Записки в ногах

   6. Записки в ногах

                Недостаток нежности во вкусе сделался в народе приметным.

                "Земледельческий журнал", 1827.

  Колодца писатель не обнаружил, может, плохо смотрел, увлеченный видом приусадебных аркадий - всех этих тепличек, бочек под водостоками, разноцветных палисадников, бьющих в глаза пестротой и нарядностью. Преобладал регулярный стиль, тяга к геометрии и прямолинейность. Кое-где выдвинуты были на передний план компостные и навозные кучи, выдающие хозяев практичных, пренебрегающих такой безделицей, как красота. Нередко цветы были перемешаны с картошкой, хреном и прочей огородиной в обход всем правилам садового искусства. Правда, самих садов почти не было. Раза два попались ветвистые яблони, бросающие нежную тень на развешанное белье, да и те старушки, а яблоневую молодежь приветил только один хозяин, выхаживающий стройные, как рюмочки, деревца с кронами, какие нравились богомазам, когда они живописали райские кущи.

  Незаметно мысли перенеслись к собственной усадьбе, он думал о благости деревенской жизни, о том, как приятно есть собственные овощи-фрукты, само собой вытанцевалось рассуждение о нитратах-нитритах и как было бы хорошо достать машину навоза и к черту "ни дня без строчки"! Постоянно на свежем воздухе. Никакой нервотрепки: опубликуют - не опубликуют... А то ведь кусок в горло не лезет, все думаешь: куда податься? Направо, налево?.. И видишь  одно - сплошную морду привратника из школы служебного собаководства от литературы.

  Итак, писатель примечал что бы позаимствовать в разбивке своей усадьбы, привлекаясь уже цветами. Что-то такое носилось в его голове про розы. Он сравнивал их с карминными пятнами, жасмин у него веял белым ароматом, для незатейливых пестрых головок ничего не придумалось, как только что в детстве их звали ленками, а вот величественное ярко-синее, чему и названия не знал, которое даже не цвело, а царило, вознося роскошный колос над преклонившимися ромашками, не вязалось ни с чем, не было для него никакого сравнения (что значит - родиться дельфиниумом или по народному: живокостью). Писатель доискивался до самых мелочей и подумывал, не состряпать ли самому "Записки", только вошел во вкус, как отметил, что усадьбы кончились и впереди то самое болото, о котором толковал мужик.

  Через несколько дней, распираемый впечатлениями, он не преминет набросать несколько слов своей пассии, которая загорала на юге. Так припекло самовыразиться, что и дураку бы последнему написал. А тут дама с образованием, редактриса, Лора, если хотите, Азарьевна, при всём при том, что и томность, и нега во взоре, и пальчики в лаке, положительно и интим с декламацией: "В группе девушек нервных, в остром обществе дамском..." - Ах, да! словом, подцепленная еще в строе доброе время на читательской конференции.

  "Кажется, всего насмотрелся, - читала позднее Лора-Азария, - запивая строчки кефиром, - даже колючую проволоку в пять рядов, насунутую в рост бетонного каре при владениях отставников, даже огород поверх кладбища со скелетом, подряженным в пугало, - ан нет, нашлось свеженькое, когда говорят: "Ну, братцы, это уже гаси свет..."

  Л.А. поменяла чашку на тарелку с располосованной дыней и, запустив в нее челюсть, оросила соком послание. И отдалась со стоном, пока не насытилась. Затем извлекла письмо из-под корок, отряхнула и вся в эстетных порывах, вся в запросах, до предела возвышенная, перебралась на диван. Эпистолярное кладбище со скелетом она еще проглотила, но дальше?.. Дальше бесподобная лягнула набивные цветы одеяла и отринула письмо с тем, чтобы забыть на подоконнике. Отсюда оно будет выметено со всеми бессмертными строками, так и не сподобленными дамским вниманием. Плакало бы литературное наследие, будь писатель попроще. Позаботившись сохранить копию, он вскоре прошелся по ней кавалерией - вымарал здесь, приналег там, и вот уже - начало "Запискам". Но что интересно - слово в слово именно этот кусок передерет потом критик (со времен Белинского не знала словесность такого пера!), чтобы раздуть свое сочинение и как-то там уесть автора. Куснуть его с позиций гуманности и прочего арсенала великой русской литературы.

  "Что болотный камыш повершал Марксистскую, - делился далее автор, - удавшись выше головы и стоя непроходимым лесом, - тут ничего особенного: на колхозных полях и не такое видали, что осока колосилась похлеще хлебов, а воронье пировало на корягах - тоже привычно, что везде всякая дрянь, натащенная с округи, - и это стало в порядке вещей, но чтобы посреди этого стоял воинский памятник!.. То ли солдатскую долю с вечным бездорожьем напоминал ваятелю этот пейзаж, то ли он переругался с властями и его послали к чёрту на кулички - на вот строй, подавись! - только защитник Родины был приурочен к этой дичи и постоять за себя уже не мог. Постель ему выстлали гравием, устроив в ногах цветник, но ничего, кроме мать-и-мачехи с лопушиными листьями, при нем не имелось".

Продолжение следует