Жертва искусства

Ох, этот Тимка! Достал, сил моих больше нет! Всё ему дай, всё принеси. Ну, сами посудите.

Вместе мы уже сто лет, все нам завидуют — «не разлей вода, не разлей вода»! А завидовать-то нечему. Никто не знает, как мы с ним вдвоём живём. Да если эта неженка ноженьки свои замочит, то слёз нальет — Амазонка из берегов выйдет. Ещё потом и сопливить будет неделю. Тяжёлое он не носит, старое не надевает. Подавай все новое и чистое. Лопаты сроду в руки не возьмёт — не царское это дело, видите ли.

А недавно что было?! Выходим, значит, из подъезда, в магазин за сладостями собрались. На улице дождь, слякоть. И проезжает сосед наш на своём автоведре «Волга». И как обдаст нас обоих из лужи! Стоим, обтекаем. Вижу, у Тимки губа нижняя дрожит, глаза уже заволокло слезами. Едва успел обратно в подъезд утащить, чтобы он при всех не разрыдался. Ну ясно дело, вернулись домой. Его, как самого хрупкого, в горячую ванну усадили, да пены побольше, уточку жёлтую, чтобы не скучал, а мне — как вы думаете? — пришлось всё-таки бежать до магазина за пирожными. Продавщица ещё какая-то непонятливая попалась. Три раза повторял, мол корзиночки с кремом подайте. В общем, день не задался. Но это ещё цветочки. Попили спокойно чай, вроде всё хорошо, прекрасно, я б даже сказал. Но тут снова началось. Одежда грязная, но в стиральную машину её запихнуть наше величество брезгует. Наслушался всяких умных передач, как будто в лужах глисты водятся. Да я когда маленький был, с пацанами на спор из луж эту воду пил! И ничего, никаких паразитов. А паразит-то вот он, присосался.

Что-то бормочет мне невнятное: давай гулять не пойдём, сыро на улице, давай дома останемся. Ну и что делать будем, спрашиваю. А он: ну я порисую, а ты — как хочешь, главное, не мешай! О, и чайку принеси мне ещё!

Нет, вы слышали?! Честное слово, придушил бы пиявку эту, да мать его жалко, плакать будет. Тимка же у неё душенька, голубчик, художник ненаглядный. Но рисует он и вправду хорошо. У меня бы ни в жисть такие танки не вышли. Какие детали! Какая реалистичность! Все, абсолютно все, хвалят его. Тима сначала от гордости раздуется, засияет, как новенький самовар. А когда все уходят, начинает в приступе самокритики все картины и чертежи рвать на мелкие клочки. За волосы схватится, ну натурально как актёр драматического кино, в локти свое светлое личико спрячет и заунывным голосом причитает: «Я бездарность! Я бездарность!». Приходится мне опять в магазин бежать за пирожными, чай с мятой приносить, по волосам гладить и хвалить без конца. А он что мне в ответ?! Вот именно! Ни-че-го!

Но сегодня Тимка довёл меня окончательно! До такой степени, что я видел только два варианта развития событий: дать ему хороший подзатыльник или уйти. А всё почему? Да потому что эту креативную башню атаковал дракон по имени Гений современности. Подзывает меня и говорит:

— Я тут придумал новую инсталляцию. Это будет прорыв в современном искусстве! Вот, погляди!

У самого глаза лихорадочно блестят, волосы растрепались, пальцы дрожат, вокруг кучи этого дерь… искусства бегает, как раненый хорёк.

— Что это? — задаю я закономерный вопрос при виде этого, с позволения сказать, перфоманса.

— Я назвал это так, — тут он принял торжественную позу, руки задрал и пронзил потолок взглядом мученика, который наконец-то отрёкся от боли и познал смысл Вселенной, — XXI век наизнанку!

И одним глазком на меня — тырк-тырк! — поглядывает, пытается реакцию мою понять: нравится — не нравится. Ну я, естессна, деревенщиной прослыть не хотел, тоже принял позу, такого, знаете, прожжённого критика, которого сложно чем-либо удивить, ибо разбирается он в искусстве лучше, чем само искусство может разбираться в себе.

— Ну-у, — протягиваю я, — то, что наизнанку, это я вижу! А XXI век-то где?

И смотрю на него, как Сэнсэй на глупого ученика. Тимка чуток поник, но решил не сдаваться и не падать духом. Хотя вот его декаданс уже начал потихоньку обваливаться а-ля рубль в 98-м.

— Ну как же? Вот! Посмотри! — тычет своими тонкими пальцами в основание. — Вот это символизирует конец ХХ века, а вот это — уже переход к XXI, ты посмотри, миллениум наступает!

— О, да-да, вы совершенно правы! — со слишком умным выражением лица кивнул я степенно. — Но не кажется ли вам, герой нашего времени, что здесь чего-то не хватает?

Тимка весь загорелся, как сигнальный костёр HELP на необитаемом острове.

— Боже! О, Боже! Ты тоже это понял, да?! — головой затряс, волосы его ещё больше растрепались, отчего он стал похож на безумного учёного.

— Да! — я обхватил свой подбородок пальцами и нахмурил брови, разглядывая эту кучу постмодерьнизма. — Здесь определённо не хватает пару уточняющих деталей.

И тут этот не совсем здоровый человек начинает раздеваться. Снял штаны, футболку, носки. Вывернул их шиворот навыворот. Водрузил всё это на вершине своей чудо-инсталляции. Затем подумал с секунду, кивнул сам себе и стянул трусы. Их тоже вывернул. Натянул сверху. Стоит голый, мурашками весь покрылся и думает о чём-то. Наверняка, великом и гениальном. А потом так мееедленно, как слоу мо в фильме, переводит на меня взгляд, скользит им вниз до штанов.

— Что ты удумал?! — забеспокоился я, а сам уже начал воображать, как перекувыркнусь к двери одним движением, словно опытный каскадёр, и сбегу из этого дурдома.

— Это нужно! Это для искусства! — тихо, но очень трагично прошептал Тимка.

Я стрельнул глазами в сторону выхода.

— Я прошу тебя! Дорогой мой! Ты же лучший человек на земле. Неужели не хочешь увековечить своё имя в истории величайшего искусства?

— Имя — хочу, а свои трусы — нет!

Ну и тут началось опять. Губы дрожат, глаза, полные мольбы и горя, уже на мокром месте, руки тянутся ко мне, как два тоненьких стебелька к солнцу — ахтунг, этеншн, трагедия, триллер, драма! После долгих уговоров я сдался. Ну… Как сдался? Психанул! Стянул разом штаны и трусы, швырнул их ему в руки, развернулся, хлопнул дверью и ушёл. Вышел на балкон, сигарету закурил, стою в одной футболке с голой жопой, член болтается, и думаю: вот угораздило же, чёрт возьми, с таким жить! Достал, сил больше нет!