Луна Сашки Смородины

Рассказ вышел в сборнике КРЫМСКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ. Сборник. Выпуск
шестой. Составитель М. Львовски. – Симферополь :
ИТ «АРИАЛ», 2021. – 400 с.
ISBN 978-5-907506-19-0

Константин АНТОНЮК
г. Белогорск, Крым
ЛУНА САШКИ СМОРОДИНЫ
Моему сыну Александру.
Мечтай и делай!
***
Одиссей стоит напротив троицы и внимательно наблюдает. Не
то, чтобы страшно. Ну, так, страшновато. Трое в кепке, не считая возможности получить по зубам. Спущенное переднее колесо плавится
на пятачке асфальта возле остановки с надписью: «Северное». Судя по
жаре, речь идёт о Северной Африке, а не о Белогорском районе.
— Как звать? — самый высокий пытается солидно сплюнуть, но
слюна виснет на поношенной футболке, что его ничуть не смущает.
Мудрый знает реакцию, не совсем ту, которая нужна, но куда деваться.
— Одиссей.
Молчание затягивается, руки липнут к горячему пластику накладок на велосипедном руле.
— Кличка, что ли? — высокий, с прищуренным сомнением,
жёстко смотрит на него.
— Нет, имя, — Одиссей ждёт насмешки.
— Одиссей?
— Одиссей.
— Древнегрек, что ли? — старший явно читал «Одиссею», и это
настораживает ещё больше.
Те, что помладше, да пониже, явно не читали и фыркают смешками.
— Русский.
— Из Одессы?
— Нет, из Симферополя.
— А к нам чего приехал?
— На каникулы.
Уши рвёт паровозный гудок, но Одиссей стоит не шелохнувшись.
Как это удаётся, сам не понимает. Мимо них катит чёрный, запылённый мотоцикл с коляской. Мудрый видит в коляске румяную раскрашенную девку в платье в горошек, с каким-то доисторическим сказочным гребнем в волосах, водителя в кепке и с сигаретой в уголке
рта. Мотоциклисты провожают стоящих на остановке протяжными
взглядами. Их головы одновременно поворачиваются настолько долго,
что Одиссею кажется, что ещё чуть-чуть и дело кончится переломом
шейных позвонков. Дама, в этом Одиссей уверен, умудряется в самом
конце подмигнуть и неодобрительно покачать головой.
Троица облегчённо вздыхает.
— Одесса — нормально будет?
Опять говорит старший, младшие молчат. Видеть это удивительно, особенно после кружков во Дворце пионеров на Кубике. До ломоты в зубах хочется молочного коктейля. Побольше мороженного и
двойной сироп.
— Не понял.
— Ну, если мы тебя будем Одессой звать? А то бабы засмеют.
— Нормально, — жмёт плечами Одиссей. — Но я там никогда
не был.
— Ну и что, мы тоже никогда там не были.
***
Густо пахнет разнотравьем и черёмухой. Старые яблони почти
закрывают ветками звёздное небо, поэтому Одиссею кажется, что в
мире нет ничего, кроме гладких, ещё теплых ароматных кругляшей,
ярких точек в вышине, шелеста листьев и одиночества. Торба пол-
на и приходит время уносить ноги из чужого сада. Мудрый, стараясь
не шуметь, осторожно спускается. Делает несколько шагов, выставив
вперёд руку, чтобы не наткнутся на препятствие. Внезапно, чуть в стороне, в глубине сада загорается квадрат. Гаснет, загорается снова. Он
почти минуту стоит замерев, не понимая, что видит и что происходит.
Наконец, решается подойти ближе.
Перед квадратом на натянутой между стволами верёвке висят ка-
кие-то вещи, скатерть с серыми в темноте цветами, кажется, маками.
Подойдя ближе, Одиссей, наконец, понимает, что видит окно в сарае.
Опустив добычу на землю, он заглядывает внутрь.
Это баня. Баня в саду. Лампочка под потолком высвечивает закопченную печку, веники, какие-то полати, тазики и голую деваху, стирающую в тазике бельё. Лоснящаяся от влаги спина скрывает подробности, но и того, что видно, хватает с лихвой.
Одиссей каменеет. Время перестаёт течь. Улетают в пропасть под
ногами яблоки и звёзды. Пробитое колесо и Северное.
Мудрый с силой выдыхает, с шейным хрустом отрывает взгляд от окна и видит Витьку Скворцова, мотоциклиста, стоящего в пяти шагах. Видит ясно, будто не ночь, а ясный солнечный день. Его широкую
рябую рожу, жабьи губищи и здоровенные кулаки, сжатые до белых
пятен на костяшках. Его злые прищуренные глаза.
«Что…» — начинает мысль Одиссей.
— Что? — с ужасающей проницательностью скрипит Скворец
его мысль, распухающую в голове полсекунды назад. — Интересно?
***
Далеко на пруду квакают лягушки, шелестит тополь и носятся
летучие мыши. Саня, тот длинный из троицы, по кличке Смородина,
ставит на бревно сумку с яблоками и отходит в сторону.
Пацаны неторопливо, явно рисуясь перед девчонками, берут по
нескольку яблок и начинают угощать соседок.
— Светка, держи, золотой налив.
— Ну, ты и брехло, Серый, скажешь тоже, золотой налив.
— Ирка, да выбрось ты эту зелень. Вот, спелое.
— Ромка, ща как ущипну в глаз!
Одиссея потряхивает от пережитого ранее, он трёт ушибленный
бок и замечает, что сам Сашка никого не угощает, но искоса поглядывает на одну из девочек. В платье в белую полоску. Сумка пустеет
и Мудрый решает тоже попробовать яблок. Только отрывает ногу от
земли…
— Угостишь? — Позади него стоит та самая, в полосатом.
— Ой, Наташка, ты никак в городского влюбилась, — в темноте
смеются, — увезёт в Симферополь, закружит на каруселях.
Все всё уже знают, несут сплетни по плетням.
Одиссей смотрит на отвернувшегося Сашку. Как поступить?
Тогда Наташка наклоняется к сумке, достает яблоко, протягивает
Одиссею. Яблоко холодное-холодное.
***
— Ты надолго приехал?
— До конца лета, наверное.
— И тебя правда необычным именем зовут? Не как всех, по-человечески, а по-другому?
В этом Наташкином любопытстве есть что-то неприятное, будто она ждёт, что у Одиссея тут же откроется глаз посреди лба. И она первая это заметит, завизжит, на самом деле ничуть не испугавшись. А потом, когда его поймают в ловчую яму, будет всем рассказывать, как она первая поняла, и как близко он сидел.
Мудрый чуть отодвигается, смотрит на отблески костра на её
лице и, наконец, отвечает:
— Да, правда. А что?
— А как по-настоящему? — девчонка тут же придвигается
ближе.
— Одиссей.
Наташка прыскает.
— Одиссей. Точно, как в мифах и легендах Древней Греции. Вот
кто такие имена сейчас дает? Всё у вас, городских, не по-людски.
Одиссей слегка обижается.
— Меня родители так назвали. Хорошее имя.
— Как у кота, — фыркает Наташка. — Друзей-то завёл, кот?
— Серёга, Юрчик этот малой... Сашка вот, друг.
— Да, Смородина тот ещё друг. Или ты тоже такой, со странностями?
Одиссей трёт подбородок, не зная, как реагировать.
— Нормальный я. А Саня чё странный?
— А ты не знаешь? Он же на Луну собрался лететь. В конце
недели. По стадиону ещё кругов двадцать нарежет и вперёд, поехали,
— Наташка выбрасывает своё недоеденное яблоко и уходит в темноту.
***
Одиссей шагает рядом со Смородиновым.
— Я послезавтра уже уезжаю, — от утренней прохлады волосы
на руках стоят дыбом.
Сашка молчит.
— Я даже не знаю, приеду ли в следующем году.
— Ну и вали, — зло говорит Сашка, глядя себе под ноги. — Баба
с возу…
— Да ты чё обиделся-то, не пойму?
— Ничё, нормально всё.
— Да стой ты.
Они останавливаются посреди стадиона. Смородина смотрит на
него каким-то необычным взглядом, словно перед прыжком.
— А ведь я не странный, понимаешь. Я тебе покажу. Это же здоровская идея, моя идея. Ну и место такое.
— Что покажешь?
— То, из-за чего надо мной смеются, и Наташка эта твоя.
— Да не моя она, достала, проходу не даёт.
160
Сашка поджимает губы.
— Ладно, это потом. Ты же из города, ты сразу врубишься. Дол-
жен врубиться. Пойдём.
И они не идут, а бегут.
***
Магазин в селе Северное представляет собой унылое строение
из жёлтого ракушечника, с двойной дверью прямо посередине фасада
и ржавой жестяной вывеской «Магазин». Раскрытая створка дверей,
марлевая занавеска до земли и серпантины липкой ленты от мух с мухами. Лопасти навечно застывшего вентилятора, розетки пожарной
сигнализации на потолке, похожие на закрашенных пауков, и потёртый прилавок с одной холодильной камерой сбоку. Продавщица, крупная тётка в белом халате, краснеет скучающим лицом за прилавком.
— У вас есть замазка? — особо не заморачиваясь, спрашивает
Одиссей.
— А в городе вежливость — всё? Отменили? — продавщица явно
настроена поговорить.
— Здрасьте, — бурчит Одиссей. — У вас есть…
— Здрасьте-здрасьте, молодой человек, — продавщица опирается
рукой о прилавок и становится удивительно похожа на его училку по
математике. — Стал-быть в гости приехал?
— Да, слушайте, оконная…
— Ада Ивановна, твоя бабушка?
— Моя, — кивает Одиссей.
— До конца лета?
Одиссей снова кивает.
— Ну, покупать-то, будешь или только поболтать со мной при-
шёл, — посмеивается продавщица.
Снаружи магазина тарахтит мотор, ревёт гудок. Почти сразу же
в магазин заплывает девица в голубом платье с красными маками, рисунок которого что-то смутно напоминает Одиссею.
— Здрасьте, тёть Галь.
— Привет, привет, Снежаночка, — продавщица сверкает приторной улыбкой.
Девушка наклоняется над маленькой витриной в другом краю и
что-то высматривает.
— Тёть Галь, а у вас тут позавчера тушь эта, индийская, была.
— Купили, но для тебя есть кое-что получше.
— Да, ну хорошо. Вы мальчонку-то отпустите.
— Я пропущу, — робея, говорит Одиссей чисто из вежливости.
— Пропустит он, горе луковое. Пришёл тут не пойми зачем, час
уже стоит, хоть бы купил что. С городских этих что возьмешь.
Одиссей не верит своим ушам.
— А, это который к Ёлкиным приехал, — девица бросает на
Одиссея слишком долгий взгляд. — Покупай, за чем пришёл, мальчик,
— Снежана смотрит на него, чуть улыбаясь.
— Оконная замазка есть?
Продавщица фыркает.
— Конечно, есть, — и уходит в кладовку.
Слышно, как летают не успевшие прилипнуть мухи.
— Мне кажется, я тебя уже видела.
Одиссей жмёт плечами. Вернувшаяся тётя Галя выкладывает бумажный кубик на прилавок.
— Двадцать копеек.
Мудрый платит и хочет уже было взять купленное, но продавщица накрывает кубик рукой.
— Ты не Смородинову покупаешь?
— Кому? — прикидывается он дурачком.
— Да балбесу этому, Сашке Смородинову. Это же он звездоход
строит?
Снежана прыскает смехом.
— Да не знаю я ничего про вашу ракету, — Одиссей выхватывает
замазку.
— Ты осторожнее, город, — вдруг разозлившись, шипит продавщица. — Ишь ты, замашки свои городские оставь для Симферополя,
понял, малец.
Одиссей разворачивается, чтобы выйти и упирается в маки. Глаза
Снежаны высоко вверху, а он где-то там внизу.
— Или это ты меня где-то видел? — блёстки в каждом глазу кружатся снежинками.
И тут Одиссей вспоминает эти маки. Они были там, в саду, висе-
ли на верёвке для сушки белья. Это — то самое платье из яблочного
сада, а не скатерть.
Мудрый заливается краской и выпрыгивает в двери. В магазин
как раз входит какой-то парень, они сталкиваются в дверях, Одиссей
подныривает, получает пинок пониже спины и выскакивает, наконец,
на улицу. Красный, смущённый и злой одновременно.
А в магазин заходит Витька Скворцов, недовольно бурча под нос.
— Вот мелочь, пройти не дают. Ну что, любовь моя, ты мазила
свои купила?
— Не успела, — машет волосами Снежана.
А продавщица добавляет:
— Слышь, Витя, тут и твоей ненаглядной проходу не дают. Молодёжь на пятки наступает.
— Это тот что ли? Щегол?
— Ага, Ёлкиной внук.
Скворец замирает. Потом круто разворачивается и орёт: «Стой!».
Выскакивает вслед. Снежана укоризненно смотрит на стоящую с круглыми глазами тётю Галю и мурлычет на прощание: «Я потом зайду».
Продавщица тяжело садится на табурет и принимается обмахиваться газетой. Мухи негодующе кружатся в яростном танце между нитями липучек.
***
Звездолёт стоит в самом конце огорода и поражает воображение.
В своей столичной жизни Одиссей мало видел что-либо подобное.
Конструкция завораживает. Ржавчина на бортах свидетельствует о нелёгкой судьбе космического аппарата. Оболочка явно бывала на неизведанных территориях, созерцала неведомые пейзажи. Ясно видны
следы ремонта. Часть корпуса ремонтировалась в полевых условиях,
а то и в безвоздушном пространстве. Несколько заделанных сквозных дыр похожи на следы от энергетических ударов. Ну, или на следы
картечи, если быть более точным.
Эту конструкцию видела вся деревенская детвора и не проявляла к ней сколько-нибудь интереса. А те взрослые, которые случайно
удостоились чести лицезреть космодром, обозначали своё отношение
лишь одним словом — дурь.
В конце огорода на деревянных плахах стоит корпус старого
«Москвича». Двигатель и капот отсутствует. Есть только стёкла, на
удивление чистые. Сиденья внутри застелены мешками. Двери закрыты и подпёрты палками.
Смесь разочарования и веселья раздувает грудь Одиссея. Он не
хочет грубить своему новому другу, надеясь, что только он видел этот
«звездолёт».
— Как называется? — единственное, что может сейчас спросить Одиссей.
— Никак пока. Нет названия, — Сашка смотрит на него, пытаясь
уловить реакцию.
— Это же звездолёт? — не совсем с той интонацией, какой хочет,спрашивает Мудрый.
— Звездолёт, — подтверждает Смородинов.
— Но это же, старый «Москвич».
— Да. А разве старый «Москвич» не может быть звездолётом?
***
Мудрый выкатывает велик со двора.
— Подвезёшь?
Деваха из магазина стоит рядом с ним, почти вплотную. Алеют
маки на платье и щёки.
— Да не пугайся ты. Меня Снежана зовут, Снежана Борисова. В
магазине, помнишь, наверное, — она улыбается. — Пройдёмся?
Мудрый молча катит велик вслед за Снежаной. Они, не говоря ни
слова, доходят до перекрёстка.
— Мне туда, — даёт петуха Одиссей, которого не покидает
острое чувство опасности и неправильности происходящего.
Возле бабушкиной калитки на скамейке кто-то сидит. Скворец?
— Знаешь, почему со Смородиной никто не хочет дружить? Ну,
кроме малых.
— Из-за Луны, чоль, — пародируя деревенский говор, спрашивает Одиссей и пытается что-то разглядеть вдалеке.
— Молодец. Но в чём секрет? Это ты знаешь?
— Ты про звездолёт? Видал я этот «Москвич». Ну и что?
— Нет, Одесса, — Снежана называет его кличку и Одиссею остается только удивляться, как в деревне невозможно ничего утаить. Прямо КГБ какое-то, а не Северное. — Секрет не в «Москвиче». Ты по-
проси Смородину, пусть он тебе покажет. Я видела, случайно, правда.
— Что покажет? Стог сена, он же орбитальная станция? Это все
ваши великие тайны посреди пустыря? Или ещё что есть?
— Есть, — Снежана приподнимает бровь. — Ещё у всех жителей
Северного зелёные глаза. А там Наташка, что ли, сидит? Невеста твоя?
Мудрый не слушает её, ему кажется, что на скамейке Сашка. Ого-
родами, что ли, пробрался? Одиссей легко вскакивает на велик, объезжает Борисову и мчится вперёд.
У калитки сидит Наташка. Смотрит ему за спину и в глазах её
удивление сменяется изумрудной смесью обиды и вызова. Снежана
щурит на Наташку свои кошачьи глаза, машет рукой и идёт в другую
сторону. На горизонте столбом стоят тучи.

***
— Ну, он какой-то, — Одиссей пытается подобрать слова, —
старый.
— А должен быть?
— Ну, новый.
— Новое, это хорошо отремонтированное старое, как говорит
Юрий Анатольевич, тот механик малой. Помнишь?
Одиссей молчит.
— Ты мне не веришь?
— Ну почему, верю. Но это же игра. Все играют и верят.
— А ещё друг, — Сашка пинает борт корабля. — Вали в свой
Симферополь.
— Да чё сразу вали, я ж думал, что твой звездолёт выглядит как-
то не так.
— А почему он должен выглядеть как-то по-другому?
— Ну, ты что, телек не смотрел? Ракеты выглядят по-другому. Ну
как в стихах:
Дальний космос,
Дюзы оплывают жаром,
Мало что даётся даром,
Плата — возраст.
И лишь юным приоткрыты тайны,
Бездны звёзд бескрайни…
Ну и дальше там как-то.
— А почему звездолёт выглядит как ракета?
— Как почему? Топливо, двигатели, земное притяжение. Аэродинамика и стратосферы там всякие. Чтобы на Луну долететь, нужна
куча керосина. А это... Даже не знаю, как назвать. Великая тайна по-
среди пустыря.
— А если и так можно, без ракеты, без столба пламени.
— Что можно? — не понимает Одиссей.
— Можно на Луну попасть без ракетных двигателей.
— Это как?
— Ну, вот так, раз и всё. И ты на Луне.
— Это невозможно.
— Ещё как возможно.
Одиссей понимающе улыбается, хотя ему ничего не понятно, а
в груди появляется маленькая льдинка. Или просто на миг ему становится страшно.
***
Солнце играет на остатках никелированных молдингов. Двое па-
цанов старательно замазывают дырки между лобовым стеклом и стойками крыши.
— Название.
— Что — название? — не понимает Смородина.
— Должно быть название
— Может, «Лопух»?
Сашка бьёт его в плечо.
— А что такого, звездолёт «Лопух».
Смородина, наконец, улыбается:
— И как это будет потом в газетах? Экипаж «Лопуха» высадился
на Марсе? Лопухи ведут обследование кратера Королёва?
Они смеются в это бескрайнее небо, в окружающее их свежее ослепительное утро в деревне Северное.
— Ну, тогда «Москва».
— Это как-то очень грандиозно. Ты посмотри на свой звездолёт.
На «Москву» явно не тянет.
— А как тогда?
— Ну, что-то попроще. «Симферополь» или «Северный».
— Симферополь тоже получше выглядит, — обижается Одиссей.
Смородина кривит губы.
— «Отважный» может?
— О, точно. «Отважный» подойдёт.
Тут же из-под днища на свет извлекается припрятанная банка
с остатками синей краски. По правому борту, на передней двери по-
является большое «А». Мудрый, пытаясь размять вторую кисточку,
намертво застывшую в старой краске, пропускает начало процесса и
присоединяется только на второй букве. Хочет поправить, но обижать
Саню желания нет. Двери по правому и левому борту украшаются на-
званием межпланетного корабля. АТВАЖНЫЙ
Одиссей садится на место водителя
— Прогреть дюзы. Ключ на старт. Три, два, один. Пять минут —
полёт нормальный! Первая межпланетная экспедиция Земля — Луна
отправляется в рейс. Звездолёт «Отважный» рад приветствовать вас на
борту. Температура за обшивкой триста градусов ниже абсолютного
нуля! Сашка вдруг бросает тряпку, которой вытирал руки на землю.
Отходит в сторону и садится на корточки. Мудрый ещё некоторое время изображает взлёт, пока не замечает поникшую фигуру друга.
— Чего?
— Ты так ничего и не понял, Одесса.
***
На ладони лежит камень. Обыкновенный камень с рыжинками.
Похож на те, которыми делают насыпи на железной дороге. Одиссей
молчит. Молчит и Саня.
— Что за камень? — наконец нарушает молчание Одиссей.
— Оттуда.
— С Луны?
Смородина кивает. Одиссей уже сам не рад этому разговору. Неожиданно он понимает, что всё зашло слишком далеко. Что все эти
мелочи, которые беспокоили его последнюю неделю, они все связаны
между собой паутиной намёков, недоговорённых слов, непонятных
смыслов. И в центре этой паутины, абсолютно не нужной ему, Одиссею Мудрому, ученику 7-Б Симферопольской средней школы №2. Завтра он уже пронесётся на автобусе мимо Белой Скалы, по мосту через Бурульчу в Зуе и уедет, наверное, навсегда из этой липкой деревенской
жизни и из этого странного Северного. А сейчас он стоит напротив
своего нового друга, который сам убеждён и старается убедить его,
Одиссея, занявшего третье место в школьном шахматном турнире, что
вот этот кусок камня, каких полным-полно вокруг, этот камень с Луны.
Ладно бы ещё, дело было в Евпатории. Там космический ЦУП рядом.
Хоть что-то с космосом связано.
— Ладно, покажу сейчас.
Смородина подходит к машине, берётся за ручку и замирает. Стоит не двигаясь. Заподозрив неладное, Одиссей подходит ближе.
Надпись: «АТВАЖНЫЙ» зачёркнута, выше неё короткое ругательство. Резкими, уверенными штрихами.
***
— Ну, что, не успел свалить в свою столицу вонючую — в трёх
метрах от них, раскачиваясь, стоит Витька Скворцов. В одной руке
держит топор. От него несёт перегаром и табаком. — Ты свалишь, а
дружок твой тут останется. И кирдык ему, Смородина. Я его на Луну
отправлю без твоих фокусов.
И Скворец грохает топором по крышке багажника. Мурашки бе-
гут по шее и затылку.
Начинает сыпать мелкий, застилающий всё вокруг дождь. Футболки мгновенно промокают насквозь. В стороне рокочет гром, проблёскивает молния. Снова рокот.
— Витя, — тихим голосом говорит Смородина. — Ты же знаешь, что ничего не получится. А этот вообще не при чём. Да и не знает
он ничего. Ты же обещал мне не трогать никого.
— Следи за руками, Смородина, — Скворец показывает скрещенные пальцы. — Так же не считается, да?
Одиссей со страхом видит слюну, капающую из уголка рта Скворцова, его белые, невменяемые чёрные глаза и огромный топор. Топор
просто колоссального размера.
— Ты же знаешь, что ничего не получится.
— С тобой нет, а вот с ним. И куда ты от него денешься. Спасёшь
корешка-то? Или бросишь?
— Ты сядешь в тюрьму.
— Сяду — выйду. Снежанка, небось, дождётся.
Одиссей стоит ни жив, ни мёртв. Скворец снова грохает топором по крышке багажника и делает несколько шагов вперёд. Ударяет
топором уже по крыше. Ещё на шаг ближе. Эта идиотская улыбка всё
расползается и расползается на его широком рябом лице и, кажется,
заползает даже на затылок, под нечёсаные жирные патлы, с которых
капает вода.
— Отойди-ка, — Сашка отпихивает его в сторону и в этот момент Скворец, едва не оскользнувшись, бросается к ним. Что поражает Мудрого, так это то, что Витька бьёт всерьёз. И ещё ему запоминается выражение гадливости на лице Скворцова, точно такое, которое
он видел недавно на чьём-то лице. Будто не Смородину Скворец бьёт,
а какое-то отвратительное насекомое.
Скворец рубит со всей мочи, стараясь попасть по Сашке. Попадает то по звездолёту, то проваливается вниз, рыхля землю лезвием то-
пора. Смородина невероятными прыжками уворачивается, оказываясь
то за спиной Скворца, то за звездолётом. Заставляет противника бегать
вокруг корпуса «Москвича». Беспрерывно грохочет топор.
Наконец Скворец выдыхается, повесив голову и опершись на топорище, становится на одно колено. Его грудная клетка ходит ходу-
ном, а лица не видно из-за свисающих длинных волос.
Смородинов стоит напротив Витьки.
— Всё? — интересуется он усталым голосом.
Дождь перестаёт, начинает дуть сильный ветер, заставляя Мудрого дрожать от холода и страха ещё сильней. Скворец смотрит на Сашку
сквозь сосульки волос, затем поворачивает голову к Одиссею.
Они бросаются к нему одновременно — Скворец со своей стороны, а Смородина с другой, вот только Скворец наконец-то оскальзывается.
Смородина хватает Одиссея за руку...

***
— Как мы убежали? Не помню.
Одиссей сидит на остановке, слушает, как вдалеке грохочет гроза.
С крыши капает золотом, звонко квакают лягушки.
Смородина кивает:
— А мало кто помнит. Особенно в первый раз.
— Это что, телепортация?
Сашка смотрит на него с непередаваемым выражением лица. По-
том пожимает плечами.
— Это, как ты говоришь, великая тайна посреди пустыря. Ну, или
посреди стадиона.
Смородина встаёт и медленно уходит. Тяжко вздохнув, Одиссей
плетётся следом, прямо по лужам, не замечая, что ноги испачканы в
грязи.
Они стоят на стадионе, перед ними тропинка.
— Короче, неизвестно, как это работает. Но если пройти, допустим, метров сто, то потом на километр можно прыгнуть или дальше.
Так это называется. Просто представить, что ты уже там. Попробуешь?
Одиссей криво усмехается и отрицательно качает головой.
***
— А чё ты мне звездолёт этот показывал? Ну, «Москвич» свой?
— Помнишь, я тебя просил замазку купить? Это для него. Чтоб
на Луну высадится.
— На Луну?
— Да.
— А зачем?
— Камушек снова принести. Сувенир.
— Кому?
— Да мало ли кому, — Смородина смущается.
— Чёт ты мне заливаешь, Смородина. До Луны сколько? Так,
свет идёт где-то секунду, чуть больше. Триста тысяч километров. Даже
больше. Это сколько тебе надо по стадиону круги нарезать? Несколько
тысяч лет, получается.
— Не, Одесса, тут вот какой момент. Это расстояние как бы накапливается. И ты чувствуешь, что можно. До Луны примерно за месяц
можно находить. Только если каждый день. Если не ходишь, то оно как
бы разряжается. Ну и обратно нужно вернуться.
— Понятно, что ничего не понятно, а «Москвич» зачем?
Сашка недоумённо смотрит на него.
— Чтобы загрузить побольше.
Они снова молчат.
— И что, все в деревне знают?
— Все, конечно, только мало кому это интересно.
— Да это же открытие мирового масштаба.
— Может и так. Только нашим, деревенским, это не надо. Учёные, лаборатории. Закроют деревню, типа как когда-то Севастополь. А
у всех коровы, огород.
Сашка щиплет себя за ухо и спрашивает:
— Полетишь со мной?
Одиссей удивленно смотрит на Смородину.
***
Мудрый, в поисках Сашки, обходит почти всю деревню. Его нет
нигде — ни дома, ни на пруду, ни в магазине, ни на остановке. Деревня маленькая, куда спрячешься? После отказа лететь на Луну вместе,
Смородина обижается всерьёз. Убегает и прячется. У него тут мест
потайных куча, спрятаться легче лёгкого. День скомкан, проходит в
сборах. Бабушка грустит от расставанья с внуком, а у него все мысли
о Смородиновом. Как-то неудобно, поссорится и уехать. И тут Одессу
осеняет: он теперь знает, где Сашка появится в обязательном порядке.
Через дренаж, тайком, Одиссей заходит на Сашкин огород, к звездолёту.
На «космодроме» стоят только чурбаки. «Москвич» исчез. Рядом
нет никаких следов. Одиссей, со странным сосущим чувством внутри,
оглядывается по сторонам. Смородины нет, а автобус уже после обеда.
Неужели он действительно на Луне?
***
Автобус заводится, дымит, гармошка задней двери со скрипом закрывается. Водитель что-то бухтит и машет рукой. Потом, усмехнувшись, отворачивается. Наташка краснеет, не может найти место рукам.
Мудрый стоит — столб столбом. Вроде он что-то должен сделать, но
не знает, что.
— Сашка не нашёлся?
Девчонка мотает головой, и Одиссей с испугом видит слёзы на её
глазах. Они молчат.
— А…
— Слушай…
— Нет, ты говори. — Наташка трёт украдкой глаза.
— Мне Снежана говорила, что у всех в Северном зелёные глаза.
Я видел, у Сани, у тебя. Бабушка моя с зелёными глазами. А у Скворца
вот карие. Почему?
— А ты так и не догадался?
Мудрый молчит, смотрит на неё, видит, как выражение грусти
сменяет что-то вроде торжества. Торжества обладания тайной.
— У всех, кто прыгал, цвет глаз меняется на зелёный. Такой знак
или…
— Побочный эффект.
— Да, такой побочный эффект.
Автобус гудит.
— Ладно, пока.
— Пока, кот.
Одиссей протягивает руку. Наташка уже улыбается.
— Дурак ты, Одесса.
Через полчаса тряски в автобусе, Одиссей понимает: «Действительно, дурак».
***
Через несколько дней, он просит родителей позвонить в Север-
ное, бабушке. Спрашивает о Смородинове. Бабушка удивляется и от-
вечает, что всё с Александром в порядке, видит его периодически в
магазине. Иногда одного, иногда с Наташей Кошелёвой.
Спросить про звездолёт «Атважный» Одиссей забывает.
Или не решается.