Вадим Масленников как философ

ВАДИМ МАСЛЕННИКОВ КАК ФИЛОСОФ:

«Роман с кокаином» М. Агеева сквозь призму идейного наследия Артура Шопенгауэра


Публикация романа М.Л. Леви «Роман с кокаином» под псевдонимом М. Агеев в эмигрантских литературных кругах снискала, преимущественно, позитивные отклики. Даже Альфред Бем, отнесшийся к повести довольно сдержанно, указывал на полемическую рецепцию автором поэтики Ф.М. Достоевского [1, с. 298].

Мережковский, отмечая стилистические достоинства Агеева, соединившего в себе испытанные приемы Бунина и сиринский новомодный, пестрящий лоск, все же полагает необходимым отринуть «плотную», домотканую вязь «бунинского стиля» и Сирина с его «пустым блеском искусственного шелка, а вспомнить… пожалуй, Достоевского» [1, с. 296-297].

В своей рецензии Адамович, патетически провозгласив сцену в пансионе Тушара одной из лучших в мировой литературе, прямо указывает на аналогию романа Агеева с «Подростком». На протяжении жизни Адамович остается непоколебим в этой своей оценке – его восхищение «архи-гениальным» эпизодом встречи матери и сына в «благородном» французском пансионе проходит неотвязным рефреном в связи с любым упоминанием Достоевского [1, с. 296].

Однако изъятый из сложного контекста христианской символики романа Достоевского и назидательно помещенный в хрестоматию для юношества, знаменитый отрывок визита матери Аркадия Долгорукого в пансион не может «выжать» из читателя ничего, кроме слезливой патоки [1, с. 306]. Пожалуй, заимствование данного эпизода не идет на пользу и тексту Агеева. Автор, казалось бы, пытается придать глубоко религиозной (как это было у Достоевского) сцене свидания матери и сына психологическое своеобразие, однако художественной глубины здесь оказывается не многим больше, чем в выгребной яме.

Сентиментальность нередко сопряжена с небывалой жестокостью. Например, толстовский гвардеец-семеновец Федор Долохов, убивший в Польше «жида» от скуки, отличался слезливой до тошноты любовью к матушке [2, с. 151]. В сентиментальности агеевского Вадима Масленникова также проскальзывает что-то от закоренелого в своем неистовстве душегуба. Возможно поэтому, как отмечает А.Л. Бем по поводу сцены отречения Масленникова от матери, «читатель ему ничего не прощает». Это скорее не литературный этюд, а патография: «клинический случай», из которого, по мнению Бема, никакого художественного выхода не предвидится [1, с. 298-299].

На наш взгляд, именно эта приторная, порой даже сюсюкающая сентиментальность «Романа с кокаином», а не прямые рассуждения героя-автора – как полагал Ходасевич – «ослабляет и снижает рассказ» [3]. Присутствие Достоевского в художественном пространстве романа Агеева заслоняет тяготение последнего к некоторым идеям Шопенгауэра. Эту философскую ориентацию произведения Леви критика в лице Ходасевича почему-то сочла «иллюстрацией к прописным истинам», «морализированиями, всегда банальными, а подчас и несколько пошловатыми» [3].

«Мир есть мое представление» – этим программным изречением открывается известный трактат Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление». Непреложный когнитивный закон этот «имеет силу для каждого живого и познающего существа», хотя только человек способен воспроизвести его до уровня абстракции; и если он действительно так поступает, – продолжает Шопенгауэр, – то у него открывается подлинно «философский взгляд на вещи» [4].

В этом смысле агеевского Масленникова, вероятно, следует считать философом. В «Мыслях», этой основополагающей с точки зрения философии главе «Романа с кокаином», Вадим откровенно признается:

«За долгие ночи и долгие дни под кокаином в ягиной комнате, мне пришла мысль о том, что для человека важны не события его жизни, а лишь отражаемость этих событий в его сознании» [5]. Далее следуют пространные рассуждения героя о том, что человеку необходимо лишь сознание собственного счастья, а не те внешние атрибуты, ему соответствующие. Так, к примеру, держатель капитала, «отражая в себе события своего обогащения, продолжает чувствовать себя богачом, если он еще не знает, что банк, хранящий его капиталы, уже лопнул», а любящий отец продолжает считать себя таковым, пока до сознания не дойдет, что его сын задавлен.

«Человек живет, таким образом, не событиями внешнего мира, а лишь отражаемостью этих событий в своем сознании», – резюмирует Масленников [5].

Шопенгауэру, пожалуй, удалось высказать эту мысль несколько изящнее и куда лаконичней:

«Этот мир как представление, существуя только через рассудок, существует и только для рассудка» [4].

«Вся жизнь человека, вся его работа, его поступки, воля, физическая и мозговая силы, все это напрягается и тратится без счета и без меры только на то, чтобы свершить во внешнем мире некое событие, но не ради этого события как такового, а единственно для того, чтобы ощутить отражение этого события в своем сознании» [5]. Выражаясь иначе, «идеи предшествуют индивидуализированному миру», а мир идей должен предстать абсолютно объективным, безучастным в отношении субъекта [6].

Причина разнонаправленной и противоречивой человеческой деятельности, – того самого единства, разложившегося на множественности, тождественные по своей сути [6] – будь то жажда стяжания или альтруизм, «всегда одинакова: потребность свершения во внешнем мире таких событий, которые, будучи отражены в сознании, вызовут ощущение счастья» [5].

До знакомства с кокаином Масленников «ошибочно полагал, будто счастье – это есть нечто целое, между тем, как на самом-то деле всякое человеческое счастье состоит из хитрейшего слияния двух элементов: 1) физического ощущения счастья и 2) того внешнего события, которое является психическим возбудителем этого ощущения» [5].

Здесь у Масленникова пока не наблюдается ничего кардинально нового в сравнении с учением Шопенгауэра. Немецкий мыслитель также выделял внешнюю мотивацию, которая «обнаруживается при участии внешнего чувства» в пространстве-времени и причинность, видимую посредством волитивного акта во времени «изнутри» [6].

Далее в абстрактных построениях Масленникова прослеживается важный теоретический крен в сторону «физического ощущения счастья», которое достигается воздействием наркотика на «животное тело» – «непосредственный объект субъекта» в терминологии Шопенгауэра [4].

Казалось бы, путь «ко внешнему событию» у Масленникова был строго намечен. Вадим «желал стать знаменитым адвокатом и богачом», и многое благоприятствовало ему в этом.

Однако то количество человеческой энергии, духовных дарований и физических сил, расстрачиваемых без меры, дабы вызвать лишь краткий отблеск в сознании, буквально повергало Вадима в ужас.

Тоска темной комнаты звенящим шепотом тишины вкрадчиво обещает Масленникову указать кратчайший путь к заветной цели. «Я ложился на диван, и сразу воображал себя все тем, чем желал стать, инстинктом лени и мечтательности познавая, что осуществление всех этих внешних событий не стоит такого громадного количества времени и труда, не стоит хотя бы уже потому, что ощущение счастья было бы тем сильнее, чем быстрее и неожиданнее свершились бы вызывающие его события» [5].

«И если, как я в этом убедился, крохотная щепотка кокаина могуче и в единый миг возбуждает в моем организме это ощущение счастья в никогда неиспытанной раньше огромности, то тем самым совершенно отпадает необходимость в каком бы то ни было событии, и, следовательно, бессмысленными становятся труд, усилия и время, которые, для осуществления этого события, нужно было бы затратить» [5].

В этом и заключается чудовищная сила кокаина, который, минуя внешние события, предоставляет человеку самое необходимое – наслаждение от события внутреннего.

На самом деле такого рода асимметрия в умозаключениях Масленникова совершенно произвольна.

Действительно, самоанализ, изучение тончайших колебаний собственной души в контексте учения Шопенгауэра полностью оправдан и, наряду с чисто практическим опытом взаимодействия с объектами внешней действительности, всецело согласуется с познавательным методом философа. Однако следует заметить, что оба указанных подхода основываются на показаниях опыта, пускай даже разного характера и направленности.

Иначе говоря, все, что предоставлено нашему сознанию – это лишь ощущения. Даже собственное тело – тот самый пресловутый «непосредственный объект», также доступно нам через ощущение – как представление «извне» и как воля «изнутри» [4]. Однако ощущения могут нас обманывать.

«Все в жизни говорит нам, что человеку суждено познать в земном счастии нечто обманчивое, простую иллюзию» [7, с.9].

Гедонизм, по мысли Шопенгауэра, ни коим образом не оправдан, поскольку «все на свете несовершенно и обманчиво, все приятное перемешано с неприятным, каждое удовольствие – удовольствие только наполовину, всякое наслаждение разрушает само себя, всякое облегчение ведет к новым тягостям» [7, с.14]. А посему Масленников в своей призрачной погоне за «счастьем» изначально обречен.

«Самым ужасным и неизменно следующим после многочасового действия кокаина явлением – была та мучительная, неотвратимая и страшная реакция (или, как медики ее называют, депрессия), которая овладевала мною тотчас, лишь только кончался последний порошок кокаина» [5].

«Пока я находился под действием кокаина, чувства, возбуждаемые им, были настолько могущественны и сильны, что моя способность наблюдения за собой ослабевала до степени, как это возможно наблюдать только у некоторых душевнобольных» [5].

Притягательное свойство кокаина вызывать «физическое ощущение счастья» вне всякой психической привязки к внешним событиям «даже тогда, когда отражаемость этих событий в … сознании должна была бы вызывать тоску, отчаяние и горе» [5] отбрасывает волю к бессознательному, объектно-растительному уровню, когда непосредственные изменения в восприятии субъекта тянутся бессмысленной вереницей, не имея для воли никакого значения «в качестве боли или удовольствия» [4].

«Но лишь только кончался кокаин, как возникал ужас. Ужас этот заключался в том, что я начинал видеть себя, видеть таким, каков я был под кокаином. И вот наступали страшные часы» [5].

Опьяняющая пелена наркотического дурмана-майи рано или поздно спадает, и сознательная воля самовластно возвращается в свои права, ибо наше собственное тело также дано нам в качестве объекта представления.

«Но как с восходом солнца выступает внешний мир, так рассудок одним ударом, своей единственной, простой функцией претворяет смутное, ничего не говорящее ощущение – в созерцание» [4].

«Тяжело опадало тело, в злобном отчаянии от невыразимой, неизвестно откуда взявшейся, тоски ногти врезались в ладони, а память, как в тошноте, возвращала обратно все, и я смотрел, не мог не смотреть на эти видения зловещего срама» [5].

Иллюзорность мира – краеугольный камень повествования Агеева, сближающий блистательного дебютанта с Набоковым. Этот характерный аспект поэтики обоих писателей, в свою очередь, позволил Н.Струве сделать далеко идущие выводы о гипотетическом авторстве «Романа с кокаином» [5]. Духовно опустошенный герой Леви, как и персонаж набоковского «Дара», неизбежно изнемогает, задыхаясь в пароксизме острой тоски. Философия Шопенгауэра также глубоко пессимистична, однако житейский абсурд в системе координат немецкого мыслителя все же может быть преодолен посредством неангажированного эстетического созерцания.

Такого рода идея доступна и Масленникову, однако, словно наперекор всякой логике, Агеев выводит Вадима «нераскаявшимся»:

«Бороться и противостоять кокаину я мог бы только в одном случае: если бы ощущение счастья возбуждалось бы во мне не столько свершением внешнего события, сколько той работой, теми усилиями, тем трудом, которые, для достижения этого события, следовало затратить. Но этого в моей жизни не было» [5].

Возможно, бесславный конец неудавшегося адвоката Масленникова у Леви должен был послужить чем-то вроде художественной эскапады, своим полемическим острием направленной против инерции торжества справедливости в искусстве [1, с.308-309]. Тогда ориентация героя Агеева на пессимизм в шопенгауэровском духе вполне оправдана.


1. Виктор Димитриев. Подросток Вадим Масленников: О полемике с Ф.М. Достоевским в «Романе с кокаином» М. Агеева // https://schoolsummer.jimdofree.com

2. Толстой Л.Н. Война и мир: Роман в 4 т. — Т. 1-2, кн. 1. — Мн.: Маст. лiт., 1987. — 719 с.

3. Цит. по: Ксения Рагозина. Детектив с романом http://old.russ.ru/krug/kniga/20000323.html

4. Шопенгауэр А. «Мир как воля и представление» / Артур Шопенгауэр; перевод Ю.И. Айхенвальда http://psylib.org.ua/books/shope01/txt01.htm

5. Агеев М. «Роман с кокаином»  http://www.lib.ru/AGEEV/kokain.txt_with-big-pictures.html

6. Васильев В.В. Философия Артура Шопенгауэра https://flibusta.club/b/339130/read#n13

7. Шопенгауэр А. Малое собрание сочинений / Артур Шопенгауэр; пер. с нем. Ю. Айхенвальда, Ф. Черниговца. — СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2018. — 544 с.