Ночь гиены

Купец Низар ибн Саид вышел бы из города гораздо раньше, если бы не захромал один из его мулов. Пришлось завернуть на базар и выбрать там нового. Захромавшего мула Низар оставил хозяину гостиницы, в которой ночевал: он обещал позаботиться о бедном животном и подлечить его.

Путь лежал среди вереницы барханов, тянувшихся до самого горизонта. До Багдада оставалось еще три дня пути, и Низар, соскучившийся по родному дому, торопился, насколько позволяли силы мулов, нагруженных товаром. Но сейчас он бранил себя за излишнюю спешку: сумерки сгущались, все длиннее становились тени маленького каравана, бредущего по пескам. Остался бы он в городе, заночевал в той же гостинице, и пустился бы в путь поутру. Тогда к следующей ночи успел бы добраться до небольшого селения к западу отсюда. А теперь, того и гляди, коротать ночь придется в пустыне. Подгонять мулов, однако, Низар не решался: чего доброго, потерял бы еще кого-нибудь из них. Тогда хоть самому тюки на закорки взваливать: животные и так волокли сколько могли. И когда померк последний луч солнца, у молодого купца вырвался печальный вздох. Не хотелось ему ложиться спать в песках, да ничего не поделаешь. Впереди виднелась небольшая роща, и за неимением другого крова можно было устроиться под сенью деревьев.

— Эй, путник, постой, подожди меня! — послышался позади незнакомый голос.

Обернувшись, Низар увидел догонявшего его человека. На смену солнцу на небе явилась луна, и хоть свет ее был мягок и слаб, его хватило, чтобы разглядеть незнакомца.

Это был худощавый человек средних лет, с очень темным лицом. Халат его покрывала богатая вышивка, а в руке он держал резной посох. Не бедняк, это видно, но почему же пешком пустился в путь через пустыню?

— Подожди меня, будь так добр! — повторил он, торопливо догоняя Низара. — Ты ведь Низар, купец из Багдада? Я слышал твое имя в городе. Ну а меня зовут Асафом. Прости, что остановил тебя, но эта дорога опасна для путников, идущих в одиночку. Мне и самому не по себе оттого, что я без провожатых. Пойдем вместе, так будет спокойнее и веселее.

— Как же ты пустился в дорогу один, зная, что места здесь опасные? — удивился Низар.

— Я должен был идти со своим другом, да нас догнал вестник, сообщивший, что жена его захворала. Вот он и повернул назад, а меня неотложные дела погнали дальше в дорогу.

— Что ж, идем вместе, — сказал Низар. — Только путь-то у нас получится недолгий: вон до той рощи. Наверняка в ней есть родник, раз выросли деревья. Там и можно будет переночевать.

— А вот этого делать не стоит, — возразил Асаф. — Здесь опасно спать под открытым небом.

— Почему же? — спросил Низар. — Говорили, что воины нашего султана очистили эти края от разбойников.

— От воров и убийц — да, — согласился Асаф. — Но не от гиен, а они тут особенно свирепы. Ростом они с небольшого теленка и любят нападать сзади, острыми клыками перегрызая человеку шею. Бывало, на этой дороге пропадали и путники, и их вьючные животные.

— Может, это просто одна из тех историй, которые любят рассказывать вечерами за чашкой чая? — усомнился Низар.

— Погляди-ка туда! — произнес Асаф, протянув руку.

Низар оглянулся и в пятне лунного света увидел конский череп и кости, наполовину занесенные песком.

— Ничего не поделаешь, — вздохнул он. — Деревья дадут нам хоть какое-то укрытие. Может, будем спать по очереди?

— Давай-ка лучше свернем в те развалины старой крепости, что виднеются за барханом, — предложил Асаф.

Низар вгляделся.

— Должно быть, зрение у тебя острее, чем у меня, — сказал он. — Бархан я вижу, а развалин — нет.

Асаф засмеялся.

— Кто знает, может, это мои глаза меня подводят, видя то, что им хочется, но чего нет на самом деле. Давай пройдем немного вперед по дороге. Если развалины не появятся, отправимся в рощу и заночуем под деревьями.

Так они и сделали, и вскоре Асаф торжествующе вскрикнул, а Низар убедился в том, что зрение у его товарища и впрямь отменное: за барханом темнела громада руин, когда-то, видно, служившая надежным оплотом отряду воинов.

Они свернули к развалинам, завели туда мулов, а вход загородили камнями изнутри. После этого поднялись на полуразрушенную стену. Низар шел медленно, внимательно присматриваясь в темноте, куда ставит ногу.

— Вот, гляди-ка, — Асаф указал вдаль.

Низар поднял голову. По песку двигалась нескладная тень, напоминавшая огромную собаку, припадавшую на задние ноги.

— Эти жуткие твари и трупами полакомиться не прочь, особенно если какого-нибудь бедолагу зароют недостаточно глубоко, — произнес Асаф.

Низар пожал плечами.

— И все же даже они — создания Аллаха, — проговорил он задумчиво.

При упоминании Аллаха порыв теплого ветра пронесся сквозь холод пустынной ночи. Все вокруг будто качнулось и Низар оцепенел, глядя на заостренное копыто, которым завершалась рука Асафа, указывавшая на гиену. Спустя мгновение собрался с духом, чуть скосил глаза — и увидел отблески лунного света на изогнутых клыках, сверкавших на темной морде.

— На этих камнях оступишься — вот и пойдешь гиенам на корм, — услышал он словно издалека собственный голос.

Низар переступил с ноги на ногу, словно выискивая более прочную опору, и незаметным движением вытащил кинжал, мигом прикрыв его локтем. Времени обдумывать действия не оставалось, как не оставалось сил на то, чтобы бороться с удушающим ужасом. Надо было просто ударить. Один раз.

На вышивке, украшавшей халат, забурлила темная жижа. Асаф протяжно взвыл, и гиена внизу, подскочив от испуга, метнулась в сторону. Гуль повалился на камни и забился, пытаясь зацепить врага за ногу скрюченными когтями.

Низар отступил на шаг, на другой. Кинжал, с которого тягучими каплями стекала темная грязь, он по-прежнему держал в руке. Выпученные глаза чудовища остановились на помутневшем лезвии.

— Добей... — просипел гуль, царапая камни. — Добей меня.

— Как скажешь, — отозвался Низар.

Он спрыгнул вниз, туда, где стояли мулы. Вытащил из седельной сумы бутыль масла и вскарабкался обратно на стену. Гуль все еще корчился на камнях, лязгая клыками. При виде Низара он замер.

— Добей... — выдохнул он мгновение спустя.

— С удовольствием, но только не кинжалом, — сказал Низар. — Второй удар того же оружия исцеляет, верно?

Он швырнул в гуля бутыль, а потом зажег кусок трута и бросил туда же.

Огонь на стене уже догорал, когда Низар вывел мулов из развалин и направился к роще. Вот теперь, когда все кончилось, он разрешил себе бояться, и сердце колотилось так сильно, как будто оно вдруг выросло и перестало помещаться в груди. От угасающего костра тянуло смрадом, и хотелось скорее добраться до родника, питавшего корни тенистых деревьев.

В нескольких шагах от рощи Низар приметил приземистую тень, появившуюся в отдалении. Гиена стояла, насторожившись, готовая при малейшем признаке опасности пуститься наутек. Круглые глаза-бусины тревожно поблескивали, отражая висевшую в небе луну.

— Больше он на тебя ничего не свалит, — сказал Низар.

Гиена потянула носом, повернула морду в сторону развалин и попятилась, жалобно тявкнув. Низар вытащил из сумы кусок вяленого мяса, бросил ей и зашагал дальше. Оглянувшись через несколько шагов, никакой еды он на песке не увидел: только кургузая тень стремительно исчезала в противоположной от развалин стороне.