Столбовая дорога

     8. Столбовая дорога

  Когда он вышел на воздух, у него только руки дрожали и на душе было скверно. По нынешним временам такие пустяки, что и говорить не стоит. Однако, затравленный отказами, он и этот эпизод пустил бы в дело, захандрив по всем правилам, не встреть его приятельница-собачка. Писатель почувствовал слабину, начало теплеть, отпускать, а собачка вела свою терапию:

  "Будет обращать внимание. Все терпят от разных и всяких, вон и у меня клок выдрали, на шапку хотели, лучше порадуйся, что день не пропал даром".

  Но счастливец радоваться не хотел. Он шел, производя такие эпитеты с метафорами, так употребляя их, что будьте уверены. Кстати подвернулась базарная площадь, выставившая впереди себя огромную дугу с дар-валдайскими колокольчиками. На дуге было написано "Ярмарка", чем, собственно, идея и исчерпалась - в рядах шуршала обыкновенная будничная торговля. Десятка два зеленщиц, сизоносые грибники, народные умельцы с мочалками и разной дребеденью, которой разве дерево скоблить, но никак не кожу. А на машинах заезжие молодцы драли за одно название заморского фрукта три шкуры. Площадь была разбита и оскоплена до невозможности, пропылена насквозь, и даже голуби смотрелись на ней драными попрошайками. Белесый общественный цвет сопутствовал всему как знак некоей публичности.

  "Хоть корнями разжиться для дачи", - подумал писатель и тут... Тут вспомнил о "Круглом столе"... "Пятнадцать часов!" - выстрелило в голове. Стон или что-то похожее вырвалось из него, а потом... Лучше не описывать, как бежит человек с высшим гуманитарным образованием, не атлет, не гимнаст и даже не пробавляющийся утром зарядкой. Руками-ногами он загребал, но словно затем, чтобы на кого-то налететь, чего-то там зацепить и схлопотать пару-другую тычков. Как нарочно, дорога шла вкривь и вкось, кидая под ноги всякую дрянь, если не считать интеллигента с тележкой, который тоже был сбит без зазрения совести.

  Достигши таким аллюром края площади, писатель вырвался на улицу, обещающую прямой выход к вокзалу. Улица упорно именовалась в честь Бакинских комиссаров, ни при какой погоде не обретавшихся здесь не то что полным составом, но даже и половинкою комиссара. Интересно, что путь ожидался прямой и светлый и в определенной степени столбовой, разве какой-нибудь пенек от спиленного дерева торчал сбоку, но он, как говорится, есть не просил. Но то ли гудок приближающейся электрички, то ли пережитые волненья... Незачем описывать, какой арабеск изобразил писатель, зацепившись за этот пенек и как собственной головой пошатнул чей-то забор. Эстетика, Кавабата, ангажированная мадам Баттерфляй со своими шелестящими "Записками у изголовья", красномордый мужик, щебенка смешались в кучу, сверкнула надпись "26 Бакинских комиссаров", посыпались искры, окутанная дымом, прорезалась Лора Азарьевна, и незадачливый поклонник японской прозы простонал: "Вот тебе и Сей, елки с палками, Сенагон". На голос его открылась калитка, и щедрый жасмин в припадке отцветания осыпал падшего белыми лепестками. Потом кто-то выбросил арбузные корки.


                9. Контур и тени

            Всё-таки главное сад, а не дача. Но иерархия - дело лукавое, человеческое.

  Однажды мне прислали засушенную веточку кипариса, который давал тень Чехову (королевский дар металлурга с королевским именем Генрих по батюшке Николаевич Кармазин из Макеевки). Я положила ее в одну из своих любимых книг: "Мемуары" Казановы на страничку, где Казанова ждет первой встречи с монархом в саду Сан-Суси (без забот, фр.)

 - Что вы скажете об этом саде? - первое, о чем спросил незнакомца Казанову Фридрих Великий.

  Ответ опускаю, хотя и он замечателен, но вопрос!.. Он изумляет. Та же Екатерина, тоже Великая, тоже в саду (Летнем), тоже Казанову всего лишь спросила: "Как вам нравятся статуи?.."

  Конечно, всякий факт иллюзорен. За ним всегда что-то более важное и закрытое. И если в этом случае можно что-то желать, то чтобы за человеческим стояло божеское.

  А огонь продолжает гореть, отбрасывать тени. Но тени - в них много мистики, не то что в контурах, уводящим к наскальным рисункам. Они-то являют нам сущность.