Девятая сотня страниц

КОЛЛЕКЦИЯ КРОЛИКА, КОТОРЫЙ КУРИТ.
Рассказы.
Те, что попались мне в ленте, и были утащены мною себе в норку.
https://vk.com/public63190634
Девятая сотня страниц.



СЕРЕДИНА НУЛЕВЫХ


Цветы ОВО.
Второй срок Путина, казавшийся последним. Нефть растёт в цене, Ходорковский ещё на воле, в интернете можно скачивать что угодно, хоть "Поваренную книгу анархиста", хоть " Сто способов самоубийства". Никакой цензуры, абсолютная свобода. "Сытые нулевые", вот только моя зарплата на заводе — 4500 руб, что равняется примерно 30 дешёвым CD-дискам. На 100 руб можно напиться втроём, взяв в ларьке 2.5 л "Охоты крепкой" и 3 по 0.5. Для полного кайфа еще пачку "Моrе" за 8 руб и зажигалку за 2 руб. Коробок шмали 200 руб, стакан 1000. Если мусора найдут это у тебя на кармане, максимум, что сделают — заберут и скурят сами.
Работая на заводе, я все равно ищу место получше. Меня интересует карьера торгового представителя или мерчендайзера, но меня никто не берёт даже охранником в магазин самообслуживания, я проваливаю одно собеседование за другим. Пытаюсь устроиться в провинциальную газетенку слесарем по обслуживанию печатной машины, где зарплата — немыслимые 20000 руб. Толстая директриса за большим столом своего кабинета спрашивает меня, рассматривая диплом:
— Почему так много троек?
— Я знаю предметы хорошо, просто не вижу смысла напрягаться ради пятёрок, — в колледже панковал по-серьезному.
— Как это не видишь смысла? И работать так же будешь? — пихает дипломы в мою сторону.
Я всё понимаю, складываю бумаги в пакет и ухожу. Она не говорит мне даже "до свидания", не то что стандартной фразы "мы вам перезвоним, если что". Вечером рассказываю историю своей девушке Сальвии, она говорит, что тётка просто тупая тварь, и зачем нужно такое начальство. Позже на эту должность возьмут нашего знакомого синебота Пашу — друга наборщицы, работавшей в той же газете.
Без протекции и связей сложно найти нормальную работу, когда тебе 20 лет, ты только что окончил колледж и вдобавок учишься на заочке в институте. Что ж, молодость даётся не для работы, а для тусовок, ну и может быть для обучения, если, конечно, твоя шарага способна научить чему-то ценному.
В один из тех дней позвонил знакомый, работавший на заводе слабоалкогольных газированных напитков и сообщил, что на складе есть просрочка джин-тоника Алко, пак по цене полторашки:
— Надо?
— Конечно!
Затариваемся с друзьями, идём на природу, а конкретно на территорию местного санатория, ещё не огороженную современными неперелезаемыми заборами из стеклопластика. Находим длинный стол, скамейки, рассаживаемся, пьём Алко и наслаждаемся видом на реку. Волшебным образом, про халявный джин узнали на заброшенной стройке — главном месте сбора неформалов нашего городка и вот нас становится еще больше. Теперь тут и панки и металлисты и готы и эмо и даже первые альтернативщики, к коим я уже причисляю себя:
— У меня есть последний альбом Психеи.
— Круто! Дашь послушать?
Эмо включили на телефоне новую группу "Оригами".
— Мeталлика сдулись! — внезапно говорит один волосатый, хотя у него на руке напульсник Metallica.
— Да нихуя! Металлика — лучшая группа, — возражает ему второй волосатый с жетоном Metallica на груди.
Готы обмениваются дисками со скачанными и нарезанными клипами "Cradle of Filth", сопровождая это непонятными звуками, якобы, гроулингом. Все это время в сторонке застенчиво стоят постоянные спутницы неформалов, те самые, что уже имеют огромный сексуальный опыт и настолько же огромный букет венерических заболеваний. Но это выяснится позже, а сейчас всё, что нас интересует— бухло и музыка. Мы мечтаем стать рок-звездами, как Фео, ведь он из такого же маленького городка неподалёку от нас. За разговорами выпито уже немало полторашек и я чувствую, что мне надо отлить. Выхожу из-за стола, на котором стоят ещё пару паков, направляюсь в сторону леса. Сальвия идёт за мной, не в силах более слушать истории про то, какой концерт дали Metallica двадцать лет назад. Я стою у куста шиповника, на уровне моего лица оказывается распустившийся цветок. Я нюхаю запах, затем срываю лепестки губами и жую их.
— Как мило... Кажется, тебе уже хватит. Я хочу домой.
— Пойдём, — застегиваю ширинку, мы уходим по-английски.
Мы идём вдоль большой дороги в сторону заката. Поблизости нет жилых домов, поэтому вокруг нет людей, разве что машины проносятся мимо, на максимально разрешенной скорости, а может и превышая её.
— Ну зачем ты цветок-то сожрал? — смеется Сальвия.
Я смеюсь тоже, мне легко и весело, ведь весь мир открыт перед нами, мы так молоды и у нас впереди потрясающее будущее. Мы проходим мимо здания отдела вневедомственной охраны, выстроенного в виде маленькой крепости или большого форта. Перед ним большая разноцветная клумба. Я лезу в неё, собираю букет цветов, вырывая их вместе с корнями, на которых висят куски земли и вручаю Сальвии. Мимо проезжает автобус, она смеется и качает головой. Я со всей силы кидаю букет вверх и нас засыпает обрывками травы, цветами и землей. Лето, закат, алкоголь. Не знаю, что сейчас может быть лучше? Разве что секс в лесу...
Когда мы дошли до её дома, уже стемнело. Тихо прошли в комнату, где обнимались и целовались на маленькой односпальной кровате под треки Linkin park и Jane Air, пока мне не позвонил парень подруги Сальвии, жившей в соседнем доме. Обычно, мы вместе возвращались на свой район.
На другой день я снова пошёл на завод. Моим напарником там был Митрофаныч — дед, трудяга старой закалки. Он носил седую чёлку, немного косил, жил в общаге со своей бабкой и внуком. Митрофаныч всю жизнь проработал на заводе, знал всех, его все знали, уважали, но это не помогло ему удержаться, когда начались первые сокращения. В его последний рабочий день мы с ним первый и единственный раз после работы взяли по бутылке крепкого пива. Он стрельнул у меня сигарету "Моre" и отметил неплохое их качество, я взял у него "Приму" без фильтра и отметил, что это полное дерьмо. Больше я его никогда не видел.
Неумолимо наступало время больших скоростей. Время драм&бэйса и тектоника. Начало глобальной цифровизации и, вместе с тем, начало глобального кризиса. Жить было интересно и тревожно одновременно. Я решил уволиться с завода, так и не найдя, куда уйти.

© Вася Васин




УСЛОВИЕ


Жить бы да жить, да сына растить, впереди-то еще сколь годов жизни. А рядом муж любимый, - Томка сама выбрала, из всех парней только Мишка и приглянулся. И дождалась из армии, и замуж вышла, и сына родила. Сенька подрос, дочку хотели, Тома всё о девочке мечтала. – Вот, Миша, дом достроим и дочку рожу, будет у нас дом полная чаша.

А Мишка кивает в ответ, белозубая улыбка с лица не сходит, он хоть сейчас отцом второй раз готов стать. Сеньку закинет на горбушку и идет по деревне – довольный, только и успевает налево и направо здороваться.

Завьюжило, захороводила зима, замела дороги. Тома по окнам всё, по окнам, - где же муж-то, когда же приедет. Не приехал. На работе несчастный случай – нет больше Миши-электрика.

- Время лечит, - говорили ей, - не одна ты такая, пореви, а пройдут месяцы, годы, может, и замуж выйдешь.

Томка молча слушала, и слезы куда-то делись, от того еще тяжелее - так прошел год. Лихие девяностые скрутили в бараний рог даже крепкие семьи. Зарплаты месяцами в деревне не видели, благо хозяйство свое, кто еще в силе, да кто не ленился. Томка в одночасье ощутила всю тяжесть нового времени. Сын в школу ходит, растет быстро, одеть, обуть надо, прокормиться надо, а значит, огород засаживать полностью. Будет осенью с чем на рынок ездить.

Томка упирается в огороде допоздна; руки загрубели, губы чаще плотно сжаты, улыбки давно нет и душа зачерствела. – Неси ведро, шалопай, такой, - кричит она Сеньке, мечтавшему слинять со двора до пацанов. – Я те убегу! Уроки сделал? – Сенька покорно подхватывает ведро с картошкой, только и остается вспоминать, как они хорошо с папкой жили, какая мамка веселая и добрая была.

Томка и сама потом по ночам ревет беззвучно, корит себя, что снова на Сеньку сорвалась. А утром снова такая же угрюмая.

В субботу подружки пришли – Файка и Людка. Раньше-то не было подруг. А зачем они ей тогда? Рядом Миша был. Нынче веселые бабы-разведенки, похохатывая, вроде как «почаёвничать» пришли. Да уж какой тут чай – от чая так не повеселишься.

Утром Томка встает, к зеркалу не подходит, знает, что лицо «измятое». Поросенка покормит, курам сыпанет, грязную посуду, оставшуюся с вечера, составит в таз, Сеньке прикажет быстро умываться, поесть, да в школу бежать. Ну а сама на работу.

На вечер подружек не звала, потому как обещал тут заехать один. Томка на эти обещания смотрит сквозь пальцы: приехал – оставайся, не приехал – другого приглашения не будет. Взгляд мужицкий сразу прочитает. Взглянут на Сеньку, скажут пару слов, и нос воротят: баба с прицепом. Томка так двоих выпроводила. Один холостой, да выгоду всё ищет, другой женатый – временное убежище присматривает.

- Гляди, Томка, ты так всех кавалеров разгонишь, - Файка с завистью смотрит на Тамару, - тяжело тебе угодить. А может постель не така? Может тебе диван новый в мебельном купить? – Файка хохочет бесстыдно.

- Счас, побежала диван покупать! За какие шиши? Постель у меня получше твоей. А если жалко, что выгнала, так себе возьми.

- Ой, ли! Богатая какая. Ладно, Тома, не серчай, лучше ставь на стол, гостью привечай.

Томке иной раз и самой противна эта Файка, но она с угрюмым видом ставит на стол соленые огурцы. Взглянет на сервант, где за стеклом фотокарточка их свадебная с Мишей, вздохнет тяжко: - Прости, Мишенькая, тяжко без тебя. И никого лучше тебя нет.

- Да все они кобели, чего там говорить, - Файка словно мысли Тамарины читает. – Давай, Тома, за нас, мы же лучшие. – Файка затягивает песню, потом требует музыки.

- Обойдешься, Сеньке спать надо.

Утром Томка брезгливо взглянула на заставленный стол, пошла умываться, оставив посуду до вечера.

Вошла Нина Егоровна – родная тетка мужа Тамары. Хозяйка недовольно взглянула, подумалось: «чего так рано».

- Прости, Тома, что спозаранок заглянула, днем-то ты на работе, а вечером – хозяйство… Да вон застолье у тебя… Что же ты Тома делаешь? Узнать тебя не могу, как Миши не стало. И подружки эти топчутся тут, отвлекают тебя…

- Ты чего это Нина Егоровна, мораль что ли пришла мне читать? Я что тебе, непутевая какая? У меня дом, хозяйство как-никак, сын учится, уроки проверяю… - Она осеклась, вспомнив, что уже больше недели не заглядывает в Сенькины тетрадки и дневник. А на днях классного руководителя встретила, так она поговорить хотела, в школу зовет.

Томка замолчала, стала складывать в таз грязную посуду. – Ты же не такая была, - продолжала Егоровна, - и красивая, и работящая, и добрая… Брось ты эти гулянки.

- А я не гуляю, с друзьями время провожу, от жизни такой отвлекаюсь. Могу я после работы отдохнуть? Имею на это право?

- Имеешь, конечно…

- Ну, так и нечего мне мораль читать. И, вообще, не суй нос, дорогая тетушка, не в свое дело. Дверь открыта, - Тамара указала на дверь и отвернулась. Егоровна, подвязав платок покрепче, вышла из комнаты.

Тамара сморщилась, как от боли, - не в радость весь разговор, не по себе ей. Выскочила следом, поймала на крыльце: - Егоровна, погоди, я тебе морковки дам, у меня нынче много.

Егоровна отнекивается, машет рукой, спускается с крыльца. – Ну, погоди ты, я же от всего сердца предлагаю. Егоровне седьмой десяток, жизнь знает, чувствует, что на душе у человека. Вот и Томкино предложение распознала, как извинение. Вслух-то Томка не произнесла, но так отчаянно морковку предлагает, так смотри с тоской, что Егоровна остановилась.

- Вот и мешочек как раз, - Томка щедро накладывает. – Донесешь или помочь?

- Донесу, Тома, - она уходит, поблагодарив, вздыхая и переживая за заблудшую Томкину душу.

В пятницу еще с вечера приготовила лук с морковкой на рынок везти. «Хоть какая-то копейка, а то денег, как своих ушей, не видим».

- Куда ты собралась с такими сумками? – Любопытная соседка Зойка пытается разглядеть, что в сумке.

- На базар, лук с морковкой везу.

Томка с трудом донесла сумки до остановки. Дед Макар, да бабушка Глаша тоже собрались в город, но как назло, автобуса не было. – Что же он, сломался никак? – Охала бабуля. Дед костерил на чем свет автобус и весь автопарк, которого в глаза не видел. Наконец, выдохнувшись, пожилая пара побрела домой, решив попробовать в следующий раз съездить.

Томка переминалась с ноги на ногу, ждать было бессмысленно: уже не придет. Но и домой снова тащить эти сумки – совсем неохота. Решила подождать попутку: авось кто подкинет.

Москвич и УАЗик проехали мимо, - в машинах все места заняты. Вот показались Жигули, - Томка щурится, есть кто, кроме водителя или нет. Машина подъезжает, не дожидаясь, пока женщина начнет голосовать.

Водитель чуть постарше Томки, незнакомый ей. Сразу сообразила, что с райцентра едет, потому как раньше не видела его. Посмотрел на Томку серьезно, на ее сумки пузатые взглянул.

- Не будет автобуса нынче, сломался. В город еду, могу подвезти.

- Ну, подвези, согласная я.

- Ишь, ты, согласна она, - водитель вышел. Роста невысокого, на вид щуплый, а сумку подхватил, как пушинку, поставил груз в багажник.

- Может, до базара довезешь?

- Может и довезу.

- Я заплачу, - пообещала Томка. Достала зеркальце и подкрасила и без того яркие губы. С заднего сиденья хорошо смотреть в зеркало, наблюдать за водителем. Да и он, нет-нет, и взглянет, встретившись взглядом с пассажиркой.

- Тамарой меня зовут.

- А я Юрий Федорович.

- Слишком молод для отчества. Начальник что ли?

- Ага, директор заводов, владелец пароходов. Бригадир я в строительно-монтажном.

В городе подвез к самому рынку, сумки донес, денег за дорогу взял только половину. – Вторую половину на обратном пути отдашь, вечером той же дорогой еду, так что могу захватить по пути.

- Щедрость какая, вот так повезло мне, - усмехнулась Тамара и подумала: «Знаю, чего тебе надо».

Вечером подвез к дому. – Ну, заходи, хоть угощу тебя, Юрий Федорович.

- Да уж без отчества зови: Юрием, мне и сорока нет.

Томка сразу давай на стол метать, чего нашлось. На кухню заглянул Сенька. – Нечего тебе здесь крутиться, иди к себе. Уроки сделал?

- Ну, почти, - ответил белобрысый мальчишка.

-Вот и сиди, делай.

Юрий Федорович, сидевший скромно на стуле рядом с печкой, закинув ногу на ногу, охотно заговорил с мальчиком: - Давай знакомиться, меня Юрий Федорович зовут. А тебя как?

- Сенька.

- Это Арсений что ли?

- Ну да.

- А что, Арсений, задания трудные?

- Да по математике не могу понять.

- Ну-ка, дай гляну. – Сенька вынес тетрадку. – Через полчаса, мальчишка, довольный, что ему помогли, пошел спать.

- Ты это убери, - попросил гость, - я только чай.

- Ну, раз за рулем, тогда чай.

- И не за рулем – тоже чай. А еще компот, кисель, морс. И все.

Томка подозрительно посмотрела на гостя, молча, пододвинула бокал, налила кипятка и заварки, пододвинула тарелку с картошкой.

- Ну, пора мне, - мужчина поднялся, на лице появилась тень стеснения. – Приглянулась ты мне, Тамара Сергеевна. Можно в пятницу заехать?

Томка усмехнулась, такой поворот она сразу предвидела. – Ну, заезжай.

- Заеду. Я холостой, - зачем-то сказал он, хотя Тамара и не спрашивала.

«За неделю забудешь», - подумала Тамара, и вовсе не собиралась ждать. После работы пришли Людка с Файкой, посидели втроем, Томка выпроводила пораньше, подумала: «А вдруг и правда приедет?»

- Нет, Томка, ну так нечестно, давай хоть в клуб сходим.

- Малолетка я что ли в клуб бежать?

- А при чем тут малолетка, мы в кино пойдем.

- Нет, девоньки, вы идите, мне тут прибраться надо.

Прибраться Томка не успела, - приехал Юрий. Томка встретила за воротами, провела в дом. Гость увидел неприбранный стол с напитками, но виду не подал.

- Счас я, подогрею, а то капуста остыла.

Юрий пообщался с Сенькой, помог по математике, рассказал, что значит лошадиные силы в его машине. Потом Сенька ушел спать. Тамара была слегка навеселе, хотелось смеяться, разговаривать. Юрий поднялся, подошел к ней, взял за плечи и заставил встать. Стиснул крепко за талию, - от неожиданности охнула, дышать стало трудно. – Останусь я до утра, - сказал он.

- А кто тебя гонит? – Томка, наконец, отстранилась, вздохнула глубже. Сразу поняла, что останется, мог бы и не говорить.

Утром пошла жарить яичницу, гость, на удивление, взял ведра и накачал воды. – Может в баню наносить ? – Спросил он.

- Раньше никто не предлагал воду носить, а Томка, из гордости, не просила, знала, что продолжения не будет.

- Носи, - равнодушно сказала она.

После завтрака, допивая чай, тихо сказал: - Вот что, Тамара, ты если хочешь со мной быть, то вот этих напитков, как вчера, чтобы в твоем доме не было.

Тамара так и застыла с чайной ложкой в руке. – Ты что, условие мне ставишь? – Скорей с удивлением, чем с возмущением спросила она.

- Ну, считай, что ставлю. Не люблю я этого, даже запаха не люблю. И не смотри так, не больной я, нормальный, да ты и сама уж поняла еще ночью. Ну, что приезжать вечером в баню?

Тамара хотела возмутиться, показать характер, указать на дверь, но вдруг обмякла, почему-то захотелось послушаться. – Приезжай.

К вечеру заглянула Файка. – Всё, Фая, нет у меня ничего, вылила.

-Да ты тронулась что ли, добро выливать?

- Да какое это добро? Зло одно. Иди, Фая, не до тебя мне.

Тамара вымыла полы, перестелила постель, белье пахло свежестью, успела выстирать и высушить на улице. Сваренный к обеду борщ, стоял на плите; захотелось чего-нибудь печеного, да уж поздно, с пирогами не успеет. Схватила миску, завела тесто на блины, - Сенька таскал по одному, запивая морсом.

Вот уже и в баню сходила, уже и на улице темнеет, а Юрия все нет. – Обещанного три года ждут, - разочарованно сказала сама себе, - поверила, дура, знаю же, что все одинаковые, кроме моего Миши. Может зря вылила? – Тамара усмехнулась. Она оглядела посвежевшую кухню, в которой стоял аромат вкусной еды, - было уютно, тепло, захотелось, чтобы так и оставалось. - Нет, не зря, - твердо сказала Тамара, - хватит уже, - она почувствовала, как устала от своей боли, от тоски устала.

- Не жди, Сеня, не приедет дядя Юра, давай лучше тетрадки твои посмотрю, а то запустил, поди, учебу.

Звук мотора послышался за окном. Юрий вошел с небольшой дорожной сумкой, из которой достал колбасу, консервы, печенье, сливочное масло. – Это я на базе у друга взял, выручает иногда, - это вам с Арсением.

Тамара сидела за столом, рукой подперев подбородок. – Это же дефицит в наше время, к нам такое уже и не привозят.

- Знаю, вот и бери.

Тамара вдруг обыденно, как будто мужа с работы дождалась, спросила: - Поешь, или сначала в баню сходишь?

- Сначала в баню.

За окном уже было темно. Она с жадностью накрывала на стол, ощущая, как вернулось то забытое чувство, когда жила с мужем. Что-то похожее испытывала и сейчас. Подогревая на масле блины, улыбалась, глядя на висевшую ветровку Юрия.

«Раз приехал сегодня, значит останется. Хочу, чтобы остался», - решила она.

_________________________

Осенний день был тихим, слегка пасмурным, но безветренным. Нина Егоровна сидела у ворот, поглядывая, может еще кто подойдет, да и посидят вместе. Улыбнулась, увидев машину, которую замечала уже второй месяц у ворот Тамары. – Ну, вот и хорошо, пусть живут. Молодые еще, может, ребеночка родят. Тома теперь как раньше: улыбчивая, добрая, пусть радуется, жизнь-то - она все равно идет своим чередом. Вот и надо жить!

ТатьянаВикторова





БАБЬЕ ЛЕТО


Альбина была поздним ребенком. Родителям было уже за сорок, они отчаялись в надежде родить собственного и решились-таки взять ребенка из детского дома. Выбор пал на маленького мальчика, который показался им не по годам умным и серьезным. Но, вопреки их ожиданиям, притирка шла болезненно, ребенок оказался не тем замечательным малышом, которого они сами себе придумали. Женщина стала плаксивой, раздражительной, но о том, чтобы вернуть приемного сына обратно и речи не было, шёл 1979 год и «что скажут люди» выходило на первый план. А потом оказалось, что это был гормональный всплеск на фоне неожиданной беременности. Родилась девочка, слабенькая, капризная, но такая родная, своя.

Чтобы не показывать истинного отношения к детям, родители выбрали странную тактику. Они баловали старшего, чтобы не дай Бог, никто ничего не заподозрил и по этим же причинам держали дочь в ежовых рукавицах. Между собой дети не дружили, хотя маленькая Аля тянулась к Сереже, бегала за братом хвостиком. А тот чувствовал истинное положение дел, да и как не чувствовать, если мать вечно кричит на него «Не трогай Альбинку», «Не подходи» и еще кучу всяких «не». Почему-то ей казалось, что мальчик хочет обидеть сестрёнку, и Сережа перестал вообще обращать на неё внимание.

Так и выросла девочка в странной атмосфере, где каждый боялся проявить свои истинные чувства. Ей казалось, что родители любят только брата, всё ему позволяют, не то, что ей, Альбине. Девочке и в голову не приходило, что «позволяют всё» только потому, что им всё равно, где и с кем гуляет старший, чем он живёт и чем интересуется. Аля стала пропадать допоздна во дворе, пока отец не выходил с грозным видом, и тогда она плелась домой, представляя, какой разнос ей сейчас устроят.

Весной 1994 года Сергею исполнилось 18, он ушёл в армию. Обратно вернулся уже в январе 1995-го… Несколько привезенных военкомом человек с почестями захоронили на городском кладбище под оружейные залпы и торжественные речи о выполненном долге и вечной памяти.

Родители Альбины были теперь родителями героя, и это им неожиданно понравилось. Через какое-то время их вызвали в городскую администрацию, вручили орден, присвоенный посмертно, обещали всяческое содействие и посильную помощь в житейских делах. Теперь фотография Сергея висела на самом видном месте, родители истово поверили, что всегда любили этого мальчика. И при этом они совершенно перестали обращать внимание на дочь.

Альбина закончила школу и рванула в Москву, подальше от квартиры, ставшей чуть ли не мемориалом погибшего брата. Поступила в институт, не самый лучший, просто лишь бы закрепиться и не возвращаться.

В 1998-м, как только ей исполнилось 18 лет, Альбина выскочила замуж. Родители замужество одобрили, зять им понравился и дочка, как они считали, теперь находится в хороших руках. И ничего, что муж Альбиночки всего на два года младше их самих и старше молодой жены на 41 год! Какие пустяки! Зато человек солидный, с именем, состоянием.

Сама Альбина была влюблена. Или ей казалось, что влюблена, кто знает? Так или иначе сватовство немолодого Леонида Андреевича она восприняла как избавление, возможность вырваться от родителей. Правда, очень скоро поняла, что угодила из-под опеки одних немолодых людей под точно такую же опеку другого пожилого человека с одной поправкой: с этим еще и спать нужно было.

Поначалу всё было хорошо. Через год после свадьбы родилась дочь Катя, еще через два – сын Андрей. У Леонида были две дочери от первого брака, которые по возрасту были старше мачехи в два раза, как говорится «в матери годились». Женитьбу отца они приняли с раздражением, рождение сестрёнки и братишки - с каким-то брезгливым чувством «и как ей не противно спать со стариком?».

Альбине было некогда обращать на них внимание, ей хватало хлопот с подрастающими озорниками и забот о муже. Так она и прожила почти до 30 лет. Очнулась как-то внезапно: муж подошёл обнять, и вдруг сквозь аромат дорогого парфюма она почувствовала какой-то другой, странный запах. Как потом говорила сама Альбина:

- Я немного позже поняла, что это. Так пахнет старость...

Леониду исполнялось 70, он готовился с размахом отметить юбилей. Альбина взяла организацию на себя, ездила договариваться с устроителями мероприятий. Владелец агентства, приятный мужчина лет сорока, сказал:

- Так приятно видеть, как Вы беспокоитесь о своём дедушке! Всем бы таких внучек, заботливых и очаровательных!

Дедушка! Даже не отец, а сразу – дедушка! Да, конечно, Альбина выглядела моложе, чем на свои 29, но «дедушка»…

Дальше – больше. На самом юбилее некоторые гости тоже принимали её за внучку, дочь одной из старших дочерей. Когда же разобрались, стали посматривать косо: расчетливая девица, прибравшая к цепким ручкам пожилого вдовца! И дети, от кого у неё дети? Ну никак не может быть, чтобы от Леонида, вон какие умненькие и бойкие! Совсем старик из ума выжил!

Слухи быстро дошли до Леонида, он там себе чего-то насчитал, надумал и в результате заявил, что будет делать тест ДНК:

- Я должен быть уверен, что это мои дети!

Дочери, уверенные, что «Алька детей нагуляла, вряд ли можно было родить от их дурака папаши, у которого и мужской силы давно нет», обрадовались, ну наконец-то отец пришёл в себя. Хотя откуда им было знать про «силу», одному Богу известно. Так или иначе, тест решено было сделать. Альбина сказала родителям:

- Терпеть такое не буду, сделаем тест, и я уйду. Даже в мыслях ему не изменяла, а тут такие обвинения и недоверие! Можно мы вернемся к вам, пустите нас с детьми?

Родители пришли в ужас. Им уже 72 и сложившаяся за эти 10 лет привычка жить в свое удовольствие. Пенсии, несмотря на северный коэффициент, были мизерные, но помогал зять, ежемесячно подкидывающий энную сумму и дважды в год отправляющий их отдохнуть в любую страну мира. Лишиться такой поддержки, да еще и нарушать тишину постоянным присутствием шумных детей, им не хотелось. Они наперебой кинулись отговаривать:

- Эгоистка! Только о себе думаешь! А о нас кто подумает? Был бы жив Сереженька, он бы позаботился. Наверное, в гробу переворачивается, зная, какая змея его сестрица!

Альбине стало стыдно, и правда, что это она? Родителей жалко, да и детей лишать отца не годится. Махнула рукой:

- Сцеплю зубы и буду дальше жить.

Результаты теста на какое-то время принесли в семью мир. Леонид старался всячески загладить вину, баловал жену подарками, а на 30-летие подарил ей ресторан:

- Ты давно хотела чем-нибудь заняться. Вот и попробуй.

Але вовсе не хотелось заниматься общественным питанием, ну не её это было! Но пришлось вникать во все тонкости организации сервиса, закупки продуктов и прочего. Скоро втянулась, стало даже нравиться. Приглашенный шеф-повар строил ей глазки, нанятый управляющий не отставал от него. Альбине это нравилось, ну какой женщине не понравится атмосфера легкого флирта? Но когда намеки стали превращаться в конкретные предложения, резко осадила:

- Я вообще-то замужем, и мужа… - она хотела сказать «люблю», но почему-то не смогла, - И мужа уважаю. Так что с этими вопросами не по адресу.

Через два года после юбилея у Леонида случился геморрагический инсульт. Состояние было тяжелое, Альбина все дни проводила в палате мужа. Оправиться он так и не сумел, парализовало правую сторону, исчезла речь. Внезапно Альбине пришлось вникать в тонкости бизнеса Леонида, но опыт владения рестораном помог. Знаний не хватало, и женщина поступила учиться, до этого высшего образования у неё не было – сразу после рождения Катеньки она бросила институт.

Теперь её день был расписан по минутам: дети, муж, учёба, работа. Пришлось нанять двух сиделок и гувернантку для детей, чтобы та возила их в школу и на секции, помогала делать уроки. Из домашней хозяйки она уверенно превращалась в бизнес-леди.

Вместо отведенных врачами двух месяцев, Леонид прожил три года. После повторного инсульта он уже оправиться не смог. В 34 года Альбина осталась вдовой, причём довольно состоятельной. Характер её изменился, она стала жестче, требовательнее. Родители жаловались:

- Совсем не прилетаете, не видим ни тебя, доченька, ни внуков. Возьми нас к себе жить, всё веселее будет.

- А что, дети вам мешать не будут? Они по-прежнему бегают, шумят и создают проблемы, которые вы так не любите, - язвительно ответила Альбина на одну из очередных просьб, но быстро устыдилась, - Ладно, придумаю, что сделать.

Наняла рабочих и те за лето построили на территории их коттеджа небольшой дом, куда и перевезла из Якутска родителей:

- День проводите в большом доме, устанете от шума – можете укрыться у себя.

Постепенно в душе Альбины нарастал ком недовольства своей жизнью.

- Бегу, бегу, сама не знаю, куда, - жаловалась она единственной подруге, - Сил нет никаких. Чего-то хочется, а чего именно...

- Эх, Алька, мужика тебе нужно хорошего! И не дряхлого старца вроде Лёнечки, с которого песок сыпался, а нормального, молодого, здорового.

- Надо-то надо, не спорю, - согласилась Альбина, - Да где взять? Одни альфонсы вокруг, нормальные мужики давно заняты.

- Ну так уведи, если кто понравился, - подруга была немного подвыпившая, только этим можно оправдать данный совет, - Уж тебе-то это ничего не стоит!

- «Уведи»! Да если он уведется, значит, никчемный мужичок-то, способный на предательство. Зачем мне такой?

…С утра у Альбины в голове крутилась строчка из песни Высоцкого: «Задержимся на цифре 37. Коварен Бог, вопрос ребром поставил: или – или». 37! Как же время быстро летит! Уже и Катька замуж собралась, а вроде еще вчера под стол пешком ходила. Через четыре года Андрюше 21, официально вступит в права владения фирмой. Но ему еще учиться и учиться, когда реально начнет управлять, неведомо. А ей, Альбине, уже сейчас, сегодня - 37! И где оно, счастье?

Нет, монахиней после смерти мужа она не была, случилась пара ни к чему не обязывающих романов, но ничего серьезного. А так хотелось… Размышления прервала помощница:

- Владимиру Ивановичу плохо!

Отца увезли в больницу. Врач, уставшая от чужого горя, сказала:

- Ничем не помочь, 80 лет как-никак, да и запустили болезнь-то. Вы же дочка, куда смотрели?

На Альбинино «Любые деньги, доктор, только помогите», врач немного оживилась:

- Давайте попробуем обратиться к профессору (она назвала фамилию). У него обычно всё расписано, но вдруг получится. Я могу походатайствовать.

Врученная докторице сумма в конвертике помогла. Уже через день она позвонила, сообщила, что встречу назначили аж на десять вечера:

- Больше у профессора свободного времени нет.

Альбина ожидала увидеть седовласого господина вроде её покойного Лени, но профессор Александр Алексеевич оказался совсем другим – худым, рыжим и не старше её самой. Женщина было решила, что врач обманула, взяла деньги и подсунула абы кого, но её визави просмотрел все принесённые документы:

- В целом понятно, но нужно посмотреть своими глазами. Привозите завтра к нам в институт, сейчас выпишу направление.

Альбина смотрела на его усталое лицо и внезапно для себя произнесла:

- Могу я пригласить Вас на ужин?

…Отца спасти не удалось, болезнь действительно запустили. Спустя полтора месяца ушла и мать, тихо, во сне. Альбина держалась из последних сил, но и те были на исходе. Спасали ежедневные разговоры по телефону с тем самым Александром Алексеевичем, Сашей. Как-то незаметно для самих себя они стали встречаться, в редкие выходные ездили гулять куда-нибудь в Абрамцево или Коломенское, иногда выбирались в театр или ресторан.

Альбине хотелось большего – выйти замуж, родить ребёнка, рыжего и веселого. Но Саша не торопился делать предложение:

- Аля, ты сама подумай. Ты с утра до ночи занята бизнесом, у меня – больные. Меня могут дернуть в любое время дня и ночи, покоя со мной не будет. Ну и деньги еще…

- А что деньги, Саша? У меня они есть, нам хватит.

- В том-то и дело, что у тебя есть. Я воспитан, что муж должен жену содержать, понимаешь?

- Нет, не понимаю. Так и скажи, что я тебе не нужна и ты меня не любишь, - Альбина понимала, что она сейчас похожа на взбалмошную капризную тётку, но не могла остановиться, - Деньги – это ерунда!

- Деньги не ерунда, Алечка, деньги – это возможность быть независимым. А у нас наоборот, деньги будут делать меня зависимым от тебя.

Такие разговоры повторялись часто, отношения заходили в тупик. Альбина звонила иногда своей двоюродной тётке, моей свекрови Ольге Николаевне и жаловалась:

- Не могу я больше, тётя Оля. Не могу.

Лето 2021 выдалось необычайно жарким, Аля стала раздражительной и плаксивой:

- Сколько можно? Опять жара! Я сдохну, наверное.

Но пришел сентябрь с затянувшимися дождями, и Аля вновь начала ныть:

- От этих дождей сплошная хандра, выть хочется!

Саша решительно сказал:

- Надо провериться, что-то мне не нравится, что с тобой происходит, Алечка. Щитовидку проверим, уровень гормонов. Завтра же начнем обследование.

Результатов Аля ждала с тревогой, она понимала, что с ней что-то не так. Вечером не выдержала, сама позвонила Саше:

- Ну что там?

- Хорионический гонадотропин…

- Саша! Говори по-человечески!

- Я и говорю, Аля. Мы беременны. Уже 12-я неделя. Это всё меняет, жди, я скоро приеду.

Альбина присела на крыльце. К ней подошёл Андрей:

- Ты что, мам? С тобой всё нормально?

Она посмотрела на сына непонимающим взглядом, потом внезапно улыбнулась:

- Отлично, просто отлично! – она вдохнула воздух, показавшийся ей волшебным, - Какое удивительное бабье лето нынче, правда, сынок?

#РеальнаяИстория@chillout.atreydas
Источник: https://zen.yandex.ru/hihidna




ЛЮСТРА


— Подпишите, пожалуйста, акт выполненных работ, — дрожащей от усталости рукой Миша протянул бумаги.

— А ты что, уже всё сделал? — с вызовом спросил хозяин квартиры —здоровый как тот зеркальный шкаф, что Миша двигал по комнате в одиночку.

— Да. Провода уложены, к автоматам подключены, штробы зашпаклеваны, — он ещё раз бегло оглядел комнату и коридор, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. Проводка была в стенах, все автоматы подключены и подписаны, розетки и выключатели — на отмеченных местах.

— А люстра? — указал взглядом клиент на большую коробку, лежащую в углу.

— Люстра в стоимость оплаченных услуг не входит.

— В смысле «не входит»? — голосовые вибрации клиента были такими сильными, что стеклопакеты занялись дрожью.

Обливающийся потом Миша достал из внутреннего кармана бумажку с заказом клиента и начал зачитывать перечень работ.

— Ты эту бумажку можешь себе в задницу засунуть. Пока люстру не повесишь, я тебе ничего не подпишу!

Миша сделал протяжный вздох, колени его предательски задрожали, а во рту появилась такая сухость, что голос стал тихим и совершенно бесцветным.

— Сборка, монтаж и подключение люстры — это отдельная услуга. Эта работа требует времени. В счёте её нет. Вы будете её оплачивать?

— Ты хочешь сказать, что просто уйдёшь и оставишь меня без света?! — напряжение в словах клиента нарастало, голос приобретал физическую форму, превращался в хлыст, от которого щуплому, обессилевшему от работы, Мише хотелось забиться в угол.

— Вы будете оплачи…?

— Я ни хрена тебе оплачивать не буду! А люстру ты повесишь.

Миша украдкой глянул на свой телефон с треснутым экраном. На часах было десять вечера, на дворе суббота. Делать нечего. Если клиент не подпишет бумаги, работа не будет считаться принятой, контора не заплатит Мише деньги. Начнутся долгие разбирательства, а у него кредит, сына в школу собирать, оплачивать коммуналку. Он опустил на пол чемодан с перфоратором внутри, достал из лежащей на полу сумки отвёртки, подошёл к коробке с люстрой и распаковал её.

Внутри лежало что-то жутко дорогое и совершенно не поддающееся пониманию — как картины Босха. Инструкция представляла собой небольшой томик на английском, шведском и китайском языках.

Миша сделал первое, в чём был совершенно уверен: просверлил дырку в потолке и вкрутил анкерный болт. Дальше начались танцы с бубном, молитвы и невидимые слёзы, которые капали внутри мастера. Он молча собирал люстру три часа и всё это время в его голове звучала одна и та же мысль: «ненавижу эту работу, будь проклята эта люстра, ненавижу эту работу, будь проклята эта люстра, ненавижу…».

В конечном итоге композиция выглядела очень красиво и современно, правда, светила как-то тускло.

— А чего света так мало? — удивился клиент.

— Понятия не имею. Это же ваша люстра, — еле слышно произнёс Миша, собирая инструмент.

— Может провода слабые? Электричества мало выдают? Вы, наверняка, покупаете самые дешёвые, а всучиваете как дорогие, — выплевывал клиент слова, пропитанные презрением.

Миша умоляюще посмотрел на него.

Акты были подписаны в половине третьего ночи, когда хозяин проверил каждую розетку, каждый автомат и каждый выключатель по три раза. Перед уходом Миша случайно наступил ему на ногу.

— Ц, — досадливо цыкнул клиент, глядя на белый след, оставленный на начищенных до блеска туфлях.

— Извините, — устало буркнул Миша.

В этот момент люстра как будто стала гореть чуточку ярче.

— Вали уже, — указал хозяин квартиры на дверь, и Миша свалил.

Семья придирчивого клиента въехала в квартиру через неделю. Молодая жена первым делом оценила люстру. Она была вишенкой на этом торте, испечённом из современного ремонта и дорогой мебели.

— Нравится? — гордо улыбаясь, спросил мужчина.

— Очень.

Затем она походила по комнате, зашла на кухню и в санузел. На протяжении всего обхода девушка не снимала пальто.

— Слушай, а когда тут отопление дадут? — спросила она между делом.

— Так дали же, неделю назад, — он подошёл к батарее и, дотронувшись рукой, резко отдернул её, обжёгшись.

— Да? А так холодно, я аж дрожу, — она потёрла свои плечи.

— Это просто от шока, — улыбнулся мужчина.

В квартире было в этот момент очень светло. Люстра, кажется, начала работать на полную мощь.

Через неделю он и сам почувствовал, что климат в квартире далёк от комфортного и решил нанести визит в управляющую компанию. Те проверили показатели, сделали расчёт по метражу квартиры и заявили, что температура должна достигать тридцати градусов.

— Впору окна открывать, — отшутился председатель, после того как лично пришёл с термометром для проверки.

Хозяин скрипнул зубами, но не смог больше ничего предъявить, лишь на прощание что-то буркнул о бардаке.

Постепенно жильцы привыкли ходить дома в шерстяных носках и кофтах. Жена, правда, постоянно находилась в состоянии какого-то недуга: то зубы у неё разболятся, то температура под вечер пробьёт отметку в тридцать восемь, то волосы начнут выпадать, забивая слив в ванной. Муж тоже чувствовал дискомфорт: внезапно вылез геморрой, по ночам стал мучить гастрит, да и зрение, кажется, начало подводить. Но он держал это всё в себе.

Со временем он стал замечать, что в момент какой-либо неприятности их квартира буквально сияла, словно залитая солнцем, и это жутко раздражало. Люстра горела так ярко, что глаза начинали болеть. Приходилось её выключать и сидеть в темноте. Он даже сменил лампочки на более тусклые, но и это не помогало.

Как-то днём из-за плохого самочувствия он работал из дома. Это был день важной сделки, и мужчина занимался ею по телефону. В пиковый момент, когда всё начало идти не по плану, и заказчик стал «включать заднюю», лампочки на люстре ярко вспыхнули. Хозяин, продолжая разговор, подошёл к выключателю и несколько раз щёлкнул им, но люстра продолжала сиять.

Чем больше заказчик в телефоне «закручивал гайки», тем ярче становился свет в квартире, словно он управлял им с той стороны линии. В решающий момент, когда сделка окончательно срывалась, словно рекордный окунь с крючка, энергосберегающие лампочки начали взрываться как новогодние хлопушки и осыпаться на пол горячим стеклом. Мужчина отпрыгнул в угол испуганной кошкой и сидел там около сорока минут в полной темноте, пока с работы не пришла его супруга.

; Может нам выкинуть эту люстру? ; спросила она у мужа на кухне.

; Да она стоит, как половина мебели!

; Ты видел, какие счета пришли за электричества?! Словно мы целую улицу освещаем. Мне не по себе от неё. Какое-то чувство, словно она вытягивает из меня жизненные силы и удачу, ; женщина говорила, а её голос дрожал. Мужчина смотрел в её глаза, обведённые чёрными кругами, трогал взглядом новые морщинки на молодом лице жены и понимал, что сам чувствует то же самое.

; Я поставлю самые дорогие лампочки и всё будет нормально.

Она тяжело вздохнула:

; Не будет.

; Тогда я приглашу сюда этого урода, что вешал нам её, и спрошу, что он думает по этому поводу! Наверняка он что-то подкрутил в щитке.

Она пожала плечами и ушла из дома. Она теперь старалась приходить лишь ближе к ночи, находя предлоги задержаться на работе.

; Алло! Ваша фирма мне электрику делала, ; он назвал адрес, ; пришлите мастера, который здесь работал.

; А он уволился, ; сообщил менеджер.

; Как уволился? Дайте его номер.

; Извините, не можем.

В итоге, ничего не добившись, мужчина пригласил электрика из управляющей компании. Тот проверил всю квартиру, но лишь развёл руками ; всё в порядке.

Прошло полгода. Жена исхудала, стала чаще оставаться у тёщи. Сам мужчина закрыл бизнес, устроился руководителем в какую-то шарашкину контору, где постоянно задерживали зарплату и нагружали работой. Дома всегда стоял холод, белые стены удручали, казались решётками камеры.

В какой-то момент всё стало невыносимым, особенно этот раздражающий яркий свет. Однажды, когда мужчина обнаружил, что потерял кошелек со всей снятой с банковской карты наличкой, а люстра издевательски сияла, как новогодняя ёлка, он сорвал её с потолка и швырнул в стену, но она продолжала сиять. Тогда он раздавил ногами все лампочки, но в ответ загорелся каркас. Он начал кричать и ломать конструкцию. Чем сильней он выходил из себя, тем ярче становилось в комнате. В какой-то момент сами стены начали излучать свет. Тогда мужчина впервые схватил в руки молоток и принялся разбивать их, разыскивая замурованные провода. Он вырвал их все до одного, но квартира продолжала сверкать.

Обессиленный, он схватил дрожащим руками телефон и начал искать номер того мастера, что делал ему проводку. Он обзвонил десятки номеров прежде, чем нашел нужный.

; Приди, прошу, сделай что-нибудь, ; мычал он в трубку.

; Я больше там не работаю, ; легко ответил Миша.

; Плевать! Я заплачу любые деньги. Только сделай так, чтобы свет перестал гореть!

Электрик помолчал некоторое время, а потом удивленно ответил:

; Хорошо.

Когда он пришёл по знакомом адресу и застал совершенно разбитую квартиру и точно такого же разбитого хозяина, то был немного шокирован. Клиент с заплаканными глазами буквально совал деньги электрику, чтобы тот начал работать. Миша заменил все провода, розетки и выключатели и за отдельную плату, как на том настоял хозяин, повесил всего одну лампочку — прямо так, на проводе.

; А тускло не будет?

; Ничего-ничего. Пусть будет.

Перед уходом мастер услышал тихое искреннее: «Спасибо».

; Вам спасибо, ; усмехнулся он, засовывая деньги в бумажник, ; если бы не ваш заказ тогда, я бы никогда не уволился с этой чёртовой работы. Теперь работаю на себя, беру предоплату. Если чувствую, что клиент неадекватный, разворачиваюсь ещё в момент подписания договора.

; Ясно! Надеюсь, что теперь всё будет хорошо. И простите меня за прошлый раз.

; Принято.

Миша вышел в коридор, абсолютно поражённый произошедшим. Он, разумеется, не поверил рассказу мужчины о люстре и решил, что тот просто тронулся рассудком после потери бизнеса. На всякий случай он подошёл к щитку на этаже, из которого шёл вводной кабель в квартиру и удивился еще больше: всё это время рычажок главного автомата был опущен. Он забыл его поднять в прошлый раз, да так и ушёл. В квартиру всё это время не подавался ток.

Александр Райн




Я ЗАМУЖ ЗА СТАРОВЕРА ВЫШЛА.


-Я замуж за старовера вышла. - Нина Ивановна этой фразой опрокидывает в прострацию.
Ей за 60. Но есть женщины, к которым возраст не липнет. Фигура какая-то стремительная, походка стремительная. Вечно в делах, цветы выращивает, по музеям ездит, по гастролям, кстати тоже. Ибо вот уже лет десять солистка хора, который то в Питер на фестиваль, то по городам Сибири. До кучи сюда — внуки, их надо то на секцию отвезти, то с музыкалки забрать. Все внуки и их грамоты с медалями в новеньком смартфоне...
-Ой, да там памяти чуть не терабайт... — такая «очень типичная» фраза от сельской женщины в возрасте хорошо за 60.
И представить её женой старовера... Но это был миг откровенности, Прочла вслух на библиотечных посиделках свой рассказ «Чайник в горошек» — о своей свекрови, как-нибудь опубликую его тут, изрядно подсократив. И Нина Ивановна вдруг расплакалась — не навзрыд, а слезы побежали часто-часто, она их все отирала, отирала ладошками. А потом подсела ко мне и вот...
-Я замуж за старовера вышла...
Нет, её Сергей был уже не совсем старовер. Из маленькой деревушки он к тому времени сбежал в райцентр, получил права, устроился работать. Тот типичный случай, когда молодости уже тесно в рамках родительских устоев. Это уже начало 70-х. И даже на танцы ходил, где со свой Ниной и познакомился. Она училась в финансовом институте заочно и старательно сводила дебет с кредитом в конторе райпо.
Повстречались полгода и решительно направились в ЗАГС подавать заявление. И вот только там Нина и услышала, что родители у Сергея — кержаки, староверы. У них даже имена звучали непривычно -Степан Хрисанфович и Анфуза Макарьевна. Староверы... истовые, живущие по всем непростым канонам этой самой веры. И более того, у Сергея есть в деревне невеста, которую родители ему подобрали еще лет с десяти.
Диковато звучит? Мне рожденной в тех самых семидесятых, казались эти годы вполне себе цивилизованными. А обычай женить насильно — он где-то там у диких племен Африки, да в романах о дореволюционной России. Но как не поверить живому свидетелю.
-Не сбежали?
-Сергей же не виноват. И мне по молодости казалось, что если я буду хорошей женой, не буду спорить со свекровью, где-то совета спрошу, поговорю, помогать во всем буду — то за что же меня не любить? Мы были по другому устроены, девочки сейчас сразу готовятся к войне, я это по своим сыновьям поняла. А я тогда даже представить не могла, что буду как-то воевать со свекровью. В голове не укладывалось, уважение к старшим в нас воспитывали надёжно. Свекровь — вторая мама.
Такой вот «модус» семейной «вивенди» . Свекровь — вторая мама. А если она мамой быть не желает — ни второй, ни пятой?
На визите к родителям мужа Нина сама настояла, ну как это замуж выходить и с роднёй не познакомиться?
-И как? Не выгнали?
-Лучше бы выгнали. Я в дом за мужем вошла, Мы четыре часа там находились. И меня четыре часа не видели. Говорили с мужем, его за стол позвали, он конечно и меня усадил, мне даже суп налили. Помню такая чашка была — с трещиной, свекровь её откуда-то с улицы принесла. Тарелку, кружку и ложку...
Но меня не было для них, они даже не скандалили, когда Сергей про заявление сказал. Промолчали. И его все спрашивали о работе, о ценах, о чем-то еще. А когда уезжали, отец Сергею сказал, что эту жену они не признают. При мне, но не мне. а ему. Но мы всё равно свадьбу сыграли.
Через пару месяцев Сергей сообщил молодой жене, что родители приезжают за покупками и зайдут к ним. Нина всполошилась, давай спрашивать, чем лучше накормить. Сергей вздохнул:
-Не суетись ты, они не станут твоего ничего есть. Они ко мне едут.
Но Нина всё равно и пирогов напекла, и стол накрыла, и дом выскоблила, «как перед Пасхой». Даже если за стол не сядут, пусть видят, что сын их теплом, лаской и домашним уютом не обделен.
«Я хорошая жена» — кричала молча нежеланная невестка. И встретила свекровь со всем возможным радушием. Наверное, это была такая своеобразная война наоборот... Свекровь дом оглядывала внимательно и строго. Да и невестку тоже.
-Я так тогда порадовалась, что платок был на голове. Я его не специально надела, просто, чтоб волосы готовить не мешали подвязала. А потом снять не успела.
Серёжа сказал, что отец его — Степан Хрисанфович- заметил, что скромная, не современная, в платке ходит. Я потом уже нарочно если ехали, платок надевала.
Но свекровь, ни в тот, первый раз, ни когда после так и не села за стол, который с завидным упорством накрывала молодая невестка.
Они обычно просили воды, доставали из своих узелков свою еду, свои кружки и перекусывали в углу щедрого стола. Но они уже говорили с Ниной. Немного, и обычно о сыне. Она перестала быть для них пустым местом. Как-то она решилась отправить подарки к Пасхе, справедливо рассудив, что пусть и староверы, но Пасха же для них — праздник?
Сергей вернулся от родителей и отчитался:
-Мама платок убрала. А кофту-то в баню унесла, значит постирает — будет носить.
"Кофта была хорошая, дорогая мохеровая — вспоминала Нина Ивановна. -У меня денег было на одну. Хотела себе взять, а потом кто-то как надоумил, купила Анфизе Макарьевне "
Я сейчас примеряя на себя историю Нины Ивановны, думаю, хватило бы у меня сил и упрямства так долго и упорно штурмовать молчаливую крепость?
Причем крепость иногда огрызалась.
-Сергей не особо рассказывал, но я по нему замечала, что он от родителей приезжает накрученный. И начинается, то мама картошку жарит только на сале, то мама в огурцы уксус никогда не льёт. Я его спросила как-то, а ему как больше нравится, пусть скажет, научусь. И буду делать. Он ответил — делай, как делаешь.
Да и никогда бы мне свекровь рецепты не дала.
-А скандал закатить, мол нравится у мамы — езжай к маме?
-Не люблю я скандалов. И моя мама мне всегда говорила «Только дура между матерью и сыном встаёт. Жену-то он и другую найдет. А вот мать никогда» Я это помнила. И у нас не принято было обсуждать родителей — ни его, ни моих. Нам даже в голову это не приходило.
Нравственное табу и уважение к тому, кто дал тебе жизнь. И кто дал жизнь твоему любимому человеку .
Первым дрогнул в молчаливой войне свёкр.
-Прихожу, а на столе банка с мёдом стоит. Сергей говорит «Отец отправил, сказал, что надо твоей мёд есть — раз тяжёлая» И когда один приезжал, стал охотно за стол садиться. Носки я ему в тайгу вязала тёплые, варежки, всегда радовался. А мне не трудно, я быстро вяжу.
Растаял старик окончательно, когда Нина родила сына. И даже в роддом приехал на внука посмотреть.
-Как запишите?
-Степаном.
-Да не называют так сейчас, — расцвел Степан Хрисанфович, — Пусть Алексеем будет.
Сын уже в школу ходил, когда тяжело и внезапно заболела свекровь. И сколько бы не уговаривал сын поехать в больницу — мать отказывалась наотрез. А когда согласилась, лечить было поздно. Через мужа Нина предложила свекрови пожить у неё, досмотреть, хотя бы на время отпуска. Но эту помощь Анфиза Макарьевна отвергла. «Я ведь тогда обрадовалась. Предложить предложила, но боялась представить, как же я буду за ней ухаживать. Она и здоровая мне двух слов не сказала»
Сергей на время болезни матери чаще жил у родителей, чем дома. Нина, помня «Мать есть мать», и не пыталась спорить. Но зато всякий раз готовила еду и передавала с мужем. Она не знала, ест ли кто-нибудь её борщи и котлеты, или выбрасывают. Она просто готовила и передавала, понимая, что свекрови сейчас не до танцев у печки. А потом Сергей приехал за ней среди ночи. «Мама тебя зовёт. Собирайся»
-Я сразу поняла, что всё, отходит. Перепугалась. Мне еще не приходилось видеть умирающих. Я даже забыла, что она терпеть меня не может, все забыла, только страшно было, что еду к умирающей. И жалела её очень.
Приехали в дом, наполненный горем и уже осиротевший. В нём не оставалось строго порядка, что поддерживался рукой Анфизы Макарьевны. Посеревшие занавески на окнах, Не убранная посуда...
-Иди! — подтолкнул в спину муж.
И Нина вошла к свекрови.
-Она так похудела, что я её не сразу узнала. Жёлтая вся лежала какая-то.
Подозвала рукой и говорит «Прости, что не признавала тебя. Я же сразу увидела, что сыну с тобой хорошо. Что хозяйка хорошая. А не наша ты и всё. Прости, характер у меня такой. Живите с ним дружно. Серьга тебя до последу защищал. Не думай на него» Я разревелась, и говорю ей «Вы простите меня» А она «Не за что тебя прощать. Иди, не реви тут». Я вышла, потом зашла, когда уже надо было обмывать, умерла свекровь.
Такая вот история, девочки.
Как-то так в последнее время все усиленно делятся на воинствующие лагеря: мужчины против женщин, дети против родителей и особенно гневно и непримиримо — свекрови против невесток и невестки против свекровей. И всякий раз натыкаясь в ленте на историю семейных войн, собиралась поделиться вот этим рассказом, услышанным еще год назад.
Понимаете, какая штука, война она всегда разрушительна. Всегда. И всегда обоюдосторонняя. В семейных войнах первой погибает семья, и самому мудрому надо остановиться. Мудрому, девчонки, не взрослому, не старшему — мудрому...

Автор: Записки Провинциалки




ДИКАЯ


Ленка сидит у окна, прижавшись к стеклу. Лоб горячий. Стекло холодное. Первые снежинки. За окном мусорка. Собака роется. Как только запрыгнула наверх? Сильная.

Ленка сидит у окна, прижавшись к стеклу. Лоб горячий. Стекло холодное. Кровать жёсткая. Вот и весь бокс. С ветрянкой в детдоме слегли трое. И их пока держат в разных комнатах.

Бегут день за днём. Снег падает. Ленка болеет. Собака худеет. На обед приносят щи с большим мослом. Девочка вылавливает кость, распахивает форточку и кидает мосол собаке, причмокивая языком. Ммм... Дикая, иди сюда, смотри, как вкусно.

Собака вздрагивает. Смотрит зло, недоверчиво. Но подползает под забор, ухватывает кость и рысит с ней в безопасное место.

Ленка продолжает подкармливать собаку. Кашей, картохой с прожилками тушёнки, мослами. Но Дикая не даётся гладить. Отбегает. Но благодарность знает. По-своему.

Всём было наплевать, когда Женёк, шофёр, привозивший продукты, потащил девчонку в сарай с садовым инструментом. Только Дикая отстояла. Как только узнала? Морщит нос, ворчит. И глаза в глаза с Женьком. Тот орёт: "Волк, волк, волк!" К сторожу. И с ружьём. И в Дикую. Кровь.

А Дикая ползёт к забору. За ней след крови по снегу. На свободу хочет. И смогла. Подползла под изгородь.

Женёк опять поднимает ружьё. Но Ленка бросается к мужику:
- Гад, гад, гад, не смей.
- Уйди, малолетка! Ааа! Ты что кусаешься?! Дикая!

Ленка идёт по шоссе. В руках тяжёлая Дикая. А руки в крови волчьей. Летят мимо машины. Ни один не остановится. Малолетка тащит волка. Болтаются лапы. Падают капли крови. Густые. На грязно-белое крошево у обочины.

Ленка знает, куда идёт. В город. На выезде зоомагазин и при нём ветклиника. Детдомовских туда на профориентацию возили.

Дошла. Девушка за стойкой морщится. Молодой Доктор Юрий делает операцию, а потом пристраивает волчицу в заповедник. Везут отпускать вместе. Приехали. Доктор смотрит на Ленку: молодец, девочка. А Ленка смотрит на Дикую. Та из переноски сразу в лес. Вот и хорошо. Дикая, что с неё.

И Ленка дикая. Она помнит алый след до забора. И то, как волчица ползла за изгородь. И доползла.

Помнит, когда её кидают с жильём. Помнит, когда утром в киоске, а вечером заочка. Помнит, когда с месячным ребёнком её выставляют из дома. А потом их находит доктор Юрий: ты не дикая, Лена, ты молодец.

Лена сидит у окна, прижавшись к стеклу. Лоб тёплый. Дом тёплый. Рыжие листья. За окном детская площадка. Сынок с Юрием строят замок. Вот такая свобода за изгородью.

Алиса Лист




ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО


Звонок. Открываю дверь. За дверью красавица – молодка лет тридцати с небольшим, точеная фигурка, облегающее красное платье-мини открывает загорелые красивые ноги, в глубоком декольте пышная грудь. Макияж, все дела. Улыбаюсь красавице: «Вам кого?»

- Мне вас, - отвечает строго, - меня Любовью зовут.
- Любовь – это прекрасно. Приятно, когда в дом приходит любовь, - радуюсь я, распахивая дверь шире, - входите.
Входит. Стоит посередине прихожей, оглядывается.
- Да вы в комнату проходите. Вон туда. А я быстренько на кухню, у меня там блинчики жарятся. Выключу плиту.

Возвращаюсь к красавице через пару минут. Она сидит в кресле, нога на ногу, локоточки на подлокотниках, спина изящно выгнута, как у кошки перед прыжком. Чувствуется, что предстоит серьезный разговор. Что ж, поговорим.
- Чай? Кофе?
- Нет. Ничего не надо.
- Хорошо. Я так понимаю, что у вас разговор ко мне имеется. Слушаю. Меня зовут Надежда Петровна.
- Я знаю. Я про вас все знаю.
- Да? – искренне удивляюсь я, - Надо же. А я вот про себя далеко не все знаю. Вы потом расскажите мне про меня подробно, ладно? Мне просто интересно. Особенно любопытно узнать свое будущее.
- Охотно расскажу про ваше будущее: очень скоро от вас уйдет муж.
- Сергей? Хм. И куда же он уйдет?
- Ко мне. Я его любимая женщина.
- А… - наконец доходит до меня, - вы – его любимая женщина. Понимаю. Знаете, а я тоже его любимая женщина, по крайней мере, он сам так говорит. Надо же какое совпадение. Слушайте, Любовь, а давайте по этому поводу выпьем.
- Вы что? Не буду я с вами пить. Вот еще.
- Да вы не пугайтесь. Я же не предлагаю вам напиться. Так, чисто символически – по глоточку за знакомство.

Я иду на кухню за вином и бокалами. Возвращаюсь. Красавица Любовь по-прежнему восседает в кресле, локоточки на подлокотниках, нога на ногу, спина как у кошки перед прыжком. Я ободряюще улыбаюсь ей, ставлю на стол бутылку и фужеры. Наливаю на донышко в фужеры, иду к гостье.

- Давайте, Любовь, за знакомство, - протягиваю ей фужер.
- Не буду я с вами пить, - непрекословна Любовь.
- Ну, как хотите. – Я выпиваю из своего бокала, поясняю: «Это я за знакомство», выпиваю из другого: «Это я по поводу повода вашего прихода».
- Итак, Любовь, - я сажусь в другое кресло, - вы пришли забрать моего мужа.
- Именно. Тем более, что он уже практически мой муж. Осталось только оформить все документально. Он любит меня, а я его. Любовь – это главное в жизни. Поэтому мы должны быть с ним вместе. Я как-то говорила об этом с ним, и он в принципе согласился.
- Прекрасно, - радуюсь я, – сейчас мы с вами, Любовь, все вместе сделаем.
- Что сделаем?
- Мы вместе соберем вещи моего, пардон, вашего Сергея. Потом вызовем такси, и вы все увезете.
- Так… вы согласны, что ли?
- А что мне остается? – смеюсь я, - Давайте, голубушка, сразу и приступим.
В том шкафу все вещи и предметы мужского туалета выгребайте. А я в спальне все подберу. Поехали. Цигель, цигель, ай-лю-лю!

«Ветка сирени упала на грудь, миленький мой, ты меня не забудь. Миленький мой, ты меня не забу-удь! Ветка сирени упала на грудь», - пою я, доставая стопочки мужских отглаженных рубашек из шифоньера. Так, светлые летние брюки, летние джинсы, утепленные джинсы. Носки. Трусы, плавки, футболки. Носовые платки. Джемпер. Еще джемпер. В нижнем ящике электрическая бритва. Три кожаных ремня. На вешалке пестрая гроздь галстуков. Костюм выходной. Еще костюм. Еще. Ветровка. Куртка демисезонная. Куртка зимняя кожаная. Так, что еще? А где его черный японский зонт? Вот он, голубчик. – «Миленький мой, ты меня не забу-удь! Ветка сирени упала на грудь!»

Является Любовь.

- Что, уже все собрали? – удивляюсь я, - Быстро вы. Надеюсь, ничего не пропустили? Там в тумбочке под телевизором документы. Мои оставляете, его забираете! – Командую я. - Цигель-цигель! Ай-лю-лю!

«Ветка рябины не тонет, плывет. Миленький душу на ленточки рвет. Миленький душу на ленточки рве-ет! Ветка рябины не тонет, плывет».

- Надежда Петровна, - прерывает мою самозабвенную арию Любовь, - а почему вы так быстро согласились отдать мужа мне?
- А что такое? Разве вы не рады?
- Нет, я рада, конечно. Только…. Не понятно как-то. Я думала…

- Вы думали, что я буду рыдать, кричать, драться за него, вас выгонять, да? Нет, милая. Зачем мотать нервы себе и вам? Зачем устраивать спектакли, если все уже решено. Глупо. Там, на кухне бокал рыжий с изображением тигра – его тоже берите. Это Сережин любимый, внучка подарила на день рождения.

Расправившись с шифоньером, достаю с антресолей фотоальбомы. Пролистываю, вынимаю все фото, где Сергей. Получается приличная стопка. Аккуратно складываю в пакет.

Снова является Любовь.

- Надежда Петровна, я что подумала, ведь это чисто моя инициатива – насчет переезда Сергея ко мне. А вдруг он будет возражать?

- Да ни в коем случае! Как он может возражать против переезда к такой красавице, да еще по имени Любовь? К любимой и любящей женщине! Он будет только рад. – Решительно рассеиваю я ее сомнения. – Сейчас мы все сложим в одно и вместе посмотрим не забыли ли чего. Берите вот это, я вот это и понесли в зал.

Мы переносим вещи в зал, складываем на диван. Вместе с тем, что уже приготовила Любовь, получилась приличная куча: весь диван завален с горою.

- Инструменты! – кидаюсь я к кладовой. Так, ящик с инструментами, электродрель, набор сверл. Еще ящик с разными железяками. Коробочка с гвоздями и шурупами. Кажется, все.
- Кажется, все! – подвожу я итог, после того как перенесла все железки к дивану.

- Надежда Петровна, может, я все же несколько поторопилась? Давайте я сначала поговорю с Сергеем? Хотя бы по телефону.
- Это совершенно лишнее! Вы согласны, Сергей тоже, я не возражаю. Все нормально. Сейчас я принесу пакеты, баулы, мешки – будем паковать.

«Ветка акации бьется в стекло. Счастье стучалось, да мимо прошло. Счастье стучалось, да мимо прошло-о! Ветка акации бьется в стекло».

Мы ловко и аккуратно пакуем вещи в четыре руки. Работа спорится. Время от времени я, вспомнив что-то еще, убегаю то в спальню, то на кухню, то на балкон, то в прихожую, то в кладовку – как птица в клювике несет в родное гнездышко червячка или травинку, так и я все несу и несу к дивану то флешку, то фотоаппарат, то зубную щетку и пену для бритья, то тапочки, то гаечный ключ, то кроссовки, то зажигалку с пепельницей.
Уф. Кажется, все. Упс! Новый ноутбук! Любимая игрушка моего мужа, пардон, бывшего мужа.

- А вот в этом пакете, Любовь, его грязные вещи, не успела постирать, так вы уж сами.
- Да нет уж, не возьму.
- Да нет уж, возьмите. Чтобы не было потом причины ни ему, ни вам сюда возвращаться. Ну что, вызываю такси?
- А… можно чаю?
- Можно.
Пьем чай на кухне. С блинчиками.

- Я его люблю, - доверительно рассказывает мне Любовь, - Он очень хороший. Он умный, тонкий, великодушный, заботливый, внимательный, веселый и щедрый. Он знаете какой? Он…
- Знаю, - киваю я, - грубый, ленивый, молчун, неряха, невнимательный. Никогда не вспомнит ни про мой день рождения, ни про восьмое марта. Жмот и скряга, каких мало. А еще у него пунктик - помешан на чистоте, везде ему бардак мерещится, достал меня уже своими придирками. Это он в отца пошел, тот таким же был.
- Не может быть! – не верит Любовь, - А, может, я ошиблась адресом? Напутала? Может, ваш Сергей – это вовсе не мой Сергей.
- Никакой ошибки. Все правильно. Вы ведь шли к Надежде Петровне, а я и есть Надежда Петровна.
- Но почему тогда он такой разный?
- Вы не переживайте, Любовь, - успокаиваю я ее, - меня он разлюбил, а вас полюбил. Потому и отношение такое разное. У вас все хорошо будет. Еще добавки?

Любовь задумчиво кивает. Доливаю чаю, докладываю блинчики.
- Вкусные, - хвалит Любовь, - а вот я готовлю не очень.
- Ничего. Он ведь неплохо зарабатывает. Будете в ресторанах питаться или наймете домработницу. Это не главное. Главное в жизни – любовь!
- А почему вы сказали, что вы тоже его любимая женщина. Это он так вам говорил?

- Редко. Только в минуты хорошего настроения. А они у него случались не часто. Вернее, на людях он сама вежливость и душевный, приятный человек, а дома совсем другой – раздраженный, замкнутый, злой, всегда всем недовольный, ничем ему не угодишь. Он из тех, кто несет в дом весь негатив, что накопил за день, чтобы обрушить все на близких, то есть, на меня. Но это потому, должно быть, что я ему надоела, стала раздражать. У вас совсем другое дело - любовь, взаимопонимание, значит, все обязательно будет хорошо.
- И все же он хоть изредка, да называл вас любимой женщиной?
- Врал, должно быть. Или по привычке говорил. Не берите в голову. Сравните себя и меня – где уж мне до вас, красотки такой.
- А вы еще вполне ничего, - критически окидывает меня взглядом Любовь, - очень даже. Честно говоря, я вас представляла совсем другой – старой, ворчливой, опустившейся, толстой теткой. С его слов так выходило.
- Это потому, что он меня так видит. Надоела я ему, опостылела. Можно понять, за столько-то лет.
- А вам не жалко, что он уходит?
- Жалко?! – хохочу я, - Вот уж нет! Совсем наоборот. То есть, я хотела сказать, что я постараюсь мужественно пережить эту потерю.
- Надежда Петровна, а давайте… по две капли. За знакомство.
- А давайте, - подмигиваю я ей и ухожу в зал за бутылкой.
-… Ну, будем. Чин-чин!

- За знакомство, - Любовь выпивает вино, промокает губки салфеткой, оглядывается, - а у вас очень мило. Уютно. Мне понравилось. Чистота, порядок, все со вкусом. Видно, что вы хорошая хозяйка. А для меня уборка – чистое наказание. Терпеть не могу этим заниматься. Сразу настроение портится. Жалко свою жизнь тратить на такие низменные, неинтересные вещи.

- Честно говоря, и мне иной раз бывает жалко. Но еще жальче обрекать себя и близких на житье в грязи и хаосе. А вообще, я люблю заниматься хозяйством. Готовить люблю. А еще я петь люблю.
- Я заметила.
- А давай споем вместе?
- Я не пою.
- Жаль. Под хорошее настроение Сергей любил иной раз попеть со мною дуэтом.
- А ваша дочь… Как она отнесется к тому, что ее отец ушел из семьи?
- Это ей не понравится, конечно. Отца она обожает. Но что делать, раз так случилось? Вы это в голову не берите. Это уже мои дела. Я Наташе все растолкую, поймет. Не сейчас, так со временем. Все же сама уже мама, моей внучке скоро три будет. Ну так что, вызываем такси?
- Ой, я как-то не рассчитывала… Боюсь, что денег на такси может не хватить. Давайте я в следующий раз все увезу.
- Ничего, я заплачу. Все же Сергей мне не совсем посторонний.
- А, может, все-таки…
- Нет уж, Любовь, никаких «может быть». Не стоит откладывать на потом такие важные, судьбоносные дела. Ой, секундочку, телефон. …Да, Сережа. Слушаю. …Стоп. Давай, милый, сменим тон, поговорим спокойно, без ора. Что ты хотел сказать? …Да, я все сделала, что ты наказывал. …Да, квартплату заплатила, за телефон тоже, Интернет проплатила. …Да, джемпер из химчистки забрала. С сестрой твоей Тамаркой по магазинам прошлись, все, что ей нужно к юбилею, закупили …Сациви на ужин? Вот этого не обещаю. …Как почему? Думаю, что сегодня ужинать ты будешь в другом месте? …Где? Думаю, скоро тебя известят об этом. …Да нет, никакими загадками я не говорю. Не сбрендила и крыша моя на месте. И настроение прекрасное. Пою. Пью чай с блинчиками. Ну ладно, Сереж, дела у меня. Ты ни о чем не переживай. Все будет хорошо.

Любовь растерянно топчется на лестничной площадке. Таксист, маленький энергичный мужичок, делает уже третью ходку за вещами. Я с улыбкой говорю: «Любовь, вы абсолютно правы: главное в жизни – это любовь. Все остальное второстепенно. Я желаю вам с Сергеем от всей души большого счастья, полного взаимопонимания. Берегите свое чувство. …Товарищ таксист, вы все? Вот деньги, возьмите, сдачи не надо - поможете барышне вещи донести до квартиры. Да, Любовь, вот здесь я записала рецепт блинчиков, которые вам так понравились. Как-нибудь на досуге приготовьте Сергею, он любит вкусно поесть.

И не переживайте вы так. Все будет хорошо!»

ЛюбовьМаркияновна




НЕТ СЛОВ


У меня действительно не было слов.

Едем мы в метро. Надземка. Бруклин. Как раз наши черненькие районы.Слышу кто-то в вагоне говорит по-русски. Оглянулся - никого более менее похожего на русского нет. Латиносы и черные.Смотрю в окно. Слышу опять кто-то говорит по-русски. С акцентом, но на очень хорошем русском.Ищу внимательнее - вижу неподалеку сидят два чернющих паренька и разговариввают ДРУГ С ДРУГОМ по-русски.Бред какой-то!!! Думаю я!Тем временем - один из них кому-то звонит - че-то объясняет по-русски -потом на хорошем матерном русском его материт. Поворачивается к собседенику и говорит -
- Ну что за му,ак! - это он про того с кем по телефону говорил.
Собеседник поддерживает:
- Да Леха реально тупой!!!

И это вагон везущий нас через черный район Бруклина. Два негра разговаривают друг с другом на русском и искусно матерятся. Картина сюрреалистическая.Перед выходом на нашей станции не удержался подошел к ним.
- Парни, откуда так русский хорошо знаете?
- Че? - это че прозвучало именно так, как звучит классическое пацанское "Чё" с таким быковатым налетом.
- Я говорю откуда так русский знаете?

Ответ прозвучал с типической славянской агрессией, с ощущением огромной суровой страны за спиной и с вызовом всему миру:
- Потому что МЫ - РУССКИЕ!!!

Я реально потерял дар речи на миг. Первая мысль которая промелькнула в голове "А я-то тогда кто?" вторая мысль была ответом на прозвучавший почти моментально вопрос от черных русских пацанов:
- А ты-то кто?
- Я тоже русский - ответил я, но честно говоря как-то неуверенно. - Из Москвы! (думаю ща про патриса Лумумбу че-нить повспоминаем. белявчик родной. ну или кузьминковский мед институ их там тоже много)
- А мы из Краснодара
(мля, даже не из Москвы! - подумал я )
- Учились там? - спрашиваю
- Родились там!

На этом ни фига не душевный разговор был окончен. Вышли из вагона - вид у меня конечно был прих@евший - Жанка спрашивает
- Ты чего?
- Жан, только что мы встретили настоящих коренных краснодарских гопников-негров!!! в Нью-Йорском метро. Это... это.. это.. б@я... у меня нет слов!

У меня действительно не было слов. Я впервые в жизни, ребята, честное слово, на миг почувствовал себя НЕРУССКИМ!!!

© Из сети





СИНЕНЬКИЕ


- Синенькие. Полкило. Нет, килограмм. Дети придут, сделаю икру. Почем ваши синие?
- 25.
- 2 по 5? А полкило?
- Что вы мне даете?
- Что я вам даю? Я вам даю приличную цену, а вы мне даете повод посмеяться. Десять?
- Пятнадцать.
- Мне вредно.
- Мне тоже. Грузчику дай, хозяину дай, за место дай. А сквозняки?
- Давайте по двенадцать. Кило. Та-ак, что там у нас дальше по списку? Кура. Кура на бульон. Галочка, как сегодня покупатель? Мне нада курочку.
- Вам сегодня оно не надо. Приходите завтра.
- Галочка, дай вам бог здоровья, но курочка нужна сегодня.
- Аля! - Через весь ряд голосом, от которого притихает базар и снимаются с места жирные базарные голуби – У тебя Та курица еще есть?
- Есть!
- Идите к Але.
Свои продавцы – это великое счастье. Подходишь к своему продавцу и говоришь: «мне надо». А она – она же не может сказать, что оно сегодня второй свежести, ей же тоже надо продавать, она так строго: «вам сегодня это не надо!». И вы идете себе дальше успокоенные. Вам не надо, а другим – надо. Да, нечестно. А что вы хотите? Базар.
Зелень! Зелень! Зелень!
Справа укроп, кинза, лук, слева – обмен валют по рыночному курсу. Или по базарному?
- Мне все, что есть по пучку, только без воды.
Дальше что? Дальше яйца. Домашние яйца они такие – разные. Какое у курицы настроение, такие и яйца.
- Маша, как у вас яйца?
- Есть немного. А как ваши дети?
- Чтоб они мне были здоровы. Она мне говорит: мама, мы со Славиком женимся. В среду
- Я говорю: нет.
- Почему нет? Чем вам не нравится Славик?
- Славик мне нравится. Мне не нравится среда.
- Нормальный день.
- Какой нормальный день? Самый нормальный день для базара – четверг. Это купить. Потом приготовить – это пятница и суббота. Я им говорю: женитесь себе в воскресенье, я вам слова не скажу. Обиделась. Какой базар? Какое готовить? Мы пойдем в кафе. Она что, сирота? У нее что, мамы нет? Какое кафе? Я тоже обиделась. Дайте мне два десятка. Только посвежее. Что такие мелкие?
- Вам посвежее, или покрупнее?
- Я поняла.
Дальше что? Орехи. Изюм. Чеснок. Специи. Кабачки. Дети придут, сделаю икру. Нет, сделаю фаршированные.
- И почем кабачки? А дешевле?
Сметана. Это не сметана, это издевательство. Нет моей Даши, сметану я сегодня брать не буду. Грибы. Масло. Зелень… нет, зелень взяла. Рыба.
- Рыба! Рыба! Рыба! Быстро! Быстро!
- Что быстро?
- На автобус опаздываю. Очень быстро. Сколько?
- Кило, полтора. Рыба какая-то вялая.
- Она в обмороке. Отдаю почти даром.
Бронзовая мадам Стороженко стоит с бычками наперевес. Пришедшая в себя рыба нервно бьет хвостом. Полные сумки оттягивают руки.
А дети надумали жениться. Куда им жениться, она еще совершенно не умеет «делать базар». Надо будет провести ее по базару и показать своих продавцов. Как это делала мама. Как до нее – бабушка.
Корпуса перестраивали, продавцы менялись, покупательницы приходили и уходили, базар – оставался.
Он один такой – Привоз, называется.
Так, что там еще по списку?

Елена Савранская




КАК РЫЦАРЬ ДРАКОНА ПОБЕДИЛ


– Значит, слушай сюда. Вот так держишь, вот сюда нажимаешь. Отсюда вылетает смерть. Все.

Фея была лаконичной и объясняла доходчиво.

– Понял. Не тупой, – пробасил рыцарь Раш. – Проверить-то хоть можно?

– Ух ты ж! Не тупой и недоверчивый. Можно, конечно. – Фея кивнула на мирно пасущегося в поле быка. – Вон, на нем можешь.

Рыцарь направил дуло пулемета на животинку и, как учила фея, надавил на спусковой крючок.

Загрохотало. Рыцаря дернуло отдачей, а бык свалился как подкошенный.

– А еще есть чего? – Спросил Раш, восхищенный результатом.

– Гранаты. Противопехотные, осколочные, – изрекла фея, протянув несколько похожих на мини-булаву предметов. – Дают осечку. Примерно пятьдесят на пятьдесят.

– А что делают?

– Вот тут откручиваешь, здесь – дергаешь. – Фея дернула за фарфоровый шарик и, швырнув ее в сторону бычьей туши, заорала: – ЛОЖИСЬ!

Раш упал, но глаз от того места, куда упала мини-булава, не отвел. И не зря. Грохнуло так, что в ушах у Раша зазвенело, а бездыханная туша быка кровавым фейерверком раскидала внутренности и ошметки кожи по поляне.

– Слушай, а откуда все это? – Поинтересовался рыцарь, когда звон в ушах стих.

– Эхо войны, – флегматично ответила фея, разводя руками.

– Беру.

– Есть еще фауст-патроны, но я их не проверяла...

***

Когда дракон появился первый раз и поставил ультиматум, король разослал глашатаев в ближайшие замки и крепости на предмет поисков того, кто решит проблему и не позволит чудовищу сократить поголовье неискушенных в сексе особей женского пола и опустошить королевскую казну. Обещанная награда привлекла нескольких раздолбаев без страха и упрека, среди которых очутился и Раш.

Видя шеренгу героев разных мастей и уровня подготовки, Раш благоразумно решил, что для выигрыша в тендере нужно жестко демпинговать. И в отличие от остальных претендентов, требующих, кто имение, кто титул, кто золота по весу драконьей головы (которую, к слову, еще и добыть нужно), заявил совсем скромную цену – новый меч, коня и доспехи. Это и сыграло с ним злую шутку: король был уверен в том, что профессионалы за дешево сражаться не будут.

Как оказалось, король ошибался.

Первым дракона встречал Гарольд – Стальной Клинок, запросивший титул рыцаря и поместье на живописных берегах реки, протекающей неподалеку от королевского замка. Но пафосное прозвище и слава лучшего мечника приграничных территорий не уберегли его от огненного выдоха чешуйчатого чудовища. Рассматривая результаты драконьего выдоха, королевский повар прикинул в уме, что мясо можно не только варить или жарить, а и готовить под высоким давлением. Дело было за малым, объяснить кузнецу принцип только что придуманной скороварки. А наш герой сделал первый вывод: подходить близко к чешуекрылому уёбищу чревато.

Дракон же, забрав требуемое, объявил о том, что санкции ужесточаются. Теперь в перечень того, что было нужно подготовить, добавилась девственница. Так и сказал: «Чтоб не противились неотвратимому».

Вторым Дракона встречали два брата – Ланц и Лотт. Грозных прозвищ они не имели, но прославились смекалкой, хитростью и похуизмом. Запросы были у них были попроще: драгоценностей по весу драконьей головы. Короля, конечно, душила жаба, но уповая на то, что эта парочка будет посмекалистей первого претендента и возьмет дракона хитростью, король согласился.

Целый месяц братья суетились вокруг городских ворот, что-то замеряли, чертили в пыли, переносили чертежи на бумагу, увлеченно споря друг с другом, и время от времени бегали к кузнецу. Результатом их деятельности стала стальная, остро заточенная пластина, повешенная в проеме главных ворот. Оставалось убедить дракона просунуть голову в ворота и активировать механизм. Всю остальную работу за братьев должны были сделать лезвие и сила тяжести.

Не сложилось.

То ли кузнец плохо старался, то ли чешуя у дракона оказалась прочнее, чем рассчитывали братья, но схема не сработала. Сделав «дзыньк», железяка переломилась о драконью шею. В результате, налоговое бремя снова увеличилось. И хотя чудовище не спрашивало, кто додумался до такого изощренного способа убийства, Ланц с Лоттом пустились в бега. На всякий случай. А рыцарь сделал второй вывод: орудие убийства необходимо тестировать.

Были еще Ульрих фон Чпок, маркиз де’Бильеро и с пяток менее именитых вояк. А однажды на дракона пошла целая артель героев. С такой же нулевой результативностью – спустя двое суток дракон прилетел, собрал дань, повысил налоги и улетел восвояси. А героев никто больше не видел. Ни скопом, ни поодиночке. Все это время рыцарю, каждый раз участвовавшему в импровизированных торгах за право сразить дракона, неизменно отказывали.

Постепенно количество желающих заработать сошло на нет, а редкие претенденты не привносили в технику драконоборчества новых и уж тем более выигрышных тактик. И тут, за несколько дней до очередного появления дракона, наш герой встретил фею.

***

Подойдя к воротам, он проорал:

– Открывайте, мать вашу! Спаситель пришел!

И пнул ворота кованым сапогом.

Встречали его весьма холодно. Да и вообще настроения в замке царили весьма скептические. Но рыцарь не унывал и вел себя весьма уверенно.

– Короче, цена вопроса должна быть поднята вдвое. И предоплата сто процентов, – заявил герой и пояснил: – из девственниц только принцесса осталась, а дракону жертву уже завтра подавай.

– А гарантии где? – не успокаивался король.

– Слушайте, ваше величество, помнится, полгода назад вы без вопросов были готовы отдать тому, кто одолеет дракона, поместье, ***ву тучу золота, конюшню, парочку приграничных территорий и уйму народу в рабство. И?

– Что «и»? – не понял король, куда клонит рыцарь.

– И где это все, включая тех, кто просил? – И видя, что королю нечем парировать, сам ответил на свой вопрос еще одним вопросом: – У дракона спросим?

– Послушай, те рыцари были мастерами своего дела. Оружие у них было не чета твоей железяке. – Король, изрядно за последних полгода поседевший и исхудавший, делал вид, что продолжает сомневаться. – Мечи, палицы, скорпионы. Даже греческий огонь применяли!

– И? – Иронично полюбопытствовал герой.

– И... вот... – грустно подытожил король.

– Жадность, ваше высочество, это плохо, – изрек рыцарь и без того известную истину. – Брать-то с вас особо уже и нечего. Разве что самих из замка выгнать, да тут поселиться. Короче, ваше величество, соглашайтесь. Отступать некуда. От двух породистых лошадей да пары комплектов лат уже ничего не изменится.

Но король продолжал озвучивать свои сомнения.

– Он тебя угрохает, а нам опять дань повысит.

Рыцарь посмотрел на короля, скептично усмехнулся, взвалил пулемет на плечо и, грузно зашагав к выходу, заявил:

– Ну, значит, дочку ему готовьте.

Когда рыцарь вышел во двор, король закричал ему из окна:

– Эй, как тебя, Безымянный рыцарь, я согласен!

Рыцарь развернулся всем туловищем и проорал в ответ:

– Две лошади! Два комплекта лат! Пара мечей! Поместье на берегу реки и золота по весу головы дракона!

– Что?!? – Возмущенно заверещал король в ответ.

– ТРИ ЛОШАДИ, ТРИ КОМПЛЕКТА ДОСПЕХОВ!.. – Начал рыцарь, одновременно показывая на пальцах облаченной в латную перчатку руки....

– СОГЛАСЕН!!! – Завизжал король, переходя на ультразвук.

***

Вбив колышек перед замком, и натянув привязанную к нему веревку, Раш очертил полукруг, метров сорока в диаметре и потребовал выкопать по намеченной линии ров полутораметровой глубины. Через равные промежутки по краю рва разложили кучи прелой соломы, поставив на каждую по кувшину с маслом.

На все вопросы короля, для чего, мол, такие приготовления, рыцарь отвечал неизменным «Наберитесь терпения, ваше величество, и все увидите», сократившимся в устах Раша в короткое и емкое:

– Отъебитесь.

В день Икс, перепроверив диспозицию, рыцарь приказал разложить дань в центр очерченного полукруга, а сам, нацепив на шлем веток для маскировки, засел в окопе.

Тяжелая черная туша появилась в небе ближе к полудню и приземлилась там, где Раш и рассчитывал. Оглядев сокровища, дракон проревел:

– А девственницы где?!

– Кончились! – Проорал рыцарь, высунувшись из окопа, поставив пулемет на треногу и выпустив очередь по чудовищу.

В отличие от быка, тот не рухнул как подкошенный, а набрав воздуха в грудь, полыхнул в сторону рыцаря огнем. Этого Раш и добивался. Сено загорелось, горшок с маслом лопнул и в небо стал подниматься едкий чад. А рыцарь, пригнувшись, с пулеметом в руках, побежал по окопу, чтобы выглянуть возле следующей копны соломы.

Очередь. Огненный выдох в ответ. Вспышка. Столб дыма. Перебежка. И снова...

Когда поле боя изрядно заволокло дымом и чешуйчатое стало кашлять, Рыцарь отбросил пулемет, схватил одну из гранат, открутил колпачок, дернул за выпавший из полой рукояти шарик на веревочке и швырнул на слух. Туда, где кашлял дракон. Тут же стал откручивать колпачок у второй гранаты. Сделал все, как и с первой. Швырнул ее в сторону дракона. Но взрыв прогремел только один. И сразу вслед за ним из гущи дымной завесы послышался полный ненависти рев, а затем хлопки гигантских крыльев.

– Не соврала, – пробормотал Раш, – пятьдесят на пятьдесят.

Схватил фауст-патрон, выскочил из окопа, отбежал в сторону и дождавшись, когда чудовище появится из дымного облака, выстрелил. Как учила фея, на упреждение.

Грохнуло.

Драконья туша, будто пропеллер с тряпичными крыльями, вращаясь, ударилась оземь, несколько раз перевернулась и бесформенной грудой замерла посреди поля.

Читер, блять. – Выдохнул дракон и издох.

***

Пир во славу рыцаря Раша длился трое суток. Король несколько раз подходил к нему и всячески намекал, что неплохо бы жениться на королевской дочке. В зависимости от степени подпития аргументы были разными. Поначалу его величество клялся и божился, что заприметил Раша сразу, а не выбирал с драконом биться, потому что загубить такого знатного жениха не хотел. Позже пытался аргументировать свое предложение тем, что не каждому целая принцесса в жены выпадает, да еще и не целованная. Напившись же до соплей и рыдая на груди у рыцаря, наконец, признался, что его душит жаба при мысли о такой огромной плате за свободу.

В ответ на это Рыцарь Раш, не менее пьяный, но более пафосный, налил вина в кубок и произнес тост:

– Почтенное собрание, я поднимаю этот бокал за то, чтобы каждый из здесь присутствующих в своей жизни смог победить дракона.

Присутствующие одобрительно загудели, но рыцарь поднял руку ладонью вперед, прося тишины.

– Победить дракона в себе, – продолжил он. – Дракона, который может задушить самый благородный порыв, а некоторых и довести до смерти. Дракона, который будучи мелким может показаться совсем неопасным, но вырастая может затмить собой всё и задушить в вас все человеческое. Дракона, имя которому «жаба».

Гости разразились аплодисментами, а рыцарь наклонился к королю и тихо сказал:

– Не переживайте, ваше величество. Возьму у вас, как и просил в самом начале, новые латы, доброго коня, да хороший меч из вашей коллекции выберу.

Король расплылся в довольной улыбке человека, которого должны были ограбить в темном переулке, но видя насколько жертва бедна, отпустили, дав с собой денег на одежду поприличнее.

***

В сверкающих латах, на лучшем коне, нашедшемся в королевских конюшнях, с притороченным к поясу шикарным мечом рыцарь Раш выезжал из ворот замка. Король наблюдал за его отъездом из окна своего кабинета.

– Одного в толк взять не могу, – пробормотал король, обращаясь то ли сам к себе, то ли к дочери стоявшей рядом. – Почему он дракону кричал, что девственницы кончились?

– Да кто ж их, рыцарей без страха и упрека, разберет-то, – ответила принцесса и стыдливо покраснела.

***

Где-то на опушке волшебного леса фея, напевая фривольную песенку, смазывала АК-47. Нужно было успеть подарить его Золушке до того, как мачеха и злые сестры вернутся с бала.

(C) VampiRUS

Виталий Лысенко




У ПУШКИНА В СЕМЬ


Жизнь – это то, что происходит с тобой, пока ты строишь свои планы
Джон Леннон

Странно, но на высоте тридцатого этажа начинаешь мыслить совсем по-другому, правда, только поначалу. Потом просто моешь стекла и гадаешь, с каким счетом продует наша сборная, или перекрикиваешься с напарником, таким же, как ты, промышленным альпинистом. И еще, у городских скалолазов особое отношение к голубям – хорошая работа их пищеварительной системы способствует увеличению заработка. Поэтому я подкармливал сизарей, не знаю как другие, но сам частенько.

Я был альпинистом совсем недолго – три месяца и двадцать четыре дня. Вышло, что только зря снаряжение покупал и курсы заканчивал. Ну да черт с ним – пригодилось же, в конце концов.

В первые дни на высоте я думал о бабушке. Я о ней, когда она жива была, столько не думал. Это она заботилась обо мне. Водила в парк, покупала пломбир, который я, к слову сказать, не любил, а потому старался съесть как можно быстрее, отчего добрых десять минут ломило зубы. Каждые полгода бабушка фотографировала меня в белом матросском костюмчике. Я подрастал – она шила новый, на размер больше. Я на всех детских фотографиях в этих кошмарных костюмах, видимо, она питала скрытую страсть к морю. А может быть в молодости мечтала о каком-нибудь бравом капитане. Впрочем, важно не это, а то, что бабушка была строгой и тяжелой на руку, поэтому я не противился и послушно улыбался.

Вообще бабуля отличалась особенным характером. Например, у церкви подавала всем нищим милостыню, а после, крестясь, материла этих же побирушек, называя алкашами и бездельниками, а еще чуть позже выгребала из кошелька остатки мелочи и бросала в их шапки. Иногда она забывала оставить на проезд, и тогда мы шли пешком через весь город.

Однажды, когда поднялся сильный ветер, и люлька начала раскачиваться с охренительной амплитудой, я вспомнил об ангелах, про которых рассказывала бабушка. По ее заверению у меня за каждым плечом стоял ангел с блокнотом в руках. Не ангел и бес, а именно два ангела. Первый старательно записывал хорошие поступки, второй плохие. За очередную пару бабуля порола меня ремнем и говорила: «Записывай, товарищ ангел, энтому прохиндею двойку по математике».

Как-то, после экзекуции, я решил дать имена этим небожителям, один виделся мне обидчиком, другой защитником. «Плохой» позаимствовал неблагозвучное сочетание – Аджебай Бадахшахович – у учителя математики, «хороший» стал Эдмоном Дантесом – любимым книжным героем. Ближе к выпускным классам Аджебаю Бадахшаховичу пришлось начать новый блокнот, Эдмон же не использовал и половину листов.

А потом, через неделю-другую, я настолько привык к высоте, что стал думать о всякой ерунде или просто разглядывать офисы, окна которых мы драили. Знаете, смешно наблюдать за десятком дядек, сидящих за большим столом, с такими серьезными лицами, будто это не я, а они телепаются между небом и землей.

Вообще просто помыть окна – это плевое дело, сложнее отскоблить окалину от сварки со стекол, когда сдается новое здание, вот это настоящая морока. Большинство альпинистов – мастера на все руки. К примеру, мой напарник здорово заделывает межпанельные швы, а я только мыть научился, поэтому поздней осенью такие, как я, сидят без работы.

Больше всего раздражал шлем. Но без него нельзя, вдруг с пятидесятого этажа что-нибудь тяжелое выкинут, а тут ты – на сорок четвертом – с непокрытой головой, да и у Аджебая Бадахшаховича всегда блокнот наготове.

С Машей я познакомился на двадцать девятом этаже. Она видно о чем-то сильно задумалась – меня совсем не заметила. Открыла окно и выплеснула остатки чая мне прямо в морду. Представляю, что Аджебай Бадахшахович в этот момент сказал. Она конечно долго извинялась. А я не слушал и все смотрел на нее, а после спросил, зачем она нарисовала губы поверх настоящих.

– Да это модно сейчас, – ответила Маша и улыбнулась.

Она сначала не хотела говорить, как ее зовут, только не понятно почему. Все равно я сразу узнал, а поинтересовался просто из вежливости. У нее имя на бейджике написано, только не Маша, а Мария. И еще «секретарь-референт». Я ее окно больше часа мыл, так понравилась.

– А пойдемте сегодня вечером гулять, – предложил я.
Вообще, на высоте смелее становишься, намного смелее. Она засмущалась и говорит:
– Вы меня на свидание приглашаете?
– Нет, что вы. Просто погулять.
– А-а-а, ну это другое дело. Возле «Пушкина» в семь, пойдет?
– Очень даже.

Я так размечтался: представил как поцелую ее и что даже домой приведу. «Только надо фотографии в матросском костюме спрятать, а то она смеяться будет», – напомнил я себе. – «И цветов купить. Белых. Ей такие понравятся».

Потом наша бригада на следующий объект отправилась. Ко мне на улице цыганка пристала. Такого нагадала. Вообще-то, я в их болтовню никогда не верил, но тут самому захотелось, чтобы это правдой оказалось. Кому же прославиться не охота?!

– О тебе скоро по телевизору расскажут, – пообещала она. – Дай десять рублей.
У меня десятки не было, поэтому я полтинник сунул.
– Точно, – переспросил. – По телевизору? Не по радио?

Она заверила, что сто процентов.

* * *
Маша меня не дождалась. Ну не смог я прийти. Жаль, конечно, что так вышло. Видно ангелы мои подвели. То ли Эдмон слишком плотно позавтракал, то ли Аджебай плохо узлы завязал, теперь разве разберешь. Но что самое смешное, цыганка не ошиблась – про меня действительно в новостях рассказали. Мол, произошел несчастный случай, в результате которого погиб промышленный альпинист, и фамилию мою назвали.

Маша ждала до половины девятого, а потом там же, у «Пушкина», познакомилась с каким-то высоким типом. Он ей цветы подарил. Скорее всего возле памятника эти три гвоздички потихоньку взял, а потом вручил с гордым видом.

Мои бы, конечно, лучше были. Белые.

Elena Mayuchaya





ФЕЯ


- Мне ничего не видно, - прошептал Дракон, - Зажги факел.
- С ума сошёл? - прошипел в ответ Рыцарь, - Она проснётся и закричит. Набежит стража и меня отправят сначала в тюрьму, а потом на виселицу.
- Не отправят тебя на виселицу.
- Это ещё почему?
- Потому что в этом Королевстве практикуется сожжение заживо.
- Да это же другое дело! - всплеснул руками Рыцарь, - В таком случае мне ничуть не страшно разбудить Принцессу, стражу и всё Королевство!
- Это почему? - удивился Дракон, - Сожжение-то тоже лишит тебя жизни.
В звенящей тишине ночи раздался громкий удар ладони о лоб.
- Опять этот твой сарказм, - догадался Дракон, - Ладно, факел можешь не зажигать. Отойди тогда от окна, я посмотрю.
Рыцарь послушно отошёл в сторону. В окне показался прищуренный глаз Дракона.
- Красивая. Нам повезло.
- Красивая, - согласился Рыцарь, - Только непонятно, чего её тогда в этой башне заперли. Забирай её и полетели домой, есть хочется.
- С этим проблема, - пробормотал Дракон, - Окно маленькое, у меня лапа не пролезет.
- Я же пролез.
- Так ты же без доспехов. Не пролезет лапа, сам посмотри.
Рыцарь высунулся в окно и внимательно осмотрел лапу.
- Не пролезет, - сказал он.
- Да неужели? - усмехнулся Дракон, - А я и не знал.
- Быстро учишься, - фыркнул Рыцарь, - Делать-то что будем? Я, признаться, неуютно себя тут чувствую.
- Будто ты первый раз ночью к девице в башню забираешься.
- Верно, не первый. Но обычно за стеной не стоял Дракон, благодаря которому меня могли заметить.
- Без тебя не улечу, не бойся, - пообещал Дракон, - Может ты её аккуратно поднимешь и выпихнешь в окно? А я её тут поймаю.
Рыцарь посмотрел на Принцессу.
- Я её не подниму, - вздохнул он, - Она не толстая, но я в твоей пещере да на твоих блюдах немного подрастерял форму.
- Да ты и в первые дни силачом не был, - хихикнул Дракон, - Мешок картофеля два часа от входа нёс.
- Я же говорил, что просто потянул спину.
- Само собой. Так что тогда будем делать?
- Можем уйти и похитить другую, - предложил Рыцарь, - Без шума тут не получится, а на виселицу я не хочу.
- На костёр, - поправил Дракон.
- И на него тоже не хочу. Уходим?
- Драконы не отступают. За неё можно выручить десять мешков золота. И мне лень ещё куда-то лететь.
- Давай я тогда вылезу, снаружи подумаем.
- Будь там, - велел Дракон, - Будешь туда-сюда лазить, точно разбудишь. Тем более, я уже придумал, как нам поступить. Видишь сундук? Вон тот, с цветком на крышке?
- Нет, - злобно прошептал Рыцарь, - Тут темно, а у меня не настолько хорошее зрение.
- Тогда слушай меня внимательно. Этот сундук стоит слева от тебя в семи шагах. Иди.
- Ай!
- Тсс! Принцессу разбудишь!
- Что это было?
- Другой сундук. Я забыл о нём предупредить. Сколько шагов ты сделал?
- Три, - буркнул Рыцарь.
- Значит делай ещё четыре шага, не ошибёшься, - сказал Дракон, - И ещё один. И ещё. И ещё два. Ладно, иди, пока не упрёшься.
- Глаз-алмаз. Дальше что?
- Не ворчи. Снимай замок и открывай.
- А где я ключ-то возьму? - возмутился Рыцарь.
- Об этом я как-то не подумал, - пробормотал Дракон, - Поищи у Принцессы в карманах, где-то же он должен быть. И хватит бить себя по лбу, ты и так не очень умный.
- Давай я поищу в сундуке без замка? Что я вообще ищу?
- Платье.
- Платье? - переспросил Рыцарь.
- Платье, - подтвердил Дракон, - План такой: ты наденешь платье на себя, разбудишь Принцессу и скажешь ей, что ты Фея…
- С бородой?
- В темноте не заметит. Так вот, ты убедишь её, что прилетел исполнить её сокровенное желание и попросишь высунуться в окно. Я её схвачу, и мы улетим. Хороший план?
- Отвратительный, - сказала проснувшаяся Принцесса, - Специально попросилась в эту высокую башню, чтобы никто не мешал спать. Нет же, и тут достали! Похищайте уже, да я дальше спать буду.
- Кричать не будете? - уточнил Рыцарь.
- И правда не очень умный. Отсюда мой крики всё равно никто не услышит, башня слишком высокая.
- Я же говорил, что нам повезло, - заулыбался Дракон, - Извольте высунуться в окно, Ваше Высочество.

Автор: Роман Седов.





ЕРЖАН! ЕРЖАН, ВСТАВАЙ, БЛЯТЬ, НА РАБОТУ ПОРА!


Из гроба послышалось нечленораздельное мычание. Очередной живой мертвец с ноги открыл крышку и вывалился ко мне, блистая рекламной улыбкой. Охуенно хорошо сохранился, надо сказать.
— Ээээыыыыеы
— ЫЫЫ? Пойдём, чудовище, мне дачу достроить надо.
— Абыгх… — зомбарь споткнулся о крышку гроба и упал — рука упала отдельно. — Ууууууууука.
— Так, я понял, — подаю червивому его кусок. — Материться научу, бригадиром новым будешь. Да ещё и картаво. Самое то. А то старого заменить некем.
— Мэээээээээ…?
— Не, ну а че? Выхожу я как-то во двор и вижу: бригада в сторонке сидит, пузырь заканчивает, а этот в бетономешалку лезет.
Я ему: "Валерыч, ****ь, ты нахуя с головой в мешалку лезешь, пока вся бригада самогон жрет?! Я заебался тебя оттуда доставать, каждый раз одно и то же!"
А он возьми да задень кнопку. В общем, размотало Валерыча, пришлось вместе с бетоном в фундамент залить.
— Ааааааа…– кивнул зомбарь сочувствующе.
Ульяной назову. В честь бывшей. Чем-то они, блять, неуловимо похожи.

Некромантия, знаете, штука полезная. Зомби либо мозг едят, либо самогон жрут. А платить им не надо. Так что дача мне обходится значительно дешевле, чем я планировал. Да и компания из них приятнее, чем из таджиков.
— Настасья, я нового привел! Готовь стопку!
— Абыгх уууууука!
— Родной, ты где этого картавого взял? Не работник, а плесень сплошная!
— Какой был, такого взял. От него не требуется строить. Контролировать будет, очаровашка. Давай стакан.
Я схватил самогон, треснул зомби по башке, чтоб тот рот открыл, и влил ему в пасть. Необходимое начало, иначе мозгов попросит.
— Лееееееее! — зомбарь с визгом забегал по комнате — хорошо зашло. — А шо рабооооотать? — он остановился и тупо посмотрел на меня.
Да, самогон ещё и речь несколько восстанавливает.
— Ну, смотри: идешь во двор, видишь похожее на тебя стадо придурков. Кто не работает, того шваброй по башке. На, — я выдал ему красную палку от швабры.
— Поооооонееел.
Минут через десять послышался первый звук удара пластикового оружия принуждения.

Дни тянулись лениво. Новый дом строился медленно, со двора слышались маты. Иначе зомби общаться не умели. Ну, знаете, мат — это первое, что поврежденный мозг может вспомнить, но все зависит от степени разложения. Мои хотя бы матерятся мастерски. Ну, и ещё знают пару слов: "работать", "самогон" и "понЕл". Да, они отчётливо произносили через "Е". Для остального у них были звуки.

Утро выдалось каким-то неправильным. Чего-то не хватало, но я никак не мог понять, чего именно. Вроде всё в порядке, жена на месте, материалы подвозят, план выполняется… План выполняется?! Не слышу привычного строительного стука! Я вылетел на балкон и увидел картину: вся моя бригада слушает мычание картавого, стоящего на пресловутой бетономешалке.
— Абыгх эээээ блять! Ко уууууу иииии зммммм! Заебись!
— Заебись! — хором повторили мертвяки.
— Эуауэээээ! — завопил один и стал тыкать костлявым пальцем в мою сторону. Картавый обернулся.
— Ваааааааа! — воинственно провозгласил он, соскочил с мешалки и поскакал к дому. Блять, где этот уебан кепку достал? Остальная толпа понеслась за ним. В итоге часть понаступала на разбросанные ими же грабли, часть поспотыкалась о мешки с цементом и разбила и без того покоцанные ****ьники. Картавый приложился рожей о дорожную плитку.
— Настасья, принеси им самогона! Они чет совсем ****улись!
— А что? Что?
— Кажется, коммунизм строить хотят.
— Что за бред?! Это ж не работает!
— Самый молодой из них еще при царе жил. Для них работает. Неси самогон, а не то нас сожрут к ***м!
Жена вернулась из подвала с бутылью. Я вышел и поставил её на середину лужайки. Зомбари, смотрящие до того на распластавшегося на дорожке картавого, радостно поползли ко мне.
— Ещё одна такая выходка и больше ни одной бутылки не увидите, ****и! Усекли?!
Мертвяки переглянулись, что-то промычали и закивали головами.
— Вот и чудно! — я развернулся и пошел в дом.
По дороге пнул картавого:
— ***ню не неси, иди вон — самогон я принес. И швабру не просри, идиот!
Картавый утер разбитую морду, подобрал красную палку и почесал к остальной толпе.

На следующий день шума работы я опять не услышал.
— Ох блять… Что там опять?!
Я вышел и увидел, что бригада стоит под окнами, картавый влез на шею одному из зомбарей и держал кривой плакат, где был схематично нарисован человечек, стрелочка и толпа уебанов, подозрительно напоминающая моих подопечных.
— Милая, смотри как тебя талантливо нарисовали!
Естественно, я за это получил по роже от озадаченной супруги.
— Зато ты не сможешь сказать, что ты нежеланна! Вон какая толпа тебя хочет! Правда, сожрать….
Еще удар.

Ладно, хватит баловства.

— Прием, болезные, вы там охуели что ли? Это моя жена, блять, и только я могу ее жрать!
Толпа замычала, и, похватав грабли с лопатами, потащилась к дому.
****ь, блинами кормить что ли будут…

— Настасья, закрывай замки, они совсем ебу дали! На нас охотиться бегут!
— Ко ууууу ииииииии зммммммм! — слышалось со двора.
Зомби стали молотить лопатами в дверь.
Я схватил книгу заклинаний и стал искать хоть что-то, что могло остановить этих любителей мозгов. Не сталкивался я раньше с такой проблемой. Звон битого стекла. Кто-то долбанул граблями в окно.
— Виииииииииииии! А у а о а у ыыыыыыы!
— АААААА БЛЯТЬ РУКИ УБРАЛ НАХУЙ.
А я-то думал, что женился на культурной девушке…
Впрочем, сразу же за истеричным криком супруги раздался хлопок: зомби лопнул, не выдержав напора любимой. Заебись парочка: некромант и ведьма. Надо будет на приворот провериться, а то подозрения нихуя не радуют.

Я резанул ритуальным кинжалом (кухонным ножом, кому я пизжу) себя по ладони: кровь призвавшего действует на них как магнит, и тут же встретился с полными революционного гнева глазами Ульяны.
Точно бывшая, блять. Один в один.

— Ну и чего тебе надобно, спящая красавица? Не работает ваш коммунизм нихуя. Проверяли уже.
— АОАОАЫЫ БЛЯТЬ!
Информативненько.

— Капитализм всегда побеждает! У нас с вами идеальные отношения! Вы мне дачу, я вам самогон и вечный покой в последствии.

— ЫЫЫЫЫЫ АПРОЫЫЫ СУКА, — картавый стянул кепку с башки и опустился на колени.

— Чувак, я, кажется, знаю, кем ты был раньше. Могу предложить вечный покой и без дачи, понимаю, его отсутствие с 1924 года тебя подзаебало.
— Ыыыыыы… — зомби грустно помотал головой.
— И самогона напоследок, да.
— Ыыыы...

Ульяна кивнул. Землю — крестьянам, заводы — рабочим, сперму — проституткам, а зомби — покой. Каждому по потребностям.

Стройка встала. Вождь прощался с друзьями, за пару дней ставшими ему ближе и важнее, чем весь мир. Да так прощался, что Настасья задолбалась таскать самогон.

И вот мы оказались здесь.
На безымянном кладбище, в глухой деревушке.
— Готов?
Зомби кивнул и молча лег в подготовленную могилу.

Его бывшие товарищи споро закидали могилу и, водрузив могильный камень, отправились на смену.

Я прошептал заклятие упокоения, и, взглянув на пустой камень, шепнул еще одно.

Кладбище осталось за спиной, со своими старыми могилами, жильцы которых вернутся после того, как объект будет сдан.

И одной новой, где на памятнике гордо красуется всего одна надпись:

"А при коммунизме все будет заебись"

Автор: Анна Летова





У МЕНЯ ЕСТЬ СОСЕД.


У меня есть сосед. Он большой шутник. Если я выхожу из лифта на своём этаже, а он поворачивает мне навстречу из-за угла (потому что у нас лифт за углом), то каждый раз он говорит мне: «Гав!» То есть он говорит мне так: «Гаф!»
И каждый раз я страшно пугаюсь. Потому что, во-первых, это неожиданно. А во-вторых, это очень неприятно, когда на тебя гавкает взрослый мужчина, а потом радостно хохочет. Он не сумасшедший, нет. Просто такое чувство юмора. Я бы давно напустила на него мужа. Но во мне живёт убеждение, что с соседями нужно жить мирно. Поэтому я молчала. (Ну и ещё потому, что я овца, конечно. Надо было после второго же раза рассказать).
А тут недавно я шла домой с собачкой. Дело в том, что мне на время дали собачку породы китайская хохлатая. Это такая карманная блоха с кустиком жиденьких волос на темечке. Мне нужно было подержать блоху у себя пару часов, пока её хозяйка ездила за ключами от дома. Я укутала это существо в куртку и понесла домой. Из куртки торчали только чёрный нос и ресницы.
Остальная часть собаки была упакована в тёплый комбинезон, как хот-договская сосиска в тесто. Я вышла из лифта, завернула за угол. И тут на меня выпрыгнул сосед с фирменным соседским гавом. И вдруг это животное, эта зубочистка на копытцах, это собачье недоразумение, выведенное добросовестными китайцами для смеха, рванулось из моей куртки и визгливо заорало на весь подъезд что-то страшно ругательное. Эта блоха, она крыла соседа на чём свет стоит, она визжала так, что закладывало уши, что штукатурка сыпалась со стен.
Она объясняла ему внятно и громогласно, что он дурак, и шутки его дурацкие, и что нельзя так пугать женщин, и что пусть только попробует ещё раз, так она его! Ух, как она его! Она его искусает просто, вот за большой палец левой ноги схватит до смерти!
Притихший сосед, выслушав это, попросил меня угомонить собачку. Блоха взвилась вторично. «Кто собачка?! — визжала она, — Я собачка?! Я китайская хохлатая сторожевая! Видишь хохол?! На хохол смотри, сволочь!» И пошла ругаться дальше. Сосед обтёк меня по стенке и нырнул в лифт. А блоха тут же замолчала, и мы с ней пошли домой.
И когда мы с ней вошли в квартиру, я сделала немыслимую для себя вещь. Постыдную до ужаса. Раньше, видя, как такое проделывают хозяйки маленьких собачек, я всегда содрогалась и внутренне морщилась. Я вытащила её из куртки и поцеловала в чёрный нос. И потом я сделала это ещё раз. На прощание.

;Елена Михалкова.





ЗАБЛУДШИЕ


Душа номер 0098816-12 была на взводе. Она бродила по камере из угла в угол, пытаясь успокоить себя, но это не помогало. К тому же, маячившая узница сильно раздражала свою сокамерницу – душу номер 0218650-23.
– Долго ещё? – не выдержала, наконец, двадцать третья.
– А тебе-то что? – огрызнулась двенадцатая. – Сколько захочу, столько и буду ходить.
– Я о другом. Долго ещё тебе сидеть?
Двенадцатая, уже приготовившаяся к тому, чтобы дать отпор сокамернице, бросила на неё злобный взгляд, но всё же ответила в более спокойном тоне:
– Семьдесят восемь лет.
– Всего-то? – хмыкнула двадцать третья. – Мне сто шестьдесят выписали, а отсидела я всего тридцать шесть.
– Ужас какой, – вздрогнула двенадцатая, – чего ты там натворила?
– А это уже не твоё дело. Как будто тебя сюда за красивые глазки посадили.

Двенадцатая промолчала. А что можно было ответить? Сокамерница права – все они сидят здесь не просто так и чем страшнее преступления, совершенные ими там, на земле, тем дольше заключенные души не могут вернуться обратно, в новое тело и начать новую жизнь. Души – создания бессмертные, а вечность, как известно, обладает замечательным свойством превращать любое, самое ужасное происшествие в мелкую неприятность. Поэтому и выбор наказаний для провинившихся душ не широк – разве что запереть ее в четырех стенах на какой-то срок, который, впрочем, все равно рано или поздно закончится. Поэтому большинство душ относятся к таким наказаниям легкомысленно и даже с иронией – забери у океана тонну воды, он этого даже не заметит. Но двенадцатая думала иначе.

Она сделала еще несколько кругов по камере и, остановившись в центре, пристально посмотрела на сокамерницу.
– Я собираюсь бежать, – понизив голос, произнесла она.
Двадцать третья бросила удивленный взгляд на душу, а затем громко рассмеялась.
– И куда ты пойдешь, дурочка?
Двенадцатая в один миг оказалась у койки и, склонившись над сокамерницей, затараторила ей на ухо:
– Вернусь в Мир, на пару лет затеряюсь среди заблудших, затем что-нибудь придумаю.

Заблудшими в «душевных» кругах называли тех, кто по каким-то причинам не захотел покидать Мир после гибели их оболочки. Тех, кто навечно остался среди живых бесплотной тенью, без возможности начать новую жизнь. Отношение к ним было соответствующее – над ними посмеивались и считали, мягко говоря, слегка сумасшедшими. Кто же в здравом уме променяет вечное движение жизни на такое жалкое существование?

– Бред, – фыркнула двадцать третья, – заблудшие сдадут тебя.
– Да брось, этим страдальцам ни до кого нет дела.
– Ну, смотри сама. Я не в деле.
– Я тебе и не предлагаю.
Двадцать третья пожала плечами и отвернулась к стенке.
– Тебе решать, но я бы не советовала этого делать, – буркнула она и закрыла глаза.

Когда двадцать третья проснулась, кроме неё в камере никого не было.

Люди испокон веков хотели научиться видеть всё, что находится по ту сторону их реальности. К счастью, это невозможно. К тому же разум считанных единиц смог бы осознать и выдержать всё, что они увидели и услышали бы на той стороне.

Центральная улица города была наполнена звуками – голоса людей, шум моторов, цокот каблуков по тротуару смешивались в неразборчивый гул, который обычно и называют голосом города. Двенадцатая слышала больше – привычные для человека шумы разбавлялись тяжкими вздохами, стонами и причитаниями заблудших, бродивших по Миру среди людей, которые их совершенно не замечали.

Высмотрев в толпе подходящую жертву, двенадцатая сорвалась с места и через мгновение оказалась рядом с душой, бредущей по тротуару.

– Эй.
Душа не откликнулась.
– Слышишь?
– А?
Она подняла потеряный взгляд на двенадцатую.
– Как вечность?
– Бесконечна, – равнодушно ответила душа на стандартное приветствие.
– Твоя? – без предисловий перешла двенадцатая к сути разговора, ткнув пальцем в спину впереди идущей женщины, за которой неотрывно следовал заблудший.
– Моя, – грустно вздохнула он в ответ.
– Красивая оболочка... Ты, наверное, хочешь снова оказаться с ней?
– А кто же не хочет?
– Могу тебе в этом посодействовать.
В глазах заблудшего загорелся интерес.
– И как?
– Совершенно безболезненно. Даже смерти ждать не придется. Но нужна твоя помощь. Хочешь снова оказаться рядом с любимой?

***
Женщина открыла дверь квартиры и, переступив через порог, уперлась взглядом в фотографию, висевшую на стене коридора. На ней был изображен улыбающийся мужчина, а нижний правый угол фото был наискосок перетянут черной ленточкой.

– Миша, Миша... – вздохнула женщина. – Как же мне тебя не хватает.
Переодевшись, женщина занялась домашними делами. Поужинав и приняв ванну, она направилась в спальню. Ее взгляд снова упал на фотографию. Каждый вечер, перед тем, как отправиться спать, она желала ему спокойной ночи. Но сегодня что-то было не так. Этот ритуал вдруг показался ей глупым и даже немного странным. Она еще раз взглянула на фото мужа и молча прошла мимо. Всю ночь она ворочалась и не могла уснуть, а когда ей все же удавалось погрузиться в зыбкую дрёму, ей виделись кошмары, от которых она вздрагивала и просыпалась.

Утром женщина сидела на кухне перед остывшей чашкой кофе, уставившись в одну точку. Придя в себя, она встала из-за стола, подошла к фотографии и сняла ее со стены, положив на комод лицом вниз.

***
Заблудший с ужасом наблюдал за происходящим. Он еще ни разу не видел такого дикого зрелища – ни в жизни, ни после. Перед ним за столом сидела его любимая женщина, но от ровного свечения ее родной души не осталось и следа. Более того, часть ее родной души находилась снаружи, а двенадцатая, кряхтя и сопя, пыталась занять освободившееся место.
– Нога застряла... – прошипела двенадцатая и посмотрела на заблудшего. – Чего ты стоишь? Отрывай потихоньку, а я буду медленно пролезать в тело.
– А это точно безопасно? – растерялся он.
– Я же тебе всё рассказала. Если всё сделаем правильно, никто ничего не заметит. Я, так уж и быть, доживу жизнь этой оболочки, а у вас будет время побыть вдвоем в этом Мире. Формально эта женщина будет живой, поэтому никто наверху не будет искать твою зазнобу. Да что же такое! Теперь я застряла. Ты будешь помогать?
Заблудший нерешительно шагнул вперёд.

***
Весь день у женщины все валилось с рук. Её отрешенность от этого мира заметили даже на работе.
– Лен, ты не заболела? – участливо поинтересовалась коллега во время обеденного перерыва.
– Да что-то... – женщина провела ладонью по лбу, – сама не своя сегодня.
– Понимаю, – сочувствующе вздохнула коллега, – всё никак не можешь смириться с уходом Миши? Лен, а может возьмешь отпуск и...
– Да хватит уже! – вдруг стукнула кулаком по столу женщина. – Миша, Миша... Других разговоров нет?
Коллега захлопала ртом и, ничего не сказав, вернулась на свое рабочее место, оттуда бросая на Лену недоуменные взгляды.

***
– Отлично. Осталось от груди оторвать кусочек и всё. Здесь прям серьёзно приклеено, – произнесла двенадцатая и пошевелила пальцами, примеряя своё новое тело. – Давай, дёрни посильнее.
Заблудший с трепетом взял в свою ладонь руку любимой души и нежно провел по ней пальцами.
– А это точно...
– Да рви уже!
Он выдохнул и, ухватившись покрепче, дёрнул душу на себя.

***
Женщина шла домой по ночному городу. Ее взгляд был спокойным, на губах играла лёгкая улыбка, а походка была лёгкой и воздушной. Поднявшись в квартиру, она первым делом подошла к комоду и, схватив фотографию в рамке, направилась на кухню.
– Вот и всё, – хмыкнула она и, открыв мусорное ведро, протянула руку, чтобы бросить в него фото.
Её взгляд упал на лицо улыбающегося мужа и в груди что кольнуло. Рука вдруг онемела и перестала слушаться. Женщина нахмурилась и снова попробовала расцепить пальцы, но ничего не вышло. Она отступила на шаг и осмотрелась по сторонам, а затем снова шагнула к ведру. Боль внутри разгоралась огнём. Женщина скривилась и приложила руку к груди, присев на корточки.
– Вот же мразь! – злобно рявкнула она, глядя на фотографию. Мир в ее глазах поплыл и она рухнула на пол.

***
Двадцать третья, лёжа на койке, наблюдала за двенадцатой, угрюмо сидевшей на полу камеры.
– Нагулялась?
Двенадцатая ничего не ответила, лишь бросив злобный взгляд на сокамерницу.
– Сколько добавили?
– Сотню.
– Как и мне в своё время, – двадцать третья кивнула, встала с койки и потянулась.
Двенадцатая, только сейчас осознав смысл её слов, удивленно уставилась на душу.
– Что?! Ты тоже убегала?
– Было дело. Но пока я бродила по Миру, поняла одну важную вещь и сама вернулась обратно.
– И какую же?
Двадцать третья присела на корточки напротив сокамерницы и заглянула в её глаза.
– Очень простую. Только одна штука может заставить душу стать заблудшей и навсегда остаться в Мире. Это любовь – самая могущественная сила, которая есть в нём. И она же создаёт новые оболочки, в которые мы можем раз за разом возвращаться.
Двенадцатая пожала плечами.
– Не знаешь, а я знаю, – продолжила двадцать третья, – поэтому нельзя трогать ни заблудших, ни их людей. Их чувства, как нити связывают наши миры, понимаешь? Не будет их, не станет и нас.
Она поднялась и снова легла на койку. Несколько минут в камере царила тишина, затем двадцать третья тихо произнесла:
– Вот поэтому я тебя и сдала.

Дневник Домового | Евгений ЧеширКо




ДИПЛОПИЯ


На вызовы в тот день бригада направилась в мрачном настроении. Михалыч, не включая радио, молча крутил баранку.

— Янус Романович, а ты чего пригорюнился? — фельдшер Сема успел нам все уши прожужжать о своем расставании с “тян” и новообретенной свободе. При этом каждые пять минут пять зачем то разблокировывал телефон.

— Дела семейные, — буркнул я.

— Да ладно. С Катей? Какие-то проблемы? — Сема удивленно уставился на меня.

— Нет.

Михалыч хмыкнул. Машина подскочила на кочке.

— Правда, нет. У моей жены есть сестра-близнец. Она вчера подала на развод с мужем-идиотом. Это в общем-то хорошая новость, — я кивнул сам себе.

— Есть плохая?

— Сегодня она переезжает к нам.

Семен присвистнул. Михалыч хмыкнул. Я фыркнул.

— Ну вот не начинайте. Ничего хорошего. Виктория — это победа чувства над логикой и здравым смыслом… — меня встряхнуло; машина скорой перевалила лежачего полицейского.

— Приехали! — крикнул Михалыч.

— Лан, пошли, позже расскажу.

У скорой не бывает нормальных вызовов. Но этот начинался сносно. В дверях нас встретил утонченно-бледный молодой человек с отчетливым рисунком вен на черепе.

— Сюда! Сюда! Ей совсем плохо! — я двинулся туда, куда он показал. Это была первая ошибка. Вторая — Сема остался чуть позади. Как только мы зашли в гостиную, сын “пациентки” захлопнул дверь перед носом Семена. Громко звякнула щеколда.

— Так, открывай свой чемодан и гони морфин, — выдал он и достал кухонный нож из кармана толстовки. Дрожь. Выступивший на лбу пот. Дерганные движения. Замечательно. Ломка. Такая себе просьба, учитывая, что меня могут посадить даже за потерю одной ампулы.

— Спокойно. Спокойно, — я говорил, будто успокаивая взбешенную собаку, готовую оторвать мои яйца. — Сейчас я отдам тебе его.

— Медленно! — на его виске бешено пульсировала артерия.

— Медленно… Смотри, — я открыл укладку.

— Это морфин?!

— Вот, видишь, вот здесь? Написано, морфини…

— Хорошо, набирай! — его затрясло, то ли от ломки, то ли от нетерпения.

Я взял крайнюю левую ампулу, набрал раствор. Надел колпачок. Он выхватил шприц из рук и крикнул:

— Саша!

Из за шторы появилась девочка с огромными голубыми глазами и истощенным лицом, на вид почти ребенок. Он передал ей нож. Дверь трещала под ударами Семена, я слышал, как он вызывает ментов.

— Будет дёргаться, режь его! — рявкнул бритый и, схватив со стола жгут, упал в кресло. Я не стал вслух сомневаться, что его миниатюрная подруга сможет заколоть меня. Пациенты логикой явно не отличались. Парень сделал себе укол и практически мгновенно отрубился. Нетипично для морфина, но дело в том, что в крайней слева ампуле был нейролептик. Как раз для таких случаев. Быстрый и глубокий сон внутривенно.

Девчонка сразу поняла, что с ее “другом” что-то не то, и кинулась на меня. К счастью, в истощенных руках не осталось силенок и нож я легко отобрал. Тут была допущена третья ошибка. Вместо того, чтобы открыть дверь Семену, я пошел осматривать соню в кресле. Стокгольмский синдром какой-то.

Шуршание сзади предупредило меня об опасности. Повернувшись, я увидел твердо сжатые губы, решительно изогнутые галочкой брови, острый ледяной взгляд. И занесенную над головой табуретку.

— Так, подож… — я попытался увернуться, но реальность снесло ударом слева, и поток боли положил начало этой истории.

***

Первый раз я очнулся в приемном. Было больно.

Рядом лежал незнакомый мужик с торчащей из груди рукояткой самого опасного в мире оружия. Не оставляйте на столе кухонные ножи. Жертву дел сердечных увезли первым, и я был нисколько не против: выглядел он мертвецки.

— Так, а теперь твоя очередь. — Врач нащупал мой катетер.

Игла почесала вену, и я отрубился.

Во второй раз я оказался на бесконечном мосту над полной ртути рекой.

Мужик, которого я видел в приемном, стоял рядом со мной, нашептывая: “Зарежу сучку, зарежу сучку, зарежу сучку…” Все еще торчащий из груди нож он не замечал. Заключив, что это сон, я успокоился. На брусчатке перед нами за огромным дубовым столом сидела дама в очках с роговой оправой.

— Андрей Викторович? — спросила она, заглянув в огромную книгу.

— Зарежу, зарежу, зарежу… — с легким хлопком исчез торчащий из груди нож. Он удивленно опустил глаза вниз и через секунду последовал его примеру.

— Тц. Опять врачи перерабатывают. Так, а вы — она снова взглянула в книгу. — Янус Романович! Я вас так давно жду! Вы за ключами?

Я с любопытством кивнул, чтоб посмотреть, что же предложит мне мое подсознание.

Дама в очках встала и подошла к стоящей за креслом двери. Без стены. Щелчок ключа в замке? В сердце екнуло, когда она открылась. Дама вытащила перекрученный посох, напоминающий тот, с которым я выступал на новогоднем празднике у сестры в детском саду. Навершие венчал огромный ключ.

— Это ваше! — улыбнулась она, подойдя ко мне. Я понял, что женщина гораздо старше, чем выглядит. Гораздо, гораздо древнее…

Хлопок дверей, поворот ключа, и все погасло.

Третий раз я очнулся в реанимации. Искусственное легкое и несколько мониторов успокаивающе пищали и пыхтели надо мной.

— Я ее зарежу! — раздался крик справа.

— Стой, идиотина! — Два санитара и две медсестры пытались уложить двух мужиков на койку. Двух? — Только зашили тебя, придурка!

Я моргнул. Картинка изменилась. Перед глазами сидели жена с сестрой. Обе читали. Ну, для Кати дело привычное, а вот для Вики…

— Кать… — с шипением вырвалось из моего горла.

— Ян! — женщины синхронно оторвались от книг.

— А Вика, зачем… — хотел спросить я, но все снова померкло.

В следующий раз было значительно проще. Я уже отошел от наркоза и смог осознать — даже если у моего врача есть брат-близнец, они вряд ли пришли бы осматривать меня вместе.

— Жалобы?

Я поднял руку. Из локтя торчало второе предплечье со второй кистью.

— Двоение, — протянул я, сжав десять пальцев в два кулака.

— Возможно, последствия кислородного голодания… Вы пережили клиническую смерть.

Мир распался на два, которые мой поврежденный мозг пытался сшить воедино с переменным успехом. Когда пришли Катя с сестрой, я не смог сдержать хохота при виде четырех близняшек и две Вики сбежали в слезах, приняв смех на свой счет. После перевода из реанимации медсёстры пытались откосить от того, чтоб помогать мне с походами в туалет.

— Но ты же видишь дверь.

— Их две…

— Ну и иди посередине!

— По которой середине?..

Месяц в больнице за мной ухаживали четыре сдвоенные копии моей жены.

Я прошел консультации двоящихся невролога, офтальмолога, психолога, психиатра. Мне стало легче: где-то диплопия совсем пропадала, где-то мне удавалось с ней справляться, передвинув предмет.

Отмечать выписку было решено в нашей квартире. Вика начала “праздновать” воссоединение семьи, не дождавшись, пока мы доедем из больницы, и изрядно набралась. Катя посадила меня к журнальному столику с двумя кальянами. Или одним?

— Чет сестра совсем загрустила, — она сверлила нас обиженно-страдающим взглядом, приобняв бутылку коньяка из бара.

— Ага. Иди, успокаивай её, — сказал я и затянулся. Жена с улыбкой кивнула.

Сема, заметив, что место у кальяна свободно, оторвался от обсуждения хоккея и подсел ко мне.

— Кстати, помнишь, перед тем вызовом? Ты рассказывал про Вику.

— Ага. Помню.

— Можно продолжение?

— Ага. Ток трубку кальяна дай. Не могу выбрать между левым и правым, — выдохнув струю мягкого дыма я продолжил. — Мы втроем встречались. До свадьбы. Идиотская история на самом деле, я не знал, что они близняшки. Думал, у моей девушки биполярное расстройство. Потом я их поймал вдвоем. Был выпивши, решил, что у меня белочка, вызвал скорую. Врачи ехали, сестры пытались убедить меня, что они настоящие. У них не получилось, пока фельдшер не поставил меня перед фактом:

“Да, тут две одинаковых бабы.”

Семен, заслушавшись, кивал, как китайский болванчик. Сиамский болванчик.

— Потом были выяснения отношений. Катя вела себя спокойно. Вика не очень. Выяснения закончились. Я сказал им, что хочу встречаться с одним человеком, а не с двумя. И хочу, чтоб этим человеком была Катя. Виктория восприняла поражение близко к сердцу.

— Прекратила общаться?

— Ага. Как Вика. И умудрилась выдать себя за Катю, переспать со мной, рассказать об этом сестре, получить от нее звездюлей, потерять остатки разума и выскочить замуж за первого встречного, который оказался идиотом. Но месяц назад здравый смысл наконец победил гордость. Теперь Вика живет у нас.

— Не любил ее?

— Сложно. — Я дыхнул еще одной затяжкой — Катю любил. И ее любил. Но Катю, видимо, чуть больше. Ладно, это все дело прошлое. Как твои “тян” поживают? Не надумал жениться?

— Сейчас решу… — товарищ поднялся с подушек и направился к девочкам.

Я пожелал Семе удачи и принялся за прописанное офтальмологом упражнение: мучать то сливающуюся, то распадающуюся в руке купюру. Через минуту надо мной нависла покачивающаяся тень.

— Тебе еще не надоело, что она у нас живет? — Спросила Катя и плюхнулась на подушки. Успокаивая сестру, моя жена выпила достаточно для смелых вопросов. — Хочешь, я её выгоню?

— Твоя сестра — наименьшая из моих проблем сейчас, любимая. Вот ты сколько пятихаток видишь?

— Одну.

— А я то одну, то две. Две вроде лучше, чем одна. Но ведь я даже не пьян. И у меня будут проблемы, если я не смогу посчитать пациентов на выезде...

— Хорошо, — она засмеялась. — Пойду скажу Вике, что мы всегда рады ее видеть у себя дома.

— Давай.

Еще десяток раз купюра раздвоилась и слилась обратно. Минуты сгорали вместе с углями кальяна, девочки смеялись. Сема некоторое время пытался участвовать в разговоре близняшек, но скоро сбежал обратно ко мне.

— Фуф, ну и болтуньи. Чё делаешь?

— Пятихатку разглядываю.

— Последние деньги что ли?

— Тип того. — Хлопнула входная дверь. От неожиданности я разжал руку, и из двоящихся пальцев выпали иллюзорные деньги. — Надеюсь перестать двоить и выйти на работу.

— Хех. — Сема упал на подушки у кальяна и усмехнулся. — Она тебя любит.

— Кто?

— Вика.

— Ага, — я тяжело вздохнул, еще раз вдохнул дыма. Взгляд упал на стол, и я закашлялся. — Сема.

— Что?

— Сколько пятихаток ты видишь тут?

— Две.

Я прикоснулся к ним. Две бумажки.

— А разве не одна была? Я наверно не заметил вторую.

— Наверно.

— Ух ты, Вика танцевать со стеной собралась. Я пошел.

— Удачи.

Он ушел, а я остался. Разглядывать лежащих на столе свидетелей распада моего мира.

***

На следующий день, продрав глаза от похмелья, я решил, что это был укуренный бред. Катя и Вика убежали на работу.

Ковыряя завтрак, я расслабился. Рука с вилкой распалась на две. Я разжал пальцы. На стол упали две вилки.

Полчаса спустя я уже привязал к своей машине трос. Реальность разломилась пополам под скрежет поворачивающихся в невидимом замке ключей. Три часа спустя покупатель отсчитывал мне деньги за клон моей машины.

Это не работало на объектах, которые невозможно было сдвинуть. Я не знал, что с этим делать, кроме того, что размножить купюру максимального в доме номинала до пары чемоданов наполненных деньгами. Еще вопрос конечно, как их отмывать, чтоб налоговая не взбунтовалась. Телефон зажужжал сообщением:

“Приготовь ужин, вернусь сегодня поздно”.

Я накинул свою бирюзовую ветровку и пошел в магазин. Реальность шипела, треща и выбрасывая странные артефакты. Касатки проплывали в небе, из деревьев прорастали розы, орхидеи, незабудки. Пешеходы двигались задом наперед, будто возвращаясь назад во времени, чтобы через потерянные секунды сорваться с места и молнией вернуться в настоящее. Я уже ничему не удивлялся и, купив одну из шевелящихся на прилавке куриц и пачку фиолетовой картошки, двинул домой.

— Нарушаем, значит, — реальность раздвоилась, слилась, и передо мной возникла дама в очках роговой оправы.

— Э-э-э…

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Итак, вам был выдан Ключевой посох Януса при посещении Стикского моста. Как средняя прана, я требую у вас вернуть средоточие силы, — за ее спиной Тойота раф 4 превратилась в колесницу с динозаврами, а потом в парящую на воздушной подушке лодку, — с целью прекращения неоправданного использования божественной силы. Нельзя в таких объемах вытаскивать предметы из минус первой секунды! Причинно следственные связи рвутся. В случае неподчинения мне придется обратится к третьей сестре и утилизировать книгу вашей жизни. С уважением, божественное делопроизводство, — закончила она и пропала в новом приступе двоения.

Зайдя домой, я увидел присевшую на тумбочку Вику. Вид у нее был совершенно убитый.

— Привет. Что-то случилось?

— Меня уволили.

— За что?

— Отчет вовремя не сдала. Очень важный. Ян, забери меня отсюда, пожалуйста, давай сбежим!

Я думал, что сегодня меня уже ничего не удивит.

— Вика, я женат. На твоей сестре. У тебя нет с этим проблем?

— Я просто люблю тебя. — Знакомые глаза, такие же, как мои любимые, наполнились слезами. — Почему у тебя нет брата?! — Входная дверь хлопнула за ее спиной.

Бог дверей, да?

Сердце пропустило секунду-другую хода. Больно. Когда сделал Кате предложение, все, что от Вики осталось, из себя вытравил. Видно, не все. Сегодня сдам посох и все это закончу. Сниму ей квартиру.

Я зашел в ванную и включил воду. Отражение смотрело как-то устало. Я расслабился, и оно расплылось в двух невыспавшихся меня. Тут мне опять стукнуло в голову… Я поднял руки.

И коснулся своего двойника. Повернул голову вправо.

— Эврика.

— Видимо, во все времена хорошие мысли приходят в ванной, — продолжил мой клон. Или клон — это я? Кто разберет этих двойников.

— Как решим, кто за ней побежит?

— Давай каматься. Победитель остается.

— Пойдет.

Мне выпал камень, ему бумага. Я побежал за Викой, чтоб рассказать ей невероятную историю про потерянного брата-близнеца, в которую она захочет поверить. Да и Катя, думаю, тоже.

Главное, сдать сегодня тихо-спокойно ключевой посох. И чтоб поднадзорные органы спящих богов не прознали, что Янус Романович теперь и правда двуликий.

© Петр Цветков





ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ БЕЛОЕ ПАЛЬТО


Знаете, что самое обидное для женщины? Это когда ты можешь купить понравившуюся вещь, но она тебе противопоказана.
Я мечтаю о белом пальто. Белоснежном и изысканном. Чтоб рукава 3\4, и длинные перчатки по локоть. И носить его с клатчем, красной помадой и томным взглядом кинозвезды 30-х годов.
Но хрен, мне, а не пальто. Потому что я свинота неуклюжая, и уделаю это пальто ещё в момент примерки. Я размажу по воротнику красную помаду, я вляпаюсь рукавом не знаю куда, а если я в нём сделаю хотя бы шаг - я непременно грохнусь. И не абы куда, а в какую-нибудь лужу с говном.
Ещё я мечтаю о чёрных чулках со стрелкой сзади. Но с моими бесконечно красивыми ногами в форме восьмёрки - это противопоказано. Не, я могу, конечно. Но люди ржать будут, и фотографировать.
Так же, очень хочется купить высокие сапоги. Прям по самые помидоры чтоб. Бежевые, замшевые, и дорогущие как чугунный мост.
Но, во-первых, у меня кривые ноги, во-вторых, нету денег на чугунный мост, а в-третьих, я в этих сапогах буду похожа на толстожопого Д'Артаньяна, который не слезал с коня лет тридцать.
Ещё хочется волосы до жопы. И чтоб развевались на ветру красиво. И в общем-то, проблемы никакой нет - пойди да нарасти в любом салоне что угодно хоть до колен.
Так я ж наращивала. И, дабы эти волосы развевались на ветру, как и было задумано, я покаталась с ними на мотоцикле.
До конечного пункта доехали не все. На голове остались только самые стойкие шесть волосин и кусок клея размером с кирпич. Ну, не клея, а спутанных капсул. Но один хрен пришлось выстригать. Остальная роскошь улетела в голубую даль где-то на Можайском шоссе, вместе с куском моего скальпа.
Ещё очень хочется джинсовые шортики, как у певицы Сабрины. такие, больше на трусы похожие. Чтоб попка из них задорно торчала, и пенсионеры на улице хапали гипертонический криз.
Так вот. У меня есть такие шортики, и я их летом ношу! В Турции ношу. В Таиланде тоже. И пусть Самсонова орёт что "Баба, у тебя подбульные складки видно!!!" - мне всё равно. У меня мечта сбывается. Хоть какая-то. Пенсионеры ничего не хапают, правда. Только арабские женщины, глядя на меня, закрывают глаза своим детям и себе, а арабские мужчины предлагают секс за один полосатый китайский купальник.
Но мне наплевать. Ходят же 150-килограммовые бабы по улице в лосинах? Ну вот у меня самооценка и не хуже.
И вообще. Мечты женщины всегда должны сбываться, иначе она будет несчастная и злая.
Как я сейчас.
Очень хочется белое пальто.

Л.Раевская




КАК Я РИС ДОЕЛ


Дело было в японской харчевне на Московском проспекте. Я заказал бэнто-ланч, услужливая русская японка мне его принесла. А там, знаете, всё разложено по ячейкам этим: тофу в кисло-сладком соусе, салат из фунчозы с ореховым соусом, фрукты (банан, виноград, яблоко), две дольки лимона и рис — с ломтиком огурца. Я взял палочки и ну всё это есть.

Хорошо было мне есть бэнто-ланч, сытно. Кто-то звонил с незнакомого номера, я не отвечал. Воспитанные люди уже давно перестали звонить друг другу без предварительных ласк, а невоспитанные — с ними разговаривать зачем? Я ел бэнто-ланч. Съел весь салат из фунчозы — его мало было, он первым ушёл. Потом тофу и рис. Потом фрукты. Так уж повелось, что сладкое едят после всего — не знаю уж, как в Японии, а в стране Россия так заведено, вечно мы откладываем самое сладкое на потом, сколько хватит сил. Так я думал, пока фрукты ел.

Доел фрукты. И надо бы уже и остановиться, а я смотрю: немного риса осталось. Он вкусный такой у них. Ну я его взял и доел. Вернее, не так, конечно, просто: «взял и доел». Пришлось потрудиться с этими палочками. Рис, понятно, скользкий, весь в соевом соусе, рассыпчатый, а бэнто-короб толком и не наклонишь. Короче, было трудно. И ещё девки эти псевдояпонские стоят в уголке у кухни, смотрят на меня, перешёптываются чего-то. Ну и пусть, думаю, перешёптываются. Пусть считают, что я жлоб, пусть скажут, что я из голодного края, мне с ними детей не крестить, хочу доесть рис и доем. До последнего зёрнышка доем, назло им. Мы, русские, доедаем.

Ел, ел и, знаете, доел, прямо до последнего зёрнышка доел. И его тоже, последнее это зёрнышко продолговатое палочками ухватил, поднял, поднёс к губам и, глядя псевдояпоночкам в широкие их глаза, поместил зёрнышко в свой рот.

Тут они переглянулсь, кивнули друг дружке и идут ко мне. Я думал, посуду забрать. А они нет. Стали рядом. Посмотрели внимательно в бэнто-короб. Потом на нетронутые вилку и ложку. Ещё раз переглянулись. Одна поворачивается ко мне и говорит:

— Могли бы вы, пожалуйста, пройти с нами?

Вторая стоит, глядит на меня не моргая. Что, думаю, за напасть. Им что, показалось, что я веду себя подозрительно или что-то украл? Ну пусть, думаю. Посмотрю на их лица, когда окажется, что совесть у меня чиста.

Встал решительно. Они оценили мою уверенность и повели — мимо чавкающих обедантов, мимо отделанного потрескавшимся бамбуком ресепшн, в недра администрации, по лестнице, на второй этаж. Идут молча, похоже, волнуются о чём-то. Ну как же, вдруг я испугаюсь и побегу или ещё чего выкину. Они же думают, я Люцифер, от меня чего угодно можно ждать. Привели меня в кабинет администратора, пропустили вперёд, сами зашли, закрыли дверь. Внутри уютный полумрак с оранжевой подсветкой, за письменным столом мужчина средних лет, очень серьёзный, на японца уже больше, чем они, похожий, однако не сказать, что прямо японец. Но калмык уж точно, прямо гарантирую. За спиной у него висит картина с тигром.

Они ему что-то на японском сказали воодушевлённо-перепуганно. Ну или на калмыцком — не по-нашему, в общем. Я от них, признаться, такого не ожидал. А вот! Знают ведь, умницы какие. Он выслушал, безотрывно глядя на меня, что-то им ответил по-своему, ни одним мускулом не дрогнул. Смотрит на меня, смотрит. Я плечами вызывающе пожал, мол, кто его знает, может, и так, может, и так. Сами, мол, разбирайтесь. Они ему что-то ещё щебетнули, он на них гаркнул тихонько, они и выбежали, оставили нас наедине.

Мы смотрели друг на друга некоторое время. Подушечки пальцев его левой руки касались своих правых собратьев. Во взгляде его мне виделись сила, умиротворение и какое-то предчувствие относительно меня. Я решил ничего не говорить, просто ждал, что будет дальше. Он вдруг сказал на хорошем русском:

— Вы доели рис.

Именно так, утвердительно, без тени сомнения. Я кивнул, делая вид, что понимаю, что происходит. Доел, мол, а ты что думал, не доем? Не на того напал.

Мне почудилось, что в глазах его блеснули слёзы. Может, и правда, блеснули. Но, если так, то он их быстро всосал назад в глаза, сделал глубокий вдох через нос и поднял трубку стационарного телефона. Отвёл от меня взгляд, быстро набрал номер, стал глядеть на меня снова, приложил трубку к уху. Сказал что-то в трубку. Дал отбой.

Встал из-за стола, подошёл к двери, открыл её и учтивым, но не терпящим отказа жестом указал мне выйти. Я вышел и думал уже, что он останется в кабинете, и на этом всё кончится. Но он вышел следом, закрыл дверь и стал спускаться вслед за мной. Мы вышли в зал харчевни, он проводил меня до дверей. Я думал было сказать, что не расплатился за обед, а потом решил: да ну его к чёрту. Непонятно, что это всё значит, но если уж они решили занять столько моего времени своими игрищами, то сами разберутся, когда я должен платить за обед и должен ли вообще. Мы вышли на проспект. Почти сразу подкатила чёрная «Тойота», водитель — представительный азиат в белой рубашке — вышел, обогнул машину и открыл заднюю дверь. Калмык жестом пригласил меня туда. Тут я заволновался. Шутки-шутками, но ехать куда-то с незнакомыми азиатами не входило в мои планы. Не подумайте, что я расист. Будь они любой другой расы, я бы заволновался не меньше. Впрочем, как знать. Азиаты опасны тем, что могут в самый неожиданный момент превзойти тебя в чём-либо. Но я ведь не из робких, всё мне по плечу. Пусть попробуют. Да и потом, я рис доел. А их это, как видно, почему-то впечатляет. Так может, это я их наконец превзошёл?

Я плюнул на всё и сел в «Тойоту», один раз живём. Калмык сел вперёд, а водитель — на место водителя. Мы развернулись и поехали на юг. Молчали. У меня зазвонил телефон. Бывшая. Я взял трубку и поднёс к уху.

— Привет, — пропела она. — Знаешь, жизнь без тебя — это сущий кошмар. Порвав с тобой, я совершила ужасную ошибку. Но — я никогда не признаюсь в этом ни тебе, ни, тем более, себе. Знаешь, почему? Потому что это как в басне «Лиса и виноград». Лиса не может достать восхитительный виноград, потому что он слишком высоко, и тогда ей не остаётся ничего, кроме как убедить себя в том, что не так-то он ей и нужен, не так-то он и сладок и сочен, этот виноград, кислый он, наверное, и жухлый, и прекрасно она обойдётся без него. Ты слушаешь? Надеюсь, что да, потому что я тут очень серьёзные вещи говорю, как и всегда, впрочем. Так вот, я убедила себя, что ты мне не нужен. И убедила себя в этом настолько хорошо, настолько качественно, что даже сейчас, произнося эти слова и пересказывая тебе басню про лису и виноград, я настолько в ресурсе, настолько в моменте, что совсем, ты слышишь, совсем не желаю к тебе возвращаться. Большую часть времени я работаю, а на вечер у меня есть цифровое телевидение и мои игрушки, а в выходные я поеду с друзьями за город, а в отпуск я полечу к родителям, а потом назад, может быть, устроюсь на вторую работу, а может быть, и на третью, а ещё есть курсы повышения квалификации, и спортзал, и батут, и йога, и ты мне не нужен, вообще, слышишь ты меня или нет?..

Я дал отбой.

Через некоторое время я понял, что мы едем в аэропорт. Стал накрапывать дождь. Водитель включил дворники. Радио молчало. Мы трое тоже.

Через отдельные ворота мы попали на взлётно-посадочную полосу, подкатили к бизнес-джету. Нас встретили двое охранников и милая азиатка с веснушками и в синей форме бортпроводницы с открытым зонтом из прозрачного пластика. Калмык молчаливо передал меня ей, покивал мне на прощанье, чуть прикрывая глаза, и остался стоять под дождём, вместе с водителем и «Тойотой». Улыбчивая бортпроводница, укрывая меня зонтом, проводила к трапу и повела по нему. Охранники крутились рядом.

Когда мы поднялись в воздух, она наконец предложила мне саке и пиво Asahi, я широким жестом выбрал и то и другое. Ни намёка на возможность интимных услуг с её стороны я не уловил. Поэтому выпил сколько смог, глядя в иллюминатор. Облака тёмного золота. Небесная река меняет русло. Уснул.

Мы приземлились. Бортпроводница выпроводила меня со всеми любезностями в глубокую ночь, в лоне которой меня ожидал новый калмык. А может, и тот же самый, но он летел на другом самолёте. Повторяю, я не расист, просто у меня плохая память на лица. Он стоял возле другой машины — тоже чёрной, но побольше и неизвестной мне марки. Машину рамкой окружали четыре полицейских мотоциклиста. Новый калмык открыл передо мной дверь и закрыл её за мной, сам сел спереди. Водитель был внутри. Мы тронулись, мотоциклисты тоже.

Туман в окнах. Долгая дорога в горах. Асфальт кончился, и мы едем по щебнистой почве.

Остановка. Подножие каменной лестницы. На вершине горы храм. Ясная белая луна. Благоухает цветущий шиповник. В зарослях светлячки. Два монаха в бурых кашаях держат факелы. Вверх по ступеням. На трёх четвертях пути вновь от бывшей звонок. Голос её доносится сквозь стрёкот цикад и дальний шум водопада:

— Ты настолько мне не нужен, что я даже не знаю. Просто не знаю, как это выразить словами, насколько дорого мне твоё отсутствие в моей жизни. И да, с тобой мне было бы лучше. Но кому нужно это «лучше»? Я что, комсомолка? Я похожа на комсомолку? Нет, ну похожа я на комсомолку? Нет? Не похожа? Тогда зачем мне эти все «быстрее, лучше, сильнее». Реальный мир — вот, что меня интересует, а не то, что лучше для меня. Если бы я выбирала, что для меня лучше, я бы далеко на этом не уехала, знаешь ли. И не надо мне тут читать очередную мораль с вот этой твоей ласковой снисходительностью, мол вы все Цицероны, а я один Геродот. Этот номер больше не прокатит, Сергей, слышишь ты меня или нет?..

Я не слышу. Точнее — ни слова понять не могу. Подъём завершён. Вход в храм. Телефон отключаю. Ухает сова.

В тёмном зале священное пламя. Его эхо в золоте чаш. Все старейшины ордена здесь. Все вельможи здесь. Здесь император Японии — в бледно-зелёных одеждах. За спиной его чёрная рукоять катаны. Меня приветствуют поклоном. Отвечаю кивком.

Император приближается. Обнажает меч. Смотрит без страха. Встаёт передо мной на одно колено, преклоняет голову и протягивает мне оружие. Я принимаю меч. Без колебаний одним махом отрубаю голову императора. Очень хорошее оружие. Я почти не почувствовал сопротивления позвоночника. Срез кожи совершенно ровный, круглый, что рассечённый грейпфрут.

Тело императора у моих ног. Голова прокатилась по холодному камню. Старейшины и вельможи падают ниц. Один, чуть подняв взгляд, говорит на японском:

— Столь много инкарнаций. Ты вновь нашёл путь. Чтобы править Японией и всем подлунным миром.

Я отвечаю, тоже на японском:

— Ну а хули?

Сергей Дедович




Я СИЖУ НА ДИВАНЕ, СМОТРЮ, КАК МИГАЕТ ЛАМПА.


У меня пластилин, шерстяные носки и друг. Дождь — большая смешная собака на мокрых лапах, но его почему-то нельзя покормить из рук. Я принёс бы ему колбасы. Или даже мяса. Он вильнул бы "спасибо" хвостом, убежал домой. Мне четыре и день. Меня кормят творожной массой. Говорят, что полезно и вкусно. И руки мой. Говорят не мешать, не сидеть в этой странной позе, потому что я снова с ногами на стул залез. Когда ты будешь спать в конуре, беспокойный пёсель, когда выглянет солнце, тогда мы поедем в лес. По железной дороге туда доберёмся сами. Очень надо, собака, я должен увидеть, что у высокого дуба стоит человек с часами. Миллион миллионов столетий стоит в пальто. Облака проплывают, они, безусловно, в теме, кучерявые, толстые, умные облака.
Человека нельзя отвлекать, он считает время, у него по карманам минуты, года, века. Даже пара секунд в остроносых лежит штиблетах. Но спрошу его прямо, уверенно, как могу:
Человек, улыбаясь, ответит: есть я и лето. Смерти нет, ты, наверное, мальчик, совсем ку-ку?

Я сижу на траве, у меня за спиной гитара. Прогуляли всю ночь у Санька, голова трещит. Двадцать лет и неделя — о боги, какой я старый, просто древний как мамонт. А мама сварила щи. Говорит — полноценно питаться ребенку важно. То есть я несмышленный ребенок, ну-ну, ага. Говорит — сухомяткой желудок сорву однажды. Жизнь весьма быстротечна, неправильна и строга.
Начинается дождь. Эх, зарядит теперь надолго. Заскочить в супермаркет? Залечь в одеяльных льдах?
Дождь похож на косматого зверя, стального волка. Красных шапочек только повывели в городах. Дорогая зверюга, тебе ничего не светит, отправляйся назад, в свою стаю, нору, отряд. Передай малышам: здесь кусается каждый третий, каждый пятый наивно надеется — не съедят. Здесь реально опасно. Вообще ни в одни ворота. Вот дрожу под навесом, а в горле противный ком. А рюкзак тянет плечи.
А завтра уже суббота, мы хотели с палатками в лес. Мы пойдем пешком. Погорланим, поспорим, наделаем много шума. Но я должен найти на поляне высокий дуб.
Человеку с часами признаться — чудак придуман, лично мной. На диване. Прости, я был мал и глуп.

Выпал снег, он лежит и похож на кусочки марли, а в отдельных местах — на осколки чужих планет. Я сижу на дурацком допросе. Меня поймали, притащили в какой-то нетопленный кабинет. Мне действительно холодно, боязно, неудобно. Они видят последнего гада в моем лице. Как в кино: это злой полицейский, а это добрый:
— вы зачем посещаете лес, что у вас за цель. Вы готовите бунт, на дворе назревает смута?
Вон, на морде написано — люмпен, бандит, жульё.
У меня в остроносом ботинке лежит секунда. Хорошо, что они до сих пор не нашли её.
Дорогой человечек с часами, мой детский идол. Эх, звучит, словно я претендую на роль жреца.
Они мне угрожали. Я, правда, тебя не выдал. Пока ты существуешь, у времени нет конца.

Резная Свирель





ОПОЗДАЛА


— Я тебя прошу, пожалуйста, побыстрее. Ты же знаешь, сколько идёт регистрация. Обычно я приезжаю в аэропорт за два часа!
— Обычно? Ты второй раз в жизни летишь, — усмехнулся Артём.
— Ты бы лучше так собирался, как остришь.
— Остришь?! Мам, никто уже так не говорит. Ты же в восьмидесятом родилась, а не в девятнадцатом веке.

Артём вышел из спальни, встал у зеркала и, пропустив обесцвеченные волосы сквозь пальцы, шутливо подмигнул своему отражению.
Вера залюбовалась им. Артём был похож на своего отца в юности — высокий, статный, глаза ярко-синие, ямочки на щеках — красивый мальчик. «Но балбес!» — перебила одна мысль другую. Сын. Не муж. Мужа Вера вспоминала другими словами.

— Ну, что ты возишься, Артём?!
— Сейчас, кроссовки зашнурую. Ма, успеем, не переживай. А вообще, если честно, я не понимаю, зачем тебе туда ехать. Жила сорок лет, вдруг — хоба, нарисовался какой-то левый чувак — оте-е-ец!
— Как я тебе объясню? Ты же своего папу знаешь. Мы разошлись, но ты с ним видишься, общаешься. А у меня отца никогда не было.
— Но он чужой тебе. Не растил, не любил, даже не искал тебя.
— Нажимай уже на кнопку. Теперь ещё лифт будет ехать... Сынок, есть такое чувство — зов крови. Понимаешь?

Лифт, не доезжая двух этажей до первого, дёрнулся и встал. В зеркале Вера увидела своё побледневшее лицо.
«О Господи, только не это!» — Вера долго смотрела на застывшую красную цифру три на табло. Казалось, из-за этого лифт должен поехать.
— Ну почему, почему именно сегодня?
— Мам, так бывает. Типа, закон подлости.
— Так бывает? У меня на самолёт билеты невозвратные, понимаешь?! Я на них денег у Лены заняла. И отпуск — пять дней.

Вера начала всхлипывать.
— Слушай, у меня тоже сегодня тусовка. Я за пультом. Тебя ещё в аэропорт везти...
Вера вскинула взгляд.
— Ту-у-у-с-о-о-овка?! Ну конечно. Это же так важно! Подумаешь, я отца никогда не видела. Подумаешь, если я опоздаю на самолёт, то и не увижу!
— Да чё ты драматизируешь?! Ещё не опоздала. Во-вторых, перенесёшь вылет, да и всё. Не раскисай..
— Лифт не поедет через десять минут — опоздаю. Вылет нельзя перенести, кому я минуту назад объясняла про билеты? И отец болен. Понимаешь? Я могу не застать его.

Артём нажимал на кнопку вызова лифтёра.
— Смертельно болен?
— Люба писала, что он в кардиологии несколько раз за последний год лежал. Сердце, сосуды, давление – букет, в общем. Последнее время тоже нездоровится. Слушай, давай службу вызовем, — Вера достала телефон.
— Какую службу?
— Ну, какую вызывают, когда лифт застрял.
— Не знаю я, какую. Интернета нет, погуглить не могу.
— Тогда сто двенадцать.
— Точно. Давай.

Вера набрала номер, приложила к уху телефон, и, глядя куда-то внутрь себя, застыла.
— Алло, девушка, здравствуйте! Мы в лифте застряли, а у меня самолёт.
На последних словах голос Веры задрожал. — Пожалуйста, помогите нам! Да, конечно, адрес. Улица Веры Пановой, 28. Второй подъезд. Нас двое: я и мой сын. Нет, сын не маленький, двадцать лет. Сколько? Почему так долго? Поняла, спасибо.
— Долго ждать? — равнодушно спросил Артём.
— Диспетчер передаст бригаде, и они приедут в течение двух часов. В лучшем случае. Говорит, что мы пятые, кто в нашем районе сегодня в лифте застрял.
Вера прислонилась к стенке.

Три месяца собиралась. Сначала на работе никак не могла добиться отпуска. Можно подумать, если она не будет вести одну неделю МХК, то студенты затоскуют. Да никто даже не заметит её отсутствия.
Потом деньги искала. Сначала пыталась копить, но — то кран сломался, то утюг сгорел — одно к одному. Хорошо, что подруга выручила.
Вспомнив, что билеты не поменять и деньги не вернуть, Вере стало жалко. Себя, денег, отца.

Он тоже хотел встретиться. Последний раз они виделись много лет назад. Так вышло. Мама сначала переехала, а потом умерла. Вере было три года. Её воспитывала бабушка. Про отца бабушка ничего толком не знала, кроме того, что он из Омска. И что у них «...с дочкой не сложилось».
Вера выросла и искала его. Много лет. Нашла случайно. Даже чудесно. В соцсетях подписалась на блогершу одну, она лекции по психологии вела. И Вера ей зачем-то написала, что лекции замечательные и что "мы ещё и однофамилицы". Потом беседа откровенная, фото, слёзы и телефонный звонок. Сёстры!
Люба стала сразу такой родной, будто они друг друга всю жизнь знали. Смеялись, что где-то у отца, может, ещё Надежда есть.

Вера смотрела в зеркало лифта и плакала. Как она могла, дурочка, подумать, что у неё будет семья?
— Мам, ну ладно тебе. Ну, хочешь, я у отца денег попрошу на билет? Не плачь! Я ему не скажу, что для тебя. Он даст.
Они обнялись и долго так стояли. «Не такой уж и балбес», — подумала Вера.

— Девушка, ну когда нас отсюда вытащат? Уже два часа прошло. Да, я звонила. Хорошо, мы ждём. На самолёт я уже всё равно опоздала, – последнюю фразу она сказала уже себе.
Когда лифт запустили, Вера и Артём сидели на полу. На первом этаже сеть восстановилась, посыпались сообщения из соцсетей и мессенджеров.
Верхним на экране было сообщение от Любы.
«Вера, сегодня умер папа. Тромб».

Наталья Нагорянская




ПОДАВАТЬ ИЛИ НЕ ПОДАВАТЬ:
благие начинания порой ставят перед непростым выбором


Автор: УДАРНИЦА

Хотела, как лучше, а получилось не так, как хотелось...

Веру Павловну разбудили звонок в дверь и звонкий лай Персика, годовалого померанского шпица, плясавшего от нетерпения в прихожей.

– Кого в такую рань принесло? – проворчала любительница утренних снов, натягивая халат на пижаму. – Неужели перепись населения?

Она открыла дверь. На лестничной площадке стоял Петька с первого этажа, стеснительно втянувший голову в плечи и изображавший на лице благодушную улыбку.

– Чего тебе? – недовольно спросила хозяйка.

– Верочка Павловна, сегодня первое число. Не подкинешь сотенку на поправку здоровья?

Весь двор знал, что каждый первый день месяца у Веры Павловны – день благотворительности. В другое время женщина послала бы Петьку далеко и надолго, но 1-е ноября не позволяло.

Женщина нахмурилась, достала из кошелька купюру с квадригой Большого театра, молча протянула просителю и захлопнула дверь, давая понять, что такой вид благотворительности ей не по нутру.

Совершив утренние неотложные дела, включая чаепитие с кексом, она взяла Персика на руки и отправилась на неизменную утреннюю прогулку.

На улице уже сидели соседки, перемывающие косточки знаменитостям и обсуждающие последние новости о моровом поветрии. Они бойко поздоровались с Верой Павловной, она благочинно кивнула в ответ и покровительственным тоном произнесла:

– Дамы, у меня сегодня благотворительный обед, я вас жду.

Приглашённые радостно загалдели:

– Помним, будем, голубушка!

Подойдя к подвальному окну, благотворительница вытащила из сумочки консервную банку паштета, открыла и просунула сквозь решётку.

– Кис, кис, кис, – позвала она и, не дождавшись ответного мяуканья, оставила приношение на волю судьбы.

Осенний парк встретил женщину жёлтыми листьями, свежестью и воспоминаниями. Вера Павловна каждое утро гуляла здесь уже второй десяток лет. Знала почти каждое дерево и скамейку.

Она отпустила Персика на землю, и он, радостно виляя хвостом, побежал читать записки от старых друзей и торопливо строчить запоздалые ответы.

Наблюдая за компаньоном, мелькающим рыжей копной сквозь деревья, женщина медленно шла по алее, вдыхая свежий, прохладный воздух, и думала о том, чем сегодня угощать соседок. По плану были картофельные вафли с паштетом из куриной печени. Насчёт салата она ещё не определилась. Благотворительница любила удивлять, считала, что у элегантной дамы и меню должно быть элегантное.

Увидев компанию голубей, деловито рыскающих среди пожухлой травы, она вытащила пакетик семечек и вытряхнула их на землю. Сизые торопливо поспешили за угощением, привлекая товарищей, мгновенно налетевших со всех сторон.

Впереди, на ближайшей скамейке, сидел тип неопределённого вида и возраста. Лицо показалось Вере Павловне знакомым, но кто он такой, вспомнить не удалось. Когда она поравнялась с мужчиной, он встал и обратился к ней просительным тоном:

– Дамочка, помогите поправить здоровье! Мне бы сотенку.

Женщина нахмурилась. Второй раз за утро – это слишком. Но делать нечего. Она открыла сумочку, откопала в её недрах купюру с квадригой и отдала алчущему просителю.

– На здоровье! – глухо бросила она и пошла дальше.

Через пару скамеек к ней навстречу поднялся ещё один бедствующий и жалобным голосом заканючил:

– Женщина! Выручи, внутри всё горит! Сотню бы...

– Вы что, сговорились? – строго прервала она. – Не дам!

– Вера Батьковна, у вас же сегодня день благотворителя. Вы не можете отказать!

Благотворительница открыла от изумления рот и глотнула воздух.

– А ты откуда знаешь? – она строго сдвинула к переносице нарисованные брови.

– Так Петька из вашего подъезда... Сказал, что вы утром здесь гуляете.

Любительница добрых дел задохнулась от возмущения и закашлялась.

– И сколько вас таких?

– Трое всего. Витька ещё за поворотом стоит. На сотню-то ничего хорошего не купишь, а вскладчину – другое дело, триста рублей – деньги немалые.

– Не дам! – отрезала возмущённая женщина. – Петьку в компанию возьмите! Я ему утром дала... Персик! Где ты? Ко мне!

Она развернулась и решительно пошла к дому. Через несколько шагов обернулась и крикнула:

– И передайте там всем, я всю эту благотворительность прекращаю!

Вера Павловна шла домой в горьких раздумьях. Хотела, как лучше... Вот и начни доброе дело! Сразу же набегут те, кто всё испортит.

У подъезда соседок уже не было. Женщина вздохнула, с укором посмотрела на отстающего Персика и пошла готовить благотворительный обед. Для салата выбрала рукколу и печёную тыкву.

По плану оставался ещё один пункт: нужно было перечислить 200 рублей на счёт местного телевизионного канала, занимающегося добрым делом и потому остро нуждающегося в деньгах.

– Нелегко нам, благотворителям, – сказала она себе, войдя в подъезд, и недобрым взглядом покосилась на Петькину дверь. – Как ни старайся, а останутся недовольные.

Источник: https://vk.com/wall-122998378_371676





КОФЕ, СНЕГ И ВОРОБЬИ


По утрам к нам на балкон прилетают воробьи, стучатся в подоконник, громко обсуждают нашу личную жизнь. Часов до семи удается делать вид, что никого нет дома, потом просыпается Катя.

То есть, она, конечно, не вся просыпается. Просыпается какой-то небольшой участок коры головного мозга, он отвечает за то, чтобы ткнуть меня пальцем в бок и произнести:

— Свари кофе, м-м?

На этом его задача выполнена, остальной Катин организм продолжает сладко спать. Если в этот момент спросить ее: «Тебе с молоком или черный?», она ответит:

— Это за пределами моей компетенции. Разбуди меня через полчаса по другому основанию.

Я не знаю, что снится Кате, судя по всему, сны у нее гораздо интереснее, чем мои. Я однажды пожаловался ей на это, она хитро подмигнула и сказала:

— Потому что у меня там кабельное!

Сны по кабельному передают весьма затейливые. Однажды Катя проснулась среди ночи, растолкала меня и спросила:

— А где арбуз?

Я сказал:

— Там, — честное слово, в тот момент я именно так и думал.

Тогда она успокоилась и сказала:

— Ничего, подождет, — и моментально заснула обратно. Я после этого не спал ещё час, всё размышлял об арбузах и о вечном.

Сразу после Кати просыпается Мурзик. Заслышав, что я встаю, он бежит на кухню, по дороге он хрипло мяукает, чтобы я не заблудился. Пока Мурзик завтракает, я мажу бутерброды сливочным сыром и варю кофе на молоке, с сахаром и щепоткой корицы, а потом несу все это на подносе в спальню. Катя любит просыпаться от запаха кофе, в такие дни у нее праздник. Праздник случается один-два раза в неделю, чаще нельзя, чтобы он не превратился в рутинные будни.

— М-м-м, — говорит Катя, разлепляя глаза. — Кофе пахнет. Какой ты заботливый, кофе сварил!

Тот участок коры, который заказывал кофе, в ссоре с остальной корой, они не общаются. Поэтому когда просыпается остальная Катя, никто в ее голове не знает, как было дело, так что Катя думает, будто я варю кофе по собственной инициативе. Мы пьем кофе, потом Катя встает и дрейфует в коридор, к зеркалу.

— Я хороша, — говорит она, щурясь на себя левым глазом. — Ой, хороша! Глянешь, аж поет душа!

И разворачиваясь к ванной комнате, добавляет:

— Да всё песни такие страшные…

Ночью выпал снег. Весь подоконник усыпан снегом, за утро воробьи успели на нем натоптать. За балконом у нас висит птичья кормушка, пока Катя умывается, я инвестирую в кормушку пшено из пакета. К тому моменту, когда Катя возвращается в спальню, в кормушке уже в полном разгаре сценка из жизни студенческой столовой, еда летит во все стороны, воробьи лопают так, что перья за ушами трещат.

— Вон того, с наглой рожей, я уже узнаю, — говорит Катя. — Давай назовем его Джек, он будет Джек-воробей.

Потом она замечает, что на улице полно снега.

— Это уже просто непорядочно, — говорит Катя. — На улице весна, все приличные люди хотели бы уже надеть туфли. В этой стране все делается не вовремя, даже снег подвезли с опозданием на месяц. Я же вижу, что он февральский, почему он выпадает в марте?

Потом Катя показывает в лицах, как падает снег. Хлопья снега, если верить Кате, не слишком умные, вот они столпились на краешке тучи и смотрят вниз. У хлопьев нет единственного числа, если с края тучи свалился один, значит, свалятся все. Всем хочется посмотреть, как первый упадет на землю, задние начинают напирать и сталкивают передних с края, чем больше упавших вниз, тем интереснее это зрелище для тех, кто остался наверху. Так получается снегопад, эти безмозглые хлопья не успокоятся, пока все не выпадут в осадок.

Катя долго подбирала слово, чтобы обозначить единственное число от слова «хлопья», слово «холоп» выразительное, но не очень подходит по смыслу. В результате она остановилась на слове «хлопец», оно все равно редко используется, значит, можно приспособить его на время для своих нужд. Катя объяснила мне, что чувствует такой снежный хлопец, пока летит вниз.

— А-а-а, — думает хлопец, — мне хана, я падаю, я падаю, что мне делать?! Елки-моталки, у меня нет парашюта, я разобьюсь всмятку, нет, только не это, интересно, какая сволочь меня толкнула, черт, мне кранты!

И потом мягонько так падает в сугроб, рядом с еще одним знакомым хлопцем.

— О! — говорит он. — Игорек, и ты здесь? Я думал, мне крышка.

А тот отвечает ему:

— Не, у нас все окей, а вот Борьке не повезло, упал в лужу, моментально растаял. А в сугробе классно, сам увидишь, у нас тут полно отличных ребят, будем тусоваться, нам тут ничего не угрожает.

— Он еще не знает, — говорит Катя, — что утром тетя Лена из пятнадцатой квартиры поведет своего карликового чебурашку гулять, и он пометит этот сугроб. Лучше бы упал в лужу.

Потом Катя отправляется в детскую, будить Дашу, а я на кухню, разогревать молоко и намазывать еще один бутерброд. Оттуда мне слышно, как Даша плещется в ванной комнате, а потом удивленно восклицает:

— Ого! Глаза проснулись!

Дашу не расстраивает снег, он все равно за день растает, и тогда к вечеру на улице образуются превосходные лужи, а у Даши как раз есть резиновые сапожки, которые идеально подходят для ходьбы по лужам.

— Снег — это ничего, — говорит она. — Он сейчас весь выпадет, а летом зато будет жара-прежара! Я буду ходить на пляж, купаться и загорать. Мама, мне нужен купальник и загоральник.

Потом мы все расходимся по делам, Катя ведет Дашу в садик, а я собираюсь на работу. Бездельничают одни только воробьи в столовой, да еще Мурзик.

— Мяу, — говорит мне Мурзик, когда я обуваюсь. Это значит: «Иди, я тут за всем присмотрю».

Я думаю, это очень хорошо, когда у вас есть, на кого оставить дом. И хорошо, когда есть кому подать кофе с молоком и корицей. И просто замечательно, когда есть, кому побродить в сапогах по лужам. Это значит, что в доме гармония, которую ничто не нарушает.

Сколько бы снега ни выпало за ночь.

Алексей Березин




ДЕФЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО «МУТНЫЙ СВЕТ»
(18+)


Окраина Оклахомск-сити. Кафе быстрого питания «Якудза-Тандыр», оно же офис частного детектива Фомы Родригеза. Смеркалось.

— Детектив Родригез к вашим услугам! — я попытался изобразить максимально серьезный голос, но перестарался и прозвучал как Джигурда, надышавшийся гелием.
— Фома! Пидор! Долг верни! Если завтра на холодильнике не будет конверта с косарём — я всё отцу расскажу!
— Бабуль! Это корпоративный телефон! Не занимай линию!
Я бросил трубку и продолжил разбираться в бумагах: нужно было склеить использованные купоны на бесплатную шаверму.

— Мистер Родригез? — строгий женский голос заставил меня вздрогнуть и оторваться от дел.
— А вы из банка?
— Нет.
— Тогда да, я Фома Родригез, частный детектив. Присаживайтесь!
Брюнетка в очках и строгом костюме посмотрела на обшарпанный диван, покрытый дешёвым кожзамом и покачала головой.

Я сразу понял, что это не обычный клиент — у моих обычных клиентов не все дома и не все зубы. Мне захотелось произвести на неё впечатление, поэтому я откинулся на спинку дивана, положил ноги на стол и закурил.

— Фома! Заебаль! — заорал менеджер и по совместительству повар кафе. — Здесь не курят! И ноги убирать со стола!
— Да ладно, Брюс Ли! У тебя все равно клиентов нет!
— Это потому, что они тебя боятся, кретин! Бычкуй свой папироса, или охрану вызову!
— Давай! — я встал с дивана и сел на корты. На столе. — Пока твой ЧОП сюда едет, я твой рот наоборот, отвечаю!
— Мистер Родригез! — женщина в костюме отвлекла меня от дискуссии. — Мы можем поговорить в другом месте? Дело очень срочное!
— Повезло тебе, козёл узкоглазый! — я слез со стола. — Если бы не дама, ты б уже на родину бежал!
— Ты больше не ходить сюда!
Я показал ему средний палец и, вместе с леди, вышел из заведения.

На улице нас ждал чёрный автомобиль. Из него вышел шофёр и открыл нам дверь. Мы сели в салон.
— Мистер Родригез, — начала брюнетка, — меня зовут Светлана Смит. Я помощник мистера Булькина, вы слышали о таком?
— Ох, бля! То есть, да! — я поправил батин галстук. — Мистер Булькин — олигарх, который прошлого нашего мэра в цемент закатал!
— Это лишь слухи, они не имеют отношения к делу, — она поправила очки. — Мне порекомендовали вас как большого профессионала своего дела.

Я гордо заправляю майку в брюки и шмыгаю носом:
— Ага! Если надо кому колёса проколоть, пенсию стырить или под дверь нагадить — Фома Родригез к вашим услугам! Могу ещё участковым прикинуться и нелегалов штрафовать!
— В общем, — она продолжила, словно её не удивило моё резюме, — вы нам нужны для одной очень важной доставки. У нас слишком крупная компания, чтобы привлекать к себе лишнее внимание, вы же понимаете...
— Да конечно! Про ларьки Джейсона Булькина и так всякое говно в интернете пишут.
— Ваша задача — перевезти один груз в Лос-Копейск. Платим пятнадцать тысяч долларов авансом и пятьдесят по завершению работы. Вы согласны?

Услышав сумму, я попытался показаться спокойным и сдержал восторженный возглас, но не сдержал восторженный пердёж. Столько я не зарабатывал никогда в жизни, поэтому не раздумывая согласился.

Трасса Оклахомск — Лос-Копейск. Личный автомобиль детектива Родригеза. Ночь.

Обожаю ночную дорогу. Машин нет, мусоров нет — жми педаль в пол да обьезжай колдобины. Романтика! Я рулил и слушал своего любимого кантри-певца Френки Наговицына. В кошельке лежали пятнадцать кусков зелёных, а в животе порхали бабочки от предвкушения роскошной жизни. Наконец-то съеду от бати с бабкой и куплю шмаре Дашке Уоллес колье в «Черкизаре».

Лос-Копейск. Где-то за гаражами. Всё ещё ночь.

На месте назначения меня ждали ребята в спортивных костюмах и черных очках. Видать, спайсов обкурились, раз ночью в очках двигаются.

— Я привёз товар. Где деньги?
— Мы привезли деньги. Где товар?
— В машине. А где деньги?
— В машине. Давай сюда товар.

Я сходил за сумкой и отдал её парню в чёрном. Тот вручил мне пачку купюр. Я пересчитал деньги.
— Не хватает четырнадцати с половиной тысячи баксов.
— Налички больше нет. На карту можем перевести.
— Отлично.
— По номеру телефона можно?
— Да.

Я начал было диктовать номер, но не успел назвать и трёх цифр, как получил удар, от которого увидел звёзды, а затем темноту.

Лос-Копейск. Окружной полицейский участок. Полдень.

Светлана Смит вошла в кабинет капитана Уэйна Дукалиса.
— Сэр, вызывали?
— Да, входите, детектив. Сигару?
— Не откажусь.
Они закурили.

— Что там с разработкой Булькина?
— Всё по плану. Ещё немного и мы возьмём ублюдка.
— Прекрасно! — Дукалис пригладил усы и выпустил кольцо дыма. — Я рад, что доверил операцию под прикрытием тебе.
— Спасибо, кэп! Что нового в участке?
— Сегодня ночью мы накрыли сделку по продаже крупной партии палёных жижек для вейпов. Прикинь, десять килограмм «чизкейка», «клубники», «личи» и «пончика с ванилью»! Наши ребята взяли продавца, но он пока ничего не говорит.
— Интересно, — детектив замешкалась, — как взяли?
— Очень просто! Парни из шестого отдела отдыхали ночью в гараже, как вдруг к ним подошёл какой-то придурок и сказал, что привёз товар. Через пару минут его уже везли в КПЗ.

Светлана подавила желание хлопнуть себя ладонью по лицу и рассмеялась:
— Какой идиот, господи! Кому пришло в голову нанять такого?
— Понятия не имею! Видать, его шефы сами недалеко ушли в развитии!
— Можно посмотреть на этого уникума?
— Да, он сейчас в комнате для допросов сидит. Послушай, что он несёт — весь отдел ржёт!

Светлана подошла к стеклу, за которым Фома курил и громко ругался:
— Волки; позорные! Я вас, мусоров, вертел на хую, понятно? Ничего не скажу без адвоката! Я частный сыщик! Мы ж почти коллеги! Не имеете права!
Напротив сидел детектив, которого это явно задолбало.
— Слышь, Родригез, я от твоих понтов устал. Или ты скажешь, откуда товар, или я тебе колени прострелю! — он достал пистолет, подошёл к Фоме и приставил ствол к его ноге.
— Начальник! — завопил Родригез. — Не кипятись, родной! Ну что ж ты так? Всех сдам, только не калечь!

У Светланы похолодело внутри. Этот мудак сейчас заговорит, а потом выяснится, что она обкрадывала шефа, на которого работала под прикрытием и обманывала полицию. Она не знала, что хуже — тюрьма или смерть. Всё, что ей пришло в голову — сбежать из участка, сесть в машину и уехать в Мексистан.

Центр Оклахомск-сити. Вечер того же дня. Грузинский ресторан.

— Да, бабуль, я покушал, — мужчина в дорогом костюме вытер рот салфеткой, и продолжил говорить по телефону, — нет, не простыл. Шапку надеваю!
Официант принес счёт и долил остатки бурбона из графина в бокал.
— Да, бабуль, ты была права. Та ассистентка и правда на мусоров работала. — он пригубил из бокала и положил деньги в папку. — Не переживай, она ничего важного не узнала и уже бежит из страны. Спасибо, кстати. С меня причитается! А копы сейчас будут бегать по одному следу с той партией вейпов. Да! И я тебя целую!

Он положил трубку, выпил ещё и отправился в туалет. Через полминуты один из посетителей ресторана встал и отправился за ним. Когда Джейсон Булькин вышел из кабинки, незнакомец подошёл к нему со спины и сказал:
— Бабуля Родригез передаёт привет! — и сделал несколько выстрелов в спину.

Виталий Александрович





ПЕРВЫЙ


… В шестом классе я получала учебники. И вот, проверяя их на предмет различных недостатков и брака, в одном из учебников я обнаружила надпись простым карандашом: «Привет, я — Первый. Ищи другие учебники, которые были моими, и весь год не будешь знать горя. Эта надпись есть во всех книгах на этом же месте. Удачи!» Итак, мне тринадцать, я обнаруживаю загадочную надпись в учебнике, и она побуждает меня к действию. Что делать? Конечно же, повиноваться и пуститься в приключения с головой. Эта надпись увлекла меня. К тому же, в том возрасте я отчаянно верила, что приключения и фэнтези-мир точно ждут меня и начнётся это всё примерно так. Немного погодя я начала рассуждать. Надпись я обнаружила в учебнике по истории, на странице содержания: туда редко заглядывают при проверке, поэтому я подумала, что вполне могу выменять все учебники этого «Первого», а дальше уж и посмотрим, что делать. Так и вышло. К концу второй четверти я выменяла у всех шестиклассников из параллели все учебники этого загадочного персонажа. Это оказалось не так-то легко. Некоторые ребята из параллельных классов, узнав, что мне нужен их учебник, противились и не хотели меняться: пришлось подкупать, благо запросы небольшие. Мальчишки обходились чипсами, а девчонки — журналами о моде. А еще путём логическим мыслеисчислений и небольших знаний я вывела, что этот первый — семиклассник. Потому как учебники закупали в прошлом году. …На зимних каникулах я изучала все подписки и комментарии, которые не могла прочитать, так как учебники были ещё не у меня. Но вперёд забегать не стала. Решила, что это было бы нечестно. Кроме ознакомительной подписки в начале учебника были комментарии по поводу настроения учителя в день преподавания темы. Например: "Лидия Петровна, кажется, не выспалась. Ей бы вместо того, что рассказывать про ледовое побоище, кофе выпить. Ну нельзя детям с такими щщами историю преподавать, помереть же можно!" Самое интересное, что такие комментарии были зачастую очень в тему и веселили меня, делая не самое весёлое время в школе чуточку интереснее. В учебнике по алгебре к самым сложным уравнениям мелким почерком были подписаны пути решения, но не ответ. Этот Первый оказался на редкость сообразительным и вместо самого ответа лишь разъяснял, как решить. Так что нелюбимая мной математика стала одним из самых любимых предметов в школе. В конце года на форзаце учебника биологии я обнаружила инструкцию: «В учебнике по математике есть кармашек для формуляра, аккуратно разбери его — там следующее послание». Разобрав кармашек, я поняла: приключения только начинаются. Там было написано: «Ищи меня в следующем году!»

… 30 августа в 8.00 я уже стояла на пороге библиотеки. Спросите меня, зачем? Да чтобы не мучаться и не выменивать книги у учеников из параллели: мне вообще-то не очень понравилось в прошлом году. Да и комментарии от моего загадочного друга и вправду помогали в учёбе, поэтому хотелось бы получить их вовремя. А не тогда, когда уже прошли тему. Новый учебный год, новое приветствие на странице с указанием издательства: «Привет, это снова я. Надеюсь, эту надпись ты обнаруживаешь уже второй раз, иначе обидно, если бы мои предыдущие старания не были оценены. В общем, сложно предугадать, в курсе ты или нет, но добро пожаловать, Боец! Я — Первый, и я тебе помогу». "Ещё как в курсе…" — подумала я и с нетерпением стала ждать прохождения новых тем по любым предметам, лишь бы снова увидеть знакомый почерк, который уже стал таким родным за тот год. Я для себя решила: любопытство, конечно, хорошо, но всему своё время, — и просто ждала. По учебникам к концу седьмого класса я поняла, что мой таинственный инкогнито лучше всего разбирается в праве, математике и химии, так как в учебниках по этим предметам было больше всего пометок. Зато не любит русский язык: в основном, из-за нашей «русички» — старой грымзы, которая снижает оценки за помарки. За помарки, Карл! На уроке литературы я обнаружила очень интересную пометку: « Капитанская дочка, конечно, ничё такое произведение, но, знаешь, мне больше Булгаков нравится». Я сразу поняла, что это намек. У Булгакова оказалось немало литературы в нашей школьной библиотеке, некоторые книги были в нескольких экземплярах. Но я не сдавалась, а, включив голову, додумалась, что одно из самых популярных произведений — «Мастер и Маргарита». Взяв эту книгу, я поспешила в школьный туалет и заперлась в кабинке. И, конечно, на странице содержания меня ждало приветствие. Это была наша первая «встреча» вне учебы. Во всех книгах, которые он советовал, было гораздо больше комментариев, чем в учебниках; видно, что он любил читать. В тот год я прочитала много хороших книг благодаря Первому, он стал моим учителем не только в школе, но и в свободное время. Я в какой-то мере даже начала считать его своим другом. … В восьмом классе я, привычно самая первая, взяла все книги в библиотеке, сортируя, моё это или нет. Библиотекарь уже не впервые на меня посмотрела, когда я облегчённо вздохнула, открыв книги на содержании. Но ей-то откуда знать, что меня так радует? Всё лето я ждала похода в библиотеку и продолжения этой игры. Школа перестала быть для меня каторгой, а учёба стала гораздо интереснее. Комментарии всё так же радовали меня, помогали учиться и находиться в хорошем настроении.

По совету Первого я также продолжала читать книги. …Урок музыки. Нам раздали брошюры с текстом разучиваемой песни. Я привычным движением раскрываю на содержании. пусто. Весь урок сидела как на иголках. Как же так? Я думала, тут что-то интересное будет… После урока вызвалась помочь учителю собрать брошюры. А на перемене спросила, можно ли посмотреть их, прикинувшись, будто интересуюсь программой. Я нашла. Но из-за того, что эти брошюры не выдаются на дом, я боялась, что кто-то узнает наш секрет. Мне пришлось выкрасть брошюру. И вот — конец года. Мы учим «Катюшу», а под ней комментарий: «Патриотизм, военные песни. Если хочешь, чтобы душа реально взлетала, послушай Fall Out Boy – Headfirst Slide Into Cooperstown On A Bad Bet. Договорились?» Песня меня очень вдохновила, как и группа. Оценив музыкальный вкус своего друга, я всё лето упивалась новой музыкой. … Заветные книги у меня. Всё как всегда: пометки, комментарии, советы книг, музыки. И тут я поняла. Это конец! Общение получается какое-то одностороннее. Я же ни разу ни в одной книге не написала ответ. А вдруг он ждёт, что его собеседник с этой стороны пошлёт ему весточку, захочет подружиться? В конце концов, поблагодарит? И до меня дошло ещё кое-что. А что, если он выпустился и после девятого пойдёт в колледж? То есть его уже может не быть в школе… С этого момента началась моя история порчи школьного имущества. Мне пришлось заново брать все книги из библиотеки и писать там ответы Первому на случай, если он всё ещё учится у нас и ждёт ответа — а это, между прочим, единственные книги, которые в свободном доступе: ну, вроде как открытый чат. Можно брать и сдавать. После этого я стала каждую неделю проверять их на предмет появления новых подписей. Их не было. И я пошла на крайние меры. Я стала отслеживать по расписанию десятиклассников, на переменах пробиралась в их кабинеты и на двух партах из одного кабинета писала: «Привет, Первый, жду тебя сегодня в 19.00 возле футбольного поля школы». Почему на двух? Четыре класса, две парты, восемь надписей, десять минут перемены. И всего лишь одна я, которая писала и бегала по этажам. Я надеялась на удачу. На эти встречи я приходила каждый вечер. Но, конечно же, наблюдала издалека: вдруг придёт не тот? А как понять, что это «тот»? Сама не зная, я надеялась, что пойму с первого взгляда, как в кино. Целый месяц я каждый день портила парты в надежде на встречу.

И тут в столовой на одном из столов, которые предназначались для девятых классов, я увидела надпись. Вообще, это не мой стол был, а параллели, но меня зацепило почему-то. И я, нагло растолкав обедающих ребят, увидела знакомый почерк: «Боец, не ищи Первого. Я неуловим. Лучше отмой все парты за собой, иначе не буду писать пометки для десятого класса». Этот текст точно для меня. И никто ничего не понял. Это как обычная записка, каких много бывает на столах. Многие даже внимания не обратят, если не ждут, конечно. А я ждала. Уф. Не выпустился. Игра продолжается! Следующий день я самопровозгласила своим личным субботником и отмыла все свои писульки. Что же теперь делать? Как его найти? Так началась моя история шпионажа. Я написала дома 68 бумажек с надписью: «Я знаю, это ты пишешь на полях!». 68 — потому что именно столько парней во всех десятых классах. Записку написала без прозвища, иначе сразу бы пошли слухи и план бы сорвался, а о том, что кто-то пишет в учебниках, знаю только я. Теперь остаётся подкидывать по бумажке каждому из парней и следить, как они их обнаружат. По четыре бумажки в день, пять дней в неделю. За месяц я наподкидывала макулатуры в куртки всех парней десятых классов и пару раз чуть не попалась. А один раз влюблённая десятиклассница подумала, что я хочу отбить её парня. Ох и убегала я! Реакции на записки были такие: либо удивление, либо безразличие. Никто странно себя не вёл — он себя не выдал. Сложно было из одинаковых реакций выбрать кого-то, кто как-то выделялся, ведь не выделялся никто. Все были практически идентичны. Провал. Но, думаю, внимание я привлекла. И либо он перестанет писать, либо он уже знает, кто его ищет. Я ведь особо не заботилась о том, чтобы быть незамеченной. Итого, какие результаты мы имеем: — Конец года. — Первый всё ещё учится. — Он знает, что его ищут. — Возможно, он знает, кто именно его ищет. Замечательно. … Всё по-старому. Я донашиваю учебники первого, но теперь уже за десятый класс. На одной из первых страниц он отчитал меня за то, что я его ищу. Стало обидно. Я-то думала мы друзья. Ах да, мы ведь даже не знакомы! Я так его и не нашла и совсем не знаю, что делать. Видимо, он не хочет открывать тайну, но этот год — последний шанс познакомиться. Как он не поймёт?! Продолжив шпионить за мальчиками из теперь уже одиннадцатого класса, я не получила ровно никакого результата. Решив действовать кардинально, я написала двести записок с текстом «Твой Боец ищет тебя, дай знак». Разбросала во всех укромных и неукромных местах школы, лишь бы кто заметил.

Ответа не последовало ни в течение месяца, ни к Новому Году. Тишина. В итоге я плюнула на это дело, но иногда продолжала проверять книги в библиотеке — ну мало ли! Сама начала готовиться к ЕГЭ, которое предстоит уже через полтора года. Ушла в учёбу с головой, пользуясь помощью Первого в учебниках. Год подошел к концу. Никаких знаков. Никаких надписей в столовой или классах. Только комментарии и пометки в учебниках и всего пять новых книг. … 30 августа. 7.55 утра. Я, новоиспечённая без пяти минут одиннадцатиклассница, стою у дверей школы. Нервно поглядываю на часы. Пять минут показались вечностью. Вот восемь часов, двери открываются, и я лечу в библиотеку. Привычно начинаю шарить по стеллажам с учебниками. Когда прошерстила все учебники алгебры за одиннадцатый класс и не нашла ни одной надписи, у меня ухнуло в груди. Это конец? — Скажите, а в этом году, летом, вы делали ревизию, да? — промямлила я. Кажется, в тот момент я была близка к инфаркту. — Да, к нам приходили студенты и помогали нам приводить учебники в порядок. Какие порвались, какие были исписаны. — А те, которые были исписаны, — что вы с ними сделали? — Некоторые списали, некоторые исправляли корректором или стирали надписи. — Можно посмотреть списанные? — Да, конечно. А зачем? — Пожалуйста, не спрашивайте! В горе списанной литературы оказались книги, почёрканные ручкой. Книги Первого были исписаны карандашом, значит, его пометки просто стёрли. Это конец! … К Новому Году я начала понемногу приходить в себя. Хотя было немного грустно и всё так же хотелось познакомиться с Первым, но теперь всё потеряно. На каникулы я взяла книгу: сборник рассказов Чехова, из школьной библиотеки. Дойдя до рассказа «Палата №6», я увидела знакомые, выведенные карандашом, маленькие буковки: «Похоже на нашу школу». Это он! И эту книгу он мне не советовал! Значит, он всё-таки писал заметки за одиннадцатый класс. И тут до меня дошло… … Десятого января, после зимних каникул, я мчу в школу как угорелая. В библиотеке прошу все книги, которые брала за эти годы по совету Первого. Из каждой вынимаю формуляр, в котором отмечено, кто брал книгу. Имя, фамилия и класс. И… Во всех книгах есть одно имя, которое повторяется ровно во всех книгах. Примерно через

два-три человека передо мной. Это точно он. Теперь я знаю имя, фамилию, возраст, школу и класс, где он учился. Можно найти в социальных сетях, но есть проблема: он там может быть зарегистрирован не под своей фамилией. Попытка не пытка, подумала я. И нашла двух человек с полностью идентичными данными. Надо же, какое совпадение. Полные тёзки учились в одном классе. Терминальная стадия расследования. Что написать? Как не выдать секрет? И я решила играть, как Каспаров против компьютера. По-крупному! Я начала два полностью одинаковых со своей стороны диалога с обоими ребятами. Разговоры подошли к хобби. Я ответила, что люблю читать и слушать музыку. Попросила посоветовать, что почитать или «хорошее музло». Один из них скинул песню «Fall Out Boy — 27». — Первый, я тебя нашла…

Светлана Баш




ПУТЁВКА В ЖИЗНЬ


Молодой дракон грациозно приземлился у входа в родную пещеру.
- Сынок! Наконец-то! А мы заждались, есть отличная новость для тебя! - Ариро встречали чем-то взволнованные родители. Он тоже волновался, и у него тоже была для них новость.
- Все случилось! – заявил отец, пряча торжествующую улыбку, что плохо ему удавалось.
- Что случилось? – испуганно спросил Ариро.
- Все сбылось! – подхватила мать, кончик ее хвоста нервно бил по полу пещеры.
- Что сбылось?
- Наконец-то! Теперь у тебя есть билет в лучшую жизнь! Мы смогли!
- Сынок… - отец обнял ничего не понимающего Ариро и доверительно вполголоса заговорил: – Мы всегда были простыми драконами. Обычными. Мы не имели огромных сокровищ, не держали в страхе близлежащие города, не воровали безнаказанно овец с человеческих пастбищ, как наши великие предки. Не содержали замков. Мы жили скромно, даже свой истинный облик принимали разве что дома, а так старались ничем не отличаться от людей. И ты, конечно, часто задавал себе вопрос, почему мы – семья истинных драконов, покупаем еду на рынке в соседней деревне, а не требуем дань с королей?
- Не задавал…
- Задавал-задавал. И ты думал: «Почему я – юный двухсотлетний летающий огнедышащий ящер должен принимать облик обычного мальчика и идти в школу вместе с восьмилетними человеческими детишками?»
- Не думал…
- Думал-думал! А еще ты читал все эти книги, легенды и сказания.
- Ну, читал…
- И не говори, что ты не спрашивал меня: «Папа, а почему наш троюродный дядя Агырос вообще никогда не превращается в человека, летает, где хочет и делает, что хочет?»
- Ну, спрашивал…
- Теперь, когда ты подрос, я могу тебе ответить. Понимаешь, в драконьем роду все не так просто. Нельзя вот так взять, и быть драконом, когда тебе хочется. У каждого свое место, свое положение в обществе. Да, те, кто сумел добыть несметные сокровища, могут позволить себе все. Но остальные… остальные должны знать свое место, иначе нас просто-напросто истребят. Мы с мамой всю жизнь так и делали, но для тебя всегда хотели большего. И вот, настал день, когда наша мечта сбылась. Теперь ты будешь не просто драконом, а ДРАКОНОМ! Истинным чудовищем! Сказочным огнедышащим монстром. Ты будешь вольно летать в небесах, не зная пределов. У тебя появится свой клад, сынок. Ты будешь уважаем. Наши богатые и знаменитые сородичи призн;ют тебя!
- Да? – Ариро скосил взгляд на маму, та радостно улыбалась и кивала.
- Мы с мамой все-таки сделали это!
- Так, что вы сделали?
- Ты ведь знаешь эту традицию: что обычный дракон может стать великим, одним из первых, лидером своего племени, если похитит принцессу и…
- Пфф! – дракон махнул лапой. – Вы об этом пошлом похищении принцесс? И долго вы думали? Нет, нет, нет! Я не собираюсь…
- И сколько мне ждать?! – резкий высокий голосок заставил Ариро обернуться. В зал вошла невысокая светловолосая девушка в шикарном голубом платье, полы которого она придерживала, чтобы ненароком не испачкать. Ее можно было бы назвать симпатичной, если бы не перекошенное от злости лицо. – Я вам что, крестьянская девка какая-нибудь?! Вы обещали, что я буду сидеть в этой темной сырой пещере совсем не долго! «Полчасика-часик, - говорили вы, - и придет он – твой жених! Сильный, могущественный, богатый! Настоящий дракон! Он сразу же превратиться в человека – очень красивого мужчину! – обещали вы, - И ты с ним будешь очень счастлива всю оставшуюся жизнь!»
- Кто это? – у Ариро глаза сами поползли на лоб.
- Принцесса… - отец виновато улыбнулся.
- Я хочу свадьбу! – потребовала принцесса, топнув для убедительности ножкой. – Прямо сейчас!
- С ке-кем… - заикаясь, спросил Ариро.
- С тобой… Мы нашли тебе жену! – ответила мать.
Ариро сел на хвост и на несколько минут потерял дар речи.
- Зачем?! – наконец спросил он.
- Как зачем? – отец выглядел недовольным. – Ты что, не понимаешь? Принцесса – это твоя путевка в большую драконью жизнь. Лучшая еда, лучшие пещеры и замки, лучшие охотничьи угодья, собственный клад! У тебя все будет! Мы прибудем на ежегодный слет драконов и предъявим настоящую принцессу с настоящей родословной: «Вот, мол, и вот. Похитил сынок наш Ариро». И кто после этого откажется принять тебя в высшее общество?
- Вы не говорили, что ваш сын идиот! – вмешалась принцесса. - Хватит ему растолковывать элементарные вещи, давайте уже превращайте его в красавца-мужчину! Мое терпение не безгранично!
- Я не хочу никаких принцесс! – в отчаянии выкрикнул Ариро.
- Тебя не спрашивают! – милая девушка гаркнула так, что драконы присели.
- Ариро, сыночек! – за дело взялась мама, она всегда умела уговорить своего маленького дракончика. – Пожалуйста, не огорчай нас. Эта принцесса – лучшее, что может случить с тобой в жизни. Она образована, воспитана. Наследница знатного рода. А ее папа обещал дать в приданное огромные сокровища. К тому же традиция – драконы, принцессы, похищение, любовь… Как мы заставим наших сородичей уважать нас, если не станем соблюдать традиции? Неужели ты не хочешь стать настоящим великим драконом?
- Хочу, - кивнул Ариро, - но…
- Что «но»?! – хором воскликнули родители и принцесса.
- Но о чем я буду с ней разговаривать?
- Что?.. – снова спросили они хором.
- Разговаривать. О чем?
- А зачем разговаривать? – недоумевала принцесса.
- Чтобы было хорошо вместе, - Ариро пожал плечами, это казалось ему само собой разумеющимся. – Да, она красивая, воспитанная, из знатного рода. Традиции, похищение, престиж и все такое… Но она же не умеет летать!
- Зачем мне летать? Только ненормалные летают! Когда летаешь, можно разбиться! – истерила принцесса.
- Вы меня, конечно, простите, - продолжал молодой дракон. – Может я никогда и не стану великим, не войду в высокое общество, но я уже сделал выбор…
Он на мгновение высунулся из пещеры, махнул кому-то, и вскоре перед родителями предстала молодая драконица. Она улыбнулась, кивнула зеленой головой и скромно потупила взгляд.
- Это немыслимо! Это позор! – заорала принцесса, ее лицо стало красным, словно вареная свекла.
- Позвольте вам представить – моя невеста Арра.
Родители молчали. Они выглядели крайне растерянными.
– Это скандал! Это война! – кричала тем временем наследница престола. – Мой папа соберет армию рыцарей, рыцари поднимут лес копий! Вас всех перебьют! Ваши головы украсят наши дворцы! Вы – поганые ящеры!..
- Арра? – переспросила мать. – Очень приятно…
- С вас сдерут шкуры! Вы все, все тут умрете! Я вас запомнила!
- Пожалуй, - вздохнул отец, - отнесу-ка я кое-кого обратно… - Он подхватил орущую принцессу и вылетел из пещеры. - Вот так и я когда-то упустил хорошую возможность попасть в высшее общество. Зато она умеет летать…

© Владислав Скрипач




;В ТРАВМЕ


В травме был один доктор. Все мотоциклисты его были, и даже зимой. Причем мотоциклисты поступали в виде пазла. Любимыми словами его были: "Тэээк-с, этот на тысячу деталей потянет".

Один раз привезли девушку-байкершу. Красивую-красивую. Когда он над ней шаманить начал, сказал:

- Не пикнешь - женюсь.

Не пикнула. Женился.

Теперь, когда ему говорят, что жена у него красивая, он отвечает:

- Нравится? Сам собирал.

© Из сети
Источник: Quality Journal




О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ


Накануне новогодних праздников Роза Львовна имела серьезные, дошедшие до глубокой внутренней неприязни, семейно-бытовые разногласия с зятем. Поскольку Роза Львовна была женщиной воспитанной и образованной, она не стала опускаться до кухонных разборок, а преподнесла зятю на Новый год подарочное издание романа Достоевского “Идиот” в глянцевой суперобложке.

Зять Миша намёк понял, однако, будучи выходцем из интеллигентной профессорской семьи, счёл ниже своего достоинства выяснять с тещей отношения, вместо чего презентовал Розе Львовне томик Фейхтвангера с романом “Безобразная герцогиня Маргарита Маульташ”.

Роза Львовна подарок приняла, но обиду затаила и нанесла ответный удар, положив 23 февраля на письменный стол зятя аккуратно завёрнутый в нарядную бумагу “Скотный двор” Оруэлла.

После чего ранним утром восьмого марта получила перевязанный розовой лентой экземпляр “Собачьего сердца” с надписью „На долгую память от любящего вас Миши”…

Теща нервно хмыкнула и демонстративно подвинула наутро к завтракающему зятю “Сатирикон“ Петрония Арбитра.

Начитанный Миша быстро разобрался, что теща просто-напросто обозвала его козлом и, сдерживая гнев, осведомился, не приходилось ли Розе Львовне читать гоголевских “Записок сумасшедшего”, на что теща отвечала, что нет, не приходилось, поскольку ей в отличие от некоторых как-то ближе адекватная литература вроде “Доводов рассудка” Джейн Остин.

Зять пререкаться не стал, но привёз Розе Львовне из ближайшей командировки сразу два подарка: “Декамерон” Боккаччо и „Мать“ Горького.

Сопоставив несопоставимые произведения, теща смекнула, что зять совсем потерял стыд и просто-напросто опустился до нецензурной брани. Тем не менее она не стала поднимать шум или валиться в кресло с сердечным приступом, а хладнокровно передала через внучку Уголовный кодекс и книжку Чуковского “От двух до пяти”.

В день своего рождения Роза Львовна приняла от Миши эксклюзивное издание “Убийства в Восточном экспрессе“ Агаты Кристи на языке оригинала. На что она бесстрашно и с явной угрозой ответила матово поблескивающим томиком Маркеса “Сто лет одиночества”.

По-настоящему теща встревожилась лишь тогда, когда перед совместной семейной поездкой на море она получила по почте богато иллюстрированную тургеневскую “Муму”. Сопоставив свою весовую категорию с весьма недурно накачанным зятем, Роза Львовна ужаснулась и побежала в букинистический магазин покупать через знакомую продавщицу изданную аж в позапрошлом веке пьесу Шекспира “Много шума из ничего”. Подумав, она также приложила к ней Хемингуэевское “Прощай, оружие!” и передала купленное Мише с пожеланиями хорошего отдыха.

Миша сухо поблагодарил и ответил книгой Ремарка “На Западном фронте без перемен”.

Роза Львовна заискивающе подкинула на супружеское ложе зятя брошюрку под названием “Роскошь человеческого общения”, получив в ответ на прикроватной тумбочке затрёпанный томик Ленина, снабжённый заголовком “Лучше меньше да лучше”.

Роза Львовна всплакнула и унизилась до того, что торжественно преподнесла Мише на именины повесть Стругацких “Трудно быть богом” с автографами авторов.

Польщенный Миша смягчился и выписал теще с интернета “Возвращение в дивный новый мир” Олдоса Хаксли.

Роза Львовна, растрогавшись, выпросила для него у подруги прижизненное издание мопассановского “Милого друга”.

Зять улыбался и лобызал теще ручку, но Роза Львовна тем не менее заметила за креслом перевязанную подарочным шнурком подшивку журнала “Крокодил” за год, соответствующий году ее рождения.

Перед Новогодними праздниками Роза Львовна столкнулась в подъезде с соседкой, нагруженной сумками с провизией.

– Счастливая вы, Роза Львовна..! – сказала та, переводя дух. – Мой зять хуже аспида, хоть я его кормлю да пою, а ваш Мишенька в вас прямо души не чает. Ни криков, ни скандалов. И как это у вас получается..?

– Книжки любим читать, Марья Семёновна, – кротко сказала Роза Львовна. – Читайте книжки, они плохому не научат…

И поправила под мышкой томик Чехова с закладкой на рассказе “Невидимые миру слёзы”…»

© Афруз Мамедова
http://proza.ru/avtor/afruz




ДРАКОНА НЕ УБЬЮТ, ПРИНЦЕССУ НЕ ПОХИТЯТ


закроется тюрьма, откроется музей. Красивые поля утонут в малахите, весёлые лучи в небесной бирюзе.

На этом кончен бал, комедия финита, —
сказал один дракон, прихлебывая чай. Офонарела ночь, и дверь была открыта. Осенний крупный снег, как с барского плеча, захватывал скамьи, деревья и балконы.
Дракон решил пройтись, разведать, что почём.
На самом деле он не выглядел драконом, а выглядел худым нелепым скрипачом. И сказочником, да.
Вот ящером едва ли. Никто не норовил писать с него портрет.
Его большой роман нигде не издавали,
поскольку это чушь, утопия и бред, зелёная тоска, и чушь, и бред — по кругу.
Вздыхал дракон-отец, тайком жалела мать.
И шёл один дракон к единственному другу в пекарню за углом на скрипке поиграть.
Конечно, с детских лет и дураку известно,
что, если взял смычок и скрипку, — то звучи.
От музыки пышней, великолепней тесто, и, как по волшебству, пекутся калачи.
Пока лежал листок, распятый на асфальте, про лучшие шкафы, которые купе,
какие пироги рождались под Вивальди. А к булочке вообще причастен был Шопен.
Чудесный пекарь прав — нельзя совсем без плюшек. И кто-то вдаль глядел на пятом этаже.
И таял мокрый снег, переливались лужи.
Обратно шёл дракон, обдумывал сюжет
для нового труда: кленовая аллея, отважный паладин на боевом коне.
Дракона не убьют, планета уцелеет, принцесса за шитьём. И сказка о весне.

Резная Свирель




КАКОЙ СВЕКРОВЬЮ БУДУ Я


Чой-то навеяло мне в мою светлую голову порассуждать, какой я буду свекровью в будущем. А чо? Не за горами, когда наступит тот счастливый день, ляжущим или лягущим мне шрамом (вот такой рубец) на мое открытое, добрейшее сердце. Ведь когда- нибудь , мое чадо приведет красотку за руку и пробасит усами: "Ма, па, она будет моей женой".
О.. . Мои седые волосы... Да, я морально готовлюсь отдать в чужие женские руки, моё творение, в которое я вложила столько сил и чумашедшей яжематеринской любви. Да, да!!!! Я готовлюсь, воспаленным мозгом, что приму её, как дочь, а не как курицу, которая снесёт золотую внучку или внука. Какая она будет? Красивая, добрая, умная? Или может страшная и злая ? А че? Любовь зла, полюбишь и козла... Или козу.
Мы недавно, на море познакомились с папой двух взрослых барышень, который воспитывал, после побега бывшей к любовнику, своих дочек сам. Так за рюмочкой чаю, мы вели разговоры на тему нынешней молодёжи. Он нам доказывал , что сейчас, поголовно, все мужики пидоры. Ну а мы, с подружкой, имеющая, каждая, за плечами по великовозрастному волосатому сыну, с коко-кольной пеной под вискарь, парировали, что все бабы сейчас лохудры. Спор не пришёл к логическому заключению, ибо мы прекратили его, чтоб всё не закончилось банальной бытовухой с морем крови и трупов. Мы с подругой бабы то ещё те. Росли в 90. Детство было тяжёлое. Эх, как сейчас помню, на джинсах ремень с огромной пряжкой, а в кармане подшипник на цепи. Это я сейчас нежная. Да и то, по отношению к некоторым. А так, могу и по рогам треснуть. Ладно, что-то я не туда свернула со своими воспоминаниями... Жить надо настоящим, но предвидить будущую невестку тоже надо, чтоб быть готовой к катаклизме.
А чего не так? Резануло ухо слово клизма? Ой, ой, какие все ранимые. Сами ведь знаете, каждая вторая невеста, после свадьбы превращается в ведьму . У неё левая рука начинает лезть в карман к мужу за дублонами, а вторая превращается в метлу, чтоб если че, улететь к лысому на гору. Ну или на Лысую гору. Хрен их поймёт, куда занесет шальную. Я конечно надеюсь, что моя то невестка, будет точно, уважать свою Фторую маму, заботиться о своем муже, моей кровиночке и рожать здоровых детей. Дома будет чистота, уют, пирожки и всепоглащающая любовь....
А теперь по Станиславскому:" Не верю!"
Чует моя хитрая пятая точка, что придёт такая расфуфыренная краля, вылезшая только недавно из-за парты и начнет вить веревки из моего доброго мальчика. Вот даже спинным мозгом чую, как шипит коброй в его ушко :" Ты же взрослый, не слушай мать, у нас своя семья. Я жена твоя..." Бла, бла, бла.... Тьфу... А ведь дойдет и до того, что потом нежным голоском проворкует:" Отвези свою мать в приют для пожилых". Пожилых, хм... Поживших значит, блин.
Вот хорошо у таджиков и разных там восточных людей. Первую жену сыну выбирает мать, чтоб она, как старшая в семье, в старости заботились о матери. Ну а остальные жены, уже для души и всего остального. У нас то все не так. Жена она кто у нас? Небожитель, вокруг которой крутятся все планеты, как вентилятор.
Вы хотите задать мне вопрос и стесняетесь? Хотите спросить, как я сама себя ощущаю в роли жены? Да, не надо ничего спрашивать! Сама отвечу. Я идеал. По отношению к мужу, я - золото. По отношению к сыну - бриллиант, с хорошей огранкой. По отношению к свекрови... Хм... Мученица. Кто? Я? Или она? Пусть это останется моим маленьким секретом.
Все, решено. Пора готовиться к войне! Сначала необходимо разработать стратегию по отношению к потенциальному врагу. Потом детально преступать к тактическим действиям. Надеюсь время, до второго проишествия у меня ещё есть. Ой, пришествия.
Хотя... Надежда умирает последней... Надеюсь сын не женится на Надежде, а приведет всё-таки, Золошку. Которая и на балу всех поразит и дома сможет крупу от золы разобрать. Да и крестная у нее будет ещё та, фея, с волшебной палочкой. И воцарица или во царица? Царица? Какая такая царица? У нас в семье одна царица. И это я! Будущая злая свекровь.

Юлия Варшавская




ЖЕЛАНИЯ ДОЛЖНЫ ИСПОЛНЯТЬСЯ


Последняя сумка еще не разобранных писем стояла на полу. Елена Ивановна со вздохом встала со стула и подтащила ее к себе. В их маленьком городке до сих пор опускали письма в почтовые ящики. Старенькие, покосившиеся, эти "хранители" чьих-то мыслей, просьб и укоров висели на фонарных столбах, раскрыв ротики-щели и глотая конверты с разноцветными марками.

А потом работники почты собирали их и, рассортировав, отправляли дальше.

Лена проработала на почте почти всю свою жизнь. Были, правда, попытки уйти куда-нибудь на более "денежную", "перспективную" и "непыльную" работу, но в итоге она все равно вернулась сюда. То ли подружки, с которыми она пришла работать на почту совсем девчонкой, не давали прижиться на новом месте, то ли очарование самих писем, еще не прочитанных, хранящих аромат чернил, чьих-то духов или отпечатков замасленных пальцев будоражили впечатлительную и от природы романтичную Елену.

Елена Ивановна устала. Под Новый год писем всегда было очень много. Открытки, приглашения, просто толстенькие конверты с исписанными мелким почерком листами, в которых поместилось все, что произошло за год, - все нужно было разложить, подготовить для отправки в центральные почтовые отделения.

Женщина вынимала из сумки пачки писем, быстро, ловко раскладывала их по стопкам, что-то помечала в журнале, шептала какие-то цифры, потом бросала быстрый взгляд на часы, качала головой и снова тянула руку за очередной кипой корреспонденции.

...Это письмо, подписанное красивым, с вензелями, почерком, с обратным адресом и маркой, в специальном, "Новогоднем" конверте, заставило Лену замереть.

-Ну, вот опять! Ну, что же вы делаете-то?! - сокрушенно покачала она головой.

Очередное письмо, адресованное Деду Морозу, видимо, было написано чьей-то мамой. Сын или дочка, закусив губу, стояли рядом с ней, заглядывали через плечо, проверяя, точно ли мама записала все пожелания, потом нарисовали снежинки, раскрасили елочки и вместе заклеили конверт. Конверт с чьей-то мечтой...

Обычно на почте такие письма просто выбрасывали. Сначала было жалко, потом привыкали и, не глядя, опускали их в измельчитель. Мечты разлетались на тысячи тонких полосочек, магия вспыхивала и сгорала, так и не исполнив новогоднее желание.

Елена Ивановна протянула, было, руку к мусорному ведру, но потом вдруг остановилась. Она, дочка до предела честных родителей-"материалистов", лет с четырех знала, что подарки приносят папа и мама, что Дед Мороз - это наряженный завхоз их детского садика, а Снегурочка - его дочка, работающая лаборанткой. Писем на Северный Полюс Леночка никогда не писала, прямо говоря родителям, что бы хотела увидеть под наряженной елкой.

А иногда хотелось чуда, волшебства, чтоб, как в кино, закружила зимняя вьюга, рассыпалась по веткам елей серебряными жемчужинками и оставила что-то, только для тебя, загадочное, скрытое за красочной оберткой и от того заставляющее часто дышать и пританцовывать от нетерпения...

Часы пробили восемь. Рабочий день давно закончился, Пашка уже, наверное, пришел с работы и, включив музыку, разогревает на плите вчерашний борщ, вздыхает, что матери до сих пор нет, а на улице гололед. Минут через пять он обязательно позвонит, поторопит, а потом придет сам и уведет мать домой.

Елена Ивановна быстро огляделась по сторонам, как будто в темных углах спящей комнаты могли притаиться почтовые гномы и следить за ней, взяла канцелярский нож и вскрыла конверт.

За окном закаркала ворона.

-Крррамольно! Кррррамольно! - так и слышалось в ее надрывном, охрипшем крике.

-Ладно тебе! - шикнула Лена. - Я только одним глазком. Все равно выкидывать!

Красивый, бегущий по строчкам почерк был как будто ниточкой следов фигуристки, что танцевала на звонком, искристо-хрустком льду и оставила эти завитки от "акселей" и вращений.

-Ай да письмо! Такое приятно и в руках держать! - ценительница труда "пера и чернил" даже прицокнула языком. Глаза быстро побежали по строчкам.

"Дорогой Дед Мороз! Это опять я, твоя Ульянка. Как дела? Узнал?

Не знаю, зачем пишу тебе вот уже двадцать лет подряд, привыкла, наверное...

Ну, ближе к делу. Я знаю, что у тебя куча таких просительниц, поэтому не буду докучать рассказами о своей жизни.

Итак, о желании.

Ты знаешь, я хочу свой Дом. Пишу с большой буквы, чтобы ты не подумал, что мне нужен коттедж или особняк. Мне нужен просто Дом, где бы мне было хорошо. Где бы в мою жизнь пришел еще кто-нибудь... Ну, ты понимаешь... Ты же волшебник! Помоги, ну, хотя бы на этот раз! Я стараюсь, правда! Но ничего не получается. Видимо, верно тогда Полина Андреевна, учительница, прозвала меня "мышкой без норушки"...

Она, наша Полиночка, кстати, уволилась уже из приюта, а за Снегурочку Марина Романовна...

Ой! Ладно, извини, отвлеклась.

Я хочу Дом. Чтоб добро там жило, чтоб смеялись все, и чтоб я туда приходила, а там радость сидит, румяная, щекастая, на меня смотрит. Я научилась печь яблочный пирог, запекать утку и солить огурцы! Я обещала тебе, что научусь! Пришел бы, попробовал...

Помоги! Ты же дед Мороз! И я в тебя верю!

Твоя Ульяна".

Елена Ивановна подняла глаза, поморгала, а потом вновь перечитала ровные, кудрявые строчки.

-Во дает тетя! Двадцать лет письма пишет! И кому?! Деду Морозу! Это ж сколько их мы выкинули?!...

Чужая, странная вера в то, что "дойдет, прочтет, сбудется" заставляла только пожимать плечами. Лена-то не написала ни одного, не верила, не научили...

А потом Елена Ивановна посмотрела на обратный адрес. Это ж в их городе! Она знала этот дом. Улица Кутузова, дом 7. Там коммуналки. Расселяли детдомовских и еще каких-то приезжих из общежития. Им все потом обещали построить хорошие квартиры, да так и заглохло дело...

Ульяна... Красивое имя. И почерк красивый. Сколько ей? Лет двадцать пять или чуть больше, раз пишет письма двадцать лет...

Елена Ивановна вздохнула. И тут в дверь постучали. Паша, единственный сын и опора, пришел вызволять маму из вороха бумаг.

-Мама! Ты на часы смотрела? Домой ты вообще собираешься? - Паша строго смотрела на Елену Ивановну.

Та засуетилась, схватила сумку, сунула руки в предусмотрительно подставленные ей рукава пальто, поправила меховую шапку.

-Да-да! Идем! Я сейчас! - быстро схватила со стола письмо, что только что читала, и положила его в сумочку.

-Мама! Ты что? Читаешь чужие письма?- Паша удивленно взглянул на мать.

-Нет. То есть, да. Одно прочитала. Потом поговорим! Поехали!

-Куда?

-Вот адрес. Мне просто нужно взглянуть на...

-На что? На этот дом?

-Ну, да. В каком-то смысле.

-Это письмо-жалоба, что ли?

Елена Ивановна на миг задумалась.

-В каком-то смысле. Поехали!

-Мама!... Там суп...

-Мы быстро!

Дверь почтового отделения захлопнулась, во дворе взревел мотор, и старенький "Форд" помчал Елену Ивановну по пушисто-вихрастым, залитым карамельно-тягучим светом, улицам захолустного городка...

Вахтер дома на улице Кутузова, Даша, Дарья Николаевна, была хорошо знакома Лене. Вместе когда-то ездили "на картошку", а потом, через несколько лет, Лена гуляла на Дашиной свадьбе...

-Даш, привет! - Елена Ивановна, стряхнув снежинки на кафельный пол, шагнула в каморку вахтера.

-Ой! Леночка! Какими судьбами?

Подруги обнялись. Паша смотрел на них через открытую дверь.

Женщины быстро о чем-то переговорили, то и дело косясь на лестницу, ведущую к квартирам.

-Все, родной! Все, Пашенька! Поехали домой. Извини, измотала я тебя! - Елена Ивановна выскочила из Дашиной каморки и пошла к выходу.

Паша что-то пробурчал в ответ, посадил мать в машину, и они уехали. Даша еще долго смотрела в окошко, кутаясь в пуховую шаль и улыбаясь...

До Нового Года оставалось несколько дней. Снег безумными пчелами носился по дворам, заглядывал в приоткрытые форточки, норовил залететь за воротник зазевавшегося прохожего.

Елена Ивановна позвонила на работу и предупредила, что не появится там до конца праздников.

Пока Паша уехал к друзьям на дачу, Елена Ивановна и Даша, выпив по бокалу шампанского, чтобы "проводить", так сказать, принялись за дело.

-Смотри! А руки-то помнят! - улыбнулась Лена, рисуя красивые, "зимние" узоры на глазуревом окошке..

Даша кивнула и вынула из духовки заготовки. Женщины, чуть дыша, аккуратно вынули все из форм и разложили на большом кухонном столе.

-Ну, теперь самое главное! Давай, осторожненько!

-Да. Ой! Подожди! Что-то руки трясутся. Не надо было шампанское пить!

-Ладно тебе! Мы ж мало совсем. Раз, два, три!

Елена Ивановна руководила, Дарья Николаевна, причитая и пыхтя, помогала. Попугай в клетке, что стояла на тумбочке у выхода в коридор, замер, вытянув шею. Такого представления он не видел очень давно.

К одиннадцати вечера все было готово.

-Все. Завтра упакуем, и пусть Паша отвезет! Я помогу.

Женщины сели на табуретки. Румяные, довольные, они, причмокивая, доедали остатки глазури и смеялись. как когда-то, кажется, сто лет назад.

-Лен!

-Чего?

-Спасибо!

-За что?

-Ну, за все это! - Даша обвела взглядом старенькую кухоньку со следами кулинарного праздника. - Я прям помолодела лет на тридцать!

-Ладно тебе! Пей лучше чай! - Лена засмущалась и пододвинула к подруге тарелку с эклерами...

...Тридцать первого декабря Елена Ивановна поставила перед сыном большую, красивую коробку и тихо сказала:

-Паш, ты меня любишь?

-Мама! Что ты опять затеяла?

-Паша! Ты должен мне помочь! Здесь подарок, его нужно отвезти одному человеку.

-Кому? - Паша смотрел в глаза Елены Ивановны. То ли ему показалось, то ли действительно в них на миг блеснули две искорки, которые исчезли когда-то давно, со смертью отца.

-Вот адрес. Вот письмо. Отдашь в руки. Понимаешь, ты как бы от Деда Мороза подарок доставляешь. Запомни! Меня не упоминать!

- Я эльф? - Паша, усмехнувшись, почесал макушку.

-Да. Ты эльф. Оденься прилично и поезжай. Очень аккуратно, я тебя умоляю!

-Да я нормально еду. Тем более, что дороги расчистили!

-Я не про это. С коробкой аккуратно. Хрупкое там все очень. Распаковать поможешь, все подключишь. Посмотри мне в глаза и пообещай!

Паша посмотрел.

-Обещаю, мама. Я тебя люблю...

"Форд" выехал из переулка и двинулся по пустым улицам. До Нового года оставалось пять часов...

Звонок в дверь застал Ульяну в ванной.

-Эта точно нужная квартира? Вы не перепутали? - Паша строго смотрел на Дарью Николаевну, которая встретила его у подъезда.

-Точно, эта. Звонить два раза. Она откроет, подожди немножко.

-Улька! К тебе! - голос за дверью заставил Павла немного отступить.

-Иду! Спасибо, Денис Петрович!

Щелкнул замок. Ульяна в тонком шерстяном платье, с мокрыми волосами, рассыпавшимися по плечам, стояла в прихожей, разглядывая гостей.

-Ульяна Голубкина?

-Да, здравствуйте. А что случилось?

-Вам тут ма..., то есть вам тут посылка. Вот сопроводительное письмо. Позвольте, я помогу занести. Хрупкое!

Паша смело шагнул вперед, Ульяна посторонилась, испуганно глядя на Дарью Николаевну.

-Где ваша комната? - Павел шагнул в коридор и остановился.

-Вот эта, справа. Заходите, я подержу дверь.

Ульяна растерянно мяла в руках письмо, не решаясь открыть его.

-Давайте сюда поставим! - Дарья Николаевна показала на столик у окна.

-Как скажете!

Паша опустил коробку на стол, разрезал ленты. Стенки коробки распались.

Большой пряничный домик, с прозрачными, украшенными завитками глазурных узоров, стеклами, трубой, большим крыльцом, сахарными гирляндами на крыше и двумя человечками на веранде подсветился теплым, мандариново-шоколадным светом, как будто жильцы пряничного жилища включили ночники и теперь укладываются спать.

Ульяна, опустившись на колени, во все глаза разглядывала подарок. Свет вплетался в ее волосы, взбегал по кудряшкам и слетал вниз, падая на худенькие плечи...

Паша, затаив дыхание, смотрел на девушку. "Нарисовать бы ее, такую, как она сейчас! Чудо, как хороша!" - молодой человек поймал себя на этой мысли и улыбнулся.

"Здравствуй, дорогая Ульяна! Ты просила Дом. Но твой Дом уже в твоем сердце. Ты построила его, оберегала и лелеяла всю свою жизнь. Спасибо, что верила в сказку, несмотря ни на что. Ты и есть Дом, где ждет радость...

Прости, что так надолго задержался с подарком...

Твой дед Мороз."

Девушка растерянно посмотрела на гостей.

-Так не бывает! - прошептала она.

-Ну, бывает-не бывает, а праздник шагает по стране. Ульяночка, с наступающим, дорогая! - Дарья Николаевна обняла девушку, кивнула Паше и вышла...

...-Все хорошо, Лен, как ты хотела! - через несколько минут Даша уже звонила подруге. Они похихикали и попрощались до боя Курантов...

-А вы эльф? - Ульяна повернулась к гостю и улыбнулась.

-Нет, я Паша. Хотя это неважно!

Но это было очень важно, по крайней мере, для Ульяны...

Автор: Зюзинские истории





МУЖ ПО ЗАВЕЩАНИЮ


Высокая и громкоголосая женщина вышла из купе. Разогнала вмиг всех, кто пассажирам отдыхать мешал.
Надо отметить, что наглые и здоровые мужики подчинились вмиг, как по команде.
У нее были пшеничные косы вокруг головы. Яркие синие глаза, румянец на все щеки. Посмотрела в сторону туалета. Оттуда как раз выскочил невысокий худенький мужчина, волосы беленькие, как пушок, с таким по-детски трогательным лицом.
- Ваня! А я уж тебя потеряла! Слышу гвалт стоит, проводница опасается подойти. Думаю, как ты там? Такие ведь и обидят за нечего делать! - произнесла дама.
- Ой, Верунчик! Да я бы их! Ты чего вышла-то, Верочка? Ты же дама! - мужчина робко улыбнулся и прошмыгнул в купе.
Дама окинула взглядом меня и еще парочку скучающих. Угрозы себе и второй половине не увидела. И скрылась тоже.
А позже мы встретились в вагоне-ресторане.
Мест не было, и я пристроилась к ней за столик. Мужа не наблюдалась. Расправившись с мясом и картошкой, дама зычно сказала:
- Меня Вера Андреевна зовут. Можно просто Вера.
- Вы одна? Муж позже подойдет?
- Отдыхает он. Не придет. Я ему горло шарфиком обмотала, морса брусничного дала. Представляешь, ехать, а Ванечка заболеть придумал! Эх, какой. Выскочил ковер хлопать в одном свитере. Вот недоглядела! - последовал ответ.
- Наверное, вы его очень любите. Вон, думали, что хулиганы, встречать вышли. Это ж вы его защищали, а не он вас. И сейчас с такой нежностью говорите! - мечтательно предположила я.
- Да Ванечка мне в наследство достался. Не мой он муж. Хоть и живем вместе. Горюет пока. Жена-то его первая недавно ушла в мир иной. Святая женщина. Добрая какая! - вздохнула Вера.
- Как это? В наследство? - охнула я.
И Вера рассказала.
Ванечка этот раньше жил с Лидией. Они еще со школы дружили, вместе в институте учились. Поженились.
Он изобретательный очень - хоть что мог придумать. Талантливый. Заказы от фирм поступали, жили материально хорошо. Только вот в обычной жизни Ванечек был не приспособленным. В магазине мог сдачу забыть, дорогу переходил не там, где надо, не знал, что где купить и как вообще, вертеться-то. Очень наивный. Мог совершенно постороннему человеку денег дать.
- Не от мира сего твой мужик. Будто по ошибке его на Землю закинули. Одно непонятно - мы ничего заработать не можем, бьемся как рыбы об лед, а этот до того башковитый, что деньги сами текут! - удивлялись их друзья.
Лидия на жизнь не жаловалась. Ее энергии и практичности хватало на двоих. Она сама одевала мужа на работу, смотрела, взял ли он перчатки, завязал ли шарфик. Потом машину купила, отвозить стала. А то Ванечек однажды в такси не тот адрес назвал, задумался. Они удивительным образом дополняли друг друга.
Только когда однажды она угодила в больницу на неделю, то придя домой, ахнула. Муж все это время грыз сухую лапшу, пил воду. Даже чайник не грел. И все, что она оставила в заморозке, так и лежало.
- Без тебя не хочется. И аппетита нет! - улыбнулся Ванечек.
Сын уродился весь в него. Андрюша. Такой же сверхумный, но очень скромный и рассеянный. Правда, интеллектуальные способности Андрюши ценились. А вот жену он себе нашел под стать - тихую девушку Олю из деревни. За главного в семействе, несомненно, Лидия была. И она уже приготовилась и дальше тянуть всех, тем более, внук Лешенька родился. Но... вдруг заболела. И слегла.
Дом осиротел. Ванечка в панике не знал, что делать. Нет, он обратился к лучшим докторам. И был готов заплатить любые деньги. Только не лечилось это.
И у Лидии сердце кровью обливалось. Не за себя. Она мужественно все терпела. Но не смогут же без нее муж и сын! Пропадут! Это же, как орхидею осенью в Сибири высадить! Надеясь, что приживется и даже цвести будет!
И молилась Лидия не о себе. А о том, чтобы Бог помог, помог спасти мужа, сына и внука. И вот тут-то появилась Вера. Она работала сиделкой и приходилась дальней родственницей доктору, который Лидию вел.
Когда Вера первый раз вошла в дом, ее встретил почти хрупкий мужчина, похожий на культурного виконта, говоривший так тихо, что она еле расслышала. Везде царило запустение и уныние. Горы грязного белья, немытая посуда (хотя машинка имелась посудомоечная) и полное ощущение беды в спертом воздухе.
На кровати в комнате – больная, слабая, очень худенькая большеглазая женщина. Улыбнулась Вере. Та вздохнула и засучила рукава.
К вечеру квартиру было не узнать. Все сияло чистотой и свежим воздухом. Из кухни доносился восхитительный аромат котлет, пирожков и жареной курицы. Чистенькая Лидия уснула на свежей постели. Ванечка ее, который хотел ужом выскользнуть за дверь по делам в одной ветровке (он никогда не думал толком, что надевает), был остановлен зычным басом:
- Стоять! Вы чего это, милый человек в такой холод в летней одежде направились? Не хватало еще, чтобы слегли. Жене нужны вы сейчас здоровым, непорядок! Так, вот эту курточку одевайте. И шарфом давайте обмотаю. И ушки шапкой прикройте. Все, вперед и с песней! - отрапортовала Вера.
А у Лидии в комнате слезы на глазах выступили. Дым коромыслом стоял, а сейчас порядок. Громко разговаривает, ходит как слон в посудной лавке эта Вера. Но в руках все кипит и главное - человек хороший!
- Спасибо, Господи. Под присмотром теперь они, - прошептала она.
И решилась, когда совсем худо стало, на разговор с Верой. Вначале издалека начала. Мол, где живет, как дела. Вера жила с мамой и семьей сестры. В "двушке". Тесновато, конечно. Старалась больше на работе бывать. Потому что дома больно народу много, без нее там весело. Она бы и ушла, да пока средств купить не было, снимать тоже дорого. Лет озвучила без прикрас - 45. Замужем не была. Романы были, но не до марша Мендельсона. Она и не унывала. Ничего, одна проживет. Первая, что ли такая? И Лидия выдала:
- Вера, ты заботься о нем, когда меня не станет. Оставляю тебе своего мужа по завещанию! Образно говоря. Завещаю, в общем. Он так легко простужается, всем доверяет!
Вера дар речи потеряла. А когда набрала воздуха, чтобы отказаться, Лидия начала рассказывать. Вера хмурилась. Слушала.
- Не откажи! Хотя бы просто пригляди за ним первое время! Верочка, на колени бы встала, да не могу! - прошептала Лидия.
Вера пообещала.
Не стало вскоре Лидии. Вера подумала - да ну это все! Еще скажут, что она из-за квартиры к мужчине пристала. Да и не нравится она ему нисколько. И он ей вроде тоже. Что за человек? Как божья коровка.
Только чувствовала себя не очень - все-таки слово дала. И решила навестить. Постучалась. Никто не открывает. Дверь толкнула - не заперто. В дальней комнате, где Лидия располагалась на полу Ванечка сидел. В руках держал халат жены. Зарылся в него и выл. Как собака, брошенная хозяином. Да надрывно так, трясло всего. Вера к нему. Он ее увидел, в руку вцепился, заплакал.
- Эх ты, бедный. Права Лида-то была. Совсем тебе плохо. Ничего, сейчас, чайку попьем, ничего, потерпи ты, родненький! - и Вера засуетилась.
Жалостливая она оказалась очень. И добрая.
Дом ожил. Иван к каждому приходу ждал ее у дверей. Радовался.
- Я потом переехать решила. Думаю, чего бросать-то одного? Мои только обрадовались, им места больше. Ребенка, по сути, я большого получила, а не мужика. Но умного! С деньгами проблем вообще нет. Меня заставил от работы отказаться, я же сиделкой в нескольких местах подрабатывала. Злые языки пробовали позлословить, да я их быстро заткнула. Вот люди собак и кошек с улицы подбирают, правильно? А ведь и человек такой может быть! Беспомощный, брошенный. Словно черепаха, которую панцирем кверху перевернули и сказали: "ползи"! Как ему жить-то? Помогу, сколько могу. Хороший он, Ванечек. Ласковый. Нужны мы все-таки друг другу! К сыну его сейчас едем. Попросил помочь с ребенком! А я и рада. Десятерых вынянчу, надо будет! - рассказала мне Вера.
Тут дверь в вагон-ресторан отворилась. И, прижимая букет полевых цветов, в длинном шарфе вошел ее Ванечек.
- Ты зачем встал! Слабенький же еще! Ох, ну нисколько нельзя одного оставить. Вспотел вон, переодеваться надо! - и Вера вместе с живым наследством направилась к двери.
А он ее все шептал:
- Верочка! А я тебе у бабушек на станции цветочков купил! Нравятся?
Вера даже еще сильней зарумянилась. И тоже ему ручку на плечо положила.
Из поезда они вышли раньше. Вера несла большущий чемодан, Ванечка ее - небольшую сумку. Она его все за верх куртки держала, поток людей шел. Видимо, чтобы не потерялся. И так они улыбались, как два солнышка, что было понятно - будет она ему все-таки второй женой!

Автор: Татьяна Пахоменко.




ЖРЕБИЙ КОСМОСА


Шел… Нет, это просто смешно. Я не могу сказать какой шел день. Больше не могу. Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как подсчет проведенных здесь суток стал невозможным. Хотя, скорее не сутки проходили, а проходил я, потому что время для меня остановилось.

Я так давно находился в состоянии свободного падения, что перестал чувствовать не только свой вес, но и собственное тело. Я все еще мог поднимать руки или ноги, но для меня это ничего не меняло. Меня преследовало постоянное чувство насыщения, непрерывно вытекающего из гнетущей пустоты внутри. Из меня будто вытащили все внутренности, мне казалось, что я похудел. Последний раз я был худым в старшей школе, но затем начал набирать мышечную массу.

Сейчас я с трудом вспоминаю те дни. Честно говоря, я даже лицо свое не помню. Зато все еще помню имя: Маккензи Джаз. И все еще помню, как переключать каналы и программы на пульте управления, встроенном в левый рукав.

NASA давно бросила все попытки связаться со мной. Они думают, что я мертв, с интересом фиксируя как я дрыгаюсь и бултыхаюсь в черном желе космоса. Скафандр разгерметизировался, когда я ударился им о корпус МКС. Вследствие чего стекло постоянно остается запотевшим и камера, болтающаяся на тросе вокруг меня, не может зафиксировать мое лицо. Системы связи так же повреждены. Я слышал все сообщения с Земли, но свои передавать не мог. Теперь я не уверен, смогу ли я вообще хоть что-то сказать. Думаю, я давно потерял голос, наглотавшись «черничного мороженного» космического пространства.

Эй, а вы знали, что оно живое?

Мне было шесть, когда мы с отцом посмотрели мою первую космическую передачу по телевизору. Знаете, такое жизнеутверждающее шоу про Нила Армстронга и безграничное величие американской нации. Помню, что в эфир передачу пустили сразу после блока мультфильмов. Теперь я понимаю, что такой ход можно считать гениальным. Миллионы американских мальчишек еще не успели отойти от телевизоров, чтобы уткнуться в любимые комиксы. Думаю, примерно так NASA вербовала будущих «адептов». Примерно так Космос управлял ими.

При просмотре передачи я ощутил странный импульс, пробежавшийся мурашками по телу. Человек испытывает такое множество раз, при чем чаще всего без причины. Теперь я называю это «склейкой». Ведь я уже тысячу раз видел самого себя здесь, в космической толщи, в разные моменты своей жизни. Знаете, почему происходит «склейка»? Потому что ваша копия попадает в «горизонт событий» (верхний слой Черной дыры) и сгорает там. Хотя все мы находимся в этих событиях непрерывно, то и дело испытывая дежавю…

На следующий день после просмотра телешоу половина моего класса обсуждала увиденное. Они заявляли, что обязательно станут астронавтами, когда вырастут.
Большинство так и осталось в космическом сите в виде крупных камушков. Но мы с моим лучшим другом Алланом все же смогли просочиться.

После школы мы оба отслужили в армии, а затем поступили в один университет. Аллан занимался квантовой физикой, а я отдал предпочтение инженерии. Не знаю, действительно ли мы верили во все, что делаем. К намеченной еще в начальной школе цели мы шли уверенно и поэтапно. Нас будто вели за руку.

На момент подачи заявок в NASA мне уже исполнилось тридцать два, Аллан же должен был перемахнуть возрастной порог через несколько месяцев. К тому времени мы оба успели жениться, а мой друг даже обзавелся двумя детьми. Мы с Лореной не спешили становиться родителями. Она знала о моей мечте и не хотела вставать у меня на пути. А вот Лиз, жена Аллана, смотрела на происходящее иначе. Она грозила ему и разводом, и перспективой стать «воскресным отцом», даже пыталась самоубийство разыграть.

— Не боишься, что угрозы рано или поздно перестанут быть угрозами? — спросил я друга в очередной вечер пятницы, за пивом в баре «Мерзкий тунец».

Снова «склейка». Потому что мои глаза, привыкшие смотреть сквозь космическую темноту, могут видеть момент перезаписи прямо сейчас. Как с флэш-картой: удалил и тут же снова скопировал файл. Самовоспроизведение.

Аллан катал полупустую бутылку из руки в руку.
— Это же Лиз. Она остывает так же быстро, как и закипает. У нее просто пунктик.

Я приподнял бровь, сделав глоток.
— Начиталась баек об астронавтах?

Короткостриженый шатен многозначно кивнул, резко и тяжело.
— Боится, что при выходе в открытый космос я потеряю лебедку и не смогу вернуться на борт.

Я закатил глаза. Все ясно. Нашла где-то статью про Пирса Селлерса, единственного астронавта, чуть не оторвавшегося от МКС во время работы. Как же хорошо, что моя Лорена космосом совершенно не интересуется.

— Ты объяснял ей, что физики в открытый космос не выходят без огромной необходимости? Это работа инженеров.

Аллан допил пиво залпом и сделал жест рукой, прося бармена дать ему вторую бутылку.
— А то ты женщин не знаешь. Если они себе что-то придумали, то это из них даже тисками не вытащишь. Ты не можешь лететь, Ал! У нас двое детей, ты о них подумал?! А если что-то случится?! — пародировать голос жены у него получалось довольно правдоподобно. Аллан вздохнул и посмотрел на меня, положив руку мне на плечо. — Но мы со всем справимся.

Я улыбнулся и кивнул.
— Выпьем за NASA. И за то, что они приняли наши заявки.

Я чувствовал, будто нахожусь в том моменте и парю здесь бесформенной фигурой одновременно.

Я существовал вне времени и пространства, потому что давно преодолел точку невозврата. Представляю лица умников из NASA, когда они видят, как космический мусор пролетает насквозь меня. Так как камера все еще работает, я готов поспорить, что они наблюдают за мной, как в каком-нибудь виварии. Возможен вариант, при котором я тоже стал звездой телешоу. А возможен и другой, где земляне (да, теперь я думаю о них именно так) увидели мое превращение в космический пепел, после чего трансляция давно прервалась. Они похоронили пустой гроб со всеми почестями и вернулись к своей жизни, не зная, из чего она состоит на самом деле. Надеюсь, что Аллан приходил на «вечеринку».

Кстати, в космос он так и не полетел.

Похоже, что в тот день тоже случилась «склейка». Я запросто могу снова увидеть себя в нем. Я нахожусь сразу в тысячи мест, в тысячи состояний, в телах тысячи моих копий. Но Космос не позволяет моему сознанию свихнуться. Спасибо, дружище.

Мы с Алланом выходили из лаборатории, держа в руках самые заветные в жизни конверты: результаты итоговых тестов и анализов. За плечами месяцы изнурительной подготовки, штудирование теории и жизни в поистине спартанских условиях.

— Слушай, — вдруг произнес Аллан, схватив мою руку, готовую вскрыть конверт, — давай поменяемся и посмотрим результаты друг друга. Мне как-то не по себе…

Человек очень смешное существо. Мы боимся не безграничного черного пространства, о котором ни черта не знаем. Мы боимся того, что не сможем туда попасть.

Я знал, что с моими анализами все в порядке. Просто знал заранее. Но прекрасно понимал переживания лучшего друга, потому без проблем согласился обменяться конвертами. Мои пальцы сжимались даже сейчас, в маленьком скафандре, потому что я чувствовал каждую шероховатость на поверхности бумажного конверта.

На счет «три» мы оба дернули за красные язычки. Вскрыли бумаги, решающие нашу дальнейшую судьбу. Аллан жадно впился взглядом в текст. Я не знаю, надеялся он на мою победу или на мой провал. Он вчитывался в каждую строчку, будто сумасшедший ученый.

— «В пределах нормы», «в передах нормы», «в пределах нормы»… — повторял он, как заведенный.

Мне кажется, что в тот период времени я перестал быть привычным для всех Маккензи. Никто плавную метаморфозу, конечно же, не распознал. Но для меня она ощущалась как мощный тайфун в самом жерле сознания.

— Ты не летишь в космос, — спокойно проговорил я, протягивая бумаги лучшему другу, — сердце не выдержит.

— Ч-что?..

Аллан так внимательно читал мои анализы, что не сразу расслышал сказанное. В следующее мгновение листы из его рук полетели на пол. Он выхватил свой конверт и отошел в сторонку, будто только что получил позитивный ВИЧ-тест. Лаборатория рекомендовала Аллана, ставшего отличником теоретической подготовки, в качестве старшего специалиста наземного пункта управления. Но никак не в качестве астронавта, чего нельзя было сказать обо мне.

Именно здесь наши с лучшим другом пути разошлись. Разошлись для того, чтобы сейчас мы оказались по разные стороны белого скафандра. Будь Аллан девчонкой, он бы закатил мне истерику. Он бы велел мне выбирать: мечта или наша дружба. Мне кажется, что его потрескавшиеся губы дрогнули в тот момент, чтобы сказать именно это. Но затем они растянулись в фальшивой улыбке.

— Поздравляю, — выдавил он, не найдя сил для рукопожатия.

С тех пор мы практически не общались. Только по рабочим моментам. Аллану предстояло снова и снова самовоспроизводиться, и склеиваться. Отдавать кванты своей энергии Космосу ради его непрерывного расширения. Я же готовился стать пищей для Черной дыры.

На самом деле все мы, каждый из нас живет в Черной дыре. Только там все копии, кроме оригинала, разрываются или схлопываются. Но Космос умнее и хитрее глупой физики. Ему нужна была энергия и Он нашел выход, отправив нас и нам подобных (только не говорите, что вы не верите в инопланетян) на благоприятную территорию. Например, Землю. Ну, а дальше вы знаете.

Рассуждая снова и снова, я пришел к выводу, что случившееся со мной – нелепая случайность. Квантовая физика все еще оставляет в нашей Вселенной место событиям, происходящим просто так, без причины. В тот день кто-то должен был потерять лебедку и улететь. Ведь снаружи работало сразу трое астронавтов: я и двое русских. Жребий Космоса пал на меня.

Я ушел чуть дальше зоны своей работы, потому что заметил неисправность, которую мы не смогли найти изнутри. Я так и не понял по какой причине лебедка лопнула, но затем… Неведомая на тот момент сила схватила меня за шкирку, как тряпичную куклу. Ударила головой об корпус МКС. Стекло скафандра треснуло и я плавно полетел в космическую глубь, теряя сознание из-за нехватки воздуха.
Шлем мгновенно запотел. Я не знал, когда именно зафиксировали ЧП. Может коллеги пытались поймать меня.

В сознание тут же ворвалась «склейка» из раннего детства. Я был с отцом в Мичигане и купался в озере. Вода не успела достаточно прогреться и у меня случилась судорога, потянувшая меня на дно, как тяжеленный якорь. Тонущий человек пытается дышать, даже когда находится под водой, тем самым убивая самого себя.
Так поступал и я, отлетая все дальше от МКС. Разум стал ватным, глаза закрылись, а я все пытался вдохнуть Космос, как вдруг… Я не знаю, наверное он достиг моего мозга, потому что глаза мои резко распахнулись, будто ничего не произошло.

С тех пор мне не нужно было есть, спать, дышать или справлять нужду. Космос поддерживал жизнь в моем теле. Он толкал меня навстречу Черной дыре, готовой поглотить мое тело.
Я пытался бултыхаться, как в том холодном озере. Я пытался плыть, подавать какие-то знаки. Меня охватила паника, я не мог даже подать сигнал со своей кнопочной панели.

NASA связалась со мной через двенадцать часов. Думаю, раньше они просто не могли это сделать. Им не было известно о том, что мой шлем разбился. По всем законам логики я еще должен оставаться живым.

— Земля вызывает майора Джаза. Прием. Земля вызывает майора Джаза. Вы слышите нас? Прием.

Аллан. Я сразу узнал его голос и тут же нажал на нужную кнопку на левом рукаве скафандра.

— Ал! Ал! Маккензи… майор Джаз на связи! Земля, слышу вас хорошо! Прием!

Но они не слышали меня… С тех пор я то и дело ловил их переговоры в прямом эфире. Как они пугались, когда я двигался. Как пытались говорить со мной. Они даже Лорену притащили! Удар ниже пояса… Я не смог ответить даже любимой жене. И вот так, постепенно, они отключались от меня, переходя в режим тихого наблюдения.
Пока я видел Землю, я мог запросто высчитывать какое время суток наступило в Америке. Но затем я отдалился настолько, что не видел ничего кроме тьмы. Тьмы и частей своей жизни. Записи моих космических копий. Они огибали одна за другой, создавая новые за счет все тех же квантов энергии. Бесконечный натуральный обмен, круговорот энергетических копий в космосе.

Наполняя меня собой, делая меня бессмертным, Космос наполнял меня и всеми своими знаниями. Выходило, что сколько бы человечество ни старалось, мы никогда не сможем по-настоящему познать то, что окружает нас повсюду. Космос никогда не отпустит такого «свидетеля». Потому я застрял здесь. А земляне… земляне так и продолжат бесконечный бег, самовоспроизведение через копии, количество которых рано или поздно заканчивается. У кого-то раньше, у кого-то позже. Потому смерть такая странная штука.
Но самое смешное, что люди никогда не узнают, что мы всего лишь пища для жадного Космоса. Ведь он тоже находится в бесконечном цикле самовоспроизведения. Обожрался, достиг максимума, взорвался, начал заново.

Забраться дальше я не мог. Разум землянина слишком слаб для осознания всего, что делает Космос. Но у него наверняка есть какая-то цель.

Если бы я мог говорить, точно включил бы запись, даже если бы ее никто не услышал. Потому что проговаривать легче, чем продумывать.
Я вхожу в Гравитационную сингулярность. В самые недра желудка Черной дыры. Я не знаю, зачем я понадобился ей и что ждет меня дальше.

Уважаемые леди и джентльмены, Маккензи Джаз покинул скафандр.

***

Испуганный Ирвин Джаз выбежал на берег со своим сыном на руках. Как?! Как он мог упустить ребенка в огромном озере?! Кожа маленького Маккензи побелела… или он всегда такой бледный?
Ирвин вскинул голову и убедился, что вокруг ни души. Спасая сына он умудрился утопить мобильник. И что теперь делать?! Где искать помощь?!

Прежде, чем испуганный отец опомнился, малыш Маккензи вздрогнул в его руках и изверг из легких воду. Вспоминая уроки бойскаутов, Ирвин повернул сына набок, чтобы вся вода вышла из него.

— Ко… — хрипел мальчишка, пока отец помогал ему прийти в себя.
Мистер Джаз не слушал спасенного ребенка. Он панически пытался предотвратить его смерть, но не знал, как ему поступить.

— Ко… — чуть громче произнес Маккензи.

— Что? Что ты говоришь, малыш?

Еще одна серия кашля, сопровождающегося мерзкими звуками из глотки. Ирвин уложил сына на песок, чтобы тот смог прийти в себя.

— Я видел космос… — прошептал мальчик.

— Что? Какой космос?

Парнишка разговаривал, как какой-нибудь одержимый фанатик очередной выдуманной веры. Он ничего не желал слышать и просто вещал вслух каждую мысль.

— Мурашки… по телу побежали мурашки… Словно я через кочку перемахнул… Я вздрогнул и оказался на дне… И там был Космос… Он звал меня… Я нужен ему…

Что ж, по крайней мере разговорчивость сына означала, что он уже точно не покинет свет. Не сейчас. Мальчонка бредил из-за шока, но он жив!

Ирвин нервно посмеялся, глядя на розовеющие щеки Маккензи.

— Завтра вечером по телевизору будут показывать шоу про Нила Армстронга. Можем посмотреть его вместе.

Александра Свидерская





ПЕРВЫЙ СНЕГ


Первый снег выпал ближе к полуночи.
Тишину не нарушало ничего, но Валерию Михайловичу не спалось. Проворочавшись несколько часов, он так и не смог отвлечься от проблем вчерашнего дня.

Мужчина поднялся с кровати и включил кофеварку.

Кофе, в таких случаях, иногда срабатывал совершенно странным образом, вместо бодрящего эффекта, действовал, как лёгкое снотворное. Да и пожевать что-нибудь не помешало бы, так как до этого сил
поужинать не было. День вчера выдался совершенно нелепым.
Сперва позвонили из главного офиса, предупредили о проверке в ближайшие несколько дней, велели подчистить и привести в порядок всё, что может вызвать нарекания.

Потом, безо всякой на то причины, отключились компьютеры, и это когда на носу комиссия. Пришлось срочно вызывать ремонтников, которые, сообразив, что дело срочное, заломили астрономическую цену за свою работу. Едва удалось их уговорить снизить расценки, пообещав в следующем году заключить договор на постоянное обслуживание. Хотя, конечно же, этого никто и не собирался делать.

Борис, компьютерный гений, весёлый крепкий парень, совершенно не похожий на классического зануду, как прочие специалисты этого профиля, спасавший ото всех проблем с техникой, приходил по первому зову, и был способен починить даже то, что работать не могло в принципе. Его, хоть он и не был официально оформлен, все любили и считали членом команды. Но, как назло, автоответчик сообщил, что Боря извиняется, но по очень срочному делу вынужден до конца месяца уехать к маме, куда-то в далёкую сибирскую деревушку, название которой Валерий Михайлович не запомнил. Дело, видимо, и впрямь было срочным, иначе бы он предупредил – парень ответственный.

Только реанимировали компьютеры, и едва рабочий ритм восстановился, случилась другая проблема. Прибежала вся в слезах секретарь, Танечка, и заявила, что увольняется, потому что она – безалаберный работник, забыла ключ от сейфа с документами вчера на столе, а сегодня полдня надеялась, что отыщет, но тщетно.
- А если будет проверка, то в историю с ключами они не поверят, скажут, мы специально сейф закрыли, скрываем что-то, - размазывая тушь по щекам, сморкаясь в платок, во весь голос рыдала Таня.

Дубликат этого злополучного ключа девушка оставила в самом сейфе, чтобы не потерять, и он там благополучно хранился. Поскольку такое случилось с ней в первые, и работу свою она выполняла неплохо, пришлось отпаивать её коньяком, убеждая, что ключ найдётся, а потом искать выход из ситуации, так как срочно найти нового секретаря было сложнее.

С документами - то всё нормально, комар носа не подточит, поэтому, если совсем уж ничего не придумается, Валерий Михайлович решил вскрывать сейф при комиссии. Так даже убедительнее выходило то, что с бумагами у них всё в порядке. После этих доводов, Татьяна, немного успокоившись, отправилась на своё рабочее место.
И так с самого утра. То одно, то другое. К вечеру голова шла кругом. Но работа в этот день не отпустила его, без малого, до десяти часов вечера. Поэтому, вернувшись домой почти ночью, Валерий Михайлович отправился в душ, а потом упал в постель без сил в надежде заснуть.

И вот теперь он пил кофе у окна, любуясь на редко пролетающие снежинки, первые в этом году. В холодильнике было пусто, но мужчина настолько устал сегодня, что по дороге не заехал в магазин.

Когда-то его ждали дома с горячим ужином, дивные ароматы которого окружали, едва открывались двери квартиры, его приходу радовались, но вот уже второй год, как они с женой развелись.

Лена, забрав сына, уехала в другой город, к своим родителям.
Алименты Валерий Михайлович платил исправно, хотя жена на них не подавала, а больше от него ничего и не требовали.

Работа отнимала всё его время. Он был из тех людей, про которых говорят «женат на работе». Леночка его любила, терпела долго, но всему есть предел, с такой сильной незримой соперницей она конкурировать устала и ушла.

Окна в здании напротив уютно светились, в некоторых свет недавно погас, значит уже легли спать. Он, резко встряхнув головой, чтобы отбросить мысли о прошлом, которые назойливо возвращались, решил прогуляться до круглосуточного магазина, находящегося в паре кварталов от дома.

Быстро одевшись, Валерий Михайлович спустился вниз по лестнице.
На улице пахло зимой. Тем удивительно волшебным запахом лёгкого морозца и чистого снега.

Оказалось, что пока мужчина пил дома кофе, снег тоненьким слоем укрыл асфальт.
Идти по нетоптаной белизне было приятно, почти как в детстве, когда он специально выискивал кусочек нехоженого снежного покрывала и аккуратно прокладывал свою тропинку, чувствуя себя при этом совершенно счастливым.
Мужчина с удовольствием втягивал носом этот бодрящий аромат, от которого слегка кружило голову.

Купив продукты, Валерий отправился домой.

Недалеко от себя заметил идущую по аллее девушку. Невысокая, в белой курточке и коротеньких сапожках того же цвета, светлые волосы заплетены в пышную косу.

- Прямо Снегурочка с открытки, - удивился он. - Ночь на дворе, не стоило бы одной ходить в такое время, не безопасно, мало ли дураков, обидеть могут! – тихо, почти про себя, проворчал Валерий Михайлович.

- Это вы мне? – отозвалась она, остановившись метрах в трёх.
Голос показался Валерию очень знакомым. Было ощущение, что он уже слышал этот голос, только очень давно, возможно ещё в детстве.
Девушка повернула лицо в его сторону.

Хорошенькая, вздёрнутый носик, светлые глаза, на щеках лёгкий румянец, на вид лет двадцать, не больше. Она чем-то напомнила его Леночку, когда они только познакомились.

Была поздняя осень, так же с неба падали первые снежинки. Лена шла с подружками и случайно споткнулась, а он ловко подхватил её, не дав упасть.

- Не хотел вас потревожить, но ведь это правда. Что же вы, красавица, так поздно? – стараясь не напугать девчонку, ответил Валерий Михайлович.

- За комплимент, спасибо, но разве поздно? Ведь октябрь ещё только начался.

- Причём здесь октябрь? Я говорю, что опасно одной ходить в это время.

- Меня некому здесь пугать, - ответила она серьёзно. – А вот вам одному действительно быть не стоит. Сейчас людям тепло нужнее всего на свете. Миритесь-ка со своей Леной, я помогу. Тепло отдавать даже важнее, чем получать.

- Вы о чём? Мы знакомы? Откуда вы Лену знаете?

Девушка снова засмеялась, поймала на ладошку летящую снежинку и подула на неё.
После этого снег повалил так сильно, что Валерий Михайлович от неожиданности на секунду отвёл взгляд, посмотрев в небо, а когда хотел снова взглянуть на девушку, то не увидел на том месте, где она до этого стояла.

Он покрутил головой, пытаясь её найти, но обнаружил в свете фонарей только цепочку своих следов припорошённых искрящимся снегом. Вокруг не было ни души.
Пожав плечами, мужчина отправился домой. Там, наконец-то, поужинав, лёг спать.
Уснул быстро. Снились ему Лена, сын Антошка и первый снег, летящий с неба мягкими пушистыми хлопьями. Увидел и сегодняшнюю девчонку, которая смеялась и, кружась, ловила руками снежинки.

- Странно, но после неё на снегу не остались следы,- подумал он. – От моих туфель остались, а её следов не было.

Но эта мысль потерялась в пушистых складках волшебного сна, и на утро он о про это позабыл.

Проснулся он отдохнувшим, с замечательным настроением и твёрдым решением, что после проверки, обязательно позвонит Лене и сделает всё, чтобы они с Антошкой вернулись домой.

Когда утром Валерий вышел во двор, то увидел настоящую зимнюю сказку. Такая вокруг была красота, что захватывало дух. Деревья сверкали серебряными шубками. Дворник, ворча, старался по-быстрому убрать лёгкую перину снега из-под ног спешащих прохожих.

До работы Валерий Михайлович доехал без пробок, хотя дорогу то и дело преграждали снегоуборочные машины, поэтому оказался в офисе первым. Позже, выходя покурить, услышал как ругалась техничка, жалуясь непонятно кому, на то, что ключи разбрасывают, а ей ползать под столами, доставать. Когда Валерий Михайлович вернулся, ключ от сейфа лежал на столе секретаря.
- Всё- таки, наша Зухра Хасановна, специалист в своём деле. Вчера все искали, под столы тоже заглядывали, а она, раз, и нашла. Надо премию ей к Новому году выписать, - подумал он.

А за окном шёл снег. Он, переливался, кружась, и падал на землю, делая улицы по- праздничному нарядными. Валерий Михайлович, вдруг, поймал себя на мысли, что улыбается всё утро, как мальчишка. Это первый снег, который он заметил за последние годы, и на душе было хорошо и светло.

@ Лана Лэнц
Тёплый Январь





УБИТЬ ДРАКОНА(не Янковского)


В толпе зевак, собравшихся посмотреть, как очередной рыцарь отправляется на битву с драконом, то и дело пробегал сочувственный шепоток. Это был не первый бедолага, которого король Бастиан отправлял на подвиг. А правильнее сказать, на верную смерть. Ибо что может один человек против махины с тремя головами, каждая из которых плюется огнем? Но в этот раз несчастный был очень юн и красив. И сердца жен городских ремесленников и торговцев невольно сжимались от жалости. Женщины украдкой смахивали слезы и, вопреки здравому смыслу, надеялись на чудо.

Король Бастиан, стоя на балконе дворца, тоже наблюдал за отъездом юного рыцаря. Рядом с ним стояла молодая супруга, по возрасту годившаяся Бастиану в дочери. Ее лицо скрывала вуаль, поэтому нельзя было понять, что она чувствует. Пальцы короля сжимали ее руку так крепко, что она знала: вечером на нежной молочной коже проступят синяки. Придется несколько дней носить платья с длинными рукавами и прятать кисти под широкими браслетами. Хотя от пересудов это не спасет. Все знали, как ревнив старый король. Стоило ему только заподозрить, что королева Джулия благосклонна к кому-то чуть больше, чем позволяет этикет, он тут же спешил избавиться от возможного соперника. И не было ничего проще, чем отправить его сражаться с драконом. Ослушаться нельзя: смельчаки, которые на это решались, были казнены как изменники. Приходилось покориться.

Конечно, рыцари и не думали ехать к пещере. Они просто уезжали в одно из соседних королевств. Бастиана это устраивало — главное, убрать их подальше от жены. Но этот юный рыцарь оказался или слишком наивен, или слишком безумен. Жители окрестных деревень видели, что он действительно поехал к пещере дракона. Через несколько дней его конь вернулся без всадника. А смельчаки, которые подкрались почти к самой пещере, рассказали, что нашли в кустах остатки обугленных доспехов, на которых, однако, еще можно было разглядеть герб юного рыцаря.

Король Бастиан был доволен. И делал вид, что не замечает, как грустна стала королева и как часто на ее глаза наворачиваются непрошенные слезы.

* * *
— Ты уверена, что снотворное подействует? — крепкий темноволосый мужчина погладил королеву Джулию по плечу. Потом его рука скользнула ниже, очерчивая соблазнительные изгибы женского тела.
— Уверена, — королева прильнула к любовнику. — Не зря же моя кормилица учила меня разбираться в травах. Бастиан проспит до утра без задних ног.
— Но ты хитра, — мужчина повернулся на спину и заложил руку за голову. — Как ты это провернула? Нет, то, что тебе удалось заставить мужа ревновать к моему братцу, неудивительно. Но как ты смогла убедить Кассия, что он действительно должен ехать сражаться с драконом? Мой брат же не идиот.
— Пусть это будет моей маленькой тайной, — Джулия усмехнулась. — Тебе об этом знать не обязательно. Главное, что я отвела подозрения от нас. Бастиан до сих по думает, что я горюю об этом мальчишке.
— Но ты сделаешь то, что обещала? — мужчина коснулся ее бедра, вызвав легкий стон.
— Конечно. Скоро король подпишет указ, по которому земли твоего погибшего единоутробного брата перейдут тебе. И хватит об этом. Покажи лучше, как ты меня любишь.
— Желание королевы — закон, — с довольной улыбкой ответил мужчина, заключая Джулию в объятия.

* * *
Молодой король Кассий, высоко подняв голову, шел по тронному залу. Придворные испуганно склонились по обе стороны прохода, стараясь не смотреть на нового правителя. Слово "узурпатор" никто не решался произносить даже шепотом.

Неделю назад откуда ни возьмись на королевство обрушилось войско. Не очень большое, от силы два десятка человек. Но все они были верхом на драконах. Если бы королевская армия была готова к нападению, возможно, она сумела бы что-то противопоставить летающим тварям. Но ее застали врасплох, и меньше чем через сутки король Бастиан был убит, а власть захватил юный рыцарь, смерть которого оплакивали совсем недавно.

И вот сегодня коронация нового правителя. Разумеется, ни одному человеку не пришло в голову возражать. Да и какой безумец будет спорить с тем, кому подчиняются огнедышащие ящеры?

После коронации Кассий вышел во двор. Там, свернувшись клубочком, лежал дракон. Солнце поблескивало на рыжеватой чешуе, глаза ящера были прикрыты. Кассий подошел к нему, погладил ближнюю к себе шею. Дракон не открыл глаза, но прижал чешуйки и издал тихий звук, что-то среднее между урчанием кота и шумом закипающего чайника. Из ноздрей вырвалась тонкая струйка дыма.
— Спасибо тебе за помощь, — сказал Кассий.
— Мы никогда не забываем добро, — отозвался ящер. — Хотя я предпочел бы расплатиться с тобой иначе. Что бы ни говорили про драконов, нам не доставляет удовольствия убивать людей.
— Я знаю. И вдвойне благодарен тебе за то, что согласился помочь.
— Я тебе еще нужен?
— Да. Побудь тут еще немного. Я должен убедиться, что у меня не осталось врагов.
— В этом никогда нельзя быть уверенным, — вздохнул ящер. — Но я выполню твою просьбу.

Кассий вернулся в замок и прошел в кабинет. На ходу он размышлял, как все удачно сложилось. Год назад он случайно нашел в лесу молодого дракончика. Уже позже Кассий узнал, что шаловливый малыш отправился в свой первый полет, но не рассчитал силенки и упал, повредив крыло.

Юноша подоспел вовремя: дракончик отбивался от крупной рыси. Плевать огнем он еще не мог, и силы его были на исходе. Если бы не Кассий, рысь растерзала бы малыша. Но рыцарь отогнал зверя, осмотрел дракончика и вправил ему крыло.

В этот момент и появился взрослый дракон. Ящер сразу понял, что человек не желает зла его детенышу. Посмотрел на Кассия желтыми глазами и сказал:
— Подожди меня здесь, — после чего бережно подхватил беглеца за загривок и унес домой.

Тогда-то и завязалась их странная дружба. За спасение сына ящер обещал Кассию помощь. Но тому первое время и в голову не приходило воспользоваться предложением. Пока однажды он случайно не подслушал разговор королевы и своего старшего брата, сына от первого брака его матери. В отличие от Кассия, получившего в наследство замок и плодородные земли, тому от своего отца достались лишь долги. Тогда-то королева Джулия, в перерывах между поцелуями, пообещала, что устроит так, чтобы Кассий погиб и все его имущество перешло старшему брату.

Через несколько дней королева стала оказывать юноше недвусмысленные знаки внимания. А когда король приказал тому отправляться на битву с драконом, пришла к Кассию с небольшим флакончиком.
— Смажь этой настойкой свой меч, и дракон умрет даже от небольшой царапины, — сказала Джулия. — А потом возвращайся с победой. Король не посмеет отослать из дворца того, кто победил дракона.

Кассий взял флакончик и поклонился королеве. А она порывисто обняла его, быстро поцеловала в губы и тут же убежала, сделав вид, что смущена этим внезапным проявлением чувств. Но Кассий слишком хорошо помнил, как страстно она целовалась с его братом и какие обещания давала ему...

Инсценировать свою гибель оказалось несложно. Так же, как собрать два десятка верных воинов. И уж совсем просто оказалось захватить власть в королевстве, оседлав драконов. Которые, хоть и без особой охоты, все же согласились помочь тому, кто спас детеныша их собрата.

И вот теперь он король. Кассий погладил кончиками пальцев дорогое алое сукно, которым был обит стол. Он знал, что будет хорошим правителем. Мудрым и справедливым. Но прежде надо завершить последнее дело. Ему предстояло решить судьбу брата и бывшей королевы, которые ожидали своей участи в темнице.

Кассий придвинул к себе лежащий на столе пергамент. Это был указ, куда нужно было вписать всего одно слово. Юноша обмакнул перо в чернила и твердой рукой вывел: "Казнить".

Юлия Кайсина


01. СЕРЕДИНА НУЛЕВЫХ
02. УСЛОВИЕ
03. БАБЬЕ ЛЕТО
04. ЛЮСТРА
05. Я ЗАМУЖ ВЫШЛА ЗА СТАРОВЕРА
06. ДИКАЯ
07. ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО
08. НЕТ СЛОВ
09. СИНЕНЬКИЕ
10. КАК РЫЦАРЬ ДРАКОНА ПОБЕДИЛ
11. У ПУШКИНА В СЕМЬ
12. ФЕЯ
13. ЕРЖАН! ЕРЖАН, ВСТАВАЙ, БЛЯТЬ, НА РАБОТУ ПОРА!
14. У МЕНЯ ЕСТЬ СОСЕД
15. ЗАБЛУДШИЕ
16. ДИПЛОПИЯ
17. ОЧЕНЬ ХОЧЕТСЯ БЕЛОЕ ПАЛЬТО
18. КАК Я ДОЕЛ РИС
19. Я СИЖУ НА ДИВАНЕ, СМОТРЮ, КАК МИГАЕТ ЛАМПА
20. ОПОЗДАЛА
21. ПОДАВАТЬ ИЛИ НЕ ПОДАВАТЬ
22. КОФЕ, СНЕГ И ВОРОБЬИ
23. ДЕФЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО «МУТНЫЙ СВЕТ»
24. ПЕРВЫЙ
25. ПУТЁВКА В ЖИЗНЬ
26. ;В ТРАВМЕ
27. О ПОЛЬЗЕ ЧТЕНИЯ
28. ДРАКОНА НЕ УБЬЮТ, ПРИНЦЕССУ НЕ ПОХИТЯТ
29.КАКОЙ СВЕКРОВЬЮ БУДУ Я
30. ЖЕЛАНИЯ ДОЛЖНЫ ИСПОЛНЯТЬСЯ
31. МУЖ ПО ЗАВЕЩАНИЮ
32. ЖРЕБИЙ КОСМОСА
33. ПЕРВЫЙ СНЕГ
34. УБИТЬ ДРАКОНА