МНЕ ВСЕ ИДЕТ

Редакции советских крупных областных газет состояли из отраслевых отделов: главными, конечно, были партийный и партийной пропаганды, затем шли промышленный, строительный, сельскохозяйственный, отделы писем, спорта, культуры. Иногда, кроме, культуры, был еще литературный, где, как правило, «сидел» настоящий писатель или поэт.
В газете, где я работала, это был поэт, причем, очень хороший, признанный. В его обязанности по долгу службы в редакции входило сочинять стихи к праздничным датам, которые размещались на первой полосе праздничного номера. В остальное время литературный консультант, так называлась его должность, писал рецензии на народное творчество. Работы у него было много, потому что, надо сказать, в ту пору – начало 80-х, стихи писали все, кому не лень. Про любовь, ударный труд «наш завод – рассадник счастья, не берут его ненастья» (цитата), родной край и красоты природы. Рукописи несли пачками. Когда штатный поэт в редакции отсутствовал по причине очередного вдохновения и возлияния, стихоплеты ломились в соседнюю дверь, в отдел экономики. Особенно плодовитых и настойчивых вся редакция знала в лицо. «Штирлиц идет по коридору», - сообщало местное «радио», и все двери на этаже закрывались изнутри на ключ.
- Нет, нет, нет, сегодня стихи и прозу не принимаем! – заорал как-то не успевший спрятаться коллега.
- А, п...
- Тары нет!
Отдел культуры почему-то располагался на другом этаже и по этой причине или, может, какой-то другой, с литературным практически не соприкасался. Заведовала отделом Кира Егоровна. То, как она писала, и то, как говорила, как говорят в Одессе, два разных Сен-Жермена, и не могло принадлежать одному и тому же человеку. По слухам, в наш город Семья Киры приехала не по своей воле, в роду ее - сплошь профессора и академики. Каждый свой отпуск Кира Егоровна уезжала в Ленинград, и в центральных газетах вскоре выходили ее рецензии на спектакли и выставки. В те времена было за пределами возможного не то что провинциальному журналисту попасть на страницы печатного издания, курируемого ЦК КПСС, да еще «с колес», без многочисленных согласований и подписаний, но даже достать билет в театр. Кира умудрялась посещать премьеры, первой причитывать выходящие ограниченным тиражом книги, казалось, она знала все о литературе, искусстве, кино, но никогда не выпячивала своих знаний, не демонстрировала свою начитанность и образованность. Интеллигентность читалась в ней откуда-то изнутри, хотя внешне проявлялось совсем другое. Ее фразы растаскивали на цитаты.
- Твою ж мать! Такие мужики и в целибате! – воскликнула зав отделом культуры, входя в кабинет первого секретаря обкома партии, где – невиданное событие – происходила встреча с католиками из Ватикана, прибывшими на коммунистическую землю с важным визитом.
Главный редактор потом чуть инфаркт не получил, когда его песочили от самого партийного верха и далее вниз по нисходящей до инструктора отдела по работе со СМИ.
Интервью с известным артистом она начала с заявления о том, что в жизни он выглядит еще хуже, чем на экране. «На себя посмотри», - заржал то ли народный, то ли заслуженный, после чего состоялось-таки интервью, обе стороны благополучно забыли о том, что ограничены во времени и разошлись весьма довольные друг другом.
Как-то в филармонии рядом с Кирой в кресле оказалась коллега – ее прямая противоположность. Софья Абрамовна как раз всячески подчеркивала свою принадлежность к интеллигенции, терпеть не могла фамильярность, неграмотную речь и вилку в правой руке.
На следующий день вся редакция знала, что Кира испортила Софье вечер: «Она все время пихала меня локтем в бог и говорила: «Брамс, усраться можно».
Самое смешное, что Кира и Софья работали в одном отделе. И если Кира просто работала, то Софья с ней все время вроде как соревновалась. Кира была высокая и худая. Одевалась неброско и вроде небрежно, но это было именно то, что называется хорошим вкусом. Софья внешне выглядела как типичная еврейская женщина, красоту и ухоженность которой можно подсчитать в рублях, а лучше – сразу в долларах. Софья и сама с удовольствием рассказывала, сколько стоят колечко, цепочка, шубка. Невысокая, полноватая, с тяжелым задом, она вечно сидела на диетах, хотя очень хорошо готовила. Мужа, сына и дочь баловала пирожками, форшмаком и запеченной курочкой.
Софья любила одеваться. Красивые вещи – это была ее страсть. Найти в магазине что-то модное было практически невозможно, не зря тогда говорили «достать», а не «купить». Дефицит приобретался у фарцовщиков, все женщины редакции время от времени к таким людям обращались. Кроме Киры, она привозила вещи из Москвы и Ленинграда, покупала как-то между делом, особо не заморачиваясь.
На почве этой пренебрежительности Софья окончательно обиделась на Киру и даже попросила перевести ее в другой отдел. А дело было так. Рядом с редакцией располагался универмаг, в котором иногда «выбрасывали» импортные товары. В таких случаях кто-то из нас занимал очередь на всех. И вот в очередной раз привезли какие-то кофточки, нескольких фасонов и разных расцветок. Софья великодушно вызвалась отстоять очередь за всех и Кире предложила: дескать, на тебя занимать? А та в ответ протянула ей кошелек и попросила, если не затруднит, просто купить ей кофточку.
- Но они же там разные! Какого цвета, фасона? И потом размер? – воскликнула Софья.
- Размер – на два меньше твоего. А остальное – все равно. Мне все идет, - ответила Кира, не отрываясь от пишущей машинки.
Это был конец и без того шатким отношениям.