Иван Новожилов - участник Сталинградской битвы

Уроженец подмосковной деревни Шемякино, русский солдат Новожилов Иван Александрович (1922-1982), так описал своё участие в Сталинградской битве в 1942 году: «Выгрузившись на ст. Заплавное, мы пешком двинулись к великой реке - Волге, к которой подошли на другой день. Здесь в лесу, недалеко от переправы, привели всё в полную боевую готовность и ночью переправились в Сталинград. Немцы стояли на подступах к городу, который беспрерывно подвергался бомбёжкам и артиллерийскому обстрелу. Город подвергался разрушению, город горел.

Мы заняли оборону в северной части города, на Мамаевом кургане, и с первых же минут подверглись артобстрелу. Земля за лето настолько пересохла, что наши лопатки не брали её, и приходилось ими рубить землю как топором. Весь день окапывались, лёжа под обстрелом и бомбёжкой, и только к ночи могли войти в свои окопы. Но за этот день потеряли много личного состава. Из всего расчёта, в котором я находился, остались мы двое. Пулемёт мы ещё днём откатили в сторону, так как он был загрязнён песком во время выхода из балки на основную. Прочистить его сначала не было возможности из-за обстрела, а потом он оказался ненужным, так как почти весь расчёт выбыл из строя. Нас двоих, ещё оставшихся в живых, перевели в другой расчёт, который также пострадал. И потекли денёчки с тяжёлыми боями. Враг наседал, кидал крупные силы и технику с целью раздавить нашу оборону и захватить город, но русские воины стояли твёрдо, не смотря на сильный перевес техники и живой силы, отбивая атаку за атакой …

Недолго пришлось мне побыть не передовой. Однажды утром, с первым заходом большой группы самолётов, часть их отделилась от общего строя и сделала разворот на наши позиции. Я хорошо видел, как они, один за одним, пошли в пике, сбрасывая бомбы. И больше я ничего не видел и не помню. В сознание пришёл я только в санчасти, но к своему удивлению ничего не слышал, не говорил и даже не мог подняться  ... 

Ввиду моей беспомощности, эвакуировали меня из санчасти на переправу на носилках, затем перевезли на противоположный берег, где нам пришлось лежать в лесу трое суток. Только на четвёртые сутки привезли в Ленинск на пересылочный пункт, где мы валялись недели две с лишним. Раненых было много, и обслуживающий персонал не успевал вести правильное  наблюдение за больными, а поэтому лежали мы как беспризорные. Бывали случаи, что даже некому было подать воды, и даже иногда оставались без завтрака или без обеда.

С Ленинска нас отправили в госпиталь, расположенный в одном селе, неподалёку от Ленинска. Ну, там, конечно, условия были гораздо лучше, и самое главное, что стали принимать меры лечения. Все эти дни после контузии я сильно страдал бессонницей, а также болями во всём теле. Пролежав там некоторое время, я начал ползать как малое дитя. Сейчас мне кажется всё это каким-то чудовищным  зрелищем, и, возможно, многие этому не поверят, но это было чистой правдой. В дальнейшем я начал вставать на ноги и передвигаться, держась за стенку, а затем постепенно начинал передвигаться с помощью палки и выходить на улицу, только ещё по ступенькам передвигался на четвереньках. Нервное расстройство было настолько сильное, что меня всего трясло, и из глаз текли слёзы, только и спасало меня от расстройства бром с валерьянкой. Особенно сильно нервничал я в период появления слуха и разговора. Начал разговаривать я нараспев и очень редко, но постепенно всё отходило …  И ещё не оправился я как следует от этой контузии, как выписали меня снова в строевую часть.

В запасной полк мы прибыли в тот же день, когда выписались из госпиталя. Он находился совсем недалеко от госпиталя. Разместили нас в землянке, где было настолько тесно, что, если встанешь с нар, то уже на это место больше не ляжешь. Но у меня беда была не в этом, а в том, что я ещё не мог хорошо ходить, не говоря уже о беге, а заниматься приходилось с утра и до позднего вечера. Очень тяжело мне было на занятиях, но это длилось недолго. Через несколько дней нас отправили снова на фронт в Сталинград. К переправе привезли нас на машинах, а ночью на катерах переправили на ту сторону. В эту же ночь мы заняли оборону, передовая в это время находилась невдалеке от реки. С наступлением дня мы подверглись артобстрелу, а позднее враг повёл наступление. Атака была очень яростной и напористой, так что приходилось прилагать все усилия к тому, чтобы отбить её. И такие атаки следовали одна за одной, только с наступлением темноты наступило затишье. Вот тут-то и почувствуешь переутомление и усталость, хочется спать, но тут не до сна, надо набивать ленты патронами, прочистить немного пулемёт – в общем, подготовиться  к следующему дню. За два дня мы потеряли из своего расчёта 4 человека, и остались мы двое да командир взвода, который теперь был вместо командира отделения, так как второе отделение полностью выбыло из строя. Вскоре мы совместно с разведчиками начали выкапывать под подбитым танком обширный дзот, в который свободно размещались 8-10 человек. Для пулемёта в задней части танка сделали амбразуру, через которую и вели огонь. Много раз противник пытался подавить нашу огневую точку, но всё безрезультатно, сверху нас прочно прикрывала броня. Только от звона прямого попадания снаряда, закладывало уши. Пищу мы получали рано утром и поздно вечером, так как днём снайпера на давали поднять голову.

Шёл ноябрь 1942 года, наступали холода. По утрам были уже сильные заморозки, и Волга у берегов начинала замерзать. А враг ежедневно ведёт с утра до ночи ураганный огонь и бомбёжку, одновременно переходя в атаки, но всё безрезультатно, наши войска прочно стояли на своих рубежах, отбивая атаку за атакой.

С наступлением темноты к нам приходил командир роты и замполит. Они нам сообщали последние известия, проводили беседы с бойцами. Тут-то я и узнал, что командир роты был земляк со Сходни. А я, находясь на фронте, не писал домой писем, он об этом узнал и ежедневно заставлял меня писать письмо, но днём не было время на это, а вечером у костра неудобно было писать. Командир роты часто смеялся над нами, говоря: «Вот бы вы приехали сейчас домой, вас и родные не узнают». И, в самом деле, мы, настолько закоптились в своём укреплении, что скорей походили на негров, чем на русских солдат. И вот сейчас, вспоминая это, и самому становится странным, почему мы не могли хотя бы немного присматривать за собой? А всё потому, что днём умываться некогда, да и зачастую не было воды, а на ночь – бесполезно, всё равно закоптишься.

В один прекрасный  вечер начальство сообщило нам радостную весть, что наши войска с севера, по Дону, и с юга, по калмыцким степям, перешли в наступление, идя друг другу навстречу, а через некоторое время и нам дали приказ перейти в наступление. В первый день нам не удалось продвинуться, но на второй день мы заняли немецкие траншеи. Тогда-то и пришлось навсегда расстаться со своим танком, под которым мы скрывались. И вот на четвёртый день наступления, во время нашей атаки, мне надо было продвинуть пулемёт вперёд, так как стрелки продвинулись, и мне не было возможности стрелять. Взявшись за хобот пулемёта, я хотел быстрым броском продвинуться вперёд, но сделал несколько шагов, как разрывная пуля попала мне в спину возле позвоночника и вышла в плечо, разбив его. Точно поленом сбило меня с ног, а плечо горело, словно в огне. Оставив пулемёт, я ползком добрался до исходных позиций, где санинструктор перевязал мне рану, и я ползком стал выбираться к переправе.

На центральной переправе скопилось большое количество раненых в ожидании переправы на другой берег. Корабли по Волге ходили только с наступлением темноты, так как днём немцы тщательно контролировали реку и вели огонь. Как только стемнело, к пристани подошли три катера с грузом. И только сняли последний груз, как раненые толпой пошли на катера, толкая друг друга, и только слышался стон то в одном конце, то в другом. Я не решился идти в такую толкучку и стал ожидать следующей отправки. Часов в 12 ночи подошёл большой пароход, и как только выгрузили его, то снова образовалась толкучка. Вскоре толпа разошлась, и стали входить тяжелораненые, тут и я пошёл. Пароход был полностью загружен, и кое-как мне удалось сесть  на палубе возле трубы. Ехали мы вверх по Волге часа два, за это время сильно промёрзли, и нас трясло как в лихорадке, но вот пароход подошёл к пристани. Постепенно все выгрузились и направились на пересылочный пункт, где нас накормили и дали направление в свои санбаты. До нашего санбата, как нам сказали, всего девять км. Мы не стали дожидаться утра и сразу же пошли по данному направлению. Долго мы шли, вдруг пришли в одну деревушку, которая была разбита, и в одном разбитом доме в оконные проёмы увидели сидящих раненых, которые также шли в санбаты. У них мы узнали, что деревушка, в которую мы шли, располагалась километрах в восьми отсюда. Тогда мы решили здесь дождаться утра, а рано утром снова вышли в путь. Среди дороги нас догнала машина, с которой мы и приехали до места назначения.

В санбате нас сделали перевязки, накормили, а вечером на попутных машинах отправили дальше на пересылочный пункт, куда мы попали только часов в десять.

В госпитале лежал я всю зиму, т.е. 6 месяцев. За это время я переболел воспалением лёгких, а затем плевритом правого лёгкого. Больных лежало много, а потому и недостаточный был уход, а также и питание, но с этим надо было мириться, так как всем было нелегко.

В конце мая 1943 года я выписался из госпиталя, и нас отправили в запасной полк. Ехали мы через Сталинград. Весь день мы ходили по улицам развалин, вспоминая совсем недавние бои. Мы видели, как сильно разбили город фашистские варвары».

Удивительное стечение обстоятельств — на правом берегу реки Клязьмы, всего в километре от Шемякино - родной деревни И.А Новожилова, участвовавшего в Сталинградской битве, был создан в августе 1943 года Лунёвский лагерь для немецких военнопленных. Он значился как оперативный объект № 15/В, где содержался, в основном, высший командный состав 6-й немецкой армии, сдавшейся в плен под Сталинградом. Здесь же некоторое время находился генерал-фельдмаршал Фридрих Паулюс, бывший командующий 6-й немецкой армии. Лагерь размещался на территории бывшего дома отдыха «Лунёво».

Через некоторое время в том же здании в Лунёво  разместилась штаб-квартира Национального комитета «Свободная Германия» (НКСГ), возглавляемая немецким писателем-коммунистом Эрихом Вайнертом. Многие из активистов  этого комитета были выпускниками антифашистских школ. Агитационная работа НКСГ велась по трём направлениям: среди военнопленных немцев, среди немецких солдат на фронте и среди населения Германии.

2 ноября 1945 года НКСГ завершил свою деятельность, объявив о своём самороспуске.  К этому времени Иван Александрович Новожилов ещё находился в армии, домой он вернулся только через год.