Слава Моисеев

                Свистящий зов скворцов
                Звенящий крик трубы
                Дорогою отцов
                Мы может и пошли б
                Когда бы бредень слов
                Намерения поймав
                Не замутил голов
                Кто прав и кто не прав


Виталий Тулупов считал, что Слава Моисеев не может быть настоящим алкоголиком. Потому что еврей.

- Видели,- рассказывал Виталий, - как он шел и зарплату по снегу разбрасывал? Типа, ему пофиг. Так с ним Гера Данин и Толя Чижиков были. Они сразу подобрали и наутро вернули. Когда протрезвел.

- Не знаю, - сказал Саша Сафонов. - Он у меня чернила для самописца выпил. Я старые в баночку слил, а он спросил из чего они. Узнал, что на спирту, я отвернулся, а он выпил.
- Из самописца я не пробовал.  А что, Слава, посинел? - спросил Слоник.
- А ничего, ты же его знаешь.
- Этот Моисеев, - сказал Вася Федюнин.

Слава Моисеев родился не вовремя, не там, и не в том обличье. Маленький, худой, с лицом глумливого сатира, он был составлен из одних жил и отличался неимоверной для своего ростика силой и выносливостью. Пьянел быстро и, опьянев, впадал в состояние, вызывающее сомнение в том, что он смертен.

Все помнят тот случай, когда на работе выпили как обычно, но немного чересчур. Заснувшего в процессе Славу водрузили на высокий стул. Стул был слесарный, но все кто был в баре такие стулья видели. Слава сидел на нем свесив голову и ножки, пока не свалился головой вниз, аккурат темечком  в бетонный пол.

Славу подняли на тот же стул, и принялись выяснять, кто именно должен был, но за ним не уследил. Естественно, он свалился снова, тем же местом о тот же пол, и после этого особых признаков жизни не подавал. Из неособых время от времени отмечалось дыхание.

Собрание постановило, что Славу надо эвакуировать. Все понимали, что пронести его в таком состоянии через проходную невозможно. Поэтому пять мужиков вышли и подошли к забору снаружи. Оставшиеся пять подтащили тело к забору изнутри. Десять рук подняли его с одной стороны, другие десять приняли с другой, и Славино тело покинуло институт.

Потом в темноте вдоль дороги, где с одной стороны глухой забор, а с другой пустырь, шли десять пьяный мужиков с телом за две руки и две ноги.

Один безумно храбрый таксист остановился, и Толя Чижиков забрал Славу с собой.

На следующий день оба появились на работе к восьми утра как будто пофиг.

Так Слава падал не первый раз. Было, что мужики поехали летом на подработку. Взяли места в плацкарте на всех кроме Славы. Его, ну что на такого билет тратить, положили на третью полку. Ту, что на самом верху для багажа. Это когда он дальше пить не смог. Он заснул, но поезд дернулся, и Слава упал. Ударился головой о край стола, стаканы и бутылки полетели в разные стороны, а Слава приземлился на полу и не проснулся.

У него и физиология похоже была другая. Олег Киздиволос –  это его так прозвали, на самом деле его фамилия Тряпкин –  говорил, что в сортире Слава до писсуара дотягивается с трудом, зато писает так, будто фарфор сверлит. Две секунды, струя как из шприца под давлением, брызги радугой, и все готово. Но Виталий Тулупов сказал, что Киздиволос тоже еврей, а значит верить ему особенно нельзя. Типа, свой своего всегда хвалит.

Зато и без Киздиволоса все знали, что заснуть Слава может где угодно. Раз его начальник Володя Головня искал. Нужен он был срочно по какому-то вопросу. Все говорят вот, где-то тут, только что видели, вон и пальто висит. Но Володя такой, вынь да положь. Потом и всем стало интересно. Славу стали искать по всему испытательному участку. И как-то так сошлись у стендов. Там, где релейные шкафы в ряд стояли. Шкафы стоят, щелкают при переключениях, но из одного и ещё какие-то звуки раздаются. Прислушались, как будто бы храп.

Володя дверь рванул, и Слава спиной чуть не выпал. Оглянулся, увидел всю компанию, заморгал спросонья узкими глазками, но собрался мгновенно.

- Моисеев! Ты что там делал? - начальник, судя по голосу, был не столько сердит, сколько позабавлен.
- Я там, Владимир Антонович, реле проверял. Одно искрит, в верхнем ряду. - Слава надеялся, что пронесет, но ухмылялся пока виновато.
- Это в темноте!
- Так ведь искрит, искру-то видно. - Ухмылялись уже все.
- Ох, Моисеев, доиграешься.

Но все уже знали, что грозы не будет.

Перестройка и девяностые перелопатили институт и раскидали сотрудников как из центрифуги. Кроме тех, кто их не пережил.

Слоник удачно оформил себе инвалидность; ему отлетевшей в эксперименте гайкой прошило нос, и Слоник на медкомиссии держался как партизан. Испытываю, дескать, постоянные головные боли, и все тут. Так и отстали от него.

Киздиволос заполучил цирроз и бледную немощь, но остался жив мало кому на радость.

Толя Чижиков так и не достроил свою байдарку на подводных крыльях. Он строил ее лет десять из позаимствованных на работе материалов, но на финальный рывок сил не хватило. А тут ещё поздняя дочка подрастала. Закрутился человек.

Вася Федюнин перестал возглавлять идеологический отдел парткома и превратился в промышленника. Его  'Светоч' выпускает предметы церковной утвари. Вася чувствует себя уверенно и недавно прикупил дачу в Испании.

Виталий Тулупов закончил вечерний институт и устроился в Альфа банк инженером-электриком. Жизнью доволен. Рассказывает, что сын у него талантливый и хорошо приспосабливается к меняющимся обстоятельствам.

Гера Данин пить перестал, но скончался от сердечного приступа.

Володя Головня женился в очередной раз. После ряда неудачных попыток заняться бизнесом, заделался риелтором.

Саша Сафонов стал научным сотрудником на выезде. В одно из своих возвращений в Москву в троллейбусе на Чертановской он заметил, что уже с минуту рассматривает маленького потертого старичка. Потом он узнал:

- Слава! Моисеев!

Старичок повернул голову, долго всматривался прищуренными глазками:

- Я вас помню. Только имя, извините, забыл.
- Саша, ну из института. Сафонов.
- Вспомнил, - старичок осклабился показав четыре оставшихся передних зуба, - ну как ты, все с науки живёшь?
- Как-то так, - ответил Саша. Он не очень любил отвечать на вопросы о средствах к существованию, - а ты сам-то, работаешь где?
- Не, не работаю. Мне дочка помогает. Помнишь, наверное тебе говорил, она филолог. Теперь у нового русского гувернанткой. Получает в час три доллара. И мне отщепляет. А сейчас в хедер еду.
- Куда?
- Ну, в эту, в синагогу. Там с таким же старичьем собираемся. Решаем мировые проблемы, - Слава виновато осклабился.

До метро оставалось ещё ехать. Надо было о чем-то говорить.

- Я тут недавно Федюнина встретил, - сказал Саша. Он теперь капиталист. Подсвечники клепает, паникадила всякие. Человек двадцать на него работает.
- Федюнин? У меня с ним хорошие отношения были. Наш человек. Где-то у меня его телефон был. Надо позвонить, может слесарем возьмёт.
- Позвони, может и возьмёт. Пока, Слава, - сказал Саша выходя.