Про экономический рост и небывалое развитие

   - Здесь что, война была? Или эпидемия, какая? – Лукич медленно катил по центральной улице поселка, удивленно озираясь по сторонам.
   Поселок, некогда богатого леспромхоза, выглядел, скажем, так, очень неожиданно. Разваливающиеся дома с немым укором глядели на мир пустыми глазницами окон. Сельмаг еще стоял на прежнем месте и даже работал, но вид имел какой-то замызганный. Другого слова и не подберешь. Старая еще с советских времен вывеска «Смешанные товары» пришла в полнейшую негодность. Прочитать ее мог только тот, кто знал, что было на ней написано. Но это, похоже, никого не волновало. Клуба не было. Пристроенной к нему школы детского творчества тоже. Были живописные руины на их месте. Где-то там, под руинами был когда-то кабинет, в котором больше четверти века назад учила детей музыке Татьяна Слен. От спортивной школы с спортзалом и стадионом вообще ничего не осталось. Даже развалины куда-то пропали. А футбольное поле поросло травой и бурьяном, и было обильно усеяно коровьими лепешками. Больницу, в которой Римма родила Сашу, уцелевшее население активно разбирало на дрова. Здание уже тогда было старым и ветхим. Снести его было верным решением. Вот только нового здания поселковой больницы, почему-то не построили. Редкие люди без особого любопытства провожали взглядом машину Лукича и возвращались к своим делам. Вид жители имели под стать поселку, и, даже, трава была какая-то не зеленая.
   Здание лесничества – зданием тоже уже не являлось. Так, огороженная территория с провалившейся крышей. Двери уже не было, ушла, но вывеска рядом с дверным проемом, на удивление хорошо сохранилась.
   - Вот здесь я проработал всю жизнь до самой пенсии, - Лукич снял свою адмиральскую фуражку и взлохматил волосы на голове. – Ух, ты, переодеться в местное забыл. А я ведь свою трудовую книжку и не забрал. Тоже забыл. Где-то она теперь там погребена.
   - Моя тоже, - человека, сидевшего у дома напротив на бревне рядом с покосившимся палисадником, потрясенный Лукич не заметил. Человек поднялся и подошел к приезжим. – Здрасте вам.
   - И вам здравствовать, не хворать, - ответил за обоих Лукич.
   - А я вас, кажется, знаю, - человек был мужчиной лет сорока, со следами верной преданности алкоголю на лице. – Вы же Леший, бабы так звали, лесник Лукич. Когда у вас жена рожала, я на ваш мотоцикл залезть не смог. Может помните?
   - Митька?! – сразу, как будто все произошло только вчера, вспомнил то утро Лукич. – Подрос.
   - И подрос и постарел, и поседел, там, где не полысел. Пойдем что ли ко мне. Чего здесь торчать? За жизнь поговорим.
   - Пойдем, - Лукич согласился автоматически. В гости к Митьке он точно не собирался. Просто обалдел слегка от всего, что его окружало.
   
   Митькин дом полупостроили уже после того, как Лукич покинул Землю. Второй этаж был недоделан, поэтому дом – полупостроен. Но вполне себе приличная лестница на второй этаж в доме была. Хозяин использовал ее вместо кладовки, шкафа и книжных полок одновременно. Подняться наверх по ней было не то чтобы не возможно, но крайне сложно. Остальная обстановка в доме была, как принято многими говорить в подобных случаях: «спартанской». Не знаю, как там, в Спарте, а здесь просто бедненько, пошарпаненько, но, на удивление, чисто. Посреди комнаты стоял старый, но уже импортный, телевизор с разбитым экраном.
   - Дмитрий, а чего ты его не выбросишь? – спросил Лукич, чтобы хоть как-то завязать разговор.
   - А как я могу его выбросить? Он мне, считай, жизнь спас.
   - Как это?
   - Да, понимаешь, достало все, и перебрал я, если честно конкретно. Зарядил я в дробовик последний патрон и давай изобретать, как бы так бы себе в голову попасть. Ну, что б наверняка и без мучений. Опыта в этом вопросе у меня, сам понимаешь, никакого. Ружье длинное, руки короткие. И так и сяк и об косяк, а ни как. Ногой на курок давить уж очень не хотелось. Зачем ружье оскорблять? Да и глупо, как-то. Представил себя без башки в одном сапоге – самому смешно и противно стало. Решил соорудить систему привода на курок. Зафиксировал ружье, бечевочку протянул. А ящик в фоновом режиме работал. Я к нему спиной был, не видел, но слышал. А там какой-то мудак по ушам народу чешет, на тему, как у нас все зашибись. И экономика у нас в гору прет, и зарплаты у людей растут беспрецедентными темпами. Ну, я и обиделся, сильно. С таким удовольствием в него дробью утиной залепил, ты себе не представляешь. Такое чувство глубокого удовлетворения испытал! И так на душе хорошо стало. Аж стыдно. Чего это я нюни развесил? Отпустило, короче. Вот и получается спас он меня. Ценой собственной телевизорной жизни. Герой, моей личной драмы. Вот и стоит, как напоминание о моей личной дури. Эти твари извести нас всех хотят, место расчистить. Видимо хозяева так приказали. Так вот хрен им! Я и пить после того случая бросил. Почти. По крайней мере до пьяна больше не напиваюсь. Пью в гомеопатических дозах.
   - Ты от куда слово то такое знаешь? – неожиданно даже для себя вклинился в монолог Лукич.
   - Ну, ты нас хоть совсем за идиотов не держи! Ладно? Правители наши уверены, что мы вокруг себя ничего не замечаем, не видим и не слышим, и верим во весь тот словесный понос, что они на нас льют. А мы в курсе, как живем на самом деле. Все понимаем и, молча, спиваемся, а, кто и еще хуже. У нас сейчас пол поселка алкашей, типа меня. Да, сами виноваты, слабину дали, но не от хорошей жизни это все. Так жить нельзя, а выживать под наркозом легче.
   Я в восемьдесят третьем году родился, а через два года начались реформы всякие. Тридцать четыре года уже реформируют. У меня вся жизнь сплошные временные трудности переходного периода. Китай за это время из отсталой аграрной страны в мощную индустриальную развился, а мы к первобытному собирательству почти вернулись. Вот и правительство разрешило валежник собирать. Раньше, оказывается, нельзя было. Все по закрыли, разорили. У нас лес сейчас китайцы валят. За бесценок тайгу скупают и вывозят. Это нормально?
 (Хорошо, что у нас не так. У нас сплошные иностранные инвесторы, со своими иностранными инвестициями. А у них на Alter Земле одни скупщики краденного. Бедные – бедные Alter Земляне.)
   - А вы куда смотрите, раз все видите и понимаете? Где профсоюзы? Где народный контроль?
   - Лукич, ты точно инопланетянин. В окно посмотри. Видишь руины нашей конторы? Вот где-то под ними и профсоюз и, этот, как ты сказал, рабочий контроль. Все там. Куда мы смотрим? А куда смотреть прикажешь? Был леспромхоз. Успешный, прибыльный леспромхоз. Одной автотранспортной и спец техники более трех сотен единиц было. Пилорама своя. Станков деревообрабатывающих – целых два цеха. Ведь мы же не только кругляк отгружали, но и готовую продукцию: брус, доска, по мелочи там всякое – ассортимента двадцать с лишним наименований было.
   - Двадцать три, в основном по размерам. 
   - Да, по фиг! Сейчас, где это все? Все было, хлоп и нет ни чего. Пустота. Сначала приватизировали, вроде между работниками, только работникам ничего не досталось. Как так? Не понятно. Потом были привлечены иностранные инвесторы, шуму было, в новостях местных показали. После чего оптимизировали. Я бы сказал отоптимизировали в грубой извращенной форме. И все. Эффективный менеджмент. Когда производство кончилось, причем быстро так, вроде ничего не предвещало, бац и все. А народ строиться начал, вроде все хорошо, в гору прем, зарплата хорошая, кредитов понабрали, тут такая война была, с вышибалами банковскими. Судов куча. Приставы. Дома брошенные видел, когда сюда ехал? Половина из них за долги отобранная, банкам принадлежит, в счет погашения долга. Только вот продать их оказалось не кому, - связностью Митькина речь не блистала, зато эмоционально и информативно. – А вторую половину люди без долгов, сами побросали. Работы нет. Жить как? И моя жена с сыном в область уехали к маме, а я не хочу. Вот мой дом! Я его сам строил! Два этажа, чтобы не тесно, чтобы детей растить. А получилась жопа, полная, - горько вздохнул и замолчал.
   - Раз тут ловить нечего, надо было тоже с женой ехать, сына растить.
   - А куда там? К маме ее? Чтоб всю жизнь в бедных родственниках числиться. Да и там с работой тоже не очень. Нет, я водилой, конечно, устроюсь. Но жить у тещи приживалой не хочу. Вот и придется большую часть зарплаты за аренду или ипотеку отдавать. А жить на что? Оно мне надо, так жить? Вот мой дом. Хороший дом. А меня из него гонят, выживают, если честно. Сопротивляюсь, как могу. Денег я жене ровно половину от того, что удается заработать, отдаю. Жена со мной разводиться не хочет. Хорошая она у меня. Мать ее пилит, а она нет. Стоит на своем и сыну про меня только хорошее говорит, мол, папа лесник, лес охраняет.
   - А деньги, где папа берет, чтоб половину отдавать?
   - Когда где. То металл сдадим, благо его тут по округе много навалено, оптимизаторы только новое оборудование вывезли, старье все нам оставили. Оно рабочее, но старое, а теперь уже и не рабочее. То дары леса. Сейчас вот черемша с папоротником пойдут. Китайцы еще не все вырубили и вывезли. Да им глухомань и не интересна, вывозить дорого.
   - Слушай, а в лесничестве ты кем был? – слегка ни в тему спросил Лукич.
   - Младший инспектор, водитель то есть.  Из-за тебя я в лесничество подался. Я про тебя все газетные вырезки собрал, какие мне попадались. Этапы большого пути. Вот ты сам помнишь, что тебя в семьдесят седьмом году фотоаппаратом наградили в честь юбилея Великого Октября?
   - Я им пользоваться так и не научился. Где этот презент не знаю. Не помню совсем.
   - А я помню, все вон в папочке лежит, - Митька кивнул в сторону лестницы. Лукич действительно увидел картонную папку для бумаг, заваленную какими-то тряпками, трусами и носками.
   - Что ж ты ценные архивные документы так закопал?
   - Что бы враги не нашли. Я еще пацаном решил, что хочу на тебя похожим быть. В лесники пошел, да вот что-то не срослось.