В мире искусства

                В МИРЕ ИСКУССТВА

Тихий старинный городок Смутногорск. Центральная его часть – добротные старые дома восемнадцатого – девятнадцатого века, булыжная мостовая, а окраины – самая настоящая деревня, где бродят по улицам козы и кричат горластые петухи. Одно из самых приметных зданий – музей изобразительного искусства, расположился он в бывшем доме купца Боброва.
Да и коллекция музея тоже была начата Бобровым, он был страстный собиратель. Конечно, сейчас там большинство картин – работы современных художников; впрочем, многие из них весьма интересные. А самые ценные экспонаты ещё из старой коллекции: небольшой этюд Айвазовского и его палитра, а также маленькая, по размеру как пачка сигарет, нефритовая скульптурка китайского божка, сделанная ещё в Средние века в Китае. Посетителей там всегда немного, а сегодня и вовсе на входной арке объявление: «Музей закрыт по техническим причинам».
(Хотя, если честно, причины здесь не технические, а скорее организационные: приехали чиновники из райотдела Культуры и привезли с собой нового директора, взамен прежнего, ушедшего по болезни).
Коллектив музея собрался в фойе, и строгая дама из отдела Культуры представила нового директора: - Уважаемые коллеги! Позвольте представить вам вашего нового руководителя. Итак, Дубинин Фёдор Васильевич, прошу любить и жаловать. Надеюсь, вы с ним сработаетесь. О себе он расскажет сам.
Крупный мужчина лет пятидесяти, в строгом чёрном костюме, вышел немного вперёд и начал:
- Итак, я – Дубинин Фёдор Васильевич, майор в отставке. Много лет служил верой – правдой нашей армии, а теперь вот буду также верно служить нашему искусству. Оно ведь как: это не просто красиво, так ведь это ещё и для развития человека полезно. Вот он на картину смотрит и развивается, смотрит и развивается… Ну, конечно, для этого и картина должна быть хорошая.
А то вот какой-нибудь Пикассонов нарисует свой чёрный квадрат, ну как он развивать будет? Чушь всё это, чему его государство учило, эти чёрные квадраты рисовать?! И все эти абстракисты только краски переводят, да людей дурят. А вот настоящая картина – это да! Будем продвигать настоящее искусство, чтобы было похоже! Вот я сейчас прошёл, посмотрел здесь картины; на некоторых продукты нарисованы, да так здорово; смотришь на этот помидор – так его съесть хочется! Или на другой картине так похоже бабу нарисовали, смотришь – так её…
(Тут его незаметно дёрнула за рукав стоящая сзади дама из отдела Культуры).
Коллеги переглянулись; кто-то побледнел, кто-то с трудом сдерживал смех, а одна дама достала валидол…
Итак, начались суровые будни музея. Утром директор обходил залы, разглядывал экспонаты, рассуждал, комментировал: - Ну пусть я пока ещё не очень разбираюсь, но ведь разберусь, можете не сомневаться. В военной технике я ведь тоже не сразу стал разбираться, но потом пошло дело, и здесь пойдёт!
Остановился возле палитры Айвазовского: - А это здесь зачем лежит?
- Ну ведь это палитра самого Айвазовского! – удивилась сотрудница.
- Сам вижу, читать умею. Так ведь я тоже такую палитру сам сделаю, и так же размалюю, ну и какая здесь ценность? Дурость всё это и баловство!
А через несколько дней в музей пришёл посетитель, командированный из Санкт-Петербурга.
Предъявил директору свой документ – на синем фоне золотое тиснение: «Государственный музей Эрмитаж». Попросил отметить своё командировочное удостоверение, в котором написано: Яхонтов Олег Петрович, искусствовед.
- Надолго Вы к нам, и с какой целью?
- Не думаю, что надолго. Я собираю материал для диссертации, специализируюсь по искусству Китая. Слышал, у вас есть интересные экспонаты.
- Ну что же, пойдёмте, познакомлю Вас с нашей старейшей сотрудницей, она как раз по этой теме работает.
Прошли в зал; маленькая старушка со старомодным пучком на голове, в тёмно-коричневом платье поднялась из кресла.
- Хочу вас познакомить: это наша бессменная сотрудница музея, живая легенда, Виолетта Рихардовна Шмидт. А это – наш коллега из Питера, из Эрмитажа, приехал в командировку. Он Вам сам представится.
Элегантный мужчина в тёмно-сером костюме вдруг подошёл, низко поклонился и поцеловал маленькую ручку старушки: - Позвольте представиться: Яхонтов Олег Петрович, искусствовед. Специализируюсь на средневековом Китае, собираю материал для диссертации. После этой командировки поеду в Пекин, и там придётся поработать.
Директор ушёл, а разговор у коллег продолжился. Виолетта Рихардовна была просто очарована собеседником – такой обходительный, галантный, сразу видно настоящее питерское воспитание! Сроду мне никто руку не целовал! А как говорит – просто удовольствие слушать его грассирующий бас. Она сначала показала ему коллекцию китайской живописи тушью. (В своё время эту коллекцию Боброву выгодно продал заезжий бурят, изображавший из себя китайца). Бобров купил эти нехитрые поделки, с имитацией иероглифов внизу, под изображением, а ещё ниже, уже по-русски название картины и имя автора:
- Цветущая слива на берегу. Автор Чё-Ты-Так
- Лодка на озере. Автор Ша-Ло-Пай
- Одинокая цапля среди камышей. Автор Ну-И-Чо
- Лунное безмолвие. Автор Не-Го-Дяй

Больше всего Яхонтова заинтересовал нефритовый божок.
- Вы знаете, это интересный экспонат. По манере исполнения он похож на работы великого китайского художника – камнереза, был такой знаменитый мастер Сам-Ты-Лох. Хотелось бы подробно сфотографировать его, рассмотреть структуру нефрита и сравнить его с подлинными работами этого мастера в Эрмитаже и в Пекине. Надеюсь, Вы мне поможете, сударыня?
Старушка расцвела: - О чём речь, милостивый государь, конечно! Только фотографировать нужно будет внизу, в запасниках, там всё для хорошего освещения устроено, и отвлекать никто не будет. Вечером дома она напекла ватрушек с творогом, по своему рецепту, и назавтра, пока Олег Петрович готовил объект для съёмки, потчевала его с травяным чаем. Он восхищался её кулинарным искусством, рассыпался в комплиментах, и Виолетта Рихардовна была поистине счастлива.
Несколько дней эта скульптурка была в запаснике – он под  лупой изучал каждую деталь,  что-то записывал в блокноте, а его собеседница всё время старалась чем-нибудь его угостить.
Наконец через несколько дней он закончил изучение экспоната, и вместе с Виолеттой Рихардовной снова раскрыли витрину. Бережно поставил божка на привычное место, всё тщательно протёр салфеткой, и это особенно умилило старушку: вот что значит Профессионал, всё делает сам, и всё предельно тщательно! Потом он тепло попрощался со своей коллегой, пообещав привезти из Пекина сувенир. Растроганная старушка даже всплакнула от избытка чувств и поцеловала его. В этот вечер он уехал.
Прошла неделя. Жизнь в музее, как и положено, спокойная, тихая, все заняты своими привычными делами.
Дубинин, сидя в своём мягком кресле, раздумывал над очередным кроссвордом.
- Напридумывают чёрт знает что, и поди разгадай! Вот: крупная морская птица. Ну, думаю, это легко, такая птица называется ЛОБОТРЯС. Написал, смотрю – не сходится с другими; потом уже узнал ответ: АЛЬБАТРОС! Просто слова очень похожие, сразу и не сообразишь…
В дверь постучали, и сразу же вошла чем-то необычайно взволнованная Виолетта Рихардовна Шмидт, смотрительница музея.  (Немногочисленный коллектив музея за глаза называли её «Бабушка»; как-никак уже полвека сидит, наблюдает за посетителями, и сама читает лекции по искусству). Сейчас, правда, уже больше сидит в уголке зала, и когда нет посетителей, тихонько вяжет на спицах очередной какой-нибудь шарфик с рукавами.
- Фёдор Васильевич, у нас беда!
(Дубинин поморщился; видать, опять где-нибудь штукатурка отвалилась, ну чего же из этого переполох устраивать? Ох уж эта Бабушка…)
- Присаживайтесь и расскажите, что Вас так встревожило?
Старушка засеменила к дивану, села, но здесь же вскочила опять, чем-то возбуждённая, вся трясётся.
- Ну так какая же у нас беда? Опять штукатурка, или воды в кране нет?
- Ох, если бы это…  Случилось совсем небывалое, такого никак не может быть! Вы помните наше главное сокровище, китайского божка из нефрита? Так вот он… ПОТРЕСКАЛСЯ! Вы представляете, словно рассохся!
- Ну, это не так уж страшно. Китайскому нельзя доверять, по себе знаю. Купил утюг китайский, а он уже через неделю накрылся, и ремонту не подлежит.
- Да что же Вы сравниваете? Ведь это средневековое произведение из нефрита, а нефрит – камень вечности, ему нипочём тысячелетия! Ну как он мог потрескаться?
- Ничего страшного, я скажу нашему электрику Коле, он склеит как надо, и опять всё будет хорошо.
- Но ведь не мог, никак не мог потрескаться нефрит! Здесь что-то не то…
Дубинин задумался: - А этот, как его, искусствовед из Эрмитажа, когда его изучал, не мог его уронить?
- Да что Вы! Когда он в витрину его ставил, я ведь ему помогала, божок был целёхонький. А теперь, через неделю, вдруг потрескался. Пойдёмте, посмотрим.
Дубинин встал, за ним семенит Виолетта Рихардовна. Подошли к витрине; божок весь покрылся вертикальными трещинами.
- Мм-да-а, товарный вид утрачен! – мрачно произнёс Дубинин. – А раньше бывало такое когда-нибудь?
- Да что Вы, помилуйте! Это совершенно нереально!
Вокруг стали собираться другие сотрудники музея. Дубинин хотел развинтить витрину, но вмешался завхоз: - Слушайте, а  ведь дело серьёзное; эта штука, наверное, миллионы стоит. Давайте-ка мы сначала вызовем следователя, и пусть он разбирается. А мы не будем трогать ничего, чтобы отпечатков не оставить.
Остальные дружно поддержали это предложение, и позвонили в полицию.
Наряд приехал быстро, трое молодых полицейских и с ними следователь Изольда Марковна Сосновская. Это многоопытная, проницательная и очень дотошная сотрудница уголовного розыска была знаменита не только в Смутногорске, но и далеко в округе; у неё был необычайный дар раскрывать дела по малейшим признакам. Она была способна раскрыть дело по отпечатку взгляда на предмете, или по отпечатку пальца на волосинке. От неё не ускользнёт ничего!
Сначала она внимательно изучила стекло витрины – никаких отпечатков, нигде. Виолетта Рихардовна пояснила: - Да Вы знаете, витрину закрывал тот питерский искусствовед, Яхонтов, он же и божка поставил, я рядом была. Он такой аккуратный, всё потом протёр салфеткой, вот и нет отпечатков.
Следователь нахмурилась: - Не нравится мне такая аккуратность. Раскрывайте витрину!
Когда стекло убрали, она, не трогая божка, стала разглядывать его в большую лупу.
- Слушайте, а почему он так пахнет хозяйственным мылом?
В это время кто-то из полицейских чихнул, и случилось страшное: левая рука божка с частью одеяния вдруг отвалилась совсем. Следователь осторожно взяла её рукой в хирургической перчатке, понюхала: - Помилуйте, это мыло! Хозяйственное мыло!

С глухим стуком упала в обморок Виолетта Рихардовна. Полицейские уложили её на кушетку, вызвали «Скорую помощь».
Дубинин сразу сообразил: - Так, нужно немедленно запросить Эрмитаж, есть ли у них такой искусствовед – Яхонтов?
Следователь усмехнулась: - Нетрудно угадать их ответ. Конечно, нет! Хотя эту формальность нужно выполнить. (Этим же вечером по Интернету пришёл ответ из Эрмитажа: - Такого сотрудника у нас не было никогда!)
Когда же появилась возможность допросить Виолетту Рихардовну, первым делом выяснили особые приметы Яхонтова. Она вспомнила, что он невысокого роста, лет сорока, немного лысеющий брюнет, на правой щеке шрам, под левым глазом родинка, в разговоре грассирует. Сосновская сообразила довольно скоро, и в своём фотоархиве нашла подходящее лицо.
Старушка узнала его сразу: - Он! Точно он! Ошибки быть не может!
Сосновская усмехнулась: - Итак, знакомьтесь: матёрый аферист, рецидивист Моисей Рабинович, кличка Мойша.
(Тут бедной Виолетте Рихардовне опять потребовалась валерианка).
Сосновская немедленно отправила запрос в соответствующие инстанции, но ответ не обрадовал:
- «Гражданин Рабинович Моисей Соломонович три дня назад вылетел в Израиль рейсом Аэрофлота». Ну, этого следовало ожидать… Что же делать, Израиль своих не выдаёт, и понятно, что божок уже навсегда ушёл. Но ведь это дело нужно раскручивать далее: кто же сделал эту копию из мыла? После недолгих раздумий Сосновская сообразила: не иначе это дело рук Васьки Лепёшкина, бывшего детдомовца. Художник от Бога, поразительный талант, ему бы учиться, а он чёрт знает чем занимается.
Она взяла в компанию здоровенного молодого сержанта полиции и пошла на розыски. Искать пришлось недолго: на пустыре за автобазой Васька сидел с какими-то обормотами, пили пиво.
- Привет, Лепёшкин. Разговор есть, пойдём.
Приятели сразу притихли и быстро разошлись; впрочем, никто их и не пытался останавливать.
Васька, худощавый парень в джинсах и вылинявшей футболке, безропотно подчинился. Не впервой ему такие разговоры…
В кабинете следователя Васька уже не раз бывал ещё школьником. Привычно уселся на стул, немного покачиваясь (сказались две банки пива).
Сосновская предупредила: - Допрос, как обычно, будет под запись магнитофона. Итак, Лепёшкин, случалось ли тебе вырезать фигурку из зелёного хозяйственного мыла?
Васька не стал отрицать: - Было дело, совсем недавно. Необычный заказ был, я такого раньше не делал.
- Рассказывай подробно, кто заказал?
- Да мне этот мужик раньше не был знаком, здесь же на пустыре мы и познакомились. Семёном его зовут.
Сосновская показала ему фотографию, он узнал сразу: - Он! Точно он! Ему кто-то из наших рассказал, что я художник, и он предложил мне дело: по фотографиям сделать копию из мыла, и точно указал, какое именно мыло брать – хозяйственное, зелёное, на упаковке не по-русски написано, и с белой полосой. Я раньше с мылом не работал, мне и в голову такое не приходило. Так он мне и деньги дал на это мыло, я тогда без гроша сидел. Ну, деньги-то я в тот же вечер на пиво потратил, а мыло просто спёр в магазине, сразу два куска, вдруг что-нибудь не так пойдёт. Ничего, неплохо получилось, он был доволен, мне за работу литру водки поставил.
- А чем ты вырезал, какие инструменты?
- Обычный складной ножик, да ещё кое-где канцелярской скрепкой, ей тоже удобно, мыло-то легко режется. А стружки мыльные я не выкинул, пригодятся ещё штаны стирать.
Ваську отпустили под подписку о невыезде, и он ушёл, недоумевая: чем же я им так интересен? Подумаешь, безделушка из мыла, что же здесь запретного?
А в кабинете прокурора в это время мучительно решали, что делать, ведь дело это нешуточное, это произведение из нефрита стоит огромных денег, и его уже не вернуть. (Только бы не узнали газетчики, чёрт бы их побрал!) Итак, совершено преступление, злодей ловко улизнул, и он уже недосягаем. Но как-то это дело нужно закрыть, что делать?
И тут судья Вершинин сообразил: - А ведь у Рабиновича есть сообщник, и он в наших руках!
Лепёшкин! Ведь если бы он не сделал копию, то ничего этого не произошло бы! А этот Лепёшкин давно нам знаком своими делишками, ещё в школьном возрасте попадался на краже колбасы в магазине, и конфеты воровал…
Сосновская напомнила: - Он ведь детдомовский, чего же удивляться? Не от хорошей жизни они воруют продукты!
Судья повернулся к ней, и его лоснящееся лицо с двойным подбородком недовольно скривилось: - Закон обязателен для всех! В детдоме от голода пока никто не умер, их там кормят, зачем же ещё воровать?
Прокурор вздохнул: - Ну так что мы имеем против Лепёшкина? Копирование статуэтки не является преступлением, тем более он не мог знать, для чего ему это заказали. Ну и какие за ним грехи?
Судья Вершинин напомнил: - А ведь мыло-то он для этого украл в магазине! И сейчас это уже не подросток, а вполне взрослый гражданин, так что по закону его можно привлечь. Опять же его образ жизни: перебивается случайными заработками, пьёт, водится со всякой подозрительной шпаной. И нечего его жалеть!
И вскоре Ваську Лепёшкина взяли на том же пустыре за автобазой, и после недолгих формальностей был суд.
                «ИМЕНЕМ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ…»