокойно жевали капусту и всем своим безмятежным видом как бы нейтрализовали зловещее название ресторана. Бол остановился возле них и, делая вид, что рассматривает зверьков, на самом деле стал мысленно готовиться к предстоящей встрече.
Итак, согласно его версии, Бурлеску должен был вчера вечером находиться у своей родственницы и сидеть у раскрытого окна, наблюдая за своим сообщником Джеком Каридисом, который прямо под окном торговал наркотиком. Бурлеску слышит разговор Бола с Джеком, видит, как его сообщника ведут в полицейский участок и, опасаясь каких-то разоблачений, выскакивает из дома, догоняет их и убивает Джека ножом… Но как это всё доказать? Как вырвать признание у мадам Драч?
Так и не придя ни к какому определённому решению, Бол вошёл в нужный подъезд, поднялся на третий этаж и позвонил в сто девятнадцатую квартиру. И едва успел он дотронуться до звонка, как дверь широко отворилась, и на пороге показалась средних лет женщина - высокая, статная и с удивительно сохранившейся спортивной фигурой. Очевидно, она ждала кого-то другого, а потому уже сияла готовой улыбкой и по инерции широко распахнула руки. Но поняв, что перед ней совсем не тот, кого она ждала, мадам Драч нахмурила длинные искусственные брови и спросила недовольно:
- Что вам угодно? Я вас не знаю.
- Я из полиции, сказал Бол, протягивая ей своё удостоверение, - По поводу вашего родственника Бурлеску.
- Опять этот Бурлеску! - поморщилась она, стоит ему что-то натворить, как сразу бегут ко мне, хотя мы с ним совсем уже давно-давно чужие люди.
- И всё-таки, мадам, мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, - сказал Бол, - Не беспокойтесь, я вас долго не задержу.
- Ко мне с минуту на минуту должна прийти клиентка. Если она заставит у меня полицейского…
- Это ей совсем не обязательно знать, - успокоил её Бол, - Скажите ей…
- Ну хорошо, проходите, с неохотой согласилась хозяйка, слегка посторонившись и пропуская гостя, - На всякий случай вы мебельный маклер и пришли предложить мне старинное кресло эпохи… Ну, допустим, эпохи Юлия Цезаря.
- Неужели ещё что-то сохранилось от Юлия Цезаря? - удивился Бол, раздевшись в прихожей и следуя за хозяйкой по широкому коридору, густо заставленному старинной мебелью.
- А разве он жил так давно? - с беспокойством спросила мадам Драч.
- Да где-то около двух тысяч лет тому назад, - ответил Бол, пряча улыбку.
- Святая Дева Мария! - испуганно схватилась она за голову, - Ну тогда… Ну сами что-нибудь придумаете.
Они прошли в гостиную, так плотно заставленную старинной мебелью, как и коридор, и Бол догадался, что просто хозяйка квартиры коллекционирует старинную мебель, как коллекционируют картины и марки - у каждого свои странности. Мадам Драч усадила комиссара на какой-то древний диван, сама села рядом и спросила:
- Ну что он там натворил?
- Вчера вечером убили его сообщника, некоего Джека Каридиса, и у Бурлеска нет твёрдого алиби, Я пришёл узнать, не был ли он у вас вчера около полуночи?
Бол умышленно не сказал, что убийство произошло возле её дома, так что если бы оказалось, что Бурлеску находился вчера у неё, то явилось бы уже не алиби, а, наоборот, уликой. Конечно, это подло с его стороны задавать такие каверзные вопросы, но что поделаешь, если ты комиссар полиции - на этой собачьей должности без подлости ему, видно, не обойтись.
- Что вы! - возмущённо всплеснула руками мадам Драч, - Я этого подонка к себе и на порог не пускаю. Мы с ним виделись в последний раз лет шесть назад на похоронах его отца, а моего дяди, кстати сказать, такого же пропойцы.
Пользуясь своим служебным положением, Бол бесцеремонно разглядывал хозяйку. Было что-то необыкновенно притягательное в сочетании её немолодого лица с глубокими морщинами, замазанными каким-то густым косметическим раствором, и этого совсем молодого сильного тела.
- Простите, мадам Драч, вы кто по специальности? - спросил Бол
- А вы разве не знаете? - очень удивилась она, - Я массажистка и, надо сказать, что моими клиентами являются очень почтенные люди. Как раз сейчас ко мне должна пожаловать супруга нашего мэра.
- А разве вы сами не ходите по визитам? - удивился Бол, продолжая рассматривать её и думать о причине её привлекательности.
- Когда как, - пожала она плечами, - В данном случае, только это сугубо между нами, она сама предпочитает наносить мне визиты, потому что её супруг мэр страшный бабник и льнёт буквально к каждой юбке.
При этих словах массажистка слегка порозовела, и Бол догадался, что она тоже входит в число этих юбок, что, по мнению, было ничуть неудивительно. Бол оглядел её ещё раз и, наконец-то, понял, в чём её сила. Просто её старое, некрасивое лицо исключает всякую нежность, всякую платоническую любовь, и от этого физическое влечение к её здоровому, молодому телу только выигрывает, становится сильнее, лишённое платонической примеси.
Бол встал и подошёл к окну. Как он и предполагал, оно выходило на авеню Адмирала Каранти и находилось как раз над тем местом, где ему вчера повстречался это парень. Окно было плотно закрыто и тщательно промазано давно уже иссохшей замазкой - видимо, хозяйка опасалась, что свежий воздух двадцатого века может повредить её старинной мебели. Бола это обстоятельство немного смутило: раз окно замазано, то его не могли вчера открывать. Впрочем, не исключено, конечно, что Бурлеску и не слышал их разговора, а сидел у закрытого окна и только увидел, что сообщника забрали.
- Вы одна живёте? - поинтересовался Бол, снова усаживаясь рядом с хозяйкой на диван.
- Да. Дочь замужем и живёт в другом городе.
- А ваш муж… умер?
- Жив. Что ему сделается!... Просто нашёл себе помоложе.
Бол наклонился над спинкой дивана и осторожно потрогал кончиком пальца искусную витиеватую резьбу.
- Ничего особенного, небрежно заметила массажистка, - обыкновенный «вампир», хотя мне это всучили, как «Людовика XVI-го».
- Ну, «вампир» тоже неплохо, - сказал Бол, нарочно повторяя её ошибку, чтобы не смущать её, и опять спросил, возвращаясь к делу: - А ваш кузен никогда не звонит вам по телефону?
- Бывает, - с неохотой призналась она, - Деньги клянчит.
- Но если бы ему в этом постоянно отказывали, он бы, наверное, и не звонил, - сказал Бол, хитро прищурившись.
Массажистка растерянно посмотрела на гостя:
- Ну хорошо, хорошо, не буду врать, иногда я его выручаю деньгами, всё-таки родственник. Но сюда он никогда не заходит, мы с ним встречаемся в городе.
- Мадам Драч, - сказал Бол, озабоченно нахмурившись, чтобы тем самым изобразить на своём лице всю серьёзность положения, - Я вам повторяю ещё раз, что вчера вечером убили сообщника вашего кузена, а поскольку у Бурлеску нет надёжного алиби, ему грозят очень большие неприятности.
Говоря эту ложь, Бол снова почувствовал, как ему это неприятно, но в то же время и осознал всю неизбежность этой лжи при его теперешнем положении полицейского комиссара.
Массажистка на минуту задумалась, нервно закусила губу, как бы производя в своём уме какие-то сложные расчёты, и уже хотела что-то сказать, но в этот момент в прихожей раздался звонок.
- Это она! - испуганно - почтительно вскрикнула мадам Драч и, проворно вскочив с дивана, побежала открывать.
Бол посмотрел ей вслед и подумал, что она скрывает, что Бурлеску бывает у неё по одной простой причине: если кто-нибудь пронюхает, что её посещают такие сомнительные типы, как её кузен, это может отразиться на её репутации. А для массажистки, которая занимается частной практикой, репутация это всё.
Из передней донеслись оживлённые голоса, и через пару минут в гостиную неторопливо вплыла полная дама средних лет. Бол насмешливо взглянул на её выпирающие отовсюду телеса и подумал, что уж ей-то массаж совершенно бесполезен.
- Знакомьтесь, мадам Вирне, - заискивающе прощебетала хозяйка, - Этот господин занимается мебелью, и пришёл предложить мне кресло эпохи…
- Эпохи Юлия Цезаря, - подсказал Бол, видя, что она замялась.
Массажистка решила, что комиссар нарочно выставляет её невежество напоказ, и, дико покраснев, с негодованием посмотрела на Бола. Но мэрша, совершенно не замечая всех этих тонкостей, проговорила восторженно:
- Что вы говорите! Ведь Юлий Цезарь это, кажется наполеоновский маршал?
- Совершенно верно, мадам, - вежливо склонил голову комиссар.
- И сколько же вы за него просите?
- Пятьсот пент, - ответил Бол, наугад называя первую пришедшую в голову цифру.
- Ну, это слишком дорого! - поморщилась мэрша, - предлагаю четыреста.
- Четыреста восемьдесят, - уступил Бол.
- Четыреста пятьдесят, и ни пенты больше.
- Мадам Вирне, - несмело проговорила хозяйка. Но мэрша уже вошла в азарт и даже не расслышала её.
- Ну, так как, молодой человек? - нетерпеливо спросила она.
- Я подумаю, - неопределённо ответил Бол, - Сразу это трудно решить.
- Мадам Вирне, - уже более настойчиво проговорила массажистка, - может быть, мы начнём? В восемь часов ко мне должна придти другая клиентка.
- Ой, пожалуйста, пожалуйста, я готова, - спохватилась мэрша и смущённо принялась поправлять корсет, который в процессе их спора совершенно съехал набок.
- Подождите минуточку, мадам Вирне, я только провожу гостя, - сказала массажистка и, взяв Бола под-руку, повела его к двери.
- До свидания, мадам! - попрощался Бол.
- До свидания, молодой человек! - ответила мэрша, одаривая комиссара жарким взглядом и кокетливо помахав ему вслед рукой, унизанной бриллиантами, - Так если вы надумаете отдать вашего «Юлия Цезаря» за четыреста пятьдесят, известите меня.
Бол, настойчиво ведомый массажисткой, вышел в прихожую, и мадам Драч, плотно прикрыв за собой дверь, шепнула возмущённо комиссару:
- Нахалка. Торгуется с вами, как будто меня здесь вообще нет.
Бол стал одеваться и вдруг на тумбочке возле трюмо увидел замусоленную рюмку, на дне которой засохли остатки красного вина. На таких тумбочках порядочные женщины держат тушь для ресниц или губную помаду, а проститутки и более интимные атрибуты любви. Но ещё никому, наверное, не приходило в голову держать здесь грязную посуду. Совершенно очевидно, что вчера здесь побывал Бурлеску, выпрашивая денег или, на худой случай, хотя бы чего-нибудь выпить, и мадам Драч наспех угостила его прямо здесь в прихожей и потом забыла убрать после него эту рюмку. Бол вытащил из кармана расчёску, стал причёсываться и нарочно уронил её на пол, а когда стал поднимать, то аккуратно кончиками пальцев прихватил за краешек рюмку и незаметно сунул в карман.
Он распрощался с гостеприимной мадам Драч, галантно поцеловал её напоследок ручку и вернулся в Агентство. Рабочий день его уже кончился, и в криминалистической лаборатории его встретил дежурный полицейский. Бол оставил ему рюмку и попросил передать, что бы прямо с утра с неё сняли отпечатки пальцев
- Я могу задержаться, - сказал он, - Так что вы уж проследите, чтобы это дело побыстрее провернули, это очень важно.
- Не беспокойтесь, господин комиссар, - успокоил его дежурный, - У нас в лаборатории всё чётко, если надо, так надо.
- А дактилокарты не у вас находятся?
- Нет, господин комиссар, это в архиве на четвёртом этаже.
Бол хотел спуститься туда, чтобы заранее отыскать дактилокарту Бурлеску, но потом сообразил, что там тоже кончился рабочий день. Он махнул рукой и решил возвратиться в гостиницу - в конце концов, всё это может подождать и до завтра.
Когда он вышел из Агентства, над городом в холодном и ясном небе сияли звёзды. Бол всегда был неравнодушен к астрономии, а потому остановился и, прислонившись к стене уже потухшего полицейского небоскрёба, несколько минут созерцал в благоговейном молчании далёкие миры… Вот где истинная загадочность,
Прекрасная и манящая - загадочность мироздания! Загадочность бесконечной вселенной. Загадочность ещё не открытых, но непременно существующих других разумных существ… Что стоят все эти пуговицы с русалками или отпечатки пальцев на грязных рюмках в сравнении с этим!
А может быть, пока не поздно, пока он окончательно не погряз в этой тине, бросить всё к чёрту? Вернуться к себе на Юг, писать стихи…
Бол неторопливо побрёл вдоль по авеню, всё больше и больше наполняясь этой сладостной мыслью, и когда он подходил к гостинице, решение уйти из полиции у него уже почти созрело.
Но, увы, в гостинице его ждало письмо от матери. А письма от женщин, даже и от матерей, иногда самым непредвиденным образом меняют судьбу государств, не говоря уж о простой человеческой судьбе.
«Дорогой мой сынок! - писала престарелая мадам Крузеро, - Мы с Зикой никак не можем придти в себя от радости за тебя и все эти дни ходим, как помешанные. Между прочим, когда Зика сообщила своему хирургу, что её брат стал комиссаром Уголовной Полиции, то он, как она утверждает, прямо у неё на глазах переменился в лице, стал как никогда ласковым и нежным и в тот же вечер предложил ей руку и сердце. Зика после этого на седьмом небе. Но я ей советую не спешить, может быть, теперь появятся какие-нибудь лучшие варианты, всё-таки этот хирург немного не то, что я для неё хотела.
Болик, напиши, пожалуйста, что ты думаешь насчёт этого? А ещё я встретила случайно твою Карину и рассказала о тебе. Она сначала стала смеяться, что ты стал такой важной персоной, и я даже немного обиделась за тебя и сказала, что ты теперь будешь получать сто тысяч в год, так что её смех не совсем уместен. Уж не знаю, обиделась она или нет…»
Бол дочитал письмо до конца и вздохнул вздохом великомученика: ну как может он уйти с этой работы, если она доставляет столько радости его близким! А Карина… Ну что ж, пусть себе смеётся, всё равно между ними уже всё кончено, и она останется в его жизни всего лишь грустным воспоминанием.
Бол снова вложил письмо в конверт и открыл чемодан, намереваясь спрятать его туда. Он открыл крышку и вдруг с изумлением обнаружил, что там все перевернуто, хотя сам он еще ни разу не дотрагивался до чемодана с момента приезда сюда. Совершенно очевидно, что кто-то рылся в его чемодане и что-то там искал. Сначала Бол решил, что искали деньги. Но несколько сотен пент, которые с трудом наскребла ему в дорогу мать, лежали нетронутыми. Вернее, их трогали, но не взяли. Раньше, они находились в кошельке, а теперь были небрежно разбросаны среди других вещей, а кошелек был расстегнут и вывернут наизнанку – значит, и в нем пытались что-то найти.
Бол перепугался, очень разнервничался и вызвал хозяина гостиницы, который явился в сопровождении горничной и метрдотеля. Но их визит ничего не прояснил. Все трое только беспомощно разводили руками и испуганно твердили одно и то же:
- Нет, господин комиссар, мы ничего не знаем… Нет, господин комиссар, к вам в номер никто не заходил…
Случайно Бол обратил внимание на маленькую бумажонку, которая валялась под кроватью возле чемодана. Это был билет на электричку за сегодняшнее число.
- Вы не знаете, куда этот билет? – спросил он, протягивая бумажку хозяину гостиницы.
- До Третьего квартала, - ответил хозяин.
- А разве туда электричка тоже ходит? – удивился Бол, - Я сегодня ездил туда на автобусе.
- Можно и на электричке, - вставила горничная, девочка лет пятнадцати, - Только это немного подальше и дороже обходится.
Бол спрятал билет в карман, не придав этой находке особенно значения. Конечно, билет выронил тот, кто рылся в его чемодане, потому что до этого горничная убирала в комнате и не могла его не заметить. Но только вряд ли это может навести на след – тысячи людей ездят ежедневно на автобусе и на электричке в Третий Квартал.
- Ну ладно, не буду вас задерживать, - сказал Бол, озабочено покачав головой.
- Кэти, смени постель господину комиссару, обратился хозяин к горничной, - этот жулик, когда рылся в чемодане, наверное, сидел при этом на кровати.
- Хорошо, хозяин, - ответила девочка и побежала выполнять поручение.
Хозяин с метрдотелем, ещё раз извинившись и виновато разведя руками, ушли, оставив Бола одного. А через пару минут в номер снова вошла горничная со свежим комплектом белья.
- Господин комиссар, - зашептала она, боязливо поглядывая на дверь, - Вы никому не скажите, что я вам скажу?
- Ну, никому, - удивился Бол.
- Честное слово?
- Ну, честное слово!
- Я знаю, кто у вас в чемодане рылся - наш хозяин.
- Ты что, видела, как он входил ко мне? - изумился Бол.
- Да нет, не видела, но знаю. Он с полицией вашей связан, и ему всегда поручают проверять всяких сомнительных, у нас об этом все знают.
- А что же он у меня искал? - всё ещё никак не мог взять в толк Бол.
Горничная неопределённо пожала плечами:
Ну, мало ли что. Вы же у них новенький, вот вас и проверяют. Может, вы коммунист какой или ещё чего… А вы не скажете ему?
- Да не скажу, не бойся, - улыбнулся Бол и протянул руку, что бы погладить её по голове, но она резво отскочила.
- Нет, нет, нет, я не такая! - проговорила она с мнимой обидой в голосе, - Я порядочная девушка и позволю до себя дотрагиваться только своему будущему жениху.
- Ты же совсем ещё ребёнок, а уже о женихах думаешь, - засмеялся Бол, - Сколько тебе?
- Уже четырнадцать… без трёх месяцев.
- Ну вот! Тебе ещё учиться надо, успеешь ещё наработаться.
Она пожала плечами и вздохнула:
- Не всем же учиться, господин комиссар, надо кому-то и работать.
Когда она ушла, Бол позвонил шефу домой и застал его уже в постели.
- Господин Крантан, что это такое! – набросился он на него, не дав ему оправиться от удивления по поводу столь позднего звонка и тем самым захватывая инициативу в свои руки, - Ваши люди роются в моих вещах!
- Я вас не понимаю, Бол, - растерянно проговорил начальник Агентства и громко зевнул в трубку.
- Когда меня не было, кто-то рылся в моем чемодане.
- Я здесь ни при чем, Бол, так что осадите свой пыл, - ответил Крантан и снова зевнул, - Я не отрицаю, и вы это даже должны знать, что иногда мы позволяем себе негласную проверку наших людей, особенно неофитов, так сказать. Все-таки не надо забывать, где мы с вами работаем. Но вы исключение. Бол – ваш дядя является наилучшей гарантией вашей лояльности.
- Тогда кто же у меня копался? – растерянно проговорил комиссар.
- Вот уж этого я не знаю. Меня самого это удивляет и возмущает, но мои люди к этому абсолютно непричастны. Даю вам слово, Бол.
Бол удивленно пожал плечами и, извинившись, повесил трубку.
Восьмая глава.
Эту ночь Бол спал очень плохо и встал разбитый и раздраженный. По приходе в Агентство, он, прежде всего, поднялся на семнадцатый этаж в криминалистическую лабораторию. Его рюмкой занималась старшая лаборантка, худая женщина лет сорока пяти с ужимками старой девы.
- А, наш новый комиссар! - встретила она его с какой-то непонятной усмешкой, - Благодарите небо, что ваша рюмка попала на анализ ко мне, а не к кому-то другому…
Она бесцеремонно взяла Бола за рукав, втащила в маленькую комнатушку и плотно прикрыла дверь.
- Я не хочу, чтобы слышали наши питекантропы, ненавижу, когда меня подслушивают. Хотя сразу хочу вас предупредить, что я никого и ничего не боюсь… Садитесь. Что вы стоите, как чурбан!
Бол послушно опустился на стул, а она, коршуном кружась над ним, продолжала:
- В нашей лаборатории работают одни лизоблюды и карьеристы, и, конечно, никто из них не посмел бы вам сказать правды. Любой другой на моём месте просто разбил бы эту рюмку, выбросил в унитаз, растоптал, уничтожил, лишь бы избежать возможных неприятностей. А я её вам возвращаю целой и невредимой.
- Да, а что такое? - насторожился Бол, принимая из её увядших ладоней вчерашнюю рюмку.
- А то, что отпечатки пальцев на этой рюмке абсолютно идентичны отпечаткам пальцев нашего обожаемого шефа, господина Крантана!
При этих словах старшая лаборантка торжествующе посмотрела на ошарашенного комиссара и с таким наслаждением потянула своим длинным носом, пропитанный химикалиями затхлый воздух лаборатории, как будто они находились в благоухающем, тропическом лесу среди магнолий и орхидей. Бол, потрясённый услышанным, молчал, а потому она сочла уместным добавить:
- Когда я изучала в колледже латынь, моими любимыми словами были: «homo sapiens». Я так гордилась, что тоже принадлежу к их числу. Боже, какой потрясающей дурой я была! Теперь для меня эти слова символ грязного, самого низкого и порочного, что только может быть в нашем подлунном мире…
Утреннее совещание у шефа было на этот раз совсем коротким, потому что тот снова спешил в муниципалитет утрясать свои депутатские дела. Как и предсказывал Гренат, его квартирный воришка, угрожавший лучшим домам года, полностью заслонил собою убийство Джека Каридиса, о котором на совещании не было сказано ни слова.
После совещания Бол поднялся к себе и снова встретился с Сибиль.
- Здравствуйте, Сибиль! – обрадовался он, - Вы сегодня опять дежурите?
- Да, сегодня я в день, - ответила она и повела глазами в сторону комиссара.
В прошлый раз при электрическом свете Бол ее плохо рассмотрел, да и потом в тот вечер ему было не до женщин.
- Сибиль, а вы красивая, - улыбнулся он, - у вас есть парень?
- Ну, если бы был, я бы, наверное, не пыталась завлечь в свои сети вас, - сказала она.
- А разве вы меня завлекаете?
- А разве вы этого не заметили?
- Ну что ж, в таком случае считайте, что я завлечен. Вы сегодня вечером свободны?
- После шести я в вашем распоряжении, мой повелитель!
- Тогда в семь жду вас возле ресторана «Гибель Помпеи».
Бол еще не знал никаких других мест в городе, куда можно было бы пригласить девушку, а потому и назвал этот ресторан, столь близкий его сердцу.
- Бол, но там ведь безумно дорого, - попыталась она из вежливости возражать, но в то же время так обрадовалась этому предложению, что все ее лицо как будто растворилось в сплошной улыбке.
- Значит, ровно в семь, - повторил Бол и пошел в свой кабинет.
В конце концов, ему надо отвлечься. Уж если шефа не волнует больше это убийство, то ему, Болу, на это и вовсе наплевать. Он бы с удовольствием вообще ушел сейчас отсюда, тем более, что денек снова выдался солнечным и ясным. Но с минуты на минуту к нему в кабинет должны пожаловать его инспекторы – получить его распоряжения на сегодняшний день – так что он никак не может уйти.
Бол сел к письменному столу, выдвинул средний ящик и достал оттуда дело об убийстве Джека Каридиса, которое составил для него Микки. Он снова задвинул ящик, раскрыл папку и вдруг нахмурился, пораженный одной неожиданной мыслью – а где же пуговица с русалкой? По совету этого Калабицы он вчера положил ее в этот самый ящик – это он помнил абсолютно точно – а теперь ее там нет. Бол схватил папку, потряс ее и аккуратно перелистал все страницы – может быть, пуговица каким-то образом закатилась туда? Затем, не доверяя собственной памяти, обшарил все друие ящики, вывернул наизнанку карманы пиджака, даже заглянул в плошки с цветами. Пуговица исчезла бесследно.
- Где вы были? Я вас уже целый час жду! – раздраженно набросился он на своих инспекторов, когда они все втроем вошли в кабинет.
- Извините, господин комиссар, мы по дороге в буфет забежали позавтракать, - испуганно ответил Микки.
- Что-то вы очень долго завтракаете, - ехидно улыбнулся Бол.
- Да что вы, господин комиссар, - возразил Морис, удивленно поднимая брови, - Минут пятнадцать всего и прошло, а вы говорите час.
Бол примирительно махнул рукой и молча показал им на стулья. Они расселись вокруг него, и Бол, глядя на них, вдруг сообразил, что это, конечно, звенья одной цепи – вчерашний обыск в его чемодане и сегодняшняя пропажа пуговицы. Совершенно очевидно, что и в чемодане искали ту самую пуговицу, а не найдя её там, залезли к нему в кабинет. Причем это мог сделать только кто-то из своих – посторонний вряд ли смог бы проникнуть в этот небоскреб, да еще так быстро подобрать ключи к его кабинету…
Неожиданно Бол подумал о Сибиль, с которой только что встретился, и в связи с этим вспомнил разговор с ней в прошлый вечер, когда она дежурила. Она ему сказала, что если бы не он, Бол, то комиссаром бы стал Морис. И тут же он вспомнил, с какой настойчивостью Калабица уговаривал его положить пуговицу в ящик письменного стола – он работает здесь давно и хорошо знает, какой может быть нагоняй за потерю вещественной улики. Следовательно, потеря этой пуговицы грозит ему сейчас очень большими неприятностями. Конечно, вряд ли Крантан решится его за это уволить, скорее всего, он просто разжалует его в инспекторы, а на его место посадит Мориса…
Бол нахмурился и испытующе посмотрел на Мориса, который под его пристальным взглядом отвел глаза.
- Морис, - сказал Бол, - сразу после убийства вы поехали в Третий квартал на квартиру к этому Джеку Каридису, так ведь?
- Так, господин комиссар.
- Туда вы поехали на нашей машине. А оттуда?
- Уже успели накапать! - возмущённо покачал головой инспектор, - Не полицейские, а сплошные шпики, ну и что из того, что я возвращался домой не в машине вместе со всеми, а сам по себе? У меня по этой дороге как раз живёт дочь, вот я и решил заночевать у неё и поехал обратно электричкой.
Бол извлёк из кармана вчерашний билетик, который нашёл у себя в номере, и протянул инспектору:
- Морис, это ваш билет?
- Не могу ручаться, что это обязательно мой, но ехал я вчера точно по такому же билету, - ответил Морис и настороженно посмотрел на комиссара, ожидая подвоха.
Бол оглядел своих коллег и сказал, обращаясь сразу ко всем:
- Господа, дело в том, что вчера в моё отсутствие кто-то рылся в моём чемодане, и на полу возле чемодана я нашёл этот самый билетик…
- Да вы что, комиссар, в своём уме! - побагровел Морис, - Зачем мне нужен ваш чемодан?
- Подождите, Морис, не кипятитесь, а выслушайте до конца, это ещё не всё.. Вот в этот ящик я вчера самолично положил пуговицу, которую нашли на месте преступления. Сегодня я её не нашёл, она исчезла.
- Ну а я-то здесь при чём? - возмущённо перебил его Морис, - Чего вы на меня пялитесь?
Бол с трудом сдерживая себя и стараясь говорить как можно спокойнее, изложил ему все свои соображения насчёт пропажи пуговицы, к которым он, Морис, якобы имеет самое непосредственное отношение.
- Что??? - вскричал Морис громоподобным голосом и вскочил со стула, - значит, я стащил вашу поганую пуговицу с целью вас скомпрометировать и самому стать комиссаром? Это вы имеете в виду?
- Ну, в общем-то да, - пожал плечами Бол и нахмурился еще больше.
- Ах ты сосунок несчастный! Щенок! – окончательно вышел из себя Морис.
Во всей огромной фигуре инспектора, в его разъяренном лице было сейчас столько злобы, что Бол вдруг подумал, что с той же самой целью – скомпрометировать его, Бола, и самому стать комиссаром – Морис мог преспокойно уложить этого Джека Каридиса.
- Вы не кипятитесь, инспектор, и не оскорбляйте меня! – строго проговорил Бол и тоже встал, - Разошелся! А, между прочим, у вас нет алиби. Когда произошло убийство, вас не было дома, и неизвестно, где вы были…
Морис хотел что-то сказать, но только промычал нечто нечленораздельное и стремглав выскочил из кабинета.
Некоторое время в кабинете стояла гнетущая тишина. Микки испуганно моргал, а Гренат, вынув из кармана зубочистку, с необыкновенным усердием принялся за свою ротовую полость.
- Может быть я, конечно, не прав, - проговорил Бол, как-то смущенно и неестественно улыбаясь, - Но все-таки все это очень подозрительно… Как вы думаете?
Мики по своему обыкновению счел за лучшее промолчать, а Гренат сказал, неопределенно разведя руками:
- Конечно, все эти улики не в пользу Мориса. Но мне кажется, он на такую подлость не способен. Хотя мы с ним и не в лучших отношениях, он все же добряк и уж что, что, а убийство никак не мог совершить.
- А стащить пуговицу? – спросил Бол.
- Ну, насчет пуговицы, конечно, трудно ручаться, - уклончиво ответил Гренат, - Во всяком случае, я насчет этого ничего не могу сказать.
- А вы, Микки?
- Я, господин комиссар, и вовсе ничего не знаю, - испуганно отозвался Микки, - Вы мне что приказывали, я все сделал: протокол составил, дело завел, все листочки прошил один к одному, поля оставил…
-Ну ладно, помолчите! – раздраженно остановил его Бол и сказал, вставая и обращаясь к ним обоим: - Ну что ж, господа, не смею вас задерживать.
Микки с Гренатом молча поклонились комиссару и вышли. Бол снова уселся в свое кресло и задумчиво обхватил голову. А что, если это и вправду не Морис? Тогда получается, что он зря оскорбил человека. Как им вместе работать после этого?.. Но если не Морис, тогда кто? Ведь пуговицу мог украсть только свой. А кому это выгодно? Микки? Гренату? Калабице? Но с таким же успехом можно подозревать и Крантана и даже Сибиль…
Бол так задумался, что даже не сразу услышал телефонный звонок.
- Бол? - раздался в трубке взбудораженный и возмущённый голос Крантана, - Вы что, совсем спятили! Вы утеряли вещественную улику, а теперь пытаетесь всё свалить с больной головы на здоровую…
- Я ничего не терял, господин Крантан, - перебил его Бол, - Пуговица пропала из моего кабинета.
- А я уверяю вас, что она пропала из вашего кармана, и за это вы понесёте тяжёлое наказание… Можете считать, что больше вы не комиссар.
- Ну хорошо, допустим, господин Крантан, ответил Бол, с трудом сдерживаясь, чтобы не раскричаться, - Допустим, что я потерял пуговицу. Но что касается убийства, у вашего Мориса нет твёрдого алиби, его в этот момент не было дома. А до этого мы с ним были вместе…
- Замолчите! Я уже слышал эту идиотскую версию, Морис мне рассказал, что вы ему наговорили… Вы вообще отдаёте себе отчёт в своих словах? По-вашему выходит, что инспектор нашего Агентства убийца! Вы понимаете, что это такое? Это конец всему. В этом случае все мы полетим. Но я, Бол, никогда не допущу этого! У вас нет никаких доказательств.
- А я вам ещё раз повторяю, господин Крантан, что у Мориса нет алиби. Когда мы расстались возле его дома, он сразу направился домой. Но, спустя полчаса, дома его ещё не было.
- Он же вам ясно заявил, что прохаживался в это время возле своего дома.
- Этого никто не может подтвердить. Не исключено, что он шёл за мной по пятам, и когда…
- Я это могу подтвердить, - перебил его Крантан, - Как раз в это время я возвращался с крестин и видел, как Морис прогуливается по улице возле своего дома, хотя он меня и не заметил.
- Вы врёте, господин Крантан!
- Что – о - о???
- Что слышите. В момент убийства вы не могли его видеть, потому что находились в это время совершенно в другом месте.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил Крантан, и в его голосе Бол уловил некоторую тревогу.
- В момент убийства вы находились не возле дома, где живёт Морис, и, как раз, неподалёку от места преступления… у некой госпожи Драч.
Услышав это, Крантан нервно закашлял и на некоторое время лишился дара речи. Потом в трубке послышался его смущённый смех.
- Бол, ха-ха-ха, как вам это удалось раскопать? Впрочем, не хочу вмешиваться в ваши профессиональные тайны… Хи-хи-хи… А вы, я вижу, не промах я, кажется, перестаю раскаиваться, что принял вас на работу… Только, Бол, хи-хи-хи, я очень надеюсь на вашу порядочность. Если узнает моя супруга…
- Не беспокойтесь, господин Крантан, я никому не скажу, - успокоил его Бол.
- Спасибо, Бол, вы настоящий джентльмен… А она ничего, эта массажисточка! Как вы находите, Бол? Вы её видели?
- Конечно, господин Крантан, и тоже заметил, что в ней что-то есть… Я бы сказал, что-то сексуально притягательное.
- Ха-ха-ха! - восторженно засмеялся Крантан, - Вот именно, именно! Сексуально притягательное… Одним словом, секс-бомба на пенсии… Ха-ха-ха!... Бол, я надеюсь, вы не очень меня осуждаете за эти шалости? Ведь другие творят Бог знает что, а я скромно довольствуюсь этой пенсионеркой… Секс-бомба на пенсии! Ха-ха-ха!
Начальник Агентства так развеселился, что совершенно забыл о делах.
- Бол, вы не можете представить себе весь мой ужас, - в том же весёлом и беззаботном тоне продолжал Крантан, - В тот вечер я выхожу от этой массажистки и вижу возле дома наших людей. Я ничего не понял и до того перепугался, что даже побоялся показаться вам всем на глаза и шмыгнул в проходной двор. Смешно сказать, но у меня мелькнула идиотская мысль, что это моя жена устроила за мной слежку… Ой, Бол, я заговорился с вами и совершенно забыл, что мне надо срочно звонить мэру… Вот кто действует с размахом! Живёт в своё удовольствие, не то, что мы… Ну пока, Бол, я надеюсь, мы ещё сегодня увидимся.
- Конечно, господин Крантан, - радостно отозвался комиссар.
Через несколько минут после разговора с Крантаном, когда Бол, окончательно запутавшись в своих версиях и не зная, что делать дальше, решил сходить в кино, в дверь неожиданно постучали.
- Разрешите войти, господин комиссар? - услышал он тихий шёпот сержанта Калабицы, который робко просунул голову в приоткрытую дверь.
- Входите, сержант, - пригласил Бол.
Калабица вошёл и несмело остановился в дверях.
- Ну что там у вас? - усмехнулся комиссар, - Ещё одну пуговицу нашли?
- Не ещё одну, а ту же самую, - таинственным прошептал сержант, вынимая из кармана злополучную пуговицу с русалкой.
- Что??? – изумился Бол, не веря своим глазам, - Где вы ее взяли?
- Нашел возле подъезда, - тем же шепотом проговорил Калабица, - Иду сегодня на работу, а она лежит себе бочком под дверью.
Бол подошел к нему, взял пуговицу и, убедившись, что здесь нет никакого обмана или подлога, задумчиво покачал головой и спрятал пуговицу в карман.
- Спасибо, Калабица! Это очень меняет дело… А что же вы мне сразу не принесли?
- Да все дела, дела, господин комиссар, совсем замотался: туда Калабица, сюда Калабица… А тут я как услышал, что у господина комиссара пуговица пропала, сразу к вам побежал.
- От кого же вы это услышали?
- Да я уж и не помню точно, господин комиссар… Да тут, считай, все Агентство уже про это пронюхало – Морис всем уже успел раззвонить, что вы его в краже обвиняете…
- Ну хорошо, Калабица, еще раз спасибо! Я прямо сейчас позвоню Морису, сниму с него обвинение.
- До свидания, господин комиссар! – попрощался сержант, задом пятясь к двери.
- Всего хорошего Калабица!
- Господин комиссар, - проговорил тот опять, - Только у меня одна просьба к вам будет: никому не говорите, что это я нашел, а то у меня из-за этого неприятности могут образоваться.
- Не скажу, Калабица, - улыбнулся Бол, - Я скажу, что сам ее нашел.
- Во-во! – обрадовался Калабица, - Это, что ни на есть, самое наилучшее! А то ведь в случае чего меня за такие дела могут и по шее.
Бол весело посмотрел на сержанта.
- Что вы так всего боитесь, Калабица? Мы же не в джунглях находимся.
- Да мало ли чего может приключиться с нашим братом, господин комиссар, - возразил Калабица, испуганно оглядываясь по сторонам, как будто кто-нибудь мог его подслушать, - Мы люди маленькие, наше дело – нишкни, ни гугу!
После его ухода Бол сразу позвонил Морису и сказал, что пуговица нашлась, а, следовательно, он снимает с него свои подозрения. Тот сухо поблагодарил комиссара и поинтересовался, каковы будут его дальнейшие распоряжения.
- Продолжайте с этим Бурлеску, - сказал Бол, - Как там насчет подъезда? Мы с вами немного погорячились и совсем забыли о делах.
- Жители этого подъезда действительно видели, что в тот вечер кто-то валялся у них под лестницей, но в лицо его никто не запомнил, - ответил Морис.
- Ну, надо будет провести опознание, - сказал Бол, - Вы уж займитесь этим, Морис.
- Хорошо, господин комиссар, - согласился инспектор, - Это все?
-Да пока все, - неуверенно отозвался Бол, - Других версий у нас пока нет.
Бол повесил трубку, выдвинул ящик стола и снова положил туда пуговицу, надеясь, что во второй раз она отсюда уже вряд ли исчезает.
Девятая глава
Они одновременно подошли к освещённому подъезду ресторана - Сибиль и Бол.
- Может, сначала, немного погуляем? - спросила она, сразу беря его под-руку, - Такие погоды у нас редкость, это вы, южане, привыкли к солнцу и звёздам.
Они неторопливо пошли по улице, и Сибиль, явно гордясь своим кавалером, с некоторым вызовом поглядывала на всех проходяших мимо женщин. Пару раз им встречались на пути её знакомые. Она, не останавливаясь, кивала им головой и совсем расцветала блаженством.
Бол и сам не знал, когда у него возникло это ощущение, что за ним следят. Он не замечал за собой никакого «хвоста», не видел ничего подозрительного ни в ком из встречных и всё-таки чувствовал, что кто-то неотступно за ним следует, наблюдая за каждым его шагом. Может это появилось у него вчера, когда он обнаружил, что кто-то рылся в его чемодане? Тогда это можно объяснить просто страхом перед неизвестностью…
- Бол, тебе скучно со мной? - капризно проговорила Сибиль, вторгаясь в его мысли.
- Нет, почему скучно? - рассеянно ответил он, - Ничего не скучно.
- Бол, а как тебе наш город?
- Красивый город, только немного холодновато, у нас сейчас ещё лето, - ответил он и, зябко поёжившись, поднял воротник плаща, потому что как раз в этот момент со стороны океана подуло резким, холодным ветром, - ну что, может пора и под крышу?
Она неопределённо пожала плечами, как бы давая этим понять, что на этот вечер отдаёт себя целиком и полностью в его распоряжение, и они повернули назад, в сторону далёких огней «Гибели Помпеи». Болу показалось, что в подворотне в нескольких десятков метров впереди метнулась какая-то тень, и он озабоченно нахмурился.
- Сибиль, а ты тут когда-нибудь была?- спросил Бол, когда они входили в просторный и ослепительно светлый зал ресторана.
- Приходилось пару раз, ответила она.
- А с кем?
- Ревнуешь?
- Немножко, - улыбнулся он и, нащупав рядом с собой её руку, взял в свои ладони.
- Его уже здесь нет, - сказала Сибиль, грустно вздыхая, - Он женился на дочери миллионера из Штатов и живёт теперь в Чикаго.
Они выбрали столик в самом углу, и Бол принялся рассматривать меню. В зал вошли двое молодых парней и, оглядевшись по сторонам, неторопливо двинулись в их сторону и сели невдалеке. Бол заулыбался, глядя на них. Один был здоровенным, даже больше Мориса, а второй маленьким с аккуратными усиками. Большой, наверное, первый раз в своей жизни пришёл в ресторан, потому что маленький беспрерывно толкал его в бок и делал ему какие-то замечания.
На эстраду в противоположном конце зала лениво, как бы нехотя, поднялись музыканты, и ударник принялся отбивать какое-то вступление.
- ЭТО ансамбль "Голодные волки" ! - восторженно проговорила Сибиль, - Лучший на побережье, а, может быть, и во всей Вестландии.
- А, может, и во всём мире, улыбнулся Бол, - Они всегда здесь играют?
- Да что ты! Нам просто повезло. Хозяин им, наверное, здорово отвалил. Реклама!... Бол, сядем поближе.
- Там очень шумно, - поморщился он и пошутил: - Голодные волки воют сильнее, чем сытые.
Она посмотрела на него с упрёком:
- Какой-то ты не современный, это по всему чувствуется.
- А твой американец был современным?
Она насмешливо повела декольтированными плечами:
- Во-первых, он не мой, а, во-вторых, не американец. Если он женился на американке, это ещё не значит, что он сам стал американцем… Ну а что касается твоего вопроса, то он даже был ультрасовременным. Он бы скорее повесился, чем вышел из дому в брюках устаревшего покроя.
Бол грустно вздохнул и потрогал свой выцветший пиджак.
- Ну, не ревнуй, Бол, - сказала она, заглядывая ему в глаза и медленно опуская ему на плечи руки, словно факир, завораживая очковую змею, - Не ревнуй. В конце концов, придерживаться моды под силу каждому. Подожди, я ещё возьмусь за тебя!
- Ну, что будем брать? - спросил Бол, изучив меню и передавая его своей спутнице.
- Мне бы хотелось омаров, если только нам позволяют средства, - улыбнулась она, - А выпить на твоё усмотрение.
Он развёл руками:
- Я, конечно, не чикагский миллионер, а всего лишь вестландский полицейский, но омаров, я думаю, мы можем себе позволить.
- Бол, ты опять за своё! - проговорила она обидчиво, - Во-первых, он ещё никакой не миллионер, и очень проблематично, станет ли вообще когда-нибудь таковым. У его тестя пятеро детей, так что не известно, кому достанутся его миллионы. Эта девица его просто облапошила. А, во-вторых, меня совершенно не интересуют все эти миллионы. Если помнишь, я тебе уже говорила, что ценю в мужчинах прежде всего интеллект.
Бол подозвал официанта и заказал бутылку «Мартеля» и омаров в фирменном соусе «Грёзы Побережья», гордость местных гастрономов.
К этому времени оркестр набрал уже полную силу, и теперь его звуки сметали на своём пути всё и вся. Несколько парочек, выплеснутые со своих мест этой могучей волной, беспорядочно закружились между столиков, словно комары вокруг костра. Благодаря тому, что Сибиль с Болом сидели в другом конце зала, эта победоносная музыка доходила до них уже несколько ослабленной, так что они могли разговаривать без особого ущерба для голосовых связок.
- Бол, а чем ты интересуешься? - спросила она, - У тебя есть какие-нибудь хобби?
Он неопределённо пожал плечами и задумчиво наморщил лоб.
- А, я стихи пишу! - вспомнил он, наконец.
- Правда?! - обрадовалась она, - Я сразу заметила, что в тебе что-то есть… Комиссар Уголовной Полиции - и вдруг пишет стихи! В этом диком сочетании есть своя прелесть.
Она перегнулась к нему через столик, обвила за шею и притянула к себе.
- Бол, только ты не зазнавайся, ладно? Конечно, это глупо с моей стороны - в первый же вечер признаваться тебе в своих чувствах. Я могу показаться тебе навязчивой, вульгарной…
- Да брось ты, Сибиль! - проговорил он, с наслаждением ощущая её близость, - ты такая красивая, что тебе многое позволено.
- Бол, милый, не надо больше говорить о моей красоте. Посмотри, сколько вокруг нас красивых кукол. Если тебе нравится во мне только внешность, то это очень непрочно. Завтра ты встретишь девчонку, которая ещё красивее , и забудешь меня… Ведь главное то, что я тебя понимаю, ценю твою незаурядность. Полицейский комиссар и стихи! Бесподобно!
Она раскрыла свою сумочку с изображением модной кинозвезды и достала пачку сигарет.
- Бол, ты ведь не куришь?
- Месяц, как бросил. Но если ты хочешь, могу составить компанию.
Она порылась ещё в своей сумочке и развела руками:
- Забыла зажигалку.
Бол оглянулся по сторонам и подошёл к этим двум парням, большому и маленькому, которые сидели недалеко от них и курили.
- Ребята, можно прикурить? – спросил он.
- Всегда пожалуйста! – весело проговорил маленький с усиками и вытащил из кармана коробку спичек: - Берите, у меня еще есть.
Когда он вытаскивал коробок, у него из кармана выпала какая-то маленькая бумажонка и, плавно покачиваясь, медленно опустилась на пол, как раз под ноги Болу. Комиссар нагнулся, поднял ее и возвратил хозяину. И вдруг сообразил, что это же билет на электричку до Третьего квартала, точно такой же, какой он обнаружил вчера у себя в номере.
- Вот спасибо! – весело проговорил усатый, - Так и потерять недолго, пришлось бы пешком топать.
- Ничего, дошел бы, молодой еще, - усмехнулся его могучий товарищ.
Бол поблагодарил за спички и пошел к своему столику, напряженно думая об этом билетике на электричку.
- Бол, что это ты вдруг стал таким рассеянным? – обидчиво спросила Сибиль, - Я тебе уже не нравлюсь?
- Да ну что ты, Сибиль! – ответил комиссар, ласково притягивая ее к себе, - Просто немного устал от этого шума.
- Тогда, может, пойдем отсюда? Уже поздно.
- Пошли, - согласился он и подозвал официанта, чтобы расплатиться.
Когда они, лавируя между танцующими парами, пробирались к выходу, Бол незаметно оглянулся и увидел, что эти двое тоже поднялись со своих мест.
Сибиль жила недалеко, так что они пошли пешком. Погода неожиданно испортилась, и зачехленное тяжелыми тучами небо грозило водопадом.
- Сибиль, а ты не знакома с этими ребятами, у которых я брал спички? – спросил Бол, ощущая какую-то неясную тревогу и для самоуспокоения трогая сквозь толщу плаща и пиджака маленький пистолет, который ему обязательно полагалось носить с собой, как комиссару полиции.
- Нет, с чего это ты взял? – удивилась она, но Болу померещилось, что она при этом слегка смутилась.
- Да они как-то странно смотрели на тебя.
- Ну, ты же сам говоришь, что я красивая, - улыбнулась она, - Вот мужчины и смотрят на меня… Бол, милый, ну честное слово, мне никто кроме тебя не нужен. Я, конечно, дурочка, что говорю тебе такие вещи. Но я не люблю кокетничать, играть в кошки-мышки, в люблю – не люблю.
Бол усмехнулся, подумав о Карине. Вот у той это действительно любимая игра. Ещё в самую пору расцвета их отношений, когда они, казалось бы, и дня не могли прожить друг без друга, она переписывалась со своими многочисленными поклонниками, с которыми знакомилась в поездах, в самолётах, на теплоходах, тем самым простирая сферу своего обаяния чуть ли не на все природные стихии, исключая разве что огонь. А он ей всё прощал, будучи уверен, что на самом деле она любит только его одного.
Они подошли к старому двухэтажному дому, который находился в узком, тёмном переулке, и Сибиль остановилась:
- Вот мы и дома!
Бола несколько покоробило это «мы» - значит, она уже полностью считает его своим. Впрочем, что же здесь такого? Это даже приятно.
Они вошли в подъезд и стали исступлённо целоваться. Она была тонкой, гибкой, дразнящей, но позволяла ему не так уж и много, гораздо меньше, чем он ожидал, идя на встречу с ней. А он, обнимая её, никак не мог решить, кем собственно, она может стать в его жизни: женой? Любовницей?
- Бол, - шептала она, как бы угадывая её мысли, - Я ничего от тебя не требую. Я знаю, ты можешь подобрать себе лучшую пару, ты тоже можешь жениться на какой-нибудь американской миллионерше…
Когда они распрощались, было уже совсем поздно, и улицы вымерли. Бол вышел из переулка, и вдруг ему преградили дорогу две тени, в которых он узнал своих «знакомых» из ресторана. Он испуганно попятился, но тот, что поменьше, сказал спокойно:
- Не бойся, парень, мы не бандиты какие-нибудь, мы только хотели потолковать с тобой о твоей девушке.
Они пошли все вместе, и этот маленький с усами опять сказал:
- Конечно, если ты с ней по серьёзному, мы не будем тебе мешать. Но если ты просто так, побаловаться, то лучше оставь её в покое.
- А что у тебя с ней было? - спросил Бол, с удивлением подумав, что Сибиль на целых пол - головы выше его - какую смешную парочку они должны были представлять из себя!
- Что бывает у парня с девушкой? - пожал плечами усатый, - Известно что… Люблю я её.
- А она тебя?
- Не знаю. Раньше любила. А как с тобой познакомилась, так больше и смотреть на меня не хочет. Так что, друг, давай уж внесём ясность в это дело.
Бол подумал, что они с Сибиль знакомы всего два дня, да к тому же до сегодняшнего вечера между ними вообще ещё ничего не было - когда же она успела рассказать этому парню об их отношениях? Но эти мысли он пока решил оставить при себе, потом можно будет во всём разобраться.
- Странно как-то получается, - сказал он, - Выходит, ты меня на ней заставляешь жениться.
- Не заставляю, а только предупреждаю - или сам женись, или мне уступи.
- Ну а может, я хочу с ней просто так - погулять и бросить, сказал Бол, чувствуя, что этот разговор всё больше и больше начинает его раздражать.
- Ну, тогда ты будешь иметь дело с ним, - мрачно ухмыльнулся усатый, кивая на своего могучего товарища, который шёл по другую руку от Бола и угрюмо молчал.
Бол почувствовал, что в их беседе наступает кульминационный момент, а потому решил представиться.
- Ребята, а вы знаете, кто я такой? - строго спросил он, вытаскивая из кармана своё удостоверение.
Усатый внимательно прочитал, что там написано, и вернул хозяину.
- Ну и что такого, что ты комиссар! - сказал он с некоторым вызовом в голосе, - Мы же не хулиганим, а беседуем с тобой по душам, А, между прочим, мой друг уже имел один раз беседу с одним комиссаром.
- Ну и что дальше?
- А то, что после этой беседы тому срочно пришлось менять фото на своем удостоверении, по старому его перестали узнавать и не пропускали на службу.
- Шутник ты, однако! – недобро ухмыльнулся Бол, но, неожиданно подумал, что все может случится, а потому сказал уже куда более мягким голосом: - А знаешь что! Лучше всего ты сам с ней поговори. Если она действительно тебя любит, я на нее не претендую. Но если нет, тогда уж ты не стой у меня на дороге.
- Ну что ж, убедил! – улыбнулся усатый и протянул комиссару руку: - Раз так, то давай уж познакомимся. Хенрик.
- Бол.
- А я Франтишек, - широко улыбнулся второй парень, так что при этом с него сошла вся его суровость, и тоже пожал комиссару руку: - А ты у нас, наверное, недавно?
- С чего это ты взял? – насторожился Бол.
- Да по разговору чувствуется, - ответил Франтишек.
- А еще удостоверение у тебя совсем новенькое, - сказал Хенрик.
- А! – успокоил Бол, - Да, я здесь только третий день. Ну а вы чем занимаетесь? А то вы про меня теперь все знаете, а я про вас ничего.
- Да мы люди простые, в автопарке работаем, - ответил Хенрик, - Я водителем автобуса , а Франтишек механиком. Между прочим, без домкрата поднимает машину, за что получает надбавку к основному жалованью. Сегодня мы как раз гуляем на эти побочные доходы.
Франтишек, слушая своего товарища, нисколько не обижался и время от времени растягивал губы в добродушной улыбке. В это время они уже подошли к подъезду гостиницы, где жил Бол, и они стали прощаться. Комиссар дружелюбно пожал руки своим новым знакомым и повернулся уже к двери, собираясь уходить, но вдруг одна неожиданная мысль остановила его: ведь эти ребята и Сибиль живут в разных концах города и работают совершенно в разных учреждениях – где же они могли познакомиться?
- Ребята, а где вы познакомились с Сибиль? – спросил он удивленно.
- С какой Сибиль? – непонимающе спросил Франтишек и уставился на комиссара.
Хенрик незаметно толкнул своего товарища в бок и, как бы пытаясь загладить его оплошность, проговорил поспешно:
- Ну, мы с ней давно знакомы… В школе вместе учились.
Когда они ушли, Бол долго смотрел им в след, а, придя к себе в номер, заперся на ключ и, проверяя надежность запоров, несколько раз подергал дверь.
Десятая глава.
Рано утром Бола разбудил звонок. Он испуганно вскочил с кровати, схватился за пистолет, но тут же успокоился, сообразив, что это всего–на всего телефон.
- Бол, извините, что я вас так рано разбудил, но меня самого только что разбудили, - послышался в трубке сонный голос Крантана, - Этой ночью в своей квартире убит некто Кант Брут по кличке Эскимо, специалист по банкам и ювелирным магазинам.
- Господин Крантан, - проговорил Бол, огромным усилием воли подавляя назревавшую зевоту, - Но ведь я еще не закончил с Джеком Каридисом.
- Есть основания предполагать, что эти два убийства связаны между собой, поэтому я бы вас очень попросил заняться этим тоже, тем более, что теперь я в вас верю, как в Бога… До сих пор не пойму, как вам удалось выйти на мою массажистку. Ха-ха-ха!.. Кстати, Бол, вас видели с нашей дежурной, с этой… как ее?..
- Сибиль, - подсказал Бол.
- Да, да, с Сибиль… Понимаете, Бол, она может и порядочная девушка и красивая, но она же вам не пара. Бол, поверьте, я вам по-отечески желаю добра. Хотите, я вас введу в дом губернатора? Там собирается наш бомонд… Была бы у меня дочь, уж я бы вас не упустил, ха-ха-ха!
- Говорят, у Микки красивая дочь.
- Да, она конфетка! – восторженно воскликнул Крантан и шепеляво прищелкнул языком, - Но я не думаю, чтобы вам хотелось иметь тестем это ничтожество, только это, разумеется, между нами… Ну, мы еще поговорим о вашем будущем, а сейчас вернемся к нашим баранам…
- Господин Крантан, а чем связаны эти два убийства? – спросил Бол.
- Да, видите ли, Бол, с первого взгляда может показаться, что ничем не связаны. Этот Эскимо никогда не занимался наркотиками, а Джек никакого отношения не имеет к грабежам и взломам. Но оба они убиты одним и тем же перочинным ножом, так во всяком случае утверждает предварительная экспертиза.
- А этот Эскимо тоже жил в Третьем квартале?
- Нет, совершенно в другом районе… Надо сказать, что не смотря на свою невинную кличку, это был очень опасный преступник и необыкновенно изворотливый, он не оставлял после себя никаких улик, работал необыкновенно чисто.
- А кто им занимался?
- Многие… Бол, я вас очень прошу, включите это дело в свою орбиту…
- Хорошо, господин Крантан, прямо сейчас еду а Агентство и займусь этим, - согласился Бол.
- В Агентство заезжать совсем необязательно, машина уже у подъезда гостиницы.
- Да?! – удивился Бол, - Ну, большое спасибо, господин Крантан, тогда сейчас оденусь и выхожу.
Через несколько минут Бол в сопровождении Мориса, Микки и трех полицейских ехал на улицу Принцессы Сид, где жил убитый.
- А где же Гренат? – удивился он.
- Никак не расстанется со своим вором, - усмехнулся Микки.
Бол тоже ухмыльнулся, подумав о своих стихах: он их переделывает по многу раз, не в силах с ними расстаться. Выходит, этот вор является для Грената тоже своего рода произведением искусства, и он собирается сотворить из этого дела шедевр.
- Морис, вы на меня обиделись? – спросил Бол, поворачиваясь к инспектору, который, сидел на заднем сидении.
- Да, по правде сказать, я конечно не ожидал, что меня когда-нибудь станут обвинять в убийстве, - ответил Морис, глядя в окно.
- Понимаете, Морис, вы в тот вечер так напустились на меня, что от вас всего можно было ожидать.
- Спасибо за откровенность, господин комиссар! – снова ухмыльнулся инспектор, продолжая лицезреть, проплывающий мимо городской пейзаж.
- Морис, вы ведь тоже имели дело с этим Эскимо? – спросил комиссар, решив переменить тему разговора, дабы не углубляться в чашу взаимных обид.
- Раньше. В последнее время им занимался Гренат, но тоже без особого успеха. А Крантан наседал на него, требовал любыми путями раздобыть улики против Эскимо…
Машина въехала в маленький дворик, зажатый со всех сторон мрачными серыми стенами окружающих домов, на одной из которых красовалась реклама пивоваренной фирмы «Франтус и К*». Во дворе стояла уже знакомая Болу судейская машина, и водителю их машины потребовалось всё его мастерство, чтобы припарковаться в такой тесноте.
- Гады! Сволочи! - беспрерывно исторгал он, неизвестно кого имея в виду.
Бол вышел из машины и в нерешительности остановился, не зная куда идти дальше, Возле одного подъезда сушилось на верёвке детское бельё, и оттуда, из-за полинялых, застиранных пелёнок и ползунков высунулась голова полицейского, который уже ждал их.
- Сюда, пожалуйста, господин комиссар! - пригласил он, - и Бол в сопровождении всего его штата несмело шагнул в пелёнки.
Они поднялись на четвёртый этаж и застали там старых знакомых - следователя прокуратуры и врача криминалиста.
- Здравствуйте, господин Айнпуф!... Здравствуйте, Лу! - сдержанно проговорил Бол, подумав, что радоваться этой встрече при столь печальных обстоятельствах было бы не совсем уместно, - Ну, что скажете?
- Скажу, что всё это мне очень не нравится, - озабоченно проговорил следователь.
- Да? А что такое, господин Айнпуф? - не понял комиссар.
- Вы ещё не закончили с тем убийством, хотя давно уже обязаны были его распутать и передать дело нам, а тут навалилось ещё одно. Причём, оба они дело рук одного и того же типа.
_ Ну, это ещё не совсем доказано, господин Айнпуф, - вмешался врач.
- Перестаньте, Лу! - сердито махнул рукой следователь, нечаянно задев при этом врача, - Извините!... Вы же сами только что утверждали, что удары и в том, и в другом случаях нанесены одним и тем же орудием.
- Это всего лишь мои предположения, пожал плечами врач, - надо дождаться экспертизы.
- Ну, в таком случае, я умываю руки, тем же недовольным голосом проговорил следователь и спросил: - Ну что, Лу, вы едете?
- Да, поедем, - ответил тот не совсем уверенно и повернулся к комиссару: - Бол, одна деталь. В первом случае нож был острее.
- Надо непременно выяснить, - отчего он затупился, - сказал Айнпуф, обращаясь к Болу, - Это может оказаться очень важным для следствия.
Они ушли, и Бол приступил к расследованию.
В отличие от Джека Каридиса, Эскимо был убит ударом не в спину, а в грудь - тоже прямым попаданием в сердце. За исключением врача, к нему никто больше не прикасался, и он лежал в первоначальном положении на боку, весь скрючившись в последних судорогах.
Жил убитый вдвоём с женой, но неделю назад она уехала в другой город погостить у родителей.
- Микки, сказал Бол, - срочно узнайте у соседей адрес и дайте телеграмму.
- Слушаюсь, господин комиссар! - охотно отозвался инспектор, радуясь тому, что может покинуть эту зловещую комнату.
Морис с полицейским приступил к осмотру квартиры, а Бол вышел на лестничную площадку покурить – вчера вечером он до того разнервничался с этими двумя парнями, что не выдержал и снова закурил. Он до сих пор не мог взять в толк, что им было от него нужно. Эту историю с Сибиль они выдумали, как предлог, чтобы иметь возможность поговорить с ним - ведь оказалось, что они даже не знают, как ее зовут. Но тогда что они от него хотят? Может быть, они каким-то образом связаны с этими убийствами и хотят выведать, что ему уже известно?
Напротив Бола в противоположной квартире тихонько приоткрылась дверь, и в щелку выглянул мальчик лет девяти. Он поманил комиссара пальцем и прошептал:
- Дядя, пойдите сюда, я что-то знаю.
Бол недоуменно пожал плечами, но все-таки послушался мальчика и вслед за ним вошел в квартиру. Мальчик плотно прикрыл за ним дверь и проговорил тем же шепотом:
- Дядя, вы полицейский?
- Да, я комиссар полиции.
- Я сразу догадался, - гордо улыбнулся мальчик, - Потому что, если бы это вы убили нашего соседа, то вы бы сюда не пришли, правильно?
- Ты догадливый! - улыбнулся Бол и ласково потрепал его по голове.
- Дядя комиссар, я вам хочу сообщить одну очень важную вещь, - таинственно проговорил мальчик, - Только вы никому не говорите, что это я вам сказал, а то мама будет ругаться, она мне не разрешила никому об этом говорить.
- Не скажу, не бойся, - пообещал Бол и снова потрепал его круглый затылок.
- Дядя комиссар, я видел, как вчера к нему приходили двое неизвестных.
- К убитому? – живо спросил Бол.
- Да, к дяде Эскимо. У меня папа с мамой целыми днями на работе, и я после школы всегда один. Вчера я тоже был один, уроки делал, и услышал за дверью звонок. Посмотрел в замочную скважину, а два дяди стоят возле его двери и звонят, а им никто не открывает. А я когда из школы шел, встретил дядю Эскимо, он куда-то из дому шел. Ну, я хотел выйти, сказать этим дядям, что дяди Эскимо нет дома, пусть бестолку не трезвонят. Вдруг вижу: они ключи к его замку подбирают. Я сразу подумал, что это бандиты, и испугался, и ничего не стал говорить… Только вы, дядя комиссар, не подумайте, что я трус. Просто я единственный сын у родителей, так что мне никак нельзя, чтобы меня убивали…
- А они вошли в квартиру? – нетерпеливо перебил его Бол.
- Вошли. Подобрали ключ и открыли дверь.
- А потом?
- А потом я не знаю, потому что тут уже мама пришла. А когда я ей рассказывал про этих бандитов, она мне строго-настрого запретила говорить, что я их видел. «А то, - говорит, - нас всех из-за этого убьют, как свидетелей. И даже, - говорит, - папе ни слова. Он у нас болтун и пьяница».
- Ну, спасибо тебе! – поблагодарил его Бол, - Тебя как хоть зовут-то?
- Этого я вам не могу сказать, - нахмурился мальчик, - Если я себя рассекречу, вы потом все маме можете проболтать, что я вам рассказал. А так вы меня не знаете и не узнаете.
- Ну, тогда ладно уж, оставайся засекреченным, - улыбнулся комиссар, - А ты случайно не заметил, как они выглядели?
- Как это «выглядели»? – не понял мальчик.
-Ну, какие они из себя? – пояснил Бол, - Ну, вот вроде меня или же какие-то другие?
- А! – сообразил мальчик, - Так бы сразу и сказали. Ну один такой высокий, сильный. А второй маленький с усиками.
Бол поблагодарил мальчика за полезные сведения, распрощался с ним и вернулся к своим людям.
Значит, это все-таки были они, его знакомые из ресторана – высокий и здоровый Франтишек и маленький, усатый Хенрик.
- Морис, - сказал Бол, обращаясь к инспектору, который в этот момент простукивал стену в поисках возможного тайника, - Я тут разузнал кое-что, и мне нужно поработать над этой версией. Пожалуйста, после обыска займитесь связями убитого… А где Микки?
- Он ушел на почту давать телеграмму, господин комиссар.
- Морис, дождитесь его и передайте от моего имени: пусть составит еще один протокол. На это дело.
Бол вышел из дому и сел в машину, которая ждала его во дворе.
- Давай, гони в Агентство, - сказал Бол, усаживаясь рядом с водителем, молодым парнем хмурого вида.
Тем же путем они поехали обратно, и шофер, ожесточенно крутя баранку, опять кого-то клял:
- Гады! Сволочи!
Впрочем, Бол, обеспокоенный сообщением мальчика, совершенно не обращал на него внимания. Надо будет немедленно просмотреть досье на этого Эскимо – может быть, что-то и всплывет. Не смотря на всю свою таинственность и загадочность, эти Хенрик и Франтишек обязательно должны быть чем-то связаны с убитым, и он, комиссар полиции, обязан все это выяснить.
Из задумчивости его вывел шофер, который, устав от проклятий, неожиданно спросил у Бола:
- Господин комиссар, вы сегодня на футбол не пойдете? А то интересная рубка будет.
- А кто играет? – удивился тот, - Наш «Алмаз Побережья» принимает «Барсов». Рубка будет страшная!.. Покатают туда-сюда пару часиков мячик и отхватят каждый по тысяче пент. Гады! Сволочи!
Он ожесточенно сплюнул в открытое окно и, видимо успокоившись, сказал еще:
- Плохо только, что Хенрика с Франтишеком подковали в прошлой игре, сегодня они вряд ли выйдут.
- Хенрика с Франтишеком? – оживленно вскинулся комиссар, - А кто они такие?
- А вы не знаете? - опять изумился парень, - Наши нападающие. Хенрик в центре играет, а Франтишек на левом краю. Но иногда тренер ставит его в среднюю линию, тогда на левом краю Чики играет… У каждого уже по две машины и особняк с парком и с бассейном… Гады!
- А какие они из себя, эти Хенрик и Франтишек? - перебил его Бол, - Один
здоровый такой, на голову выше меня, второй маленький с усиками?
- Да нет, господин комиссар, вы что-то путаете, - растерянно проговорил парень, - И усов у них никаких нет, и оба среднего роста, примерно, как мы с вами.
Ну, конечно, так оно и должно быть, просто Бол совершенно упустил это из виду. Ведь у тех двух, которые познакомились с ним в ресторане, а потом приходили к Эскимо, совершенно другие имена. Только вот почему они назвали себя именно так, а не иначе? Может быть, они как-то связаны с этими футболистами? Скорее всего, они просто знакомы с ними, поэтому их имена прежде всего пришли им в голову. Но в таком случае эти футболисты должны хоть что-то знать о них и могут навести на след…
- Знаешь что, обратился Бол к водителю, - А где они сейчас находятся?
- Кто? - не понял парень.
- Ну, эти Хенрик и Франтишек.
- Да, наверное, вместе со всеми на тренировочной базе. А может и дома у себя. Я точно не знаю.
- А где эта база?
- За городом. У голубого озера.
- Далеко отсюда?
- Километров сорок. А зачем они вам, господин комиссар? - удивился водитель.
- Надо кое-что спросить у них, - неопределенно ответил Бол и вдруг сказал решительно: - Давай-ка сначала заедем на эту тренировочную базу. В Агентство мы всегда успеем.
Шофер, удивленно пожав плечами, свернул в боковую улицу, которая вела к выходу из города, и скоро за окнами машины потянулись холмистые долины, местами поросшие лесом.
- Красиво у вас, - сказал Бол, - У нас на Юге лесов почти нет.
- Зато у вас солнце.
- Да, солнца у нас хватает, - ответил Бол и мечтательно вздохнул, вспомнив родные места.
Сбоку от дороги потянулся чистенький дачный поселок. В глубине огромных садов, за высокими заборами стыдливо прятались от посторонних взглядов роскошные особняки. Из машины видны были только их крыши с трубами и телевизионными антеннами. Шофер с дикой ненавистью во взгляде косился на них и скрежетал зубами:
- Гады! Сволочи! Буржуи!
Из-за забора одной дачи неожиданно вылетел большой, разноцветный мячик и, подпрыгивая, покатился по дороге. Вслед за ним из калитки выбежала нарядно одетая девочка лет шести. Водитель свернул в сторону мяча и, нарочно наехав на него, расплющил в лепешку. Им в след донесся отчаянный детский плач.
- Ну ты что, совсем обнаглел что ли! – закричал Бол.
- Пустяки, господин комиссар, - ничуть не смутившись, улыбнулся шофер, сразу повеселев, - Родители этой девочки в состоянии купить ей мяч из чистого золота, а вы ее пожалели.
Он чуть помолчал и сказал решительно:
- Ничего, я еще всем докажу! Расколюсь, а построю себе такой же особняк. Голодать буду, экономить каждую копейку, а все равно построю, вот увидите!
- Долго тебе придется голодать, не вытерпишь, - усмехнулся Бол.
- Ничего, вытерплю. Что же поделаешь, если я из простой семьи, и у меня нет дяди министра, - ответил шофер и многозначительно посмотрел на комиссара.
Одиннадцатая глава.
Спортбаза, о которой говорил водитель, располагалась на берегу небольшого, но очень живописного озера, вода в котором действительно была почему-то совершенно голубой и прозрачной. Вокруг базы тянулся высоченный каменный забор, а у входа стояли двое громил, видимо, специально подобранных, чтобы оберегать тайны местного футбола от коварных противников. Бол предъявил своё удостоверение, и один из этих мрачных и молчаливых церберов пошёл за менеджером. Минут через пятнадцать он появился снова в сопровождении невысокого пожилого человека с изрядным брюшком и взглядом великого полководца, что делало его несколько похожим на Наполеона Бонапарта в зрелые годы.
- Морено, менеджер, - представился он, протягивая Болу маленькую, пухлую руку.
Комиссар вкратце поведал ему, что ведёт следствие об убийстве, и что ему требуется порасспросить кое о чём двух его футболистов - Хенрика и Франтишека.
- Они сейчас здесь? - с беспокойством спросил он.
- Да, оба здесь, - ответил менеджер, - Но сегодня вам не удастся повидаться с ними.
- Но, господин Морено, следствие не ждет. Если я буду ждать, то упущу преступников… Да вы не беспокойтесь, мне и задать-то им надо всего каких-то пару вопросиков.
- Это невозможно, комиссар, - твердым голосом отрезал этот новоявленный Бонапарт, - Через три часа игра, и я не рискну беспокоить своих мальчиков.
- Да вы поймите, господин Морено…
- Комиссар, я вижу, вы плохо себе представляете, что такое профессиональный футбол. Нам платят за каждую победу, за каждый забитый гол.
- Но ведь эти двое травмированы и все равно не будут играть.
- Это еще не известно. Возможно, кто-то из них выйдет на замену во втором тайме. И вообще никто вам не позволит перед самой игрой будоражить команду вашими дурацкими убийствами. Вы знаете, сколько стоит один гол, всего один гол?.. Десять тысяч! И вы хотите, чтобы из-за ваших дурацких шуточек мы рисковали такими деньгами!
- А когда можно будет их повидать? – обреченно спросил Бол.
- После игры они будут отдыхать. Только завтра, если получится. Причем, хочу вас предупредить, что вы будете задавать вопросы только в моем присутствии. Мы их купили, и они принадлежат нам.
- А чего вы боитесь? – удивился Бол.
- Многого. Прежде всего, никто не может поручиться, что вы не подосланы другой командой с целью перекупить их.
- Позвольте! – возмутился Бол, - Я же предъявил вам свое удостоверение.
- Знаете, комиссар, - хитро улыбнулся менеджер, - Полицейские ведь тоже не святые, тем более, что в этом случае вы ничем особенным не рискуете.
Бол сухо попрощался и направился к машине, решив отложить это разбирательство до завтра. Менеджер долгим и задумчивым взглядом посмотрел ему в след, как бы пытаясь по походке проникнуть в глубины его души, и, наконец, крикнул:
- Подождите, комиссар. Подойдите-ка!
Бол удивленно пожал плечами и вернулся.
- Комиссар, можно задать вам один вопрос? – приглушенным голосом спросил менеджер.
- Пожалуйста! – удивился Бол.
- Как я поминаю, мои мальчики к этому делу непричастны?
- Абсолютно непричастны, - подтвердил комиссар.
Менеджер задумчиво почесал лысеющий затылок и, взяв своего собеседника под-руку, отвел в сторону:
- Отойдем немного, а здесь нас могут услышать… Понимаете, какое дело, как бы вам получше объяснить?.. Было бы неплохо, если бы их тоже подозревали. Улавливаете мою мысль? Вся наша пресса принимается вдруг трубить: «Двое футболистов из «Алмаза Побережья» замешаны в убийстве!» но при этом, разумеется, у вас не хватает достаточно улик, чтобы засадить их за решетку, и они, как ни в чем не бывало, продолжают забивать голы. Пока там выясниться, что они к этому непричастны, мы успеем столько на этом заработать!
- То есть вы хотите, чтобы я нарочно впутал их в это дело? – спросил Бол, не совсем понимая его.
- Ну, конечно! – обрадовался менеджер его догадливости, - Пусть хотя бы месячишко-другой, до конца сезона, походят под подозрением… Больше того! Даже, когда выяснится, что они непричастны, популярность останется с ними. Раз их могли подозревать, значит, все-таки что-то было, улавливаете?.. Комиссар, помогите нам в этом, и я вас озолочу!
- Да нет уж, извините, я такими пакостными делишками не занимаюсь, - сказал Бол и негодующе посмотрел на своего собеседника, - Поищите кого-нибудь другого. Только честно предупреждаю: если я раскопаю это дело, то засажу вас за решетку.
Бол, даже не попрощавшись, повернулся, собираясь уходить, но менеджер удержал его за рукав.
- Подождите, комиссар, не горячитесь. Я вам уже говорил, что вы совершенно не представляете себе, что такое профессиональный футбол. Это предприятие с миллионными доходами… Вот вы, например, сколько получаете у себя на службе?
- Сто тысяч в год, - ответил Бол с явной гордостью в голосе, думая поразить его этой цифрой.
В ответ менеджер насмешливо покашлял и сказал:
- Я, конечно, не распоряжаюсь нашими фондами, надо будет предварительно переговорить с патроном… Но то, что вы на этом деле получите полмиллиона, я могу поручиться…
- Полмиллиона?! – вскрикнул Бол, пораженный этой фантастической суммой.
- Я вижу, вы довольны, - усмехнулся менеджер, - Так что давайте-ка обсудим предварительные детали.
- Полмиллиона! – еще раз проговорил восторженно Бол, но тут же с сомнением покачал головой: - А если кто-нибудь узнает?
- Это исключено. Мы с вами разговариваем без свидетелей. Сегодня же я поговорю с патроном, и завтра неизвестный благодетель вышлет на ваш счет в банке аванс в размере, допустим, ста тысяч. Ну, а как только вы предъявите им ваши обвинения, то получите остальное. Ну, а как только вы предъявите им ваши обвинения, то получите остальное.
Бол задумчиво посмотрел на своего собеседника. В конце концов, ничего страшного, если он согласится на это. Кому он причиняет вред этой сделкой? Абсолютно никому! Если падкие до сенсаций идиоты станут от этого чаще посещать стадион то, что же здесь подлого?
- А где я добуду против них улики? Спросил Бол, - Что, если у каждого имеется железное алиби?
- Когда случилось ваше убийство? - спросил менеджер.
- Во вторник вечером.
- Во вторник?! - обрадовался менеджер, - Как раз этим вечером мы вдвоём с Хенриком удили рыбу в уединённом месте, и никто нас не видел.
Бол непонимающе насупился:
- Но ведь это же железное алиби! Как я могу предъявить ему обвинение, если он в это время удил рыбу?
Менеджер хитро усмехнулся: - Алиби было бы в том случае, если бы я подтвердил, что он действительно был со мной. Но я этого не подтвержу…
Бол с сомнением покачал головой:
- Ну, хорошо, а второй?
- Франтишек? Я даже не знаю, где он был в тот вечер… Впрочем, его впутывать в это дело и не обязательно, хватит одного Хенрика, тем более, и физиономия у него вполне подходит для этой роли. Вы его когда-нибудь видели?
- Нет, я не очень интересуюсь футболом, - сказал Бол.
- Тогда вы многое потеряли. У него типичная рожа уголовника, хотя в общем-то он хороший малый… Ну, словом, я переговорю с патроном и позвоню вам.
Они обменялись телефонами, пожали друг другу руки и расстались друзьями.
Бол сел в машину и поехал в Агентство… Полмиллиона! Пятьсот тысяч пент! Это добротный особняк, прекрасная дача, машина самой лучшей марки. Еще это возможность объездить весь мир. Еще это и прекрасная собственная библиотека, о которой он всегда мечтал…
Бол приехал в Агентство и взял досье на Канта Брута по прозвищу Эскимо. Надо полистать его – возможно, и всплывут какие-то следы его сообщников, этих Лжехенрика и Лжефрантишека.
Увы, его версии лопаются одна за другой. Сначала это окно над рестораном «Гибель Помпеи», массажистка с этой дурацкой рюмкой… А что, если Бурлеску все-таки был там в это время? Он находился в той комнате и сидел у окна… Вдруг раздается звонок в дверь, и входит Крантан. Массажистка, опасаясь, что он увидит ее кузена, принимает его в коридоре, говорит, что очень занята, и наспех угощает вином, лишь бы только он побыстрее ушел!
Но тогда кто мог прикончить этого Эскимо сегодня ночью, если Бурлеску в это время находился под стражей? Это, конечно, дело рук этих двоих. Но какое они имеют отношение к Бурлеску?..
А, впрочем, ну их всех к чёрту! Вот как быть с этим футболистом, с Хенриком? Итак, алиби на тот вечер у него нет. Теперь остаётся только каким-то образом пристегнуть его к этому делу. Причём, сделать это надо похитрее: чтобы его подозревали, и чтобы улик против него не было…
Бол так задумался, что не заметил, как в кабинет вошёл Гренат.
- Бол, вы не обиделись, что я с вами не поехал? - спросил он, виновато поглядывая на комиссара.
- Да ну, что вы! - весело отмахнулся Бол, - А вы специально из-за этого пришли?
- Да нет, - улыбнулся Гренат, присаживаясь на краешек стула напротив комиссара, - Узнать пришёл, как там у вас? Всё-таки я тоже занимался этим Кантом Брутом, вот и интересуюсь
- Да пока ничего существенного, - развёл руками Бол, - Морис работает сейчас по его связям… Да, Гренат, вы просили у меня адресок какой-нибудь южаночки. Могу дать, если хотите.
- С удовольствием! - обрадовался Гренат и полез в карман за блокнотом, - А как она?
- Да ничего, - улыбнулся Бол, - Не сказать, конечно, что красавица, но и не дурна. И потом из хорошей семьи, за ней могут дать тысячонок пятьдесят, а то и все сто…
- А кто её родители?
- Отец давно умер, мать домашняя хозяйка, иногда подрабатывает, как частная гувернёрша. А вот брат… Брат у неё комиссар Уголовной Полиции и ради её счастья готов пожертвовать всеми своими сбережениями… Это моя сестра, Гренат.
- У вас сестра на выданье?! - изумился инспектор, - А что же вы раньше молчали?
Болу хотелось сказать, что раньше у него не было этих пятисот тысяч пент, которые он на днях должен получить, и часть которых он готов отдать за своей сестрой.
- Вы что, наследство получили? - спросил Гренат, как бы угадав его мысли, и подозрительно посмотрел на комиссара.
- Да нет, почему наследство? - вздрогнул Бол и пристально посмотрел на Грената: может быть, этот менеджер решил его продать и позвонил сюда, в Агентство?
- Что вы так на меня смотрите? - настороженно спросил Гренат
- Да нет, ничего, - улыбнулся Бол, с облегчением подумав, что ведь они с менеджером разговаривали без свидетелей, так что ему действительно ничего не грозит, - Ну, так как, берёте мою сестру? Смотрите, а то поздно будет.
- Почему поздно? - испуганно спросил Гренат и внимательно посмотрел на комиссара.
- Да что это с вами сегодня, Гренат? - улыбнулся Бол, - Какой-то вы странный.
- Это вы сегодня какой-то сам не свой, серьёзно возразил инспектор, вставая.
- А что же вы адрес не записываете? - спросил Бол сдавленным от испуга голосом.
- Как-нибудь в другой раз, - махнул рукой Гренат и вышел.
Бол подозрительно посмотрел ему в след, потом встал, на цыпочках прокрался к двери и неожиданным рывком распахнул ее. За дверью никого не было.
Бол снова сел за стол и взялся за дела. Но ему ничего не шло в голову, он ни о чем не мог думать, кроме как о своем предстоящем «гонораре»… А, может быть, все-таки отказаться, пока не поздно, от этого жульничества? Он же всегда был честным человеком, и еще не поздно сохранить в себе это… Бол встал и принялся взволнованно прохаживаться по своему просторному кабинету, не выпуская изо рта сигареты и стряхивая пепел прямо на пол…
Увы, эта мысль оказалась настолько слабенькой и нежизнеспособной, что скончалась, едва успев появиться на свет. Бол докурил сигарету и решительно остановился. Нет уж, пусть другие играют в честность, а он не станет упускать свою птицу счастья, которая в первый и, возможно, в последний раз попалась в его сети…
Зазвенел телефон, и в трубке послышался радостный голос Мориса:
- Господин комиссар, я уже все его связи раскрутил.
- Ну и как? – равнодушно спросил Бол, думая о своей сестре: сколько ей все-таки дать в качестве приданного – пятьдесят или сто тысяч? Или, пожалуй, семьдесят пять…
- У одного алиби нет, господин комиссар, - сказал между тем Морис, - И вообще он очень подозрительно держится.
- Что за человек? – спросил Бол, а сам подумал, что семьдесят пять тысяч – это наилучший вариант.
- Работает продавцом в ювелирном магазине, как раз в том, который взял недавно Эскимо… Но это еще не все. При обыске в квартире убитого мы нашли еще одну такую пуговицу.
- Какую? – рассеяно спросил Бол, думая уже об особняке: сколько в нем должно быть комнат?
- Ну, такую же, с русалкой, - ответил Морис.
- Да ну! – удивился Бол и подумал, что в его будущем доме должно быть не меньше десяти комнат, он может себе это позволить, - А где же вы ее нашли?
- В шкафу валялась, в самом углу, - ответил инспектор.
Бол выдвинул ящик стола – «его» пуговица, которую дважды находил Калабица, лежала на месте. Значит, Морис нашел еще одну пуговицу… И лучше, если дом будет двухэтажным. А под окнами он разведёт сад. Впрочем, сад уже должен быть при доме…
- Странно, - сказал Бол, возвращаясь к пуговице.
- Да, во всяком случае, неожиданно, - согласился Морис.
- Ну что ж, продолжайте действовать в том же духе, - сказал на прощанье Бол и повесил трубку.
Двенадцатая глава.
Когда Бол вышел из Агентства, уже начинало темнеть. Было прохладно, но ясно, и Бол решил пройтись до гостиницы пешком - на воздухе как-то лучше думается…
Откуда могла взяться эта вторая пуговица? И какое отношение она имеет к первой?.. Две - три комнаты будут полностью заняты под библиотеку, значит, остаётся семь комнат. Не, этого, пожалуй, мало, надо будет покупать дом больше, комнат из пятнадцати. И каждую он обставит в своём стиле. В одной будет мебель «вампир», как говорит массажистка, в другой…
- Добрый вечер, господин комиссар, - услышал он вдруг знакомый голос и, обернувшись, увидел Калабицу.
- Здравствуйте, сержант! Домой собрались?
- Да, господин комиссар, - обычным своим шёпотом проговорил тот и стал таинственно озираться по сторонам, - Шёл на автобусную остановку и вот вас заприметил.
- Ну, спасибо, что заприметили! Усмехнулся Бол и с неприязнью подумал, что теперь ему будет не так просто отделаться от назойливого сержанта.
- Да вы что, господин комиссар! - испуганно произнёс Калабица, - Чтобы я вас и не заметил! Да вы для меня теперь, как отец родной, как брат…
Ну, уж вы наговорите, сержант! - смущённо отмахнулся Бол.
Некоторое время они шли молча, и Бол всё никак не мог дождаться, когда тот уйдёт.
- Калабица, а вы на свой автобус не опоздаете? - решился он спросить, наконец.
- Да нет, господин комиссар, ещё рано. Я уж вас до гостиницы доведу.
- Но, я же не девушка, чтобы меня провожать, - усмехнулся Бол.
- Всё равно, господин комиссар. Вы у нас человек новый, никого не знаете, вам скучно одному… Да, господин комиссар, кончилось лето, сказал вдруг Калабица, грустно вздыхая, - Теперь, того и гляди, белые мухи объявятся.
- Это что ещё за белые мухи? - не сразу сообразил Бол.
- Ну, это у нас в народе так снег величают, - смущённо улыбнулся Калабица, - А у меня дружок есть один, Хенрик, так тот как увидит, что снег выпал, так шутит: «Гляди-кось, цельное кладбище белых мух»… Такой острый на язык, вы даже не представляете, господин комиссар…
- Как, как его зовут? - удивлённо вскинулся Бол.
- Хенрик, - таинственно прошептал Калабица.
- Он такой маленький с усиками?
- Да, господин комиссар, - удивился сержант, но тут же проговорил испуганно: - То есть нет, господин комиссар. Он и не маленький и не с усиками, а совсем, можно сказать, наоборот… такой огромадный!
- А зовут его Франтишек, - сказал Бол, подозрительно глядя на сержанта.
- Кого? - совсем испуганным голосом спросил Калабица.
- Ну этого, огромадного, - сказал Бол, не спуская с сержанта пристального взгляда.
- Зачем Франтишек? Хенриком его зовут. А франтишков никаких я и знать не знаю.
- А вы меня с ним не познакомите?
- С кем?
- Ну, с этим вашим огромадным другом.
- С Франтишком?.. Тьфу ты, совсем с вами заговорился! С Хенриком-то? - удивился Калабица, - А зачем он вам, господин комиссар? Он человек неинтересный, занудливый…
- Калабица! Вы же сами только что говорили, что этот Хенрик очень острый на язык, а я таких очень люблю.
Калабица на минутку замялся, не зная, что на это возразить.
- Да ведь это в каком смысле? - спросил он, неопределённо разводя руками, - Среди нас, деревенских, он может и остряк, А для вас, господин комиссар, он просто ничто, тьфу да и только!
В это время они подошли к подъезду гостиницы, и Калабица, торопливо распрощавшись со своим благодетелем, поспешил назад - на автобусную остановку. Бол не стал его задерживать, в конце концов, Калабица от него никуда не уйдёт , так что никогда не поздно познакомиться с его «огромадным» другом Хенриком. Впрочем, скорее всего, этот Хенрик не имеет ничего общего с тем же Лжехенриком, так же, как и футболисты.
В гостинице Бола ждало письмо от Карины. Значит, она все-таки взяла у матери адрес и решила ему написать. Только о чем она может ему писать? О том, что он променял свое творчество на полицейских собак? Но сколько же можно говорить об одном и том же – ему уже осточертели ее бесконечные поучения и упреки!
Бол поднялся к себе в номер, на всякий случай запер дверь на ключ и равнодушно принялся за письмо.
«Дорогой Бол! – писала Карина, - Встретила твою маму и взяла у нее твой адрес… /Ага, значит, он все-таки «дорогой»! Почему же в таком случае она не пришла в тот раз на свидание? Почему морочит ему голову?/.. Сперва я очень надулась на тебя, что ты уехал a l’anglais, не попрощавшись. Но потом я подумала, что ты обиделся на меня за то,что я не пришла в тот вечер на наше rendez-vous. /И что она все французит!/ Если так, то извини. Просто папе неожиданно стало плохо с сердцем, а мы с ним были дома, вот я и провозилась с ним. Бол, дорогой, ты не представляешь, как я рада твоему повышению! /Ну, вот! И она туда же! Выходит она презирала его работу только до тех пор, пока он был простым полицейским. А должность комиссара со ста тысячами годового дохода ее вполне удовлетворяет. Где же ее бескорыстность, ее чистое отношение к искусству?/… Бол, это наверное так романтично – быть комиссаром Уголовной Полиции! Я представляю себе, как ты распутываешь клубки загадочных преступлений и страшно горжусь тобой. Неужели это мой Бол? /Да нет, милочка, уже не твой! Ты чуть-чуть опоздала!/… У меня все по-старому. Недавно задумала серию офортов a’la Гойя. /Опять французит! И чем уж так не угодил ей язык родной Вестландии?/… Не знаю еще, как получится, но пока вся горю этим. Наша бражка по-старому. Крукс получил за свою книгу пятьсот пент, а Рута недавно загнала одному иностранцу свою картину за четыреста пент. /А какое ему дело до всего этого? Это же смешно до нелепости – пятьсот пент, четыреста пент… У него уже почти в кармане лежит полмиллиона пент! Он может, если захочет, купить их всех оптом со всеми их дурацкими книгами, картинами и офортами a’la Гойя и даже a’la Рафаэль!/… У Гинды на «корме» опять вскочил «голубой карбункул», и она не может ни сесть,ни встать, а только лежит целыми днями на животе и уплетает классику. Скукота!..»
Вот уж действительно скукота! И как он мог совсем еще недавно жить в этом болоте, среди этих червей!.. Так и не дочитав письма до конца, Бол разорвал его и выбросил в урну для бумаг. И в этот момент ему как раз позвонили. Он снял трубку и услышал знакомый голос, хотя сразу и не сообразил, кому он принадлежит.
- Привет, Бол! Это говорит Морено, менеджер. Не, все в порядке. Я говорил с антикваром. Он тебе уступит альбом. Я его видел, прекрасные репродукции! Причем, там, оказывается, не пятьсот листов, как мы с тобой думали, а цедых семьсот пятьдесят… Ты меня понимаешь?
- Отлично понимаю! – вскричал Бол, чуть ли не задыхаясь от радости, - Беру этот альбом, сколько бы он за него ни просил… Ну, мы завтра обо всем договоримся.
- Ну, пока. Спокойной ночи! – весело отозвался менеджер, - Привет тебе от антиквара… Кстати, мы выиграли три два…
Семьсот пятьдесят. Значит, патрон решил ему отвалить за это дельце не пятьсот тысяч, а целых семьсот пятьдесят! Это очень меняет дело. Теперь он может себе позволить не только дом в провинции, но и кое-что поинтереснее. Например, виллу где-нибудь на Лазурном берегу или на Гавайских островах… Вилла, море, яхта, женщины… И на все это не придется годами копить, отказывая себе во всем, это все придет сразу…
Неожиданно в прихожей послышался какой-то короткий шум, и в то же мгновение дверь сорвалась с запоров, широко распахнулась, и в комнату влетели… Франтишек и Хенрик. Бол на мгновение замер от неожиданного испуга, потом потянулся в карман за пистолетом. Но они опередили его. Хенрик кинулся к выключателю и погасил в комнате свет, а Франтишек набросился на Бола и, мгновенно подмяв его под себя, зажал ему рот своей огромной ладонью… И сразу вслед за этим что-то с легким свистом чирикнуло воздух, и в противоположном конце комнаты на буфете зазвенел разбитый хрусталь.
- Хенрик, дверь! Дверь закрой! – испуганно вскрикнул Франтишек, продолжая лежать на комиссаре, - А то еще кто-нибудь войдет.
Хенрик закрыл дверь, а потом подполз к ним и помог своему товарищу связать Бола. В это время еще несколько раз что-то просвистело в воздухе и ударилось в противоположную стену.
- Наугад стреляешь, гаденыш! – проговорил Хенрик и, достав из кармана платок, сунул его в рот комиссару, - Дышать можешь? А то скажи, я послабее сделаю. Только, если пикнешь, смотри!
Бол промычал в ответ что-то нечленораздельно-утвердительное, давая этим понять, что осознает безвыходность своего положения и принимает любые условия бандитов.
Где-то далеко на улице послышался резкий вой, по которому Бол сразу определил, что подъехала полицейская машина. Он подумал, что приехали за этими бандитами. Но они, имея заложником комиссара полиции, не отдадутся легко в руки, за этим он им и понадобился. Но кто же тогда мог стрелять? Скорее всего, соперничающая банда…
Несколько минут бандиты молчали, прислушиваясь.
- Вроде бы перестал стрелять, - неуверенно прошептал Хенрик.
- Ему уже не до этого, - ухмыльнулся в ответ Франтишек, - Но все равно надо Калабицу дождаться.
Значит, это все-таки Калабица! Проклятый тихоня! Бол чуть ли не застонал от бессильного гнева. Как же он его сразу не раскусил! Выходит, Калабица у них главарь…
Еще минут пятнадцать прошли в тревожном молчании, а потом за окном послышалась сирена «скорой помощи».
- А это еще к кому? – испуганно прошептал Франтишек.
- Держи его, а я погляжу в окно, - сказал Хенрик и по-прежнему ползком стал пробираться к окну.
Но в этот момент в комнату кто-то вошел, и послышался радостный голос Калабицы:
- Все в порядке, взяли.
- А за кем скорая помощь приехала? – спросил Хенрик.
Успел одного полицейского зацепить. Но ничего страшного, в плечо попал.
Калабица зажег свет, увидел связанного комиссара и, страшно перепугавшись, бросился его развязывать.
- Господин комиссар, вы уж простите, перестарались мои дурошлепы… А вы что же, не могли без этого?
- Да мы боялись, он кричать начнет, люди сбегутся, - смущенно отозвался Франтишек, - Бол, ты уж на нас не обижайся.
- Да, - улыбнулся Хенрик, - опоздай мы на минутку, и каюк тебе. Целую обойму высадил, гад!.. Калабица, а где вы его взяли?
- Забрался в одну квартиру…
- А жильцы?
- Там только одна старушка была дома, Царствие ей Небесное! – грустно вздохнул в ответ Калабица и перекрестился.
Бол, все еще продолжая лежать на полу, смотрел на них, ничего не понимая. Калабица развязал его, помог встать, а сам отошел к окну и принялся что-то внимательно разглядывать.
- Ну, так вы мне объясните, наконец, в чем дело? – недовольным голосом проговорил Бол, разминая затекшие руки и ноги.
Калабица беспомощно развел руками:
- Да тут ведь сразу и не объяснишь, господин комиссар… Ой, господин комиссар, господин комиссар, пойдите-ка быстрее сюда! – неожиданно закричал он и призывно замахал рукой, - Поглядите вон туда.
Бол, недоумевая, подошел к окну и увидел, как из подъезда соседнего дома, который находился как раз напротив его окон, двое полицейских вывели человека в наручниках и повели к полицейской машине…
- Гренат?! – изумился Бол.
- Да, господин комиссар, это все Гренат, - подтвердил Калабица и как-то виновато вздохнул, - Он убил Джека Каридиса, потом убрал Эскимо, теперь вот эту старушку… А кабы не мои дружки, Хенрик с Франтишеком, он бы и до вас добрался всенепременно – гляди-кось, как стену изрешетил…
- Мразь! Подонок! – прошипел комиссар, с ненавистью глядя в окно, - Позавидовал, что я стою выше его, решил скомпрометировать…
- Да нет, господин комиссар, навряд бы он стал из-за этого рисковать, - несмело возразил Калабица, - Тут совсем другая психология.
- Ну, тогда расскажи мне, что вы тяните! Только не шепчите, пожалуйста, говорите нормально, - сказал Бол и, усадив Калабицу на стул, сам сел на диван между Хенриком и Франтишеком и приготовился слушать.
Тринадцатая глава
- Тут все с чего началось? – заговорил Калабица, робко поглядывая на Бола и как будто чувствуя перед ним какую-то вину, - Пуговица эта меня смутила, которую я нашел. Ведь я вам, господин комиссар, тогда сразу сказал, что она валялась бабой кверху, даже два раза повторил, а вы ноль внимания, даже сказали, что это мол не имеет никакого значения. А как же так не имеет значения, ежели эта баба из тяжелого камня сделана, а сама пуговица легкая, пластмассовая…
- Перламутровая , - поправил Бол, насмешливо усмехнувшись.
- Ну, пусть перламутровая, - согласился Калабица, - Только перламутра эта тоже ведь из пластмассы делается… Ну вот и представьте себе к примеру, господин комиссар: идете вы себе по улице, свежим воздухом дышите, а у вас эта пуговица возьми и оторвись. Как она упадет? Ясное дело, бабой книзу, потому что баба перетянет…
- Баба мужика всегда перетянет, - улыбнулся Хенрик и, как бы в поисках поддержки, посмотрел на комиссара: - Ведь правда, Бол?
Но тот вдруг изменился в лице, пораженный одной неожиданной и страшной мыслью. Убийца найден и обезврежен, а, следовательно, он, Бол, никак не сможет теперь заподозрить в чем бы то ни было этого футболиста. Значит, эта сделка не состоится, и он никогда не получит свои пятьдесят тысяч…
- Бол, что это с тобой? – спросил Хенрик, заметив, что с комиссаром творится что-то неладное, - Может, этот медведь тебе отдавил чего?
- Не, я его аккуратно держал, как барышню, - смущенно отозвался Франтишек.
- Ничего, это сейчас пройдет, - слабым голосом проговорил Бол, - Просто я очень перепугался, я же подумал, что вы меня убивать пришли.
Калабица обвел присутствующих робким взглядом, как бы испрашивая разрешения продолжать свой рассказ, и получив их молчаливое согласие, снова заговорил:
- Вот я и подумал себе, что эта пуговица не оторвалась, а выпала случайно из кармана, когда он, то есть убивец, полез за ножом. Она перевернулась несколько раз в воздухе и упала бабкой кверху. Ну, я в тот момент не стал над этим особо голову ломать, потому как не моя это совсем забота. Ну а когда вы, господин комиссар, такую, можно сказать, заботу обо мне проявили - такси для меня наняли из своего кармана - я тут и решил: разобьюсь, а помогу господину комиссару за его доброту… Стал я, значит, мозговать, что к чему, и объявилась у меня одна прехитрющая мыслишка: а что ежели, думаю, эта пуговица совсем и не его, не убивца то есть, а просто таскал он с собой в кармане чужую пуговицу. Но тут опять же встаёт вопрос: а зачем он её таскал? Где он её добыл?
Бол почти не слушал Калабицу, а сидел на диване, положив руки на колени и глядя в одну точку… Значит, не будет у него теперь ни собственной виллы на Гавайских островах, ни яхты, ни даже собственного особняка из пятнадцати комнат. Когда-то ещё он накопит денег на этот особняк!.. То есть, все его планы неожиданно рухнули…
- Тут ещё одна заковыка меня смутила, - продолжал между тем Калабица, - То, что убивец орудовал простым перочинным ножиком. Если бы это был сообщник Джека Каридиса, у него непременно должен был быть с собой стилет или фонарь какой. Значит, думаю, это дело рук любителя, а не профессионала… Ну, и потому-то, что пуговица возле самой стенки валялась, тоже имеет немаловажное значение. Из этого следует, что убивец крался по самой стеночке. А ежели бы он с вами, господин комиссар, не был бы знаком, то зачем ему по стеночке идти? Вы бы его всё одно не узнали бы…
Хенрик внимательно, с интересом слушал своего старшего товарища и только время от времени переводил обеспокоенный взгляд на Бола, который совершенно с безучастным видом смотрел куда-то в пустоту. Франтишек же, прислонившись к мягкой спинке дивана, уже безмятежно спал и чуть слышно похрапывал во сне.
- А коли так, - продолжал Калабица, - То, выходит, это кто-то из своих. А поскольку вы до этого шли вместе с Морисом и Гренатом, то кто-нибудь из них и есть, по всей видимости, убивец… Сперва я на Мориса подумал, потому что у нас в Агентстве некоторые подозревали его, что он с наркотиками связан, хотя я в это особо и не верил. Да, по правде сказать, хоть бы и так, все равно его винить за это трудно: пятеро мальцов, жена хворая. Тут на одну зарплату не проживешь. Думаю, заметил издалека, как вы этого Джека сцапали, и решил его убрать: наверное, он о нем чего-то знал. Тут как раз и с пуговицей этой получается складно. Он эту пуговицу стащил незаметно у какого-нибудь бандюги, против которого улик не хватало, чтобы потом подложить ее куда следует – вот тебе и будет готовая улика! У нас так многие делают…
- Жулье! – негодующе проговорил Хенрик и в поисках поддержки повернулся к комиссару, который неизменно продолжал смотреть в одну точку, - Бол, да что с тобой? Может, чего болит?
- Да нет, нет, ничего, - попробовал улыбнуться Бол, - Я слушаю… Просто устал немного… Продолжайте, Калабица.
Сержант виновато развел руками и снова заговорил:
- Но тут мне припомнилось, что у Грената слышимость исключительная, можно сказать, феноменальная прямо. Я и подумал себе: он же первый от вас ушел, а вы с Морисом потопали дальше. Ну а Гренату захотелось послушать, о чем вы говорить будете промежду собой, вот он за вами и покрался. Он на таком большом расстоянии шел, что вы его даже не видели, а он со своей слышимостью все равно отлично слышал… Но опять же полной уверенности у меня не было, что это он, потому что раньше Гренат никогда с наркотиками не путался… Выходит, очень уж ему деньги понадобились, что он на этот скользкий путь ступил. Ну, ясное дело, парень молодой, симпатичный, ему и с девками хочется погулять, и в ресторан сходить, а откуда деньги взять?.. Эх, жалко парня! Такой тоже душевный был…
Калабица сокрушенно покачал головой и, достав из кармана носовой платок, стал громко и долго сморкаться. Бол посмотрел на него задумчиво. Выходит, если бы он не пожалел этого сержанта, не взял бы ему такси, он бы и не сунулся в это дело. Следовательно, убийца еще долго гулял бы на свободе, и он, Бол, мог в этом случае с полным основанием заподозрить кого угодно, в том числе и этого футболиста. И тогда эти семьсот пятьдесят тысяч были бы, можно сказать, уже в кармане…
Благополучно разделавшись со своим носом, Калабица аккуратно сложил платок, убрал в карман и продолжал:
- Выходит он, то есть Гренат, связался как раз с этим Джеком Каридисом, а тут перепугался, что тот его выдаст. Был бы он поопытнее, ему бы это навряд пришло в голову, а он же в этом деле новичок, можно сказать… Ну, одним словом, как только я догадался, что это кто-то из них, так сразу решил, что надо будет на всякий случай еще такую пуговицу заиметь, а то ту пуговицу убивец может стянуть, потому что на ней могут оказаться отпечатки пальцев…
- Так она же в луже лежала, - удивился Хенрик.
- Ну и что же из этого! – возразил Калабица, - И опять же, может, совсем и не в луже, может, это я нарочно сказал, что в луже. А потом ведь по этой пуговице можно будет добраться до того бандюги, у которого он ее срезал, и все тут само собой прояснится. Поэтому я у господина комиссара выклянчил эту пуговицу, якобы, для опознания, а на самом деле отдал своему знакомому гравёру, чтобы он сделал еще одну такую пуговицу, а потом ее у себя оставил… Ну и Гренат действительно замыслил ее стащить. Сперва он подумал, что она у вас в чемодане находится, и в номер к вам забрался. При этом он предварительно у Мориса из кармана этот билет на электричку вытащил и к вам в номер его подложил – всё лишняя улика против Мориса будет. Ну а когда в чемодане не нашел пуговицы, подобрал ключ к вашему кабинету. А я-то нарочно сказал, господин комиссар, чтобы вы ее в столе оставили: мне надо было проверить – украдут эту пуговицу или нет? Думаю, если украдут, то это наверняка или Морис или Гренат – чужой-то к вам в кабинет никак не мог забраться… Ну и когда стащили эту пуговицу, то я с той, со второй пуговицей пока не хотел соваться, потому что ничего еще толком не выяснил. Но поскольку вы тут шум подняли, Мориса в открытую стали обвинять, я испугался, что вам от шефа достанется, и он вас совсем от этого дела отстранить может. И решил отдать вам пуговицу, а сказал, что нашел…
- Бол, - сказал Хенрик, с тревогой поглядев на комиссара, - Бол, ну что с тобой? Ведь все, можно сказать, олрайт получилось, убийцу нашли. А ты сидишь… как неживой…
- Да нет, ничего, не беспокойся, - слабым голосом проговорил Бол, - Говорите, говорите, Калабица, я слушаю.
- А теперь вы, господин комиссар, представьте себя на месте этого убивца, - продолжал Калабица, хитро улыбаясь, - Он стащил эту пуговицу и, ясное дело, тут же уничтожил, чтобы она не могла его выдать: утопил где-нибудь, или разбил на мелкие дребезги или еще чего. А тут вы вдруг заявляете, что нашли эту пуговицу. Он, конечно, сообразил, что у вас была еще одна пуговица, и что вы уже кой-чего пронюхали и водите его, так сказать, за нос. Что он, убивец, должен в этом случае делать? Он должен немедля убрать этого бандюгу, у которого он стащил пуговицу, и в то же самое время завладеть пиджаком с остальными пуговицами, чтобы против него не было никаких улик…
Калабица довольно потер руки и обвел присутствующих торжествующим взглядом, как бы призывая их разделить с ним радость его открытий… Бол рассеянно покосился на него, не в силах оторваться от своих невеселых дум… С чего же это началось? Как он мог связаться с этим чертовым Калабицей, который своим расследованием все погубил, лишив его такого состояния?.. В тот вечер Бол выходил из Агентства и заметил, что на диване кто-то спит. Если бы он прошел мимо, то ничего бы и не было – ну спит себе кто-то, и пусть спит на здоровье. Зачем, ну зачем стал он спрашивать у дежурного, кто это лежит? Какое ему до этого дело!
- Ну вот, - продолжал Калабица, - Я сразу смекнул, что надо срочно действовать, а то будет поздно. Я порасспросил у нас кое-кого и узнал, что за последнее время несколько раз уходил от нас один бандюга по имени Кант Брут, а по кличке Эскимо – никак не могли найти против него улик. И как раз подходило, что им занимались Морис и Гренат. Поговорил я со своими дружками, вот с ними, объяснил обстановку, и они согласились мне помочь. Дал я им наказ срочно побывать у этого Эскимо и предупредить его, какая ему угрожает опасность, а заодно и выманить у него пиджак с этими пуговицами… Ну, его самого дома они не застали, а пиджак нашли – я их заранее снабдил набором ключей, чтобы они при случае в его квартиру могли проникнуть…
- Хорошо еще, что нас никто не заметил, - улыбнулся Хенрик.
- Заметили, - вяло возразил Бол, - В квартире напротив живет мальчик лет девяти, и он наблюдал за вами из замочной скважины, а потом рассказал мне.
- Да ну?! – весело изумился Хенрик, - Ну, я ему при случае надеру уши, чтобы не трепался зря.
Бол посмотрел на него и грустно вздохнул своим мыслям… Ну хорошо, увидел он тогда, что кто-то лежит на диване. Оказалось, что это Калабица, пусть так. Но зачем понадобилось везти его домой на такси? Кому Бол хотел показать свою доброту? Да и какая это доброта? Это не доброта, а всего лишь привычка быть добрым, порядочным. Идиотская привычка, которая обошлась ему в семьсот пятьдесят тысяч пент!
- Ну, вот, - продолжал Калабица, - Отдали ребята мне этот пиджак, и я его у себя спрятал. И еще я подумал, что он, убивец, не обнаружив этого пиджака, захочет с вами разделаться, потому что решит, что он уже влип окончательно, и что вам уже про все известно. Поэтому я попросил Хенрика с Франтишеком, чтобы они в тот вечер за вами последили…
- Мы видим, ты в ресторан с девушкой пошел, и мы за тобой, - улыбнулся Хенрик, - А потом, когда ты проводил эту девушку, мы испугались, что в темноте упустим тебя. Близко-то не подойдешь, ты же заметишь. А издалека не видно. Вот я и подумал: подойду к тебе, прикинусь влюбленным, а пока с тобой договоримся, так и до гостиницы тебя доведем. Только потом Франтишек все испортил, - Хенрик повернулся к Калабице, желая посвятить его во все подробности, - Бол спрашивает, откуда мы знакомы с Сибиль, ну с его девушкой, а этот медведь возьми да ляпни: «А кто это такая?»
- Ну так и вышло, как я думал, - продолжал Калабица, - Убивец пришел к этому Эскимо, пришил его ножом. Свой-то нож он, разумеется, выкинул или схоронил так, что не найти. Но, выходит, у этого Эскимо точно такой же нож валялся где-то под рукой, и убивец им воспользовался… Но опять же пиджак с остальными пуговицами он так и не нашел, пиджак в это время уже у меня был. Ну он и подумал, что это вы его взяли, господин комиссар, и что теперь у вас все нити имеются, все улики против него. Ведь жены-то этого Эскимо дома не было. А как она объявится, так и вспомнит, что он, убивец, приходил к ним с обыском, и после этого на пиджаке исчезла одна пуговица. Короче говоря, ему только один путь теперь оставался – убрать вас, господин комиссар. Поэтому я вас сегодня после работы и пошел проводить до гостиницы… А он-то, Гренат, поэтому и не захотел ехать утром с вами к убитому, что боялся каким-нибудь движением выдать себя там: все же человек он непривычный к таким делам, он же раньше никогда никого не убивал и в мыслях даже такого не держал…
Сказав это, Калабица снова достал свой платок и долго грохотал своим носом - Не смотря ни на что, ему, видимо, было жаль Грената, и он, думая о нём сильно нервничал… А Бол, глядя на него, неотступно думал о своём. Конечно, он сам виноват во всём этом, сам себя ограбил на семьсот пятьдесят тысяч. А тут ещё эта пуговица! Упади она русалкой книзу, и Калабица ничего бы не заподозрил. А у Грената тогда не было бы никакой необходимости убивать его, Бола, потому что он всё равно бы ничего не узнал… Какая это мелочь, ерунда - вниз русалкой или вверх - и какие трагические последствия, из-за которых он, Бол, так многого лишился в жизни. Да какое там многого - можно сказать, что он лишился всего!
- Довёл я вас до гостиницы, продолжал между тем Калабица, - и понял, что теперь у него остался только один путь разделаться с вами: когда стемнеет, стрелять в вас через окно, потому что завтра может быть уже поздно. Ну, я примерно рассчитал, откуда он может стрелять, и мы с ними, то есть опять же с Хенриком и Франтишеком, устроили ему на крыше засаду. Только он, хитрюга, как будто учуял это и решил по-другому сделать: не на крышу полез, а забрался в одну квартиру, да при этом убил там одну старушку, Царствие ей Небесное! - Калабица снова перекрестился, - Только мы-то этого не поняли сперва. Ждём его, голубчика, на крыше, а его всё нет и нет. Ну, тут я смекнул, что он задумал, и срочно послал ребят в гостиницу, а сам полицию вызвал и принялся по этажам бегать - его искать. Полиция прибыла - а я к тому времени и квартиру обнаружил, где он засел - и мы в дверь стали стучать. Он понял, что конец, и открыл по нас пальбу, одного нашего в плечо ранил… Только вот одно не возьму в толк: зачем моим дурошлёпам потребовалось вас вязать?
- А ты, Калабица, совсем без понятия! - улыбнулся Хенрик, - Ведь после вчерашнего вечера он нас подозревал. А объяснять, что к чему, уже и времени не было, И то ведь, опоздай мы на минутку - и всё! Ты бы сам тут побыл в это время: пули так и плясали в воздухе!
- Ну, это тебе со страху показалось! - усмехнулся Калабица, - Ну, палил он, не без этого. Только особой меткостью он никогда не отличался. Мы когда экзамены сдаём по стрельбе, то Гренат выше тройки никогда не получает. Вот Морис, тот стреляет, только держись! - Калабица снова погрохотал в свой платок и сказал ещё: - И ведь знаете, господин комиссар, до самого последнего момента я в точности так и не знал, кто это - Гренат или Морис? Даже думалось: а вдруг кто-то совсем незнакомый. И не возьми мы его с винтовкой в руках, я бы, пожалуй, и не поверил…
Калабица встал, растолкал спящего Франтишека и сказал:
- Ну что, ребята, потопали? А то ведь господину комиссару после таких приключений отдохнуть требуется, поспать… Господин комиссар, только обратно у меня к вам одна просьба будет. Вы уж не говорите никому, что я тут замешан, скажите лучше, что вы это сами всё распутали.
- Так они же знают, что это ты вызвал полицию, - вмешался Хенрик.
- Это ерунда! - махнул рукой Калабица, - Можно будет сказать, что мне господин комиссар велел полицию вызвать… А то ведь ежели начальство пронюхает, что я самоуправством занимаюсь, враз выгонят с работы.
- За что же тебя выгонять, если ты распутал преступление? – недоуменно пожал плечами Хенрик.
- Э-э-э, друг дорогой! – хитро прищурился Калабица, - Сразу видно, что не знаешь ты всех тонкостей нашей работы. Не мое это собачье дело распутывать преступления. А то сегодня я преступление распутал, а завтра у нашего начальства какие-нибудь темные делишки начну распутывать. Тут, Хенрик, высокая политика!
- Хорошо, Калабица, я все возьму на себя, - согласился комиссар.
Когда все ушли, он еще некоторое время сидел неподвижно на диване, все не в силах отделаться от своих невеселых мыслей, а потом медленно, как будто с трудом, поднялся и подошел к окну. Было уже совсем поздно, и далеко внизу горели окна ночных кабаре… Бол открыл раму, взобрался на подоконник и, чуть-чуть помедлив, решительно шагнул в пустоту…
ВИТАЛИЙ ЗЛОТНИКОВ
© Copyright: Виталий Злотников, 2021
Свидетельство о публикации №221061301392
Свидетельство о публикации №221061301392
Рецензии