ветреная Алёна

   Аленушка родилась с ветром в голове. Так бывает. Нет, не с коварным сквозняком, что в одно ухо влетает, а из другого вылетает, «проветривая» мозги до тупизма. Все хорошо в Алёнушкиной головке функционировало, не смотря на ветер.

Она еще пупсом вникла в слова «дай» и «на», а это не каждому взрослому под силу. Если слово «на» вызывало у визави прилив умильного восторга (-Ай, молодец: какая добрая девочка! Не жадина ни капельки! Прелесть!), Аленушка так расчудесно улыбалась, что хоть на обложку журнала «Счастливые родители» фотографируй. На щечках – ямочки, в распахнутых голубых глазках - искренняя радость делиться: - На, исё на! 
Разве не прелесть кроха?


   Кроха росла умницей-разумницей, толково говорить начала в неполный год, причем предложениями: -Мамоська, посли гулять к детискам (ходить Аленушка тоже рано начала).
 Думая, что другим «детискам» так же, как и ей,  приятно делиться своим, она с такими же распахнутыми глазёнками периодически говорила «дай». Точнее, «дай, позалуста». И вот тут встречался облом: желаемое могли не только не дать, но и обидеть. Иногда – до слез.
 
Тогда на помощь Аленушке приходил ветер. Он выдувал из её прелестной головки  обиду, высушивал навернувшиеся на глазки, удивленные грубостью, горошинки слёз и шептал в ушко: -Жадничает мальчик, иди покачайся вон с той девочкой на качелях: она подвинется… -Вот вредина: толкается! Не играй с такой. Смотри: в песочнице малышки куличики лепят. Присоединяйся к ним!..
 

   Алёнушка любила свой ветер в голове: он был легкий и веселый. Иногда, бывало,  так расшалится, что Алёнушка на птичку-синичку похожей делается: звенит смехом, не умолкая,  подпрыгивает над землёй, норовя взлететь. Особенно часто это случалось на прогулке: мама за правую ручку держит, папа – за левую, а Алёнушка с ветром в голове улететь «до неба» пробует (маму и папу прихватив с собой, конечно).
   Ветер Алёнушке помогал всегда. Не обижаться на всякую ерунду помогал,  любить, не смотря на чужие «дай», своё «на», прощая миру несовершенство.


 –У тебя все хорошие, - говорила ей мама. Не раз говорила, но запомнилось Алёнушке услышанное именно в тринадцать лет (до этого мамины слова казались одобряющими). А в тринадцать услышались эти слова иначе: не хвалила её мама. Осуждала.

   Алёнушка уже не маленькая: поняла почему. Родители не просто ссорятся – воюют каждый за свою правду.
/-Тебе что ни дай – всё «отстой»,- раздраженно и обиженно повышал голос папа, прикупивший из сэкономленных «личных» денег пока еще жене духи «Рижская сирень» (-Дешевка, отстой - фыркнула мама) ;
-Да что ты можешь дать, инженеришка на заводишке?! – насмешливо вскрикивала мама . - Дочка на море ни разу не была: на деревенских кур «у матушки» любуется! О себе вообще молчу: ношу одни сапоги пять лет! Теперь буду в отстойных сапогах отстойной сиренью пахнуть!..
 -Не трогай мою маму! – переходил на грозный рык папа, - я думаю, тебе есть у кого новые сапоги просить… /
 
 
   На море Алёнушке, конечно, хотелось (хоть бы на денёк, чтоб дельфинов увидеть), и сапоги маме новые хотелось, но…  никак не хотелось считать папу плохим. Что плохого, что он – «инженеришка»? Не все папы могут быть «челноками», как дядя Слава – мамин одноклассник.
-Это не твоего ума дело, - разгонял ветер тревожные мысли. – Мама – это мама, папа – это папа, а ты – это ты. Ты и мамина, и папина: люби обоих. По отдельности тоже можно…


   Это в 2002-ом было, когда родители стали «по отдельности». В 2002-ом многое стало меняться в Алёнушкиной головке. Привычные слова «дай» и «на» вообще поменялись до неузнавания. Оказывается, они друг без друга и не говорятся. Оказывается, слово «дай» нужно затем, чтоб потом сказать «на». Это дядя Слава, к которому они с мамой жить перебрались, доходчиво объяснил. /-Закончишь четверть на пятёрки – куплю нормальную трубу*… –Закончишь школу с благодарностью  – возьмем на море…/ Маму дядь-Славины смыслы устраивали (видимо, она все его «дай» выполняла на отлично). Даже Алёнушку стала как дядя Слава называть: Алёна. /-Подумаешь! – фыркнул ветер, - главное, что она теперь жизнью довольна. А Алёнушкой тебя папа называет…/

   Папа. Он – не дядя Слава. Он  слово «дай» Алёнушке говорил так, как будто это «на»: - Дай ладошку,  подержусь за тебя… -Давай курнос: чмокну. Пока, доча...
От папиных «дай» всегда горячело в груди и щипало в глазах. И у папы тоже (Алёнушка видела). 
 Дешевые папины «на» (так мама считала), Алёнушке дороже дорогих дяди Славиных были. Возможно, у неё, как у папы, плохой вкус (мамино мнение): вот не расстается с его подарком - синим прозрачным браслетиком, и колечко серебряное не снимает. Даже на выпускной не сняла, хоть и «не лепился» синий браслетик с кремовым платьем.

 
   Школу Алёнушка закончила «молодцом» (дядя Слава) – на пятёрки, за что и получила море. Море – это потрясающе! Это действительно «на»! Это такой подарок, что... папиному браслетику не уступает!.. Хорошо бы его – море – тоже всегда на руке, как браслет, носить: прикасаться к нему, когда захочется, любоваться им, ощущать кожей…
 
Ветер, что в последнее время стал редким гостем в Алёнушкиной голове (шлялся где-то в других головах, видимо) расшалился снова. Это с его подачи Алёнушка написала в пять утра маме с дядей Славой записку: «Мы с Давидом ушли в горы, вернемся к ужину».
 
Давид – семнадцатилетний хозяйский сын, загорелый до такой черноты, что казался эбонитовым, смешно нараспев выговаривавший её имя, восхищенно сверкая глазами (-Алё-о-о-ну-у-шка-а!). Он был сродни тем скалам, что море охраняли: сильный, уверенный в себе и надежный. И красивый, не смотря на крупный  крючковатый нос (орла напоминал носом). Они отправились на Ахун, и там Алёнушка впервые поняла, как нежно и терпко умеют целоваться эбонитовые юноши-орлы. А еще поняла, что бывают случаи, когда «дай» и «на» сливаются настолько, что невозможно отличить одно от другого…
 
 
   *
-Алёна Витальевна, Ваш отчет требует доработки. Да, и включите в него данные от Павла Геннадьевича… Нет данных? Ну, займитесь ими – за что Вам деньги платят? Что значит не Ваша работа? У нас в фирме вся работа – наша, мне напоминать?!

Вот так: кто везёт – на том и везут. Павел Геннадьевич хорошо устроился – в фаворитах шефки (чем расплачивается за фавор – секрет только для шефкиного мужа).
Почему ей надо работать за ПэГэ? Потому, что надо своей работы не лишиться?..
 
Одним из самых ненавистных слов в последние годы для пятидесятилетней Алёнушки стало слово «надо». Оно ей разонравилось уже тогда, когда дядя Слава настоял на экономическом вместо биологического. Получалось только платно (такой конкурс запредельный). Дядя Слава сказал: -Пусть отец шевельнётся хоть разок.
Отец «шевельнулся»: уехал за длинным рублём в тундру. Он регулярно высылал Алёнушке «образовательный оброк», писал настоящие письма на два листа, в которых забавно рассказывал о своей стройке и о себе («У нас потеплело: минус 35. Борода и усы начали оттаивать…»).
 
Алёнушка скучала без папы. Сильно-сильно скучала. Может быть поэтому училась «из под палки». «Палкой» была мама: - Всё ветер в голове! Пора о жизни думать по-взрослому: кто тебя кормить в старости будет – мы со Славиком?!
 
  Папа приехал только на свадьбу. Свадьба тоже из разряда «надо»  (замуж всем девкам когда нибудь надо). Любимый ветер тогда молчал, не нашел аргументов против: жених из хорошей семьи, воспитанный, заботливый. У него «на» с «дай» не как у дяди Славы: у Стаса захотелось – «на», захотелось – «дай». Единственный минус для Алёнушки – не Давид-орёл: целует – а сердцу скучно. И тем не менее… 

  Папа постарел и как-то выцвел. Особенно – глаза: в них холодно было. Словно подморозило ему там, в Заполярье, зрачки. Он сказал: -Какая ты большая стала, Алёнушка. Он сказал: -Я тебе привез денег на новую квартиру. Он сказал: -Удачи, дочка.

  -Папа, ты меня любишь?! – хотелось ей крикнуть, но она не крикнула. Она сказала то, что надо: -Спасибо, папа…
В то время у неё с ветром было туго: надо было «думать по-взрослому», а ветер мешал по-взрослому («поскольку вы не можете делать то, что хотите - хотите то, что вы можете сделать»*).
Ну вот, три десятка годиков «надо» без ветра в голове: довольна? Так довольна, что выть от счастья подмывает…


-Как думаешь, почему жопа всегда гладкая, а рожа – в морщинах? – спрашивала подружка-Катя. –Потому, что класть на все надо, поняла? Какое у тебя горе: Стас кобелится? Подумаешь! Тебе жалко что ли? Сын самодостаточный, работа приличная, сама еще на женщину похожа. Клади на всё и радуйся жизни!

Катя – молодец. Она умеет. Радуется. Почему у неё так не получается?..
Алёнушка углубилась в отчет… и тут налетел ветер. Мощно, ураганно, сметая все мыслимые надо: -К чёрту!!!
Она вырубила комп, настрочила заявление об уходе; не давая секретарше рот открыть, шмякнула его на стол и рванула на выход. В голове кричал ветер: -Супер, Алёнушка!!! Валим к морю!!!


Она сняла всё, что накопилось на счету (на год жизни хватит). Никаких лишних шмоток набирать в чемодан не стала: самое нужное. Если что – Стас посылкой вышлет.
-Ты куда это? – оторопел муж (не ожидал).
-На кудыкину гору! – улыбнулась она самой своей ветреной улыбкой. –Не провожай!
-Эй, погоди! – разволновался встревоженный муж, - что происходит?! Ты на себя не похожа… любовника завела, да?!
-Стасик, я ПОХОЖА на себя! Ты просто меня не знаешь: у меня, Стасик, ветер в голове, понял?!


*
-Алёна, ты меня не подменишь завтра, если не в лом? – голос Инги звучал в телефоне не просяще, а так, чуть озабоченно /напарница по рыночному отделу (торговля местными сувенирами) знала, что Алёнушка подменит: чего ей не подменить? – семьи нет/.
-Ага, не в лом.

Ей действительно не в лом. Она ПОКА тут работает. ПОТОМ – не будет (как расхочется). Нет, не из-за денег (деньги тоже ПОКА есть). А что будет после? Ну, что нибудь  да будет. Главное, она вернулась к тому, что ей по-настоящему дорого: к морю, к горе Ашот, к смешному пению её имени («Алё-о-о-нуш-ка-а!»). И пусть Давиду тоже полтинник («с хвостиком»), и пусть у него – своя жизнь (дружная у него семья),.. но ей хорошо со своим ветром в голове.
/Она же может и хотеть, и делать, что хочется, да, Леонардо?/



* труба: телефон
* «Поскольку вы не можете делать то, что хотите, хотите то, что вы можете сделать», Леонардо да Винчи.
илл. Арсена Аветисяна