Книга 3. Мои девяностые
Глава 1. На новом месте
Неумолимо зазвонил будильник, прервав мой глубокий сон. Я поспешил заглушить трезвон, в надежде не разбудить жену и сына. Через некоторое время в комнату заглянула бдительная мама, чтобы проверить, встаю ли я. Убедившись, что я открыл глаза, она ушла на кухню готовить завтрак. Я сладко потянулся, но, вспомнив, что предстоит тяжёлый день, быстро вскочил с кровати и оделся, стараясь не думать о предстоящей встрече со школьниками.
Перейдя на работу в английскую спецшколу, я был уверен, что здесь не будет проблем с дисциплиной. В эту школу детей принимали после собеседования, стараясь отобрать наиболее одарённых. Поэтому я запланировал усложнение объясняемого материала, а также повышение требований к устным и письменным ответам. И……просчитался. До меня здесь преподавала географию учительница уже в солидном возрасте, не справлявшаяся с дисциплиной. Ребята привыкли на уроках географии отдыхать, делая всё, что хотели, а потому многие из них вовсе не жаждали учиться. В 8 и 9 классах (а школа уже стала одиннадцатилеткой) было особенно много ребят, пытающихся сорвать уроки. В большинстве своём дети работников умственного труда, они умели очень изощрённо издеваться над учителем. В этой школе ученики часто произносили такие фразы: «У вас нет на это никакого права!» или «Чем вы докажете, что это сделал (сделала) я ?" В каждом классе было хоть отбавляй любителей демагогии.
Пришлось мне вспомнить первые годы работы. Я перешёл от демократического стиля общения к сугубо деловому: полученные двойки тут же ставил в журнал, разрешая исправлять их, только пересдав весь материал по этой теме. Я даже выставил несколько двоек за четверть (в тот короткий период учителей за это не наказывали). Всё это возымело действие, и к концу учебного года я уже мог спокойно работать с большинством классов. Двойки я ставил, конечно, только за дело, когда учащиеся не выполняли домашнюю работу, не могли ответить у доски, а также за письменные ответы и прогулы зачётных уроков. В этой школе за успеваемостью своих детей следили почти все родители. Мотивированность у ребят была в целом выше, чем у моих бывших подопечных в школе №1626. Всё это способствовало относительно быстрому наведению порядка на уроках. И всё-таки как я был рад, что первый год моей работы на новом месте прошёл без участия моего сына.
Ему предстояло начать учёбу на год позже моего старта, и он не стал свидетелем моих частых конфликтов с учениками. Первое время мне приходилось особенно буйных индивидуумов силой выпроваживать за дверь или вести их к завучу (директору). В отместку за это появлялись оскорбительные надписи на дверях кабинета, на стенах школы, в туалетах. Мне хотелось, чтобы сын тоже стал учителем географии. И хотя к моменту его появления в школе противостояние с хулиганьём закончилось моей победой, учителем он не стал. Я не настаивал, особенно после его слов в 11 классе: «Неужели ты хочешь, чтобы я тратил свои силы на всяких неисправимых придурков?» Сам-то я до сих пор верю, что почти любого «придурка» можно побудить к исправлению.
Какой удачей для меня было найти поддержку в лице некоторых коллег, особенно учителя биологии Святослава Сергеевича. «Сергеич» был очень колоритной фигурой. Невысокого роста, плотно сбитый, он обладал недюжинной силой, а также таил в себе неистощимый запас различных баек. Учителем он был нестрогим, но любящим систему. Учебный материал Святослав Сергеевич чётко раскладывал «по полочкам». Ученики отвечали не отдельный вопрос, а всю тему урока и по определённому плану. Материал разрешалось пересдавать по много раз. Он всячески поощрял доклады по дополнительному материалу, привлекал ребят, интересующихся биологией, к проведению уроков в качестве ассистентов (они и раздавали материалы для лабораторных работ, и объясняли вместе с учителем новые темы в младших классах, а особенно заслуживающие доверие принимали пересдачу материала). У большинства по биологии были хорошие оценки. Многие потом сдавали вступительные экзамены по биологии в МГУ или мединституты и тоже обычно с хорошими результатами.
Святослав Сергеевич был старше меня на 10 лет. В эту школу он пришёл сразу после института (уходил в армию и снова вернулся) и постепенно стал её «авторитетом» и «символом». Мы сразу прониклись взаимной симпатией и старались поддерживать друг друга. Во многом благодаря Святославу Сергеевичу я достаточно быстро нашёл контакт с другими учителями, многие из которых сначала меня приняли достаточно жёстко. Хорошо помню следующий эпизод.
Уже целую четверть я отработал в новой школе, знал фамилии всех своих учеников, имена и отчества большинства коллег, но всё равно часто открывал для себя что-то новое. Что мне точно нравилось в новой школе - это удобные кресла в учительской. Расслабишься в них на большой перемене на пару минут - и уже готов к новым подвигам на следующие 3-4 урока. Вот и сейчас я спустился в учительскую в предвкушении пары минут блаженного отдыха. Естественно, в дни дежурства по этажу такое себе нельзя было позволить, но сегодня я был свободен от дежурства. Я поздоровался с Валентиной Семёновной, молодой учительницей музыки с чёрными вьющимися волосами и такого же цвета очень живыми глазами, которая стояла в коридоре и наблюдала за поведением школьников. Пройдя мимо неё в учительскую, я увидел Святослава Сергеевича, который уже релаксировал в одном из кресел. Благодаря своим усам он был похож на кота, греющегося на солнышке. Мы обменялись рукопожатиями, и я сел в соседнее кресло.
В этот момент в дверь постучали, и в учительскую вошли ученик 9-го класса Витя Роскошный и его папа. Витя пробездельничал всю первую четверть, прогулял зачётный урок, на пересдачу не явился, и я выставил ему двойку в четверти.
- Вот где географ! – с места в карьер перешёл папа, нервно дёргая правым глазом. – А мы Вас по всей школе разыскиваем!
- Я Вас не вызывал,- отпарировал я.
- Двоечкой наградили сына, я сам и пришёл, - стал агрессивным папа и вместе с Витей, не дожидаясь приглашения, направился к нашим креслам.
«Сергеич» встал и остановил своей плотно сбитой фигурой их движение. Какое-то время он молча вертел пуговицу на рубашке Вити, а затем выдал:
- Ну что, Витя, по прозвищу «Ужасный», считаешь, что тебе незаслуженно поставили двойку?
Витя с папой какое-то время от растерянности стояли молча.
- Может быть, и справедливо, - наконец выдавил из себя папа, - но хотелось бы понять смысл поступка учителя. Предмет-то не самый важный! Можно было ставить оценки не так строго!
- Вова просто фанат своего предмета,- спокойно разъяснил Святослав Сергеевич мой поступок. – Витёк получит от папы по шее, всё выучит, и проблем с географией больше не будет. - Он подтолкнул Витю к двери, попрощался с папой за руку, мягко выпроводив из учительской и его.
- Ну вот, ещё есть время отдохнуть, - промурлыкал Святослав Сергеевич.
Но почти одновременно с его словами дверь без всякого предварительного стука открылась и в учительскую влетела мама ученицы из 6 класса Полины Заовражновой. Беда Полины заключалась в том, что она заучивала текст учебника, совершенно не понимая его смысла, и обычно не могла ответить ни на один вопрос. Мне с большим трудом удавалось вытянуть её на «4», а не всегда адекватная мама требовала для своего сокровища пятёрок.
- Я к географу,- выпалила мама, обращаясь к Святославу Сергеевичу.
«Кто бы сомневался», - подумал я. Как раз на первом уроке Полина вызвалась отвечать. Результат был всё тот же, так что визит мамы был ожидаем мной, но не в столь близком будущем.
- С Вами очень хотела поговорить Валентина Семёновна. Я сейчас подменю её на дежурстве, - сказал Святослав Сергеевич и вышел, подмигнув мне.
Через пару секунд в учительскую энергично вошла Валентина Семёновна. Аура её обаяния буквально наполнила комнату. Она расцеловалась с мамой, обняла Полину и рассыпалась в похвалах по поводу её талантов.
- Я Вам сейчас расскажу, как Полина быстрее меня разобралась в нотных знаках, - громко и восторженно продолжала Валентина Семёновна. – Только давайте выйдем в коридор, а то я дежурная.
Мама Полины, забыв обо мне, вышла из учительской, и на какое-то время здесь установилась тишина.
Я уже подумал, что конец перемены пройдёт спокойно. Тем более, что в учительской почти неслышно появилась преподаватель математики Глафира Вадимовна. Блузка и юбка у неё были нежного цвета, контуры причёски мягкими. Но тот, кто хоть раз посмотрел в её вишнёвые пронизывающие глаза, сразу понимал, что с ней лучше не связываться. Я уже получил от неё выговор за то, что отпустил класс раньше положенного времени (в школе в тот день не работали звонки) и, по её словам, сорвал ей урок. Поэтому после формального приветствия я не стал заговаривать с ней, а решил уйти в свой кабинет.
Однако меня чуть не сбила молодая учительница начальных классов, которая буквально влетела в помещение.
- Там меня ищет заместитель директора столовой по поводу своей дочки. Не говорите, что я здесь, - умоляюще вымолвила она и нырнула в кресло, наполовину спрятанное за шкафом.
По пятам за ней вошла женщина в белом халате, решительный вид которой не оставлял сомнений, что она «достанет» кого угодно.
- Вероника Ивановна здесь? – спросила она.
- Кажется, нет, – не очень уверенно ответил я, поскольку никогда не умел врать, и повернулся в сторону шкафа, не веря в то, что в этой крошечной комнате можно где-то спрятаться.
То, что я увидел, поразило меня до глубины души. Глафира Вадимовна облокотилась о шкаф в задумчивой позе и полностью закрыла собой страдалицу. Она так сердито посмотрела на «столовскую» и так грозно произнесла: «Видите же, нет!» - что та незамедлительно покинула нас.
Я поспешил выйти за ней и, убедившись, что она направилась вниз в столовую, стал подниматься на свой этаж. Пусть мне не удалось отдохнуть, но настроение у меня было радостное, потому что с каждой минутой мне всё больше нравились мои коллеги.
Глава 2. Педагогический триумф
В новой школе мне дали классное руководство в 7-м классе. В то время происходило очередное реформирование школы. Она стала одиннадцатилетней, но в ряде школ, в том числе в нашей, ребята из 3-го класса сразу попадали в 5-й. Так что по возрасту это были шестиклассники, встретившие меня настороженно и с явным недоверием, причины которого я не сразу понял. Случайно я оказался в одном троллейбусе с Валентиной Сергеевной Огурцовой, которая была их классной мамой во 2 и 3 классах. До этого мы ограничивались с ней ежедневным приветствием, я ни разу не посоветовался с ней по поводу класса. Возможно, причиной было то, что несколько коллег при мне прошлись на её счёт, упрекая её за отсутствие высшего образования и за ошибки в написании слов. Однако после нашего разговора в троллейбусе я убедился в неадекватности оценки коллег. Она рассказала мне, как осталась без родителей, но всё-таки получила среднее, а потом, одна воспитывая ребёнка, и среднее специальное образование.
В 1984 г. школьная реформа началась с того, что в английской спецшколе разрешили открыть только 2 первых класса. Но желающих было так много, что на следующий год из 2 переполненных первых классов сформировали 3 вторых. При этом в новый класс руководители «А» и «Б» старались выпихнуть тех, с кем у них не сложились отношения или у кого были конфликтные родители.
- Мне очень долго пришлось бороться с тем, что они постоянно ябедничали друг на друга, объединялись в противоборствующие группировки, заводились по любому поводу,- поделилась со мной Валентина Сергеевна.
Из её рассказа я понял, как много она сделала для сплочения класса. А классные мероприятия организовывала так, чтобы показать, что у каждого в классе есть талант, который в будущем прославит не только его обладателя, но и класс, где он учился. Я сразу проникся к Валентине Сергеевне глубоким уважением. Ошибки в русской словесности меня нисколько не смущали, так как я и сам, к сожалению, часто допускал их, несмотря на то что вырос в очень грамотной семье.
Валентина Сергеевна призналась мне, что очень рада, что именно я стал руководителем её класса. Оказалось, что у ребят после выпуска из начальной школы несколько раз менялись классные руководители.
- Ребята уверены, что это происходило из-за их поведения. И, по-моему, гордятся этим,- поделилась она своим опасением. – А на самом деле эти учителя ушли из школы по личным причинам.
Теперь мне стало понятно недоверие ребят. Многие были уверены, что и я у них задержусь ненадолго. Об этом мне откровенно во время дежурства по классу сказал Серёжа Мухин – весёлый крепыш, склонный к интересным откровениям.
- Хорошо, если Вы у нас недельку продержитесь! - весело болтал он. - Так что, по ходу дела, я, наверное, у вас последний раз убираюсь.
Это было странно слышать, поскольку никаких особенных хулиганских действий, тем более направленных против меня, класс не предпринимал. Но желание ребят проверить меня «на слабо» ощущалось постоянно. Например, староста класса Илья Рябинин, который сам вызвался сменить на этом посту выбранного классом, но безответственного Пашу Чесоткина, решил посмотреть, что произойдёт, если он не назначит дежурных. В то время ребята после уроков делали влажную уборку класса. В обязанности старост входило составить график дежурства и следить за его соблюдением.
Первые дни после вступления Ильи в эту должность проблем с дежурством не возникало, и я был очень удивлён, когда в один из дней никто не пришёл убираться после уроков. Последний урок был в 9 классе, в котором некоторые «любители географии» потихоньку подбрасывали мне под ноги леденцы, а потом кайфовали, слушая как они хрустят у меня под ногами. Я сделал вид, что мне это не причинило особого беспокойства, и после урока отпустил их без разбирательства, не желая слушать наглые отрицания содеянного. Тем не менее класс после этих поросят нужно было убрать обязательно.
Поэтому я спустился на 1 этаж в надежде застать ещё кого-то из моего 7 «В». К моему удивлению, я увидел Илью, который сидел на банкетке и, никуда не торопясь, беседовал с двумя старшеклассницами. Увидев меня, он сразу сообразил в чём дело.
- Девчонки-дежурные сегодня куда-то торопились, я их отпустил, а смену им назначить забыл, - без тени смущения объяснил он.
- У него очень плохая память, - захихикали старшеклассницы.
- Ну, раз мы оба в этом виноваты - ты не назначил смену, а я тебя заранее не проверил - пойдём убирать класс вместе, - сказал я под новый приступ хохота девиц.
- Вы бы вместо того, чтобы ржать, помогли мне! – попросил Илья.
К моему удивлению, одна из девочек согласилась, и втроём мы быстро привели класс в порядок. Больше Илья не оставлял класс без дежурных.
Почти сразу я стал приучать класс к походам. В качестве шефов я брал с собой опытных походников из школы №1626, где работал раньше. Мы договорились с ребятами, что будем ходить в походы каждое третье воскресенье месяца. Перед каждым походом составлялся список желающих, объявлялся приказ по школе, а потом часто оказывалось, что никто из класса не приходил. В поход я отправлялся исключительно с шефами, они, правда, были этому только рады.
Всё изменилось после классного часа, на котором меня осенила одна педагогическая идея. Этому предшествовало посещение квартиры мальчика с простой фамилией Назаров и громким именем Альберт, или Бертик, как его все звали. Переставляя оценки из журнала к себе в тетрадь, я обратил внимание на то, что у Бертика большое количество двоек. Дневник он постоянно забывал. Когда я позвонил ему домой, то мне ответили, что здесь такие не проживают. Во время моей работы в школе №1626 мы (учителя) частенько навещали квартиры трудных детей. В новой школе это было не принято, возможно, потому что дети жили в разных концах Москвы.
Назаровы жили недалеко от школы, и я решил «вспомнить молодость» и навестить их. Конечно, родители были не в курсе двоек Бертика. Я наконец-то заполнил его дневник, а также узнал правильный телефонный номер. Обо всём этом я рассказал в конце классного часа, попросив ребят беречь моё время и не заставлять путешествовать по всей Москве. Все знали, что Бертику как следует досталось от родителей, поэтому кто-то сказал:
- Жёстко вы поступили!
- Я и дальше буду действовать жёстко по отношению к тем, кто меня обманывает,- встал я в позу. Но, вспомнив, что в стране происходил отказ от авторитарных форм управления, добавил:
- Впрочем, давайте проведём тайное голосование. Если класс меня поддержит, я вместе с активом наведу порядок и надеюсь, что нам удастся чаще проводить интересные мероприятия. Если большинство будет против, то я не буду у вас классным руководителем. Замену мне найдут легко: у нас есть учителя без классного руководства.
Ребята были явно озадачены, они не ожидали от меня таких решительных заявлений. Некоторые кричали:
- Кто конкретно может стать нашим классным руководителем?
Пришлось мне задуматься и назвать нескольких учителей (я тогда ещё знал далеко не всех). Потом по моей просьбе каждый достал небольшой листок бумаги и написал «За», «Против», «Воздержался». Листочки я собрал, перемешал и затем снова раздал. Это было сделано для того, чтобы нельзя было узнать по почерку, кто как голосовал. Затем я попросил поставить крестик рядом с выбранной позицией – за меня как классного руководителя, против моей кандидатуры или воздержаться от голосования. Полностью тайного голосования всё равно не получилось. Большинство ребят не скрывало от соседей свой выбор, показывая, куда они поставили крестик. Высокий мальчик Данила Техник довольно громко говорил соседям:
- А мне всё равно, кто будет классным руководителем. Меня это как-то не особенно колышет!
Листочки сложили в коробку, с которой староста и его заместитель вышли из класса. Вернувшись в класс, они огласили результаты голосования:
- 25 – за, двое – против, двое воздержались.
С этого момента мои отношения с классом претерпели серьёзные изменения. Ребята гораздо чаще стали прислушиваться к словам классного руководителя, избранного ими и проводившего классные мероприятия только после одобрения их активом. Я стал более требовательным к их исполнительской дисциплине, но при этом стал чаще хвалить, устраивать «чествования с чаем» за малейшие достижения. Я стал, как бы сейчас сказали, народным классным руководителем. Посеянное мной зерно попало на благодатную почву, нуждавшуюся в правильной обработке, и проросло, дав добрые всходы. Конечно, человеческая память избирательна, но мне кажется, что с этого момента у меня с классом не возникло ни одной конфликтной ситуации. Забегая вперёд, хочу сказать, что я ещё несколько раз пользовался этим приёмом при руководстве другими классами. И, хотя каждый раз результаты голосования были в мою пользу, последствия были совершенно разные – от новых педагогических побед до полных поражений.
Постепенно ребята стали не только ходить со мной в походы, но и ездить на дальние экскурсии. Так получилось, что во время осеннего похода в 9-м классе я оказался единственным взрослым среди 20 школьников. Папа одного из мальчиков, который почти всегда составлял мне компанию, накануне похода подвернул себе ногу, и я не успел найти ему замену. Не пошёл в поход и Данила Техник, ставший моим верным помощником в качестве замыкающего. Совершенно случайно мне пришла в голову мысль назначить замыкающим Юрика Бекмаметова, нашего классного балагура. Своими разговорами Юрик нередко отвлекал меня во время походов. И хотя многие из его замечаний были остроумными, я постоянно беспокоился, что за разговорами пропущу что-нибудь важное в поведении отряда. Став замыкающим, Юрик благодаря растянутости большого отряда оказался далеко от меня. Со своими обязанностями он справлялся хорошо: шутками подбадривал отстающих, запевал современные песни, которые многие девочки с удовольствием подхватывали и шли быстрее. На привалах он вовремя сигнализировал мне, когда кто-нибудь по понятной надобности отлучался, но не предупреждал меня об этом.
-Девочки, - орал он, - а куда это вы пошли? Ась? Что же вы молчите, я же замыкающий?
Так он обращал моё внимание на нарушителей, я брал их на заметку и махал рукой, разрешая таким образом кому надо отлучиться, а заодно останавливая дальнейшие крики Юрика. Поход прошёл очень спокойно, проблем с дисциплиной не возникало. Ребята уже стали взрослыми, и почти весь отряд разбился на парочки. Конечно, и в школе отношения между некоторыми мальчиками и девочками бросались в глаза, но о ряде пристрастий я узнал только во время похода.
Основной привал я устроил в красивом месте у прудов среди смешанного леса. Пруды были явно рукотворными, хотя поблизости не было никаких признаков жилья. Возможно, это место было специально создано для охоты: в прудиках сохранились домики для охоты на водоплавающих птиц. Дорога, которая вела к прудам, была достаточно неприметной. В своё время мы с женой вышли на неё совершенно случайно, совершая прогулки с маленьким сыном в окрестностях дачи, которую два года снимали под Домодедово. Привал удался на славу: горел большой костёр, хорошо испеклась картошка (я попросил предварительно проварить её дома). Юрик с Тамарой Ягодиной, предусмотрительно взявшей гитару, пели популярные песни, которые, как и во время маршрута, все дружно подхватывали. Время на привале пролетело очень быстро, и, когда я дал команду на построение, многие заворчали:
- Так быстро! Давайте побудем здесь ещё!
- Уже пять часов,- уточнил я.
-Как пять? - загалдели ребята. - Мы что не успеем к "Утиным историям"?
Оказалось, что эти "взрослые" школьники, как и мой сын, смотрели каждое воскресенье диснеевские мультфильмы с общим названием "Утиные истории". Они так искренне переживали, что не успеют к началу этих мультиков, что я решил их повести короткой дорогой.
Однако оказалось, что в результате строительства новой трассы Каширского шоссе эту дорогу в нескольких местах пересекли канавы, заполненные на тот момент водой. Большинство мальчишек, как и я, были в лёгких сапогах, так что эти "лужи" нам были не страшны. У девочек же на ногах были в основном кроссовки и кеды. Я подал пример первым - взял одну из девочек на руки и перенёс её через канаву. Парни быстренько последовали моему примеру и перенесли на сухое место своих подружек. Потом мы переносили девчонок, оказавшихся без пары в этом походе, а также мальчишек в кроссовках.
-Где мой фотоаппарат? - вопила Аня Галкина, когда я переносил кого-либо.
Но фотоаппарата в том походе ни у кого не было, и момент остался не- запечатлённым.
На подходе к станции Востряково Павелецкой железной дороги нам пришлось ускорить шаг, чтобы успеть на более раннюю электричку, и срезать угол через перепаханное на зиму поле. Начинало темнеть, и мы не заметили, что поле было местами унавожено, и навоз прилип к обуви. После поля мы по возможности очистили обувь, но аромат ещё долго преследовал нас. На платформу мы вбежали одновременно с поездом. Отряд успел влететь в последний вагон, я вошёл последним, слегка подталкивая Юрика, чтобы меня не прищемило автоматической дверью. Мой толчок передался по цепочке впереди идущим, поэтому они буквально "посыпались" по свободным местам, крича от возбуждения и иногда задевая окружающих. Пассажиры заволновались, некоторые пересели подальше или, поняв причины появления навозного запаха, даже ушли в другой вагон.
Но постепенно все угомонились, и обстановка в вагоне стала абсолютно мирной. Кто-то от слишком чистого воздуха быстро задремал, Тамара с Юриком попеременно бренчали на гитаре романтические песни, некоторые дожёвывали оставшиеся после общего стола бутерброды. Кое-кто из ребят стал играть "в города", "в слова", в набиравшую популярность "мафию". Я сел в сторонке, любуясь пейзажем за окном, но постепенно "заклевал" носом. Тогда я решил присоединиться к какой-нибудь из играющих компаний и стал вертеть головой, высматривая, куда удобнее пересесть. Сразу несколько ребят заметили это (оказывается, за мной тоже наблюдали) и закричали:
- Владимир Леопольдович, идите к нам!
- Я пока оставлю свой рюкзак здесь, - предупредил я соседей по отсеку (две пары пенсионного возраста).
- Конечно, конечно, - последовал ответ соседей. - Какие у вас дисциплинированные ученики, - потихоньку поделились они со мной своими впечатлениями. - А сначала мы подумали, что какая-то банда ворвалась в вагон.
- Это не банда, а мой любимый класс! - с гордостью произнёс я.
Глава 3. Мальчики и девочки элитной школы
Идём в поход, друзья!
Закат, да и заря
Хорошую погоду обещают.
Все с рюкзаками в путь
Дойдём уж как-нибудь,
А Тома с Юрой на гитаре нам сыграют.
Взошли на косогор.
Уже горит костёр,
А в нём поленья весело пылают.
Мы бутерброд возьмём,
Чайком его запьём,
А Тома с Юрой на гитаре нам сыграют.
Пускай кругом вода,
Но это не беда,
Нам фонари дорогу освещают.
Мы к поезду придём
И весь вагон вспугнём,
А Тома с Юрой на гитаре нам сыграют.
Окончился поход,
Покой нас дома ждёт.
"Ну, как вы?" - все с тревогой нас встречали.
Сказали мы устало:
- Всё хорошо, но мало!
Ведь Тома с Юрой на гитаре нам играли!
Эти стихи я посвятил походу, описанному в предыдущей главе. В ней же я писал, что отдельные парочки, обращавшие на себя внимание во время похода, были для меня "новостью". Но, как оказалось, некоторые из них сформировались только на время похода. Мне даже хотелось, чтобы тандем Томы и Юры закрепился, но этого не произошло. И вообще в том выпуске не сформировалось ни одной семейной пары, хотя предпосылки для этого были.
Например, Ольга Хижнова и Андрей Гиганов стали неравнодушными друг к другу после процесса "переноса через лужу". До этого каждый из них вёл себя довольно скованно по отношению к противоположному полу. Поступив как джентльмен, перенеся Олю, у которой до этого не было пары, Андрей уже не отставал от неё. Почувствовав свою власть, Ольга резко изменила спокойное до этого момента поведение. То она замедляла ход и оказывалась вместе с Андреем позади замыкающего, то нагружала "рыцаря" своими вещами и вырывалась вперёд, требуя, чтобы и Андрей следовал за ней. Когда в очередной раз она нарушила строй, я пригрозил ей, что возьму её за руку.
- Нет, - ответила она кокетливо, - я лучше пойду за руку с Андреем.
И они снова, на этот раз держась за руки, переместились в конец отряда.
- Бедный парень! - довольно громко произнёс я.
- Да нет,- услышал мои мысли вслух Серёжа Мухин, всем говоривший, что он лучший друг Андрея. - Он, Владимир Леопольдович, сам упёртый и себя в обиду не даст. Видели бы вы, как он стукнул цепочкой Морянникова!
Эту историю я уже слышал от Мухина. Морянников учился в нашей школе на несколько классов старше. Правда, слово "учился" было не совсем уместным рядом с этой фамилией. Это был парень из неполной семьи. Отец его разбогател, возглавляя бригаду, добывающую золото из отвалов. По временам он выдавал сыну большие суммы денег и считал, что его родительская миссия на этом заканчивалась. В связи с этим Морянников вёл себя пренебрежительно как по отношению к учителям, так и по отношению к другим школьникам, особенно младшим. Как-то Морянников полез без очереди к буфетной стойке, расталкивая окружающих. Но плотный Гиганов стоял крепко и не подпустил его к прилавку. Морянников замахнулся на Гиганова кулаком, а тот, не раздумывая, достал из кармана брюк металлическую цепь и долбанул ею Морянникова по лбу. До крови, к счастью, дело не дошло, но удар произвёл на Морянникова впечатление. По словам Мухина, они потом после уроков ещё долго стояли у станции метро "Чертановская", выясняя отношения. Но Морянников так и не решился перевести конфликт в силовую стадию. Так что Андрей при всём своём интеллигентном воспитании мог постоять за себя.
В "прощальном" походе в 9-м классе я видел, как он безропотно сносил капризы Ольги. Увлечённая разговорами, Ольга, дежурная по кухне, вместо отмеренной дозы высыпала в кипящую воду все макароны. Макароны так и не сварились до конца, они слиплись и остались полусырыми. Я быстренько переориентировался на тушёнку (её можно было быстро разогреть в другом котле) и хлеб, который у нас имелся в изобилии.
Я пошёл в палатку за тушёнкой, а когда вернулся, то увидел, что голодный отряд вымещал на Ольге, доведённой до слёз, свои эмоции. И только Андрей встал на защиту «дамы сердца» и активно утешал её. Но потом его независимый характер сыграл решающую роль в их разрыве. "Прощальным" я назвал этот поход потому, что после выпускного 9-го класса передал его другому классному руководителю, хотя продолжал следить за судьбой своих недавних подопечных.
Большая группа ребят из моего класса после окончания школы поступила на юридический факультет МГУ, среди них и Андрей с Ольгой. В год их выпуска это можно было сделать даже досрочно, успешно написав олимпиады, задания которых разрабатывались в МГУ. Ребята учились хорошо, поэтому результат олимпиад меня нисколько не удивил. Правда, получалось так, что некоторые шли писать олимпиады за компанию с друзьями и, написав их хорошо, решали остаться на том факультете, куда их уже заранее принимали. Многие потом бросали учёбу, не чувствуя своего призвания в этой области. Андрей с Ольгой доучились до конца, но держались, по словам их однокурсников, на расстоянии друг от друга.
- Вы хоть разговариваете друг с другом? - не удержался я и спросил Андрея, когда он навестил меня.
- Разговариваем, особенно когда ей нужно что-то списать и она перестаёт выпендриваться, - проворчал он в ответ.
Я был рад, что дружба хотя бы не переросла во вражду, а такое тоже бывало в моей практике.
Дальнейший мой рассказ пойдёт о том, как, наоборот, за показным конфликтом скрываются внутренние симпатии друг к другу. В начале своей педагогической деятельности я много сил потратил на разрешение таких конфликтов. Некоторые пары вели себя так агрессивно по отношению друг к другу, что я считал себя просто обязанным вмешиваться в эти противостояния и принимать экстренные меры. Я делал записи в дневнике, вызывал родителей, заводил специальные дисциплинарные дневники, куда учителя должны были заносить каждый проступок со стороны участников данного конфликта, каждое брошенное ими грубое слово. Я считал, что дисциплинарные дневники помогут мне выявить зачинщика, так как обе стороны конфликта всё время старались переложить вину на другого, и иногда было непонятно, с чего собственно началась очередная ссора. Достаточно часто предпринятые меры оказывались бесполезными, а позже конфликт неожиданно сам собой рассасывался.
Первый раз меня осенило, что ребята конфликтуют для видимости и постоянные ссоры являются лишь признаком взаимного интереса друг другу, когда я столкнулся с поведением Насти Богорад и Эдика Размазняева. Безуспешно пытаясь отучить их обзывать друг друга, я сумел заметить, что Эдик всегда садился так, чтобы Настя его видела, а затем, как будто не специально, начинал делать или говорить вслух что-нибудь такое, что у любящей учиться, но несдержанной Насти вызывало взрыв возмущения. Я также обратил внимание на то, что Эдик, который никогда не скупился на ругательства в отношении "достававших" его парней, ни разу серьёзно не оскорбил Настю, так и сыпавшую в его сторону "придурок", "идиот" и "дебил".
Мою догадку подтвердила сценка, которую я случайно увидел, поехав по туристическим делам в Северное Чертаново. На пешеходном мосту, который вёл от метро в этот жилищный массив, стояли, улыбались друг другу и мирно беседовали Настя и Эдик. Больше я не делал им замечаний, ребята со временем тоже перестали реагировать на них. Повзрослев, Настя перестала обзывать Эдика, и они вместе перешли в математическую школу. Поэтому, когда в моём классе подобным образом стали вести себя Лариса Кара-Иванова и Ваня Здравский, я отнёсся к этому гораздо спокойнее.
Тем более, что я получил определённую подсказку. Однажды Лариса стала жаловаться мне на поведение Вани:
- Владимир Леопольдович, поговорите с Ваней. Он меня постоянно обижает.
Я спросил её, насколько это серьёзно, имея ввиду серьёзность его оскорблений. Она поняла меня по-своему и ответила, сверкнув своими чёрными глазами:
- Я ещё не знаю, насколько это у нас серьёзно!
По блеску её глаз я понял, что для неё это очень даже серьёзно. Вскоре Ваня перестал "задирать" Ларису, покорно нёс до дома её портфель, и уже о конфликте между ними речь не заходила.
Было видно, что в отличие от приземлённого Вани Лариса была очень романтичной девочкой. И она добивалась такой же романтичности в поведении своего ухажёра. Как-то мы поехали на экскурсию в Ярославль, заранее договорившись с директором одной из школ о ночёвке в ней. После позднего ужина, когда все стали готовиться ко сну, я обратил внимание на отсутствие Лары. Ваня, первый, к кому я обратился, сам был обеспокоен тем, что её нет, но ничего не предпринимал. На мой тревожный вопрос подружки ответили, что Лара пошла погулять по школе. Директор школы предупредила меня, чтобы ребята не выходили за пределы выделенных комнат, да и в коридорах свет везде был погашен, поэтому я решил немедленно найти её. Передвигаясь почти на ощупь, я обнаружил Ларису стоявшей в большом вестибюле у окна. На моё замечание о том, что ей следовало бы спросить у меня разрешения на выход за пределы наших владений, она спросила:
- А разве кто-то заметил мой отсутствие?
- Как видишь, я заметил! - был мой ответ, который явно её не устроил.
- Только Вы ? - с разочарованием произнесла она.
Она явно рассчитывала на больший эффект и прежде всего хотела посмотреть, как поведёт себя Ваня.
Пути Лары и Вани после школы разошлись. Ваня поступил в технический ВУЗ, а Лариса - в гуманитарный. С Ваней она сохранила хорошие отношения, но вышла замуж за англичанина. Она по-прежнему была любителем ярких впечатлений, поэтому своему будущему мужу устроила целое представление. В день 1 апреля молодой человек заехал за ней на машине. Он явно не знал о традиции первоапрельских шуток у русских. Поэтому он был в шоке, когда Лара села к нему в машину в подвенечном платье. Она сказала, что у неё сегодня свадьба и поэтому хочет подъехать ко Дворцу бракосочетаний в его иномарке. Он долго молчал, стуча по рулю, и наконец выдавил из себя:
- No(Нет).
Последовавшие смех и объяснения Ларисы вернули его к жизни, и он тут же сделал ей предложение.
Ларисин выбор в школе в пользу приземлённого Вани был скорее исключением. По моим многолетним наблюдениям, старательные и романтичные девочки обычно останавливали свой выбор на парнях, которых культурные люди назвали бы "большими оригиналами", а одноклассники - придурками. На год старше Лары, например, училась девочка Даша Уфимская, которая нравилась и учителям, и одноклассникам за обаяние, скромность и лёгкость в общении. При этом она всегда хорошо и со вкусом одевалась (обязательное ношение формы к тому времени уже было отменено), так как её папа работал за рубежом. Многие парни искали её внимания, но она старалась дружить со всеми. Тем не менее, было заметно, что особенно её интересовал пухленький Олег Немцов. Он всё время жаловался на бессонницу и головные боли, каждый урок просился выйти из класса. Да и когда он находился в классе, взгляд его был туманным, а мысли - явно где-то очень далеко от учебного материала. Писал он очень чётким почерком, однако ответы его были как будто на совсем другие вопросы. Лет через 7 после Дашиного окончания школы я встретил её в гардеробе МГИМО. Со мной поздоровалась красивая, одетая под стать институту, молодая женщина, в которой я признал Дашу только благодаря её неизменившейся улыбке.
- Я здесь преподаю и учусь в аспирантуре, - объяснила мне Даша.
Также я узнал, что она замужем и что у неё растёт сын.
- Наверное, ты очень занята, раз не приходишь на встречи одноклассников в школу? - спросил её я.
- Да, согласилась она. А так хотелось бы повидать класс!
- Кстати, - оживилась она, - а не знаете, на встречи приходит мальчик...? Вы, наверное, его помните …?
Ещё до того, как она произнесла имя Олега и его фамилию, я догадался о ком (единственном) она меня будет спрашивать. Но Олег на встречах не появлялся, и никто особенно, за исключением Даши, не жалел о его отсутствии.
Глава 4. Воспитатели и подопечные
Некоторые психологи утверждают, что для собак свойственно со временем становиться похожими на своих хозяев, причём не только поведением, но и внешне. Иногда подобное происходит и с классом, которым долго руководит один и тот же человек. Мне лично кажется, что в результате сближения и в каком-то смысле взаимного подлаживания меняются и воспитатель, и воспитуемый. Классный руководитель, как и хозяин животного, перенимает некоторые особенности тех, «за кого он находится в ответе».
Например, уже через год моей работы в новой школе я обратил внимание на очень интересные особенности в поведении 8-х классов. У класса «А» руководитель Светлана Всеволодовна была уже в возрасте. Она часто по-старчески ворчала на своих ребят, любила «промыть им мозги» и даже накричать. При этом всячески опекала свой класс и частенько во время конфликта отдельных учеников с другими (особенно молодыми) учителями становилась на сторону подопечных. Именно в этом классе было много «ворчунов», которые тут же начинали что-то бубнить при получении сложных, с их точки зрения, заданий. Манера общения у класса была грубоватой: фигурировали обидные прозвища, бросалось в глаза демонстративное игнорирование некоторых ребят их одноклассниками. Но, если класс считал, что учитель как-то «задел» их одноклассника, все были готовы, даже ценой срыва урока, броситься на защиту «обиженного». Тем не менее перед различными праздниками именно от ребят этого класса было особенно много личных поздравлений педагогам, столько произносилось благодарных слов и так искренне, что учителя были готовы многое и многим простить.
При руководстве таким классом Светлане Всеволодовне приходилось пускаться на разные хитрости, и, в свою очередь, в классе «хитрецов» было хоть отбавляй. Особенно мне запомнился Ваня Кутайсов, высокий чернявый парень, находившийся на попечении очень активной бабушки. Во время осенних каникул учитель истории Аркадия Петровна и я повезли группу из 8-х классов во Владимир. У Аркадии Петровны был красивый мелодичный голос, и она всегда очень интересно рассказывала. У неё был большой опыт организации дальних поездок, перед которыми она проводили короткий, но очень чёткий инструктаж по правилам поведения, приводя конкретные и наглядные примеры из своего опыта. Вот и перед этой поездкой она очень образно пояснила, как будет красиво у старицы (т.е. вытянутого водоёма – остатка старого русла реки) рядом с храмом Покрова-на-Нерли и почему нельзя выходить на лёд (ещё тонкий в это время года).
Группа действительно довольно долго молча стояла, поражённая красотой этого места. Затем многие стали доставать фотоаппараты и делать снимки, выбирая наиболее выгодный ракурс. Первое, что сделал Кутайсов, - подошёл к кромке льда и ступил на него. Мы с Аркадией Петровной не успели ничего сказать, как он постучал по тонкому льду и проломил его. Я бросился к Ване и оттащил его. Внутрь кроссовок воды почти не попало, но, на всякий случай, мы заставили его надеть сухие носки. Он, конечно, отнекивался, ссылаясь на отсутствие запасных носков. Но Аркадия Петровна тут же изъяла у кого-то лишнюю пару и самолично надела Ване носки, предварительно растерев его ноги вьетнамской «звёздочкой».
Остальная часть поездки прошла без происшествий, но в первый же день занятий ко мне подошла Светлана Всеволодовна и спросила: «Что за несчастный случай у вас произошёл во время экскурсии?». Я сначала даже не понял её, уверяя, что всё прошло благополучно. Она очень удивилась и сказала: «Мне с утра позвонила бабушка Кутайсова. Он вчера начал кашлять и сказал ей, что во время похода провалился под лёд!». Мне показалось, что Светлана Всеволодовна не очень поверила моему рассказу о реальных событиях. Не очень, очевидно, она поверила и моему предположению, что «болезнь» не случайно началась перед первым учебным днём, так как после меня она пошла за объяснениями к Аркадии Петровне.
Через неделю Кутайсов появился в школе. Долгое время он ничего не делал на уроках и не выполнял домашних заданий, подходя к учителям, рассказывая им, какой он бедный и несчастный – пострадал из-за любви к походам, пропустил сложный материал и теперь не в состоянии нагнать класс. В конце четверти, когда я объявил, что у него выходит «двойка», он пришёл после уроков ко мне, давая понять, что он удивлён моей «чёрной неблагодарностью». Он ведь «пострадал» из-за похода и именно из-за пропусков в начале четверти не понимает новый материал. Я не стал объяснять ему смехотворность его претензий, а усадил и в течение часа объяснял ему важнейшие понятия пропущенных тем и обучал практическим навыкам. После этого он с горем пополам выполнил две самостоятельные работы, и я отпустил его с «тройкой» в четверти. Из разговора с коллегами я понял, что он использовал такой приём со многими наивными учителями.
В конце девятого класса встал вопрос о недопуске Вани к экзаменам, в том числе и из-за назревающей «двойки» по географии. На этот раз я «был глух» к его просьбам, объяснив, что «второй раз этот номер не пройдёт». Но он - таки «прошёл». Бабушка Вани не постеснялась сходить к директору. Она так красочно описала ему тот несчастный случай, так наглядно объяснила, как пропуски уроков в тот период сыграли решающую роль в нынешней неуспеваемости, что директор обратился ко мне с личной просьбой по поводу Вани, и я не смог ему отказать. На этот раз, правда, я не стал ему ничего объяснять, а продиктовал несколько вопросов и указал страницы учебника с ответами на них. С таким заданием Иван сумел справиться, ведь когда его учили читать и писать в начальной школе, никто не водил его в злосчастные походы.
Классным руководителем класса «Б» была учитель английского языка Ираида Владимировна. Она происходила из московской семьи творческой интеллигенции и в полной мере унаследовала от родителей такие черты, как острый ум и язык, холерический темперамент и постоянное курение.
В этом классе родители очень следили за своими детьми. Сразу бросалось в глаза, что в коллективе много талантливых ребят. Почти все эти «таланты» были ещё и ужасными демагогами, очень любившими болтать на уроках. Замечания им приходилось делать аккуратно, не дай Бог, как-нибудь затронуть их достоинство. Если они считали себя обиженными, то мстили продуманно и изощрённо. А если, повинуясь какому-то душевному порыву, вдруг выражали свою благодарность, то не забывали об этом и через много лет.
Во время наших совместных с Аркадией Петровной дальних поездок она обычно поручала мне распределение купленных мест в поездах дальнего следования. Поезд в Вологду шёл ночью. Я хотел, чтобы все приехали выспавшимися, и поэтому распределил места болтунов подальше друг от друга. Многие были этим очень недовольны, пытались жаловаться (естественно, безрезультатно) на меня Аркадии Петровне и затаили обиду. В Вологде нас приняли и выделили две комнаты (для девочек и мальчиков) в школе-интернате. Вечером после экскурсии по городу, поправляя свой спальный мешок, я случайно увидел, что ложе кровати вынуто из пазов задней спинки. Это означало, что как только я лягу на кровать, всё сооружение тут же рухнет. Я хорошо помнил, что утром я спокойно садился на кровать. Значит, это сделал кто-то вечером, когда я следил за подготовкой ужина в другой комнате. Я предполагал, что это сделали бэшки, но, поскольку доказательств у меня не было, я соединил ложе со спинкой, забрался в спальный мешок и, дождавшись, когда все мальчики соберутся и улягутся, строгим голосом произнёс следующее: «Я, конечно, догадываюсь, кто хотел мне устроить эту пакость. Но у остальных не хватило мужества предупредить меня. В походе все должны поддерживать друг друга, как будто идут в одной связке в горах. Мы с вами –одна команда, поход - не место для таких подлых поступков. Поэтому, если такие выпады против меня повторятся, разбираться не будем, никто из вашей команды больше ни со мной, ни с Аркадией Петровной никуда не поедет».
Некоторое время стояла тишина, все переваривали сказанное. Наконец, Кирилл Клюквин задал мне вопрос, тем самым разрядив обстановку: «А детектив на ночь вы нам теперь рассказывать не будете?» Мне, конечно, хотелось сказать: «Теперь – нет!». Но мне было важно, чтобы ребята заснули, и им было бы не до ночных шалостей. Поэтому я ответил: «Это не имеет отношения к моему предупреждению, я, в отличие от других, свои обещания выполняю». И стал рассказывать им один из детективов Агаты Кристи. В те годы по телевизору ещё не шли сериалы по произведениям Агате Кристи, на русский язык были переведены лишь некоторые её вещи. В своё время родители, а потом и супруга где-то доставали книги А.Кристи на английском языке и давали почитать их и мне. Я, конечно, не помнил всего досконально, в рассказах многое сокращал или добавлял, менял имена и фамилии, но самое главное - мои монотонные повествования обычно действовали на слушающих усыпляюще.
Вот и на этот раз вскоре раздалось дружное сопение. Но сам я специально не давал себе заснуть, опасаясь новых подвохов. Глаза немного привыкли к темноте, и вскоре я уловил движение в районе кровати Сани Окулярова. Он сел и какое-то время смотрел в мою сторону, а я продолжал ровно дышать. Тогда Саня стал будить Клюквина. Сначала они о чём-то шептались, из их разговора я расслышал только слова «зубная паста». У меня от возмущения перехватило дыхание. Значит, мои слова не произвели на них никакого впечатления, и они собираются намазать меня зубной пастой.
У меня рядом с кроватью стояли зимние ботинки. Они были большими и тяжёлыми, так как представляли из себя валенки, обтянутые сверху резиной и синтетикой. Я осторожно потянул руку к одному из них, готовясь запустить им в «агрессоров». Но мальчишки прошли, пригнувшись, мимо моей кровати, объектом их хулиганства на этот раз оказались девочки. Уняв возникшую от возбуждения дрожь, я нашарил фонарик, включил его и, освятив Саню и Кирилла, громко приказал им вернуться назад. Саня, не торопясь и не пригибаясь, прошёл к своей кровати, а Кирилл почему-то пригнулся и почти ползком стал пробираться к себе. При этом он так выпячивал свой зад, что я не выдержал и мой ботинок полетел в эту цель.
Успешное попадание придало Кириллу ускорение.
- Это вам не пионерлагерь, никаких мазаний пастой, мы – одна команда! Я же вам об этом говорил сегодня! - злобно прокричал я в темноту.
- Чего кидаетесь-то? - проскулил Клюквин.
- Да, ты бы посмотрел на себя со стороны. Рука сама потянулась за снарядом, - ответил я и засмеялся.
Прыснули и те, кто наблюдал эту картину. Но таких было немного. Большинство продолжало мирно спать. Вскоре к ним присоединились и остальные.
Следующий день был у нас очень насыщенным: мы должны были посетить с экскурсиями Софийский Собор, историко-краеведческий музей, а вечером поехать на автобусную экскурсию по городу с посещением домика Петра 1. Но после экскурсии в Софийский Собор Ира Палеашвили почувствовала недомогание и попросила разрешения вернуться в интернат и отлежаться до вечера. Её подруга Катя Храмова не очень рвалась на следующую экскурсию и вызвалась проводить её. Обстановка в Вологде в тот последний год существования СССР был очень спокойной, мы посадили девчонок на троллейбус, а сами направились в музей. Договорились, что в середине дня, когда группа будет гулять по городу с Аркадией Петровной, я подъеду за ними и довезу до места сбора на следующую экскурсию.
После экскурсии в прекрасный историко-краеведческий музей я добрался до интерната и обнаружил повеселевших девочек, вполне готовых ехать на экскурсию. Но они были голодными, и я решил завезти их по дороге в столовую у автовокзала. В небольшом помещении было душно, очередь в кассу двигалась медленно. Я всё время смотрел на часы, чтобы вовремя отправиться на встречу с группой, и не заметил, как побледнела Ира. У неё случился обморок. Окружающая её толпа не дала ей упасть на пол. Я подхватил её на руки и вынес на улицу. Здесь ей стало лучше. Она долго не могла понять, что с ней произошло. Постепенно цвет лица почти восстановился, но я не решался тащить её, тем более голодную, на экскурсию. Купив нам всем на вокзальной площади по пирожку, я посадил Катю на троллейбус, попросив её всё рассказать Аркадии Петровне, а сам отправился с Ирой обратно в интернат отпаивать её чаем с бутербродами.
Когда приехали встревоженная Аркадия Петровна с ребятами, Ира уже восстановила свои силы. Катя так расписала всем мой естественный поступок, что многие недавние «недоброжелатели» стали подходить и извиняться за то, что они ко мне «были несправедливы». А очень своенравная девочка Соня Птах эмоционально заявила: «Владимир Леопольдович, я теперь всегда буду учить географию!». Я тогда не придал этим словам особого значения, но своё обещание она действительно сдержала. Через год Соня стала призёром городской олимпиады по географии, проводимой МГУ. Позже она с Данилой Техником стали моими первыми учениками, поступившими на географический факультет МГУ. В период активной «утечки мозгов» в конце 90-х Соня покинула нашу страну, а вот Данила остался. Он первым из моих подопечных защитил диссертацию, и ему была присвоена степень кандидата географических наук.
Глава 5. Текущие события и конфликты
8 класс «В» после моего двухлетнего руководства воспринял некоторые мои личностные черты. Как и я, многие ребята выдвигали интересные идеи, но не всегда доводили их до воплощения в жизнь. Например, острому на язык Жене Ротману пришла идея освещать проблемы класса в форме ироничного детектива. Первая глава этого детектива под названием «Бабуля начинает и выигрывает» с концовкой «Продолжение следует» была помещена в рукописном виде на стенде в «Классном уголке» и вызвала большой интерес. Тем более, что Женя в ней довольно похоже изобразил нашего трудовика. Сразу появилось много желающих писать продолжение. Мы собрались, обговорили общую линию, примерные темы следующих глав, сроки их написания и ответственных. Женя, как главный редактор, должен был «приводить написанное к общему знаменателю». Но по разным причинам никто так и не собрался излить свою иронию в письменном виде. «Ну, тебе и карты в руки! – сказал я Жене.- Напиши продолжение сам». «Может быть, Вы напишете? –ответил Женя. – А то сейчас так много задают уроков». Стало понятно, что и он потерял к этому интерес. Я написал продолжение. Женя его кое в чём подправил и даже сопроводил стихами, из которых я помню строчки:
Владимир Леопольдович – другое дело,
Детектив крапает смело.
Он пишет день его и ночь.
Как хочется ему помочь!
Но вдохновение у Жени на этом кончилось, и публикация детектива прекратилась.
В то время классные чаепития с обязательной культурной программой по аналогии с телевизионным «Голубым Огоньком» тоже назывались «огоньками». Такие мероприятия полагалось проводить в конце четверти. Наш первый «Огонёк» в 7 классе прошёл очень успешно. Мама Тони Прыгуновой вызвалась помочь мне в его проведении. Она хорошо знала таланты класса и организовала настоящий концерт. После концерта некоторые ребята, не принимавшие в нём участия, тоже захотели выступить, и я предоставил им такую возможность. Многим хотелось показать, что они умеют играть на гитаре, а «двоечник» Бертик Назаров неожиданно очень хорошо прочитал рассказ Михаила Зощенко. Я предложил ребятам проводить «Огоньки» каждый месяц и поздравлять на них тех, кто родился в этом месяце. Идея была принята «на ура». Несколько «Огоньков» прошли очень хорошо. Чтобы не повторяться, мы иногда вместо концерта проводили КВН или какие-либо другие конкурсы. Однажды кто-то предложил провести конкурс красоты среди девочек. Нашлось много желающих. Я быстренько сформировал из мальчиков жюри, куда также вошла и Тоня Прыгунова. В классе она слыла «красавицей №1» и поступила очень мудро, не выставляя свою кандидатуру на конкурс. Я из-за нехватки времени, не советуясь ни с кем, сам составил программу, включавшую импровизированные пение и танцы, вопросы по приготовлению еды, интеллектуальный тест и т.д. Но многие участницы оказались неготовыми к такой программе. Выяснилось, что некоторые ничего не знают в области кулинарии, другие не стали танцевать, третьи отказывались петь «эти занудные песни». Часть класса возмутил тот факт, что жюри присудило первый приз Вере Прокиной, которая совсем недавно пришла в наш класс из другой школы. Возмущение мне высказывали не только дети, но и их родители. Неудивительно, что на следующий «Огонёк», кроме выступающих и «именинников», практически никто не пришёл. Пришлось дать передышку нашему регулярному «культурному общению».
Эти встречи снова стали достаточно регулярными в конце 9 класса, когда заводилой их стала Наташа Бахтиярова. У этой девочки были прирождённые организаторские способности. В отличие от других, как бы их сейчас назвали, «эффективных менеджеров» у неё было хорошее воспитание, и она никогда не «шла по головам людей».
- Владимир Леопольдович, мы испекли «Наполеон». У классического «Наполеона» коржи должны быть немного сыроваты, и он должен плохо резаться. Я подробно объяснила девочкам, как сделать именно такой. Разрежьте его, пожалуйста, сами и посмотрите, каким он получился.
Моя тётя, прекрасный кулинар, много раз угощала меня «Наполеоном». Очевидно, у неё был другой рецепт, и я не привык к сыроватым коржам. Пришлось сделать усилие, чтобы похвалить торт, который девочки испекли по наташиной инструкции. Но они точно следовали её советам, торт вышел именно таким, как хотела Наташа, и она была очень довольна этим обстоятельством.
Наши «посиделки» продолжились даже в 10 и 11 классах, когда я уже не был классным руководителем. Да и Наташа, которой в нашей школе всё давалось легко, ушла в знаменитую 45-ю. Правда, и оттуда она продолжала руководить нашими сборами: распределяла, кто и что должен принести из еды, составляла программу концерта. Иногда из-за загруженности в новой школе она не приходила на встречи, но её рука в их организации всё равно всегда чувствовалась. Вероятно, она была невысокого мнения о моих организаторских способностях, так как во время одной дальней поездки, когда Аркадия Петровна должна была на день раньше нас вернуться в Москву, сказала как бы про себя:
- Мне будет интересно посмотреть, как всё пойдёт без Аркадии Петровны.
Надо сказать, что я почти справился с отрядом в 20 человек. Пришлось, правда, повысить голос, заставляя некоторых лентяев убирать после себя помещение, но рейсовый автобус, который вёз нас на вокзал, сломался. В результате мы опоздали на поезд и вместо плацкартного ехали в сидячем вагоне, да и вернулись в Москву на 4 часа позже. Многие из ребят открыто выражали своё недовольство, но не Наташа. Она была правильно воспитана и помогла мне «усмирить ропот», твёрдо сказав вслух, что ничего особенного не случилось
Если классы А и Б были не прочь поконфликтовать с учителями (в частности, со мной), придерживающимися либеральной формы общения, не реагирующими жёстко и не ставящими сразу на место «нарушителя спокойствия», то совсем по-другому вёл себя мой класс. И я связываю это с тем, что сам старался избегать конфликтов и по возможности решать их мирным путём. Сначала в нашей параллели несколько лет русский язык и литературу вела Илона Александровна, очень яркий и эмоциональный человек. Она действительно прекрасно знала свой предмет, умела «влюбить» в себя детей и хорошо, как бы сейчас сказали, прорекламировать свои достижения и успехи своих учеников. Но затем её «перебросили» на выпускные классы, и к нам преподавать словесность пришла Клара Владимировна, очень знающий и творческий, но более спокойный и демократичный учитель. Вначале класс Б встретил её «в штыки». Вместе с родителями ребята этого класса стали искать способ вернуть Илону Александровну. Они не придумали ничего лучшего, чем поиск недостатков Клары Владимировны и написание на этой основе коллективной жалобы. В качестве одного из недостатков фигурировало «недостаточное знание преподаваемого предмета». Одним из доказательств послужило то, что про кого-то из писателей Клара Владимировна сказала, что он был сыном отставного солдата, в то время как он был сыном офицера, разжалованного в рядовые.
- Она не понимает разницы в социальном положении, он же происходил не из крестьян, а из разночинцев! - галдели бэшки, подсовывая на подпись свою жалобу моему классу.
Неожиданно Вася Алексеев, молчаливый блондин с голубыми глазами, внимательно изучавший текст жалобы, рассудительно сказал:
- Клара Владимировна – очень душевный человек, а что касается разночинцев, то вы сами-то хоть знаете, кто это такие?
- Конечно, знаем! - завопил класс «Б» в ответ.
- Тогда почему у вас в жалобе вместо «разночинцев» написано «разносчики»?».
И действительно в жалобе была допущена орфографическая ошибка, вероятно, чья-то мама, отстукивающая это письмо на машинке, больше думала об эпидемии гриппа, свирепствующей в то время. Во всяком случае, эта ошибка дала возможность председателю родительского комитета моего класса, женщине с утончёнными манерами, гордо ответить по телефону своей коллеге из класса «Б», что наш класс отказывается подписывать это безграмотное письмо. На этом «буза» завершилась, так как, пока переделывали жалобу и искали «подписчиков» на неё, Илона Александровна уехала работать за границу. А Клара Владимировна вскоре сумела завоевать доверие ребят, и о жалобе они вспоминали как о досадном эпизоде.
Я считал, что хорошая обстановка внутри моего класса сложилась потому, что, во-первых, я с самого начала пресекал жалобы учеников друг на друга, а во-вторых, постоянно внушал им, что все люди очень разные, следовательно надо постараться понять другого и по возможности решать возникшие проблемы мирным путём. Многие хорошо усвоили эти правила, хотя случались срывы, в том числе и у меня самого. Как-то во время викторины я увидел, что Славик Бычков не принимал участия в совещании команды. В своей предыдущей книге я подробно писал о том, какие способы применял для того, чтобы вовлечь в работу таких учеников. Но я симпатизировал Славику (тихому и исполнительному, каким я его считал) и решил «выдернуть» его из команды и попросить помочь мне в проведении викторины. Но, оказавшись в центре внимания, Славик показал себя настоящим артистом-комиком. Он то ронял микрофон, оглушая всех резким звуком, то брал не тот конверт с вопросом, на который указывала стрелка волчка, то просто, когда я отворачивался, строил кому-нибудь рожи. В результате я нервничал, и викторина шла неинтересно. Но этого Славику показалось мало. Когда обсуждался последний вопрос, он надел на голову меховую шапку, ловким движением выдернув её из портфеля (в то время в неохраняемых раздевалках меховые шапки часто пропадали, и многие брали их с собой). Все хохотали, уже не слушая мои комментарии. От обиды, что ему удалось сорвать викторину, «моё любимое детище», я сдёрнул с него шапку, запихнул в неё все его вещи, лежащие на парте, и выволок Славика за дверь, бросив шапку с её содержимым на подоконник. Ребята притихли, но вскоре прозвенел звонок. Я не стал подводить итогов и никому не поставил оценок, свалив всё на Славика.
На следующий день Славик не пришёл в школу. Однако я не проявил беспокойства и не стал звонить ему домой. Не пришёл он и на второй день, а когда я стал расспрашивать его товарищей о причине отсутствия, они отвечали что-то неопределённое. Решив вечером позвонить Славику, я был готов к любой реакции с его стороны или со стороны родителей.
Но меня опередили. После уроков в мой кабинет, расположенный на 5 этаже старого школьного здания, неожиданно зашла завуч. Завуча Александру Максимовну я знал ещё по работе в школе №1626. Она была моей ровесницей, но отличалась от меня природной активностью и обаянием. Она была сильным математиком, умела ладить с детьми. Многие школьники её буквально обожали, хотя она частенько, по-матерински опекая ребят, ругала их и говорила нелицеприятные вещи. Именно она, став завучем в английской спецшколе, приложила значительные усилия, чтобы я перешёл туда. Вот и сейчас она мне ласково улыбалась, но я почувствовал, что её что-то гложет, и она готовится сообщить мне нечто неприятное.
- Устали, Владимир Леопольдович? - начала она разговор издалека. - Но всё равно, улыбнитесь! Уроки уже позади.
И, когда я расслабился и улыбнулся ей в ответ, продолжала:
- Ко мне сейчас заходили Бычковы в полном составе: папа, мама и сын. Насколько я поняла, у вас с парнем произошёл какой-то инцидент, и он теперь не хочет ходить в школу. Родители не могут понять в чём дело, до этого ребёнок с восторгом отзывался о вас. Я разговорила Славу и выяснила, что вы выставили его с урока, и он переживает размолвку и боится встречи с Вами. Мама там какая-то нервная, всё время намекала на Вашу вину. Но я им сказала:
- Пусть завтра приходит в школу, за прогулы ему ничего не будет, и я гарантирую, что инцидент с классным руководителем будет исчерпан. Поэтому завтра при встрече с Бычковым найдите нужные слова, чтобы ликвидировать недоразумение. Вы это умеете! - И она снова улыбнулась мне. Я полностью согласился с Александрой Максимовной, убедившись, что мне снова повезло с завучем. Выходя из кабинета, она предупредила меня:
- Вы в этой школе поосторожней с выставлением за дверь. Здесь очень многие ребята и родители юридически подкованы и любят пользоваться этим, когда надо и когда не надо.
Я был готов извиниться перед Славиком, но делать этого мне не пришлось. На следующий день перед моим уроком я подошёл к группе ребят, среди которых стоял Бычков.
- Вот и Славик пришёл,- сказал кто-то из ребят.
- Я очень рад,- сказал я и улыбнулся Славику.
Тот с заметным облегчением улыбнулся мне в ответ и стал что-то спрашивать по теме урока. Так без всяких объяснений мы простили друг друга и больше к этой теме не возвращались.
Почему он сумел простить меня? Наверное, как мой воспитанник, он усвоил, что конфликты лучше разрешать мирным путём.
Женя Ротман тоже не стал выносить на «всеобщий суд» случившееся с ним. Он первым стал приносить в класс ланчбоксы – специальные коробочки с бутербродами для завтрака. В продаже тогда этих контейнеров не было, их привозили из-за границы. На перемене Женя доставал свою коробочку, садился за парту и ел бутерброды. Ему разрешали оставаться в классе, так как после него всегда было чисто. Это и возбудило интерес двух девочек – подружек - Миры, блондинки с живыми любопытными глазками, и Маши, влюбчивой кареглазой брюнетки. На одной из перемен, когда я попросил всех из класса в коридор, а сам спустился в учительскую, Женя съел свой бутерброд и тоже вышел. В классе остались только дежурные Мира и Маша. Они не придумали ничего лучшего, как вынуть из открытого портфеля Жени коробку с завтраком и засунуть её в книжный шкаф за первый ряд книг. Женя ничего не сказал мне о пропаже, и меня удивило то, что теперь с завтраком в обычном пакетике он тоже отправлялся в коридор. Девочки были удивлены его молчанием, через неделю они засунули коробку со скорее всего уже протухшим содержимым ему обратно в портфель. Женя и на этот раз мне ничего не сказал. Я вообще так и не узнал о его отношении к случившемуся. Девочки сознались в содеянном только после того, как Женя уехал с родителями на ПМЖ в Израиль.
Корабли и капитаны
Хорошо помню «Последний звонок» выпуска 1993 года. У нас было два выпускных класса со специализацией: естественно-математический класс и гуманитарный класс. В нашей лингвистической школе такое деление на классы с возможностью выбора изучаемых предметов было введено впервые в качестве эксперимента. Обязательными были уроки математики, словесности, английского языка и физкультуры. При посещении остальных уроков класс делился на группы в соответствии с выбранными предметами. Таким образом, как учитель географии я работал не со всем классом, а только с группой, пожелавшей изучать мой предмет. Уроки стали интереснее. Ребят было меньше, посему их было легче охватить индивидуальными формами работы. Те, кому география была не нужна для поступления в институт или кому этот предмет был неинтересен, официально не посещали мои уроки, соответственно не сидели со скучной физиономией, никого не отвлекали и никому не мешали заниматься. Мотивация сыграла свою роль. Большинство посещавших уроки занимались с интересом, с удовольствием выполняли творческие задания. Вот почему этот и следующий учебные годы были самыми интересными и самыми беспроблемными за всю мою педагогическую карьеру. Потом такое преподавание было запрещено, так как утвердили список предметов, обязательных для аттестации в средней школе, и всё вошло в обычное русло. Снова приходилось затрачивать большие усилия, чтобы заставить работать некоторых «дофонарщиков» (от выражения «мне всё до фонаря»).
Естественно-математическим классом руководила учитель физики Ирина Сергеевна Нахимова, умный и спокойный по характеру человек. Внешне очень серьёзная, Ирина Сергеевна обладала тонким чувством юмора и всегда пыталась подойти творчески даже к самым скучным мероприятиям. Помню на одном из педсоветов, обычно очень длинных и скучных, ей нужно было выступить с докладом по поводу очередного нововведения нашего Министерства. Свой доклад Ирина Сергеевна начала с того, что поставила магнитофонную запись песни С. и Т. Никитиных на стихи Р.Киплинга «На далёкой Амазонке». Как объяснила свою ассоциацию Ирина Сергеевна, у неё сложилось впечатление, что авторам нововведений так же плохо известна область их деятельности, как и дебри Амазонки.
Класс Ирины Сергеевны напоминал мне лайнер, спокойно идущий по волнам. На мостике – безукоризненно одетый капитан (классный руководитель), отдающий команды, которые чётко выполняются бравыми матросами. Этой своей ассоциацией я поделился с коллективом и гостями во время «Последнего звонка». Строгое лицо Ирины Сергеевны расплылось в улыбке. Ей были приятны мои слова, так как такое взаимоотношение с классом сложилось у неё далеко не сразу. Потом она стала опытным учителем, учёным со степенью доктора наук. А это был её первый выпуск. В школу она пришла преподавать незадолго до меня и вела только черчение, так как имела техническое образование и до этого работала в одном из НИИ.
Ей сразу дали классное руководство в одном из 8-х классов, славившемся эгоизмом и лицемерием. Когда я начал работать в этом классе, меня несколько первых уроков поражало, как некоторые парни подхалимски смотрели мне в глаза, вызывались стирать с доски, подравнять парты, собрать тетради. И как потом, увидев, что я нестрогий учитель, начинали вести себя вызывающе, откровенно бездельничая и по-хамски разговаривая со мной.
На открытом уроке по теме «Сила трения» Ирина Сергеевна вовлекала ребят в самые разнообразные виды деятельности. Они выполняли лабораторную работу, вместе выводили формулы, делали короткие доклады с интересными фактами о силе трения, а в конце урока из разложенных заготовок собирали новогоднюю игрушку (её работа тоже была основана на силе трения). А класс, несмотря на присутствие завуча и большого количества учителей, в плане поведения остался верен себе.
Когда выполняли лабораторную работу, многие специально роняли грузики, которые с грохотом падали на парту. Другие достаточно громко комментировали доклады, третьи сопровождали взрывами смеха изготовление игрушки. Но Ирина Сергеевна ничем не выдала своего недовольства: она продолжала говорить спокойно и негромко, время от времени прерывая свой рассказ, чтобы дождаться тишины. Наверняка, чувства раздражения и обиды посещали её во время урока, но она никак их не продемонстрировала, а ход урока комментировала с лёгкой иронией. Ребятам ни разу не удалось её сбить, пояснения её продолжали оставаться чёткими и последовательными. В заключение она поблагодарила всех за работу на уроке, сказав, что довольна достигнутыми результатами. Словом, она вышла победителем из нелёгкой схватки.
Постепенно класс оценил своего руководителя и стал действительно напоминать команду корабля, полную ярких индивидуальностей, но безоговорочно преданную своему капитану.
Второй класс явно напоминал пиратский бриг. Команда его была шумной, не боящейся открытого хулиганства. Ребята в классе были очень непоследовательными, разговаривали в нарочито грубой манере, оценки предпочитали получать, идя напролом. Но, как оказалось, за грубыми манерами часто скрывались тонкая душа и доброе сердце. А помогла мне в этом разобраться классный руководитель Вера Александровна, твёрдостью духа и бесстрашием напоминающая капитана пиратского брига.
Вера Александровна была словесницей. Она обладала кипучей энергией, взрывным, но отходчивым характером. Интересуясь самыми мелочами жизни ребят своего класса, она буквально влезала в душу каждого школьника и умела подчинить их своей воле. Ребята побаивались её, предпочитая не попадаться под горячую руку. Но хорошо понимали, что, когда надо, она и пожалеет, и защитит, и поможет. Поэтому в целом класс был ей очень предан, тем более, что она, очень творческий человек, всё время выступала зачинщиком каких-нибудь интересных мероприятий. Кроме того, она была сильным учителем, умела «вдолбить» правила русского языка так, что дети начинали писать грамотно. Именно благодаря её стараниям мой сын, который, к сожалению, унаследовал от меня невнимательность в правописании, нормально написал сочинение на вступительном экзамене в МГУ.
Зная о сложностях в своём классе, она не стала дожидаться, когда я подойду к ней со своими жалобами. А сама пришла ко мне со следующим рассказом:
- Тут мои два переростка Ложкин и Третьяков выдали мне: «А географ-то оказался нормальным мужиком!». Они хотели сбежать с вашего урока, чтобы поехать в Малаховку за запчастями для велосипеда. А я их убедила отпроситься у вас. Так они у вас и 30 минут посидели и ещё остались довольными – вы им подробно объяснили, как добраться до этого магазина, поминутно расписали, сколько времени у них займут поездки на метро и электричке.
Ребята действительно были удивлены моей осведомлённостью. Я им не раскрыл то обстоятельство, что в те годы мы снимали летом дачу в Малаховке, поэтому я хорошо знал расписание электричек, ну и конечно, расположение магазина. После такого сблизившего нас начала разговора Вера Александровна кратко, но очень точно рассказала мне о Ложкине, Третьякове и других сложных детях. Это в будущем очень помогло мне наладить контакт с ребятами её класса, хотя сюрпризов всё равно было хоть отбавляй.
Большинство девочек своим поведением по-женски хотели обратить на себя моё внимание. Но была и группа одноклассниц во главе со старостой Наташей Огрызкиной, заранее определивших свой жизненный путь, никак не связанный с географией. Поэтому они считали, что мой урок только отнимает у них время, и были очень недовольны и агрессивны, когда я понуждал их к учебной деятельности. Таких было немного, но они пользовались в классе определённым влиянием.
Я чётко осознал это, когда Таня Трегубова, круглолицая девочка с умными глазами, сидевшая рядом с Огрызкиной, начала бездельничать, а на мои справедливые замечания - огрызаться. Когда я пригрозил ей сделать запись в дневнике и вызвать родителей, она громко сказала:
-Если мой папа придёт в школу, он разнесёт её!
В то время фамилия Трегубов была известна в стране благодаря прославленному боксёру. Таня вполне могла быть его дочерью. Мне представилось, что Трегубов действительно приходит в школу и разносит её. Но, как оказалось, Таня блефовала. Вера Александровна, когда я рассказал ей об этом случае, долго смеялась и наконец вымолвила:
-Танины родители - милейшие люди, высококвалифицированные врачи. Я даже не буду беспокоить их по этому поводу, а просто сделаю ей хороший втык.
Втык оказался очень эффективным, больше проблем с дисциплиной Тани у меня на уроках не возникало. А вот другие девочки продолжали "доставать" меня достаточно долго. Хорошо врезалась память следующая история. Наш институтский преподаватель Николай Николаевич Родзевич, читавший студентам лекции о рельефе в курсе "Физическая география СССР", любил задавать два вопроса:
-В чём неточность терминов "старые и молодые горы"?
-Какие силы сформировали современный рельеф?
На предыдущих уроках с классом Веры Александровны мы подробно изучили, как изменялся рельеф России в результате новейших движений, вызванных внутренними силами (горообразование, землетрясения и т.п.), а также под воздействием внешних сил (наступления ледника, работе текучих вод, создающих долины рек, овраги и т.п.). Поэтому я решился задать эти вопросы институтского преподавателя, но в несколько изменённом виде: 1) Почему выражение "старые горы" не совсем точно? 2) Как изменился рельеф Восточно-Европейской равнины в новейшее время?
Ребята призадумались. Я повторил вопросы, на этот раз повысив голос. Класс настороженно смотрел на меня. Никто не поднимал руки. Даже отъявленные болтуны прекратили своё бухтение, решив, что приближается самостоятельная работа. Наконец Артём Абрикосов, мальчик с рыжеватыми волосами и простоватой наружностью (но уже отнесённый мной к разряду "умников и умниц") поднял руку и ответил:
-Поднятие гор может происходить в разное время. Но даже у гор, образовавшихся в древние эпохи, современный облик сформирован, в основном, землетрясениями или, скажем, водо-грязевыми потоками, происходившими в недавнем геологическом прошлом.
Я был доволен его ответом, но попросил показать на карте у доски несколько горных систем, которые поднялись со дна океана ещё в древние эпохи. Он уверенно показал Алтай, Саяны, Уральские горы, и я с удовольствием поставил ему пять.
Почти сразу же поднялась вторая рука. Это решила ответить Маша Семёнова, девочка, обычно молчавшая, правда, "светившаяся" своей обаятельной, несколько американской улыбкой. Она действительно добросовестно выучила домашний материал и рассказала и о поднятии Балтийского щита в Карелии и на Кольском полуострове, и о деятельности ледника, спустившегося со Скандинавских гор и сформировавшего Смоленско-Московскую, Валдайскую и многие другие возвышенности. Не обошла своим вниманием она и то, как повлияли на рельеф нашей равнины подъём Кавказских гор, работа рек, и даже упомянула о деятельности человека. В заключение она без моей просьбы обобщила сказанное, объяснив, что хотя платформа, на которой сформировалась Восточно-Европейская равнина, очень древняя, но нынешний её облик в значительной степени сформировался в неогеновый и четвертичный периоды продолжающейся кайнозойской эры. Я поставил ей пятёрку без дополнительных вопросов.
Я был очень доволен ответами ребят. Вопросы были не из простых, и результаты свидетельствовали о моём педагогическом успехе. Я был на седьмом небе от счастья. Но нужно было переходить к объяснению новой темы "Опасные природные явления, связанные с литосферой". Я уже дал эту тему в двух параллельных классах, и уроки там прошли интересно. Разделив ребят на группы, каждая из которых должна была найти в учебнике материал об одном из опасных явлений (землетрясении и вулканизме, оползнях и обвалах и т.п.), подготовить рассказ об этом явлении (описание, выявление причин, указание районов распространения, действия в чрезвычайных ситуациях и т.п.) и быть готовой отвечать на вопросы слушателей и учителя. В целом, всё прошло по задуманному плану, но оба раза я не уложился в урок. Пришлось задерживать ребят на перемене. Внимание у них сразу рассеялось, и концовки уроков были скомканы.
В классе "А" я решил просто надиктовать материал об опасных явлениях. Что заставило меня совершить такую явную педагогическую ошибку? Когда я похвалил класс за отличные знания (а я специально похвалил не только отвечавших Артёма и Машу, но и весь класс), все так преданно смотрели на меня и, казалось, были готовы внимать каждому моему слову. И я попался на эту удочку.
Вскоре, поняв, что самостоятельной работы не предвидится, многие расслабились, слушали меня уже невнимательно, записывали кое-как и только тогда, когда я близко подходил к их парте. Снова началось "бухтение" с соседями, и мне постоянно приходилось повышать голос. Естественно, мне это надоело, и я взял дневник у Огрызкиной - зачинщицы, как мне казалось, этой бузы. У Огрызкиной сразу же нашлось множество адвокатов, которые утверждали, что она была не единственной, нарушавшей дисциплину. Разозлившись, я собрал дневники у всех "открывавших рот". Накричав на класс и выгнав за дверь двух человек, я, наконец, установил тишину и кое-как завершил урок.
От моей радости не осталось и следа. На перемене я стал нервно заполнять дневники, делая однотипную запись "Не давала вести урок, грубо нарушала дисциплину". Когда я заполнял предпоследний дневник, то увидел, что пишу замечание так порадовавшей меня Маше Семёновой. Они с Артёмом положили дневники для пятёрок раньше всех. А я в тот момент так торопился продолжить урок, что не удосужился выставить оценки. В Машином дневнике я успел написать "Не давала...". Эта часть фразы, даже зачёркнутая, звучала двусмысленно.
-Ну, что ты не вовремя подсовываешь дневник? - набросился я на ни в чём не повинную Машу.
Стоявшее вокруг "хулиганьё", увидев мою ошибку, радостно заржало. Только Маша, растерявшись и пожимая плечами, продолжала мне улыбаться. Её улыбка подействовала на меня успокаивающе, и я нашёл выход. Сделав запись "Не давала односложных ответов. Работала творчески. Молодец!!!" и поставил рядом 5 с плюсом. Маша осталась довольной, её улыбка стала ещё шире.
Улыбается мне Маша и сейчас со страницы "Фейсбука". Теперь она живёт в США и носит американскую фамилию, очень подходящую к её улыбке.
Посередине лихих 90-х
В 2001 г., выйдя из здания больницы после посещения жены, я обратил внимание на купола храма, почти скрытые деревьями. Я знал, что рядом с больницей есть действующая церковь, и решил дойти до неё. Мой путь лежал через Миусское кладбище. Пару минут я шёл в задумчивости, глядя себе под ноги, как вдруг, подняв глаза, увидел на чёрном камне портрет ученика, закончившего школу в 1995 г. От неожиданности я чуть не вскрикнул. Убедившись, что это не галлюцинация, я стал читать надпись на камне. К сожалению, я не ошибся. Имя и фамилия совпадали, а год смерти соответствовал году выпуска из школы. На работе я рассказал об увиденном Святославу Сергеевичу, с которым многие выпускники продолжали поддерживать контакт. Оказалось, что он был в курсе этой трагедии и даже был на похоронах. По поводу причины смерти мальчика он лишь кратко изрёк:
-Передозировка наркотиков.
Стало понятным, почему факт смерти этого выпускника с хорошей успеваемостью не стал достоянием широкой огласки в школе.
В институте нам ничего не рассказывали о наркомании среди подростков. Да и проблема эта стала актуальной только в конце 80-х, когда начал расшатываться порядок в стране, а государство демонстрировало своё бессилие. Сначала заговорили о токсикомании. На педсоветы стали приезжать инспектора из РУНО (районного управления народного образования), рассказывающие страшилки о том, как в одной из школ Москвы (но не нашего района!) были обнаружены школьники, нюхавшие пары разогретого клея, дихлофос или ещё какую-нибудь гадость. Приводились примеры низкого уровня воспитательной работы в этой школе и наказания её администрации вышестоящими органами. Позже появилась памятка учителям по выявлению наркоманов, где фигурировали такие признаки:
1) сонливость на уроках, безразличие к происходящему;
2) легко становится агрессивным по отношению к одноклассникам и учителям.
По таким признакам мы выявили в каждом классе человек по 5 наркоманов. К счастью, в тот момент наши тревоги оказались ложными. Преступления в этой сфере набрали полный оборот уже после развала СССР в середине 90-х годов, когда в каждом выпуске обнаруживался кто-либо, употребляющий наркотики. Большинство ребят начинали наркоманить "на полную катушку" после ухода из школы, когда контроль резко ослабевал. Но некоторые были втянуты в эту "игру со смертью" ещё в школе и даже своими одноклассниками. Слова "игра со смертью" можно было бы написать без кавычек, так как обычно о пристрастии своих выпускников школа узнавала после их ранней кончины. Это были ребята из самых разных семей как по интеллектуальному, так и по материальному уровню. Но общим для них были отсутствие постоянного контроля со стороны родителей и вседозволенность. Только одному парню удалось "соскочить с иглы". Рос он в неполной семье, и, когда его мама на какое-то время уехала за границу зарабатывать деньги, в том числе на обучение сына в престижном институте, он был предоставлен сам себе. Поставленная перед фактом уже глубокой зависимости подростка, мама не стала винить в этом общество или школу, а, взвалив на себя тяжелейшую ношу, всё-таки сумела помочь сыну найти выход из этого тупика.
Выпуск 1995 г. был сложным, причём многие проблемы с конкретными школьниками тянулись ещё с того времени, когда они учились в 8-9 классах. Именно в этот период в классах появились компании, которые стали регулярно собираться на вечеринки. Слово "тусовка" тогда ещё не было в ходу. Но ходовой термин "вечеринка" на самом деле неточно отражал время сбора, так как обычно собирались после уроков (или вместо последних уроков), когда не было опасности появления взрослых. Собирались, как правило, у тех, кто жил поближе к школе и у кого родители не особенно ругались на последствия таких встреч. Кроме потребления спиртных напитков и курения, там, очевидно, было ещё много чего интересного для подростков. Во всяком случае, они продолжали горячо обсуждать события этих встреч на переменах, а иногда и в урочное время. Конечно, в эти сообщества были втянуты не все учащиеся, но как раз эти группировки со сложившейся системой лидеров и подчинённых определяли линию поведения классов.
Страна жила в обстановке общей разнузданности. Поведение высших должностных лиц государства, огромный поток негативной информации, отсутствие единого подхода к воспитательной работе - всё это работало против школьного учителя, которому продолжали вменять в обязанность воспитание нравственности и патриотизма. В советское время мы, учителя, считали, что находимся в авангарде государственных структур, занимающихся воспитанием подрастающего поколения. В 90-х годах у многих моих коллег, и у меня в том числе, сложилось впечатление, что мы противостоим государственным структурам, всячески разлагающим молодёжь. Поэтому в учительской в ответ на жалобы о низкой заработной плате теперь часто слышалось:
- А если не мы, то кто…..?
- Они никому, кроме нас, не нужны. Даже родителям!
Большая группа учителей нашей школы работала очень активно на образовательных и воспитательных фронтах только исходя из такого понятия, как «педагогический долг». Нас никто не призывал к этому на педсоветах, мы избегали высоких фраз в общении друг с другом, но нам очень хотелось что-то изменить к лучшему.
В то время ещё никто не ставил под сомнение правильность оплаты из государственных средств работы школьных кружков, факультативов, спортивных секций. Хотя педагогам за это платили мало, но благодаря учительскому энтузиазму эта система дополнительного образования (современный термин) работала на полную мощь. Я, например, самозабвенно готовился к проведению факультативов. И, очевидно, ребятам на них было интересно, потому что Оля Семейкина, их самая активная участница, на 10-летии выпуска сказала мне, что она читает своим детям материалы из тетради по факультативам наряду со статьями из популярных журналов «Вокруг света» и «GEO». Вёл я также подготовительные курсы для сдачи (обычно успешной) вступительных экзаменов по географии в ВУЗы. Иногда на подготовительные занятия наши ученики приводили своих друзей из других школ, тоже готовившихся к экзамену по географии. Мне и в голову не приходило брать с них за это какую-то плату (к чему нас активно призывают сейчас). И так увлечённо работали почти все мои коллеги.
Когда завуч Александра Максимовна ушла в декретный отпуск, новым завучем стала словесница Вера Владимировна. Она не фонтанировала новыми идеями, но всегда внимательно слушала других. Если какие-то идеи заинтересовывали её, она не жалела сил на их воплощение в жизнь. Именно во время её руководства учебной частью школа переходила на изучение "предметов по выбору" в старших классах. Став завучем, она не "бросила" (как это сделали бы на её месте многие другие) свой класс, явившийся позже частью непростого выпуска 1995 г. Она умела разговаривать со сложными детьми и убеждать их, хотя делала это обычно в очень спокойной манере. О том, что она раздражена и её лучше не злить, всегда можно было догадаться по одной реплике. Когда кто-нибудь из учеников начинал говорить, что ему что-то неинтересно, а хочет он совсем другое, она резко бросала:
-Да хоть женись !!!
Эта фраза, очевидно, показывала всю несостоятельность притязаний ученика (ученицы). Во всяком случае, как правило, после этих слов все дискуссии прекращались. Я довольно долго реагировал этой фразой на запросы своего сына. Разумеется, до того, как он достиг студенческого возраста и слова уже можно было бы понять слишком буквально. Поскольку фамилия её была Бажова, другим её любимым выражением было:
-Ты мне сказки не рассказывай! Я сама Бажова!
Вера Владимировна и сама проводила с классом много оригинальных мероприятий и, как могла, поощряла тех учителей, которые старались как-то отвлечь детей от "влияния улицы". В основном, конечно, эти поощрения были морального плана, но многим педагогам и этого было достаточно. Мы с Аркадией Петровной очень часто вывозили эту параллель на дальние экскурсии. Часто мы замечали, что многим ребятам не хочется возвращаться домой. Но с "падением железного занавеса" стали также заметны школьники, которые во время поездок были всем недовольны, причём их негатив начинал проявляться ещё в Москве на стадии организации. А всё потому, что они вместе с родителями собирались покинуть нашу страну и переселиться за рубеж.
Одним из таких учеников был Рувим Вайсфельд, с которым у меня произошёл забавный случай. До решения семьи покинуть Россию Рувим вёл себя вполне адекватно: хорошо учился и интересовался многими предметами, в частности, географией. Как-то перед уроком он подошёл ко мне и сказал, что вскоре переедет в США. А вчера он был в посольстве и не смог подготовиться к географии. Я знал, что штат, где решила обосноваться семья Рувима, специализировался в сельском хозяйстве на выращивании гусей и индеек. И, очевидно, поэтому дал ему такой совет:
-Хорошо, я не буду тебя спрашивать. Но если вдруг забуду и вызову тебя, ты скажешь кодовую фразу "Аля-улю, гони гусей!" (из репертуара А.И. Райкина), и я тебя спрашивать не буду. В процессе урока я совершенно забыл о своём обещании и, проводя беседу после устного опроса, задал какой-то вопрос Рувиму. Он встал и спокойным тоном произнёс:
-Аля-улю, гони гусей.
От неожиданности все замолчали. Я решил, что это такая шутка "выездного" ученика. На языке у меня вертелось много едких высказываний, но я сдержался и тоже спокойно сказал:
-Двойка. Положи мне, пожалуйста, дневник на стол.
Немного ошарашенный ("Так тебе и надо!" - подумал я), Рувим без возражений передал мне дневник. Я влепил ему двойку и отдал дневник обратно. Остальная часть урока прошла без происшествий. На перемене Рувим не замедлил подойти ко мне:
-Владимир Леопольдович, а чего Вы двойку мне поставили?
-А что это за наглая выходка с гусями?
-Вы же сами мне сказали.....
Тут я всё вспомнил, извинился и зачеркнул двойку в дневнике. Вскоре Рувим покинул Россию, но, судя по его комментариям в соцсетях, часто вспоминает этот эпизод, проезжая мимо гусиных ферм.
Рост преступности в стране не мог не сказаться на наших дальних поездках. Несколько раз ребят обворовывали на вокзалах и в местах наших ночёвок. Мы стали свидетелями разборки между двумя компаниями в ресторане, а в поезде "братки" чуть не побили меня за то, что школьники, с точки зрения тех же братков, слишком шумно вели себя. Каждый раз я поражался мудрости Аркадии Петровны. Эта женщина, как многим казалось, оторванная от всего земного, всегда находила выход из сложных жизненных ситуаций. Возможно, это было связано с тем, что детство её прошло в деревенской глубинке.
Во время трёхдневной поездки во Владимир мы решили сэкономить средства и ночевали не в гостинице, а в школе, директором которой была тётя одного из учеников. Она тепло приняла нас и заботливо разместила девочек в спальне для шестилеток и в физкультурном зале мальчиков. Поездка была очень насыщена экскурсиями, и второй раз директора мы увидели только перед отъездом, когда зашли с Аркадией Петровной к ней в кабинет поблагодарить и попрощаться.
Там мы застали тёплую компанию. За столом с едой и выпивкой сидели директор и ещё 2 женщины. Они принимали шефов (3-х мужчин) с Владимирского химзавода. Все были в очень благодушном настроении.
-А вот, наконец, и наши москвичи! - радостно сказала директор. - Прошу к столу!
Я стал было отнекиваться, так как группа уже ждала команду на выход из школы. Но, к моему удивлению, Аркадия Петровна спокойно села к столу, сама взяла и передала мне рюмку водки и большой кусок хлеба с салом.
-За встречу! - сказала Аркадия Петровна, подняла рюмку и чокнулась с остальными. Когда владимирцы и я выпили и стали закусывать, она спокойно поставила рюмку, к которой не притронулась, на стол и сказала:
-Я оставляю вам Владимира Леопольдовича, а сама пойду собирать детей.
И тут же вышла. По моему организму разливалось приятное тепло, я всё ещё ощущал чудесный вкус сала, когда в комнату снова вошла Аркадия Петровна.
-Дети уже собрались, я забираю от вас Владимира Леопольдовича. Было очень приятно познакомиться. Огромное вам спасибо!
Быстрым движением она потянула меня за рукав и закрыла за нами дверь. Никто не успел возразить, при этом все формальности были соблюдены.
Вагон электрички плохо отапливался, а погода на весенних каникулах стояла ещё зимняя. Некоторые девочки, одетые в нарядные, но не слишком тёплые куртки, жались друг к другу, чтобы согреться. А мне даже от одной выпитой рюмки было очень хорошо. Мы с Аркадией Петровной затеяли с ребятами разные интеллектуальные игры. Но поезд шёл очень долго. Ребята, естественно, не могли усидеть на одном месте и переходили по вагону, присоединяясь к другим компаниям из нашей группы. Несколько наших мальчишек пригласила сыграть в карты посторонняя компания более взрослых ребят. Подойдя к ним и убедившись, что они играют не на деньги, я немного успокоился и снова влился в игру "в города". Бдительная Аркадия Петровна первой заметила, что наши мальчишки стали выходить в тамбур, где курили их напарники по игре. Определить, курили там наши ребята или нет, было трудно, потому что, когда Аркадия Петровна, а потом и я дошли до тамбура, там курили только "чужаки".
-Мы тут только стоим, не курим! - оправдывались наши.
Запах там, по моим ощущениям, стоял не очень даже табачный, поэтому я только порадовался, когда очень деликатная в общении со школьниками Аркадия Петровна достаточно резко сказала:
-Пассивное курение ещё опасней! В тамбур больше не выходить!
-Сядем в разных концах, чтобы следить за обеими дверями, - шепнула она мне, и мы расселись в разных концах вагона поближе к дверям.
Сидя в одиночестве, я стал "клевать носом", но когда открывал глаза и смотрел на мальчишек, то видел, что они всё время наблюдают за мной.
Что-то явно манило ребят в тамбуре. Очнувшись в очередной раз от дрёмы, я увидел в 2-х шагах от себя Лёшу Капустича, нагловатого паренька, который, ничуть не смутившись, сказал:
-Решил проверить вашу бдительность....
И пошёл обратно на своё место. Когда поезд подошёл к Москве и мы стали проверять группу на предмет забытых вещей и мусора (Аркадия Петровна держала в руках пакет для его сбора), кто-то из парней ехидно спросил меня:
-Владимир Леопольдович, а что это у вас из кармана торчит?
Я посмотрел на свой карман и увидел, что из него торчит свёрнутый трубочкой клочок газеты. Недоумевая, откуда он появился, я взял его в руки.
-Да, это у вас косячок! - поцокал языком Лёша Капустич.
Слова эти не произвели на меня никакого впечатления, потому что я не знал, что такое "косячок", и тем более, никогда его не видел. Но Лёшины слова меня насторожили, так как я видел, что его группа поддержки готовиться "заржать". Возможно, кто-то из них, а скорее всего, кто-то из их взрослых друзей сунул мне, дремлющему, эту "вещицу" в карман, когда проходил мимо меня в тамбур.
И снова на выручку пришла Аркадия Петровна:
-Это я показывала Владимиру Леопольдовичу, как у нас в деревне скручивали папироски. Киньте это в мусор, вот пакет.
Слова "у нас в деревне" и "папироски" настолько не вязались с обликом Аркадии Петровны, что последовала немая сцена, которую прервала остановка поезда. Группа наконец-то вышла в злосчастный тамбур, а потом "выпала" на перрон, вдыхая влажный московский воздух.
Все загомонили, радуясь окончанию долгой поездки. Я тоже позволил себе немного расслабиться, понимая, что ещё чуть-чуть - и я окажусь в лоне семьи. Здесь после вкусного обеда я буду в центре внимания: мама, супруга и любознательный сын будут слушать рассказ об удивительных местах Владимира и Суздаля. И всё напряжение, накопленное от постоянного контроля за детьми, быстро спадёт.
"У меня сказать что есть про выпуск 96"
Так я начал свои стихи, посвящённые выпуску этого года на вечере встречи в 2016 г. Отмечалось 20-летие выпуска. Встреча прошла в очень тёплой обстановке. И, хотя одна из девочек приехала на эту встречу из Колумбии, места своего постоянного проживания, у меня сложилось впечатление, что были приглашены лишь пользователи одной общей соцсети. Слишком уж хорошо ребята знали всё друг про друга, и так узок был круг приглашённых людей, в том числе преподавателей!
На встречу я шёл без особого энтузиазма, потому что в памяти всплывал неприятный момент, связанный с одним из выпускников. К моменту инцидента, который произошёл с ним на моём уроке, я считал, что как учитель нахожусь на педагогической вершине, и ученики, осознавая это, должны соответственно относиться ко мне и моему предмету. Поэтому у меня вызывали раздражение те, кто сознательно не учил географию, говоря всем своим видом: "Подумаешь предмет!" - и демонстративно пренебрежительно относился ко мне.
Одним из таких учеников был Гарик Сосновский. Наши отношения особенно осложнились в 9 классе, когда мы обсуждали многие экономические и социальные проблемы регионов. При изучении регионов я любил рассказывать об уникальных природных и культурных объектах. Постоянное хмыканье Гарика держало меня в напряжении, а саркастические реплики сбивали весь эмоциональный настрой, необходимый для рассказа о достопримечательностях.
Я довольно часто вызывал его и, если он был не готов отвечать, с большим для себя удовлетворением ставил двойки. Но Гарик не извлекал из этого уроков, продолжал "гнуть свою линию", а двойки исправлял в конце четверти, вызываясь отвечать выученный материал. Однажды я вдохновенно рассказывал о том, какой вид с горы Маура открылся московским монахам Кириллу и Ферапонту, пришедшим на Вологодчину; как они решили разделиться, выбрав места у разных озёр, и заложили первые сооружения будущих Кириллово-Белозёрского и Ферапонтова монастыря (я сопроводил рассказ слайдами с видом этих обителей). Под покровом временной темноты при показе слайдов Гарик достал купленный в буфете коржик и, почти не скрываясь от меня, стал его уплетать.
Я сделал вид, что ничего не заметил, сдержал своё внутренне возмущение и решил схитрить. Попросив ребят записать важный вывод, я стал диктовать его и медленно ходить между партами. Чтобы записывать под диктовку, Гарик был вынужден переложить коржик в левую руку и держать её в неудобном положении под партой. Я воспользовался этим и, подойдя сзади, нагнулся и ловко вырвал остатки коржика. Но мне этого показалось мало, я засунул их ему за шиворот. Гарик попытался достать коржик сверху, заведя руку за спину, но коржик провалился слишком глубоко.
-Выйди из класса, достань и доешь коржик,- спокойно посоветовал я Гарику. Тот удалился под смех класса. Этот коржик легко крошился, к тому же был посыпан орешками, поэтому после возвращения в класс Гарик всё время вертелся и чесался. Класс вместе со мной от души веселился над ним.
У меня сложилось впечатление, что этот случай как-то сломал его. Он, очевидно, стал бояться меня, так как перестал бездельничать и не делал попыток мне отомстить. Над ним теперь часто подсмеивались. Нет, он не стал изгоем, но я явно понизил в классе его статус. После 9 класса он ушёл из нашей школы, и мне было неприятно думать, что я стал причиной этого.
Когда мне позвонили и пригласили на встречу выпуска, я тут же вспомнил про Гарика. Мне не хотелось с ним встречаться, но я уговаривал себя, что он и не придёт, так как покинул школу за 2 года до выпуска. Зато мне очень хотелось повидаться с Толей Хлебниковым, поведение которого в начале нашего знакомства мало чем отличалось от поведения Гарика. Но до открытого хамства Толя никогда не опускался, он вообще выглядел очень представительно. Он явно унаследовал это от своего папы, который многие годы в "сведениях о родителях" в конце классного журнала значился как безработный, однако, когда появлялся в школе, по одежде и поведению походил на дипломата на каком-нибудь рауте.
Слово "представительный", которое так шло к Толе, однажды засело у меня в голове, и я решил доверить ему представлять класс на школьной географической олимпиаде. Он очень удивился:
-А как же наши отличники ?
-Здесь нужно уметь думать, а не зубрить, - был мой ответ.
Вид Толи стал ещё более самоуверенным и довольным, но реализм не был чужд ему, и он спросил:
-А что нужно повторить?
Я назвал ему темы для повторения. Он вполне прилично ответил на вопросы олимпиады и стал призёром. В тот период было трудно купить грамоты для награждения, и я поощрил призёров и победителей несколькими пятёрками в журнале. С этого момента отношение Толи к географии изменилось. Позже он несколько раз становился призёром районных олимпиад.
Встреча выпуска проходила в небольшом уютном кафе. Ещё на подходе к нему я увидел Гарика Сосновского, который стоял на крылечке и, увидев меня, замахал мне рукой. Я не сразу узнал его. Он стал солидным молодым человеком, вёл себя уверенно, радостно приветствовал меня и подходивших одноклассников. Большинство выпускников мужского пола работали в области IT и жили в районе метро Чертановская. Гарик не был исключением. У меня гора свалилась с плеч, я понял, что случай с коржиком никак не испортил ему жизнь. Естественно, я не хотел вспоминать это эпизод, но кто-то из ребят напомнил про него Гарику.
-Да, было такое дело,- без всякой злобы сказал он,- и этот случай научил меня самому не лезть на рожон и тем более не пытаться вывести кого-то из терпения.
Толя Хлебников пришёл одним из последних. Он очень важно со всеми здоровался, иногда бросая реплики. Когда я обменивался с ним рукопожатием, он молча прошёлся по мне взглядом и, как будто даже не очень вспомнив, тут же перевёл своё внимание на других присутствующих. В перерыве между застольем я всё-таки подошёл к нему и спросил:
-Как у тебя сейчас с географией? Много путешествуешь?
-Да, объездил весь мир и почти всё по работе.
-Недаром же ты был призёром географических олимпиад,- последовала моя типично учительская фраза.
-Было такое дело, чем только в школе нас не заставляли заниматься!- произнёс он, криво улыбнувшись и явно сожалея о затраченных усилиях.
На этом наш разговор окончился. Настроение моё после этого не ухудшилось, потому что холодность Толи с лихвой компенсировали другие ребята, искренне выражавшие свою благодарность. Я уже давно понял, что парадоксальные ситуации сплошь и рядом встречаются в педагогической работе и что сюрпризов, как приятных, так и неприятных, можно ждать на каждом шагу. Но определённая досада после встречи с Толей осталась: ведь мы, педагоги, стараемся (приношу извинения за пафосный термин) сформировать общекультурную компетентность каждой личности, а в случае с Толей этого явно не получилось.
"Блатные"- 96
Так получилось, что в выпуске 1996 г. было много детей нашего школьного и районного начальства. В классе "В", например, учились сыновья обоих наших завучей, дочки сотрудников РУНО и сын инспектора. Эта инспектор, Светлана Юрьевна Пашутина, к тому же курировала нашу школу. У неё был взрывной характер, и наш директор её побаивался. Он со всей прямотой сказал на педсовете, когда несколько учителей, в том числе и я, предупредили, что у Вити Пашутина может выйти двойка за четверть:
-Пожалуйста, сделайте так, чтобы Пашутин исправил эти двойки, а то мне придётся искать другую работу.
Учительские детишки тоже не отличались покладистым нравом, но мамы следили за их поведением и не давали особенно разгуляться. Помню, во время каникул, когда я находился в кабинете завуча начальных классов, обаятельной женщины и нестрогой учительницы, на лестнице с периодической частотой начал раздаваться громыхающий звук.
-Ой, это мой Петя устал меня ждать и, наверное, играет в мяч. Простите, я выйду. Материнское сердце всегда чувствует, когда с ребёнком что-то неладно. Петя, Петенька! - позвала она сына мелодичным голосом, выйдя в коридор.
В ответ шум только усилился. Мы подошли к лестнице и увидели полотёра, который с грохотом спускал по ступенькам свою машину для натирания пола. На этот раз тревоги матери оказались напрасными.
Если Петя при всей своей хулиганистости был открытым и честным парнем, то упомянутый выше Витя Пашутин действовал исподтишка и ему ничего не стоило соврать. Словесница и его классный руководитель Клара Владимировна как-то пожаловалась в учительской, что Витя несколько раз после диктанта не сдавал ей тетрадь, а в потери тетради обвинял учителя. Я намотал слова Клары Владимировны на ус и, когда не обнаружил в стопке самостоятельных работ Витиной тетради, поступил следующим образом. Разбирая результаты самостоятельной работы, я никак не прокомментировал отсутствие Витиной тетради. Только я начал объяснять новую тему, как Витя обиженным голосом произнёс
-А мне не раздали тетрадь!
-Значит, потерялась, - ответил я спокойно и протянул Вите двойной листок для записи классного материала.
Через несколько уроков я заметил, что у Вити появилась его старая тетрадь. В конце урока я собрал тетради у Вити и ещё у нескольких человек, а когда возвращал их, сказал ему:
-Я заодно проверил и твою предыдущую работу. Она выполнена на тройку.
Он что-то буркнул в ответ, но я никак не прокомментировал его поведение. Просто стал следить, чтобы он своевременно сдавал тетради после самостоятельных работ.
Витя не имел обыкновения подробно рассказывать маме о событиях на уроках и классных делах, да и мама, очевидно, не интересовалась этим. Во всяком случае по школе как анекдот ходила реальная история. Когда Клара Владимировна проходила в РУНО аттестацию на 13 разряд (нынешняя 1 квалификационная категория), прозвучал вопрос комиссии:
-В какой школе вы работаете и что преподаёте?
Вопрос явно неудачный, так как его задала Витина мама, которой, как куратору школы, полагалось знать аттестуемых учителей, а как маме - классного руководителя сына.
Во время моей аттестации нас уже не вызывали в РУНО, а представление на нас делали окружные методисты, посетившие перед этим уроки. Мои уроки очень понравились окружному методисту по географии Татьяне Николаевне, опытной учительнице и эффектной женщине с длинными вьющимися волосами. После заседания комиссии она позвонила мне, поздравила с присуждением 13 разряда, но спросила:
-Чем вы так не угодили сыну Пашутиной?
-Не знаю. У меня с ним не было конфликтов. А что? - в свою очередь спросил я.
-Когда утверждали вашу характеристику, Светлана Юрьевна спросила, хорошо ли я Вас знаю, была ли на ваших уроках. А то у её сына тройка по географии и нет интереса к вашему предмету. Я ответила, что знаю Вас очень хорошо и посетила ваши уроки. Другие члены комиссии поддержали меня.
- Наверное, в пику инспектору. Надо же помимо своей воли оказаться в центре интриги, - подумал я.
Выходило так, что обо мне Витя что-то рассказывал своей маме. При этом мама, сама того не зная, отплатила мне чёрной неблагодарностью. Дело в том, что в 1991 г. я в составе делегации от нашей школы побывал в Швеции. Поездка состоялась благодаря связям нашей словесницы Илоны Александровны, которая одновременно работала методистом в РУНО. Она уже один раз съездила в шведский городок Хеллефорс с учениками из нашей школы, прихватив с собой нескольких человек из РУНО. Ей было так стыдно за поведение коллег, что при подготовке новой поездки она тщательно подбирала своих спутников. Её выбор пал на двух словесниц - Веру Александровну и Веру Владимировну - и на меня как на переводчика. Так получилось, что по своей второй специальности я был учителем английского языка и некоторое время преподавал его в школе №1626 параллельно с географией (как раз когда Илона Александровна курировала эту школу).
Наш визит оказался на грани срыва, так как к власти пришёл ГКЧП и загранпоездки были отменены. После возвращения к власти М.С. Горбачёва нам разрешили выехать, поэтому всю поездку я рассматривал как неожиданное чудо. Я впервые оказался в развитых странах вообще и в Финляндии, а потом в Швеции в частности. Поездом мы доехали до Хельсинки, потом на электричке до Турку. Из Турку на гигантском пароме до Стокгольма, а дальше на автомобиле на запад в озёрный край Швеции, в город Хеллефорс - цель нашего визита. Я так давно не говорил по-английски с иностранцами, что очень волновался за свой язык. Но меня хорошо понимали, а пользуясь бесплатными путеводителями на английском языке, позаимствованными на вокзале Хельсинки, я провёл с нашей группой импровизированные экскурсии по этому городу, а на следующий день - по Стокгольму.
Всю ночь паром шёл через Аландские острова, о которых я много читал. Такой тип островов называется шхерами. Твёрдые породы (граниты, кварциты и др.), выходящие на поверхность, были обработаны древним ледником. А потом эти скалы, называемые за крутизну одного из склонов "бараньими лбами", почти полностью ушли под воду. Поверхность их постепенно заросла хвойным лесом. Мы с коллегами устроили себе из московских запасов ужин на верхней палубе и любовались островами с мощными елями и соснами, подсвеченными розовым закатом.
В провинциальном Хеллефорсе все как будто были слегка расслаблены: действовали неторопливо, говорили медленно и неэмоционально. Нам показывали местные достопримечательности - красивые озёра, старый королевский замок, курорт с минеральными водами и бассейнами, в том числе для нынешней королевской семьи. Нас, преподавателей, принимали каждый вечер в семье кого-нибудь из шведских учителей. Принимающая сторона очень радовалась привезённым подаркам (сувениры в Москве мы действительно тщательно отбирали), в том числе обязательной бутылке водки. Под неё давали совсем маленькие рюмочки, но это не мешало становиться к концу посиделок очень благостными.
Поэтому, как гром среди ясного неба, прозвучала фраза, которую во время застолья произнёс директор шведской школы Бу Карлсон. Он довольно хорошо говорил по-русски (поэтому и завязал контакты с российской школой), но произносил слова очень медленно. И на этот раз он почти с театральными паузами произнёс:
-Советского Союза больше нет.
Мы были ошарашены этой фразой. Новости с родины до нас не доходили (мобильные телефоны и интернет стали широко использоваться лет на 5 позже). И слова эти могли означать что угодно - от распада страны до насильственной смены власти или военной интервенции. Мы ждали, что он нам даст какие-то разъяснения. Но он, как оказалось, ещё не закончил свою мысль и продолжал:
-И это очень плохо (пауза). В мире осталась одна сильная держава - США(пауза). И никто не будет мешать им устанавливать свой порядок.
Этот человек, хорошо знавший русскую культуру, но не симпатизировавший социалистическому строю в нашей стране, прекрасно осознавал, что с падением СССР мир станет однополярным и давление США на Европу (и не только) усилится. А вывод о том, что Советского Союза больше нет, он сделал за несколько месяцев до его официального распада, узнав об очередных решениях Съезда народных депутатов.
Перед нашим отъездом мы тоже получали подарки от шведских учителей. Все они были чисто символическими, за исключением подарков от учительницы по имени Дорис. Она пригласила нас к себе домой на чашку кофе и между делом вручила каждому по 100 крон. Представителям интеллигенции, воспитанной в советское время, было стыдно брать деньги от иностранцев. Мы долго отнекивались, но Дорис ловко перевела разговор на другую тему. В моём переводе её слова прозвучали так:
- Светлана ( С.Ю. Пашутина - прим.автора) прислала письмо, в котором просит, чтобы я через вас передала ей кое-что из своей одежды.
Нам было очень стыдно за Светлану Юрьевну. Конечно, в период тотального дефицита на закате СССР достать хорошую одежду было не так-то легко. Но не настолько, чтобы донашивать чью-то одежду и ещё клянчить её в письме. Но делать нечего, мы поплелись за Дорис в соседнюю комнату, где на диване лежало много чистой и почти не ношенной одежды.
-Не знаю, подойдёт ли она Светлане, - сомневалась Дорис. - Она ведь настоящая "бабушка",- вдруг произнесла она русское слово с ударением на второй слог.
Наша инспектор была крупной, но совсем не старой женщиной. Поэтому меня удивила такая характеристика. Лишь позже я узнал, что это слово означает матрёшку. Тогда мы стали прикидывать, подойдёт ли эта одежда Светлане Юрьевне. Мои коллеги не отличались высоким ростом, поэтому объектом примерки был выбран я. Я терпеть не могу долго примерять на себе одежду, но всё вынес ради того, чтобы угодить грозному начальству. Пару-тройку вещей мы отобрали, и потом я их тащил на себе, распаковывал и упаковывал на советской таможне. В РУНО для Пашутиной эти вещи относила Илона Александровна и, думаю, ничего не сказала Светлане Юрьевне о моём участии в выборе "прикида" для неё. Иначе она бы совсем по-другому относилась ко мне. Ведь она по достоинству оценила привезённые вещи. Как-то она приехала на инспекцию ремонта в нашей школе в пальто, которое я когда-то примерял, и испачкала его свежей краской. Именно тогда наш директор получил выговор от РУНО с формулировкой "за недостаточный контроль ремонтных работ", и думаю, что испачканное краской пальто сыграло решающую роль при вынесении решения.
ЛОО – 97
В Швеции я присутствовал на нескольких уроках, в том числе по Social Science – интегрированному курсу общественных наук, в который входила и экономическая география. Естественно, уроки велись на шведском, но мне удалось выделить основные этапы. Когда после урока я поговорил с учителем (а все шведские учителя прекрасно владели английским), он подтвердил правильность моих выводов. В начале уроке он обозначил тему и рассказал об этапах работы по ней (опрос не проводился совсем). Затем прокомментировал пошаговые инструкции, отпечатанные в учебнике. Дальше он стал ходить по классу и следить за выполнением заданий, потом организовал обсуждение полученных результатов и запись в тетрадь выводов. Но новый материал он не объяснял, ученикам ничего не диктовал. Большую часть урока ребята самостоятельно работали с различными источниками знаний. Да, учитель показал классу отрывок из видеофильма, начертил на доске фломастером таблицу и что-то со слов ребят туда записал, но его роль скорее сводилось к инструктажу, а не к преподаванию в советском понимании этого процесса. К тому же на уроке присутствовало ещё несколько учителей, которые работали с учениками, имеющими различного рода отклонения. Я понимал, что на таком уроке творчество учителя сведено к минимуму, но зато ребята самостоятельно добывали знания, а не получали на блюдечке всё готовенькое. Благодаря же учителям-ассистентам индивидуальный подход применялся не только на словах, но и на деле. Мне очень понравилось, что в Швеции учитель на уроке не остаётся в одиночку с целым классом. Кстати, и руководителей класса в этой школе всегда было по два (обычно мужчина и женщина).
Вернувшись домой, я стал частенько использовать эту интересную методику на своих уроках, особенно в курсе «География России». После распада СССР этот курс значительно обновился: появились учебники с таблицами, графиками, другими приложениями, из которых ученики могли извлечь ценную информацию, проанализировать динамику (изменения по годам) различных показателей и т.п. К моему удивлению, не все эрудированные ученики с радостью встретили новые формы самостоятельной работы. Оказалось, что многим больше нравилось слушать учителя, время от времени что-то комментировать, умело замолкая, когда я начинал терять терпение. Под моим взглядом иногда эти типчики что-то записывали. Правда, про такие записи хотелось сказать, что они сделаны левой задней ногой. Словом, они привыкли работать без напряга и в своё удовольствие и невзлюбили новый тип уроков. В конце урока, когда я проводил проверочные работы по собранному материалу, они возмущались:
- Вы же нам не объясняли новый материал! Я все задания делал (а) устно!
После этого следовал резонный ответ учителя:
- Вот и вспоминай, к каким устным выводам ты пришёл (пришла)!
Сейчас, после официального признания и внедрения деятельностного подхода, такие типы уроков стали нормой. Ребятам меньше приходится записывать под диктовку различные вопросы и задания, так как к услугам учителя и удобству учеников издаются рабочие тетради, сборники дидактических карточек, выпускаются диски, позволяющие показывать на экране всё необходимое для самостоятельной работы. А тогда многие оболтусы, писавшие в анкетах, что им не нравится предмет география, но они любят уроки географии, встретили эти новшества в штыки.
Особенно меня стал доводить Толя Апыхтин. Помню, изучаем тему «Народы России». В новом, ещё экспериментальном учебнике профессора А.И.Алексеева несколько абзацев посвящено тому, как крупные российские города становились многонациональными. Но в конце учебника были интересные схемы и тексты, и я дал задание найти и записать в тетрадь имена выдающихся представителей российской науки и культуры, которые (или их предки) оказались в нашей стране в результате внешних миграций. Вижу, Апыхтин что-то пишет на постороннем листочке. Через некоторое время я вызвал его отвечать. Он поспешно пробежал глазами текст учебника (в тетради-то у него пусто) и попытался найти ответ (до нужного приложения он так и не дошёл). Сзади кто-то пытался ему подсказать, и Толя выдавал ответ порциями (с большими паузами):
- Греки….Феофан Грек (Я даже не пытался у него выяснить, кто это такой и как оказался на Руси, хотя в приложении обо всём этом было написано).
- Шотландцы……предки Лермонтова по отцовской линии.
- Немцы….. Карл Максимович Бэр….нам про него много рассказывали на биологии.
- Евреи (дальше Лёша не слушает подсказок). Ну, поскольку евреи занимались ростовщичеством и торговлей, какого-либо вклада в российскую науку и культуру они не внесли.
- Это откуда же у тебя такие сведения? От бабушек на лавочке? – оторопело спрашиваю я.
- Я прочитал несколько интересных книжек (называются книги и их авторы). Вам бы тоже стоило их прочитать! Там, кстати, приводятся доказательства того, что СССР первым напал на Германию и Сталина к этому толкнуло еврейское лобби. Хотя сами евреи в войне практически не участвовали.
- Книжек таких пока не прочитал, так как эти авторы не заслуживают моего доверия. Но думаю, что там не приводится конкретных доказательств.
- Вы просто пользуетесь старыми источниками! – наглеет Толик.
- Старыми, но проверенными! – парировал я. – Вернёмся к географии.
Мне не хотелось ввязываться в ненужную дискуссию, я посадил Апыхтина и проверил несколько тетрадей. У Толика и ещё ряда учеников ответ практически отсутствовал. Для острастки я поставил им в тетради двойки и предупредил, что посмотрю их ещё раз в конце урока.
Чтобы урок продолжился в более интересном формате, я специально вызвал Ксюшу Кировскую, девочку не только умную, но и умеющую интересно преподнести материал. Хорошо поставленным голосом, с нужными интонациями и доступным языком она рассказала и о семье Бенуа-Лансере, и о татарских дворниках, и об ассирийцах, и о многом другом, связанным с притоком многонационального населения в крупные российские города. Ребята внимательно слушали её, вносили исправления в свои записи. Последовали дополнения к рассказу Ксюши. Апыхтин и его прихлебатели оказались не у дел.
Я задал Ксюше дополнительный вопрос, попросив своими словами (мы проходили эти понятия в прошлом году) сформулировать, что такое языковая семья и языковая группа. Ксюша достаточно точно рассказала о том, что языковая семья обычно делится на несколько групп. В семью могут входить языки, имеющие лишь отдалённое сходство, но имеющие общее происхождение от какого-либо древнего языка. А группа объединяет языки, у которых много общего и в словах, и в построении фраз. Я поставил Ксюше пятёрку, и мы стали вычерчивать таблицу «Языковой состав титульных народов России».
В учебнике А.И. Алексеева впервые за многие годы было сформулировано понятие «титульный народ» (народ, представленный в наименовании определённой территории). Я объяснил ребятам, как, сравнивая политико-административную карту и карту народов России, они самостоятельно смогут заполнить таблицу, и стал ходить по классу, помогая ученикам и отвечая на вопросы. Как только я отошёл подальше от Апыхтина, он снова стал что-то писать на листке. Боковым зрением я это отлично видел и ждал момента неожиданно подойти и отобрать листок. Когда я снова бросил на него взгляд, то с удивлением обнаружил, что листка у него нет, а он сам переключился на карты атласа.
Но, как оказалось, он уже успел сделать своё чёрное дело. Ася Крикунова - красивая девочка, сидевшая на последней парте, неожиданно покрылась красными пятнами и возмущённо громким шёпотом обратилась к парню через 2 прохода от неё:
- Макс, это действительно ты написал?
Макс – нервный парень– часто заморгал и спросил:
- Что написал?
Я специально повернулся к классу спиной, заметив краем глаза, что Ася передала листок Максу. Я зашёл в другой проход между партами и медленно продвинулся назад, оказавшись за его спиной. Я видел, как Макс заморгал ещё сильнее и весь надулся от возмущения. В этот момент я быстро приблизился к нему и выхватил листок, слегка надорвав его.
- Владимир Леопольдович, - завопил Макс, - это не я писал !!!
- Я и не говорю, что ты. Это листок Толи Апыхтина.
Я сунул листок в ящик стола и продолжил урок. Очевидно, его содержание как-то компрометировало Апыхтина, потому что он, что называется, «заткнулся» и больше никому не мешал. А вот Макс никак не мог успокоиться. Время от времени, когда он думал, что я не вижу его, он показывал Апыхтину кулак и шептал:
- Пых, я убью тебя!
На перемене я ознакомился с содержанием листка. «Словесная порнография» в адрес Крикуновой была подписана «Макс», при этом Апыхтин постарался написать этот опус характерным почерком Макса.
Я решил вызвать родителей Апыхтина. На мою просьбу откликнулась только мама, очень ироничная женщина в возрасте. Её работа была как-то связана с журналистикой, она считала себя специалистом в самых разных областях.
- Я очень довольна, - заявила она,- что Толя много читает. Правда, иногда он читает такие книги, что даже я не могу ответить на его вопросы.
- Хорошо бы вы всё-таки контролировали его чтение, - попросил я, - и вместе находили ответы на возникающие у него вопросы. А то сейчас на рынок выбросили много спорной литературы. Вопросы по ней он задаёт учителям, причём, обычно не по теме и даже не по изучаемому предмету. И это очень мешает.
- Ну, современный учитель тоже должен много читать! – подала реплику мама. – Хорошо, мы с мужем подумаем, как сделать так, чтобы Толя не выводил вас из себя. – С улыбочкой подвела она итог нашему разговору.
Следующий урок в классе Апыхтина начался без него. На переменах он мне попадался на глаза, поэтому я решил, что он в очередной раз опаздывает. Прошла добрая половина урока, а его всё не было. И это было мне на руку, так как ничто не нарушало моих задумок. Вдруг откуда-то из-под потолка раздался голос, которому очень подошёл бы эпитет потусторонний:
- Владимир Леопольдович!!! Владимир Леопольдович!!!
Класс в страхе посмотрел туда, откуда шёл этот голос. На стене чуть выше классной доски находилась дверца, которая вела в актовый зал. Когда в здании школы был интернат, эта дверца закрывало окошко, через которое с помощью кинопроектора показывали фильмы. Теперь же кто-то стучался в эту дверцу, пытаясь её открыть с обратной стороны, и звал меня. Игнорировать голос и стук я не мог, поэтому с помощью длинной бамбуковой указки, которой я так любил показывать на карте, я отодвинул гвоздик, придерживающий дверцу. Дверца распахнулась, и из окошка снова послышался голос:
- Владимир Леопольдович, это Марина Борисовна! – стало понятным, что со мной говорит завуч по английскому языку. – У меня не открывается изнутри дверь актового зала. Попробуйте, пожалуйста, открыть её снаружи. Я сейчас брошу вам ключ. Через окошко вылетела связка ключей и со звоном упала на пол. У ребят страх от загадочного голоса прошёл, началось общее веселье. Я даже не пытался утихомирить класс, тем более, что для открытия двери в актовый зал мне пришлось выйти в коридор. Марина Борисовна как раз слезала со стула, который она подставила к стене под киноокно. Рядом с ней очень довольный собой стоял Апыхтин.
- Я обнаружила его около кабинета музыки (противоположное крыло школы – прим.автора), - объяснила мне Марина Борисовна. – Он сказал мне, что его родители условились с вами, что он может не посещать уроки географии. И я решила подойти с ним на географию и убедиться в этом.
- Что за чушь!!! – произнёс я с досадой. – Никак не успокоится!!! Всё-таки сорвал мне урок!!!
- Как же так?- не унимался Апыхтин. - Мамка (термин Толи) сказала мне, что договорилась с вами о свободном посещении уроков. А отвечать материал я буду приходить к вам после уроков.
Он смотрел на нас удивлённым и честным взглядом. Судя по всему, Марина Борисовна была склонна ему поверить.
- Мама, - объяснил я завучу, - действительно обещала мне, что Толя не будет больше мешать мне на уроке. Но чтобы таким способом! И ещё за счёт моего времени!
- Иди на урок! – сказала завуч Апыхтину, и он под одобрительные возгласы и смешки вошёл в класс.
Субординация не позволила мне высказать Марине Борисовне всё, что я думаю по этому поводу. Но она была очень интеллигентным и демократичным человеком и поспешила с объяснением случившегося:
- Извините, что я нарушила ваши планы. У меня были ключи от актового зала, а спускаться с Апыхтиным на 4 этаж не хотелось. Вот и решила пройти в ваш отсек коротким путём. С того крыла зал открылся хорошо, а в вашей двери ключ проворачивался. Тут Толя и напомнил мне про эту дверцу.
Марина Борисовна была очень смущена. Я постеснялся спросить её и до сих пор так и не понял, как Апыхтину удалось убедить её позвать меня через киноокно.
Но атмосфера вседозволенности, в которой рос Апыхтин, оказала ему плохую услугу. Одноклассники обвинили его в воровстве денег из портфелей. Терпение их лопнуло, они открыто демонстрировали презрение к нему. После 9 класса он покинул школу.
Так я стал одним из винтиков механизма внедрения в нашей стране деятельностного подхода, а также широкого применения информационных технологий. Правда, приходится констатировать, что в российских школах на уроке учитель продолжает «воевать» с классом в одиночку. Очень мало школ, где при проведении занятий ему помогают школьные психологи, другие ассистенты. А ведь число школьников с различными отклонениями быстро растёт, и для решения этих проблем как раз хорошо было бы воспользоваться иностранным опытом. Ну, а в 90-ые годы, когда учёные, так любящие непонятные сокращения, стали пропагандировать ЛОО (личностно-ориентированное обучение), я ещё был полон энтузиазма.
Моя супруга терпеть не могла различные сокращения, поэтому, когда я рассказал ей о случае с Апыхтиным, сказала с иронией:
- Типичный ЛОО! – и расшифровала:
- Личностно-ориентированный оболтус.
Теория и практика
После дождя, когда на дорожках Битцевского лесопарка становится грязно, все гулящие скапливаются на «экологической тропе». Это асфальтированная дорога, которая идёт через лесопарк от Балаклавского проспекта, почти точно повторяя маршрут старинной дороги от Москвы на Узкое и Ясенево. Вот и сейчас я увидел около детской площадки скопление мамаш с колясками. Они о чём-то оживлённо беседовали. В этой группке я приметил бывшую ученицу Катю Вяхиреву по прозвищу Вяшка. Я никогда не был у неё классным руководителем, но так получилось, что мне часто приходилось с ней общаться по поводу её далеко не примерного поведения. И видимо, у Вяшки был зуб на меня. Когда я невольно улыбнулся, глядя на неё с коляской, она внешне никак не отреагировала на это и не поздоровалась. Но по тому, как она получше развернула ко мне коляску и с какой гордостью посмотрела на своего дитятю, я понял, что она меня узнала, просто не желает более тесного общения. А мне было вполне понятно почему.
Вяшка как раз относилась к выпуску 1997 г., о котором я писал в предыдущей главе. Классным руководителем у неё была учительница музыки Валентина Семёновна, талантливый и культурнейший человек. Она умела работать с детьми, заражать их своим энтузиазмом, прививать интерес к культурам разных стран. Казалось бы, у такого педагога в классе не должно было возникать серьёзных проблем с поведением. Но у Вяшки и её подруг, по выражению нашего учителя биологии Святослава Сергеевича, «играл гормон». Они никак не могли заполучить постоянных ухажёров, и выход их энергии вылился в срыве уроков. Причём, уроков математики.
В этой параллели долгое время математику вела Глафира Вадимовна, о суровости которой я писал в одной из предыдущих глав. Отличное знание предмета, пестование «слабых», но желающих овладеть математикой учеников, казалось, должны были обеспечить ей всеобщую любовь. Она требовала от всех досконально разбираться в пройденном материале. Не жалела ни сил, ни времени на обучение и на воспитательные беседы. Глафира Вадимовна умела заставить класс принять её точку зрения и действовать в соответствии с ней. Её ученики хорошо знали математику, но очень многие из них видели в ней лишь человека, заставляющего что-то делать против их воли. Как-то мальчик из этого выпуска, к моменту нашей встречи уже опытный хирург, признался мне, что Глафира Вадимовна лишь недавно перестала являться ему в ночных кошмарах.
Когда Глафира Вадимовна ушла преподавать в математическую школу, директор попросил вернуться с пенсионного отдыха Оскара Александровича. Проработав в школе много лет, Оскар Александрович, как только ему исполнилось 60, взял тайм-аут. И теперь, проведя пару годков в приятном безделье, буквально рвался вернуться в любимую профессию. Как и Глафира Вадимовна, это был знающий и строгий учитель. Но стиль его преподавания был более демократичным. Он любил выслушать чужое мнение, как следует похвалить за достойный ответ. Многие выпускники прошлых лет буквально боготворили его, и, казалось, такая смена учителя будет только на пользу обстановке в классах.
Но благодаря Вяшке и её подручным всё сразу пошло наперекосяк. «Столько времени было потрачено на ненужную математику! Столько уроков сидели и тряслись, как зайцы! Теперь будет на ком отыграться», - решили они и стали творить своё «черное дело». Поскольку педагогическая реакция Оскара Александровича несколько притупилась, он не сразу запомнил фамилии новых учеников, а выпады девочек оставил безнаказанными (с дамами он всегда вёл себя как джентльмен). В результате в классах образовались компании, методично доводившие учителя до белого каления. И с каждым уроком, несмотря на уже серьёзные дисциплинарные взыскания с провинившихся, таких компаний становилось всё больше. Оскар Александрович не стал этого терпеть и перешёл на работу в другую школу.
На смену Оскару Александровичу из декретного отпуска вышла учительница с совсем небольшим опытом работы. Педагогический коллектив приготовился к новым скандалам, ведь молодая Борислава Ильинична неминуемо должна была потерпеть фиаско с компанией Вяшки, пристрастившейся к срыву уроков. Но произошло чудо. Борислава начала знакомство с классами с чёткой постановки проблемы.
Во-первых, она удивила ребят тем, что сама училась у Глафиры Вадимовны и призналась, что чувства ребят ей вполне понятны. Во-вторых, она опросила ребят и выяснила, насколько и кому нужна математика или оценки по предмету для продолжения дальнейшего образования. В-третьих, она сразу же договорилась о дополнительных занятиях отдельно для слабых и для эрудированных учеников. Ведя беседу достаточно жёстко и без каких-либо заигрываний, она смогла убедить ребят, что находится с ними по одну сторону баррикад. В результате практически сразу ей удалось на уроках установить порядок, и проблем с поведением на математике в этой параллели больше не возникало.
К тому же у Вяшки в этот момент появился постоянный ухажёр – Сергей Зудерман. Компания потеряла своего неистового лидера, однако не распалась окончательно. Во время очередной дискотеки дежурные учителя заглянули в мужской туалет на предмет курения и распития спиртных напитков. Нас, учителей, нисколько не удивило, что при нашем появлении многие тут же выбросили в урну своё курево. Не удивили и блаженные улыбки на лицах. Мы догадывались, что парни «приняли по чуть-чуть». У многих, к сожалению, это был уже заведённый ритуал. Ведь, в отличие от очень ритмичных девочек, блиставших на дискотеках, большинство парней держалось очень скованно. Чтобы расслабиться, они перед танцами «принимали допинг», и мы даже не выгоняли их, если они крепко и уверенно держались на ногах.
Но вдруг среди мужской толпы мы увидели Вяшку. Она, совершенно не реагируя на нас, продолжала что-то эмоционально объяснять Сергею. До сознания Вяшки явно не дошла неуместность её нахождения в этом помещении, и она грубо реагировала на наши замечания. Поэтому, когда её почти силком вывели из столь манящей комнаты, то допросили с пристрастием. Под угрозой вызова родителей, она поведала нам занимательную историю. Оказалось, что несколько парней после выпитого осмелели и стали проявлять интерес к девчонкам, у которых не было постоянных ухажёров. Те, в свою очередь, от неожиданного успеха у противоположного пола готовы были «выпрыгнуть из штанов» от счастья и решили для своих кавалеров устроить в прямом смысле стриптиз.
Дело в том, что мужской и женский туалеты находились в противоположных крыльях здания. Окна их выходили на одну сторону, но были закрашены. Однако, если раскрыть настежь окна обоих туалетов, то при большом желании что-то можно было разглядеть. Этим и воспользовались девочки. Они, полуголые, через определённые промежутки времени пробегали перед окнами, а парни рукоплескали им со своих «трибун». Катя, несмотря на сложившиеся отношения с Зудерманом, решила присоединиться к действующим стриптизёршам. Сергею это не понравилось, и он стал выкрикивать в окно ругательства в её адрес. Тогда-то она и пришла объясняться в мужской туалет. В данный момент её волновала только проблема отношений с Сергеем, ей было не до соблюдения приличий, а всех, стоявших на её пути, она считала покушавшимися на её личное счастье. Этим-то и объяснялось её неадекватное поведение.
Поскольку Вяшка и её подруги сознались в своих грехах и обещали больше в школе не применять такие способы обольщения, мы им поверили и не стали вызывать родителей. Но эта история имела продолжение . У одной из девиц, Таты Похлёбкиной, мама стала часто бывать в командировках, а отец жил с другой семьёй. Вяшкина компания тут же заполнила образовавшийся вакуум и стала отмечать все дни рождения и другие праздники на квартире у Таты. Естественно туда приглашались все желающие и не только из класса. Причём обычно эти празднования продолжались по несколько дней. Родителей, очевидно, устраивало столь частое и продолжительное отсутствие их чад. Ведь они знали, что дети в этот момент находятся в Таточкиной квартире. Лишь через пару месяцев одна из мам позвонила классному руководителю и спросила, правда ли, как уверяет её сын, дни рождения теперь обязательно празднуются с ночёвкой. Педагоги потянули ниточку и выяснили, что эти бдения были далеко не безобидными. На этот раз вызвали детей вместе с родителями. Всем любителям разгульной жизни «досталось на орехи», попытки новых сборов строго пресекались. Вот почему, когда мы с Валентиной Семёновной решились съездить с ребятами в Великий Новгород, от желающих не было отбоя.
Новгород Великий неприятно удивил нас какой-то ущербностью. Встретившая нас представитель экскурсбюро сказала, что к базе проживания мы пойдём пешком. У неё был измождённый вид и подбитый глаз. С рюкзаками и сумками мы потянулись по полусонным улицам мимо многочисленных куч мусора. Оказалось, что в городе долгое время бастовали дворники и мусор совсем не убирали. Незадолго до нашего приезда проблему решили, дворники вышли на работу. Население города провело субботник. В результате весь собранный мусор не вместился в заказанные контейнеры и продолжал украшать город, ожидая вывоза.
Наконец, мы вошли в Детинец – новгородский Кремль, который своей чистотой резко контрастировал с остальным городом. От величия и красоты башен, памятника «Тысячелетие России» и, конечно же, Софийского собора у всех перехватило дух. Ребятам очень хотелось задержаться здесь подольше, но мы с Валентиной Семёновной пообещали, что ещё не раз придём сюда. Сдержать это обещание нам не составило труда, так как, во-первых, у нас была заказана экскурсия по Детинцу, а во-вторых, общежитие, где нас разместили, располагалось совсем рядом, хоть и на другом берегу Волхова, в пределах Ярославова Дворища (правобережной исторической части города).
Когда мы переходили Волхов по пешеходному мосту, соединявшему Детинец и Дворище, я вдруг увидел, что льдины по реке движутся в сторону Ильмень-озера, то есть к истоку. Об этом интересном явлении я читал и даже рассказывал школьникам восьмого класса при изучении темы «Жизнь и работа реки». Дело в том, что у некоторых рек с небольшим уклоном после начала ледохода лёд скапливается в узком устье и образует своеобразную плотину. Например, на Волхове, впадающем в Ладожское озеро, уровень воды в устье повышается настолько, что река начинает течь вспять в сторону Ильмень-озера и несёт лёд в обратную сторону. Когда устье, наконец, прочищается, река снова течёт, как положено, от истока к устью, а льдины плывут к низовью Волхова.
Всё это я ещё раз рассказал ребятам, пока мы переходили мост. Мой рассказ их не очень впечатлил. Кто-то даже спросил:
- А вы уверены, что Волхов обычно течёт в другую сторону?
- Я уже несколько раз бывал в Новгороде, так что знаю о чём говорю, - строго ответил я и обратился за поддержкой к нашей сопровождающей. Она была полностью погружена в себя и не сразу поняла мой вопрос, но потом всё-таки подтвердила мои слова.
В общежитии нас встретила дежурная с загипсованной рукой. Она с нескрываемой ненавистью посмотрела на нашу ввалившуюся толпу, молча выдала ключи от комнат и снова уселась перед телевизором. При этом было заметно, что её совершенно не интересует происходящее на экране. Валентина Семёновна не оставила без внимания этот факт и, когда мы развели детей по комнатам, подсела к дежурной. Против обаяния Валентины Семёновны невозможно было устоять, и вскоре женщина оттаяла и рассказала о своих невзгодах.
Выяснилось, что до нас здесь останавливалась группа из конотопского музыкального училища. На ночь руководители заперлись в своей комнате, а учащиеся были предоставлены сами себе.
- И пьянствовали, и орали, и дудели в свои дудки - совершенно не давали спать! - жаловалась дежурная.
Ребята, очевидно, здорово повеселились, потому что несколько своих музыкальных инструментов они попросту забыли. Перелом руки, правда, никак не был связан с этими событиями. Тем не менее, во время рассказа дежурную колотила дрожь, и мы решили с Валентиной Семёновной не только ещё раз побеседовать со своими детишками, но и подольше не ложиться спать, чтобы их проконтролировать.
Весь день мы провели в экскурсиях по городу, а когда приблизилось время сна, прошлись по комнатам, рассказали о ситуации с дежурной и попросили ребят в эту ночь быть особенно тихими. Многие явно рассчитывали на другое. Кирилл Захарчук спросил недовольно :
- Мы же заплатили за поездку. Почему мы как-то должны подстраиваться под эту бабку ?
Обычно спокойная Валентина Семёновна вдруг стала очень жёсткой. Её черные глаза пылали гневом:
- Ты и не должен ни под кого подстраиваться!!! Просто не должен вести себя по-свински и добивать людей, у которых сломана рука и вообще сложные условия работы.
Она отвернулась от Захарчука. Было видно, что как человек он её полностью разочаровал. Ребята явно не ожидали такой реакции от любимой учительницы и замолчали. Договорившись с Валентиной Семёновной о времени обхода, я прошёл в комнату, где мне предстояло ночевать в компании 6 мальчишек, и объявил отбой. Когда они улеглись, я потушил свет и рассказал им один из детективов Агаты Кристи, как обычно, убаюкав их своим монотонным голосом. Убедившись, что все спят, я тихонько вышел из комнаты и отправился на рандеву к столу дежурной. Женщину было не узнать. Она хорошо отдохнула, пока мы были на экскурсиях, в благодушном настроении попивала чай и предложила присоединиться к ней. У Валентины Семёновны всегда с собой были сушки, так что чаепитие прошло с удовольствием.
Дежурная не могла остановиться, нахваливая наших детей, а заодно и нас за тишину. В комнатах было действительно подозрительно тихо, особенно беспокоила тишина в комнате, где располагалась компания Захарчука. Подойдя к двери и прислушавшись, мы услышали за дверью какое-то движение, возгласы досады и чуть слышное девичье хихиканье. Я резко открыл дверь. При свете фонаря трое парней резалось в карты. Рядом сидели девицы, нарядно одетые, но при этом достаточно расхристанные.
- Был отбой, - спокойно сказал я.
Девицы нехотя встали и пошли в свою комнату, на ходу запахивая блузки. Мы подождали ещё полчаса. Один раз девочки открывали дверь проверить нашу бдительность, но вскоре угомонились, и из всех комнат было слышно только ровное сопение. Отправились на покой и руководители.
На следующий день Валентина Семёновна от мальчишек, что помладше, выяснила (от неё вообще было трудно что-либо утаить), чем занимались их старшие товарищи. Оказалось, что девчонки предложили парням следующую игру: мальчики играют в подкидного дурака, а подруга проигравшего расстегивает на блузке очередную пуговицу. Природа взяла своё: несмотря на строгие беседы, девочки продолжили свою линию заарканивания кавалеров.
Хорошие знания в области теории воспитания не всегда являются гарантией безошибочных действий, когда речь заходит о конкретных ситуациях. Правильная линия поведения появляется обычно после многочисленных «шишек». Чем чаще ты занимаешься решением воспитательных проблем, тем оперативней ты реагируешь на появляющиеся «вызовы». Но от ошибок ты никогда не застрахован, поскольку твой успех зависит от целой цепочки обстоятельств, на которые ты не всегда можешь повлиять. В этой поездке проблем с поведением больше не возникало: парни сделали свой выбор, появились новые парочки, и девчонки стали вести себя гораздо спокойнее. А по вечерам Валентина Семёновна собирала вокруг себя компанию поющих под гитару, репетировала разные интересные номера, которые ребята выносили потом на общее обозрение. Так что все были при деле.
А мне природа явно сделала подарок. Когда мы шли на экскурсию в Детинец и переходили Волхов, все увидели, что лёд пошёл в противоположном, в данном случае в правильном, направлении. Волхову, когда-то знаменитой торговой реке, наконец-то удалось пробить себе путь к Ладожскому озеру. На этот раз ребята с гораздо большим интересом отнеслись к ледоходу и уважительно смотрели на меня. Валентина Семёновна радостно и эмоционально комментировала это событие. Возможно, под воздействием её слов Вяшка, шедшая под руку с Зудерманом, вдруг сказала:
- Какой же вы молодец, Владимир Леопольдович !!! Всё знаете !!!
И я почувствовал себя так, как будто это я лично пробил ледяной затор и повернул реку вспять.
« …На пятом этаже шум стоит по коридору, как на западной бирже …»
В институте я получил отличную подготовку по географии, но поскольку от природы я рассеянный и не всегда внимательный человек, то пару раз со мной случались разного рода казусы. Например, когда в стране переводили часы с летнего на зимнее время и обратно, я неоднократно объяснял детям зачем и когда это нужно делать, но сам при этом мог забыть и не перевести часы в нужное время.
Или ещё один поучительный случай. Каждый год в конце 8 класса на уроках по географии Московской области я рассказывал ребятам, как холодно бывает зимой в котловинах Смоленско-Московской возвышенности в районах Клина, Наро-Фоминска, Волоколамска. Более тяжёлый холодный воздух, часто застаивается в котловинах, делая их самыми холодными территориями Подмосковья. В зимнее время ртуть термометра здесь может опускаться ниже отметки минус 50 градусов. В летнее время в этих понижениях по тем же причинам заморозки случаются гораздо чаще, чем по соседству на склонах холмов и их поверхностях. Однако, когда предложили взять дачный участок под Волоколамском, я совершенно забыл об этом. И до сих пор пожинаю на даче плоды своей невнимательности в виде неожиданной гибели кабачков, огурцов и других теплолюбивых растений. А осадки на наветренном склоне возвышенности, где расположена дача (а мои ученики отлично знают, почему на наветренном склоне осадков выпадает больше, чем на подветренном), выпадают настолько чаще, чем в других местах Московской области, что напрашивается аналогия с деревней Гадюкино (из выступления Геннадия Хазанова).
А вот молодая учительница словесности Ильюхина Юлия Викторовна, в отличие от меня, была очень внимательной, собранной и энергичной, и слова её не расходились с делом. Я имел возможность убедиться в этом, наблюдая за ней и за её подопечными на протяжении 7 лет. Дело в том, что мой кабинет географии располагался на верхотуре 5 этажа старого школьного здания. На моей площадке было только 2 кабинета и вход в актовый зал. Так что учителей-соседей у меня было немного, да и они постоянно менялись. По сложившимся традициям, соседний кабинет отдавали молодым словесницам. Номер у кабинета был 51. Причину частой смены соседей хорошо объясняет частушка, которую я сочинил для одной из учительских предпраздничных посиделок:
Чувство страсти вызывает 51 кабинет,
Тот, кто год в нём проработал, отправляется в декрет.
И вот наконец в этом кабинете надолго воцарилась Юлия Викторовна, у которой сын к тому времени пошёл в первый класс нашей школы. Она обладала неуёмной энергией, говорить без умолку могла хоть целый день, очень оперативно переходя от учебного материала к воспитательным моментам. Голос у неё был с хрипотцой и несколько монотонный, но вылетающие, как из пулемёта, слова всё время побуждали ребят к активным действиям. При этом она была творческим человеком и часто что-то придумывала интересное для класса или учителей.
Под стать ей подобрался и класс, шустрый и голосистый. Её ребята постоянно затевали игры на нашей общей площадке – то в салки, то в домики, то даже в футбол. Причём всё делали азартно, и мне. как дежурному учителю, часто приходилось их разнимать. Зато на уроках у меня появился актив, с удовольствием помогающий в проведении викторин. Но этого классу показалось мало, они стали проводить викторины на классных часах, и вопросы там задавались уже по разным предметам. Особенно увлёкся проведением викторин Миша Игнатов. Он где-то узнал об игре в перевёртыши, когда известные фразы или названия нужно было узнать по противоположным по смыслу словам, то есть перевернуть. Например, стихотворение Н.А. Некрасова «Железная дорога» в перевёрнутом виде было «Деревянной хлябью». А «Утро под городом далеко от Нью-Йорка» нужно было перевернуть в «Вечера на хуторе близь Диканьки».
- Ну же, ну! – азартно подбадривал Миша своих одноклассников, затруднявшихся в перевёртывании «падения с американской табуретки» в «восшествие на русский престол».
- Неужели ни у кого нет даже идеи по этому поводу?
- В следующий раз, Миша, мы сами напридумываем вопросы, а ты будешь разгадывать! – отвечали пристыженные товарищи, один из которых как будто специально носил фамилию Громогласов.
- Я - с удовольствием, - парировал Миша.
И к следующему классному часу Саша Громогласов, действительно, придумал интересные вопросы, а для пущего эффекта взял несколько вопросов у меня и биолога Святослава Сергеевича, пригласив нас в жюри.
Класс Юлии Викторовны, который значился под литерой Б, заряжал своей энергией и соседние классы, которые своим характером достаточно сильно отличались от него. В классе «А» было много умных лентяев. Их не всегда можно было заставить активно работать, или чем-то заинтересовать, но во всех их действиях чувствовалась какая-то логика. А класс «В» почти сплошь страдал различными комплексами. Эти ребятишки вели себя «подленько», плохо шли на контакт с учителем, и их следующий шаг было трудно предугадать. Их классный руководитель Кристина Тарасовна, молодая и симпатичная словесница южно-украинского типа, по натуре творческий и оптимистичный человек, часто смотрела грустными карими глазами на своих подопечных. Единственное, что радовало, - то, что в этом классе особенно тяжёлые в учёбе и общении ученики часто вместе с родителями покидали «родную сторону».
Были, конечно, и исключения. Например, в классе «А» училась Даша Широкова, которой всё было интересно. С широко открытыми глазами (не зря же у неё была такая фамилия) она слушала все объяснения, задавала вопросы и сознательно старалась записать и запомнить услышанное. Чувствовалось, что учителям она благодарна искренне, а не заискивает ради оценок, как это делали многие. С таким ребёнком работать было одно удовольствие, а во время дальних экскурсий хотелось рассказать что-то дополнительное. Например, во время поездки в Новгород мы оказались на экскурсии в этнографическом парке «Витославицы». Выслушав интересный рассказ о деревянном зодчестве и сфотографировавшись в разных видах на гульбище старого деревянного храма, группа двинулась в сторону музея, который расположился в бывшей усадьбе графини А.А. Орловой-Чисменской. Даша шла в конце, а я замыкал шествие. Вдруг она обратила внимание на камень рядом с дорожкой:
- Посмотрите, Владимир Леопольдович, он почти малинового цвета!
Я вытащил камень из земли и поднёс его поближе. Он был размером в два моих кулака и носил явные следы ледниковой шлифовки. Несомненно, это был кварцитовый валун, принесённый с севера древним ледником. Такие валуны – не редкость в средней полосе. Но они действительно красивы. В Карелии месторождение шокшинских кварцитов имеет мировую известность: добываемый здесь камень использовался в строительстве мавзолея В.И.Ленина, могилы Неизвестного солдата в Москве и даже саркофага Наполеона в Париже. Обо всём этом я рассказал Даше.
- Может быть, мы возьмём его для музея в кабинете географии? – последовал вопрос.
Я решил разыграть Дашу. Вынул из сумки газету, завернул в неё камень и серьёзно сказал:
- Поручаю тебе довести его до Москвы !
К моему удивлению, Даша без возражения положила тяжёлый камень в свою сумку, и мы пошли догонять группу.
Я был уверен, что Даше скоро надоест носить этот камень и она его выкинет. А потом я вовсе забыл про него и был приятно удивлён, когда она после каникул перед уроком выложила его на мой стол. Камень всё ещё украшал полку геологической экспозиции кабинета географии, когда в МГИМО я встретил повзрослевшую Дашу. В тот период я читал лекции по демографии в группе менеджеров (второе высшее образование) и был удивлён, когда вдруг в аудиторию вошла Даша.
- Я увидела вас и зашла поздороваться, - радостно сказала она.
- Ты разве ещё не закончила МГИМО? - удивился я.
- Закончила, теперь получаю второе высшее в соседней группе юристов. И вы знаете, нам такие интересные лекции читают. Жалко, что у нас нет демографии!
Я был рад, что школа и вуз не отбили у неё тягу к знаниям.
Другим исключением был Аркаша Павлюченко из класса «В». В отличие от своих одноклассников он никакими комплексами не страдал и никуда уезжать не собирался. Этот ученик, что называется «без тормозов», говорил всё, что ему приходило в голову. А в голову ему обычно лезли всякие бредовые идеи, которые он выражал простым языком, не особенно стесняясь в выражениях. «Клиника!» - говорил про таких Святослав Сергеевич. Павлюченко побаивался Святослава Сергеевича. Этот учитель никогда не оставлял без внимания оскорбления, отпускаемые Аркашей в адрес одноклассников (а чаще одноклассниц). От «Сергеича» тут же следовало точное замечание, которым он буквально пригвождал обидчика к позорному столбу. А если Сергеич чем-то возмущался, его невысокая коренастая фигура, казалось, увеличивалась на глазах. Когда он что-то доказывал, его огромные кулаки начинали мелькать перед лицом собеседника. И, хотя он ни разу никого и пальцем не тронул, хулиганы предпочитали с ним не связываться. Мне доставалось от Павлюченко гораздо больше, так как он подчинялся только тем, кто действовал с позиции силы. Мои объяснения он начинал слушать лишь тогда, когда видел, что я сейчас потеряю терпение и скажу то, чего он боялся больше всего:
- Аркадий! Следующую поездку ты пропустишь!
Когда мы со Святославом Сергеевичем решили свозить ребят в дальнюю поездку и я на уроке подробно рассказал обо всех её особенностях, Аркадий пропустил мимо ушей то, что руководить группой будет биолог, и один из первых записался на экскурсию. Правда, когда мы собрали группу перед поездкой, вид у него был очень обескураженный, словно он прикидывал, а не пропустить ли ему эту вылазку.
Ехать в поезде вместе с Сергеичем было одно удовольствие. Он сразу становился центром притяжения: веселил окружающих рассказами, перед сном спел пару песен под аккомпанемент гитары. Нехватку голоса он возмещал содержанием песен и манерой их исполнения. Обозревать ребят было очень легко, они буквально роились в его отсеке и на прилегающих полках (а ехали мы, естественно, плацкартом). Но Сергеич не терял бдительности. Несмотря на увлекательную беседу, он заметил долгое отсутствие нескольких мальчишек. Тут же от его расслабленности не осталось и следа. Он встал так быстро, что стоявшие «на шухере» не успели среагировать. Заполняя собой проход, биолог устремился в тамбур, спокойными и уверенными движениями отобрал у курящих сигареты (в том числе и те, что остались в пачках). С обеих сторон не последовало никаких криков и возмущённых реплик. Как стадо баранов за вожаком, курильщики без понуканий вошли в вагон, расселись рядом со Станиславом Сергеевичем и без тени озлобленности, слегка посмеиваясь, слушали рассказ бывалого человека о том, как он курил в молодости и как завязал с этой вредной привычкой. Сергеич вещал:
- Курение отрицательно сказывается на детородной функции. Вы, парни, просто ещё молоды и не задумываетесь об этом. Будьте мудрее! Как только я решил жениться, то тут же бросил курить! Потом был период, когда я закурил снова. Это произошло после того, как Глафира Вадимовна до последнего не ставила оценок в моём выпуском классе. Но к тому времени, во-первых, у меня уже было двое детей, а во-вторых, я всегда после курения пил воду.
Очень быстро перешли на другие темы, и об инциденте, казалось, забыли все, кроме Павлюченко. Он сидел с надутой физиономией, не участвуя в общей беседе. И решил компенсировать конфискацию сигарет победами на личном фронте. В соседнем отсеке ехали две подружки – Вера и Катя. Ухажёров у них не было, так как они вели себя скромно. Одна стеснялась своего избыточного веса, другая – роста. Аркаша стал «подкатывать» к ним, высмеивая эти особенности их фигуры и постоянно оскорбляя девчонок. Сами девчонки особой агрессии к Аркаше не проявляли, так как были рады и такому вниманию противоположного пола. Но с ними в отсеке ехал пассажир, очень раздражительный молодой человек крепкого телосложения. Сначала он раздражался по поводу общего поведения группы и высказал мне претензии. Я его направил к Сергеичу, сказав, что главный начальник - он (на самом деле официально старшим группы числился я). Станислав Сергеевич быстро нашёл с ним общий язык. Через пару минут мы уже слушали знакомую байку, как после охоты они сели кушать, а у его товарища ложка, как дуршлаг, оказалась вся в дырках (шутка любящей жены).
У этого молодого человека Аркадий вызвал сильную антипатию. Он вдруг быстро собрался лечь спать и в грубой форме сказал Аркаше, чтобы тот заткнулся и вышел из этого отсека.
- А чё такое? – пытался возражать Павлюченко.
У молодого человека явно чесались руки, он стал слезать с верхней полки. Но я вовремя это заметил, взял Аркашу за плечи и коленкой под зад придал ему лёгкое ускорение в сторону соседнего отсека. Потом я проводил его до койки и проследил, чтобы он начал укладываться. А девчонок общение с Аркашей возбудило. Когда я вновь прошёлся по вагону, то увидел, что они сидят в чужом отсеке, обмениваясь впечатлениями. При этом Вера присела на край подушки уже спавшей бабушки-пассажирки. Пришлось придать ускорение и ей. Но поскольку её мягкое место было действительно выдающимся, я не смог удержаться от того, чтобы не отвесить лишний мальчишеский пендель. Сделав это, я почти сразу испугался. Но меня беспокоило не то, что Вера может пожаловаться на меня (в то время это ещё не было принято), а то, что я поступил не лучше Аркадия, оскорбив действием девушку (кстати, внешне выглядевшую солидной дамой). Но Вера восприняла мои действие как продолжение ухаживаний Павлюченко. Она кокетливо улыбнулась мне и лишь слегка обиженно промурлыкала:
- Ну, Владимир Леопольдович ….!
- Будь умницей! Быстро укладывайся спать и не мешай соседям! – тихо произнёс я, успокоенный её реакцией.
Ночь прошла спокойно, но события прошедшего дня имели продолжение. Когда с утра Вера с Катей заняли очередь умываться, то нервный молодой человек оказался за ними. Вскоре к ним подошёл Аркадий и, ничего не сказав, пристроился среди девчонок, продолжая своё подкалывание. Когда туалет освободился, Павлюченко отстранил девиц и сам устремился туда. Этого молодой человек уже не смог вынести. Он сделал рывок за Аркашей, схватил его за шиворот, выволок из туалета в тамбур, а затем в вагон и отвесил чувствительную оплеуху. Девчонки завизжали, я бросился к месту событий, с трудом соображая, что делать дальше. Но Сергеич опередил меня. Приобняв Аркашу и иронично причитая: «Бедная ты моя головушка!», - он увлёк его в свой отсек. Там они довольно долго сидели и разговаривали. Святослав Сергеевич продолжал держать руку на плече Павлюченко, время от времени поглаживая его макушку. Он рассказывал о своей службе в армии, приводя примеры порядочного и непорядочного поведения его сослуживцев и начальства. Всё это было сдобрено шутками и интересными комментариями. Аркадий постепенно успокоился. Мне же было интересно посмотреть на дальнейшие действия Сергеича в отношении молодого человека. Но оказалось, что тот едет не в Смоленск. Ни с кем не попрощавшись, он сошёл на предыдущей станции.
Эта история не прибавила Аркаше популярности. Парни не упускали случая подколоть его, а Катя с Верой делали вид, что он им наскучил. Но для меня всё это отошло на второй план, так как мы приехали в Смоленск. Мои мысли были сосредоточены на переговорах с сотрудницей экскурсбюро, которая встретила нас на перроне вокзала, а затем с директором школы-интерната, где (по предварительной договорённости) нам предстояло разместиться. Посмеялись все и над Дашей Широковой. Её на платформе встречала тётя (жительница Смоленска), которая взяла уже взрослую девушку за руку и не отпускала от себя. Когда тётя узнала, где мы будем жить, то произнесла загадочные слова:
- Зря вы согласились поселиться на немецком кладбище!
Всё прояснилось, когда от автобусной остановки мы через лесок направились к зданию интерната, выделявшемуся своими тремя этажами и красным кирпичом среди деревенских домов. Везде вдоль дороги были видны ямы, по форме напоминавшие вырытые могилы. Сходство усугублялось ещё и тем, что в ряде ям были видны человечески кости. Вместе с нами из автобуса вышло довольно много местных жителей, и какой-то словоохотливый дедушка, услышав недоумевающие вопросы детей, с удовольствием рассказал, что во время войны немцы здесь устроили своё кладбище:
- Места у нас здесь красивые! Когда пойдёте погулять по той дорожке, то выйдете к остаткам гранитного памятника, который немцы соорудили в память о погибших. Когда наши вернулись, могилы, понятное дело, заровняли, а памятник оказался очень крепким – до конца раздолбить не смогли.
- А почему тогда тут всё разрыто? - поинтересовался я, показывая на ямы.
- Так ведь их хоронили в амуниции, а нашим людям-то тогда всего не хватало.
- Почему же жители посёлка не соберутся и не зароют? Вы ведь здесь каждый день ходите! К тому же вон рядом детская площадка! – не унимался я.
- Так ведь до сих пор многие приезжают, копаются. Это уже, конечно, не от бедности. Да мы привыкли, никто не обращает внимание.
В том, что на это никто не обращает внимания, я убедился, когда мы проходили через спортивную площадку интерната. Спортивные снаряды стояли метрах в 50 от зияющих ям, а футбольные ворота (естественно, без сетки) стояли так, что наверняка после сильных ударов мячи приходилось доставать среди остатков скелетов.
Но до вечера мои мысли были заняты другим. Мы разместились в интернате, вскоре к нему подогнали экскурсионный автобус, и группа смогла в полной мере полюбоваться красотой Смоленска. В нём каким-то чудом (ведь этот старинный город многократно вставал на пути вражеских полчищ, наступающих с запада на Москву) сохранилась внешняя крепостная стена. Конечно, в ряде мест она была сильно разрушена, но и восстановленного участка с бойницами и башнями было достаточно для увлекательной прогулки. В одну сторону со стены открывался вид на панораму города. Вид на окрестности города был не менее интересен, особенно для географа: хорошо просматривались долина Днепра и гряды ледниковых отложений, образующие вытянутую с запада на восток Смоленскую возвышенность. Как-то во время физико-географической практики наш преподаватель Николай Николаевич произнёс:
- Моренно-эрозионная возвышенность! Шармант!
Эти слова хотелось повторить и мне. Но я постарался сдержать эмоции, и с большим воодушевлением рассказал ребятам о том, как формировался данный ландшафт. Меня слушали, но, за исключением Сергеича и Даши, не особенно заинтересованно. Всех больше взволновало то, что у Кати за время прогулки по стене появился ухажёр Родя Синицын. С учителями Родя вёл себя достаточно нагло, а вот девочек стеснялся. Когда мы стали подниматься на стену, Катя попросила его подать ей руку. И парня словно прорвало. Всю оставшуюся часть экскурсии он уже не отходил от своей дамы. Некоторое время они увлечённо беседовали, а потом пошли, держась за руки.
За день мы как следует уходились и после ужина в интернате прилегли отдохнуть. Но у многих детей усталость проходит очень быстро. Сквозь дрёму я слышал, как в комнату мальчиков вошли Вера и Катя и спросили читающего книгу Станислава Сергеевича:
- Можно мы погуляем на спортивной площадке?
- А темноты не боитесь?
- Да нас много девчонок идёт. Сейчас и мальчишек позовём.
Сергеич дал добро. Многие парни только и ждали приглашения и вскочили с кроватей. Встал и Аркадий. Но Вера осадила его:
-Тебе идти необязательно.
Аркаша плюхнулся обратно на кровать. Комната наполовину опустела. Рядом с Павлюченко остался только Антон Денисов, симпатичный блондин, настолько самовлюблённый, что на тот момент презирал всех девчонок. Аркадий лежал недалеко от меня, и я слышал, как он зашептал Антону:
- Верка только здесь так себя ведёт. В её классе парни вообще игнорируют эту толстую. Она в моём дворе живёт, и я знаю, что отец от них ушёл. Семья живёт бедно. Плеер, которым она так воображает, не её. У неё нет собственного плеера! Наверное, упросила брата дать ей с собой в поход. Развоображалась тут! – ещё раз прогнусил он.
Антона это всё мало интересовало, и он недовольно произнёс:
- Ну, так пойди и скажи ей всё это!
Аркаша встал и спросил:
- Святослав Сергеевич, а мне можно тоже погулять?
- Пойдём, посмотрим, что они там делают, - сказал Сергеич, откладывая книгу.
- Я тоже с вами проветрюсь, - присоединился к ним я.
На улице было темно и тихо. Окна интерната освещали совсем небольшой участок. Фонари на столбах не горели, очертания деревьев и спортивных снарядов едва угадывались. Сергеича это не смутило.
- Катя! Родя! – позвал он вдруг неожиданно громко.
- Мы все здесь, - послышались многочисленные голоса.
Очевидно, новая пара и не пыталась уединиться, многочисленные сочувствующие её вполне устраивали.
- Я их сейчас немножко попугаю, - тихо сказал Аркадий, исчезая в темноте. -
-Не говорите, пожалуйста, что я к ним иду.
Мы не стали возражать в надежде, что эта «шутка» поможет поскорее загнать в помещение разгулявшуюся компанию. Сергеич успел рассказать мне историю из жизни разведбата, а из дальнего конца никаких криков не последовало.
- Родя, Павлюченко дошёл до вас? - крикнул я.
- Нет, его не было с нами, - последовал ответ.
Мы с Сергеичем пошли в сторону голосов. Постепенно проступили контуры снарядов и сидящих на них ребят. Аркаши среди них действительно не было, но из леска слышались какие-то неясные звуки. Сергеич первым устремился в этом направлении, буквально нырнул в одну из ям и вынес в охапке Аркашу. У того была настоящая истерика. Сергеич поставил его на ноги, поразгибал колени и руки. Поскуливая, Аркадий сам дошёл до интерната. Ребят не пришлось загонять в помещение, всем было интересно узнать, что случилось. Но Аркадий не отвечал на вопросы.
- Хотел подойти незаметно и вас напугать, но упал в яму с костями, - постарался объяснить я поведение Аркаши, с трудом сдерживая смех.
- Скелетов я не боюсь. Но я разбил плеер! - прорезался голос у Аркадия.
Свой чужой выпуск – 99
Аркадий быстро оправился после этой истории, но следующая поездка в Рязань стала для него последней. Кроме старших ребят я взял в эту поездку ребят помладше из класса, где я был классным руководителем. С собой мне пришлось прихватить целый ворох работ окружной олимпиады по географии, который своею щедрой рукой вручила мне методист. Выезжали мы на выходные, а к понедельнику работы надо было проверить. Поэтому в рязанской школе-интернате, где нас приютили, я встал пораньше, умылся и сел в коридоре разбираться с олимпиадой. До подъёма ещё оставалось минут 15, когда я услышал в комнате какие-то возгласы и шлепки. Влетев в комнату, я увидел, что Аркадий с Антоном, воспользовавшись моим отсутствием, затеяли неприятную игру. Они заставили малышню повернуться к ним задним местом, а сами ходили и раздавали звонкие шлепки чьей-то парой кожаных варежек. Я был так возмущён этим, что объявил (конечно, уже в Москве), что они лишаются права на последующие поездки без всякого последнего предупреждения. Антону было всё равно, а вот Аркадий пару раз приходил ко мне и ныл:
- Ну, за что? Я ведь обычно хорошо себя веду. Всегда помогаю вам. И сейчас тоже хотел помочь наладить дисциплину. Вы ведь говорили о шефстве над младшими!
Но я был неумолим. Дело в том, что с новым классом мне как классному руководителю не везло почти с самого начала. И этот случай ещё больше затруднял мою работу. Этих ребят «сосватала» мне их учитель начальных классов Евгения Николаевна. Она была, что называется, учителем от бога. Несомненно, у неё был определённый гипнотический дар: дети беспрекословно подчинялись ей и при этом обожали. Она умело сочетала жёсткость и ласку, могла «поточить лясы» с родителями и тут же одёрнуть их. Уроки у неё проходили интересно, Евгения Николаевна очень талантливо сочетала обязательный и дополнительный материал. Причём значительную часть дополнительного материала дети (не без помощи родителей) готовили самостоятельно. Всё в классах, которыми она руководила, работало чётко, как часы. Уровень успеваемости в них был высокий. На тех, кто плохо учился, показывали пальцем. Трудно сказать, почему она решила отдать после начальной школы свой любимый класс именно мне, человеку с мягким характером. Возможно, здесь сыграла роль простая случайность. Как-то во время урока (у меня было окно) я проходил мимо кабинета Евгении Николаевны. Дверь была открыта, и я увидел Евгению Николаевну, мирно сидящую за столом и вяжущую пинетки (она вот-вот должна была уйти в декретный отпуск). Мне как раз надо было посоветоваться с ней по профсоюзному вопросу, и, решив, что её класс ушёл на физкультуру и она свободна, я поздоровался и вошёл в кабинет. Но оказалось, что в классе шёл урок, просто ребята были заняты выполнением задания, а Евгения Николаевна накануне ответственного события экономила силы и нервы. Все встали, приветствуя меня. Я извинился, похвалив при этом класс за поведение.
-Да, это мой любимый класс! – ласково произнесла Евгения Николаевна. Ребята заулыбались от удовольствия.
- Сразу видно, что о таком классе можно только мечтать! – зачем-то прибавил я и ретировался.
Вскоре Евгения Николаевна подошла ко мне и сказала:
- Возьмёте на следующий год классное руководство в моём классе? Вы сами видели, какой отличный класс. И кроме того, в нём очень сильный родительский комитет. Помогает мне буквально во всём. Так что у вас не будет никаких проблем.
Естественно, я согласился. И очень быстро пожалел об этом. И дети, и родители привыкли к «сильной руке» Евгении Николаевны. На организационных собраниях в новом учебном году весь актив наотрез отказывался продолжить свою работу. Родители из комитета сказали, что они наработались за предыдущие годы и посоветовали мне найти кого-нибудь нового. Поскольку никто добровольно не соглашался, мне пришлось прибегнуть к вытягиванию жребия. То же самое было и с детьми. Староста и его заместители под разными смехотворными предлогами «подали в отставку». Новых лидеров выбирали на короткие (на четверть) сроки работы, иначе шли сплошные самоотводы. Я был доволен новым активом: и ребята, и родители подобрались несклочные. Но старый актив, пользуясь своим авторитетом, ещё очень долго продолжал вмешиваться в общественные дела.
Были, конечно, и приятные моменты. На экскурсиях нас всегда хвалили: дети внимательно слушали экскурсовода, задавали много вопросов. Причём вопросы были по делу и демонстрировали эрудицию школьников. На уроках было заметно, что Евгения Николаевна приучила класс работать. Учителя гуманитарных дисциплин хвалили класс.
А вот с математикой дела обстояли хуже. И это стало одной из причин раскола внешне очень дружного класса. Я уже рассказывал в одной из предыдущих глав об учителе математики Светлане Всеволодовне, которая раньше успешно работала в амплуа «ворчливой бабушки». Она любила и поворчать на нерадивых, и покричать на класс, плохо усвоивший материал. Но при этом обычно находила общий язык с классами, так как ребята осознавали её неравнодушие, привязанность к ученикам и заботу о них. В моём классе такого взаимопонимания не получилось. Евгения Николаевна никогда на класс не кричала, и большинство детей просто не восприняли нового учителя. Пошли жалобы родителей в администрацию школы. Другие родители, которых Светлана Всеволодовна вполне устраивала (цитирую «Мы сами учились у таких строгих учителей»), писали письма в защиту её. На этой почве в коллективе появились группировки, которые открыто враждовали друг с другом.
Я попытался объединить класс походами и дальними экскурсиями. Сначала всё шло хорошо, сформировалась группа любителей походов и поездок, которая задавала тон общественной жизни класса. Но события во время рязанской поездки стали поворотным моментом в падении моего престижа как турорга. Я знал, что одна из мам «пострадавших» детей, чтобы её сын не просился в поход, подговорила других родителей не пускать своих отпрысков. Со мной продолжали ездить 1-2 человека, которые в плане объединения класса не могли сделать погоды. Одним из них обычно был Лёша Пустынников – коренастый парень с круглой и очень «светлой» головой. У него были очень хорошие реакция и память, поэтому соображал он быстро, учился « в охотку». География у него шла на отлично. Он победил в школьной олимпиаде, и я стал готовить его к окружной олимпиаде, которую он тоже выиграл.
Несколько лет он был не только неизменным победителем олимпиад, но и моим первым помощником во всех делах. Всё изменилось в результате моей педагогической ошибки. Как-то на перемене девчонки пожаловались мне, что Лёша отобрал у них игрушку из «Киндер-сюрприза».
- Они мне сами предложили обменяться, а теперь чем-то недовольны! – возмутился Лёша.
- Отдай им! – сказал я.
- Не отдам! Всё было по-честному! – упорствовал Лёша.
Я решил перевести всё в шутку и сказал:
- Ничего, девочки, сейчас я обмокну его головой в унитаз (мы стояли рядом с дверью в мужской туалет), тогда он и отдаст.
Как пришла мне в голову такая дурная мысль? На этот вопрос у меня до сих пор нет ответа. Конечно, я не собирался его никуда макать и не сомневался, что он поймёт, что это шутка. Тем более, что когда я взял его на руки (невысокого роста, он был совсем лёгким), Лёша не сопротивлялся. Я внёс его в туалет, закрыл дверь и хотел поставить на ноги, но увидел, что он бледный, как мел, и еле держится на ногах. Я похлопал его по щекам, умыл водой, и он вышел из полуобморока. Я всё равно очень испугался и долго не мог принять какого-либо решения, т.к. не находил ответов на массу вопросов: «Неужели Алексей всерьёз принял мои намерения? Почему не сопротивлялся? Или разочарование в любимом учителе было настолько сильным, что не последовало естественной реакции?»
- Ты что действительно думал, что я кого-то могу опустить головой в унитаз? Как же тебе не стыдно! – выбрал я не самую лучшую линию поведения, очевидно, инстинктивно переходя в нападение, как в наиболее надёжную форму защиты.
Лёша ничего не отвечал. Он оправился от обморока и неприязненно смотрел на меня.
- Иди на перемену, - отпустил я его, так и не извинившись перед ним.
Я был уверен, что мама Алёши появится на следующий день в школе, и даже не позвонил ей, чтобы как-то разъяснить возникшую ситуацию. Естественно, я собирался принести семье и ученику извинения, но не был уверен, что их так просто примут. Мама Алёши довольно часто появлялась в школе вместе с группой родителей из прежнего (как говорили за глаза, «сильного») родительского комитета. Правда, в отличие от своих подружек, она производила впечатление доброго и несклочного человека. И это впечатление оказалось верным. Мама Пустынникова не стала подходить ко мне по поводу этого инцидента, хотя по некоторым её репликам в дежурных разговорах я понял, что Лёша рассказал ей о случившемся. Сам мальчик, хотя явно охладел ко мне и перестал заниматься географией с прежним энтузиазмом, никогда не вредничал и учился по моему предмету на «отлично». Просто это была действительно порядочная семья, в которой поняли, что учитель допустил случайную ошибку, и простили его. К сожалению, такие семьи мне встречались очень редко!
Конечно, я чрезвычайно переживал по поводу случившегося. Тем более, что Алёша перестал участвовать в географических олимпиадах. Чтобы заменить его, я как-то случайно пригласил другого ученика, тоже Лёшу, Андаманского. Тот учился в параллельном классе «В», который многие учителя (и совершенно справедливо) считали ужасным. «Стучать» на одноклассников, оскорблять друг друга открыто и в анонимных письмах, круглый год бездельничать благодаря списыванию по всем предметам у более сильных учеников считалось в этом классе совершенно нормальным явлением. Чтобы решить возникшие проблемы, одни родители пытались подкупить учителей или администрацию, другие по любому поводу строчили доносы, третьи почти одновременно занимались и тем, и другим. Классный руководитель – словесница Людмила Игоревна – компетентный учитель и приличный человек – недавно приехала из провинции и сначала ничего не могла поделать с этим московским «болотом». Ситуация изменилась в лучшую сторону только к 9 классу. И все эти тяжёлые годы светлым пятном в классе оставалась семья Андаманских.
Лёша был настолько по всем параметрам лучше остальных учеников класса, что я практически не проверял его письменные работы, ограничиваясь оцениванием его замечательных устных ответов. Когда из-за моего «провала» с Пустынниковым я пригласил на олимпиаду Андаманского и мне дали прочитать его работу, только тогда я понял, какие перспективы для меня как учителя открывает сотрудничество с этим ребёнком. Кроме того, что Лёша много читал и обладал высокой эрудицией, в своих работах он подавал информацию так последовательно, так обоснованно и таким понятным языком, что у проверяющего неизменно возникала симпатия к автору. Поэтому Лёша побеждал не только на окружных олимпиада, но неоднократно становился победителем или призёром городских олимпиад. Городские олимпиады в то время проводились в МГУ и славились своей сложностью, так как задания составлялись не по школьной программе. После окончания школы Лёша надолго выпал из моего поля зрения, но однажды собеседник похвалил мне статью некого Андаманского в «Спортэкспрессе». Я попросил показать мне газету и увидел рядом с названием статьи Лёшину фотографию. Что – что, а внятно излагать свои мысли Лёша умел ещё в школе!
А вот мне, чтобы убедить кого-то в своей правоте, явно не хватало Лёшиного таланта. Анкетирование класса показало, что как руководитель я вполне устраиваю ребят. Но в своих комментариях почти все написали, что они не верят в мой успех по преодолению внутренней разобщённости, возникшей на почве математики. Наиболее типичными были такие послания: «Бесполезно пытаться что-то делать, чтобы сдружить класс. Неужели вы думаете, что (далее назывались фамилии в разных вариантах) смогут когда-нибудь подружиться?» Скорее всего, я бы всё равно не оставил своих попыток, если бы не похищение классного журнала.
До появления электронных журналов похищение бумажных журналов происходило регулярно (раз в один – два года). Но впервые за мою практику на это решился кто-то из моих учеников. Журналы хранились в учительской, куда из школьников имел право заходить только староста. Староста моего класса Сабина Птушко, честная и непосредственная девочка, одна из немногих переживавшая за репутацию класса, рассказала, что журнал после уроков она поставила на место. Потом она зашла в туалет (находился наискосок от учительской), а когда вышла, то увидела спины двух девочек, спускавшихся вниз по лестнице. Как ей показалось, одной из девочек была высокая и статная одноклассница Ангелина Ильина. Почти одновременно сверху за нашим журналом спустилась Светлана Всеволодовна, которая, войдя в учительскую, сразу обнаружила пропажу.
Подозрение пало на Ангелину, хотя училась она хорошо. Она держала себя по-взрослому, и иногда создавалось впечатление, что это она руководит родителями и бабушкой.
-У меня такой характер, что со мной предпочитают не связываться, - откровенно говорила Геля.
В подружки себе она выбрала Лену Кротову, добрую и отзывчивую девочку, которой многие предметы не давались. Мотив был найден: журнал украли Геля и Лена, чтобы родители последней не узнали о её плохих оценках. Тем же вечером мне стали звонить родители и даже некоторые учителя, требуя оперативных действий. Я всем отвечал, что беру сутки на раздумье: меня смущало то, что у Лены была очень чувствительная психика. Кроме того, я не верил, что она могла быть зачинщицей этого похищения. Её учёбу контролировала бабушка, вполне адекватный человек и явно не из тех, кого боятся внучки. Что касается Ангелины, то она могла это сделать из чисто спортивного интереса, но загнать её в угол и заставить признаться было очень сложной задачей.
Однако взятый мной тайм-аут приняли за нежелание что-либо делать. Сначала председатель старого родительского комитета на перемене отловила Лену и жёстко поговорила с ней, требуя признаться в содеянном. А потом словесница Людмила Игоревна провела беседу уже с обеими девочками. И всё безрезультатно – девочки ни в чём не признались. Я был настолько возмущён этой «самодеятельностью», что принял окончательное решение расстаться с классом. На роль новой «классной мамы» мне удалось ангажировать англичанку Ираиду Владимировну. Она вела в 10-11 классах прошлый мой (любимый) выпуск, и, не раздумывая, взяла под опеку и нынешний склочный класс. По умению подчинять своей воле детей и их родителей она не уступала Евгении Николаевне, так что смена классного руководителя прошла безболезненно.
А вот история с участницами кражи журнала имела продолжение. На выпускном вечере после вручения аттестатов, когда ребята собирались ехать в ресторан, я подошёл к Ангелине. Она только что проводила своих родителей словами:
- Идите! Идите! Дайте мне как следует повеселиться!
И чувствовала себя совершенно вольной птицей. Поэтому, когда я попросил её раскрыть секрет похищения журнала, она, нисколько не стесняясь, призналась, что это сделала она. А попросила её об этом одноклассница Ивонна Бургасян, получившая двойки и тройки сразу по нескольким предметам.
- Вы знаете, она так переживала по поводу своих оценок. Плакала. Говорила, что мама её убьёт, что сама в учительскую она войти боится, так как ей некуда положить журнал, а я тогда ходила с большой сумкой. В общем, разыграла трагедию, и я пошла у неё на поводу, решив, что вряд ли кто-то будет меня подозревать.
- Спасибо за честность! – сказал я и отошёл от Гели.
Я узнал всё, что хотел, и больше в этот день мне не хотелось портить себе настроение выяснением отношений. Что касается Ивонны, то в ней несомненно «умерла актриса». Я убедился в этом через много лет, когда отдыхал в Греции на острове Корфу. Я не случайно выбрал для отдыха Корфу. В одной из предыдущих глав я писал, как мне нравились книги писателя-натуралиста Джеральда Даррелла. В нескольких из них Даррелл с присущим ему юмором описывает свои детские годы на Корфу, где в 1935-39 г.г. жила его семья. Был полдень, когда разместившись в гостинице, я, несмотря на жару, решил съездить в центр города. Прежде всего, мне нужно было узнать о времени доступа к мощам Святого Спиридона, а также очень хотелось посмотреть даррелловские места. У администратора гостиницы я стал выяснять расписание автобуса, перемещавшего толпы туристов из города к пляжам и обратно. Убедившись, что автобус ходит достаточно регулярно, я открыл карту Корфу, предусмотрительно купленную в Москве, понял, в каком направлении нужно идти к автобусной остановке, и собирался стартовать. Но, оказалось, за моими действиями наблюдала молодая и симпатичная женщина. Она окликнула меня:
- Извините, пожалуйста, вы, кажется, едете в город? Можно мне присоединиться к вам?
Я ничего не имел против такой компании. Даша, так звали женщину, оказалась очень приятной спутницей. Она внимательно слушала мои рассказы о Даррелле и его семье, о событиях на Корфу во время их пребывания в этих местах, послушно фотографировала меня на фоне памятников Джеральду и Лоренсу (старшему брату известного писателя) Дарреллам на Спианаде (центральной площади) и других достопримечательностей. Мы вместе отстояли очередь к мощам Святого Спиридона, посетили кафедральный собор с мощами Святой Феодоры. Затем перекусили в одном из кафе пассажа «Листон», под арками которого часто сидели и пили кофе представители семьи Дарреллов.
Даша честно призналась мне, что, будучи в разводе, отправила сына-подростка в спортивный лагерь, а сама приехала на Корфу «оттянуться по полной». Вечера и ночи она проводила в многочисленных ресторанах прибрежной зоны, где собиралось много молодёжи и танцы продолжались до утра. До полудня она отсыпалась, а потом искала себе новую компанию для купания или поездок по интересным местам. Как раз в этот момент я ей и подвернулся. Она планировала на следующий день взять в аренду машину и поездить по острову, а для экономии средств искала себе попутчиков. Одну спутницу – «девчонку с танцулек» (слова Даши) – она уже нашла. Я тоже не отказался от такого предложения и присоединился к ним.
Каково же было моё удивление, когда этой «девчонкой» оказалась Ивонна. Радостно поприветствовав друг друга, мы ни разу в своих разговорах не коснулись темы школы. Поездка была очень интересной: сначала мы искупались в прохладных сердцевидных бухтах местечка Палеокастрица на западе острова, затем отправились на север к столь любимому Дарреллами озеру (морскому заливу) Антиониссу. На восточном побережье мы несколько раз останавливались и фотографировали берега Албании, которая, казалось, была совсем рядом. А закончили поездку посещением дворца Ахиллион в южной части острова. Этот дворец служил дачей для двух императорских семей - сначала Австро-Венгерской, а затем Германской. Во время поездки Ивонна вела себя вполне естественно, хотя иногда чувствовалось, что моё присутствие сдерживает её рассказы о победах на любовном фронте. Ивонна была не замужем и, как и Даша, приехала на Корфу как следует потусить.
В остальные дни своих прекрасных спутниц я видел лишь мельком, так как у нас был разный режим дня. Тем более, что я побывал с экскурсией в материковой части Греции, где был свидетелем такого чуда, как «Метеоры». Этим словом здесь называют старинные монастыри, воздвигнутые усердным трудом православных монахов на вершинах-останцах. Дамы эту поездку проигнорировали, хотя такого рода сооружения, как будто ставшие частью окружающей природы, нигде в мире больше не встретишь.
Я знал, что мы с Дашей и Ивонной улетаем одним самолётом, но случай свёл нас вместе ещё накануне отлёта. Своё пребывание на Корфу я решил завершить посещением местечка Канони. Во время обзорной экскурсии нас привели на смотровую площадку, где в 18 веке располагалась артиллерийская батарея, а сейчас установлена пушка с корабля адмирала Ф.Ф.Ушакова (канони – пушка, потому и название местечка). Отсюда открывался прекрасный вид на лагуну с островами. Через лагуну шла асфальтовая перемычка, перегороженная шлагбаумом. Эта дорога соединяла с берегом один из островов, на котором находился Влахернский монастырь. В монастырь нас не повели, но я решил обязательно посетить это красивейшее место и, конечно, побывать в монастыре.
Снова я попал в Канони часов в 9 вечера накануне отлёта с острова. Я молил Бога, чтобы шлагбаум был открыт и ничто не помешало бы мне подойти к стенам монастыря. Оказалось, что, как и во многих местах Греции, жизнь здесь с падением жары только пробуждалась. Вход в монастырь был открыт, работала сувенирная лавка, в храме было много верующих и просто туристов. На улице уборщица храма как раз начинала раскладывать корм кошкам. Ещё по книгам Дж. Даррелла я знал, что многие греки равнодушны к домашним животным. На острове часто попадались на глаза ужасно тощие кошки и собаки. Монастырь, очевидно, представлял иной греческий мир. К храму потянулись стаи кошек, вид у которых был достаточно упитанный.
Когда я вышел из храма, начинало темнеть, и во многочисленных кафе, расположенных на крутом склоне берега, зажгли большие круглые свечи в высоких стаканах. Я решил насладиться пейзажем и сел за один из столиков, заказав себе кофе с булочкой. К заливу примыкала взлётная полоса местного аэропорта. Периодически садились и взлетали самолёты, и это только добавляло красоты наблюдаемой картине.
Вдруг за столиком недалеко от меня я увидел Ивонну с молодым человеком. Он явно не был нашим соотечественником. С Ивонной он объяснялся на хорошем английском, и я стал невольным свидетелем их перепалки.
- Что случилось? – спрашивал парень. – Почему ты не хочешь остаться у меня ?
- Я просто умираю! Наверное, поднялось давление! Найди мне такси, и я поеду к себе! - с надрывом ответила Ивонна.
– Ты же говорила, что у тебя кончились деньги? – недоумевал иностранец.
- Я надеюсь, что ты заплатишь за меня. Я провела с тобой весь день, да ещё на солнце. Хотя просила тебя заранее занять место под пальмой (завезённые на Корфу из Индии пальмы радуют местные пляжи своим видом и хорошей тенью – примеч. автора).
- Но туда и обратно эта поездка обойдётся в 200 евро, - привёл неотразимый довод разочарованный кавалер.
- Тебе необязательно со мной ехать. Как-нибудь доползу сама! Достань только машину! – Ивонна согнулась над столом и застонала.
Молодой человек направился в ближайшую гостиницу, чтобы вызвать такси. Как только он ушёл, Ивонна явно повеселела и с интересом наблюдала за танцами. Вскоре к её столику подошла Даша и спросила:
- Где твой Майкл?
- Отправила за такси, - ответила Ивонна. - Честно говоря, со вчерашнего вечера он мне уже так надоел. Да, и чувствую я себя неважно – малость обожралась. Представляешь, он во всех кафе платил за меня!
- А вот он идёт, - Ивонна снова приняла горестный вид. - Ну, пока! До завтра!
С моего места мне было хорошо видно, как к веранде кафе подъехало такси, и растерянный Майкл посадил в него Ивонну. Я окликнул Дашу. Она очень обрадовалась, увидев меня, и мы вместе пошли на автобусную остановку.
В полдень следующего дня мы все трое сидели за столиками рядом с бассейном нашей гостиницы, ждали автобуса и прощались с ясным греческим небом и горячим солнцем. Портье в гостинице не было, поэтому Ивонне пришлось самостоятельно волочить со второго этажа свой гигантский пластмассовый чемодан. От обилия вещей он дал трещину, которую Ивонна тут же заклеила скотчем. Девушки вспоминали о своих победах на Корфу. Я особенно не вслушивался в их разговор, хотя и обратил внимание, что в конце каждого рассказа Ивонна возвращалась к разговору о Майкле: ругала и высмеивала его. Видимо, она надеялась, что он приедет её проводить и поможет с погрузкой вещей. Когда пришёл автобус, забиравший нас из гостиницы в аэропорт, Ивонне пришлось идти и тратить свой шарм на сурового греческого шофёра. Явно предпочитавший звон евро улыбке красивой девушки, он, тем не менее, запихнул её груз в багажное отделение, а по прибытии в аэропорт вынул его обратно и поставил на асфальт. Повезя некоторое время свой чемодан, Ивонна быстро сориентировалась. Она выделила взглядом в толпе мужчину, отдыхавшего с дочкой, некоторое время поворковала с ним и девочкой, в результате чемодан без её усилий был взвешен, зарегистрирован и уплыл по транспортёрной ленте. В самолёте Ивонна оказалась в кресле впереди меня между мужчиной и девочкой, и всю дорогу они весело обменивались впечатлениями о прекрасном отдыхе. Было видно, что давление у неё пришло в норму. Но в Домодедово соседей Ивонны встречала мама, и семья, получив багаж, тут же направилась к выходу.
Моя бывшая ученица снова осталась без помощи. Её выдающийся чемодан наконец-то материализовался на транспортёрной ленте. Из мужчин рядом оставался только я.
- Владимир Леопольдович, вы ведь поможете снять его? – обратила она ко мне своё растерянное личико.
Настал час расплаты.
- Конечно, помогу, но ты должна честно признаться, кто тогда в школе первым подал идею похитить классный журнал.
На секунду Ивонна задумалась, но чемодан неминуемо приближался.
- Я, - она потупила глазки. - Мне очень стыдно!
- Кающаяся Магдалина! – только и смог сказать я, ставя чемодан к её ногам.
Достоинства и пороки
Благодаря сильному педагогическому коллективу и специализации на преподавании английского языка, наша школа пользовалась популярностью. Попасть в неё было не так-то легко. Если было известно, что родители – хорошие учителя, детей принимали в школу на том условии, что и родители перейдут к нам работать. Таким образом педколлектив достаточно регулярно пополнялся хорошими учителями. Так, в своё время, оказался в этой школе и я. Может быть, поэтому директора никогда не волновала проблема закрепления кадров. У него не было педагогических идей, которые позволили бы в школе сформировать команду единомышленников, наверняка, продолжавшую работать даже при низких зарплатах. Поэтому, когда Газпром обзавёлся собственной школой для отпрысков своих сотрудников, где зарплаты были выше, туда перешли работать оба завуча, словесница Вера Александровна, учитель истории Аркадия Петровна, англичанка Ираида Владимировна. Позже, они поспособствовали переходу туда ещё ряда хороших учителей. А их места заполнили, и довольно успешно, учителя –родители.
Например, словесница Людмила Игоревна, приехавшая в Москву из провинции вслед за мужем-военнослужащим, сначала хотела немного пообвыкнуть в столице и не собиралась устраиваться на работу. Но всё решили слова директора:
- Идёте к нам работать, берём ребёнка. Не идёте, не берём !
Другая учительница Наталья Георгиевна, замечательный историк и человек, окончила истфак МГУ, не имела педагогического образования и вовсе не имела намерений бросаться с головой в «школьный омут». Но тот же вопрос ребром, который поставил директор, заставил её влиться в наш коллектив. Учителя физики Ирину Сергеевну тоже приглашали в школу Газпрома. Но сын её учился у нас и собирался поступать в технический вуз. А она хорошо осознавала, что с её уходом сын может остаться без сильного физика. Поэтому её пришлось не только продолжить работу у нас, но и согласиться на должность завуча. Кроме того, когда класс, где учился её сын, неожиданно остался без руководителя, обстоятельства вынудили её занять и эту должность. Как я писал выше, Ирина Сергеевна была очень творческим человеком, поэтому класс её тоже воспитался дружным и творческим.
Мы со Святославом Сергеевичем очень любили этот класс. Святослав Сергеевич пестовал в нём любителей биологии. Вместе с их родителями он организовывал поездки на личных авто по разным уголкам Подмосковья. А экскурсии в лес рядом с его дачей вообще стали обыденным событием. Этих ребят Сергеич привлекал к проведению уроков, к лаборантской работе и т.п. Многие из них потом стали биологами или медиками, но самое главное, они стали людьми, которыми можно гордиться не только за деловые, но и за моральные качества.
Большинство ребят этого класса заранее позитивно воспринимали педагога, и это очень важно, так как многих, практически с пелёнок, родители настраивают на борьбу за свои оценки. При этом в силу разницы в воспитании в ход идут различные приёмы от угроз до лести. Я обратил внимание, что ученик этого класса Егор Смышляев всегда встречал моё появление радостной улыбкой. Маму его я видел достаточно часто, так как она была членом родительского комитета. Каждый раз при встрече она благодарила меня, рассказывала как Егор любит мой предмет и спрашивала советы по поводу его более глубокого изучения географии. Меня это насторожило, так как, по своему опыту, я знал, что если родители или дети постоянно поют дифирамбы, значит им от тебя что-то надо. Многие, добившись определённого расположения, потом начинали пытаться руководить моими действиями, уверовав в свою вседозволенность. Когда, в конечном счёте, я резко пресекал их попытки и, таким образом, не оправдывал их ожиданий, с их стороны начинались различные каверзы. Сколько раз я видел, как оправдывалась поговорка «От любви до ненависти – один шаг».
Но семья Егора оказалась приятным исключением. Я понял это довольно быстро, наблюдая за Егором и его одноклассниками. У меня на уроке Егор сидел за первой партой с Пашей Милькиным. Тот был, что называется, хулиганом по жизни. Достаточно было посмотреть на его наглую, ухмыляющуюся физиономию, чтобы проникнуться к нему антипатией. В классе Пашу не любили, но это, казалось, нисколько не беспокоило его. Он выбирал жертву, иногда даже среди учителей, и устраивал ей «трудную жизнь».
Как-то на большой перемене я услышал, как Милькин попросил у Егора денег на пирожок с чаем. Тот дал нужную сумму, но предупредил, чтобы Паша завтра обязательно вернул долг, так как Егору родители дали деньги на завтраки на два дня. На следующий день у них был урок географии, и после него, когда встал вопрос о возврате денег, Милькин поднял Смышляева на смех:
- Вот лох! Ты что не знаешь, что я никогда не возвращаю деньги ?
Егор только пожал плечами. Милькин побежал в буфет, а Егор остался в классе. Настроение его нисколько не ухудшилось. Он задал мне несколько интересных вопросов, и мы с ним всё ещё продолжали беседовать, когда в класс заявился позавтракавший Милькин.
- Ты что не пошёл завтракать ? – спросил он Егора.
- У меня нет на сегодня денег. Я думал, что ты мне их вернёшь. – спокойно объяснил Егор.
Следующим уроком в этом классе должно было быть занятие по МХК( мировая художественная культура), и я заменял заболевшего учителя. Тема была связана с Великими географическими открытиями, и, кроме выполнения заданий по тексту учебника, я решил поподробнее рассказать об Америго Веспуччи. Ведь факт названия целой части света в честь человека, занимавшегося коммерцией, но привлечённого к мореплаваниям благодаря его знаниям и наблюдательности, - весьма поучителен. Милькин не приминул воспользоваться тем, что я увлечённо рассказывал про Веспуччи, и стал исподтишка колоть Егора циркулем. Егор, однако, поступил очень мудро. Он не стал кричать или яростно защищаться от Милькина, внося сумятицу в урок и, тем самым, вызывая гнев учителя на обоих, а сказал тихо, но так, чтобы я это услышал:
- Паша, перестань, пожалуйста, колоть меня циркулем!
Это был сигнал мне, и я его принял. Продолжая свой рассказ, я украдкой следил за Милькиным и, когда он, спрятав циркуль в кулак и выставив только иголку, нанёс под партой короткий удар Егору в ногу, перехватил левой рукой его запястье. От неожиданности он ослабил хватку, и я правой рукой выхватил у него циркуль. Я продолжал урок, словно ничего не произошло, только сказал Милькину:
- В конце урока покажешь тетрадь!
Когда в конце урока стали выполнять задания по пройденному материалу, Милькин, поняв, что «пахнет жаренным», честно пытался их выполнить. Но ручка его то писала, то не писала. Он постоянно дул в стержень. Увидев его мучения, Егор предложил ему запасную. Это была очень хорошая немецкая ручка, которой легко писалось.
- Слушай, спасибо! – сказал он удивлённо. – Как она шикарно пишет!
- Ты возьми её до конца уроков, а то я вижу, что ты мучаешься!
Не знаю, вернул ли Милькин ручку, но «доставать» Егора на моих уроках он перестал, а переключился на девочек. На тот момент он их просто презирал и оскорбительно вёл себя по отношению то одной, то другой дамы. Среди парней класса было много сильных лидеров, которые подговорили класс объявить Паше бойкот. С ним перестали разговаривать, и для Милькина это был серьёзный удар. Он стал прогуливать целые учебные дни, и его оставили на второй год. Это пошло ему на пользу. В новом классе он влюбился в «хорошую девочку». Катя Глебова, красивая, с плавной речью и движениями приняла ухаживания этого «плохого мальчика». Срывать уроки и оскорблять одноклассников он перестал. Тем не менее, репутацию себе он заработал такую, что после 9 класса ему пришлось уйти из школы.
Одним из лидеров класса был Герман Штих. Остроумный и слегка ироничный, он хорошо учился и всегда с удовольствием откликался на просьбы учителей. Я знал, что его посылали выступать за школу на олимпиадах по многим предметам и не приставал к нему с географией. Но однажды, когда моя «звёздочка» Лёша Андаманский заболел, я попросил Геру съездить на окружную олимпиаду. В то время состав участников окружной олимпиады заранее не обговаривался и я сказал Гере:
- Возьми кого-нибудь из товарищей, чтобы тебе не было скучно.
Олимпиада проходила в воскресенье, встречались мы с Герой в метро, и я был очень удивлён, когда увидел рядом с ним Лейлу, круглую отличницу, буквально не «вылезавшую» из различных конкурсов.
- Ничего, что я захватил такого товарища? – улыбаясь, спросил он. - У нас теперь есть все шансы победить на олимпиаде!
Лейла, однако, никакого места не заняла. А вот Гера стал призёром. На городских олимпиадах он выступал не так успешно, как Лёша, но однажды всё-таки занял призовое место.
С 10 класса Гера стал почти всё своё время посвящать математике, так как решил поступать на мехмат. Как обладатель золотой медали он сдавал только один предмет (письменную математику), и никто не сомневался в его успехе. Поэтому как гром среди ясного неба, прозвучало известие о том, что он получил двойку за экзамен. Когда Святослав Сергеевич позвонил и сообщил мне об этом, я долго молчал, не находя подходящих слов.
- Парня надо поддержать! Ты сможешь приехать в школу завтра? – спросил Сергеич, и я ответил утвердительно.
Все учителя уже были в отпусках, но к моему приходу человек 5 сидели в кабинете математики. Здесь же был и Гера. Вид у него, так же как и у классного руководителя Ирины Сергеевны, был понурый. А ведь совсем недавно она вместе с классом подготовили к выпускному вечеру блестящее выступление. Ребята ходили змейкой по актовому залу, изображая демонстрацию советского времени. Они несли транспаранты с шаржированными портретами директора, завучей, учителей. Время от времени школьники выкрикивали разные смешные здравицы. Всё было в меру и остроумно. Впереди шёл Гера с портретом директора. Удачный шарж на него Гера изобразил лично.
Теперь же Ирина Сергеевна растерянно бормотала:
- По опыту друзей, я знаю, что писать апелляцию бесполезно.
Гера сосредоточенно воспроизводил условия задач, которые ему достались.
- Это же, так называемые, нерешаемые задачи! – возмутилась математичка Светлана Всеволодовна. – Такие специально подсовывают, когда не хотят, чтобы этот человек поступил!
- Возможно, они хотят, чтобы золотые медалисты сдавали в общем потоке, и там уже не будет таких задач, – попыталась найти какую-то логику в действиях приёмной комиссии наша словесница.
- А где Святослав Сергеевич? – спросил я, удивлённый отсутствием биолога.
- Он приводит в чувства папу Геры, - был ответ.
- Интересно, как? – подумалось мне. – Не отпаивает же он папу коньяком!
В это время в комнату влетел Сергеич, за которым плёлся папа Германа, худой и высокий мужчина, очень интеллигентного вида. Очевидно, они уже долго говорили на тему Гериного провала, потому что Святослав Сергеевич почти сразу подвёл итог:
- Если они не взяли Геру, им же хуже! Значит, этот факультет его не достоин!
- Ты ведь можешь сдавать в общем потоке на другие факультеты? – обратился он к Гере.
- Да, конечно. – ответил Гера.
- Вот и давайте выбирать, куда ему поступать, чтобы там было много математики, раз это тебе так интересно!
- Можно на физмат, - предложила Ирина Сергеевна, - мы с Герой прорешали много сложных физических задач.
- Конечно, на физмат! – сказал я, а затем просто так ляпнул. – Или на геофак. Там на кафедру метеорологии для составления прогноза погоды очень нужны специалисты по математическому моделированию.
- Прогноз погоды! Математическое моделирование! – вдруг оживился Гера.- А география мне тоже всегда нравилась!
- Значит, решено! – подвёл итог Сергеич. – Ирина Сергеевна всё равно завтра уезжает на юг, а Вова (это он про меня) будет под Москвой в Звенигороде. Сможешь дать Гере пару консультаций?
Я, конечно, волновался за последствия такого поворота в жизни Геры, но возражать не стал.
Гера благополучно поступил на геофак, периодически звонил мне и с энтузиазмом рассказывал, как ему интересно учиться. Особенно ему нравились лекции, а потом спецкурс профессора Семёнова. Тот как раз занимался вопросами математического моделирования и очень ценил прекрасные математические способности Геры. По каким-то причинам в год, когда Герман заканчивал учиться в институте, Семёнов не брал руководства над дипломниками. Гера попал к другому преподавателю. Тот был заместителем декана, постоянно решал какие-то организационные вопросы и работой Геры практически не руководил. Когда Гера советовался со мной, я, мало что понимая в его теме, старался помочь ему в вопросах методики. Мне казалось, что диплом получается очень интересным. В конце мая Гера слёг с тяжёлым гриппом. Стало ясно, что с основной группой студентов он не сможет защищать диплом. Мне очень хотелось побывать на его защите, и я сам позвонил Гере, чтобы узнать о сроке её переноса. Я был совершенно обескуражен, когда на моё приветствие он ответил:
- Пусть с вами лучше поговорит папа!
Тот рассказал мне следующее. Гере позвонили из деканата и сказали, что, поскольку на защиту он не явился, его отчисляют из института. Попытаться защитить диплом он сможет через год и только на платной основе. Папа пошёл жаловаться в деканат, принеся справку о Гериной болезни. К декану его не допустили, а провели в комнату, где на него в угрожающем тоне (за попытку жалобы) буквально набросились два заместителя декана, один из которых был Герин руководитель.
- Представляете, - рассказывал мне папа, - сидят два вылитых гоголевских персонажа, да ещё с соответствующими фамилиями – Бред-Кобылинский и Паныч. Я думал, что у меня галлюцинации. Начинают убеждать меня, как Гера плохо написал диплом и не пришёл на защиту, но что они могут решить этот вопрос положительно. И при этом подмигивают. Нашли с кого деньги тянуть! С меня – бюджетника! Я, конечно, сказал им, что буду жаловаться декану и ректору. Тогда руководитель Геры отказался от руководства его дипломом.
Папа был в растерянности. Мне было страшно стыдно за коллег-географов, с которыми я, правда, не имел чести быть знакомым. Но судьба распорядилась так, что мне удалось помочь Гере. Когда я приехал платить взносы в Географическое общество, в нужную мне комнату была небольшая очередь. Я стал рассматривать висевшие на стене фотопортреты географов – участников Великой Отечественной войны. Одним из них оказался профессор Г.Ю. Семёнов, о котором с таким пиететом мне рассказывал Гера. Вдруг одна из соседних дверей открылась, и из комнаты вышел человек, фото которого я только что рассматривал.
- Гавриил Юльевич! - неожиданно для самого себя позвал я.
Профессор остановился и посмотрел на меня с удивлением.
- Я – школьный учитель вашего студента Германа Штиха, - произнёс я, понимая как это, наверное, глупо звучит.
- Рад с вами познакомиться, - на полном серьёзе сказал профессор и протянул мне руку, - отличный студент!
Отступать было некуда. Я рассказал ему всю историю с дипломом Германа, опуская, конечно, попытку вымогательства. Но и этого оказалось достаточным. Гавриил Юльевич был возмущён:
- Они там что, ничего не соображают! Такое впечатление, что во время войны люди и то были добрее!
Спохватившись, что говорит с незнакомым человеком, он взял себя в руки и сказал :
- Не волнуйтесь! Если эти современные выскочки не хотят руководить хорошими студентами, я сам возьму руководство над этим дипломом!
Он снова пожал мне руку так, что стало понятно: мы с ним находимся по одну линию фронта, а Бред-Кобылинский и Паныч - по другую .
Благодаря заступничеству профессора Г.Ю.Симонова, Гера не был отчислен из института, но защищать дипломную работу, выполненную под новым руководством, ему пришлось защищать через год. Чтобы он мог что-то зарабатывать, знакомый Гериного папы взял его на лаборантскую работу в свой математический отдел в одном из институтов Петербурга. Там Герины математические идеи нашли такое удачное практическое применение, что на следующий год после блистательной защиты дипломной работы он поступил к ним в аспирантуру и стал успешным учёным, но, к сожалению, не географом, а математиком.
После распада СССР пионерская и комсомольская организации в большинстве школ прекратили своё существование. Чтобы как-то компенсировать их отсутствие в Московском департаменте образования издали приказ о создании комитетов самоуправления. В него избиралось по несколько человек от класса (с 5 по 11), а также от педколлектива. Из учителей в комитет избрали Аркадию Петровну, Святослава Сергеевича и меня. От администрации комитет курировал заместитель директора по воспитательной работе. Директор и многие учителя сначала отнеслись к комитету, как к пустой затее. На заседаниях избранного комитета регулярно появлялись известные школьные хулиганы, которые произносили примерно такой текст:
- Нас прислал директор (или такой-то учитель). Он сказал, что раз мы громили школу, то теперь должны искупить свою вину, работая в комитете.
- Отлично! – первым обычно на это реагировал Святослав Сергеевич. – Предлагаю назначить (фамилия, имя) ответственным за мужской туалет (раздевалку старшей школы и т.п.). Пускай подключит товарищей, заведёт тетрадь, куда будет заносить замечания по ежедневному дежурству. Давайте подумаем, когда он сможет отчитаться о своей работе.
Большинство таких случайных ребят так и не приступали к своей работе. Но некоторые из них, с амбициями (ведь они становились частью школьного начальства) и любящие организационную работу, действительно помогали наладить дежурство по школе, разбирались с хулиганами, вовремя предотвращали потопы в туалетах (любимое развлечение многих – открыть на полную мощность кран над раковиной, а слив в полу заткнуть тряпкой). Комитет самоуправления постепенно зарабатывал свой авторитет. Коллеги признались нам, что некоторые их подопечные даже рвались поработать в комитете. Одной из причин этого было то, что несколько лет комитет возглавляли два симпатичных мальчика (Вова и Лёня) из класса Ирины Сергеевны. Оба были любителями поговорить, причём даже на философские темы. У обоих было хорошо развито чувство юмора. При этом они были хорошо воспитаны и умели ухаживать за девочками. Им, в частности, удалось привлечь к работе учебного штаба девочек, которые стали проводить линейки, посвящённые успеваемости. Завуч честно призналась нам, педагогам из комитета самоуправления, что была уверена в провале нашей работы, а теперь учебный штаб оказывает ей реальную помощь. Вова и Лёня были хорошими спортсменами, поэтому и с мужской частью комитета у них был полный контакт. К моему удивлению, работой парней был всё время недоволен Иван Константинович, новый заместитель директора по воспитательной работе.
Раньше с этой работой вполне справлялась Аркадия Петровна. Но многие формальные моменты очень тяготили её, и она вздохнула с облегчением, когда директор привёл в нашу школу своего бывшего ученика. У Ивана Константиновича не было законченного педагогического образования, но он прекрасно составлял планы и писал отчёты. Он стал еженедельно проводить различные воспитательные мероприятия. При этом микрофоны и прочая техника у него работали просто идеально, а ряды стульев были расставлены, как на приёме у королевы Великобритании.
- Всё ли у него в порядке с психикой? – зародилось первое сомнение у опытной Аркадии Петровны.
- Да, нет, он – компанейский парень, увлекается бардовской песней, трудоголик, - сделал своё заключение Святослав Сергеевич.
Но вскоре он изменил своё мнение о нём. Перед обаянием Святослава Сергеевича никто не мог устоять, даже строгая секретарша директора. И она поведала, что Иван Константинович регулярно приходит к директору жаловаться на учителей. Аркадия Петровна вместе со Святославом Сергеевичем пытались воспитать «мальчика» и внушить ему понятия приличия. В результате он практически перестал с ними общаться, но зато регулярно приходил ко мне и тоже с жалобами. Жалобы на педагогов я сразу же отвергал, а вот по поводу Вовы и Лёни приходилось выслушивать его недовольство.
Дело в том, что в нашу школу стали постоянно приезжать ансамбли, хоры, агитбригады. И хотя эти коллективы, как на подбор, состояли из красивых, крепко сбитых мальчиков и девочек, собирать после уроков желающих посмотреть или послушать эти выступления с каждым разом становилось всё сложнее. Вова с Лёней справедливо считали, что для наших школьников, загруженных большими заданиями по английскому языку, так часто проводить мероприятия нельзя и что в школе вполне хватает своих талантов. Иван Константинович не прислушался к ним, и руководство комитета самоуправления перестало оказывать ему помощь в приёме гостей.
- Давайте сменим руководство комитета, - постоянно канючил Иван Константинович при встрече со мной,- есть же прекрасная пара мальчиков из 5 класса.
- Вы что серьёзно думаете, что эти малыши смогут руководить жизнью школы? - возражал я. – Давайте уменьшим количество воспитательных мероприятий, тогда и старшеклассники будут с удовольствием нам помогать!
- Это невозможно! – истерично вскрикивал Иван Константинович. – У меня договоры подписаны на много месяцев вперёд!
Примерно в таком духе проходили наши беседы. Но в том день Иван Константинович заявился ко мне на уроке. У меня как раз сидел мой класс, которому он напомнил про сегодняшнее мероприятие – выступление прекрасного, по его словам, коллектива. Ребята не скрывали своей досады. В адрес Ивана Константиновича посыпались достаточно оскорбительные выкрики.
- Владимир Леопольдович, - сказал замдиректора достаточно трусливо, - разберитесь со своим классом!
- Да, да,- пообещал я, выпроваживая его за дверь и, чтобы не сорвать урок, грозно произнёс:
-Базар закончили! На концерт пойдут только желающие и актив класса!
Однако, в этот день активу моего класса не пришлось жаловаться на судьбу. Когда мы рассаживались в актовом зале, то увидели, что дети-артисты снимают свои бантики и бабочки, а их руководитель – миловидная и грациозная девушка - в спешке собирает инвентарь. Ничего не понимая, я спустился к кабинету директора, около которого обычно околачивался Иван Константинович, и спросил секретаршу не видела ли она его.
- Он у нас больше не работает! – не поднимая головы, ответила она.
- Как не работает? – недоумевал я
- Написал заявление по собственному желанию, под приказом об увольнении расписался,- она ткнула мне пальцем в бумагу и снова отвернулась, давая понять, что разговор окончен.
Я поднялся на второй этаж в кабинет биологии. Там уже было много народу, в основном, старшеклассников: члены комитета самоуправления, ребята из биологического кружка, просто «зеваки». Все были в приподнятом настроении и обсуждали уход Ивана Константиновича. Никто толком ничего не знал, но из намёков школьников я понял, что какой-то вид сексуального домогательства со стороны Ивана Константиновича в отношении кого-то из приехавших артистов (может быть, группы артистов) произошёл перед концертом в гримёрной. Узнав об этом, руководитель приехавшей группы пошла с угрозами к директору, и тот, чтобы избежать скандала, без проведения служебного расследования сразу пожертвовал своим заместителем.
- Мы давно поняли, что он за человек,- уверяли ребята. – Но вы, учителя, всё равно бы нам не поверили!
У меня голова пошла кругом, и я был очень рад, когда эта компания «отвалила» в весёлом настроении. Некоторое время Святослав Сергеевич выглядел каким-то потерянным, но быстро пришёл в себя, глаза его снова озорно заискрились:
- Ты знаешь, чем педагог отличается от педофила?
Я молчал, так как в то время, несмотря на старания нашей прессы, ещё путал педофилов и гомосексуалистов.
- Педофил действительно любит детей, - нервно улыбаясь, довёл до конца свою шутку биолог.
- А педагог, что не любит детей? – тупо спросил я.
- Не каждый и не всех,- уже в своей обычной манере через усы прожурчал он, - поэтому не каждому удаётся найти подход к школьникам. Видишь, Ванечка невзлюбил наших орлов из комитета, и ему так и не удалось привлечь их в свои ряды!
Миллениум
Наступление нового 2000 года неожиданно приобрело политическую подоплёку. Престарелый российский президент, находясь у власти последние месяцы, решил с особым размахом отпраздновать это событие. Была создана правительственная комиссия, в ходу стало иностранное слово «Миллениум» (тысячелетие), которое не сходило с экранов телевизоров и страниц газет. Некоторые начитанные граждане, противники президента, наоборот, агитировали против этого празднования, утверждая, что новое тысячелетие наступит только в 2001 году.
У нас на Новый Год собралась довольно большая компания. Я предусмотрительно не стал переносить телевизор в большую комнату, где был накрыт стол, так как «ящик» всегда отвлекает от еды и интересной беседы. Я, конечно, планировал ближе к полуночи перейти на короткое время в комнату с телевизором, послушать речь президента и чокнуться шампанским с последним ударом курантов. Но, политические страсти в обществе были накалены, и это неожиданно отразилось и на нашей компании. Когда я предложил всем с наполненными бокалами пройти в мамину комнату, раздались возгласы:
- Я не пойду, не могу слушать про этот Миллениум!
- Я тоже не пойду, новое тысячелетие начнётся только через год!
- А я хочу послушать! Это его последнее поздравление в должности президента!
Начались разговоры на повышенных тонах. Это очень хорошо почувствовал Мурзук, рыжий с белой манишкой раскормленный кот, который обожал быть в центре внимания. Он всегда очень тонко чувствовал приближение ссоры, начиная мурлыкать и тереться о раздражённого человека, тем самым сбивая накал страстей. Здесь его беспокоили два обстоятельства: мало того, что во время застолья люди почти не обращали на него внимания, так они ещё явно чем-то раздражены. И он решил отвлечь людей от их проблем. Он открыл дверь в туалет и стал громко карябать лапой сначала по задней стене, потом по своему пластмассовому лотку. При этом он истошно мяукал. Телевизор в маминой комнате был старенький, звук шёл не очень громким, и коту практически удалось заглушить его.
Мамина комната располагалась ближе всего к туалету, и вскоре по ней распространился резкий кошачий запах. Многие рванули обратно к столу, другие заливались смехом и не могли следить за происходящем на экране. Лишь самые стойкие сохранили спокойствие, и по их звону бокалов мы поняли, что наступил Новый Год. Они же и сообщили, что президент досрочно ушёл в отставку, и обязанности главы государства будет исполнять премьер-министр.
По части различных каверз, выпускники 2000 года не уступали Мурзуку. Причём, каждый класс вредничал в своей манере. Например, класс «А» действовал всегда коллективно. Через определённые промежутки времени кто-нибудь поднимал руку и просился в туалет. Лица у них, при этом, были страдальческие, так что придраться было сложно. Или, когда я начинал объяснять новый материал, как по команде, переставали записывать за мной. Сидели с умным видом, внимательно слушали и следили за моим перемещением по классу. Когда я делал шаг в сторону кого-либо, тот начинал быстро что-то строчить, но стоило мне отвернуться или перейти в другую часть класса, как все записи прекращались. Их совершенно не пугали двойки за записи в тетради, работы по карточкам, которые я раздавал особенно ленивым. Это были соображающие, достаточно начитанные ребята. Все индивидуальные задания они быстро и легко выполняли. Для исправления двоек на следующий урок приносили большие хорошо оформленные доклады. На мои дополнительные вопросы по теме доклада обстоятельно отвечали. Их никак нельзя было назвать деликатными, но в своей грубости они умели вовремя остановиться. Среди этих ребятишек трудно было выявить зачинщиков, так как в их проделках принимала участие добрая половина, а иногда и 2/3 класса.
В классе «Б» действовали преимущественно хулиганы-индивидуалисты. Их любимым занятием было спровоцировать кого-то на хулиганский поступок и тут же «заложить» его. Одним из штатных хулиганов был мальчик из грузинской семьи Гоча Левадзе. Его мама, высокообразованная и культурная женщина очень переживала, но ничего не могла поделать со своим непутёвым сыном. Однажды во время моего урока он отпросился в туалет. Буквально через минуту ещё два парня подняли руки, чтобы выйти.
- Придёт Гоча, тогда и выйдите! – сказал им я.
- Нам нужно сейчас, - признались парни,- мы хотим проследить за Гочей. Он наверняка хулиганит в туалете.
- Хорошо! Сходите вместе, но всё равно после того, как вернётся Гоча, - решил я поддержать «добровольных помощников».
После возвращения Гочи, они дружно вышли, но почти сразу вбежали в класс обратно с рапортом:
- Там весь туалет записан! Это наверняка Гочина работа!
- Так было уже до меня, - Гоча весь покраснел от негодования, - в этот туалет невозможно было войти, я спускался на 3 этаж!
- Зря вы нас вовремя не отпустили, - заголосили его противники, - мы бы поймали его с поличным!
- Владимир Леопольдович, - Гоча встал и подошёл к моему столу, пронзительно глядя мне в глаза, - клянусь сердцем матери, я не писал на 4-м этаже!
Класс начал истерично смеяться.
- Замолчите все! – закричал я, чувствуя, что урок может быть сорван, и с силой постучал длинной бамбуковой указкой по боковине стола. От резкого звука все замолчали. – К завучу пойдём разбираться после урока, а сейчас продолжим!
- Владимир Леопольдович, не надо к завучу, - обратился ко мне Гоча, - я клянусь сердцем матери, что это не я нассал!
Он искренне не понимал, какие мне ещё нужны доказательства ого невиновности.
- Хорошо, я подумаю, - уступил я.
Но мысли мои были заняты исключительно тем, как мне продержаться до конца урока и не рассмеяться.
В классе «Б», однако, училось много ребят, которые с первых уроков «прикипели» к географии. Они вслух и искренне говорили, что им нравится этот предмет, и с удовольствием выполняли придуманные мной творческие задания. В классе «В» большинство тоже не относилось к географии, как к ненужному предмету. К характеристике этого класса вполне подошло бы слово «интеллигентный». Если у детей что-то не ладилось с географией, они открыто не выражали своё неудовольствие, а высказывали свои соображения родителям. Поэтому те подходили ко мне достаточно регулярно, спрашивали у меня совета по поводу своих детей, методично записывали мои рекомендации.
Здесь даже хулиганили интеллигентно. Однажды я попросил старосту класса и несколько её подружек помочь мне в проверке самостоятельных работ. Работа была несложной, проверять её было легко, и я решил потратить своё личное время на что-то более полезное. Объяснив девочкам, как правильно нужно было выполнить работу и за что можно снизить оценки, я выдал им красные ручки и ушёл на педсовет. Когда вернулся, передо мной лежала аккуратная стопка проверенных листочков и ведомость с оценками. Я был очень доволен исполнительностью девочек, но всё-таки решил сделать контрольную проверку. И, как оказалось, не зря. Почти к каждой работе были сделаны комментарии. И, поскольку по содержанию особенно было не к чему придраться, они касались аккуратности. Например, «ну что же ты, дурашка, так криво подписал свою фамилию?». И всё в таком же духе.
Правда, два ученика в этом классе часто вели себя вызывающе. Один - выбрал такую форму общения со мной ещё в 6 классе. Святослав Сергеевич вовремя подсказал мне:
- Это всё у него наносное. На самом деле у него тонкая артистическая натура!
Я стал меньше внимания обращать на его выпады, чаще хвалить и благополучно без серьёзных конфликтов доучил до 11 класса. Второй ученик, Илларион Банников, в 5-6 классах старался вести себя примерно. Он был из обеспеченной семьи и на День учителя дарил (и, конечно, не только мне) хорошо изданные книги по преподаваемому предмету с роскошными поздравительными открытками. Тем не менее, учился он поверхностно, а вот любые замечания по ответу встречал в штыки. Оценки ниже пятёрки рьяно оспаривал.
Модная одежда, обувь, а потом и мобильные телефоны первыми появлялись у Лари. В то время вошло в моду отмечать с компанией 14 февраля - День Святого Валентина (День всех влюблённых). Лари пригласил несколько одноклассников к себе домой. Я это понял по поведению одной из девочек, которая прямо светилась от счастья. На задней странице тетради она стала что-то писать, используя фломастеры и наклейки. Я взял её тетрадь. Там с многочисленными сердечками и восклицательными знаками было написано:
- Мы едем к Банни!!! (прозвище Лари Банщикова)
Я не стал ничего говорить ей, а дал индивидуальное задание. Но она никак не могла успокоиться, несколько раз писала записки Ларе, тот тоже строчил ей ответ. Мне это надоело. Когда записка в очередной раз пошла к Ларе, я двинулся в его сторону. Он поспешил переложить её в учебник, что не осталось мной незамеченным. Поэтому, подойдя к его парте, я без предупреждения взял учебник и вынул оттуда записку.
- Будете мешать мне вести урок, прочитаю записку! – пошёл я на открытый шантаж.
Ларя взвился:
- Вы не имели право брать мой учебник, а, тем более, что-либо вынимать из него! Я подам на вас жалобу!
Не знаю почему, но в этот момент мне вспомнилась продавщица из овощного отдела магазина, который находился между нашей школой и пожарной частью и назывался в народе «Пожарка». В ответ на подобные угрозы она сказала покупателю:
- Вы в моих глазах испуг видели?
Я повторил её слова, а от себя добавил:
- Учительская должность так хорошо оплачивается, что я весь дрожу от страха!
Я довольно долго ждал, что Ларя подаст на меня жалобу, и подготовился к ответу на его обвинения. Но этого не произошло. В этом классе явно предпочитали обходиться без скандалов. Зато скандалить любил появившийся позже класс «Л», который получил такую букву из-за своей лицейской направленности. В то время стало престижно учиться в школе или классе, которые считались базовыми при каком-либо институте. В ряде случаев это действительно давало реальные льготы при поступлении в институт. Часто же это был просто способ вытягивания денег с родителей, так как многие занятия были платными.
Наша школа заключила договор с РГГУ (Российским Государственным гуманитарным университетом). Так появились лицейские классы, которые 3 дня занимались в нашей школе, а 3 дня - в Центре довузовской подготовки РГГУ. Занятия в Центре вели преподаватели РГГУ. Набор в эти классы шёл со всей Москвы, а иногда и из ближнего Подмосковья. С первым лицейским классом я практически не сталкивался, так как география не вошла в его программу. Но другие педагоги не могли нарадоваться на дружный и творческий коллектив, который очень быстро сложился из учащихся совершенно разных по уровню и специализации школ.
Следующий лицейский класс, о котором я как раз пишу, был его полной противоположностью. Из нашей школы в него перешло несколько амбициозных и столь же ленивых индивидуумов. Под стать им подобралась и остальная команда. Были там, конечно, и умненькие, и работоспособные мальчики и девочки, на которых и опирались учителя в своей работе и, в том числе, благодаря которым педколлективу и сильному классному руководителю удалось, в конечном счёте, привести класс в божеский вид. Но, что самое обидное, мало кого из способных детей потом взяли в РГГУ. Обещанные льготы так и оказались обещанными.
Любители скандалов в этом классе, в основном, были «выкормыши» нашей же школы. Лидером у них был Толя Кикин, симпатичный кудрявый блондинчик. Глубоких знаний у него не было, материал он практически не учил. Но своими отметками, а также вообще всем происходящим на уроке был не доволен и любил вслух это комментировать. Пару раз я вызывал его маму, которая не произвела на меня серьёзного впечатления. Она и внешне, и по своим высказываниям выглядела не как мама, а как Толина подруга.
- Странно, что у него проблемы с географией, - как-то разоткровенничалась она, - его прадед был географом! Принимал участие вместе с Урванцевым и Ушаковым в исследованиях Северной Земли.
Когда мы на уроке в 9-м классе изучали Восточно-Сибирский район, одной из тем докладов я предложил « Природные особенности архипелага Северная Земля». Толя руку не поднял. Я хотел сам предложить ему эту тему, но тут руку подняла староста класса Женя Сидорова, и вопрос сам собой отпал. Женя хорошо подготовилась к докладу, рассказывала интересно, почти не заглядывая в текст. Многие острова Северной Земли получили своё название или были переименованы в советское время. В конце 90-х такие названия островов, как Большевик, Пионер, Комсомолец, уже для многих были непривычными.
- Какой дурак так назвал острова? – неожиданно прогремело с парты Толи.
В классе захихикали. Сначала я собирался выгнать его из класса за такую наглость. Но тут меня осенило, и я понял, что настал «час отмщения».
Я изобразил полное спокойствие и сказал:
- Эти названия, ребята, дал прадедушка Толи. Он был одним из первых исследователей этих островов.
Я, конечно, не знал, какова была роль прадедушки Толи в появлении этих названий. Скорее всего, названия давали начальники экспедиции, а, вполне возможно, - и ещё более высокое начальство. Но мой выстрел оказался метким. Женя закончила доклад в абсолютной тишине, а я больше на уроках не слышал от Толи высказываний подобного рода.
Владворды и солонцы
В классе «В» было много болезненных ребят, и они часто пропускали уроки. Для того, чтобы легко их было аттестовать, я придумал следующий вид отчётности. За каждый пропущенный урок ребята на двойном листочке должны были представить план пропущенной темы (параграфа) и выполнить небольшую творческую работу. В зависимости от талантов школьников это могли быть схемы, комиксы, стихи, кроссворды, содержание которых было связано с пропущенным материалом. Легче всего было составить кроссворд, но я не возражал против этого, так как в него нужно было вписать ответы, а рядом записать вопросы. Таким образом, школьники повторяли правописание терминов и географических названий, а также сами определения.
Более того, я придумал лёгкий для составления вид кроссвордов, который нескромно в честь себя назвал владвордом. Конечно, школьникам я говорил, что это название происходит от сокращения «владею словом». Но самое главное, что эта придумка позволяла вписывать именно нужные понятия, термины, географические названия. Для этого бралось ключевое слово из 9-10 букв, например «география», и записывалось вертикально. А горизонтально подписывались соответствующие теме понятия, географические названия, фамилии учёных. Они могли пересекаться с ключевым словом в любом месте, состоять из нескольких слов. Вопросы допускались и с вопросительными словами, и с поиском определений, и с заполнением пропусков в предложении. Такой вид отработки пропущенной темы (план параграфа + творческая работа) я условно назвал реферат. Большинством часто болеющим школьникам, и не только, такой вид работы полюбился. Некоторые выпускали рукописные журналы с постоянными героями, исследовавшими ту или иную географическую проблему. Иногда ребята спрашивали:
- Обязательно ли пропускать урок, чтобы делать реферат?
- Нет, я всегда приветствую работы, выполненные по собственной инициативе, - отвечал я.
Многие школьники стали выполнять рефераты для исправления плохих, или для закрепления хороших оценок.
Постепенно я распространил эту форму отчётности и на другие классы. Не все конечно, были этим довольны. Эти хитрецы так излагали родителям мои требования, что те прибегали жаловаться к директору со словами:
- Географ требует за каждый пропущенный урок огромный реферат в отпечатанном виде!
Но даже в интеллигентном классе «В» нужно было быть всё время начеку. Один из учеников, Костя Байдинов, никогда не вызывал у меня беспокойства. Особенно забавно было разговаривать с его мамой, воспитателем детского сада. Возможно, её подопечными были детишки с проблемной речью, поточу что, когда я что-то начинал ей объяснять, она договаривала за меня начатую фразу. Делала она это явно непроизвольно, с правильной интонацией, чёткой дикцией, как будто учила меня говорить. Как-то Костя отвечал по теме «Формирование территории России». За ответ я поставил ему четыре, так как, говоря о территориальных изменениях Российской империи в 19 веке, он забыл рассказать о присоединении Приамурья и Приморья. Недовольный оценкой, он стал бубнить:
- В учебнике этого нет, а в тетради мы не записывали.
Пришлось ткнуть ему пальцем в учебник и карту атласа. После урока он подошёл ко мне и спросил, как можно исправить четвёрку.
- Найди и оформи дополнительный материал о присоединении этих территорий, - дал я ему задание, назвав в качестве источника несколько исторических справочников, которые были в школьной библиотеке.
Этот эпизод быстро выветрился у меня из головы, и, когда Костя протянул мне листок, я подумал, что это реферат по пропущенной теме. Я внимательно прочитал текст. Костя выписал два небольших отрывка из разных источников. Оформлено всё было аккуратно, источник и страницы указаны. Но отсутствовал план параграфа. Я указал на это Косте, вернул ему листок и сказал, что ставлю 4. К счастью, я успел бросить на него взгляд. Злоба перекосила его лицо. Через секунду он бы, наверняка, скомкал или демонстративно порвал свой листок. Тут я вспомнил всю ситуацию. Я почти силой вернул листок обратно и, стараясь быть спокойным, сказал:
- Это ведь не реферат, а дополнение к твоему ответу?
- Ну, да! – выдавил он из себя.
- Я и забыл про это. Тогда, конечно, пять.
Я исправил оценку и вернул ему листок. Костя не выбросил его, а убрал в тетрадь. «Спасибо» я так от него и не услышал, но всё равно был рад, что мне удалось погасить конфликт ещё в зародыше.
Вполне возможно, что моя своевременная реакция была связана с печальным опытом общения по поводу дополнительных заданий с девочкой из выпуска 1999 г. Дети ведь развиваются неравномерно, и, несмотря на все старания, Алёне Овсипян не давалось большинство предметов, и её считали туповатой. Реальная оценка по географии у неё была ближе к тройке, но ей полюбилось перерисовывать иллюстрации (иногда довольно сложные) из географических справочников и оформлять всё это как дополнительное задание. Такие работы она выполняла почти к каждому уроку, и ряд её пятёрок в журнале быстро рос. Однажды, когда мы проходили тему «Почвы России» она принесла мне хорошо выполненные рисунки почв с повышенным содержанием солей – солончаков, солонцов и солодей. Оттенки цветов почвенных горизонтов были подобраны правильно, а вот индексы горизонтов были расставлены как попало. В ряде случаев, например, буква А, которой обозначают верхние горизонты, стояла ниже горизонта В. Было видно, что ребёнок явно не понимал, что перерисовывает. Несколько индексов я перечеркнул, от других провёл стрелки к верным горизонтам и сказал, что, так и быть, ставлю ей «четыре с минусом».
- Не ставьте мне четыре, попросила Алёна, - я три часа всё это перерисовывала.
- Радуйся, что с твоими знаниями я ставлю тебе «четыре»! – раздражённо ответил я.
С этого момента Алёна перестала выполнять дополнительные задания, а стала при каждом удобном случае мне вредить и даже несколько раз жаловалась на меня завучу. Я тоже не оставался в долгу: спрашивал её чаще других, задавал более сложные дополнительные вопросы. Это было явно моим педагогическим промахом. Конфликт вырос на пустом месте. Раз человек сделал большую дополнительную работу, мне следовало объяснить ему в чём он ошибся и предложить исправить работу для повторной проверки. После этого конфликта я окончательно осознал, что ученик, получивший завышенную, с вашей точки зрения, оценку, считает её вполне законной. Смысл слова «поощрение» понятен далеко не всем. Поэтому, если вы считаете, что школьник слишком часто получает оценки выше своего реального уровня, лучше заранее объяснить ему, почему за эту работу вы больше не будете ставить высоких баллов. В противном случае, велика вероятность разгорания конфликта. Для меня этот случай послужил хорошим уроком. С тех пор в похожих ситуациях я часто говорил про себя:
- Да, ради бога! Получи эту оценку! Но больше уступок с моей стороны не будет!
Я обычно придумывал какой-нибудь удачный предлог, чтобы переключить человека на другой вид деятельности. Ведь постоянные уступки опасны тем, что детишки быстро «садятся» вам на шею.
Чувство досады, которое я испытал, увидев рисунок Алёны, было связано с тем, что она неверно расставила индексы горизонтов у почв, про которые я так любил рассказывать школьникам. Мне казалось, что я так хорошо объясняю и рисую такие понятные схемы, что слушатели запомнят это на всю жизнь. Изучение почв, образующихся в условиях жаркого лета и близкого подхода грунтовых вод (по-научному - гидроморфных), по школьной программе было необязательным. Но я всегда посвящал один из уроков теме «Гидроморфные почвы России» в том числе и потому, что мне было приятно вспомнить мои студенческие годы.
Лекции по почвоведению у нас читал Всеволод Всеволодович, известный профессор, невысокого роста, но быстрый в движениях. Он подолгу не задерживался у почвенных профилей (они были развешаны на доске в виде плакатов), а, показав что-то указкой, переходил к обстоятельным устным характеристикам. Я сидел довольно далеко от плакатов, рисунки мне были видны лишь в общих чертах. Но постарался изобразить всё как можно подробнее, и как оказалось не напрасно. В учебнике Всеволода Всеволодовича был нарисован профиль только солончаков, а на экзамене мне как раз попался билет про гидроморфные почвы.
Экзамен у нас принимал Лев Васильевич, доцент, с которым я раньше никогда не сталкивался. Поэтому я немного волновался. Вдруг мой взгляд упал на ворох плакатов, которые лаборантка положила на один из столов. Этот стол стоял в дальнем углу аудитории, и плакатами никто не пользовался. Я подошёл к столу и довольно быстро нашёл нужные мне почвенные профили. Положив их наверх, я сел рядом и перерисовал их. Не всё мне было понятно, так как условные обозначения к рисункам отсутствовали, а выученный материал лекции лишь частично помог мне разобраться с профилями.
Но волновался я напрасно. Лев Васильевич оказался приятным человеком. Когда я правильно раскрыл причины образования гидроморфных почв, он ласково улыбнулся мне и сказал, заглядывая в мой листок:
- Очень хорошо! А теперь давайте посмотрим, как вы изобразили профили этих почв.
Я повернул листок так, чтобы ему было удобнее рассмотреть то, что я нарисовал, и хотел прокомментировать изображённое, но вдруг услышал:
- Прекрасно! Прекрасно! Всё правильно! Давайте зачётку, я ставлю вам пять.
Возражать я естественно не стал, но при случае решил до конца разобраться с этими почвами. У мамы моей будущей жены, геохимика, нашёлся старый учебник по почвоведению с подробными рисунками и их описанием. Кроме того, она рассказала мне, как во время экспедиций ей на своём опыте пришлось познакомиться с солончаками и солонцами.
Солончаки образуются в пустынях и полупустынях там, где грунтовые воды подходят к поверхности ближе 3 м. Из-за жары вода испаряется, и соль, содержащаяся в воде, постепенно пропитывает грунт, образуя на поверхности россыпи кристаллов. Они блестят на солнце, и издали их можно принять за снег или лёд. В тех местах, где изредка идут дожди, соль вымывается в более глубокие слои. Там она способствует задержанию влаги и образованию водоупорного горизонта. Так формируются солёные болота, в которых может легко завязнуть машина, передвигающаяся по пустынному бездорожью.
Мария Фёдоровна (моя тёща) рассказала мне, что однажды, когда она только начинала руководить геологическими отрядами, из-за её неопытности машина заехала в такой солонец. Она решила сократить расстояние, проложив маршрут по ровному участку пустыни. Выходы солей были обозначены на карте, но ничто не указывало на заболоченное понижение. Шофёр, съехав с края бархана, слегка разогнал машину и не успел опомниться, как она капитально провалилась, и колёса стали прокручиваться в зачавкавшей грязи. К счастью, у шофёра уже был опыт подобных ситуаций. Он не стал буксовать дальше, а выключил мотор. Через некоторое время грязь вокруг колёс засохла, превратившись благодаря солям в нечто подобное цементу. Машина дала задний ход и выехала на твёрдый участок. Образовавшаяся колея засохла настолько, что по ней можно было ходить. Но сам солонец, конечно, пришлось объезжать.
Эту и другую дополнительную информацию о гидроморфных почвах я много раз давал на уроках. Но особенно она запомнилась ребятам из класса «А» выпуска 2000 года и вот почему. В этом классе, где, как уже писал, мне противостоял слаженный коллектив, у многих ребят классные тетради были в плохом состоянии. Чтобы изменить ситуацию, я придумал работу над «вторым учебником». В отдельной тетради каждый ученик писал свой учебник по географии. По предложенным мной вопросам писался текст параграфа, к которому составлялись вопросы и задания для закрепления, подбирался популярный дополнительный материал. Школьники при этом использовали и то, что я им давал на уроках, и учебник, а также дополнительные источники, так как окончательное оформление «второго учебника» шло как домашнее задание.
Конечно, такую работу мы выполняли не на каждом уроке, а примерно 1 раз в две недели. Большинству учащихся эта работа нравилась: вели тетрадь-учебник они достаточно аккуратно, старались писать разборчивее, чем это делалось обычно. Я просил ребят делать текст и задания как можно занимательнее, чтобы их учебник, по аналогии с учебником “Happy English”, стал бы “Happy Geography”. В классе было много талантливых ребят, и многие придумывали что-нибудь интересное и оригинальное. Другим же думать было лень, и они слепо использовали предлагаемые мной шаблоны.
В задании по гидроморфным почвам я попросил их написать небольшой рассказ о том, как кто-нибудь (я имел в виду путешественника) встречает на своём пути солончаки и солонцы. Одну из девочек я вызвал к доске зачитать свою работу и услышал следующее:
- Как-то моя бабушка вышла погулять рядом с нашей дачей. На карте, которую она на всякий случай взяла с собой, солонец обозначен не был. Поэтому, когда она сошла с дороги, чтобы пройти напрямик через луг, то провалилась в липкую солёную грязь.
Класс дружно засмеялся. Особенно громко смеялся Женя Пеньков. Мы с ним не очень-то ладили. Женя занимался в спортивной секции, а спортсмены-школьники часто воспринимают учителей, как соперников, и поэтому ведут себя соответствующе по отношению к ним. Он всё время пытался продемонстрировать своё воображаемое превосходство. Но его выкрики демонстрировали его слабое знание географии, я его высмеивал, от чего он злился и вредил мне ещё больше. Поэтому замечания в его дневнике я писал достаточно регулярно.
В старших классах Женя неожиданно перестал мне мешать, а на первом урок в 10 классе, когда я рассказывал об учёном-географе Н.Н. Баранском, вдруг сказал своему соседу:
- Мы как-то в МГУ сидели в аудитории имени Баранского.
После уроков я поинтересовался, как он оказался в этой аудитории. Оказалось, что он уже третий год занимается в Школе юного географа, называемой сокращённо Школой ЮНГ, при МГУ имени М.В.Ломоносова и собирается поступать на географический факультет МГУ.
Я стал на уроках подкидывать ему интересные индивидуальные задания, с которыми он вполне успешно справлялся. Позже он стал одним из призёров олимпиады МГУ по географии и, таким образом, получил право поступить на факультет без экзаменов. Про себя я решил, что ещё один из моих учеников стал студентом-географом. Но я ошибся. Оказалось, что географию он рассматривал как запасной вариант, а основной его целью было поступление в военное училище.
Я встретил его через много лет, подтянутого, с накаченными мышцами. О своей работе он рассказывал очень туманно, из чего я сделал вывод, что она связана с государственными секретами. Женя поблагодарил меня, сказав, что во время выполнения заданий его не раз выручали знания по географии. Одну историю он мне всё-таки поведал. Подразделение, которое он послал в тыл противнику (я так и не понял настоящему, или условному), запоздало с атакой, что чуть было не привело к срыву всей операции. Далее я приведу рассказ Жени.
- Мы увязли в болоте, - оправдывался командир
- Вы что не видели солонец, обозначенный на карте, - рассердился я
- Я не знал, что это настоящее месиво, - пытался защититься провинившийся
- Да что вы говорите, - я повысил голос, - прямо тебе бабушка сошла с дороги, чтобы пройти напрямую через луг, и провалилась в липкую грязь.
Естественно, тот ничего не понял:
- Какая бабушка?
- Чего я ору? – вдруг дошло до меня. – Ведь у него уроки вёл не Владимир Леопольдович. И про солонцы, и, тем более, про историю с бабушкой, он ничего не слышал.
Прощание
Совершенно неожиданно праздник «Последнего звонка» в 2000 году превратился в мой поэтический триумф. Прощаясь с ребятами, я не раз обращался к ним в поэтической форме. Но директору понравилось именно это стихотворение, и он не раз говорил, в том числе на педсовете, что ему особенно по душе мои стихи, сочинённые к этому событию. Стихи были шуточными, в них я чередовал русский и английский язык (школа-то сохранила свою специализацию на английском языке). Но читал я их медленно, стараясь выдержать английское произношение. Очевидно, это и произвело впечатление.
Сегодня, в этот майский day день
Спешит народ to school в школу скорей.
Здесь прозвучит последний bell звонок ,
И речи будут very well очень хорошие ,
Чтоб у детишек наших life жизнь
Была б счастливой, чтобы five пять
Все получили за exam экзамен
И быстро стали businessmen бизнесменами.
Три bogatirs богатыря ведут их в бой:
Наш Святослав, бывалый boy парень.
Не раз он classes классы выпускал,
Щитом царьградским потрясал,
Но чаще всё кончал in peace мирно–
Будь то bad deed плохой поступок или каприз.
With him вместе с ним Татьяна и Людмила (учителя английского языка и математики – прим. автора)
Союз formed образовали очень даже милый.
They они формул вязь нарисовали,
Шекспиром ear ухо ублажали.
Я finished закончил, и в конце послания
Мои примите пожелания:
Be healthy, wealthy, будьте здоровы и счастливы долгих лет.
ГЕОГРАФ шлёт вам great большой привет!
На стыке двух веков я находился на подъёме физических и духовных сил. Мне казалось, что я ещё долго и плодотворно, конечно, с неизменными трудностями, буду работать в этой школе. Но судьба распорядилась по другому.
Как? Об этом я расскажу в следующей книге «В начале нового века»
Околопедагогическая проза. Мои девяностые
© Copyright: Владимир Лиознер, 2021
Свидетельство о публикации №221061801669
Свидетельство о публикации №221061801669
Рецензии