Летняя ночь

Ты знаешь, как пахнет летняя ночь?

Она пахнет холодной сыростью, что приносит ветер с долин, в которых спрятались от чужих глаз тихие, беспрестанные озера. Перед этой сыростью ты готов упасть на колени и пить ее, задыхаться от безграничной свежести; она пахнет землей, что целый день погибала под горячим знойным солнцем, а теперь, наконец, ушедшая, выдохнула; пахнет клубникой, как само лето. Сколько не ходи, не бегай утром, днем или вечером - не услышишь ты того запаха так, как в ночи, сладкого и терпкого.

Возле уха, где-то под ним, скребется сверчок; я осторожно, робко беру его руку, подношу над собой и разжимаю пальцы; только бы не навредить – иначе не прощу себе.

Сверчок, благодарно застрекотал, быстро исчез в густой высокой зелени, которую еще не успели скосить, потому что растет у метрового обрыва. А в нашей зелени и не увидишь, как земля закончится, и полетишь-покатишься в болезненное путешествие по той траве, сорнякам и крапиве вниз, прямо к болоту. Я знаю, я видела.

Дядя Вася, сосед наш, как-то свалился туда; я сначала хохотала что есть силы, а как вылез он с обрыва – чуть не поседела, в свои-то восемь лет! Весь красный от крапивы, в репьях и хворосте, лицо в грязи - чернящее и страшное - точно межевик! Думала, рухнул дядька в нору к духу поля, и превратил его в нечистую силу, чтобы тот теперь долину берег.

Он еще и посмотрел так на меня, начал гоняться с косой и что-то бормотать беззубым ртом, полным болотной грязи; думала я тогда: «Все, заберут меня к себе духи и стану я в норе жить, с лягушками играть и лопуха бояться».
Но нет, пронесло, досталось тогда только моим ушам, что алели, как спелые помидоры, еще очень долго.

По тропинке с холма, спускается мой сосед дедушка Гусар - в дешевой рубашке и старых серых штанах, босиком, как и я. Садится на траву, рядом со мной; своими измученными тяжелой работой худыми руками достает из нагрудного кармана самокрутку, коробку спичек и курит. От него всегда пахло табаком и старыми пыльными книгами, но это никогда не вызывало никакого отвращения, наоборот, этот запах был родной.

- Бабушка есть зовет.
 
Я мотаю из стороны в сторону носом:

- Не хочу я есть, я ягод наелась.
 
- Если не пойдешь - получишь орехи. А к кому побежишь жаловаться? Ко мне? А потом и я получу, потому что жалею тебя. Нет, так не пойдет.

- Тогда не пойду домой, не найдут – не накажут.

- А где же ты собираешься спать? Неужели здесь?

- А почему бы нет? Земля такая теплая, а трава – мягкая.

Дедушка Гусар потер свой небритый седой подбородок, и показал указательным пальцем на соседнюю поляну, что обильно обросла голубым цветом:

- Не могу я тебе позволить остаться здесь. Видишь? Это васильки. Еще мой дед - рассказывал мне историю об этом цветке.

Произошло это еще в древности, при царе Горохе. Жила на свете девушка, прекрасная как ночная заря, с глазами, как синее небо. Любила она юношу – завидного жениха, а юноша этот, в свою очередь, любил ее.
И вот пришел юноша признаваться ей, рассказал, что любит больше своей жизни и не сможет принять отказа.
Девушка хотела ответить ему, но была такой застенчивой, что не смогла сказать ни слова и убежала.
Юноша, с отчаяния своего, пошел наемником в далекие земли, пал от вражеской сабли.  Девушка всю жизнь винила себя за то, что свела в могилу своего любимого, с горя превратилась в прекрасный голубой цветок, что растет теперь на полях и все ждет своего любимого.
Став цветком, она не перестала быть такой стеснительной, и поэтому, когда кто-то рядом, она не может закрыть свои лепестки и погибает ночью от холода.

- Дедушка , я не хочу чтобы эти цветы погибали, нет, совсем не хочу.
 
- Я тоже не хочу, поэтому нам с тобой нужно поскорее бежать домой.

Я срываюсь с травы и утвердительно машу головой:

- Скорее побежали, дед, наперегонки!

Дедушка смеется:

- Только когда проиграешь – не жалуйся!
 
И мы бежали.