Прокуратор Крыма. Ненаписанный роман

эпизод 1-й

Полевой госпиталь. На кровати лежит раненый. Рядом присаживается врач (Афанасьев), читает:

Мешков…   пам-пам-пам… рваная рана бедра… пам-пам-пам… проведена… пам-пам-пам…

Афанасьев Яков Александрович, меня зовут Михаил Афанасьевич. В эту ночь я дежурный врач по госпиталю. Как себя чувствуете? Рана не беспокоит? Голова кружится?

Мешков   Спасибо, доктор. Чувствую себя намного лучше убиенных. Ранение у меня четвёртое, привык. Голова кружится немного.

Афанасьев Ну вот и славно. Головокружение скоро пройдёт, это от эфира.

Мешков Как верим верою живою,
        Как сердцу радостно, светло!
        Как бы эфирною струёю

Афанасьев Да-да… По жилам небо протекло! (прим.,- Ф.И. Тютчев).

Мешков Не скажу, что удивлён, но приятно слышать. Готов скрасить Ваше де-журство светской беседой. Вряд ли усну. Совершенно безобразный сон видел под действием эфира. Немцу не пожелаешь.

Афанасьев Бог даст, ночь будет спокойной. По возможности составлю Вам ком-панию. А пока простите, к сожалению, Вы не единственный пациент.

Мешков   Ну да. Ну да. На Бога надейся, но сам не плошай.

Афанасьев Яков Александрович, как сын богослова, скажу Вам с полной ответ-ственностью, что нет такого стиха в писании. Так что – не упоминайте его в суе.

Мешков Вы ещё скажите как сын богослова: «Любите врагов ваших и моли-тесь за обижающих вас». Очень кстати будет.

Афанасьев   Да. (улыбается) Придётся таки справиться о Вашем здоровье, но не-
много позже.


Афанасьев Ну что, голубчик, сны дурные больше не тревожили?

Мешков   Вашими молитвами, Михаил Афанасьевич. Кстати, что Вы думаете о Шустове?

Афанасьев Как о Поставщике Двора Его Императорского Величества?

Мешков   Нет. Как о сыне дьякона, ставшем производителем алкогольных напитков?

Афанасьев Яков Александрович, Вы непростой собеседник. Не хотел, но придёт-ся всё-таки поспорить с Вами.

Мешков   А чтобы беседа наша была более приятной, прошу Вас, принесите две маленькие мензурочки.

Афанасьев Хотите выпить что-то обезболивающее? И почему две?

Мешков   Нет, Михаил Афанасьевич, я хочу поговорить о Шустове, дегустируя «Колокол». Пока Вы ухаживали за страждущими, ординарец принёс мне буты-лочку. В настоящий момент она греется где-то в области раненого бедра.

Афанасьев Ну это уже вовсе никуда не годится. Да и после эфира…

Мешков   Годится, Михаил Афанасьевич, годится. Видите ли, год тому назад,
моя Сонечка подарила мне дочь. Верочку. Это ли не повод скрасить ночь? Вот наследие от Господа: дети… (улыбается) Вы хотите возразить Господу?
 
Афанасьев Странно Вы толкуете Писание. Видите в нём лишь то, что в угоду Вам, в данный момент. Ждите. Согрешу с Вами во имя истины.


Афанасьев Ну, дай Бог здоровья Вере Яковлевне.

Мешков   Опять Бог. Я знаете ли потомственный военный. Стало быть – убеж-дённый монархист и человек верующий. «Так за царя, за Русь, за нашу веру», ну Вы слышали наверное. Но вот ведь какая штука. Чем больше я воюю, тем больше размышляю. Как война увязывается с заповедью Божьей «Не убий»? Господь Бог запрещает убийство каким бы то ни было образом. Так что мне делать? Хочу по-нять – меня в Академии учили нарушать заповедь Божию?

Афанасьев Послушайте, Яков, простите за фамильярность, Вы опять видите в Писании только то, что хотите видеть.

Мешков   Я, Михаил хочу видеть то, что поддаётся здравому смыслу. Вот, например, вопрос о существовании Христа – для меня весьма спорный.

Афанасьев И Вы, после этого, называете себя христианином?

Мешков   Нет. Верующим. Но я не просто верующий, а ещё и думающий. К со-жалению. Я не отрицаю Бога, но немного сомневаюсь в истории сына Божьего. Вы – сын богослова. Скажите когда был написан Новый Завет? Правильно – в седьмом веке от его – Христа – рождества. И, заметьте – на-пи-сан. Кем-то написан. Ведь нет его – Христа – в Ветхом завете. А спустя семь веков, простите – «родили». Родили сразу мучеником. Заодно и убили. Неплохой сюжет для театральной пьесы. Не находите?

Афанасьев Но ведь вся истории казни подтверждена историей, как наукой. Про-
куратор Иудеи – Понтий Пилат – вполне себе историческая фигура.

Мешков   А я и не отрицаю существование Понтия Пилата. Я лишь немного не согласен с датами. Я уже сказал – дата казни Христа, если он и был таковой, спу-стя семь веков от рождества оного, определена – в моём понимании – весьма условно – наобум – как литературного героя. Отсюда «определяется» дата распя-тия. А вот исторический Понтий Пилат и становится виноватым, заглавным геро-ем в той пьесе.
Так что, Михаил, это Вы в Писании видите то, что хотите видеть. Точнее – то, что Вам велено видеть.

Афанасьев Послушайте, но…

Мешков   Нет, Михаил, это Вы послушайте. Вы когда-нибудь видели смерть? Не в прозекторской. А Смерть?
Там, в окопах были только вши, крысы и чувство долга. Там я впервые убил чело-века. Не библейского. Реального. Надобно бы сказать врага. Но его глаза. Я вёл свою роту в штыковую. Он, совсем ещё мальчик, выскочил из окопа навстречу. И я выстрелил. Всего какую-то долю секунды видел его глаза…
Давайте выпьем…
Умер на бегу от пули в сердце. Красиво сказал. Будто роман пишу…
Тогда я впервые убил человека… Никакой человекоубийца не имеет жизни вечной. Такая крохотная дырочка. Там где сердце. И вытекающая кровь. Почему-то чёрная…
Я обречён отныне видеть в страшном сне глаза. Глаза, в которых не было ненави-
сти. В них был вопрос… как же так?.. Я ведь ещё никого не убил… я даже никогда
ещё не стрелял…
Вот, согласно Писанию, он принёс себя в жертву. А хотел ли он этого? Бог его спросил? За то, после Этого, он может рассчитывать на прощение. За что? Он и согрешить то не успел… его лицо ещё не знало бритвы…

Афанасьев Наверное, он взял на себя чужие грехи. Как Иисус Христос взял на себя наши грехи, искупил нас своей смертью.

Мешков   Софистика, Михаил, софистика…
И теперь мальчики, по-Вашему, должны тоже равняться на него и искупать чей-то грех. Возможно – мой, это ведь я грешу, я веду их убивать других мальчиков. Так что, прости меня, Господи, вся эта история с казнью – повторюсь – видится мне лишь неплохой пьесой для театра.
Вот Вам хорошо. У Вас профессия нужная и вечная. А меня как спишут из Армии за хромоту, так и стану писать романы. У меня в Мариинке приятель служит, учи-лись вместе у Гуревича. Может чем и заинтересую (улыбается).
Выпьем? Как вам «Колокол»?

Афанасьев Пожалуй.

Мешков   Ну, да вернёмся к истории. Противостояние Пилата с Каиафой? Доктор, его не могло быть. Пилат обладал высшей властью в Иудее, он решал не толь-ко вопросы жизни и смерти, но также, по своему усмотрению мог назначать или свергать иудейских первосвященников. Каиафа же, к моменту суда над Иисусом – если верить датам Писания – благополучно и бессменно находился на этом посту уже целых восемь лет правления беспощадного и крутого на расправу Пилата. Вот это и есть история.
Каждый, кто её пишет – видит её по-своему. Никто ныне не вспоминает, что Пи-лат провёл в Иерусалим водопровод. Помнят лишь, что он распял Христа. Иисус. Кто он был для него, если он был? Один из многих. Рассуждал о мире Добра. Минуло 19 веков. Всё те же войны, та же кровь. Даже враг у нас с Пилатом тот же – немец. Где он мир Добра? Нет его. А водопровод есть. Воспоминанием о нём осталась лишь цитата «Умыл руки». А слово «прокуратор» стало с тех пор синонимом слова «палач».

Афанасьев ..ибо Сын Человеческий пришёл не губить души человеческие, а спа-сать. Евангелие от Луки. Стих 9:56

Мешков Знаете, тогда же, я впервые увидел смерть. Тоже реалистичную. Наверное, раньше я не хотел её видеть…
Мы возвращались к обозу. Я шёл позади всех. Немного сбоку шёл подпоручик. Из артиллерийских. Выбирал между трупов дорогу для орудия. Наверное, хотел тишины, устал от звука хрустящих костей. Но колёса всё равно давили, и так уже мёртвых. Было тихо. Только лошади выражали своё недовольство фырканьем, когда их заставляли объезжать трупы. Они тоже устали скользить по этой грязи, перемешанной с кровью…  и не было этому полю конца…
Вот пусть теперь, тем убиенным Ваш Христос и поведает о том, что «Когда же тленное сие облечётся в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою». Апостол Павел. 1-е послание к Коринфянам. Стих 15:54

Афанасьев Светает, Яков Александрович. Пора нам оканчивать нашу беседу. Я подумаю над тем, что Вы сказали. Не уверен, что соглашусь со всем.
Так что за безобразный сон вам виделся?

Мешков   Так – эфирный бред нездорового человека. Не стоит вспоминать.

Афанасьев И всё таки?

Мешков   Извольте. Бал в офицерском собрании…
Всё сверкает. От сапог на паркете до орденов на мундире. Сияют трубы полкового
оркестра. Я кружу Соню в вальсе. Вдруг! Тишина. Как после контузии. Я продол-
жаю кружить, не сбиваясь с ритма. Раз-два-три, раз-два-три. Но ничего не слышу.
А потом цоканье. Вначале совсем тихое. Потом всё громче. Громче. И писк. Совсем как пиццикато на первой струне. Опускаю глаза. И вижу – по полу бегают крысы. Разные. Жёлтые, чёрные. Всех мастей. Как будто бал не у нас, а у них. Их всё больше и больше. Цоканье коготков и мерзкий писк – всё громче. Осмотрелся –
все улыбаются. Кружат, будто всё как прежде…
И все они стараются пробиться в центр зала. Там уже гора из них. Лезут. Кто вы-ше. А пары так ловко лавируют. И только большие красные крысы, как будто ни-куда не спешат. Затаились по углам. И наблюдают за этой вознёй…

Афанасьев  Не пустое ли видение видели вы?.. Сон действительно странный. Впрочем, (улыбается) клиника не просматривается.
Прощайте. На фронт Вы вряд ли вернётесь. Вас ждёт Петербург. Семья. И, мне кажется, блестящее будущее военного.

Мешков   Прощайте, Михаил Афанасьевич. Бог даст – встретимся…


эпизод 2-й
сцена 1-я

Перрон вокзала в Таганроге. Суета, толчея. По перрону идёт генерал-майор (Мешков). Конвой расчищает путь следования. Крики конвойных: «Дорогу», «В сторону».
Генерал не смотрит по сторонам. Вдруг резко останавливается – увидел кого-то боковым зрением.

Мешков   Ротмистр! Вот того лекаря ко мне. Живо!

Конвойный, не церемонясь подталкивает военного врача (Афанасьев) к генералу.

Мешков Не узнаёте?

Афанасьев Простите…
 
Мешков   Брусиловский прорыв. Полевой госпиталь. Капитан Мешков. Рваная рана бедра. Спор о Христе.

Афанасьев Господи. Яков Але… Простите, Ваше Превосходительство. Как Ваша нога?

Мешков   Всё потом, Михаил Афанасьевич. Вечером. Не поминайте Господа в суе, так Вы мне говорили. Через 24 минуты я должен быть у Деникина. Сейчас от-вечать быстро:  кто, что.

Афанасьев Простите…

Мешков   Где служите? Что делаете в Таганроге?

Афанасьев Врач. 3-й Терский казачий полк. Прибыл в отпуск на два дня по семейным, да уж заодно за медикаментами по предписанию. Вот 4-й день никак…

Мешков   Ротмистр! Петруше… Нет. Левинзона, пожалуй, с доктором на склады. Всё, что предписано – получить, доставить в пакгауз. Обеспечить отправку во Владикавказ ближайшим поездом, но не раньше завтрашнего утра. Всё. Далее. Доктора в мой салон. Горячая ванна, чистое бельё. Отдых. Точка.

Афанасьев Благо…

Мешков   Всё потом. Конвой, 22 минуты…


сцена 2-я

Вечер. Вагон-салон Мешкова. На диване спит Афанасьев, накрывшись белой генеральской шинелью с красным подбоем. Входит Мешков. Одет в белый гусарский ментик. На плече белый попугай.

Мешков   Просыпайтесь, Михаил! Мы с Шустовым ждём Вас!

Афанасьев Простите, Ваше Превосходительство, четверо су…

Мешков   Ну полноте, Михаил. Конвоя здесь нет. Только мы с Вами. Когда мы расставались три года тому, я для Вас был Яковом. (улыбается) Белый плащ с генеральским подбоем Вам идёт более, нежели белый халат. Шучу.

Афанасьев Простите, Яков. Но с генералами мне пока не доводилось вы…

Мешков   Так ведь это Вы мне прочили блестящую карьеру. Вы прям провидец.

Афанасьев Кстати, мне показалось или шаркаете немного?

Мешков   Да. Есть немного. Ровно ходить не очень получается – посему выбор небольшой: либо шаркать – либо прихрамывать. Пусть уж думают, что я кавале-рист – кто не знает.
Ну, Михаил, прошу к столу. Тактическая задача следующая. В начале – за встречу. Потом отчитываемся о самом ярком, мне, например, есть что сказать. Думаю, Вам тоже. А уж потом, не спеша, о днях былых. Принято? Впрочем, возражения не принимаются.
За встречу, Михаил Афанасьевич!

Афанасьев За встречу, Яков Александрович! И, да, спасибо за…

Мешков   Оставьте. Я давно уже зуб точу на всю эту тыловую сволочь.

Афанасьев Так что за повод у Вас?

Мешков   Сегодня я назначен командующим 3-го армейского корпуса. После-завтра еду отстаивать Крым. Вашими молитвами. Вы мне накликали…

Афанасьев За белую гвардию и её славных представителей!

Мешков   Ах оставьте, Михаил. Нет больше Белой гвардии. Я только недавно понял, что это уже конец. Меня Деникин отправляет защищать Крым, не особо веря в успех обороны. Так Антанта велела. На Крым смотрят, как на приговоренную к сдаче территорию А я, простите за нескромность, единственный, кому он может это поручить. И я сделаю это. Оборону Крыма считаю не только своим дол-гом, но и делом чести. Точка.
Вот так, Михаил, если кратко. Такой вот повод.
Ну а что у Вас?

Афанасьев Даже не знаю что сказать, но кажется что-то новое зреет во мне.

Мешков   Скажите как есть. Под «Колокол» точно разберёмся.

Афанасьев Начну с того, что как и обещал, я долго обдумывал ту нашу беседу.

Мешков   И?

Афанасьев В результате мысли, как-то сами, сложились в небольшой литературный отрывок.

Мешков   Вы хотите сказать, (смеётся) что лишили меня идеи написать пьесу?

Афанасьев Да нет же. (смеётся) Но я всё чаще думаю об этом. И даже попробовал себя на этой ниве.

Мешков   Эк Вас кидает, Михаил. Ну, давайте по порядку. Начнём с отрывка. Любопытно. Как могу ознакомиться?

Афанасьев Ну блокнота у меня с собой конечно нет. Но если по памяти, то… из-вольте…
Германец был молод, лет восемнадцати – двадцати. Пилат был старше ненамного, всего на пять-шесть лет. Одно дело – убийство в бою, где враг вооружён и опасен, а ты в угаре битвы разишь налево и направо, отвечая на удары. Часто не видя, как падает враг, как заливается кровью. Как гаснет его жизнь…

Мешков   Начало интригует. Простите, что перебил.

Афанасьев Варвар был равнодушен к собственной судьбе, казалось. На бледном лице расцветали голубые яростные глаза, он выкрикивал нечто на гортанном, грубом своём языке. Должно быть, сыпал проклятиями. Пока они тащили его к месту казни, в германце говорила месть, им владело бешенство. Потом, когда ле-гионеры вколачивали гвозди – дикая боль в голубых озёрах, до предела расши-ренные зрачки. Германец не кричал, но по закушенной, почти пережёванной губе стекала кровь. Слёзы водопадом покатились из-под век, хлынули, как хлынула кровь из пробитых рук и ног, когда они подняли поваленное дерево и вздыбили молодое тело на кресте. Мука заволакивала глаза, ужас смерти застилал их. Пока говорили в нём горе и ненависть, он не думал о смерти. Теперь она подступила к нему, а он не хотел, не хотел умирать! Умирать так мучительно, так страшно, так незаслуженно. Так рано… Так больно, так больно, так больно!..

Мешков   Сильная аллегория ко всему тому, о чём мы тогда говорили. Михаил, Вы никогда не думали сменить профессию? Простите, но мне кажется у вас подлинный талант литератора. Быть лекарем конечно надёжнее в жизненном плане. Но лекарей, даже хороших лекарей – много. А вот хороших писателей… Впрочем простите…
Ну-ну. Я так полагаю, что это только завязка к главному событию?

Афанасьев Представьте – да. 10 дней тому, я впервые напечатался. В газете «Грозный» опубликовали мой фельетон «Грядущие перспективы».

Мешков   Я же говорил Вы провидец. Так понимаю, что статья о будущем Рос-сии. Интересно было бы узнать Вашу точку зрения.

Афанасьев Сожалею. Экземпляра газеты нет с собой.

Мешков, полуобернувшись:

Ротмистр! Перевернуть вверх дном весь Таганрог. Мне нужна газета «Грозный», номер от 26-го ноября. Всё.

Мешков   Ну вот что, Михаил, теперь плотный ужин. А после – о  том, что было. Согласны? Прошу к столу.


Мешков   Продолжим литературные чтения. Былое и думы. Ну, Михаил, рассказывайте, как Вы тут очутились. В связи с прошедшими передрягами, я бы предположил, что Вы уже где-нибудь в Париже.

Афанасьев Да что говорить. После фронта – как и положено – вначале земским доктором. Потом Вязьма.
Весной 18-го вернулся домой, в уже новое государство. Практиковал.
Да так бы наверное и состарился мещанином во дворянстве, говоря Мольеровским языком. Но, как Вы знаете, свободная Украина была костью в горле. Притом у всех. И у белых и у красных. И у немцев и у Антанты. Да и у самих украинцев единства не было. Когда от пирога остались только крошки, в последние дни был в составе офицерской дружины. После взятия Киева подался сюда.

Мешков Да Вы странствующий философ. Впрочем, правы в одном – это точно – пирог. Гетман – бывший генерал-лейтенант Русской императорской армии – на словах воссоздаёт великую Россию. Потом отрекается и убегает с немцами, в борьбе с которыми стал Кавалером Георгия. Я бью Петлюру, который сменил Гетмана. Заодно и Батьку. В итоге – мы с Вами беседуем на юге России. Это тост!

Афанасьев А всё, Яков Ваш вещий сон. Это Вы провидцем оказались, где уж мне.

Мешков Это Вы про крыс? Помните?
Да нет, всё случилось раньше. Ведь это Государь наш, завёл нас во тьму. Две войны, две революции. Всё проиграл. Россию проиграл. Жизнь свою и своих близких проиграл. Ему бы к свету повести нас после Японской. Чтобы выйти из тьмы, надо идти к Свету. А он привёл к другой войне. И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот, всё — суета и томление духа, и нет от них пользы под солнцем!
Они ещё сделают его святым. Безумные и слепые! что больше: дар, или жертвенник, освящающий дар?

Афанасьев Да, картина ясна! На Западе  колоссальные машины на колоссальных заводах лихорадочно день за днем, пожирая каменный уголь, гремят, стучат, льют струи расплавленного металла, куют, чинят, строят... Они куют могущество мира, сменив те машины, которые еще недавно, сея смерть и разрушая, ковали могуще-ство победы. На Западе кончилась великая война великих народов. Теперь они зализывают свои раны.
А мы? Мы опоздаем... Мы так сильно опоздаем, что никто из современных проро-ков, пожалуй, не скажет, когда же, наконец, мы догоним их и догоним ли вообще?
Ибо мы наказаны. Нам немыслимо сейчас созидать. Перед нами тяжкая задача — завоевать, отнять свою собственную землю. Расплата началась.

Мешков 16-й. К вам в госпиталь я поступил капитаном. А вышел из него уже полковником. Тьма позади. Впереди много света. Мы думали так. Сеявшие со слезами пожинали с радостью. Мы были слепы в своей вере. Впереди была тьма. Од-ни только крысы знали это. Как хорошо, порой, не знать, что случится завтра. Ибо что такое жизнь ваша? Пар, являющийся на малое время, а потом исчезающий. Мы не хотели думать о том, что крысы, много крыс, разных крыс,– уже нацелились на престол… Вешать нужно было…
Государь отрёкся от престола. От того и крысы тогда набежали, простите за сравнение – пирог делить. Помазанник Божий отрёкся от всех нас... А кто отречётся от Меня пред людьми, отрекусь от того и я пред Отцом Моим Небесным…
Я ни черта не понимал в политике и программах этих Партий. Видел многое, но не замечал; уши были открыты, но не слышал… Остался просто служить. Ибо, если делаю это добровольно, то буду иметь награду…
В мае опять был ранен, в 5-й раз. В июле был назначен командующим Московским гвардейским полком. Стал последним его командиром. И это, Михаил - история.
А потом случился Октябрь. Победили самые злобные крысы. Acta est fabula! И самые умные. Те, которые сидели по углам. Дождались, пока остальные перегрызут друг друга. Их крысиный король отправил во тьму всю Россию…
И опять нужно было решать. Государь, ещё тогда, в феврале, освободил нас от вся-
ких обязательств. Услышите о войнах и военных слухах. Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец, ибо восстанет народ на народ. Каждый выбрал свой путь. Кто-то – в Париж. Кто-то на Дон. Кто-то пулю в висок. Не вступай на стезю нечестивых и не ходи по пути злых…
Куда идти мне, Господи?. Слово Твоё – светильник ноге моей и свет стезе моей…
Как мерзко они пищали. Уже трон захватили. А всё пищали… Ненавижу…
Всюду митинги. Пищат. Матросня пьяная. Лицо их России. Я никогда не стал бы у них своим. Семечки лузгать не обучен…
Я часто думаю. А если бы остались править те, Февральские крысы? Почему нам непременно нужен царь?

Афанасьев Да, и я думал об этом. Нам придётся платить за безумство мартов-ских дней, за безумство дней октябрьских, за самостийных изменников, за раз-вращение рабочих, за Брест, за безумное пользование станком для печатания де-нег... за все! И мы выплатим.
Вы ли это, Яков? Стихами из библии сыплете аки Матфей.

Мешков   Да. На прощание. Ибо не только в Христе стал сомневаться, но и в де-лах отца его.

Афанасьев Ну это уж…

Мешков   Да уж. Не он ли поставил его на правление? Ведь сказано в Писании:
власть также установлена Богом для управления народом…

Стук в дверь. Голос: «Ваше превосходительство! Прошу простить. Срочно. Строго конфиденциально».

Мешков   Простите, Михаил. Механизм не останавливается.

Выходит. Афанасьев берёт с рабочего стола лист бумаги. Пишет:

- В числе прочего я говорил, – рассказывал арестант, – что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдёт в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
- Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твоё место? Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты
произнесёшь хотя бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе: берегись.
- Игемон...
- Молчать! – вскричал Пилат…

Входит Мешков. Афанасьев складывает листок.

Мешков   Что там за послание прячете, Михаил Афанасьевич? Деникину кляузу на меня настрочили или самому Господу Богу?

Афанасьев Почти угадали. Так, фрагмент к ненаписанному роману пришёл в го-лову. Вы определённо влияете на моё творчество.
Так что там дальше было в Вашей славной карьере?

Мешков   Тогда, в 17-ом, я выбрал Дон. И ехал я воевать не «За». А скорее «против». Против красных, которые торговались с немцами. Моей кровью торго-вались… Вешать нужно было…
Я не хотел видеть другую Россию. Их Россию. Большевики строили её на лжи. Они обещали дать народу всё. Крестьянам – землю, рабочим – заводы, интеллигенции – свободу слова. С самого рождения отступили нечестивые, от утробы матери заблуждаются, говоря ложь. Русский народ всегда верил царю. Потому и пошёл за ними. Злые же люди и обманщики будут преуспевать во зле, вводя в заблуждение и заблуждаясь. Потом они отнимут всё то, что обещали дать…
Видимо, я был рождён для войны, наши с ней сердца стучали в унисон. Она, по-няла это. Любовь стала взаимной. Думаю, Сонечка тоже это поняла, когда я уез-жал на Дон. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою…
Я ехал на Дон и думал, что это ненадолго. Я думал, что совсем скоро, крысы со-жрут друг друга… а получилось вовсе не так…
Идёт колонна. До горизонта поле. Куда не кинешь взгляд – кругом трупы. И нет уже того подпоручика. Потому – хрустят кости. Тихо. Только лошадь иногда всхрапнёт. Да грязь чавкает. И кругом лежат русские. В одинаковой форме. Толь-ко одни с погонами, оставшиеся верными. Кому? А другие – без. Расстреливали друг друга. Как будто на манёврах. Без злости. И лица их черны от пороховой га-ри…
Красиво сказал. Определённо надо задуматься о писательском ремесле…
Изредка доносился стон умирающего. И тогда кто-нибудь, из милосердия, пере-
крестившись, стрелял в него из карабина…
И не было этому полю конца…
Сколько мальчиков, не успевших в своей жизни согрешить, я отправил на смерть?
Для чего? Знаете, когда я задумался об этом? Мы стояли в Одессе. Там же гастролировал некто Вертинский. Фигляр конечно. Но он пел о многом таком, что мучало нас всех…
Через своих адъютантов, я пригласил его к нам в вагон. Недовольство читалось в
его барских глазах. И страх. Взгляд мой, мало кто выдерживал, даже из мужчин.

Крутит ручку граммофона.

Выпил немного вина. Отпустило. И начал петь. О мальчиках.

Аудио. Вертинский, «То, что я должен сказать».

Это так верно, так беспощадно верно. Кому это нужно?..
Генералам? Которые притащили в Белую армию всё худшее, что можно было взять из царской? В них глубоко укоренился взгляд, что большие потери частей – это доказательство их доблести. Победа должна достигаться «малой кровью», для этого мы и получаем военное образование…
 
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Не любил никогда Пушкина. Такой же фигляр, как и…
Последнее время я часто думаю – чтобы сделал я, тогда, – на месте Понтия Пилата? И чтобы он делал сейчас – будучи на моём?..
Как часто, на войне, кадровому офицеру приходится делать выбор между исполнением Долга либо исполнением заповедей божиих. Между Злом – во имя Добра и Добром во имя Зла.

Вновь адъютант вызывает Мешкова. Афанасьев ходит, сочиняет вслух.

Он, Понтий Пилат, повидал многое в своей жизни, он был непоколебим и спокоен, даже если приходилось посылать своих людей на смерть – это доля воина, солдата, о чём тут горевать. Он был подлинным солдатом Рима, Понтий Пилат, нынешний прокуратор Иудеи. Лицо его выражало решимость, руки крепко сжаты, глаза грозно блестели и не обещали иудеям ничего хорошего. А за спиной у него, там, за крыльями дворца, слышались тревожные трубные сигналы, тяжкий хруст сотен ног, железное бряцание, – тут прокуратор понял, что римская пехота уже выходит, согласно его приказу, стремясь на страшный для бунтовщиков и разбой-ников предсмертный парад.

Возвращается Мешков.

Мешков   Простите.

Афанасьев Не стоит. Понимаю.
Вы во многом правы, Яков. Но, как мне кажется без Веры…
 
Мешков Вот именно, Михаил, вот именно – без веры. Русский народ всегда любил его и верил в него. Хранит Господь всех любящих Его. А он, Господь, не уберёг его от Антихриста. Антихрист ведёт теперь их к свету. Его тоже сделают святым… К своему свету. Путь же беззаконных – как тьма; они не знают, обо что споткнутся…
За что он так невзлюбил мой Народ? Кто скрывает ненависть, у того уста лживые. Как же верить ему теперь? Готов ли он ответствовать перед ним? И от всякого, ко-му дано много, много и потребуется; и кому много вверено, с того больше взыщут. А вот эта заповедь: Все уклонились, сделались равно непотребными; нет делающего добро, нет ни одного. Не про него ли? Или праведы его, для него не писаны? Разве день Господень не мрак, а свет? Он тьма, и нет в нём сияния. Верить ли ему? Или берегитесь каждый своего друга, и не доверяйте ни одному из своих братьев?..

Афанасьев
- Признаюсь, этот ответ меня удивил, – мягко заговорил прокуратор, – боюсь, нет ли здесь недоразумения. Прокуратор просит первосвященника пере-смотреть решение и оставить на свободе того из двух осуждённых, кто менее вреден, а таким, без сомнения, является Га-Ноцри. Итак?
Каиафа прямо в глаза посмотрел Пилату и сказал тихим, но твёрдым голосом, что
Синедрион внимательно ознакомился с делом и вторично сообщает, что намерен
освободить Вар-раввана.
- Как? Даже после моего ходатайства? Ходатайства того, в лице которого говорит римская власть? Первосвященник, повтори в третий раз.
- И в третий раз мы сообщаем, что освобождаем Вар-раввана, – тихо сказал Каиафа.

Мешков   Это он, его Помазанник, убил его же пастырей. Это он велел провести
беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев. Но ему этого было мало. Он возвёл террор в ранг искусства – велел вешать, непременно вешать, дабы народ видел. Он залил кровью народа страну. А кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идёт, потому что тьма ослепила ему глаза. Теперь крысы питаются кровью…

Афанасьев Открыв глаза, он убедился в том, что на холме всё без изменений, за исключением того, что пылавшие на груди кентуриона пятна потухли. Солнце посылало лучи в спины казнимых, обращённых лицами к Ершалаиму. Тогда Левий закричал:
- Проклинаю тебя, бог!
Осипшим голосом он кричал о том, что убедился в несправедливости бога и верить ему более не намерен.
- Ты глух! – рычал Левий, – если б ты не был глухим, ты услышал бы меня и убил его тут же.
Зажмурившись, Левий ждал огня, который упадёт на него с неба и поразит его самого. Этого не случилось, и, не разжимая век, Левий продолжал выкрикивать язвительные и обидные речи небу. Он кричал о полном своём разочаровании и о том, что существуют другие боги и религии. Да, другой бог не допустил бы того, никогда не допустил бы, чтобы человек, подобный Иешуа, был сжигаем солнцем на столбе.
- Я ошибался! – кричал совсем охрипший Левий, – ты бог зла! Или твои глаза со-всем закрыл дым из курильниц храма, а уши твои перестали что-либо слышать, кроме трубных звуков священников? Ты не всемогущий бог. Проклинаю тебя, бог
разбойников, их покровитель и душа!..

Мешков   Видел ли Ваш, Господь, как одна конница врезается в другую? Как скручивается в один клубок его паства. И нет там белых. И нет красных. Есть только дети его – Божии, опьянённые кровью. Видел ли он, как брызжет кровь, когда пуля попадает в горло горниста? У него на выдохе. И сойдешь с ума от того, что будут видеть глаза твои. Слышал ли он – Господь, как свистит шашка? Слышал, с каким диким рыком, словно звери, рубят они друг друга? Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обречённых на убиение? Слышал ли он, как ржут ополоумевшие кони? Что рубиновая печать в золотом украшении, то благозвучие музыки в пиру за вином. Слышал ли он с каким хрипом, душа покидает их плоти?
Для чистых всё чисто, а для осквернённых и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть. А может ли быть холоден отец, видя, как железо в
куски рвёт его детей?

Лицо Мешкова перекашивается от боли.

Афанасьев (бормочет) Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас. Но он тотчас же подавил его сво-ею волею и вновь опустился в кресло…
Что такое с Вами, Яков Александрович?

Мешков   Недавно три пули пулемётных поймал, но не зубами. В лёгкие и жи-вот. Через три недели вернулся в строй. Боль иногда нестерпимая и свищ в живо-те.

Афанасьев Давайте-ка осмотрю

Мешков   Не стоит

Афанасьев Стоит. Я пока ещё врач, а не драматург. Так. Понятно. Знакомо.

Мешков   Вам ли военному врачу да ранам удивляться?

Афанасьев Я не о ране, а об уколах. Бросайте Вы это. По себе знаю – не поможет.
Грешил. С трудом избавился от этой пагубы. Уж лучше когда-никогда кокаину понюхайте.

Мешков   Учту. Ну что. Светает. Пора заняться делами нашими скорбными.

Афанасьев А я, знаете ли верю. И в Белую гвардию. И в её победу. И в будущее России.
Настоящее перед нашими глазами. Оно таково, что глаза эти хочется закрыть. Не видеть! Но придется много драться, много пролить крови, потому что пока за зло-вещими фигурами большевиков еще топчутся с оружием в руках одураченные им безумцы, жизни не будет, а будет смертная борьба. Нужно драться.
Пока там, на Западе, будут стучать машины созидания, у нас от края и до края страны будут стучать пулеметы. Мы будем завоевывать собственные столицы. И мы завоюем их. Тогда страна окровавленная, разрушенная начнет вставать... Мед-ленно, тяжело вставать.
Да будет очень трудно возродить ту – Великую Россию. На это уйдут годы. А может десятилетия. Но верю. Вот потому, из Киева и поехал – не в Париж – а на Дон.

Мешков   Знаете чем вы мне импонируете? Рассуждениями и верой в мир добра. Как Ваш подзащитный. Не боитесь разочароваться когда-то?
Прошло два года. Мы знаем, за что и для чего воевали? Кто-то за восстановление монархии, кто-то за демократов – февральских крыс, кто-то за единую и недели-мую Россию, кто-то за свободу. А кто-то воевал, потому, что воевал – за деньги.
Неразумное стадо. Ходящий во тьме не знает, куда идёт.
Да поймите Вы. Мы изначально, не могли победить. У нас не было единства цели. Нами командовали Слепые. Они не знали куда идут. Они, генералы русской армии, не удосужились разработать стратегический план. У них даже не было понимания, что делать в случае свержения большевиков.
Я уже даже не сомневаюсь, что это борьба без идеи и смысла. Мы не за Россию сражаемся, а за интересы иностранцев. Они диктуют своим ставленникам свои же цели. Те, под маской Патриотизма, решают собственные меркантильные задачи, а нас просто используют как… Деникин служит Англии. Как мне кажется – не оправдал их доверия. Думаю, очень скоро передаст стадо… Да – стадо, иначе не скажешь – скорее всего – ставленнику французов Врангелю. Чем они лучше большевиков, которые продались немцам? И кто же мы тогда? На этот вопрос не хочется отвечать даже самому себе.
Оставьте их. Они ; слепые вожди слепых; а если слепой ведёт слепого, то оба упа-дут в яму. Про нас сказано…
Прощайте, Михаил Афанасьевич. Спасибо за компанию. Сюжет для пьесы Вам не буду дарить в этот раз. А вот название пьесы, учитывая Вашу веру – подскажу – «Белая Гвардия». Прощайте странствующий философ. Не знаю, свидимся ли ещё…

Афанасьев Прощайте, Яков Александрович. Свидимся. Как человек порядочный и благодарный, я приглашаю Вас на премьеру спектакля под названием «Белая Гвардия». О дате сообщу немного позже…

Мешков   Михаил, шинель возьмите на память.

Афанасьев Да что Вы, не по чи…

Мешков   Не рассуждайте. Прощайте. Честь имею. Генерал Яша.
Ротмистр, весь штаб через 10 минут в салон…


эпизод 3-й

Телефонный звонок. Телефонный разговор.

Афанасьев Добрый вечер.

Мешков   Да.

Афанасьев Простите, это квартира известного киноактёра?

Мешков   Что за чушь Вы несёте? (вешает трубку).

Афанасьев Ещё раз простите. Это квартира писателя Мешкова?

Мешков   Я – Мешков. Вы заблуждаетесь. Я не писатель. Прощайте. И больше, пожалуйста, сюда не зво…

Афанасьев Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас.

Мешков   Михаил Афанасьевич, ещё пара фраз из Ваших уст и я – добропорядочный советский служащий – вновь обрету веру в Бога. Вы ли это?

Афанасьев Не оставайтесь должными никому ничем, кроме взаимной любви; ибо любящий другого исполнил закон. Послание апостола Павла к Римлянам, стих 13:8
Яков Александрович, пытаюсь сдержать слово. Приглашаю Вас в МХТ на премьеру спектакля под названием «Дни Турбиных» по моему роману «Белая Гвардия». Не знаю удобно ли Вам будет – это вторник. Пятое октября.

Мешков   Михаил Афанасьевич, всенепременно буду, даже если трамвай отрежет мне голову.

Афанасьев Всё шутите со Смертью? Рад был слышать. Вы будете в списке на гостевую ложу, два места, 5-го, начало в 19-00.

Мешков   Всё-таки послушали меня. Стали писателем.

Афанасьев Как говорил один мой знакомый генерал – всё потом. Вечером.


сцена 1-я

Фойе театра. Толчея. Афанасьев с кем-то беседует. Принимает бесконечные поздравления. Подходит Мешков. Здороваются молча, за руку.

Афанасьев Что скажете?

Мешков   В этой толчее – ничего. (улыбается) Всё потом. Вечером. Сейчас быстро и чётко.

Афанасьев Яков Александрович! Я начал работать над пьесой. Об этом знает только пара очень близких мне людей. Название Вам ни о чём не скажет. А вот сюжет…
1920-й. Исход. Ваши воспоминания я конечно прочитал. Но… Хотелось бы услышать в живую. И конечно без цензуры.

Мешков   Догадались?

Афанасьев Ну, для этого было достаточно прочитать только эпиграф от великого писателя соцреализма. Мешков — это имя, которое не мог никто из нас произносить без гнева, проклятий, без судорожного возбуждения. Мешков — вешатель, Мешков — палач: этими чёрными штемпелями припечатала его имя история. Кажется так?

Мешков   Я как только получил первый экземпляр и открыл его – тут же кинул в печь.

Афанасьев Ну, слава Богу – (улыбается) рукописи не горят. Я прочитал.

Мешков   Михаил Афанасьевич, я с удовольствием побеседую с Вами, и не только на эту тему.

Афанасьев Где вам удобно?

Мешков   Номер моего телефона как, позвольте спросить, узнали?

Афанасьев Во сне увидел.

Мешков   И это ещё помните. Михаил Афанасьевич, всякий ГПУшник Вам скажет, что если в воскресенье, с 15-ти до 19-ти я не буду гулять на Патриарших Прудах – значит я умер. Жду. До встречи.

Афанасьев Яков Александрович, прошу со мной, небольшой банкет по случаю…

Мешков   Спасибо. Увольте. Завтра рано на службу. С премьерой Вас, Странствующий философ. До встречи…

Афанасьев Да, кстати, ничего не привлекло ваше внимание особенно?

Мешков   Привлекло. Ещё как. Генеральская шинель на полковнике это, простите – гафф.

Афанасьев Так ведь это – та самая шинель, 19-го года подарок мне.

Мешков   Вы ещё и профессию старьёвщика решили освоить? Всё. Идите, а то поклонники Ваши меня разорвут на части.


сцена 2-я

Мешков прогуливается в сквере на Патриарших прудах. Подходит Афанасьев.

встреча 1-я

Мешков   10-го октября, в 16 часов, на Патриарших прудах, появились два гражданина.

Афанасьев Здравствуйте, Яков. Занялись таки писательским ремеслом?

Мешков   Здравствуйте, Михаил. Так напишут в отчёте те два филёра, изобра-жающие из себя молодых повес. Теперь они – мой личный конвой.

Афанасьев Традиции помню. Так что, если интересно…

Мешков   Интересно.

Афанасьев После нашей последней беседы, как и обещал – задумался. И, пред-ставьте – сделал выводы. Стыдно признаться – решился на иммиграцию. Но, буквально сразу же заболел тифом. Испытай меня, Боже, и узнай сердце моё; испытай меня, и узнай помышления мои.
После выздоровления, во Владикавказе, стал писать.
Осенью 21-го окончательно переехал в Москву. Продолжил писать. Вступил в Со-юз писателей. Познакомился со Станиславским. Дальше – Вы знаете.
Ваш черёд. Не стыдитесь исповедовать грехи свои. Чем занимаетесь?

Мешков   Живу, Михаил. Просто живу. Занимался я раньше. Делом, которому меня учили. Как Вы знаете – неплохо занимался. А теперь вот – просто живу. И достаточно об этом.
Давайте так, Михаил. То, что обещал – про Крым – расскажу. Начнём со следую-щей встречи. Как я понимаю – для Вас это важно.
Про Турцию – говорить не хочу. Что там произошло между мной и Чёрным бароном – последствие Крыма. В остальном – представьте – генерал занимался разведением индеек.
Теперь преподаю в Лефортово на курсах «Выстрел». Профессор. Там же квартирую. Вполне себе по советским меркам. Вот только предчувствие. Есть что-то не-хорошее в этой квартире.
И главное, о чём я хочу Вас попросить. Вернее – настаиваю. Никогда не спрашивайте меня о том, почему я здесь, в России, служу своим врагам. Я и сам этого для себя не решил. Даю Вам слово генерала – когда я это решу – Вы будете первым и единственным, кто об этом узнает.
За сим, прошу простить. Приступ накатывает. Поспешу домой. Рад был встрече. Я сейчас уйду, а Вы погуляйте совсем немного. Как минимум один филёр уйдёт за мной следом.
До встречи.
Да, кстати. Фельетон Ваш  – о светлом будущем России – тогда прочитал. Отвечу Вам сном. Хотите, напоследок, по сложившейся уже традиции расскажу Вам его?

Афанасьев Опять вещий?

Мешков   Сами решите.
Мы с Верочкой в кунсткамере. Наблюдаем за смешной сказочной страной, кото-рая называется смешно. «Наоборот». Она вся закрыта большим стеклянным кол-паком. Живут в ней маленькие серенькие мышки. А царствует большая толстая крыса. Она добрая, она любит своих подданных. Она бросает им все крошки со своего стола. Чуть ниже, на креслах, сидят другие крысы. Они очень похожи на наших бывших советников, асессоров и прочих людей государевых. У них очень красивые чёрные сюртучки и обязательно пенсне. Это очень важные крысы. Они считают и распределяют все крошки. Кому-то могут их и не дать. А кому-то, наоборот – завернуть в красивую обёрточку – грамоту. Иногда их приглашает на стол большая крыса. И, иногда, они даже могут унести объедки своим крысятам. А по полу бегают крысы в скрипящих кожаных курточках и синих шапочках. Они очень внимательно следят за порядком. Если большая крыса спит, то мышкам нельзя цокать коготками. Прелестная страна. Сказочная. А главное в ней, что все мышки счастливы. Когда большая крыса не спит, они надевают красные косыночки и маршируют.
Бывает какая-то мышка, вдруг, устаёт маршировать и выбивается из строя. Мышки-активисты тут же укажут на неё крысам в синих шапочках.
Предаст же брат брата на смерть, и отец – детей; и восстанут дети на родителей и умертвят их.

Афанасьев Ну, по сложившейся уже традиции – я обещаю подумать об этом…
До встречи, Яков Александрович.

Афанасьев прогуливается. Бормочет вслух:

И вот, поддаваясь на обещания, каждый из нас – от величайшего в мире умника, до последнего глупца,– строит великолепные планы, составляет комбинации, надеется и ждёт. Каждый, кто участвует в этой извечной игре, верит, что именно его удача не обойдёт, не обманет.
И это ещё лучший случай, когда цель достигнута. Если же нет? Столько поломан-ных судеб, сколько слёз, страданий и горя, и жалоб на жизнь, наконец! Жизнь – великая обманщица, и не стоило бы даже начинать состязаться с ней. Но понимаешь это только в самом конце забега, когда изменить ничего уже невозможно, и всё занесено в книги судьбы так, как сложилось.

встреча 2-я

Афанасьев День добрый!

Мешков   Добрый, Михаил Афанасьевич. Сегодня не могу уделить Вам много
времени. Простите, сразу к делу. Точнее – к Крыму.
Старая армия умерла. Несчастные войска разложили не большевики, а внутренний враг: взяточничество, пьянство и воровство. А самое печальное,;  утеря ощущения гордости за звание русского офицера. Я мог только сдать Крым. Забыть про
свою честь. И сдать. Сохранить немного солдатских жизней. И никто бы не уди-вился этому. Думаете, я не знал, что мы уже просто тлен. Белый тлен…
Но, как Вы помните – для меня его оборона была делом чести.
У меня было без малого 4 тысячи плохо обученных юнкеров и голодных студентов, верящие как Вы в возрождение великой России.
Я должен был стать прокуратором – во всех смыслах этого слова. И наместником и Понтием Пилатом, Вы поняли, что я имею в виду.
Я начал с того, что обратился ко всем.
На фронте льётся кровь борцов за Русь Святую, а в тылу происходит вакханалия. Я обязан удержать Крым. Я прошу всех граждан, не потерявших совесть, помочь мне. Остальным заявляю, что не остановлюсь и перед крайними мерами. Приказываю. Беспощадно карать появившихся в пьяном виде военнослужащих  и гражданских лиц. Спекулянтов и производящих пьяный дебош, немедленно препровождать под конвоем на станцию Джанкой. Для разбора их дел военно-полевым судом, находящемся непосредственно при мне.
И мне пришлось стать прокуратором-Пилатом. Я даже проложил водопровод. Ещё до Первой мировой там проводили изыскательские работы. Собирались уложить железную дорогу от Джанкоя до Перекопа. Я решил её построить, чтобы улучшить снабжение войск. Инженеры заявили, что задача невыполнима. Тогда я предложил им отправиться на Перекоп с винтовками, защищать Крым от красных. Через два месяца дорога была готова. Я Прокуратор или Палач?

Афанасьев (шепчет почти беззвучно) Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно…
 
Мешков    Простите, что?

Афанасьев  Нет-нет, Яков, это Вы меня простите, что перебил Вас.

Мешков    Вешал ли я? Да, Михаил – вешал. Я к расстрелу и повешению, подписал сотню с небольшим приговоров. А большевик-латыш, весной 18-го, в Севастополе, на Графской пристани расстрелял пятьсот флотских офицеров. Всего за час. Как только успел приговоры зачитать? Как думаете, чьё имя останется в памяти этого города? Кто будет писать историю?
Более половины из мной казнённых, были вовсе не враги-противники: подпольщики, большевики, комсомольцы. А свои же белые, допустившие вандализм, мародёрство, грабёж, воровство, дезертирство, и трусость. Те – кого я просил помочь мне.
Большевик-аптекарь, на Кубани расстрелял каждого десятого казака старше пят-надцати лет. За то, что казак. За то, что десятый. А Мешков – палач.
Я казнил более ста человек, а пулями и картечью перебил несколько десятков тысяч. Мешков-палач.
Какая странная у них арифметика…
А то, что число жертв красного террора, составило не менее 1 миллиона 200 тысяч человек – рецензент моей книги не знал?
И я отстоял Крым. Уж, простите, что напоминаю об этом.
Только и слышал: «За тобой, Яков фонари», «За тобой мешки». Все чистенькими хотели быть…
Всё, Михаил. Как и говорил. Побегу., вернее – пошаркаю. В следующий раз покончим с Крымом – в хорошем смысле слова.
Прощайте. До встречи.

Афанасьев Прощайте.
Они спорили о чем-то очень сложном и важном, причём ни один из них не мог победить другого. Они ни в чём не сходились друг с другом, и от этого их спор был
особенно интересен и нескончаем…
Само собой разумеется, что сегодняшняя казнь оказалась чистейшим недоразумением – ведь вот же философ, выдумавший столь невероятно нелепую вещь вроде того, что все люди добрые, шёл рядом, следовательно, он был жив. И, конечно, совершенно ужасно было бы даже помыслить о том, что такого человека можно казнить. Казни не было! Не было! Вот в чём прелесть этого путешествия вверх по лестнице луны.

встреча 3-я

Афанасьев Вы, как обычно – с конвоем? Добрый день!

Мешков   Добрый ли, Михаил Афанасьевич?! Эдак скоро и Вас, за встречи со мной почтут такой привилегией. Ну что готовы слушать?
Зиму мы выстояли. 4 тысячи мальчиков – против 40 тысяч Красных.
… Один глагол всегда священный,
    Наследие былых времен,-
    И как сердцам понятен он,
    Понятен думе умиленной!   
    То вещий звук колоколов!..
    То гул торжественно-чудесный,
    Взлетающий до облаков,
    Когда все сорок сороков
    Взывают к благости небесной! (прим., - Е. Растопчина)

Афанасьев(бормочет) Сорок, их должно быть сорок. Это – предосторожность, очень разумная. Чтобы смерть не пришла слишком быстро. Чтобы можно было развлечься ещё одним зрелищем, зрелищем казни на кресте.

Мешков   А вот потом, Деникин и передал Стадо… Врангелю, как я и предполагал… Антанта так решила. Кто назначил его, человека, уже бежавшего из России, главнокомандующим? 
Они. Все. Неужели не понимали, что деньги Антанты – это страшнее, чем карточный долг? Что это гибель России. Что мы будем также бесчестны по отношению к ней, как и они…

Афанасьев(бормочет) Вот этот мешок с деньгами подбросили убийцы в дом первосвященника. Кровь на этом мешке – кровь Иуды из Кириафа.

Мешков   Михаил, что-то случилось? Вы сегодня как-то очень задумчивы?

Афанасьев Нет-нет. Простите. Продолжайте.

Мешков   Генералы, на военном совете, избирают командующего. Голосованием. Смешно. Того, которого им сватают французы. Слово то какое – «Избирают». Ну, совсем как большевики. Ещё бы фанты в папаху кинули…
Зачем он вернулся? Ведь, ещё не так давно, это был уважаемый мной генерал. Заслуженно уважаемый. Заговорил с ним о боевых наградах для чинов своего корпуса. Прервал меня: ну, что говорить о наградах! Ведь у вас потери ничтожны; вот у 1-го и 3-го корпусов большие потери, а о вашем корпусе и говорить не приходится. Плюнул и ушёл…
Как только он вернулся, тут же в апреле, подал ему рапорт. Указал все основные проблемы на фронте. Предложил действия по их решению. Не услышал. Я ему рапорт, а он мне звание, как у себя самого. Только отстань. Не мешай. Ревность его душила к моей славе и безоговорочному авторитету. Ну всё равно как курсистка…
Скажите, пожалуйста. В какой момент? Человек переступает через свою порядочность. Хочу понять. Что движет им, когда он, теряет свою честь? Понимает ли он, тогда, что он ничем не лучше девки с жёлтым билетом. Впрочем, пожалуй, те, хотя бы не фарисействуют.
Не одевают маски патриоток…
Ну как он мог?..
Я ненавижу красных, но они, мои враги, сделали главное – моё дело: сохранили великую Россию! А как они её назвали – мне на это плевать!
После Каховки я подал в отставку. Мы уже были обречены, а на моей совести, всё  меньше деток будет. Вот уж праздник был у барона. Победил, наконец, полно-властного властителя Крыма. Так он меня величал в апреле. Заранее оперетку готовил – какая зато победа. Даже с Суворовым меня в один ряд поставил. Я ведь стал Мешковым-Крымским. Ещё и сумасшедшим меня выставил. Всё моё сумасшествие, лишь в том, что от понятия чести я никогда не отступался…
А он всё надеялся. То на помощь Антанты. То на мир с большевиками. Позор…
Простите, покину Вас на пару минут. Папиросы окончились.

Афанасьев присаживается на скамейку. Достаёт блокнот. Пишет:

- Тесно мне, – вымолвил Пилат, – тесно мне!
Он холодною влажною рукою рванул пряжку с ворота плаща, и та упала на песок.
- Сегодня душно, где-то идёт гроза, – отозвался Каиафа, не сводя глаз с покрасневшего лица прокуратора и предвидя все муки, которые ещё предстоят. «О, ка-кой страшный месяц нисан в этом году!»
- Нет, – сказал Пилат, – это не оттого, что душно, а тесно мне стало с тобой, Каиафа, – и, сузив глаза, Пилат улыбнулся и добавил: – Побереги себя,первосвящен-ник.

Возвращается Мешков.

Мешков   Всё Господу пишете? Шучу.
Вот с его возвращением и начался исход. Такой вот каламбур.
Страшно это было, Михаил. Страшно.
Идут. Идут. А ведь возможно, с кем-то из них, тогда, в 16-0м, мы были вместе на «Щелкунчике» в Мариинке.
И это был нескончаемый караван. Бежать, хоть всего с парой белья. Но – от красных. Как-то, случайно увидел своего преподавателя французского из Павловского. Беззубый, в рваном пальтишке. Совершенно потерянный человечешко. И уходить ему некуда, и оставаться незачем. Отвернулся. Стыдно стало. Понял – сгорит он в этом адском пламени. Ушёл, не оглядываясь. Втянул голову в плечи и превратился в глухого…
И не было в том караване братишек… Были это сплошь, вполне себе приличные люди. Мещане, в большинстве своём. Крестьяне, у которых отобрали землю для других крестьян. Которым её пообещали. Знаете в чём была их беда? Они тоже не умели лузгать семечки.
Куда бежали? Зачем? Где же ты, Господи?..
И я просил его: Призри на меня и помилуй меня, ибо я одинок и угнетён. Скорби сердца моего умножились; Выведи меня из бед моих, призри на страдание моё и на изнеможение моё и прости все грехи мои. Посмотри на врагов моих, как много их, и какою лютою ненавистью они ненавидят меня. Сохрани душу мою и избавь
меня, да не постыжусь, что я на Тебя уповаю…
Но он не услышал. И тогда я сказал ему: Устал я, Господи. А он спал от усталости.
И умер. Сынов я распял больше, чем ты. Страшнее – что веру в тебя теряю. В возрасте Христовом…
Прощай, Господи. Стих тебе от меня, на память: и верующий теряет веру…
Благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за
обижающих вас и гонящих вас…
Я не знал чем им помочь. И не знал, что делать мне самому. Я видел один и тот же
сон. Иду. В полной тьме. Даже лунной дорожки нет. Знаю, что впереди пропасть. Но иду. Тяжело. Грязь как тогда, на поле, перемешанная с кровью. Устал. Ноги вытаскивать – почти нет сил. Сзади цокот меня нагоняет. Те коготки по паркету, как будто-то для них грязи не существует. Иду и натыкаюсь на мешки. Как в лабиринте. И уже не знаю, куда и зачем иду…  Нет тому полю конца…
Хочу дойти до края? Или хочу, чтобы меня догнали крысы и одели мешок? Нет света впереди. Одна вечная тьма. Как правильно он сказал: Праведник гибнет в праведности своей; нечестивый живёт долго в нечестии своём. Чёртово Писание вспомнил. А может надо остановиться. Или?..

Афанасьев И лишь только прокуратор потерял связь с тем, что было вокруг него в действительности, он немедленно тронулся по светящейся дороге и пошел по ней вверх прямо к луне. Он даже рассмеялся во сне от счастья, до того всё сложи-лось прекрасно и неповторимо на прозрачной голубой дороге. Он шёл в сопро-вождении Банги, а рядом с ним шёл бродячий философ…

Мешков   Это я, генерал Мешков, не уберёг их. Не он. А я…

Афанасьев Боль, что сосредоточилась в глазах дотоле мыслящего существа, пре-вращая его в обезумевшее животное, и будила Понтия Пилата. Он просыпался в холодном поту, руки его долго дрожали, и он потирал рукою область сердца, не в силах успокоиться, собраться…

Мешков   Незадолго до исхода навестил его. Предложил, имеющимися силами осуществить штурм-десант тыловых территорий красных. Отказался конечно. Что говорить с сумасшедшим. По портам стал крейсировать на миноноске. Контролировал эвакуацию. Главное – поближе к воде. Крыса… Я честь пытался оставить незапятнанной. Свою честь. Его честь.
Накануне отплытия ужинали у Киста. Когда-то там был запах роскоши, духов и флирта. А в тот вечер – запах агонии и тлена… В их лицах застыла гримаса смертной тоски от неизбежности ухода. А в глазах читалось предчувствие…
Крысы бежали на корабль. Странно, что не занялся писательством… Впрочем, я привык быть первым, а это место теперь занято…
Ну что, Михаил Афанасьевич, будем прощаться? Надеюсь, был Вам полезен. И ещё, если и будете пользовать мой материал, пожалуйста, забудьте в нём слово «Сон».

Афанасьев Спасибо, Яков Александрович. Действительно помогли. Обещаю – как у нас это принято – очень хорошо подумать обо всё сказанном.

Мешков   Честь имею. Мешков-вешатель.

Мешков уходит. Афанасьев садится, записывает.

Афанасьев Иногда действительно везёт, и мы получаем то, чего добивались. И в этот великолепный победный миг, а чаще несколько позже, когда схлынет радость, понимаем, что обмануты. Обмануты самым бесчестным образом. Убрали противника – и потеряли в его лице лучшего друга. Добились величия – а оно совершенно нам не нужно. Спрятать бы лицо в любимых ладонях и согреться, но величие не позволяет. Так много денег, а здоровья потратить их, по желанию, уже нет. Да и само желание куда-то пропало.



эпизод 4-й

Телефонный звонок. Телефонный разговор.

Мешков   Михаил Афанасьевич, добрый вечер.

Афанасьев Добрый, Яков Александрович! Что-то случилось?

Мешков   Помните, я обещал сказать кое-что только Вам.

Афанасьев Конечно.

Мешков   Если ещё интересно – на том же месте, в те же дни.

Афанасьев Буду.

сцена 1-я

Афанасьев День добрый. Что Вы мне хотели рассказать, Яков.

Мешков   Добрый. Теперь уже ничего. Теперь я просто хотел поблагодарить Вас при личное встрече.

Афанасьев За что, позвольте спросить?

Мешков   Михаил, оставим подробности «как»? Главное – «что». Я получил возможность прочитать пьесу «Изгои».

Афанасьев Да Господь с Вами. Я бы Вам и так предоставил эту возможность. Просто думал уж сразу на премьеру пригласить.

Мешков   Не перебивайте, пожалуйста. Спасибо, что наконец-то, Вы ответили на мой вопрос – что я должен был сделать тогда.

Афанасьев Да полноте, это ведь сценический образ.

Мешков   Мы с Вами прекрасно знаем – чей это образ. И не чувствуйте себя виноватым. Вы, Хлудовым ответили мне на все вопросы. Я впервые успокоился.

Афанасьев Яков Алекса…

Мешков   Не перебивайте. Слушайте внимательно. Потом, как у нас это (улыбается) принято – подумаете и примите решение.
Назовём это сном, кстати сказать – не уважили просьбу.
Да, так вот – сон.
Поле. На нём ничего не растёт. Но есть дорога. Только вместо булыжника она мощена костями. По дороге идут люди. Много людей. Все они улыбаются, а из глаз их текут слёзы. Идут они строем, под бравурный марш, а ноги волочат. Цепи на них. Идут они мимо Храма, на котором нет крестов. Я зашёл в тот Храм. Там было очень шумно. Там грохотал станок, на котором ткали мешки. Там на клиросе пе-ли… Их певчие, пели… А люди всё шли. По дороге, мимо Храма. И не было тому полю конца…

Афанасьев Тем бы, которые ненавидят тебя, сон этот, и врагам бы твоим значение его!..

Мешков   Бегите, Михаил, бегите из этой страны – хоть куда, если есть такая возможность. Наступают страшные времена. Бегите.

Афанасьев Вы тоже решили сделать это?

Мешков   Мне они этого не позволят сделать. Я вызвал Вас потому, что вряд ли мы ещё увидимся. Я скоро умру.

Афанасьев Яков, ну что за пессимизм? Боевой генерал… С чего такие мысли?..

Мешков   Я, Михаил, знаю это наверное. Аннушка уже разлила масло.

Афанасьев Простите?

Мешков   Это из далёкого детства. Наша кухарка как-то пролила масло на пол. А истопник поскользнулся и сломал руку. С тех пор, в нашей семье это что-то вроде вестника беды.
Читали в детстве Киплинга? Помните: «Когда вождь стаи промахивается, его зовут Мёртвым Волком, хотя он ещё жив, потому что жить ему уже остаётся недолго». Я промахнулся. В 1921 году, когда вернулся сюда. Всё. Точка. А теперь я спокоен. Прощайте. Честь имею! Лейб-гвардии Изгой…

Афанасьев Прошёл час. Левия не было во дворце. Теперь тишину рассвета нару-шал только тихий шум шагов часовых в саду. Луна быстро выцветала, на другом краю неба было видно беловатое пятнышко утренней звезды. Светильники давным-давно погасли. На ложе лежал прокуратор. Подложив руку под щёку, он спал и дышал беззвучно. Рядом с ним спал Банга. Так встретил рассвет пятнадцатого нисана пятый прокуратор Иудеи Понтий Пилат.

сцена 2-я

Две недели спустя. Афанасьев читает газету:

11-го января, в Москве на своей квартире убит бывший врангелевский генерал и преподаватель военной школы Я.А. Слащёв. Убийца, по фамилии Коленберг, 24-х лет, заявил, что убийство им совершено из мести за своего брата, казнённого по распоряжению Слащёва в годы гражданской войны.
В связи с убийством производится следствие.
Вчера, 14-го января в 16 ч. 30 мин., в московском крематории состоялась кремация тела покойного Я.А. Слащёва.

Садится за стол. Печатает:

Глава 2-я.
В белом плаще с красным генеральским подбоем, шаркающей кавалерийской по-ходкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана, в крытую колоннаду между двумя крыльями Дворца Ирода великого, вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Именем…