Начало моей охотничьей тропы

Отец мой Залогин Юрий Викторович – заядлый охотник, в свое время окончил Тимирязевскую академию, после учебы долгое время работал на крайнем севере, в Ямало – Ненецком национальном округе. Главной его заслугой на Севере стало обязательное клеймение совхозных оленей, что повысило сохранность стада и прекратило хищение животных местным населением. Еще один небезинтересный период папиной трудовой деятельности, когда он работал директором охотничьего павильона в столичном ВВЦ. Там под его руководством была сделана охотничья тропа, на которой посетители могли увидеть буквально всех охотничьих животных и птиц, обитающих на всей территории бывшей СССР. Тогда произошло одно запоминающееся событие. Впервые на тропе принесла потомство сибирская кабарга, до этого никогда это привередливое животное не приносило потомство в неволе! Вот, что значит забота и любовь к своему делу обслуживающего персонала и лично моего папы. Еще что было примечательного в папиной работе? Люди старшего и моего возраста, должны помнить, как на ВВЦ в то время организовывали катания на северных оленях в нартах и верхом. Это опять же заслуга моего отца, который сам лично в товарных поездах привозил ездовых оленей из своего бывшего северного совхоза. Как мне было обидно по возращении многих лет с Севера в Москву узнать, что охотничий павильона и тропа впоследствии разграблены, а сам павильон сгорел.

С девяти лет папа стал меня брать на охоту: на тягу и на утку с подсадкой. Самая первая из таких охот проходила в одном из подмосковных хозяйств. Вывез нас егерь на лодке и посадил в шалаш, высадив подсадную утку. Для меня это событие тогда была в диковинку и вся эта охота у меня запомнилась на всю жизнь. Я помню, как вступал в свою силу медленно рассвет, как на азартные призывы подсадной утки на небольшой плес выплыл красавец селезень кряквы, как после точного папиного выстрела остался он лежать неподвижно на воде, как потом поочередно был добыт красавец селезень широконоски, и хохлатой черняди.. Во время охоты папа тщательно объяснял характеристики по видам уток, чтобы это мне надолго запомнилось в жизни.

Потом наша семья переехала в Туруханский район Красноярского края в посёлок Ворогово, что на реке Енисее. И вот там началось моё настоящее охотничье эльдорадо. В селе было очень много простых заядлых охотников и охотников – промысловиков, за которыми закреплялись охотничьи угодья и рыболовные участки. Наш охотничий участок находился на другом берегу Енисея и тянулся на протяжении пяти километров вдоль береговой линии и десять километров вглубь тайги. Там на одной из многочисленных проток Енисея, мы после ледохода ловили рыбу для совхозной зверофермы. Я очень благодарен отцу за то, что он мне, пацану, доверил в таком возрасте ружьё, взяв ответственность на себя. Очень хорошо я запомнил свой первый самостоятельный выход на охоту. Помню как в золотую осень я юнцом подкрадывался к выводку, как после выстрела я разглядел трёх лежащих уток на воде, как радостный бежал домой с добычей. Потом в память врезался первый добытый влёт гоголь, когда мы с отцом возвращались с заготовок ягоды по берегу реки Дубчес. Я до сих пор горжусь тем выстрелом! А было дело так! Мы как раз шпонку на винте срезали, и сплавлялись по течению, как вдруг, из-за кривуна вылетел гоголь. Летел он, наверное, метров за пятьдесят - шестьдесят. Папа начал мне командовать: «Не торопись!", "Не останавливаясь, выцеливай!", "Выноси упреждение на метр вперёд!", "Жми на курок!". После выстрела гоголь как подкошенный упал камнем на воду. Моему восторгу не было предела! Потом состоялся первый классический дуплет, когда при таком же сплаве я добыл две кряквы. Ах, как они падали!

Наша деревня в весенний период особенно в половодье представляла собой большой остров. С одной стороны поселка протекал батюшка - величавый Енисей, с другой широкая протока Шар. В верхней части имелся верхний брод, в нижней - нижний брод. В половодье они представляли собой непроходимую дорогу. Весной вода доходила аж до огорода. Так что охотиться, как говорится, приходилось под забором. Осенью во время уборки картошки и в сезон охоты у нас на заборе всегда висело ружьё и патронташ. И стоит только одной или выводку уток прилететь на кормежку на противоположный берег, меня как ветром сдувало с огорода. Отец смотрит, а я уже на другом берегу ползу по осоке. По договоренности он показывает мне рукой, в какую сторону они переместились, а я с горящими глазами бегу в указанном направлении. Выглядываешь, бывало из-за осоки, а до их жировки метров пять, приходилось потихонечку даже назад отползать. И как же отец радовался за меня, когда после моих выстрелов падали жирные утки. Тоже все-таки подспорье в еде в то непростое время.

Потом последовало получение охотничьего билета и у нас после очередной папиной командировки появилось второе ружьё марки ИЖ-12. Я сразу в первый выход на охоту из него сбиваю дуплетом пару чирков, и это оружие на долгие года становится моим спутником на охоте. Так получилось, что из всего класса я охотился один, но было у меня два друга, которые также как и я болели охотничьей страстью. За деревней у нас извивалось множество маленьких проток, которые впадали в большую реку Шар. Одна из них у нас считалась самой любимой, у ней один берег высокий, а другой низкий. Мы, помню, за три - четыре дня прорубили тропу два метра шириной от конца до выхода её в Шар в длину два - три километра. И вечером, после охоты, мы возвращались даже без фонарика, не боясь наткнуться на ветки. Но суть оборудованной тропы была в том, чтобы ночью при полной луне бесшумно подкрасться к кормящимся уткам.
 Осенью до глубокого снега я также ходил с лайкой белковать, а отец в это время на месяц уходил в тайгу добывать соболей ловить. С восьмого класса он стал брать и меня на это дело. Для этого срубили мы вдвоем еще одну избушку, и ходили проверять капканы. Я по береговой линии Енисея, а он вглубь тайги. Проверю, поправлю шестикилометровый путик, а потом по берегу возвращаюсь назад к избушке. По пути добываю из мелкашки, вылетевших посидеть на вечерней зорьке на кустах рябчиков, необходимых для привады. Участок у нас был любительским и план у нас был простой, не то, что у охотников, которых забрасывали на вертолетах далеко в тайгу. В среднем за сезон отец добывал всего до десяти соболишек и до сотни белок. Отрадно, что среди них находились и мои добытые трофеи. До сих пор мне снится Север и даже не верится, какие замечательные годы жизни я провел там и сколько закалки дал мне суровый Север.

Кто-то может и осудит моего папу, мол он решался меня такого маленького и с оружием, да еще одного отпускать в тайгу. Надо отдать ему должное, перед тем как отпустить меня на охоту, он тщательно инструктировал по технике безопасности при обращении с оружием и как вести себя в экстремальных ситуациях. А я ему до конца жизни благодарен за такие наставления и напутствия, за раннюю закалку.

Хочу в нескольких словах отметить о сроках охоты. В то время охотиться мы начинали с первых долетевших до нас уток и гусей, но зато после закрытия сезона ни одного выстрела нигде не слышалось. Это был закон и все в нашей деревне его беспрекословно соблюдали! Хотелось бы конечно, чтобы наши чиновники, отвечающие за соблюдение сроков охоты, сделали шаг в сторону всех охотников, включая и тех, у кого нет возможности двигаться вслед за пролетными стаями и для кого эти сроки, не всегда попадающие на валовый пролет, ничтожно малы. Ведь открыли в Белоруссии охоту на два месяца раньше, хоть и с днями отдыха для птиц! И я очень рад, что у них есть возможность захватить все этапы пролета дичи. Дорогие мои служащие в Департаменте! Ведь вы не хуже меня понимаете, что пропустив основную массу пролетной птицы, мы даем всласть охотиться другим, т.е. иностранцам. А сами, то бишь российские охотники добывают ту дичь, которая остается у нас гнездиться. Тем самым, остаются с носом исключительно российские охотники, ограничивая себя в осенних трофеях! И это относится не только к Подмосковью. Такая картина типична почти для всей России! Ведь где-то эту птицу на рисовых полях сеточными пушками сотнями ловят!. А если наш брат добудет за этот ничтожно малый сезон, несколько гусей, то это для всех большая беда получается. Тем более в Подмосковье такой большой охотничий дефицит, что добыв одного - двух гусей, пяток селезней да вальдшнепов-это уже подвиг! И то для этого надо взять на эти десять дней отпуск, что я в последнее время и делаю. В среднем добывая одного гуся, трех селезней, четырех вальдшнепов. Ведь у городского охотника получается свободными только дни открытия и закрытия – вот и вся охота. А в эти дни, сами знаете что творится! А ждут ее любители охоты целую зиму!

Но вернемся к моей тропе. Помню первого своего добытого гуся. Кто-то пустил слух, что видел гусей и я прихватил на всякий случай с собой на рыбалку ружье. В конце апреля запряг я в сани жеребца и помчался вечером ловить на жерлицы налима. Сижу, ловлю ершей для живца, слышу в стороне громкое «гаг», голову поворачиваю, а в стороне, высоко над лесным яром, летит гусь. Засмотрелся на него, а сзади над головой низко опять «гаг», голову поднимаю вверх. Вижу гуся собственной персоной, ружье рядом, вскидываю, делаю дуплет, и он, планируя, сел метров сто от меня на лед. Вот это была удача, и этим можно было гордиться, ведь я первый на всю деревню добыл гуся.
Хочу остановиться на дневной норме отстрела водоплавающей дичи. Конечно, она может быть и подходит для нашей подмосковной охоты. Хотя я в этом сомневаюсь. Норма :три гуся и пять селезней. Но бывают такие удачные зорьки, когда охотник, добыв норму, например, по гусю за три-четыре часа охоты, должен складывать ружье и ехать на базу. А на следующее утро, приехав на охоту, и за весь день ни сделав ни одного выстрела, подумать: «Эх, почему я вчера не настрелял?» Сам был свидетелем такому случаю пару лет назад. На охоте егерь сказал оставить место охоты, хотя норма была еще не выполнена, лет продолжался, а время уже двенадцать часов, утренняя зорька закончилась. А вам разве не было бы обидно?
  Как то я с другом на осеннем открытии охоты на островах гордого Енисея, за день добыли два мешка уток для сдачи в госпромхоз. Заправились бензином, сели в лодку и обратно на охоту. И я ничуть не стыжусь такой охоты, потому что активный лет длится всего два-три дня. Вот вам и норма, конечно теперь добывая за сезон пяток уток, я с ностальгией вспоминаю свое северное эльдорадо. Вот так протекала моя охотничье-промысловая жизнь на севере, летом рыбалка, сбор ягод, заготовка кедровых орехов, зимой охота на куропаток, зайцев, белок, ловля на блесну окуней, на уды налимов и щук. Но, с возрастом, у всех нас проходит такой ненасытный ажиотаж, добыча впрок. Да и время было другое. И бывало, не добыв ничего, я также рад тому, что нахожусь на природе, дышу пока еще чистым воздухом, хожу по берегам речек и озер, встречаю утро на перелете, стою вечером на тяге, слышу пение разных птиц, токование тетеревов, гогот пролетающих гу