Именем Космоса. Часть 3. Глава 39

Интерес к делу Капитана в Галактике не ослабевал. Страсти накалялись. Майрану то и дело приходилось брать слово и отвечать на выпады, направленные против Капитана – сам Даргол практически всегда оставался бесстрастен, и какие чувства вызывали у него слова свидетелей, было неясно. Каждый эпизод, в котором принимала участие СГБ, нуждался в официальном подтверждении, что требовало времени, и конца-края процессу было не видно.


На итэч поднимались люди, свидетельствовали в пользу Капитана или против него. Среди них были исследователи, ставшие добычей пиратов на одиночных ограблениях; и пленные, отпущенные Капитаном; и раненые во время крупных боевых операций; и родственники погибших... выступающие обвиняли или осторожно, словно сами удивляясь своим выводам, говорили о том, что лично им Капитан помог – какие бы преступления ни были на совести у этого человека.

Количество проголосовавших росло. Данные по голосованию отражались на голографическом экране над столом заседателей. Имена проголосовавших там не отмечались. Цифры в графах «Цивилизация» и «Тиргма» были примерно равны, и перевес склонялся то в одну, то в другую сторону.

Через неделю после начала суда кто-то из наблюдателей, следивших за развитием событий, взял слово и подвёл некоторые итоги:

– Все голоса, которые мы слышим против Капитана, исходят от пиратов, недовольных законами, установленными им в группировке. Либо эти голоса направлены против Терции и пиратства в целом. То, что говорится о самом Капитане, можно рассматривать не столько как обвинения в его адрес, сколько как подтверждение тому, что говорилось в его защиту в начале процесса.

Но произносились речи и другого характера.

Один из выступающих доказывал, что ребёнок, выросший в пиратской группировке, не может обладать теми качествами, которые приписываются здесь Капитану. У пиратов ребёнку не у кого было бы этому научиться. Поэтому есть все основания считать происходящее здесь большой фальсификацией. Капитан – не тот, за кого себя выдаёт.

В ответ Капитан пожал плечами:

– Я ни за кого себя не выдаю. Всё, что здесь говорится, со мной никто не согласовывал.

– Так это правда или нет?

Капитан не ответил.

Брали слово и те, кто не могли прийти к собственному решению и хотели опереться на «третейского судью».

– Нам здесь много говорится о личности Капитана. Но за исключением Намэля Чиля, который сохранял беспристрастность, мы ещё не слышали ни одного лаурка. Может быть, Вачиэл Рэчес выскажет своё мнение о Капитане?

Вачиэл Рэчес встал.

– Нет, – ответил он. – Я здесь не для того, чтобы судить этого человека. У меня сложилось о нём собственное мнение, но высказывать его я не буду. Я проголосую, как и все, на общих основаниях.

При подготовке суда было решено, что в качестве свидетелей могут выступать пираты, находящиеся на свободе. Для этого им надо было сообщить в Информационный Центр суда о своём желании выступить. На Удеге им была гарантирована неприкосновенность при условии, что они будут перемещаться только в сопровождении сотрудников СГБ. И пираты пользовались этим разрешением. Кое-кто из них сумел пройти к Удеге и появился на суде. Иные пришли, желая отдать дань уважения бывшему главарю, другие – откровенно позлорадствовать.

Среди пробравшихся на Удегу оказался пират-рутиец, вступавшийся на Терции перед Капитаном за детей.

– При вас, Капитан, на Терции был хоть какой-то порядок. При Кильрате находиться в группировке стало невозможно. Я перебрался на Ландал. Но и там правды нет. А сюда я пришёл, чтобы по возможности вернуть в чьи получится головы толику здравого смысла: люди! Перед вами главарь! И даром такого не бывает! Он – не ангелок, и уж мы-то, пираты Терции, лучше других знаем об этом. Я не прощу вам тех детей, Капитан, и плюну в лицо любому, кто будет вас здесь оправдывать.

А через несколько дней на суд пришли Иоська и Лека. Вачиэл Рэчес объявил их имена:

– Иосиф и Лектория Данчевы, Земля.

Дети вышли на итэч и, мимо кафедры, подбежали к Капитану.

– Здравствуйте, Капитан! И вы – здравствуйте! – обернулись они к Майрану.

– Мама привезла нас, чтобы мы выступили, – сказала девочка. – Иоська ей покоя не дал, и я тоже просилась.

Подошла их мать, молча посмотрела на Капитана и за руки подвела детей к кафедре. Дети забрались на поставленную для них трибунку. Мать встала позади них.

– Здравствуйте! – снова сказала девочка. Её брат повторил за ней:

– Ага, здравствуйте.

– Нас с Иоськой... с братом, год назад украл у мамы пират – начала рассказывать Лека. – И мы жили на его корабле у пиратов. И он был... – девочка оглянулась на мать и не стала давать пирату характеристики. – Мы долго там жили, мама говорит, два месяца. А потом Иоська догадался, как пират отпирает люки, и мы сбежали. Мы спрятались в лесу, и нас поймали Капитан и... простите, мы не знаем, как вас зовут. Они нас накормили, и Капитан увёз нас на Удегу и отдал эсгебешникам, в КЭРР. Он добрый. Он отобрал у того пирата... нашу обувь и принёс.

Иоська хихикнул.

– Не, он не обувь у Агата отобрал, а...

– Молчи, глупый! – прервала его девочка.

– А ну и что? – сказал Иоська. – А я рад, что он принёс Малыша, и не стесняюсь даже. Капитан хороший, отпустите его!

После выступления детей по многим просьбам, поступившим из зала и в ИЦ суда, заседатели спросили мать, не согласится ли она выступить и рассказать обо всём подробнее.

Она увела сына и дочь из зала суда и, вернувшись, рассказала, как и кто похитил у неё детей и что требовал за их жизни.

– Судите меня, но я выполняла все его требования. Он присылал мне письма с угрозами и в красках расписывал, что будет с моими сыном и дочерью, если я... иногда я получала небольшие посылки – то локон дочери, то её платье. Кому объяснишь, какой ужас охватывал меня, когда я открывала такую посылку! Только тот, чьему ребёнку грозило нечто подобное, поймёт, что это такое!

Она пересказала со слов сына и дочери, что было с ними у пиратов

– То, что я испытываю к Капитану, называется смешанными чувствами. Я знаю, что этот человек – пират и главарь. Скорее всего, если бы не было таких, как он, не было бы и пиратства. Но он вернул мне моих детей и ничего не потребовал с меня за это. В отличие от того мерзавца, который их у меня похитил. Капитан избавил их от того... ужасного, что окружало их там и что им грозило, и... И если уж есть пираты, то я благодарю Великий Космос, что есть там такие, как Капитан и этот второй человек, бывший с ним вместе.


После этого рассказа слово попросил по космической связи манбахматианин и, назвав себя, обратился к суду:

– Получается, что к детям, попадавшим на Терцию, Капитан относился так же по-разному, как и ко взрослым? Одних он возвращал домой, а что стало с другими, я полагаю, бесполезно спрашивать у Капитана.

Капитан по своему обыкновению промолчал, и слово взял Майран.

– Вместо Капитана как представитель СГБ отвечу я. В первую очередь, давайте не будем забывать, что Капитан не видел разницы между пиратством и цивилизацией, для него люди были просто людьми, независимо от того, по какую сторону от линии фронта они находятся. И он делал всё, чтобы сохранить их жизни. Я собирал материалы в Архиве Галактики, когда хотел посмертно реабилитировать его. Все эти материалы представлены суду, и часть из них уже была здесь обнародована. О том, что Капитан запрещал привозить на Терцию пленных, говорилось уже не раз. Он брал заложников в Космосе только когда вызволял своих людей из СГБ. И все эти заложники не только остались живы, но все они были взрослыми людьми. Что же касается детей, то те дети, о которых говорил здесь на днях пират, так это и есть Иоська и Лека, и на основе предоставленных материалов суд может в этом убедиться.

Заседатели нашли среди материалов необходимое, просмотрели. Вачиэл Рэчес зачитал собранные по этому делу отчёты.

– Получается, мы можем отметить, что обвинения, выдвинутые против Капитана по данному поводу, сняты, – констатировал он и пригласил следующего свидетеля.

Но вопрос отношения Капитана к детям через несколько дней оказался поднят снова. Правда, на этот раз не в форме обвинения. На суд пришла Эйссет Элуат. Даргол не знал её имени, и, увидев поднимающуюся на итэч лаурку, всмотрелся, не узнавая в сильной, здоровой женщине ту, что, израненная, умирала у него на глазах, и недоумевая, что может сказать она о нём.

Не унизив Капитана ободряющим взглядом, Эйссет Элуат подошла к кафедре.

– ...Капитан, Майран и ещё один человек – землянин, исследователь – спасли от гибели меня и моего маленького сына...

Она говорила об аварии «янара».

– Трудно передать на космолингве, что пережил мой сын, когда увидел, что снаружи у иллюминатора ведутся какие-то работы...

Её рассказ был подробным, она, пожалуй, первая из выступающих на суде говорила не столько о событиях, сколько о том, какие чувства и эмоции пережили тогда она и её ребёнок.

– В какой момент вы поняли, иркмаан, что двое из троих ваших спасителей – пираты? – спросил соотечественницу Вачиэл Рэчес.

– Совсем не сразу. Сначала я осознала рядом с собой лаурка. Кто-то возвращал меня в реальность. Потом поняла, что среди пришедших нам на помощь только земляне, хоть медицина была лауркской...

Закончив своё выступление, Эйссет Элуат подошла к Капитану, подала информокарту.

– Это – звуковое письмо, его записал для вас мой сын. Ваш друг знает лауркский язык и сможет сделать перевод. Я не предоставляю эту запись суду, потому что постаралась пересказать как можно точнее все переживания сына и события, происходившие с ним. Чтение перевода займёт у суда много времени. Но если Капитан сочтёт возможным, а суд – необходимым, то сын не возражает, чтобы его письмо было оглашено.

Она посмотрела Капитану в лицо:

– Там, на «янаре», я почувствовала присутствие лаурка, но приняла за него вашего друга, владеющего нашим знанием, – сказала она и, ничего не прибавив, ушла.

Даргол молча проводил её взглядом. Потом бережно убрал информокарту в нагрудный карман скафандра.

После ухода лаурки в зале снова разгорелся спор, и Майран в который раз оказался втянут в него.

– Ещё неизвестно, с какой целью оказался Капитан на месте аварии.

– Мы имеем дело со свершившимся фактом, – отвечал Майран, – и нам ни к чему гадать об этом.

– Капитан мог и не знать, что на разбитом корабле ребёнок.

– Это ничего не меняет. Он в любом случае полетел на помощь. А про ребёнка он знал. Я сказал ему об этом. Мы были с ним в Космосе, когда получили сигнал бедствия, и я переводил слова пострадавшей.

Вачиэл Рэчес прервал обсуждения, попросив Майрана рассказать о тех событиях.

В тот же день, ближе к концу заседания, место за кафедрой заняли двое землян – молодая супружеская пара. Мужчина встал позади своей молоденькой жены, опёрся руками о края кафедры.

– Мы полетели с мужем в исследовательскую экспедицию, – заговорила женщина. – Нашему сыну было одиннадцать месяцев, и я должна была остаться дома, но нам разрешили взять малыша с собой. На наш «титатх» напал со своими пиратами Капитан...

– ...Он держал моего сына на руках, смотрел ему в лицо. Я испугалась, как я испугалась! Я стала просить! И он... Он отдал мне сына, он приказал своим пиратам отвести нас куда-то – я не услышала куда. А нас привели в отсек управления, к моему мужу, ко всем нашим...

– ...Двое его людей пострадали от этого взрыва. Мы думали, Капитан сделает за это со мной и маленьким что-то страшное. Он сказал: око за око. Но вместо этого забрал своих пиратов и ушёл с «титатха». А мы все остались и ждали, что сейчас нас взорвут – и ничего не произошло.

Молодая женщина помолчала и уточнила, оглянувшись за поддержкой к мужу:

– Прежде чем уйти, он сказал: я мог бы разложить ваш «титатх» на атомы. Око за око. Я не сделаю этого из-за тебя, девочка, и твоего сына. Мне кажется, что Капитан не враг детям, и не надо об этом спорить, тем более при нём. Это наверняка его оскорбляет, хоть он и не говорит ничего. Капитан, спасибо вам за ваше великодушие, наши зря бросили ту гранату. Это нервы сдали. Хоть глупость ничем не оправдаешь, конечно.

Майран взглянул на Даргола и увидел, что он отвернулся от зала и двоих свидетелей на итэче, пряча потеплевший взгляд. Но взял себя в руки и снова стал бесстрастным.

Но стоило нескольким свидетелям или Майрану отстоять Капитана в одном вопросе, как на итэче оказывался свидетель, выдвигающий следующее обвинение.

В числе таких обвинителей за кафедру встали двое рутийцев. Майран не видел их до этого времени в лицо, он узнал их по именам. Это были братья, носившие на Терции прозвища Тейво и Руч. Их настоящие имена Майран выяснял тогда, в том числе и через Гепард, чтобы им не было предъявлено обвинение в пиратстве.

Братья говорили наперебой, непримиримо, яростно, и в их напоре была заражающая убеждённость.

– Мы пошли на Терцию, потому что поклялись над телом матери убить Капитана – и то, что мы промахнулись, как и то, что он отпустил нас, а не убил после этого, ничего не меняет. Он – враг, и мы будем поступать в дальнейшем с ним как с врагом!

Доказать что-то таким личностям, как эти братья, было трудно. Они не смирились со своей страшной потерей и не слышали контраргументов. Их врагами были не пиратство, не те конкретные люди, которые сотворили зло, а выбранный ими для мести человек – неприступный, слывший в группировке неуязвимым Капитан. Но Майран попробовал всё-таки достучаться до них, хоть здесь, в зале суда, возможно, было для этого не время и не место.

– Будете поступать в соответствии со своими взглядами, – спросил он, – только с Капитаном или с его близкими тоже?

– С какими близкими? С тобой, что ли? Так ты нашёл, кого выбирать в друзья!

– Не со мной. Но в цивилизации есть девушка, которая любит Капитана.

– Любит? – переспросил один из братьев так, словно недопонял.

– При чём здесь она? – сказал второй.

– Ей тоже прикажете ходить теперь с оглядкой?

– Глупости.

– Но у вас будут дети, – зашёл Майран с другой стороны. – Если с сыном одного из вас случится то, что он попадёт в детстве к пиратам, но он сумеет выстоять и построить свою жизнь на принципах, по каким жил Капитан, вы и ему пойдёте мстить? Или захотите, чтобы ему мстил кто-то другой?

– Ты что, – вскинулись братья, – желаешь нам этого?

– Нет. Я желаю вам другого – подумать. Правильно ли вы выбрали объект для своей мести и те ли способы для её осуществления.

– Ты агитируешь нас идти в СГБ? Но что-то она не разбежалась уничтожать пиратство!

– Терция уничтожена, – напомнил Майран. – И я думаю, ею дело не ограничится.

Оказывались за кафедрой и те, кто пришли в зал суда не из-за Капитана. Так, на итэч поднялся рутиец – медиколог, вернувший на Терции к жизни Майрана.

– Моей единственной встрече с Капитаном предшествовало нападение пиратов на эртрул, на котором я служу. Это было год назад. Пиратов привёл громила, который уже давал показания здесь. Его называли Беном. И пришли они по приказу Капитана – им нужен был медиколог...

Рутиец рассказал о стремительном нападении пиратов и о том, как захваченный эртрул вместе с экипажем и находящимся между жизнью и смертью пациентом привели на орбиту Терции.

– Громила со своими подчинёнными перетащили меня на свой корабль и привезли к Капитану. Там, в регенерационной камере, лежал этот человек, – медиколог кивнул в сторону Майрана.

Он рассказал о соглашении, заключённом между ним и Капитаном, и о том, что Капитан со своей стороны полностью выполнил условия этого соглашения.

– В общем-то, во всех этих событиях нет ничего, что выбивалось бы из уже сложившегося здесь образа Капитана – человека, во многом великодушного и верного своему слову. И ради одного этого я не стал бы отнимать у суда время. Но я пришёл, потому что хочу разобраться.

Медиколог кивнул Майрану.

– Я рад, что спасал всё-таки не пирата, иркмаан. Но не могу понять: по дороге пираты говорили об Эсгебешнике, и вы на самом деле эсгебешник. Так что же, главарь всё-таки знал, кто вы такой?

– Знал, – ответил Майран.

Капитан поморщился:

– Не искажай фактов, – сказал он раздражённо. – Ни черта я не знал, кроме того, что хочу спасти тебя.

Состоялось выступление, казалось бы, и вовсе не касавшееся Капитана. Оно исходило от человека, учёного-биохимика по имени Альфред Боска.

– Я пришёл сюда не из-за Капитана. Я его не знаю и не видел. Но я увидел по трансляции вас, иркмаан, – обернулся учёный к Майрану, – и понял, каким чудом оказался я вне группировки, на свободе... Я пришёл поблагодарить вас. Если не на этом суде, то как ещё я смог бы вас найти?

На суд прилетел и ещё один человек, небезынтересный как Дарголу, так и Майрану.

Вачиэл Рэчес объявил:

– Тоспауш Слел, Тагасса.

За истекший после Терции год Краг изменился. Он словно поднял голову, в лице исчезла нагловатость, в движениях – вынужденная развязность – обычные приёмы, с помощью которых люди, не созданные для преступлений, пытаются выжить и поставить себя в преступном мире. Теперь это был молчаливый человек, не лезущий вперёд, но вынесший из пережитого немалый опыт.

Его рассказ был подробным – начиная с первой встречи с людьми Капитана, пришедшими к нему на Тагассе, и заканчивая прощанием с Майраном у корабля в скалах за космодромом. Он говорил, констатируя случившееся, не обвиняя Капитана, не объясняя, какую именно работу выполнил для Майрана. Он немного знал Капитана и давал ему и его поступкам достаточно точную характеристику. А перед тем, как уйти, обернулся к Майрану:

– Старпом... То есть, Майран, конечно. Спасибо. От моей жены и от сыновей – Звёздного благословления тебе. И особенно – от меня.

Отчего-то именно объективность Крага особенно вывела из равновесия Капитана. Он выслушал здесь о себе уже многое, и откровенная несправедливость, желание задеть не трогали его, но близкое к правде, и тем более правда, заставляли всё больше ощетиниваться в душе. Кажется, он стал уставать.

И, когда Краг спустился с итэча, он обернулся к Майрану:

– По крайней мере, теперь я понимаю, куда делся Краг и как он ушёл от парней Бена. Может быть, расскажешь как-нибудь вечерком, куда делось ещё несколько человек из группировки? Знаешь, чего мне стоило найти и заполучить такого специалиста?

Майран промолчал и не отвёл взгляда.

– Прекрасно! Так не с твоей ли подачи он начал вдруг болтать у костра о чём и понятия не имел?

Майран снова промолчал.

Пятого июля на суд прилетела Нэдис. Она опоздала к началу заседания и прошла в зал во время чьей-то речи. Осторожно пробралась на заранее забронированное ею место и тронула за плечо сидевшую впереди Тому.

– Привет, – прошептала она.

Тома обрадовалась.

– Привет! – тихонько отозвалась она. – Отсдавалась? Теперь ты полноправный медиколог?

– Не совсем. Я не стала ждать документов. А Фарите всё ещё нет?

– Нет, что ты. Зато Аифаш здесь. Улетает на пару дней к детям и прилетает снова. Аена с мужем и Тэад здесь постоянно.

– А где Володя?

Тома на миг смешалась.

– Он потом, позже... ты знаешь, что здесь происходит? На Капитана нападают, кажется, все, кому не лень. Вроде бы разумные люди, а не могут услышать очевидного!

– Я следила за процессом и тоже удивляюсь. Майран же чётко всё объяснил.

К ним обернулись сидевшие рядом Аифаш и Аена:

– Нэдис? Здравствуй! Ты когда выступаешь?

– Сегодня. Уже скоро.

Её пригласили на итэч незадолго до дневного перерыва.

– В общем-то, мне нечего добавить к тому, о чём рассказали Аена Грустнова, Аифаш Лин... Лоден, простите, и другие в начале процесса, – говорила Нэдис. – Мы попали в плен, и этот человек, Капитан, спас нас, пожертвовал собой. И не прийти на суд, не внести свой голос в его защиту теперь я не могу. Я хочу, чтобы Капитан жил в цивилизации, среди людей. Я считаю неправильным, несправедливым отправить его на Тиргму.

Но с первого дня процесса прошло уже больше двух недель, и с тех пор на итэче прозвучало множество рассказов о самых разных событиях, и Нэдис сочла необходимым повторить от своего имени то, что произошло восемнадцатого гуррейс прошлого года на Терции. Закончив, она обернулась к Капитану. Это стало на суде едва ли не традицией – в конце выступления обращаться к нему:

– Я благодарна вам, Капитан. Спасибо – хоть это так незначительно звучит по сравнению с тем, что вы из-за нас пережили!

Выступления таких свидетелей как лаурка, мать малыша или Нэдис словно напоминали людям то, ради чего был начат этот суд. Но в Галактике было слишком много людей, жестоко пострадавших от пиратства, и количество выступающих против Капитана не сокращалось. Капитан для них олицетворял собой Терцию, а, пожалуй, и пиратство в целом. Сам Капитан хранил внешнее равнодушие, и люди в большинстве не знали, что на самом деле происходит у него в душе, а он упорно отказывался говорить о себе.

Однажды кто-то из выступающих спросил напрямую:

– Мы ещё не слышали мнения самого Капитана. Пусть выскажется он!

– На какую тему? – спросил Даргол без вызова.

– Хотите ли вы сами жить в цивилизации?

– Да.

– Вы действительно родились у пиратов?

– Я не стану комментировать того, что здесь говорится.

– Почему?

– А вы на моём месте стали бы?

– Да.

Капитан пожал плечами:

– Ну, значит, вы не на моём месте!

На суде всё чаще поднималась тема, мог ли в действительности ребёнок вырасти в пиратской группировке, а если допустить, что мог, то каким образом получили у него развитие качества, на которых построена здесь вся защита. Не рекламный ли ход это, придуманный его друзьями, чтобы усилить впечатление людей, призванных решить его судьбу.

И тогда на суд пришла Айрн Дювуа. Услышав, как Вачиэл Рэчес называет её имя, Майран обрадовался. Он не слишком надеялся, что она найдёт в себе силы на такой шаг, а её показания были очень важны.

– Зачем вы пригласили её? – спросил Даргол резко.

– Надо полагать, это её собственное решение, – ответил Майран.

Даргол коротко взглянул на своих сестру и брата в зале, сжал зубы.

– Ладно.

Он мог бы попытаться не дать ей говорить, сказать, что категорически этого не хочет, но не стоило показывать всей Галактике, как много зависит для него от этого выступления. И, кроме того, приёмная мать вполне могла его не послушать – во всяком случае, противостоять отцу с его жестоким нравом сил у неё хватало.

Комкая в руке носовой платок, женщина подошла к Капитану:

– Дар...

Даргол взглядом остановил её. Она осеклась на полуслове и мгновение молчала в замешательстве, не зная, как его назвать.

– Капитан, – сухо подсказал он.

Она покачала головой.

– Сынок...

Даргол дёрнулся, но промолчал.

– Прости меня, – прошептала она.

Он требовательно посмотрел ей в лицо.

– За те слова... на кей-руте – прости.

– Ах, за это, – пожал плечами Даргол. – Это простить не трудно.

Она хотела что-то сказать, но только сжала носовой платок и отошла.

– Подожди, – неохотно остановил её Даргол.

Что-то вспыхнуло в её лице, и она торопливо вернулась.

– Ты тоже прости меня, – глядя мимо неё, ровно произнёс Даргол. И посмотрел в лицо: – За то, что испугал тебя тогда, на ограблении. И за то, что появился в твоей жизни сейчас. – Он чуть усмехнулся: – Это ненадолго. Что бы ни решила в отношении меня цивилизация – забудь. Тебя это не коснётся. Я простил тебя. Давно простил. И забыл.

Она молча ахнула, как от боли, хотела что-то сказать, но он шевельнул рукой – таким жестом он отпускал пиратов, – и она отошла, встала за кафедру. Помолчала, перебарывая боль.

– Я пришла сюда, – прерывающимся голосом заговорила она, – не потому, что меня попросили выступить – такой просьбы не звучало. Но я следила в СМИ за процессом и вижу, что здесь не хватает информации о том, что знаем с... Капитаном только мы – где и как прошло его детство.

В зале прозвучал короткий гул голосов. В деле Капитана действительно не хватало именно этого – официального подтверждения словам Майрана, что Капитан вырос в группировке.

Айрн рассказывала:

– Я летела на лайнере, и на нас напали пираты. Эйч Гривинстон забрал меня на свой корабль, и я оказалась на Терции. Он привёл меня к своему сыну. И предупредил, что если с ребёнком что-то случится, то мне не поздоровится. Но это предупреждение было лишним, и дело не в том, что не полюбить такого ребёнка было нельзя. Эйч Гривинстон сам оказался первым врагом своему сыну.

Айрн с горечью умолкла и продолжала, переведя дух:

– Когда я увидела ребёнка, он был страшно напуган. Такой испуг я назвала бы глубоким шоком. Я подумала, что он стал свидетелем гибели своей матери. Он кричал во сне и звал её. Но время шло. Я старалась не наводить ребёнка на страшные воспоминания, и постепенно стала надеяться, что он обо всём забыл. Главарь держал нас рядом с собой. Мы жили с Д... ребёнком в задней комнате за штабом. Появляться в штабе нам обоим было категорически запрещено.

Она рассказывала о трёх годах своего плена, о ребёнке, которому оказалась посвящена и о слепой жестокости его отца, направленной чаще всего против сына. Говоря о ребёнке, Айрн была сдержана – она не хотела, чтобы Даргол решил, будто она пытается напомнить ему, чем была для него когда-то, и Даргол был благодарен ей за сдержанность. Она не говорила о своих страхах и переживаниях и держалась по мере воспоминаний всё более твёрдо, и Даргол узнавал в ней мать, рядом с которой рос и которую видел на ограблении кей-рута.

– Эйч Гривинстон следил за мной, мы не оставались без охраны. Я изо всех сил скрывала ото всех, что умею управлять кораблём...

Постепенно Айрн подошла к моменту, когда решилась на побег. Она обернулась к Дарголу:

– Как он мог узнать, что я убегаю с тобой?

Даргол встал.

– Как? Ты не убила того охранника. Он очнулся и поднял тревогу.

Она вытянулась в струнку:

– Не убила? – дрогнувшим голосом переспросила она, и Даргол понял, как мучило её то убийство. Она покачала головой, едва сдерживая слёзы. Но справилась с собой и закончила рассказ о том, что вышло из её попытки сбежать с Терции. Она ни словом не коснулась событий, произошедших с ней после плена, и сразу перешла к встрече с Капитаном на кей-руте.

– Командир кей-рута, Андрей Лисарк, возможно, не знает, почему Капитан ушёл тогда, не доведя до конца ограбление. Я думаю, то есть, уверена, что ушёл он из-за меня. Он узнал меня и не тронул волоса на моей голове. Но на этом кей-руте находилась моя взрослая дочь, и она сказала ему, что ребёнок, которого я растила на Терции, мне не родной.

Даргол встал.

– А ты думаешь, отец сам не рассказал мне об этом? Обо всём рассказал.

Айрн стремительно обернулась:

– Так ты знаешь, кто твоя родная мать?

– Да.

– И кто же она? Что с ней стало?

Даргол покачал головой.

– Меня уже спрашивали здесь об этом.

Она бессильно опустила руки.

– Если бы всё сложилось по-другому...

– Но ты не вернулась за мной, – сказал Даргол непримиримо.

Она опустила взгляд.

– Прости меня...

Но Даргол не хотел, чтобы она унижалась – и тем более, на глазах у людей.

– Я уже сказал: забудь. Тебе надо было сделать это гораздо раньше – чего зря терзаться.

Она зажмурилась, сдерживая стон, и быстро ушла с итэча.

Встреча Капитана и его приёмной матери вызвала множество споров в зале суда, а также в эфире и средствах массовой информации. Многие считали, что Капитан держался с ней неоправданно сурово – особенно если учесть, скольким он ей обязан. Говорили о том, что из рассказа Айрн Дювуа многое осталось неясным, вносились предложения пригласить её повторно и расспросить подробнее. Звучали и такие мнения:

– Не доказано, что ребёнок, о котором говорила Айрн Дювуа, остался жив и Капитан – это он.

На что оппоненты возражали:

– Но Капитан и эта женщина узнали друг друга.

И многие доводы в пользу Капитана перекрывал аргумент, находивший всё больше сторонников:

– Если допустить, что мы имеем дело с подтасованными данными, то можно предположить, что и эта свидетельница является не больше, чем лжесвидетельницей.

Слыша такие заявления, заседатели предоставили материалы по делу, которое вёл 27 Галактических лет назад (31 год по вр. Земли) Гийоме Дювуа, но и тут нашлись неубеждённые.

– Если Гийоме Дювуа – муж свидетельницы, или пусть на тот момент человек, влюблённый в неё, то он мог и подправить кое-что в деле.

Такие заявления были довольно нелепы, но стабильности и без того сложному процессу они не добавляли.

На следующий день на суд пришла Дарголэд. Она решительно поднялась на итэч, встала за кафедру. Ей не было дела до разгоревшихся после выступления Айрн споров.

Даргол встал при её появлении.

– Вчера, пират, ты здесь, при всех оскорбил мою мать, – заговорила Дарголэд, обращаясь к Капитану. – А ты знаешь о ней что-нибудь? Знаешь, через что она прошла из-за вас?

– Кое-что знаю, – чуть усмехнулся Даргол. – Я был возле неё. Постоянно.

– Ты был ребёнком. Ты привык, что вокруг тебя происходит такое. А она была совсем девочкой, которой никто не давал гарантий. А ты знал, что было с ней после плена?

– В безопасной цивилизации? Нет, конечно.

– Ты хоть на мгновение попытался её понять?

– Нет.

Майран от досады скрипнул зубами. Даргол никогда не оправдывался и с усмешкой брал на себя всё, в чём его обвиняли.

Дарголэд обернулась к залу:

– Этот человек между делом бросил моей матери «забудь», словно такое возможно!

И, не сдержавшись, Даргол вдруг коротко рассмеялся. Возможно? А если нет, то что же произошло тогда на кей-руте?

Это было так нехарактерно для него, всегда умевшего держать себя в руках, но тема оказалась слишком острой. «Прости»! Что можно изменить теперь этим словом?

Дарголэд метнула на него возмущённый взгляд.

– Этот человек заявил, что моя мать не вернулась за ним, а она даже не попыталась как-то объясниться. Я расскажу о том, о чём промолчала она. Чтобы ни ты, ни кто-то другой во Вселенной не смел судить её. Кто ты такой, пират? Как можешь смотреть на неё едва не с презрением, если обязан ей всем и много раз – жизнью? – Дарголэд обратилась к залу: – Легко рассуждать, сидя в тепле и безопасности. Но судить её имеет право только тот, кто сам прошёл через такое. Перед ней были зверь-главарь и маленький ребёнок. Она мужественно принимала на себя вспышки ярости Эйча Гривинстона. И, кроме того, её никто не спросил, хотела ли она пройти через то, что ей выпало, готова ли она к этому.

Дарголэд откровенно рассказала, как корабль, на котором находилась, едва живая, её мать, подобрали санитары; сколько времени и по каким причинам провела она в госпитале; как тяжело привыкала к жизни в цивилизации. Дарголэд не упомянула о том, что было предпринято её отцом, чтобы удержать мать от безумного шага, который та рвалась совершить. Как видно, она не знала об этом сама.

Даргол дослушал речь Дарголэд до конца, но когда она закончила, почувствовал, что не может дольше находиться здесь. Если бы такое произошло с ним где-то на переговорах, он прервал бы их, наскоро договорился о другой встрече – но сейчас это было невозможно. Приходилось сжать зубы и, собрав все силы, принять непроницаемый вид. Лишь бы только не показать того, что творится в его душе.

Он сидел, не слыша происходящего, когда Майран вдруг незаметно тронул его за плечо.

– Идёмте, Капитан. Заседание отложено до завтра.

Даргол встал, задним числом восстановив в памяти слова Вачиэла Рэчеса, объявляющего перерыв. Значит, понял... Лаурк!

– Идём в спортзал.

– Да, Капитан.

Инструктор провёл их в небольшой зал, который старался придерживать для них свободным, кивнул Капитану. Он следил за развитием событий на суде и проникался к своему нелюдимому посетителю всё большим уважением – теперь уже не только как к бойцу.

Даргол и всегда-то дрался жёстко, а сегодня был близок к тому, чтобы перейти какие-то установленные им самим границы. Майран видел, что Дарголу надо вымотаться так, как в подобных по тяжести случаях на Терции, чтобы не осталось сил на воспоминания.

Следующий день суда начался с выступления свидетеля, увидеть которого здесь, кажется, не ожидал никто. Это был Джон Уэлт. Он поднялся на итэч и приостановился, внимательным, но недолгим взглядом окинув Капитана.

Даргол, не уснувший в эту ночь, остался к такому вниманию равнодушен. В нём словно перегорело что-то, и он хотел только, чтобы всё это закончилось. И не важно чем. Пусть даже и Тиргмой.

Джон Уэлт рассказывал:

– На основе своего опыта встреч с Капитаном в бою я постепенно вынужден был признать, что он ценит любую человеческую жизнь, независимо, пират это, цивилизованный или эсгебешник.

Джон Уэлт привёл несколько примеров, которые наглядно подтверждали его слова.

– Я отдаю свой голос на этом суде за то, чтобы Капитан остался в цивилизации. Если СГБ не смогла защитить его, когда он был ребёнком, то хотя бы сейчас можно попытаться исправить допущенное тогда зло. Тем более, как можно убедиться, морально-этический уровень Капитана вполне позволяет принять такое решение.

Даргол остался безучастен к такому приговору одного из самых высокопоставленных жителей Галактики – это был всего лишь один голос из двух триллионов. Если бы не Фарите, не так уж и волновал бы его исход этого процесса.

Но раскисать было не в привычках Даргола. Он заставил себя внутренне распрямиться. Приёмная мать погибла бы, если бы попробовала вернуться на Терцию, а смерти ей он всё-таки не желал. Она настрадалась, пытаясь забыть его, а он ловил себя на мысли в детстве, что пережить смерть матери ему было бы легче, чем её предательство. Так что кто из них виноват перед другим в большей мере, знает один Великий Космос.

В этот же день на суд пришёл Итрей. Он пробрался на Удегу незамеченным, без шума обойдя Планетарную Охрану. Он гордился своим умением подделывать документы и обходить планетарки самых хорошо охраняемых планет, и оба этих таланта пригодились ему, чтобы появиться здесь, в полной мере.

Он не стал регистрироваться, чтобы получить слово. Он подождал в зале, пока закончит выступление очередной свидетель, и подошёл к итэчу.

– Здравствуйте, Капитан, – сказал он, как раньше на Терции – почтительно, но с глубоким чувством собственного достоинства.

Даргол увидел его, но не встал. Чуть кивнул в ответ.

Майран едва сдержался, чтобы не подпрыгнуть. На поимку Итрея была нацелена сейчас вся СГБ, а он появился в зале суда, словно ни знал об этом!

– Я не хочу свидетельствовать здесь, Капитан, и прошу вас уделить мне всего две минуты.

– Говори.

– Я возглавлю Терцию. Благословите меня, Капитан!

– Ты не восстановишь Терцию, какой она была. Она сократится до ничтожных размеров.

– Почему?

– Справиться с таким объёмом работы в одиночку будет... – Капитан чуть усмехнулся, – очень трудно. А если наберёшь толпу помощников – начнётся междоусобица.

– Я постараюсь, Капитан. Я одиночка и не люблю, когда кто-то крутится рядом.

Капитан пожал плечами:

– Попробуй. Но в таком случае моё тебе завещание.

– Я слушаю, Капитан.

– Не смей трогать лайнеры. И людям своим запрети так, чтобы помыслить боялись. Ясно?

– Почему, Капитан? Их необязательно взрывать.

– Ты слышал. Посмеешь ослушаться – и удачи тебе не будет. Никогда. Это и есть моё благословление.

Пару секунд Итрей молчал, осмысливая. Потом склонил голову.

– Я понял вас, Капитан.

Капитан сделал отпускающий жест:

– Иди.

– Да, Капитан.

Итрей повернулся к выходу.

– Итрей, – окликнул его Майран. – Спасибо тебе за Женечку.

Итрей обернулся. И буркнул нехотя:

– Это тебя не касается, Эсгебешник.

Он пошёл по проходу к двери. Несколько эсгебешников, бесшумно появившихся в зале, пока он разговаривал с Капитаном, двинулись за ним.

– Уйдёт? – спросил Майран Капитана.

– Он? Уйдёт, – равнодушно сказал Капитан. – И даже попробует восстановить Терцию. Что ж, пусть попытается.

– Действительно не удержит?

Капитан взглянул на Майрана удивлённо.

– Я ведь уже сказал. Но он прав, Терцию надо восстановить.

– Что? – не поверил своим ушам Майран.

– Да. И не здесь мне обсуждать с тобой это!

Когда дверь за Итреем закрылась, в зале поднялась буря возмущения. Многие почти верили, что Капитан искренне отказался от пиратства. Сколько голосов было отдано в его пользу! Джон Уэлт защищал его!

Казалось, Даргола не задело это. Майран сжал зубы, но не стал брать слово, чтобы попытаться что-то объяснить, хоть и понимал, как повредила Капитану эта встреча с новым претендентом в главари Терции. Но, к своему удивлению, Майран почувствовал, что и Вачиэл Рэчес, давно вставший в душе на сторону Капитана, остаётся спокоен.

Когда был объявлен перерыв и они покинули зал, Майран спросил, что Даргол имел в виду.

– Мы положили столько сил, чтобы разбить Терцию, и вы хотите сказать, что всё было зря?

– Вы ослабили её, почти уничтожили. Теперь пусть обломки соберутся вместе сами. Лучше иметь дело с одной группировкой, чем с сотней мелких. Пираты Терции, я уверен, следят за процессом и, соответственно, слышали это моё благословление. Те, кто ещё хранит память обо мне, как о непогрешимом главаре, сами теперь соберутся вокруг Итрея уже потому, что это я его благословил. Дайте ему сделать за вас самое трудное. А потом добейте.

После перерыва Вачиэл Рэчес встал и назвал два имени:

– Лэман Лэнало и Лунталэ Луллуладу

Даргол увидел чету лулов и встал. Он узнал их обоих.

Они подошли, остановились перед ним. От них обоих словно исходило лёгкое золотистое, как солнечный свет, сияние. В Лэмане ничего не осталось от пирата, и Лунталэ больше не походила на полупрозрачное привидение. Такие пары, какую являли они сейчас, Даргол видел иногда во время ограблений и чётко понимал, что это – существа, не имеющие ничего общего с теми лулами, что обитали в группировке.

– Так, значит, ты всё-таки не ошибался тогда, Лэман, и у меня в штабе действительно была твоя жена? – сказал он негромко.

– Да, Капитан, – ответил Лэман. – И мы прилетели, чтобы сказать вам спасибо.

– Мне? – не понял Даргол. – За что?

– Пусть мы с Лунталэ не смогли тогда встретиться, но если бы вы не вступились за неё перед пиратами, всё было бы очень плохо.

– Теперь, когда я жива, – сказала Лунталэ, – я понимаю, почему на Терции не испытывала перед вами страха. Я вижу вашу душу, а тогда не могла этого. Соприкоснуться с такой душой – благо. Спасибо вам, Капитан. Вы живы, и Терции нет. Но слишком много страшного происходит на Юнседе. Вы – орудие в руках Высших Сил, самого Космоса, и вы сделаете то, что не могут другие, потому что знаете и умеете то, чего другие не знают и не умеют. Я завещаю вам Юнседу и прошу вас за тех, кто ждёт на ней!

Вачиэл Рэчес попросил Лэмана и Лунталэ рассказать об их встречах с Капитаном, поскольку их мнения очень важны для суда. Лэман поднял ясный взгляд на Майрана.

– Мы не расскажем. Пусть это сделает за нас Майран. Он знает всё и лучше выберет изо всех событий те, которые нужны.

Майран подошёл к кафедре.