Утро туманное, утро Нового Уренгоя

— Чего ты так рано встала, кукла Лена? — в этот раз кукла Лена предстала передо мной в чем-то полупрозрачном, но, при этом, еще и расстёгнутом, — Иди спать.
— Глубокой ночью, находясь в скверном распоряжении духа… с утра пораньше приобщиться к талмудической мудрости потянуло, христопродавец? Небо над Газой озаряется от взрывов — а этот ко мне лезет. Ну потом. Ты встал — и я встала. Выпей кофе сначала.
— Мне надо закончить договора. Утром у меня голова лучше всего работает, ты же знаешь, кукла Лена. А спать мне все равно уже не хочется. Да и гендиру договора на подпись с утра отдам — и сразу на сердце легче станет.
— И опять евреи украли у детей кусочек счастья... Да ну их, договора эти, я имею ввиду. Изображает он интеллектуальные усилия, но как-то неубедительно. Максимум потом скажешь: «Товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка. И в дальнейшем прошу рассматривать эту связь как благопристойную».
— Пока израильская военщина ежесекундно попирает нормы международного права своими кирзовыми сапогами... Ладно, кофе, так кофе, кукла Лена.
— Всё, что делает Мэтр, принадлежит истории, понимаю. Это просто тихая песня. О чем бы не говорил на производственном совещании наш гендир, в заключении он обязательно призовет в обязательном порядке крепить бдительность и пригрозит испепелить любого. Теперь вопрос. А действовал ли он один или в составе организованной преступной группировки с центром в посёлке Ямбург?
— Эта музыка будет вечной, кукла Лена. Другого заработка у меня нет.
— Совсем окэшился человек. Содержанку себе завел на стрости лет всем на зависть. Я около тебя посижу. Всё веселее. Имею право, ты же мне деньги на карточку «Мир» за то, что я с тобой сплю, переводишь. Сказал бы чего хвалебное в мой адрес, что ли? Про красоту мою напомнил, если об этом уже речь зашла.
— Эти пусть суровые, но такие справедливые слова кукла Лена... а с твоей красотой действительно нужно что-то решать. Нечего ей без дела простаивать.
— А наш гендир неизлечим. Единственный способ его лечения — посадить его в тюрьму. Но, боюсь, он тогда и тебя с собой потянет. Девушки какое-то обшарпанное, видавшее виды (см. картинку над текстом) вокруг него вращаются в последнее время. И обильным употреблением обсценной лексики он что-то злоупотребляет. Боюсь не к добру это.
— Тема это очень серьезная, кукла Лена. И не хочется брякнуть по этому поводу что-нибудь не подумав. Есть факты, касающиеся нашего гендира, которые радуют. Но есть и другие — которые, наоборот, огорчают. Но, если в целом. Боюсь, что ему предстоит покинуть Родину и окончить свои дни на Лазурном побережье.
— Если вы сказали что-то, не подумав — значит вы сказали то, что думаете. Так что давай, брякай. Хочешь я тебе завтрак сделаю? Ну что ты на меня уставился?
— Что может выглядеть приятнее, чем красиво танцующий перед тобой живот стройной девушки в нижнем белье? Только эта же девушка, лежачая вместе с Вами в кровати.
— Да кто бы сомневался. Как говорит наш гендир: «Мы это уже делаем, и в будущем продолжим делать с еще большой мощью». А договора? Или, все-таки, позавтракаешь?
— И гендир мне говорит: «Законов можешь ты не знать — законы прокурору похъуй, но в скрепах должен разбираться!». Ты с ним сговорилась, кукла Лена?
— Опять сионисты клыкастым оскалом угрожают врагам? Жалостливо так он глаголет, барсук ты бешеный. Значит завтрак. Ну тогда пошли на кухню.
— Такой поведение в разгар месяца Рамадан?  Ну я не знаю, кукла Лена. Впрочем, сейчас не рамадан, да я и не мусульманин. Так что пошли на кухню.
— Надевает он костюм морского офицера, машет кортиком и идет брать на абордаж очередное судно, нехристь. Пошли, приготовлю тебе что-нибудь, что ты хочешь? Впрочем нет, сначала мы позавтракаем, а потом вернемся в спальню, где ты и получишь то, что ты хочешь.
— Это будет настоящий порыв, кукла Лена?
— Угу, подошел он к делу вдумчиво. Будет, куда я денусь? Рано же совсем еще…