Сантехник-сан

Если вдуматься глубоко и беспристрастно, это человек наиважнейший. Таково моё личное мнение, сформированное многолетним опытом существования в социуме в различных ипостасях. Довелось мне быть журналистом, матерью, пенсионеркой… Ставлю многоточие, потому как путь земной ещё не завершён, может, ещё кем-нибудь побуду. И в каждом периоде был ОН – великий и могучий, неотвратимо влиятельный, сыгравший свою судьбоносную роль сантехник-сан. Хотите подробностей? Ладно. Начну с профессии.

История первая. Корреспондент.

Пресловутые 90-е. Время перемен.
Всё переменилось – с ног на голову перевернулось.
Городские власти перепрофилировали детский сад, из которого мои сыновья-погодки в школу выпустились.
Здание детсада окружали крытые веранды, расписанные сказочными героями и ягодами-цветами. Вокруг территории росли тополя раскидистые, никогда никем не стриженые и кусты акации – ребятишки из её стручков свистульки делали… Как тот детский сад назывался? «Солнышко»? Нет… «Колокольчик»,  кажется… Или «Одуванчик»… Не помню.
Хороший был садик. Стоял в центре огромного прямоугольного двора,  окружённого длинными серыми пятиэтажками, в одной из которых жила наша семья. В окно кухни я с третьего этажа следила, как мои мальчишки топают от дома к садиковской калитке и обратно. Летом дети занимались утренней зарядкой на улице, почему-то под бубен. По гулкой коробке двора разносились звон бубенцов и бодрые команды воспитательницы: «И-и-и р-р-р-раз-два-три-четыре!..» Тишина наступала во время завтрака, обеда и тихого часа. В остальное время, словно птичий гвалт, многократно усиленный эхом, между домами носился жизнерадостный детский визг.
Был детсад и не стало: в здание между весёленьких веранд и тенистых тополей переехало мужское отделение психиатрического стационара.
Горожане в массе своей этого события не заметили, возбудились только жильцы окрестных пятиэтажек. От них полетели жалобы во все инстанции, включая нашу редакцию.
Что могли ответить журналисты? И садик, и стационар одинаково принадлежали городу. Хозяин поменял назначение строения, не нарушая никаких действующих законов. Не было и нет статьи, запрещающей селить душевнобольных граждан вблизи здоровых, при условии соблюдения норм безопасности и правил охраны. А их соблюли в полном соответствии с ведомственными требованиями: на большие детсадовские окна поставили решётки модели «небо в клеточку», на калитке появился крепкий замок, а поверх ограды завилась колючая проволока, устрашающий вид которой от испуганных взоров граждан скрыли тополя. В общем, свободная пресса не усмотрела в событии информационного повода, достойного дальнейшего «поджаривания», и ограничилась кратким сообщением в колонке новостей. Тема уже почти забылась, когда, как говорится, грянул гром.
В середине лета сразу несколько телефонных звонков в разные отделы редакции принесли сенсационную весть: жители одного из домов, соседствующих с психиатрическим стационаром, обнаружили в кустах крепко спящего мужчину в больничной пижаме. Никто не сомневался: на травке почивает беглый птенец из «гнезда кукушки». Почему не отбежал подальше, раз уж до свободы дорвался? Так ведь псих, чего от него разумных поступков ждать! И неизвестно, что он натворит, когда выспится. Граждане встревожились и потребовали обеспечить им защиту.
На место обнаружения беглеца редактор нашей газеты отправил криминального репортёра, а мне дал задание срочно встретиться с главврачом отделения и получить его комментарий.
Я села за телефон и приготовилась к долгим переговорам: уже имелся опыт общения с должностными лицами, скрывающими от прессы свои оплошности. Но главный врач оказался на удивление покладистым. Он не послал меня по инстанциям за разрешением на интервью, а сразу отверг факт побега и пригласил удостовериться: у него все скорбные главою на своих местах.
Редакционная машина прибыла на место события – к кустам между домами и стационаром, где в окружении разгневанных жильцов безмятежно спал псих – одновременно с нарядом милиции. Репортёр остался собирать информацию, а я мельком глянула на спящего, убедилась, что на нём действительно тёмно-синие брюки и куртка, похожие на больничную одежду, и направилась за комментарием в бывший детсад со странным чувством: раньше заходила сюда с совершенно иными целями...
Открыть калитку вышел охранник. Он тщательно проверил моё удостоверение и проводил к входной двери. За дверью пахло как прежде: супом и котлетами. Монументальный хмурый санитар проводил меня на второй этаж к двери, на которой ранее висела табличка «Заведующая», а сейчас красовалась «Главный врач».
Худой, бледный, лысоватый мужчина лет тридцати пяти в белом халате, сидел за столом и ловко, как фокусник или жонглёр, крутил в длинных пальцах авторучку. Этот жест я сочла признаком нервной реакции: значит, всё-таки сбежал у него пациент! Теперь важно было не дать психиатру замять громкое событие…
Мы прошли по всем детсадовским помещениям, превращённым в обширные, плотно заселённые палаты. Самой большой стал музыкальный зал, где дети пели и плясали, где проходили праздники. Врач подходил то к одному, то к другому пациенту, спрашивал о самочувствии, интересовался: по-прежнему слышны голоса или уже нет, какое сегодня число… На меня ответы наводили жуть: в них, а так же в глазах и выражениях лиц этих людей отражалось полное и окончательное безумие. Я отчётливо видела: они живут в каком-то своём мире, откуда вряд ли вернутся. К окончанию этой странной, угнетающей экскурсии стало очевидно: сбежать из стационара невозможно, да никто и не бежал, и не пытался. К тому же на пациентах были надеты одинаковые, но не тёмно-синие, а светло-серые пижамы.
Тёмно-синей оказалась новая униформа рабочих местного ЖЭКа.
До перестройки они ходили в личных спецовках, но какой-то продвинутый начальник решил нарядить работяг в одинаковые казённые робы. Один из счастливчиков, а именно сантехник, так успешно отпраздновал неожиданную халяву, что  свалился в кусты по пути от работы к месту жительства и уснул.
Когда я вышла из калитки детсада… то есть, психиатрического стационара, толпа свидетелей уже разошлась, милицейский наряд уехал, прихватив с собой бесчувственное тело сантехника. Мой коллега вернулся в редакцию.
Я пересекла двор, поднялась на третий этаж в свою квартиру, подошла к окну. Бывший очаг шумной детской радости с не нужными теперь верандами в зайчиках и цветах, с тополями, из густой зелени которых выглядывала «колючка», казался странно угрюмым и чужеродным яркому летнему дню, а тишина вокруг него – враждебной…
– Вам не бывает здесь страшно? – спросила я главврача, прощаясь. – Ведь можно и самому потерять рассудок, ежедневно имея дело с безумием.
Молодой доктор посмотрел на меня скорбными глазами:
– Безусловно, это так. Все, кто здесь находится, неважно, пациенты или персонал, все в той или иной степени душевнобольные. Сумасшествие заразительно. Рано или поздно, им заболеют все жители Земли, и тогда наступит конец света.
Прошло более двадцати лет.
Пророчество психиатра потихоньку сбывается. Из каждого утюга крик: мир сходит с ума! Но меня это ничуть не удивляет, я уже видела, как детсад превратился в психлечебницу. И к концу света, спасибо пьяному сантехнику в кустах, давно готова.

История вторая. Мать.
 
По хронологии данное событие должно стоять впереди предыдущего, но я ставлю его после, потому что у него философический масштаб помельче.
Итак, начало 80-х годов ХХ века.
Молодая семья из двух человек – глубоко беременная я и мой муж – получила ордер на однокомнатную квартиру в новой пятиэтажке.
Большого счастья мы не испытали, поскольку дом ещё не был сдан окончательно, а с арендной площади нас уже попросили съехать. На какое-то время нам предстояло стать единственными жильцами пустого подъезда.
Муж часто дежурил ночами, я оставалась одна.
Спала чутко, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за хлипкой входной двери. Однажды чуть не разродилась до срока, когда где-то в недрах подъезда гулко упала доска. Зато у нас появился собственный тёплый, уютный угол. «Тёплый» тут ключевое слово. Чугунная «гармошка» под окном шпарила как адская печь.
За окном метелил февраль, а я, гордо выпятив живот, босиком ходила по сверкающему коричневым глянцем (и немилосердно воняющему краской) полу. Постепенно дом заполнился жильцами – молодыми семьями. Опытные соседки помогали мне окончить народный университет по курсу «младая мать»…
Сын родился 5 апреля.
Через неделю муж привёз нас домой, в уже немного обустроенную квартиру: там стояли две табуретки, кухонный стол, большая тахта, детская кроватка и множество ещё не распакованных ящиков с вещами, для которых пока не было шкафов. Но скудный этот быт почему-то не сопровождала привычная африканская жара. Радиатор под подоконником имел температуру здорового тела – около 36,6 градусов. Учитывая, что апрель на Вологодчине ещё даже и не весна, в квартире царил почти арктический холод. Я удивилась такой перемене, встревожилась за младенца и вызвала сантехника из ЖЭКа.
Пришёл кряжистый мужичок неопределённого возраста – по виду дедок, а глаза молодые, с хитрецой и кокетством. Гаечным ключом простучал обе батареи (на кухне и в комнате) на манер невропатолога, осматривающего пациента, весело поставил диагноз: «На выхОде не дОтягиват».
Архитектурное образование помогло мне понять, о чём речь: по какой-то причине в отопительную систему нашего дома вода поступает холоднее, чем положено по нормативам.
Он весело сыпал прибаутками, вкусно перекатывая вологодское «О»:
- НичО, мОлОдуха, хОлОднО да сухО!
Необидно со мной заигрывал, похохатывая:
– ХОшь, согрею? Ня смОтри, што старый, я ишшо гОрячий…
Меня не покидало ощущение, что мужичок точно знает причину охлаждения воды, но почему-то её скрывает.
Предложила ему чаю. Он подмигнул хитро:
– Чай ня вОдка – мнОгО ня выпьёшь!
Жидкая валюта в те годы была самой твёрдой. Однако я принципиально никогда не спаивала отечественных мужиков. Дам «трёшку» – пусть сам решает, как потратить.
Мужичок неуверенно посмотрел на купюру, помялся:
– Дык чО, я ить не главнОй, чО могу-тО?
Но деньги взял.
Уже стоя в дверях посоветовал, смущённо глядя в пол:
– Иди, мать, к начальству в кОнтОру. БОйлер-тО в пОдвале, а ключи-тО От пОдвала у них. Пусть мне дадут. Я гляну чО там.
Начальник ключей не дал. Он бегал глазами и кричал:
– Бойлер тут ни при чём! Котельная тепла не даёт! Идите выше!
Мистически остывший дом мёрз весь целиком, но беспокоило это только меня да ещё несколько семей. Прочие надевали шерстяные носки, душегреи и не заморачивались: «ЧавО уж, зима-тО уж кОнчаится, скОрО летО, сОгреимся!».
Между тем, лето не спешило. Я кутала младенца и рассылала гневные письма в разные высокие инстанции. Вразумительных ответов не получала, но писала снова и снова, забираясь всё выше, пока не дошла до самого верха – первого секретаря горкома партии.
И вот однажды в прекрасный морозный день, когда муж был на работе, а сын спал, к нам внезапно пожаловали высокие гости.
Первым переступил порог толстый вальяжный мужчина в бежевом пальто нараспашку (явно большой начальник, в машине ехал), глянул на меня свысока и, не здороваясь, сразу прошёл в комнату. За ним просеменили две жэковские тётки в шубейках. Одна скороговоркой доложила, что они – проверочная комиссия, явились по моей жалобе, так сказать, удостовериться. Замыкал компанию уже знакомый мне жизнерадостный сантехник. Мы поздоровались как старые друзья.
– Полагаю, здесь достаточно тепло, – сообщил толстяк в пространство, стоя посреди комнаты.
От природы у меня отсутствует способность трепетать перед должностными лицами. Нам ведь в пионерском детстве что внушали? Что все государственные деятели по сути слуги народа. А мы, то есть народ, настоящие хозяева страны, обязаны их контролировать и требовать добросовестное исполнение задач. Со словами «по СанПиНу положено +18», я сунула толстяку под нос комнатный градусник, который показывал +13.
– Раздевайтесь, – предложила я комиссии. – Посидите здесь часик. Почувствуйте на себе это «достаточное тепло».
Сантехник хохотнул негромко и закашлялся. Мы переглянулись, он подмигнул мне и с ухмылкой уставился в пол.
Толстяк ощупал батареи, заключил: «Работают».
– Да, – не стала я спорить и блеснула технологическими познаниями. – Но на выходе из бойлера температура воды ниже нормы, поэтому радиаторы чуть тёплые.
Тётки всполошились и дружно закудахтали:
– Откуда вы знаете? Вы что, мерили? Может, где-то воздушная пробка или ржавчина забила! Может, это из-за ваших штор: вон какие толстые, батареи закрывают, тепло в комнату не идёт…
Толстяк посмотрел на них одобрительно. Сантехник отвернулся.
Комиссия ещё с минуту потопталась и, ничем меня не обнадёжив, отправилась проверять других жалобщиков.
Часа через полтора снова раздался стук в дверь. На пороге стоял смущённый сантехник.
– Ты, мать, эта… Знаешь чО… Там такое делО…
Уж не знаю, что дедушку пробило –  неотработанная взятка томила душу добросовестного профессионала или надменная наглость слуги народа возмутила народную единицу… А может, просто я ему понравилась… Не знаю, только открыл он мне тайну холодных батарей.
Оказывается, где-то в верхах правители озаботились экономией тепла и пообещали материально отблагодарить руководителей тех коммунальных подразделений, которые больше прочих сберегут гигакалорий. Официально предлагались простые меры: в подъездах застеклить окна, заделать щели между стенами и рамами, установить на входные двери пружины, чтобы тепло не выходило… Словом, коммунальным службам надо было подсуетиться и потратиться.
Но начальник нашего ЖЭКа пошёл другим путём. Как выразился сантехник, «он приказал заменить рОдную форсунку на бздюлечную» в том самом бойлере, что стоял в подвале. Попросту говоря, убавил газ на подогреве, и выходящая из бойлера в домовую систему отопления вода, разумеется, стала холоднее. Зато началась бешеная экономия не только тепла, но и газа. Всем жэковцам – от начальника до рабочего – засветили большие премиальные…
– Ты вот чО, мать, ты ужО бОльше не пиши никуда, а то ведь снимут нам премию-тО. С завтрева теплО обещают. ЛетОм я тихОхОнько ОбратнО форсунку-тО переставлю, а пОсля, глядишь, и нОчальствО наше пОменяится.
Сантехник-сан не обманул. Летом начальника нашего ЖЭКа повысили как передовика по экономии тепла, на его место пришёл другой с другими идеями.
Осенью отопление в нашем доме заработало в полную силу.
Мы с мужем как-то заспорили, какая у этой истории мораль. Он счёл, что победил «трояк», дескать, «не подмажешь – не поедешь». Я утверждала: сила не в войне, а в дружбе. Нужно не с «начальником, отдающим дурные приказы» бодаться, а найти «сантехника, сменившего форсунку», и с ним подружиться.
Дальнейшая жизнь показала: правы были мы оба.