Разочарование, или Вопросы химии

Из цикла рассказов «Воспоминание далёкого детства»

- Пап, а зачем у них в аквариуме монеты лежат? - задал я вопрос отцу, когда вспомнил о красивых рыбках после возвращения из гостей.
- Чтобы вода медленнее портилась. Монеты те серебряные, они лежат и потихоньку серебрят воду, обеззараживают её, - получил я ответ.
- А они не заржавеют в воде? - продолжал я допытываться, вспомнив про ржавые болты и гвозди в коробке, в которой с любопытством рылся, обнаруживая всякую металлическую разность, иногда непонятного назначения, в то время пока отец боролся с щелями  на крыше нашего маленького сарайчика.
- Серебро не ржавеет, сынок, оно только потемнеет немного — и всего лишь! - пояснил отец.
- А это у них старинные монеты? - опять задал я вопрос.
- Такие деньги ходили, когда я был в таком же возрасте, как ты сейчас. Потом их на другие заменили, уже не серебряные.

Так я получил, наверное, первый урок по химии, ещё не учась в школе. Серебро не ржавеет - это утверждение закрепилось у меня в памяти, как ни странно, в образе аквариумных рыбок.

Прошёл год, я стал школьником. Химию, конечно же, в первом классе не изучали. Но с кое-какими химическими растворами дело пришлось иметь. Это я про чернила! Обращаться с ними меня учили и дома и в школе после того, как мы научились владеть простым карандашом. А химические карандаши нам и в школе не доверяли, но дома, и не для уроков, рисовать и писать такими было можно. Вы, наверное, помните, а, может, и не помните, что стоило только чуть смочить написанное таким карандашом, как буквы и цифры проявлялись как чернильные, и их уже тогда было ластиком не стереть. В то уже далёкое время у взрослых часто в карманах или в сумках лежали огрызки таких карандашей: ими в разных больших очередях было принято писать на руках номер очереди стоявших. Удобно! Подойдёт человек к хвосту очереди, попросит его отметить, ему на ладонь или запястье циферки и выведут, плюнув предварительно на кончик такого карандаша. Из длинной очереди можно было и отойти, и вернуться в неё, потому что по номеру место было отыскать легко, а люди с ближайшими номерами, рядом стоящих, а потом отошедших, помнили: с фальшивым номером "но пасаран", как, усмехнувшись, тогда ещё говорили не забытый испанский клич.
С чернилами было обращаться сложнее, потому что они пачкали всё, с чем ни соприкасались: с бумагой, с одеждой, с партой, даже с полом, если на всё это ненароком брызнуть, особенно, ручкой с пером, которое уже обмакнули в чернильницу. Сами чернильницы, конечно, имели некоторую защиту "от дурака", потому и назывались непроливайками. Но это уж как налить! - если выше горловины уходящего вглубь конуса, то пролить было запросто: и наклонив чернильницу, и уронив её. А ещё чернилами были испачканы, чуть ли не постоянно, фаланги наших пальцев, которыми охватывали ручку с пером. Металлический держатель пера от тыканья в чернильницу, редко оставался чист при  письме, вот и все его чернильные пятна упорно переходили на кожу наших пальцев так въедливо, что справлялась с ними, разве только кусочки пемзы в сопровождении мыла.

Но в тот день у меня были дочиста вымыты руки: я помогал маме замешивать тесто для кулича. Вернее сказать, что месила она сама, я же, руководствуясь её указаниями, подсыпал, подливал и подкладывал под её руки то, что она находила недостаточным в этой липкой и тягучей массе.
- Изюма, пожалуй, мало! Ополосни и подсыпь ещё! - могла, например, сказать она, или, попробовав, скомандовать, - сыпани ещё чайную ложку соли!
Я подсыпал, подавал и наслаждался процессом, как может наслаждаться ребёнок семи-восьми лет, наблюдая за волшебными превращениями теста, которое через некоторое время оказывалось то пышным пирогом, то ароматным бисквитом, то каким-нибудь фигурным печеньем, какого не купить в магазине, несмотря на то, что фабричные лакомства были тоже вкусны и доброкачественны.
Два раза в году мама обязательно пекла куличи: на Пасху и под Новый год. Под Новый год кекс не назывался куличом, хотя тесто было почти такое же. Мама называла его золотым пирогом и часто выполняла с большой дырой посередине окружности. Это были, несомненно, отголоски итальянской традиции, должно быть, пришедшие в род от прадедушки матери. На Пасху же куличи в церковь не носились, считалось, что вполне достаточно сбрызнуть их, как и пасху, и крашеные яйца, святой водой из бутылки, стоявшей в кухонном шкафу. Хотя, пока мы жили с соседкой, о которой я уже рассказывал однажды, приходящие к ней после службы батюшки, как она их называла, с любезностью благословляли выпечку и сами обрызгивали метёлочкой все куличи, включая и тот, который предназначался для дарения соседке. Заступив за порог террасы, батюшки всегда вежливо здоровались, умывали руки, и только потом шли в комнаты тёти Жени. Они не вызывали у меня особого интереса, впрочем, как полагаю, и я не представлял особого интереса для них.

После пасхального воскресенья в классе аппетитно попахивало сдобой. Мамы и бабушки, не все, конечно, старались положить в портфель хотя бы кусочек кулича, а то и два-три (третий уж точно для угощения друга или подруги). В перечень можно добавить и яркие яйца, которые с азартом разбивались друг об друга в руках сотоварищей.
Перекус из портфеля, видно было, очень раздражал нашу учительницу, перетерпев первый учебный день, на второй она решила провести с нами беседу антирелигиозного содержания. Коснувшись богов вообще и пасхальных обрядов в частности, она перешла на подробности, описывая жуткую антисанитарную обстановку, сопровождающую процессы приготовления пасхальных яств и святой воды. Не могу сказать, что все слушали с большим интересом: ни атеизм, ни теизм нас, первоклашек, совсем не интересовал. Но многие с удовольствием похихикали над соседями по партам, теми, которые ели сами и угощали ближних яйцами и кусками куличей. Уж очень смешно было представлять последствия вкушения пищи, не соответствующей ГОСТу. Как минимум, расстройство кишечника - это была самая маленькая опасность, которая подстерегала сладкоежек. Когда же учительница дошла до описания освещения воды, я стал слушать более внимательно.
- Представьте себе, - говорила она, - наливают воду в нечистую большую бочку, бородатый поп, взяв немытыми руками большой ржавый серебряный крест, окунает его  несколько раз в эту сомнительную воду,  с его рукавов и пальцев капают в бочку грязные капли! А потом этой водой брызгают на эти куличи и творожные пасхи, а вы всё это едите, и вам не противно! Скажите вашим бабушкам и мамам, чтобы они не давали вам в школу эту никем не проверенную пищу! Надеюсь, завтра такого я уже не увижу! - закончила она лекцию.

Меня же посетила мысль с вопросом: наша учительница малограмотная, или просто врёт? Даже я знаю, что серебро не ржавеет! Значит, серебряный крест не может быть ржавым! И руки были, несомненно, чистыми, как у мамы, и у меня, когда замешивалось тесто... По-любому, не знает или врёт, но чему же она меня научит?! Я сидел, ничего почти не слыша, зациклившись на свойстве серебра и на чистых руках, и испытывал глубокое разочарование от слов своей первой учительницы.
Позже, я, разумеется, понял, что краски были сгущены для достижения нужного эффекта, так мне и родители объяснили. Но, как говорится, единожды солгав, как ожидать, что тебе и впредь поверят?!

17.06.21.

Геннадий Дергачев. Воспоминания о чернилах. 2021 г.