Глава третья. На пороге в Эдем

Глава 3. На пороге в Эдем.

Кому это жилье принадлежало я узнал много позднее, а пока мы его обживали и находились в нем, как на правах хозяев. Мне этот дом запомнился очень чётко и часто вспоминался хорошим и надежным жизненным приютом. Стоял он на самом краю села. За домом был небольшой луг (выпас). По другую сторону от него, через дорогу, находилось сельское кладбище. Оно было примечательно тем, что не было заросшим, то есть на кладбищенской территории кустарников, бузины, сирени, которые, как правило, присутствовали на кладбищах, не было.
 
Сельский погост не был огорожен даже примитивным забором или штакетником. Почти сплошь на нем буйствовала клубника. Ягоды были крупными и яркими гроздьями лежали прямо на короткой траве. Общественного запрета на их сбор не было, но ягоды никто не рвал, даже малышня.

Пугающим кладбище не было и прямое соседство с ним никого не смущало. Мимо него проходила дорога. Шла она через железнодорожный переезд. Разъезд назывался «Сладкое» и имел десяток жилых домов. Без какого-либо шлагбаума через переезд проходили машины и повозки. Дорога вела к деревне, которая называлась «Восьмое марта», имела несколько отделений и имела статус совхоза. По соседству расположился другой совхоз, который также назывался совхозом «Восьмое марта».
Как я узнал из рассказов матери там проживали ее сестры и брат: Александра, Грапина и Геннадий, а также муж Грапины Роман Александрович.

Наверное, стоит пояснить несведущему читателю слово «пятистен». Это жилое строение берет свой архитектурный штамп из далекой старины. Всегда оно имело теплые сени, чулан, кухню, комнату (горница). То есть имелось пять капитальных стен, отсюда и название. Большие просторные полати имели место постоянного обитания, наверное, всех детей того времени. Во дворе имелся большой рубленный амбар с сеновалом наверху. Амбар соединялся с домом двускатной крышей, под которой размещались тяпки, лопаты, грабли и другая утварь. За амбаром был большой огород, с трудно определяемой площадью, настолько он был велик. Огород имел изгородь приличную на вид.

Я не сразу осознал почему матери удается так быстро и оперативно решать ряд вопросов. С кордона был перевезен наш скудный скрап, доставлены две машины дров, колотых и сухих (помощь директора иванковского лесхоза); вспахана земля в огороде, посажена картошка. Картошка была посажена детьми дяди Романа (Галина, Наташа и Маня).

Галина и Наташа родились на Колыме, когда родители отбывали там заключение. После ареста родителей Маня росла у родственников, она уже была взрослой, когда родители вернулись из заключения.

Несколько позднее нам стало понятно, что прошло совсем немного времени с тех пор, когда все заботы колхозных дел лежали на плечах нашей матери. Она всю войну была председателем колхоза. К тому же моего отца Федора Андреевича многие помнили и уважали.

Мы устроились на новом месте и как-то всё пришло в норму. Я завел друзей. Первым из них был Ванька Клопов. Жил он через дорогу от нас и вплотную соседствовал с кладбищем. У него была сестра Галина, ровесница нашей Галины. Кажется странным, что с нами постоянно соседствовали Галины, Ваньки и Викторы.

Ванька был каким-то недоразвитым, туповатым  и очень боязливым. В первых играх я предложил ему у них в огороде вырыть яму, принести из леса веток и замаскировать яму.

– Зачем? – спросил Ванька.

– Это будет наш штаб! Здесь мы будем прятаться!

– Зачем? – Опять спросил Ванька. – А нас не заругают?

– Ну кто нас может заругать? – спрашиваю я его.

– Ну… это… как его… – напрягает голову Ванька и выдает: – В колхозе.

Я как мог толковал ему, что делать нам можно всё, что захочем, потому что у нас в стране народ сам себе хозяин.

Яму мы вырыли и веток натаскали. За то, что нами был загублен не один десяток картофельных гнезд мы оба получили взбучку от матерей. Нам дали распоряжение яму зарыть, ветки утащить обратно в лес.

Наша мать где-то отсутствовала и по возвращении объявила, что она будет работать птичницей в совхозе. В её распоряжении будет лошадь. Работа заключалась в сборе яиц с населения и последующей сдачей в совхоз. Коммерческая сторона дела нас не касалась и нам с Галиной была не интересна, кроме того, что в нашем питании появился дефицитный в нашем доме продукт – яйца.

Нам с Галиной в ближайшее время предстояла работа по прополке огромного огорода и, скорее всего, не одна. Пока что с нас спрос был невелик. Мы запоем читали книги. Галина любила рассказывать разные истории, говорить она умела. Мой словарный запас пополнялся за счёт прочитанной литературы. Какой либо системы в чтении не было – читалось всё подряд. Перечень литературы представлял собой калейдоскоп. Вот примерный разброс: Аркадий Гайдар Борис Полевой, Фадеев, Герберт Уэльс, Жуль Верн, Джек Лондон, Марк Твен и многое другое занимало наш с Галиной досуг. Не считая, конечно, «Приключения Робинзона Крузо» Дэфо, что являлась нашей настольной книгой.

Хотелось бы больше рассказать об одной из моих сестер, ее звали Валентина. Она младше Анны Федоровны и старше Раисы. Родилась в 1929 году. Она окончила семилетку, это, по тому времени, было неплохим образованием, потому что в то время образование давалось не всем, чаще всего оканчивали три-четыре класса и шли работать. Базой для поступления в училища было семь лет. Не все могли себе это позволить. Она имела полезные знакомства, например, у нее была подруга в райсполкоме, машинистка, которая помогла ей освоить печать на машинке. Она обучала её бойко и грамотно.

Несмотря на запреты матери, Валя самовольно уехала в город Харьков, куда совсем недавно уехала сестра Надежда с Николаем Прокопьевичем. Через некоторое время стало известно, что Валентина работает машинисткой в штабе одной из воинских частей. Шло время и Валентина сообщила матери, что она вышла замуж. Мужа звали Иваном. Он окончил военное училище и его направили служить в город Ашхабад. Валентина писала, что они живут в воинской части и имеют отдельную квартиру, еще она сообщала, что они ждут ребенка. Жить ей в Ашхабаде очень плохо: землю постоянно трясет (подземные толчки в Ашхабаде не редкость). Климат там – постоянная жара. О том, что в Ашхабаде прошли сильные землетрясения знала вся страна.

Очередное письмо от Валентины привезла с собой Анна Федоровна, которая появилась у нас в пятистенке совсем неожиданно. Анна Федоровна приехала к нам на короткое время, как мать сказала, погостить. Побыла у нас она немного, посмотрела как мы устроились, передала матери письмо. Они сидели в кухне за столом и разговаривали о Валентине. Я понял, что сестре очень плохо жить в Ашхабаде, она с трудом переносит местный климат. Валентина хочет ненадолго приехать к нам пожить. Анну Федоровну ждали дела и она уехала в свои Масли.
 
Я спросил у Галины:

– Как это – земля трясется?

– А вот так! – получил я ответ, – Неуч! Землетрясение называется, знать бы надо.

– Ты, мышь полецкая, не очень-то умничай, счас смажу по шее!

– Че ты сказал? Не «полетская», а «полевая», а если еще обзываться будешь – первым получишь, грызун подземный!

- А ну, перестали! – гаркнула на нас мать.

Прошла неделя, а может быть и больше. Мы уже были снаряжены на работу по прополке огорода, когда на дворе появилась Валентина. Была она совсем не такой, какой я ее помню. Она была светловолосая и очень красивой. Волосы её были уложены в красивую прическу; платье на ней казалось каким-то широким и делало её толстой. Говорила она с каким-то странным выговором, чуть ли не с акцентом. Казалось, что все слова у неё, какие-то городские, не наши.

Прошло несколько дней. Мы часто сидели на кухне за столом всей семьей и говорили о всякой всячине. Говорили больше мама и Валентина, а мы с Галей слушали, не вмешиваясь в разговор старших. В один из таких вечеров чуть было не наметились изменения в моей жизни и судьбе. Валентина сказала:

– Я вот поживу у вас, немного оклемаюсь и уеду в Ашхабад и Витьку возьму с собой жить, у нас. Места хватит. Спать будет на кушетке. Матрас, подушка, одеяло – это всё есть.

Я разинул рот от удивления. Во-первых, было совершенно не ясно что за «кушетка», на которой можно спать. Да и «матрас», «подушка», «одеяло» звучали больно незнакомо. Я сразу наполнился радостью грядущих перемен.

В этот же вечер, после разговоров все собрались на ужин. Мать поставила на стол большую чашку с нарезанным хлебом, малосольные огурцы, отварную молодую картошку, поставила кружки под молоко, простоквашу и другое. Мать с Валентиной продолжали разговор на тему  моего будущего отъезда. Галина сходила с ума от зависти. Я, на какое-то время, был оставлен без внимания вот поэтому я и проявил невиданную резвость и принял решение всех удивить своей способностью съесть как можно больше и быстрее, пока все заняты разговорами. Наверное, прошло очень немного времени за которое я многое успел. Когда кампания решила приступить к еде на столе имели место жалкие остатки. Галька ахнула:

– Крот! Когда ты успел, а?!

Мать обозвала меня обжорой и приказала убираться из-за стола. Но больше всего мой поступок и действия поразили Валентину и это решило мою судьбу.
 
Я считаю, что только по причине моего обжорства меня исключили из списка уезжающих. Разговор уже пошёл о том, что Галина взрослее меня и толку с неё будет больше. В общем, вопрос с Галиной был очень быстро и окончательно решён. Валентина, войдя в курс наших дел и узнав о моих способностях в чтении обязала меня читать ей книги вслух. Желания к этому у меня не было, потому что внутри жила обида за Ашхабад. В числе книг, что привезла Анна Фёдоровна оказалась книга «Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке». Каждый день Валентина заставляла меня читать и читать. Буквы в книге были какие-то мелкие и с каким-то наклоном. Плохо меня слушались, но я терпеливо шёл по книге, сожалея о том, что она такая толстая. Когда я видел, что Валентина закрывает глаза, я незаметно перескакивал на другую страницу, зная, что она не поймет. В один из дней она сказала:

– Ладно, хватит. Что бурчишь – совсем не понятно, от тебя не чтение, а сплошная скука.

Через день она передумала, но я категорически отказался от чтения. Я сказал, что лучше пойду картошку полоть или в лес пойду по грибы и ягоды.

– Правильно, крот. Надо делать на зиму запасы, а то я уеду, что ты есть будешь?
Взрослые почему-то знают, что будет завтра. Я неоднократно слышал от них слова: «Вот завтра надо будет то-то и то-то». Как им это удаётся я понять не мог.

Валентина несколько раз долго разговаривала с матерью, но что-либо понять из их разговоров было для меня невозможно, как бы я ни наводил свои уши, а всё равно не разбирал ничего. Наверное, всё время обо мне говорят – строил я догадки. Может и передумают меня не брать.

Утром я услышал как мать сказала Валентине.

– Ну, ладно. Пойду я. Может договоримся.

И ушла.

Матери долго не было, пришла она уже после обеда. Валентина ходила почему-то из угла в угол и вела себя как-то странно и непонятно. Мать с Валентиной вышли на улицу, я пошёл за ними следом, но был загнан матерью обратно. Секреты у них, так я понял. Мать в кухню вернулась первой и, обернувшись к вошедшей Валентине, сказала, как бы заканчивая разговор с ней:

– Ну, смотри. Жить тебе, – сказала она, словно заканчивая разговор.

О чём это они?

К вечеру Валентины в доме не было.  Мы спросили у матери:

– А где Валя?

– Заболела она, – ответила мать и строго на нас взглянула. – Своими делами занимайтесь и не лезьте куда вас совсем не просят.

Валентина пришла через два дня. Было уже поздно, мы с Галиной лежали на полатях, готовясь ко сну, когда дверь открылась и в кухню вошла мать, а за ней Валентина. Мать зажгла лампу, вместе с лампой они прошли в горницу и закрыли за собой дверь. Они вполголоса говорили и я так и не смог разобрать о чём они разговаривали, к тому же ещё Галина на меня зашипела, чтобы я спал и не ворочался.
 
Утром мы проснулись и всё было как всегда. Мать гремела на кухне ухватом, с полатей в окно было видно, что в ограде была привязана лошадь – значит мать скоро уедет по птичьим делам в свой совхоз. С тех пор, как мать начала работать в совхозе в доме появилась масса съестного и мы уже не голодали.

Детские горести забываются очень быстро. Мы с Галиной уверовали в то, что голодные годы не вернутся никогда. Мы были сыты и довольны жизнью.

Валентина разговаривала с нами о разных разностях. Галя закинула пробный шар:

– Валя, а когда мы поедем в Ашхабад?

– Пока не знаю, – ответила она.

– А ты, мышь, куда торопишься? – я не мог удержаться и не сказать ей что-нибудь.

 Но Галя мне ничего не ответила.

Немного позднее, когда мы были в ограде я спросил:

– Галь, а почему Валя какая-то не такая, какой была?

– Да откуда я знаю какой она была и какой стала?

Мать предупредив Галину, чтобы мы не баловались и пропололи картошку, уехала на работу. Вечером, когда она вернулась и мы все вместе поужинали мать загнала нас с Галиной на полати, а они с Валентиной вернулись в горницу и закрыли за собой дверь. Мы лежали на полатях и разговаривали с Галей ни о чем. Я спросил:

– Галя, а Ашхабад это далеко?

– Да, это очень далеко. Я в книжке читала, что это очень большой город.

Мы слышали как открылись двери горницы и мать с Валентиной сели за стол на кухне.
 
– Давай почаёвничаем, – сказала мать.

Они пили чай и о чём-то тихо разговаривали.

– Ну, как ты? – спросила мать.

– Да так. Вроде ничего. Страшно только, боязно было. Ты, мама, всё убрала?

– Да-да, – кивнула мать, – ящичек нашла небольшой. Всё положила туда. Девочка… уже видно… было.

– Галь, – толкнул я сестру, но та спала сном младенца. Да и какое мне дело? И я уснул.

Утром я видел, как Валентина из чемодана, с которым приехала достала кусок материала и подала его матери.

– На, мама, унеси. Я обещала.

Мама завернула материал в тряпку и ушла. Валентина рылась в своём чемодане, что-то из него доставала. Потом поднялась и закрыла дверь. Мы с Галей были на улице, а когда вернулись, то даже не узнали Валентину – она была в очень красивом платье, на ногах были странные дырявые туфли.

– Галь, а чё они такие дыроватые? – спросил я.

– Дурак ты, эта обувь называется босоножки!

– А почему?

– А потому, что нога в обуви и в то же время голая!

Дня через два мать и Валентина уехали на лошади в Мишкино, обратно мать вернулась одна. Мать сказала, что Валя уехала в Харьков.

– А почему не в Ашхабад и без меня? – спросила Галина.

– Так надо! – ответила мать.

Анне Фёдоровне дали отпуск и она осталась у нас на несколько дней. По вечерам они с матерью долго разговаривали и кивали головами в нашу с Галиной сторону, повторяя часто слово «учёба».

«Ну что говорить об одном и том же!» – размышлял я, – «И так всё ясно: учиться будем в Мишкино, я в базовой школе, Галина в средней школе. Я в третий, а Галина в седьмой классе. Всё мы знаем и готовы ко всему!».

Но знали мы, оказывается, далеко не всё. Как-то утром, когда мать уехала по своим рабочим делам, Анна Фёдоровна посадила нас в кухне на лавку и весело сказала:

– Ну вот что, дети! Послушайте меня внимательно, как на уроке.

Мы сразу навострили уши.

– Жить вы будете в этом доме так долго, сколько потребуется, я вам скажу, что это не от вас зависит. В этом конверте находятся ваши документы. Конверт будет у матери, там ваши табеля и дневники. Матери слушаться и помогать ей во всем. Я буду работать не так уж и далеко и, конечно, буду к вам наведываться. До осени подготовимся к зиме, чтобы у вас было тепло, были продукты, а главное – чтобы были здоровы. В школе постарайтесь учиться на «хорошо» и «отлично». Дисциплину не нарушать, чтобы нам с матерью за вас стыдно не было.

Мы кивали головами, полностью с ней соглашаясь. Только Галина спросила:

– А до зимы мы отсюда не уедем?

– Нет, не уедем, – ответила Анна Фёдоровна.

Через два-три дня она уехала.

День ото дня мы чувствовали себя всё более нагруженными и живыми. Видимо, образ жизни давал о себе знать. Содержать в порядке «посадку» (так мать называла всё, что посажено) оказалось делом очень непростым. Не успеешь еще разделаться с картошкой, как мать настойчиво повторяет о морковной гряде, с луком и о многом другом. Оказалось, что у нас посажена даже репа. Свёкла и горох, который мы доедали. По приказу матери мы добросовестно выдрали всю дурбень в ограде и не пощадили высоченные заросли крапивы, призвав на помощь и грабли, и лопаты, и вилы. Мать нас без дела не оставляла. Наверное, она поступала правильно, что не отдавала нас в плен лени. Она как-то ласково сказала:

– Вот видите три кучи дров возле ограды? Спасибо, что добрые люди помогли. Зима наступит, а это длинное и холодное время. Вы в тепле будете.

Мать показала нам место под крышей в ограде и сказала, что все дрова следует сложить в поленницы. Сложить аккуратно так, чтобы не развалились и даже сама показала как правильно их складывать. Мать открыла амбар (видимо, ей были переданы ключи от него) и выкатила оттуда небольшую тележку на двух колёсах.
– Перевозите не спеша. Враз много не нагружайте.

Мы с Галей трудились добросовестно, и, когда почувствовали усталость, завалились на полати отдохнуть. К вечеру мать приготовила на русской печи «картовницу». Картофельная запеканка.

Плотно закусив мы продолжили перевозку и укладку дров. К нашей с Галиной радости мать разрешала пользоваться лампой. Мы читали каждый своё на полатях, примостившись к свету, каждый со своей стороны.

Я интересовался всем, когда в доме были посторонние и мать вела с кем-то разговоры. Галину это интересовало мало. Надо сказать, что соседи посещали нас часто, особенно в этом деле преуспевала одна бабка. Была она довольно старая, любопытная не в меру. Она знала всё обо всём и обо всех. Проще сказать, слово «сплетница» приклеилось к ней далеко не случайно. Как её правильно звали по имени я не знаю, мне запомнилось только «Апросинья».

Я случалось наводил ухо с полатей и частично был в курсе дел. Лежа на печи я без труда узнал чей пятистен, в котором мы живём, кто его хозяин, где он сейчас живёт и на каких условиях нас сюда пустили. Бабка долго расхваливала бабку, которая похоронила своего старичка и не уехала из этого дома, пока её не забрала дочь в Копейск, и теперь ей не до пятистена. Увлекаясь, бабка Апросинья вещала, что дед и бабка очень хорошие люди, жили справно, хозяйство держали и её исповедь прерывалась моей матьерью. Она говорила:

– Апросинья! Ты мне зачем всю эту ерунду рассказываешь? Мне ведь не семнадцать готов! До войны и всю войну я горбатилась председателем колхоза или ты всё это забыла?

– Да ты чё, Александровна?! Разве такое можно забыть? Нет! Не можно! Всё помню.
Но всё это Апросиньей сразу же забывалось и она гнула свою линию.

Хотя наш пятистен стоял на краю села, оторванным от мира он не считался. Насобирается семь-восемь девчонок и мальчишек одного возраста и занимались в игры: в догонялки, прятки, ножички и другое. Набегавшись и наскакавшись досталь, мы отлёживались на полатях, не забывая ревезировать себя, в том, чтобы всё, наказанное матерью выполнялось вовремя.

Как-то к обеду я увидел, что к столбику ограды привязана лошадь и в калитку входит дядя Роман. Я скатился с полатей и вывалился ему навстречу. Дядя Роман подхватил меня и подбросил высоко вверх, а когда опустил меня на землю, сказал:
– Ну, как живешь, Дружинин? Пойдём давай в дом. Садись на лавку и рассказывай про своё житьё. Смотрю, везде у тебя порядок, дров на зиму напас, всё аккуратно и похозяйски. Большой травы не видать. Картошку, наверное, выполол?

– Выполол, дядя Роман, только не я один, мне Галина помогала.

– Ну, всё это хорошо. Мать на работе? А я вот решил к вам заглянуть, вас навестить, да ещё тебя в гости пригласить, а то ведь потом будет недосуг – дела, учёба. Поедешь в гости?

– Поеду! – возрадовался я. – Это ведь, дядя Роман, недалеко? Мать говорила.

– Нет, недалеко, почти рядом.

– А когда ехать?

– Ну, какой ты скорый. Давай сначала мать дождёмся, разрешения спросим, а потом поедем. Галина, ты чего прячешься? В какой класс собираешься?

– В пятый.

Галина выглянула из-за занавески полатей и сказала:

– Здравствуйте, дядя Роман.

Дядя Роман вышел на улицу и вернулся с большой коробкой.

– Я вот вам и гостинцы привез. Давай, Галина, прибирай, всё по-хозяйски.

Дядя Роман поставил коробку на стол и достал из нее довольно большую крынку со сметаной.

– Масло вот, мать собъёт. – по ходу дела пояснял Роман, – вот, попробуйте.

И он протянул нам по ломтику чего-то не совсем понятного. Непонятное обернулось замечательным вкусом.

– Мясо засолённое! – догадалась Галина.

Два больших белых калача извлекли из коробки, но самое удивительное в стеклянной банке. Когда дядя Роман открыл крышку, то наверху заполненной банки лежала большая жёлто-полосатая муха.

– Ты смотри! Пчела попалась!

Я тут же налил кружку воды и намазал на отрезанный кусок белого калача мёд. Трудно передать ощущение вкуса такой еды.

Дядя Роман вышел во двор. Я сидел на крыльце и видел как из под крыши он достал литовку и прошёл с ней в огород. Его долго не было, я зашёл в домную на кухню и увидел, что Галина в горнице читает книжку. Я влез на полати, блаженствуя от съеденного. Я, похоже, задремал, но услышал, как дядя Роман громко разговаривает с матерью.

«Хороший мужик, этот дядя Роман», – размышлял я, – «Добрый и не жадный. В гости звал, наверное, нарочно».

– Как тебя благодарить, Роман Александрович, за помощь?

– Ничего-ничего, Александровна. Мне никаких благодарностей. Мука она что белая, что серая – всё сойдет и в дело, и на прокорм. В амбаре посматривай, от мышей оберегай. Картошки, дай-бог, накопаете.  Прибирёте всё.

Я заметил, что дядя Роман всё делал не спеша и обстоятельно. Когда мы за столом закончили ранний ужин, дядя Роман вышел на крыльцо, подымил самокруткой и , вернувшись, сказал:

– Ну что, Дружинин! Поехали в гости! Мне сказано, что без тебя домой не возвращался.

– Мама, а можно?

– Ну понятно, что можно! Езжай, раз приглашают. Тебя ведь зовут, не меня. Поезжай-поезжай. Там ведь твои сёстры живут.

– Какие?

– А вот поедешь и узнаешь.

Я сижу на одре рядом с дядей Романом. Лошадь у него умная, сама дорогу знает. Он её не понуждает и не торопит.

– Дядя Роман, а какие у меня братья и сёстры, про которых мать говорила?

– Какие? Я тебе сейчас расскажу. Картошку у вас без тебя садили?

– Без меня, дядя Роман.

– Так вот, помогала её садить моя дочь, старшая. Её зовут Маня. Она взрослая и мне первая помощница. Кроме неё у меня ещё две дочери: Галина и Наташа. Все они тебе сродные сёстры, потому что их мать твоей матери родная сестра, а ты им всем сродный брат, так в родне люди называются. А ещё в нашей деревне Второй Пятилетке живёт вторая сестра твоей матери. Зовут её Александра, у неё есть дети. Старшая дочь – Рита, сыновья – Игорь и Виталий. Ты им брат, а они тебе сродные. Видишь сколько у тебя близкой родни?

Ехали мы не очень долго и, когда подъехали к дому был ещё ранний вечер. У дяди Романа был очень большой и чистый двор. Возле дома росло большое дерево. Ворота были с калиткой и накладной ручкой. Вечером, после ужина мы пили чай с мёдом. Я удивлялся как это мёд так аккуратно распределён малыми горошинами. Дядя Роман пояснял, что это восковые соты и что пчёлы делают их сами. Всех, кто сидел за столом я уже знал, потому что сразу по приезду со всеми был познакомлен.

Утром я с Виталием был в лесу, который подходил почти к самому дому. Виталий был старше меня, уже подросток. Он умел искать грибы и показывал мне как это делается. Вернулись мы домой к обеду. Позднее я отлёживался на полатях. Вечером дядя Роман показывал мне домики, в которых жили пчёлы. Домики назывались ульями.
У дяди Романа я гостил три дня, и мне у него очень понравилось. Домой меня отвезли на лошади. Виталий обещал приезжать к нам в гости.

– Пацанва там тебя не обижает? – спросил Виталий, – Если что, скажи, что ты мой брат! Они все меня знают – назови только фамилию, а фамилия моя Боровских.
Галина возрадовалась моему приезду и сразу выдала две новости.

– Крот, Анна Фёдоровна приезжала и привезла тетради, учебники тебе и мне, ручки, карандаши, линейки. И сказала, что учиться будем здесь в Веденке.

Галина на одном дыхании выложила все новости и радости, приобретения новых вещей и предметов. Лето неслось быстро, как лошадь вскач. Вот уже и жёлтые листья полетели, хотя солнце ещё старалось вовсю.

Анна Фёдоровна привезла ещё и два резиновых портфеля, чему я был особенно рад. Не надо будет таскать сумку через плечо. Первого сентября Анна Фёдоровна отвела нас с Галиной в школу, зашла в учительскую (наверное, поговорить со своими коллегами). Перед уходом она подошла к нам и сказала:

– Ну, давайте учитесь на пятерки. Старайтесь и смотрите у меня, не балуйтесь.

Вот и первый звонок, начались уроки. Дома я уже листал привезённые учебники и пытался сходу войти в колею, но было кое-что непонятно. Научат, решил я. Учебник «Родная речь» пришёлся мне по вкусу, я его не изучил, но по крайней мере прочитал. Один из учебников назывался «Арифметика», другой – «Ботаника», в нём всё объяснялось про растения, что росли на Земле, и даже о тех, из которых получается хлеб. Чудно всё. Не могу сказать, что среди учебников была история, но мне помнится, что учебник назывался «Как жили люди в старину». Что меня удивило больше всего, так это то, что нашими предками являются обезьяны. Не может этого быть! Обезьяна это одно, а человек – совершенно другое. В книге много раз упоминалось имя «Дарвин», я понял, что всё идёт от этого мужика, от того, что он выдумал.

Конечно, вопросов у меня было много, как и собственных выводов. Если на уроках арифметики меня ставили в тупик множество скобок с плюсами и минусами, то знаки умножения и деления были для меня абсолютно непонятными. Но когда дело касалось словесности и чтения, то тут я был на коне. Конечно, я ещё не подозревал, что вся эта математическая галиматья превратится в учебники геометрии и алгебры и станет для меня ненавистным и непобедимым врагом. Вообще с учёбой у меня стали возникать сложности.

Однажды учитель предложил нам объяснить слово «герой» и привести пример. Я тут же поднял руку и растолковал всем, что означает это слово, а в завершении рассказал про подвиг Виктора Таллалихина, который на подбитом и горящем самолёте в последний момент направил его в гущу врагов и вражеской техники. Погибая, он нанёс большой урон врагу. Ему было присвоено звание героя советского союза. Мне, конечно, поставили пятерку.

Вообще-то мы учились с Галиной хорошо, если не считать моих удач по арифметике. Нелады с ней длились до тех пор, пока Галина не взялась за меня вплотную и на нашем, понятном языке растолковала что к чему, проверяла меня постоянно, вникая в мои домашние задания и результаты по ним. Дело пошло резко на поправку. Мне кажется, это несколько удивило учителей.

Про Галину можно сказать, что она училась на «отлично», она была вдумчивее меня и умнее.

– Учёба учёбой, – сказала мать, – а домашние дела забывать не надо. Уроки выучили? К школе готовы? Принимайтесь за копку картошки, работы много, надо всё сделать руками, как следует и сделать до холодов.

В один из выходных дней мы вместе с мамой с утра до вечера занимались копкой, просушкой и приборкой картофеля. Урожай был богатый. Из нескольких гнезд набиралось целое ведро. К нам на помощь прибыла семья дяди Романа. Получилось так, что всё что требовалось сделать было сделано. Сколько было необходимо картошки на зиму её отпустили в подпол на хранение, даже с запасом. Большое количество её было сдано в завод-контору. Кроме всего прочего, мать увезла два мешка картошки в Масли к Анне Федоровне. Всем нам казалось, что всё у нас отлично: и дома, и в школе.

У нас входу было слово «лопоть», что означало одежду. Большая лопотина могла означать фуфайку, телогрейку, шубу, куртку и т. д. Качество и добротность лопотины имели для нас определяющее значение, так ка мы могли носить её зимой и нас в ней не продувало.

Играли мы, как правило, большой ватагой. У нас, с наступлением зимы, были построены крепости. Играя в войну мы эти крепости занимали друг у друга. Катались мы на санках с крутых откосов берегов речки. Домой мы приходили в снегу, долго отряхивались, заберались на печь и отогревались на горячих кирпичах.
Заботливый дядя Роман привез нам в мешке много сырчиков (творог со сметаной, замороженный в виде небольших лепешек, приготовленных впрок). Он же привёз маленькую ёлку и к ней деревянную крестовину для установки. Он даже показал как её установить. За несколько дней до нового года Анна Фёдоровна привезла много цветных бумажных стружек, назвала их длинным словом «серпантины». Они с Галиной вырезали из бумаги всякие игрушки и узоры. Ей же была привезена вата белая как снег. Не очень часто, но на ветках ёлочки качались конфеты в бумажных обёртках. Одним словом, ёлка удалась на славу. Очень красиво смотрелись фонарики и пятиконечные звезды, а под самым основанием ёлки стоял небольшой, но как настоящий дед Мороз. У него был посох, а за плечами небольшой мешок с подарками. Белая вата тоже очень красиво лежала на ветках и была похожа на снег. Надо сказать, что настоящий дед Мороз не оставил нас в школе своим вниманием.
Я за лето, осень и зиму поправился настолько, что перестал пугать людей своей худобой. Я не голодовал и даже забыл что это такое.

И морозы, и зима резко пошли на убыль. Солнце сияло так ярко, что не хотелось заходить домой. Вчерашняя холодина быстро забывалась. Мы помнили наставления Анны Фёдоровны, школьные дела держали на уровне. Как я понял, у матери состоялась встреча и разговор с хозяйкой дома, в котором мы проживали. Итогом разговора было то, что дом будет продан какому-то мужику и будет это по теплу. Мать так и сказала, что к этому времени мы закончим учёбу. Меня эта новость обеспокоила неизвестностью будущего.

– А чё, мама, опять будет баня? – спросил я у матери.

– Пока не знаю, – ответила мать.

Мы закончили учёбу, и совсем неожиданно приехала Анна Фёдоровна. Они долго и оживлённо разговаривали с матерью. После разговора мать сказала:

– Ну, вот и ладно. Бог даст, всё и наладится.

Мать частенько приглашала бога в компанию, хотя, насколько мне было известно, была неверующей.

Чтобы развеять наши домыслы Анна Фёдоровна коротко пояснила то, что уже рассказала матери.

– Дети, меня направили работать в Мишкино, в райком комсомола вторым секретарём. Жить будем в Мишкино, мне выделили квартиру. Надо подготовится к переезду.
К переезду я был всегда готов, но уезжать мне не хотелось. Мне казалось, что мать очень рада такому повороту дела.

– Работать я буду у Анны, – рассуждала она сама с собой, считая, что Анна в райкоме самая главная.

Назавтра мать уехала в Мишкино осматривать и принимать выделенное жильё. Вернувшись она долго толковала нам про новый дом, про его качество, вид и удобство и ещё о многом другом.

– Работы в доме много. До осени, к первому сентября всё сделаем, подготовим, переедем и устроимся, если будете мне во всём помогать. Учиться будете в разных школах. Галина в десятилетке, а ты, Витя, заканчиваешь базовую школу.
Прошло несколько дней. Нас с Галиной посадили на одёр. Лошадь  пошла бодрой рысью, и мы покатили. Я спросил у матери:

– Мам, а как картошка?

– Сиди! Заботливый какой хозяин!