Лагерная пыль

Виктор Матюк

Лагерная пыль

Лагерная пыль быстро сгонит с узника весь жир, охладит пыл, а мысль сбежит на пустырь,
Останутся штаны, протёртые до дыр, но они никому за бесценок не нужны,
Здесь любые мелочи важны, зато вокруг зоны стройные белоснежные берёзы,
Они – символы лагерной красоты! Дождь пройдёт, лагерная пыль уйдёт,
Зелёная трава вновь пышным цветом зацветёт, жизнь предъявит счёт,
Глядь, а ты совсем уже не тот, что был когда-то, стал путать числа и даты!
Стал кандидатом, ушедшим куда-то, ты бал акселератом, стал дегенератом,
Всё тебе некстати, у тебя грехов хватит на всех лагерных мужиков,
Их скрывает лагерный покров и грязи и пыли, рядом с изгородью волки выли,
Немели сухожилья, но душа иногда обрела белоснежные крылья,
Здесь ты пропадаешь ни за грош, по одной стезе с ворами идёшь,
Что посеешь, то пожнёшь, но вслух не осудишь скрытую ложь!
Не тревожь свою душу напрасно, она негласно смотрит на этот мир безучастно,
Ей страшно находиться в глуши,  дышать в тиши, где нет ни одной живой души,
Здесь все узники почти мертвы, им не хватает ни хлеба, ни еды, зато здесь много воды.
Ни на минуту не затихают проливные дожди, как не суди, как не ряди,
Лично ты живешь, хлеба ради, озираешься спереди и сзади, везде преграды,
А душа желает бабу приятной стати, и чтоб у неё губы были в яркой помаде,
От её аромата закружится голова, лёгкая проседь исчезнет сама, как кромешная тьма!
Проходят дни, бегут часы, ты в тени мировых событий, живёшь и творишь по наитию,
Но с опаской относишься к любому событию, но судьба не отвечает тебе взаимностью,
Хотя ты, широко открыв веки, не сгибаешь перед грехами болезненные колени,
Ценить мгновения даже тюремного бытия, и пытаешься понять, почему же только я
Решил пойти во греки, здесь точно такие же, как ты душевные и бесшабашные калеки,
Больные цингой, опивающиеся разной бурдой, и готовые в момент любой уйти от суеты сует,
Не мил им белый свет, весь остальной народ своей жизнью в захудалом лагере живёт,
Встречает восход, провожает закат, а по глубокой реке хлипкий плот неспешно плывёт,
Куда его понесёт – не знает никто, если в тихую заводь направит господь,
Тогда слава и почёт сама к вожделенному герою придёт,
А если всё случится наоборот, и ты попадёшь в новый водоворот
Нежданных событий, если  повезёт, спасёшься по наитию,
А если нет, тогда загодя заказывай билет в одну сторону!
Душа и плоть уже давно раздели голод и нужду поровну,
Ты зря отпустил рыжую бороду, когда пойдёшь ко дну,
Или же тебя предадут, как одинокую ольху, нравственному суду,
Тогда ты всплывёшь посреди чистой и холодной воды, как картофельная гниль,
Не останется ни мощи, ни изобилия сил, чтобы ты вновь все блага жизни вкусил!
Ныне ни креста, ни помина, над головой грозовое небо, а под ногами глубокая глина,
Зелёную равнину сменила низкорослая тайга, только что сошли снега, бурная река разлилась,
Вода высоко поднялась, в такое время бог не даст тебе в стремнину попасть,
Чтобы жизнь стремглав не оборвалась, не сбылась давнишняя мечта,
Вокруг одна вода и низкорослые леса, нет родного угла ни у тебя, ни у беглого осла,
Жизнь прошла в тюремном бараке, за ним лают свирепые сторожевые собаки,
А часовые на лагерной вышке, молодые парнишки, спокойно играют в картишки! 
Бог нас метит собственным перстом, убийцы и воришки в тюремном дырявом пальтишке,
Знают не понаслышке, что нательный крест, зажатый в руке,
Будто в чём-то усомнившаяся мысль в голове, недоступна ни року, ни судьбе,
Она таится вовне, потом исчезает в глубокой, но такой же одинокой, как и ты, реке!
Грешны мы все, каждый идёт по скользкой тропе, пытается смешаться в толпе,
Помнит о своей деревянной избе, но не горит в огне и не тонет в воде,
Живёт сам по себе, ходит в железной узде, и по своей душевной простоте
Может поскорбеть, что не в его руках наковальня и меч, была бы хотя бы плеть,
Можно было бы думать и сметь, что жизнь есть где-то вдалеке, здесь при ущербной Луне,
Зажав член в одной руке, и предавшись блуду, ты напомнил самому себе новозаветного Иуду,
Он за тридцать сребряников предал Христа, он тебе – ни чета, но ты такая же сволочь,
Но тебе нужна психологическая помощь, её не дождёшься в этих богом забытых местах никогда!
Жару сменят холода, и твоя скользкая и узкая тропа
Покроется толстым слоем столетнего пакового льда!
Встав перед распятьем на колени, проявив излишнее рвение,
Подходишь к потухшему кострищу, на тебя орут часовые на вышке,
И ты в барак уносишь все сокровенные мечты, спрятав их внутри
Хилой и немощной груди! Оттуда издали вырывает жуткий стон
Из звуков и слов под звон пут и кандалов: эх, дороги, пыль да туман,
Холода, тревоги да таёжный бурьян! Знать не можешь, до конца ты доли своей,
Когда голову ты сложишь посреди забайкальских степей,
Ты никак здесь не сможешь противостоять доле своей,
И никогда не узнаешь, кто  из бывших друзей
И когда тебя заложит органам госбезопасности,
Жизнь твоя всегда в опасности, даже в эпоху гласности,
Нательный крест, зажав в горсти, лично ты не видишь вблизи
Алмаз самой чистой воды! Твои глаза по-прежнему грустны,
Призывы рока и судьбы безжалостны, с ними не шути, надеждой живи,
Всё равно сокровенные мысли твои будут бездарями осмеяны
И по ветру стремглав развеяны!» Нет счастья в бездействии,
Разум пребывает в прострации, меняются интонации рока и бестии-судьбы,
Тебе бы уйти вглубь тайги подальше от глаз завистливой толпы, и там творить,
Глаза закрыть на повседневный неустроенный быт, здесь везде сквозит,
Но рядом столетний лес шумит, с ним можно о сокровенных чувствах поговорить,
А потом о них забыть! Здесь много пустоты и нет суеты, все задумки пусты,
Незатейливые мысли, как белоснежные холсты, а ты сжигаешь последние мосты
Между столбами плоти и души! Господи, отврати зло, как бы ни было тебе тяжело,
Ты всё равно твори добро, и сбрось лжи ярмо с плеч чужих, брось клич: «Грех, как бич
Продолжает бабло стричь, он может любого из нас в подворотне достичь,
Неужто мы для него, как для охотника дичь, он столько крови пролил, 
Когда из себя бог весть кого возомнил!» Каким он был, таким он и остался,
В шумной толпе не затерялся, с плохими людьми сам связался, вот и оказался
От родимого дома вдали, здесь я степенно живу без страсти и без любви, без вдохновения
Пишу по ночам свои произведения, чередую прошения в народные суды,
Господи, благослови, чтобы благодатные дни вновь в грешную душу вошли!
Топорщатся усы на промозглом ветру, на пятки наступают злющие псы,
Они горды и спесивы, мы же топчем скользкую стезю ногами босыми,
Солнце лучами косыми освещает небосвод синий, как свежий иней,
Столкнувшись впритык с языками злыми, я спорю с ними о судьбе России,
Мы не впервые в страстном порыве вспоминаем годы молодые,
Когда всуе бытия в прямом эфире произносили речи хмельные
 О сути земного жития! Нечем заморить червя, догорает свеча у алтаря,
Даже сюда доносится многоголосое пение  ручья, здесь благодатная земля,
А у меня цинга! Губа не дура, но культура общения низка, с ней не пригнешь выше потолка,
Везде слышна «Песня ямщика», моё дело сторона, там важна фактура, а внутреннее я
Не значит ни фига для убелённого сединами мужа, у него своя конъектура, 
Он сидит на краешке старенького стула и делает халтуру, трудна такая процедура,
Она похожа на спектральный анализ или на гемодиализ, узники заколебались
Против течения плыть, их сторожевые псы попытались на полпути остановить,
Издали грозный рык, и сразу вынесли вердикт: убить и больше свою душу напрасно не травить!
Нас никому не сбить с избранного нами пути, нам по хер куда идти,
Неисповедимы Господние пути! Без суеты и тлена трудно сбросить бремя
Кромешной тьмы, если не мы, то кто? Кто свободно может свой разум заворожить
И легко против течения плыть? Пришлось много вспомнить и сразу обо всём забыть!
Хватит душу травить! Жизнь на одном месте не стоит, вода в ручье журчит,
Карта бита – нечем крыть, знобит, душа болит и сердце плачет,
Никто твою жизнь не переиначит! Ты здесь всеми забыт,
Исчерпан доверия кредит, у тебя простатит, да и плохо стоит,
Хотя первородный инстинкт кого угодно разорит! Повозка едва скрипит,
Где-то жизнь бурлит, ты на пенсии, страдаешь от гипертензии и агрессии,
У тебя к жизни свои претензии, ты боишься сойти с колеи, пришло время снять очки,
Дабы вол время депрессии не стать наследником уныния! На сцене бытия
Продолжается мышиная игра, ещё слышна песня соловья, над ухом поёт стрекоза,
А у меня горькая слеза по щекам наземь ушла, в груди – духота, ни травинки, ни куста,
Везде пустота, на небосводе видна ущербная луна, мне даль небес видна. Но не до конца!
Меняются цвета, твоя простота ущербности полна, хотя душа сильна и к тому же ещё и мудра!
Она ловит слова пророка, у неё скользкая дорога, она – детище Господа-бога,
Она отжила всего полсрока и решила с наскока затмить мороку на ходу,
Прежде чем искушать свою судьбу! Жизнь, как в аду мне ни к чему,
Смутные чувства простились с тоской и грустью, пробили себе дорогу грудью,
Но встали на распутье трёх дорог, чтобы ворох тревог не сбил их с обеих ног!
Вот вам бог, вот порог, срок доверия давно уже истёк, какой тебе прок садиться на пенёк,
Если в душе погас творческий огонёк и тебе невдомёк, что ты не сберёг несколько фраз и слов,
Ты отдал их на откуп заклятых врагов,  они делали вид, что борются с цингой,
Опаивали какой-то бурдой, что грозило новой бедой, жизнь ставила загадки,
Ты строил догадки и наблюдал за миром тюремным украдкой, все обычаи и повадки
Не записывались в толстой общей тетрадке, они в памяти остались сразу и навсегда,
Не ушли, как в песок талая вода, их следы не замела пурга,
Ничто не скрылось от сощуренного ока, ты молча ждёшь
Окончания положенного по статье  срока, судьба же смотрит кособоко 
В сторону рока, скользит по подбородку, потом опускается на тюремную косоворотку,
И никто за тебя здесь не будет драть глотку, только ты сам сможешь доказать небесам,
Что тебе присущ и стыд, и срам, ты же свою тайну никому не открыл даже случайно,
Ибо мог лишиться ангельских крыл, иногда волком выл, и скулил, как подзаборный пёс,
Когда жизнь бросала тебя под высокий откос! Трудно обходиться без слёз,
Когда с неба падала твоя путеводная звезда, а тебя ни кола, ни дора,
Рядом только голод, стынь и ход и безвозвратная нищета!
Ты не можешь решить простую разгадку ума; где, что и когда
Должно свершиться, чему суждено со временем забыться,
А что в явь воплотиться? Закрыта письменная тетрадь,
Ты продолжаешь писать втихаря, могут свои же люди предать,
И на суд толпы отдать, в чью сторону ты привык головой кивать!
Тяжко надеяться и ждать, ещё труднее в неведенье пребывать,
Однако веру нельзя поколебать, она как флейта продолжает звучать
И свою силу набирать среди мирских аркад, ты ищешь среди тирад
Нужные слова, тебя же угнетает людская молва, она из-за изгороди сюда дошла,
Правда сама себе дорогу найдёт, но когда? Час придёт и всё, что виделось между строк,
На своё место поставит всезнающий бог! Соль прогорклой хамсы осела на усы и остатки бороды,
Тебе же как-то не с руки о чужие пороги обивать свои каблуки, и ты смотришь на ширь реки,
Там меняются бураны, слушаешь шелест листвы поникшей долу ольхи,
Мы все на кончину обречены, зов оборванной в груди гитарной струны
Звучит до раннего утра, смотришь на себя из-за пятого угла, а жизнь уже прошла,
Ты – Зек, и таким останешься навек, люди уходят в побег, у тебя же духа нет,
Ты им смотришь в след, но ты – не Зевс, и потому твой брег навсегда останется здесь,
Хорошо, что хотя бы на склоне лет твой разум не поблек, волосы сменили цвет,
Слеза катится из-под опущенных век, был кратковременный успех, но он поблек,
Ты – немощный и грешный человек, тебе оправдания нет! Ты смотришь в собственное чрево,
Огонь любви и страсти покинул отверстие зева, когда-то и ты любил ходить налево,
Тебя ждала младая дева в тихом закутке, вы предавались любви на пожухлой траве,
Но верили и року и судьбе, как самим себе! В дни солнцестояния в течения дня
Меняются ритмы лагерного бытия, славянская традиция заставляет похмелиться
И заново родиться, то есть мысленно перевоплотиться, на ноги встать и забыться!
Вздох был тяжек и глубок, любой порок бы не смог столько горя принести в немощную плоть,
Как клубок горемычных страстей, бушующий среди гостей и толкающих взашей всех,
Кто скромней, неучи всех мастей отметают от себя бывших подруг и друзей, грех на душу приняв,
Распятье в божьем храме, руками обняв, господним молитвам вняв,
Потное чело, подперев  огарком свечи, ты почти увидел свет путеводной звезды вдали,
А внутри страждущей души остались одни волдыри, но всё-таки ты к заветной цели на ощупь шёл,
Вцепившись за женский подол, исходил множество местных троп вдоль и поперёк,
Ему же было невдомёк, что всемилостивый бог в один момент свернёт в бараний рог
 Существо живое, оно стоит на коленях перед тобою с окровавленной губою, всему виною – слово,
Произнесенное впопыхах, где оно было на первых ролях, а тобой двигал неприкрытый страх!
Осталась боль в глазах, о ней ты написал в нескольких строках своего стиха, боль утраты велика,
Она никогда не сможет осчастливить саму себя, пока дребезжит перед взором короткая строка,
А душа пристально зрит на голубые небеса, жажда жить,
Желание творить украшает однообразный семейный быт!
Ты открыт всем ветрам, твоя мысль то тут, то там, вокруг ковыль
И пожухлая трава, под ногами шуршит опавшая наземь листва,
Улетевшие бог весть куда фразы и слова ищут торжества не для себя,
 А для всевышнего разума, но пока у тебя за плечами дырявая сума,
Не жди добра от кума, много шума, но драки нет, отзвучал квартет
Из слов любви, страсти и надежд, но к ним примкнул в момент жестокий бред!
Кружится жизни колесо, меняется всё, что было дорого, но в глубокий овраг уже сошло,
Не найти его, не потому что там глубоко и к тому же ещё и темно, суть в другом – впереди подъём
И ты с трудом обходишь лесной бурелом, ступая по сучкам босиком! Тюремный двор в пыли,
Тебе навстречу мысли, как облака или ручьи текли, и тут же тонули в серой пыли,
Не юли ни перед кем, а зачем? Всё – тлен, всё – суета, сбылась заветная мечта
Состарившегося мужика, он ушёл в бега, сменил два рваных сапога,
Натянул на себя телогрейку, и рвал из последних сил бог весть куда,
Только бы никогда не видеть тюремные врата! У каждого своя доля и судьба,
 У одних походка легка, у других она затруднена из стези из грязи и пакового льда,
Одних судьба боится, других пытается чем-то удивить, наносить жирный штрих,
Дописывая триптих, и в этот злосчастный миг вылез на броневик старый большевик,
Он росточком не велик, по годам – старик, лысоват и жидковат, он враг всему и всем,
От его дел исходит множество проблем, этот выживший с ума глупец смог над страной пролететь,
И встать на земную твердь, он – правовед, но не умеет прилично петь,
Разомлев от смут мирских, этот картавый мужик к оконному стеклу прилип.
Затрясся его кадык, он не говорит, а едва шипит, как подколодная змея,
Под ним горит земля, у него там не осталось ни двора, ни трухлявого пня!
Земная ось в течение того дня насквозь пронзила германского холуя,
Северный ветер гонит облака, забеспокоилась огромная и полноводная река,
Её охватила горесть и тоска, эпоха постоянной тяжбы близка! От неё бежать  некуда!
Дождавшись нравственного суда, не уходишь в бега, шумит столетняя тайга,
Наземь падает листва, слышен стук топора землепашца, ему захотелось наедине остаться,
Он дышит воздухом, видит речной затон, безлюден он,  в отдалённой деревне играет саксофон,
Чем-то опечален он! Крик, переходящий  стон проходит по краям ресниц, голова падает ниц,
Здесь нет девиц, только мужики, старики и старухи, никто зря не обидит ни комары, ни муху!
Ходят слухи, что все сидельцы обречены на муки, тяжело даются минуты разлуки,
Постоишь в тени полминуты и те, кто от тебя далеки, вновь в грешную душу без спросу вошли,
Попросили прощения за былые ошибки, они не просят скидки для себя, стеная и скорбя,
Под звуки капель проливного дождя просят старого соловья спеть жалобную песнь,
Эта просьба, как неизлечимая болезнь, надо многое перетерпеть, выжить и суметь
До конца допеть последний куплет из любовной арии, глаза карие согласно сценарию
Должны углубиться в грешную плоть, чтобы господь взглянул свысока на очертание талии,
И на перепутье трёх дорог изменил собственный слог, описывая похоть,
Пусть ветер разгонит сгустившуюся копоть над твоей тяжкой стезёй,
Быть может, судьба сама собой найдёт душевный покой!
Кто-то готов повесить себе на грудь звезду Давида в противовес царю - антисемиту,
Кроме гула и крика никто не вникает в истину и суть, о прописных истинах на миг забудь,
Здесь важен лагерный труд, вникнув суть, надорвёшь себе пуп, осквернишь грядущий путь,
Спрячешь в карман последний рубль, вспомнишь, как картины писал Врубель,
И с тонких губ сорвётся каверзный вопрос, заданный всерьёз: почему ты русский?
Получишь ответ, что разницы нет, какой цвет моих глаз, он меняется всякий раз,
Не желая лезть в раз, отметаю страсть и отвечаю последний раз: у русских каждый глаз узкий,
В старом московском улусе жили хазары и татары, воры и трусы! Святой Иисусе вспомни об Иуде,
Он правит в Московско-хазарском улусе, а в Забайкальском - правит ближайший кореш,
Ну что ерунду порешь? В том улусе до сих пор живут лжецы и трусы, они долу повесили носы
И готовы продаться за палку колбасы, искусы им нужны, а угрозы со стороны не страшны!
Скрип под осиной в момент единый сменился песней лебединой, жизнь проходит своей тропой,
Она длиной в тысячу дней и ночей, нет ничего страшней отзвуков былых страстей!
Тревога в душе, как лагерная пыль сошла на небыль, на ней поставлено жирное клише,
За забором шумит пожухлый ковыль, а дальше виден безлюдный пустырь,
Там чужой тыл, пристальный взгляд о нём не забыл, он немного суть исказил,
Своим мышлением многих удивил, но не ныл, как упырь, не осуждал приятную мысль 
 О грядущих днях, он просто сообщил в двух словах, что всем нам присущ мерзкий страх!
Глаза смотрят на восток, лицо пытается скрыть беспредельный восторг,
Ты делаешь глубокий вдох, и сразу валишься с ног, чтоб не дай бог 
Никто кроме тебя не смог сказать толпе между строк, что она сама в лесные дебри зашла,
Оставила душу у заброшенного шалаша, не имея за душой ни копия! Гроза нежданно пришла
В эти богом забытые края, на чувствах играя, надежду на жизнь, сберегая, ищет рая на земле,
Но его здесь нет нигде! Два пишем, три в уме, оставшись наедине, грустим вдвойне,
Здесь, как на войне, если ты не убит, значит, будешь жить и грех творить! Пришло время остыть,
Время отходить ко сну, боюсь, что до утра никак не усну, думы что-то тащит ко дну!
Нервы не из железа, они защита от стресса, мысль за слова в карман полезла,
И сразу исчезла в кромешной темноте, я бы ей кулаком в лоб врезал,
Но искать её где? На судьбе, как долгой ниве во время весеннего разлива,
Там мелко, здесь глубоко, ты же сидишь в густой крапиве, думаешь всуе,
Что время карты на свой лад тасует, душа тоскует, а сердце болит,
Карта бита – нечем крыть! Въезд в столицу мне на пять лет закрыт,
Вот и предстоит за сто первым километром жить и дни в одиночестве влачить!
Я вижу ограничения, а другие – видят продолжение пути, куда идти и с кем общаться?
Не стоит с иноходи в галоп срываться, уж лучше самим собой до конца жизни оставаться,
Чем в чужие дела зря соваться! Я в Забайкалье спал под старой скрипучей осиной,
Укрывшись старой и дырявой овчиной, писал в холодном бараке при свете лучины,
На это были веские причины для состарившегося мужчины, только кретины
Гнут свои спины на лагерного кума, как боксёры на Боба Арума,
Он на подневольных набрасываются, будто пума, много шума из ничего,
Проходит всё, пройдёт и это, останутся навеки только строки простого человека,
Безвестного толпе поэта! По прихоти сюжета должна состояться вендетта,
Но последняя песня ещё не спета, а для мужчины – аскета есть одна проблема:
Все время присутствует дыра в семейном бюджете!  Судя по народным приметам,
Музыка из избитого сонета прозвучит где-то в тёмном месте, кто-то передаст плохие вести
Бывший невесте, не будет угрызения совести, будет забвение в окончании трагической повести,
Исчезнет с глаз придорожная парча, будет главенствовать до утра горящая восковая свеча
И медвежья моча, но закрытые навсегда глаза уже никогда не услышат всплески таёжного ручья!

г. Ржищев
18 июня 2021г.
7:00