Не романтический роман Глава 32-33

Глава 32
Таня, села в машину и отправилась за иконкой. Дорогой, она старалась ни о чём не думать, но воспоминания о событиях, которым она ещё пару дней назад, не придавала никакого значения, то и дело всплывали в её памяти,абсолютно игнорируя желания девушки . Припарковав машину на противоположной стороне от дома свекрови, Таня поднялась в  опустевшую квартиру Веры Дмитриевны, и, отыскав нужную иконку,положила её в сумку. Направившись  было к выходу,она внезапно сотановилась и, немного подумав,решила воспользоваться своим вынужденным уединением, чтобы, наконец, обдумать сложившуюся ситуацию. Девушка отложила в сторону сумку и села в кресло, обитое бардовым велюром. Тишина, от которой Таня уже давным -  давно отвыкла, действовала на неё угнетающе и, как ни странно, не давала ей сосредоточиться. Она встала и подошла к окну. За холодным стеклом уныло моросил серый дождик, вызывая рябь на чёрном зеркале луж. Одинокие прохожие, прячась под цветными зонтами от окружающей их серости, суетно сновали туда-сюда по улице, что бы раствориться в этой городской предвесенней обыденности. Неожиданно Таня вспомнила разговор с Олесей. Это был один из их первых серьёзных разговоров.
 В тот день Олеся к ней пришла  довольно поздно, но, как обычно, с какой-то выпечкой. Дети уже спали, а Михаэль был в командировке. Они пили чай и говорили о всякой ерунде, как вдруг тема неожиданно переменилась, и Олеся спросила её:
- А ты любишь, Михаэля?
- Странный вопрос. – Искренне удивившись, отвечала Таня
- Почему же странный? - продолжала настаивать Олеся.- Вопрос, как вопрос.
- Потому, что я об этом не задумывалась. Наверное, да. - Неуверенно, всё ещё размышляя, отозвалась Татьяна
- Ты сомневаешься? - улыбнулась Олеся.
 - Нет, не сомневаюсь. Точно - «да». Раз мы до сих пор вместе, то люблю.
- А, что были мысли разойтись?
- А у кого их не бывает, Олеся?
- Что, изменял? - сочувственно поинтересовалась соседка.
- Не знаю, я не ревнивая, - неохотно, выдавливая из себя каждое слово, отвечала Таня.
- А он тебя любит? - продолжала допрос Олеся
- Думаю, да!
- Но ты допускаешь, что он может тебе изменять? - не унималась она
- Нет, не допускаю.
- Почему?
- Потому, что он не дурак, а такой жене, как я может изменить только дурак!
- Эх, Танюша, а у нас полстраны дураков. – Пошутила Олеся
- А вот это уже давно не новость. - Согласилась с ней Таня
- Просто бывает так, что супруги к друг другу хорошо относятся, а в постели… ну не клеится
Таня тогда обалдела, от столь откровенных заявлений, но пасовать перед натиском Олеси ей очень не хотелось, и, сделав вид, что даже не удивлена, она ответила:
- Вот только не это.  Для моего Михаэля этот вопрос важен, так, что, если б его со мной в постели, что-то не устраивало, он бы за меня так не держался.
- А он держится? – странно ухмыльнувшись, спросила Олеся, и в её глазах мелькнул, какой-то злой огонёк, который Таня заметила, но списала на обычную бабскую зависть.
- Ещё как, держится. Я не хвалюсь, не подумай. Просто я знаю его очень хорошо и даже если, когда ни будь он мне изменит, то вся его интрижка будет длиться только до того времени, пока об этом не станет известно мне.
- Ого – ухмыльнулась Олеся – и, что будет?
- Да ничего особенного. Пойдёт его барышня лесом, как миленькая. А он останется со мной.
- А ты не боишься, что, какая ни будь одна не пойдёт лесом и он влюбиться?
- Нет, не боюсь. - Коротко, но с вызовом ответила Таня
- Вот бы всем твою уверенность. - Ухмыльнулась в ответ Олеся.
- Понимаешь, - явно смягчившись - продолжила излагать свои мысли Таня - мы с ним выросли вместе. Я его чувствую. Он может увлечься, но это будет только увлечение, и он знает, что если уйдёт, то обратно я его уже не приму.
- Что, гордость не позволит?
- Может, и гордость. Я, знаешь ли, не привыкла питаться объедками и привыкать к этому не хочу.
- Всё - таки гордость. – Хитро взглянув на Таню, заключила Олеся.
Таня отреагировала неожиданно  живо. Она откинулась на спинку дивана и спросила с плохо скрываемым вызовом:
- А разве быть гордой плохо?
-Не современно, как-то. Сейчас гордостью ничего не добьёшься. – Скучно, словно не замечая, брошенного Таней вызова, отвечала Олеся.
- А ею никогда ничего нельзя было добиться, кроме уважения к себе - резко бросила Таня, чувствуя, что не находит понимания у подруги.
- Тоже мне, достижение. Уважай себя, сколько хочешь. Кому от этого холодно или жарко? - начала заводиться Олеся.
- А я не для кого-то! Я- для себя! Это мне и холодно, и жарко! Если я себя уважать не буду, то от других ни уважения, ни любви вообще нет смысла ждать?
-  Тебя послушать, так без уважения любви не бывает? – не сдавалась Олеся.
- Да, не бывает. Весь флёр внешнего очарования рано или поздно уйдёт. Всегда найдётся кто - то моложе, красивее, стройнее…я не знаю остроумнее, и если между людьми нет взаимного уважения, как базиса, то их любовь рухнет, как карточный домик, потому, что в её основании лежала страсть, секс и всё такое, одним словом не вечное.
Ответ Тани, видимо, не убедил Олесю, и она продолжила спор:
- Я понимаю, что вы давно вдвоём, как ты говорила: выросли вместе, но ведь это не является аргументом для того, чтобы оставаться до конца жизни рядом? Люди однажды могут вырасти из своих отношений, как ребёнок вырастает из одежды.
- Из отношений – да.  А из любви вырасти нельзя, потому, что она без-раз-мер-на, и с возрастом перерастает во что то, гораздо большее.
- Большее, чем любовь? -  расширив от удивления и без того большие глаза, спросила Олеся
- Да, наверное. Ты задаёшь такие вопросы, словно сама никогда не любила. - Недоумённо заметила Таня.
- Ну, почему же не любила - любила. А может быть, только думала, что любила. - Загадочно отвечала ей Олеся.
- Ты о своём муже?
- Да.
- Ты его не любила? - стремясь подражать тону, первоначального допроса Олеси, спросила Таня
- Его нельзя было не любить – ответила Олеся, как показалось Тане, с некоторым раздражением в голосе и отвернулась.
На мгновение Тане показалось, что в больших серых глазах Олеси заблестели слёзы, и она поспешила извиниться:
-Прости, если тебе тяжело говорить об этом…
- Да, нет, всё нормально. Дело прошлое.
- Хочешь, я тебя с одним парнем познакомлю? - пытаясь исправить неловкость момента, предложила Таня.
 - Нет, спасибо. Я сама, ладно?
- Хорошо, извини. Я хотела, как лучше. Парень и вправду отличный, друг Михаэля.
- А Михаэль не будет против твоей идеи?
- Нет, конечно. Почему он должен быть против?
- Да, мало ли? Не захочет друга с соседкой делить…
Тут воспоминания Тани нарушил звук открывающегося замка входной двери.  Не на шутку испугавшись, она, тщательно прислушалась к звукам, доносящимся из коридора, затем на цыпочках прокралась вдоль стены зала и, на секунду высунув голову, заглянула в прихожую. Какого же было её удивление, когда в ней она увидела в ней Михаэля.

  Точнее, она увидела его спину. Молодой человек только, что, бесшумно притворив за собою входную дверь, теперь снимал куртку, повернувшись спиной к Тане и оттого, не замечал её. Сама же девушка, лишь кратко взглянув на него, с ужасом для себя, осознала, что к столь неожиданной встрече с мужем она была, абсолютно, не готова. Один вид его, ничего не подозревающего о тех странных событиях, которые произошли в его отсутствие, казалось, вводил её в ступор. Она так плотно прижалась к стене, словно желала слиться с ней в одно целое. Сердце девушки сначала замерло и похолодело, но потом застучало сильно и гулко, отзываясь в висках глухим эхом, будто она делала, что-то противозаконное или постыдное. Между тем Михаэль всё ещё не покидал прихожей и, судя по звукам, доносящимся из неё, искал тапочки. Наконец переобувшись, он громко позвал:
- Мама! Мам, я приехал!
Услышав его голос, Таня, попыталась взять себя в руки и, не дожидаясь, когда он войдёт в зал, сама вышла  к нему на встречу. Увидев её, Михаэль остановился и, раскрыв руки не то для объятий, не то просто от неожиданности, удивлённо произнёс:
- Привет! Ты здесь?
- С приездом – сказала она, стараясь держаться невозмутимо.
- Почему ты здесь? Где мама? -  уже не столько с удивление, сколько с испугом в голосе спросил Михаэль.
- Не волнуйся, с ней уже всё хорошо! У мамы был сердечный приступ. Сейчас она в больнице, но ей уже лучше – обнимая его, ответила девушка
- Ничего себе не волнуйся – отстраняясь от неё и глядя, с каким – то странным недоверием, сказал молодой человек –  почему ты мне позвонила?
Таня почувствовала, что начинает злиться, но стараясь держать под контролем поток эмоций, уже переполняющий её, девушка отвернулась от мужа. Но это действие не возымело нужного эффекта, потому, что так и не помогло ей избавиться   от тяжёлого пристального взгляда его глаз, как ей казалось буравящих её насквозь. Сделав вид, что взгляд мужа её нисколько не беспокоит, она сухо и, даже цинично, спросила:
-А, что должна была?
- Да! - Раздражённо крикнул Михаэль и вернулся в прихожую.
Таня, всё ещё не веря, что скандала не удалось избежать, по инерции, взяла сумку и пошла за ним, намереваясь предложить отвезти его к маме, но не удержалась и ответила:
- А я думала, что это ты, как заботливый сын, должен был за столько дней позвонить маме.
Михаэль обернулся и посмотрел на неё так, как не смотрел никогда в жизни -  с ненавистью. Его лицо, до боли ей знакомое, теперь сделалось совершенно чужим: перекошенным в какой-то неистовой злобе, с глазами, превратившимися из ясно – голубых в свинцово непроницаемые. В этот момент Тане, стало страшно до жути и она, почти физически ощутила, что он может её убить. Страх на мгновение парализовал девушку, но слова мужа, словно процеженые им сквозь зубы, вернул её в, продолжающийся, скандал:
- В какой она больнице?
- В Олесиной – коротко отвечала Таня,дерзко взглянув в лицо Михаэля ,в попытке найти признаки хоть какого то измения  выражения его лица , но, к её разочарованию, от названного ею имени на  лице мужа не дрогнул ни один мускул. Достав из сумки иконку и протянув ему, она тихо добавила: – Вот, возьми, Вера Дмитриевна просила принести.
Михаэль, не глядя на неё,молча,вхватил иконку  из рук Тани и направился к выходу.
- Не хочешь узнать, в каком она отделении? – крикнула она, зачем то, ему в след.
-Без тебя разберусь – грубо огрызнулся Михаэль, не оборачиваясь, и вышел из квартиры, хлопнув дверью.
Этот звук, громко хлопнувшей двери, из-за которого Таня рефлекторно закрыла уши ладонями, сыграл роль нажатого курка, произведшего выстрел. От чего всё её существо такое цельное и правильное оказалось разбитым на самые мелкие, ничтожные осколки, в коих было уже абсолютно невозможно узнать ту цельность, которую они являли собой прежде. Заливаясь, уже ничем не сдерживаемыми слезами, она, в бессилии, опустилась на пол,горько оплакивая не то себя, не то свою беспомощность в сложившейся ситуации. Они ссорились и прежде, но все эти ссоры были незначительны и заканчивались примирением, как правило, настолько фееричным, что причина ссоры забывалась, с такой стремительностью, что спустя неделю уже никто из участников конфликта не мог припомнить ни его подробностей, ни причин его спровоцировавших. Как бы они не ругались раньше, никогда он не смотрел на неё с ненавистью и никогда она не чувствовала его настолько чужим. Сейчас же, рыдая в прихожей, Таня, впервые за долгие годы ощутила своё одиночество, так явственно, что ей захотелось исчезнуть, она даже придумала себе образ розового воздушного шарика, который поднимается всё выше и выше, над головами людей и вдруг лопается. Как же ей хотелось стать этим шариком! Но осознание тщетности этой мечты приводило её в отчаянье и вызывало новый прилив рыдания . Никому не могла она рассказать о том, что творилось в её душе. Она знала, что пройдёт время и всё, что произошло сейчас, уже не будет вызывать такой боли, но до этого надо было ещё дожить, а эта задача, казалась сейчас практически не выполнимой. Постепенно рыдание перешло в произвольно струящиеся по щекам слёзы, которые, в свою очередь,не заметно, превратились в редкие всхлипывания. Девушка, исчерпав, по -  видимому, весь свой богатый запас слёз, стала успокаиваться. Глубоко вздохнув, она, опираясь на стену, поднялась с пола и медленно поплелась в ванну, отлично понимая, что сейчас необходимо было вернуть себе облик сильной женщины, которая не знает поражений. Но теперь, труднее всего для Тани было не казаться, а быть этой женщиной.
 Глава 33
 Выскочив из такси, остановившегося прямо у входа в больницу, Михаэль вбежал в ослепительно белое фойе и огляделся. В противоположной от себя стороне, он заметил, что часть просторного холла застеклена и над ней красуется надпись «регистратура». Молодой человек, спешно пересёк белоснежный зал и оказался у широкого окошка, над которым и находилась привлекшая его внимание, надпись. Помещение регистратуры, оказалось совсем не большим. У самого окошка, за столом освещённым настольной лампой, перед компьютером сидела полная немолодая дама в очках и белом халате.  Представившись ей, он осведомился, где находится, недавно госпитализированная, Полякова Вера Дмитриевна. Пожилая дама, бросив, на него короткий профессиональный, взгляд, устало вздохнув, посмотрела в монитор и что-то сказала, сидевшей за её спиной молоденькой медсестричке, вид которой просто излучал уверенность и спокойствие, что само по себе уже раздражало молодого человека. Девушка легко выпорхнула из стеклянной клетки и с готовностью взялась проводить его, ссылаясь на то, что многие посетители, которые впервые приходят к своим родственникам, от волнения плохо запоминают дорогу к нужному отделению. Она ещё, что-то говорила, но Михаэль её не слушал, стараясь угадать в какой из трёх длинных коридоров ему сейчас предстоит идти. Когда же он обратил внимание на девушку, та уже, очевидно договаривала:
- Тем более, что сейчас посетителей ещё нет -   и опередив его не более, чем на полшага, продолжила - я могу вас проводить. Мысли Михаэля были сейчас далеки от медсестры и её объяснений. Точнее сказать в его голове вообще на этот момент не было никаких мыслей. О маме думать он не решался из-за панического страха, который возникал в его сердце, каждый раз, когда у неё возникали проблемы со здоровьем. Мысли же о Тане пробуждали в нём неодолимую злость на то, что она, как обычно, оказалась права, ведь он сам, действительно ни разу не позвонил, ни ей, ни маме. Чувство собственной вины, а ещё больше чувство правоты жены вызывало у него неконтролируемые приливы ярости. Понимая, что в таком состоянии входить в палату к больной матери нельзя он постарался всё выкинуть из головы и сосредоточится на их встрече. Остановившись возле одной из дверей, словоохотливая, медсестричка обернувшись к Михаэлю сказала:
- Ну, вот мы и пришли! Вы запомнили дорогу?
- Кажется, запомнил – беспомощно оглядываясь, неуверенно ответил молодой человек.
- Если, забудете, то позвоните в сестринскую, там, на кроватном пульте есть функция вызова персонала, и вас проводят. – Дежурно улыбнувшись, сказала девушка и, не дожидаясь благодарности, поспешила на своё рабочее место.
На мгновение Михаэль ощутил неловкость от своей глупой неприязни к этой доброй и отзывчивой девочке и, глянув ей в след подумал:
- Следующий раз, надо будет шоколадку подарить… Нет, лучше коробку конфет и розу. С этими мыслями он и открыл дверь в палату мамы. Та была в постели с высоко поднятой спинкой и практически сидела. Повернув голову на звук открывшейся двери, Вера Дмитриевна увидела его и радостно заулыбалась:
- Сынок, приехал уже! Как ты быстро!
Обрадованный, бодрым видом мамы, Михаэль, словно скинув тяжёлую ношу с души, заулыбался ей в ответ и тепло спросил, усаживаясь рядом с её кроватью на стул:
 - Мам, как ты?
-Да, уже всё хорошо. А ты откуда узнал? Таня тебе позвонила?
- Нет, никто мне не звонил, приехал, а тут такое…
- А, ну тогда ладно.
- Прости, что не звонил, замотался совсем. Столько встреч, беготни, а всё, как выяснилось, впустую – с досадой в голосе пожаловался Михаэль и, взяв её руку, поцеловал. – Что врачи говорят?
- А Таня тебе, что ничего не рассказала?
 - Да, я, признаться, и не спрашивал. Даже не позвонила…- начиная злиться, ответил молодой человек.
- Не позвонила, потому, что я не велела. У тебя там важные дела, а мы тут и без тебя прекрасно справились. Меня, сначала, по скорой, в другую больницу отвезли, но Танюша приехала, со всеми переговорила и, на следующее утро, меня сюда привезла. Так, что ты на неё не злись.
Странное чувство вызвали у Михаэля слова мамы. С одной стороны, ему было досадно, что он зря обидел Таню, которая одна, без него боролась за жизнь его матери, с другой же, ему очень хотелось, чтобы она, всё-таки, была бы в чём-то виновна перед ним, причём, в чём-то очень серьёзном. Это чувство, холодное и скользкое, как змея, чёрной лентой мелькнуло в его сознании, как ему показалось, не оставив, после себя, никакого следа.
- Ладно, Бог с ней, ты мне всё сама расскажи, по порядку.
Вера Дмитриевна, будучи приверженицей подробных рассказов, не преминула воспользоваться присутствием благодарного слушателя, в лице сына, чтобы поведать историю своего попадания в больницу, в мельчайших подробностях, включающих в себя рассказ о коробке, его отце и завещании. Слушая рассказ мамы, Михаэль, заметно менялся в лице: по мере оглашения его матерью новых сведений о содержимом коробки, краска медленно сползала с его щёк, делая кожу неестественно бледной, а глаза, только недавно радостно блестевшие, буквально гасли в нелепой растерянности, граничащей с испугум. Теперь он знал то же, что и Таня, единственное, чего он не знал, так это то, что ему теперь делать с этой информацией?
Михаэль сидел, перед кроватью мамы, подперев подбородок кулаком и глядя, куда- то мимо неё, изо всех сил пытаясь свыкнуться с новой действительностью, которая так внезапно и решительно вошла в его жизнь. Мысли в голове молодого человека никак не желали выстраиться в стройный ряд , что несколько нервировало его. Во время пребывания в городе N, ему практически ничего не удалось узнать об Эрне Шнайдер, завещавшей ему дом. Старый нотариус, фамилию которого Михаэль не счёл нужным запоминать, уже давно умер, а молодой ни чего о бывшей хозяйке дома не знал. Сам дом был,как ему показалось,довольно ветх и давно освобождён от мебели, единственное, что в нём оставалось от прежних хозяев, это - коробка. По совету молодого нотариуса, он забрал её с собой, рассчитывая уже дома ознакомиться с её содержимым. На вес она была лёгкой, а потому, как разумно рассудил молодой человек, никакой ценности представлять не могла. Теперь же, так легкомысленно недооценённое им приобретение, производило переворот не только в его сознании, но и в жизни. Погружённый в эти размышления, он даже не заметил, как в дверь за его спиной постучали и, отреагировал только, тогда, когда мама громко ответила на стук:
- Войдите.
 Михаэль обернулся, надеясь увидеть в проёме, неспешно открывающейся, двери, врача или медсестру, но там оказалась Таня.
Увидев её, молодой человек удивился и нелепо улыбнулся, стараясь своим видом не выдавать маме их недавней ссоры.
-Танечка, а я тебя только завтра ждала – радостно проговорила Вера Дмитриевна, протянув к ней навстречу руки.
Таня беззаботно прошла мимо Михаэля точно не видела его и обняла свекровь.
- Он вам иконку то отдал? – с лёгкой усталостью в голосе спросила девушка.
- Нет – отвечала, немного удивлённая свекровь, переводя взгляд на Михаэля
Молодой человек, ещё не пришедший в себя от появления Тани, нервно схватил свою дорожную сумку со словами: да вот она тут у меня…- извлёк потемневшую иконку и протянул её маме. Та бережно взяла иконку и, поцеловав, поставила на тумбочку.
-  Вот поэтому   я и приехала, чувствовала, что разволнуется, заговорится и забудет вам иконку передать, к тому же хотела лишний раз убедиться, что вы идёте на поправку – всё так же, не глядя на Михаэля, но лучезарно улыбаясь, сказала Таня. Вера Дмитриевна не озаботилась вопросом, где супруги встретились и почему не приехали вместе, спеша доложить невестке о том, что Михаэль теперь всё знает, или, вернее сказать, почти всё. Таня, будучи хорошо знакома с характером своей свекрови, нисколько не сомневалась в том, что та всё расскажет сыну, при первой же их встрече. И, теперь, когда её расчёт оказался верен,она не могла не радоваться тому, что хоть и вынужденно, но будет присутствовать при обсуждении этих новостей мамой и сыном, имея возможность наблюдать за реакцией мужа на вновь открывшиеся обстоятельства их прошлой жизни. Вспомнив о письмах, Таня решила, немедля сообщить об их содержании свекрови, а за одно и супругу:
-Вера Дмитриевна, я, когда домой приехала, то в коробке нашла два письма от Эрны Шнайдер, адресованные вашей маме, так вот там были очень важные сведения о том, что ваш муж и отец Михаэля оказался не виновен. Спустя месяца три после того, как Владимир Шнайдер был расстрелян, при попытке ограбления таксиста был найден настоящий убийца Кати. Эрна Шнайдер, судя по письмам, писала вам об этом, но вы ей не отвечали…
На лице Веры Дмитриевны застыло выражение удивления и растерянности. Она медленно поднесла руку к губам, точно хотела помешать вырваться наружу    какому-то восклицанию. Не меняя выражения лица, она смотрела на невестку, потом медленно перевела взгляд на сына и тихо, словно оправдываясь, сказала:
- Мама обычно сжигала все письма от неё, не читая.
Наконец женщина безвольно опустила руки, и глаза её наполнились слезами.
-Ну, что вы, Вера Дмитриевна, главное, что он честный человек, а не убийца.
Вдруг, Вера Дмитриевна, повернулась к Михаэлю, взяла его за руку и плача быстро заговорила:
- Прости меня, прости…  Я просто не хотела …  мне было больно даже думать, я не могла…
Михаэль сидел молча, со странным выражением лица периодически переводя взгляд с мамы на Таню и обратно, со стороны он был похож на школьника, который пытается слушать двух учительниц сразу. Речь Веры Дмитриевны постепенно преставала быть связной и Таня, испугавшись, возможной провокации сердечного приступа, подскочив, побежала за водой и, вернувшись со стаканом в руке, обратилась к мужу:
-Я думаю надо позвать врача.
- Нет, нет, - жадно поглощая воду крупными глотками, умоляюще просила Вера Дмитриевна. - Не надо врача, мне уже лучше.
- Мам, не капризничай, я за врачом – сказал, вставая со стула Михаэль.
 Но, Вера Дмитриевна, держа его руку своими тонкими цепкими пальцами, продолжала умолять:
- Сынок, я знаю, когда мне нужен врач. Я вам сама скажу, когда он мне понадобится. Если врач придёт, то вам придётся уйти, а ведь мы ещё не договорили.
Михаэль взглянул мельком на Таню и, прочитав на её лице, послание понятное только ему, сел на своё место.
-Дети, а я ведь в душе и не верила в то, что он убийца – растрогано, почти плача говорила Вера Дмитриевна – Но я не могу вам передать, что со мной творилось. Когда я рассказывала, что уехала из своего города, то я лукавила. Я бежала из него… Бежала так, словно под ногами у меня горела земля. В то время, мне часто снился пожар, огромный, всеобъемлющий, поглощающий огонь, которого уничтожал мой город. Я наблюдала, как в огне тонут дома, как обрушиваются под натиском пламени крыши… Это было не страшно, а завораживающе и приносило мне облегчение. Вам, наверное, будет трудно меня понять, но я сама, изо дня в день и из ночи в ночь сжигала своё прошлое, которое мне казалось предательски лживым. Все письма, которые приходили оттуда, я сжигала, а если их получала мама, то -она, ведь они были частью того, что я так тщательно предавала огню в своём воображении.
- Ты всё ещё считаешь, что отец тебя предал? – поглаживая её руку, спросил Михаэль.
- Раньше считала. Мне тогда казалось, что меня предали все. А теперь я думаю, что он сам стал жертвой.
- Жертвой? - переспросил возмущённо Михаэль
- Да, сынок, жертвой. Эта женщина имела власть над ним. Не знаю, как она это делала, но помню, как один раз, когда у нас была очередная попытка примирения, он мне сказал: Знаешь, Вера, со мной иногда случаются странные вещи. Я делаю то, что не хочу и сам не понимаю, почему я это делаю. Тогда я не придала его словам особого значения, а теперь, когда вспоминаю, думаю, надо было каждое слово им оброненное ловить, ведь он так о помощи меня просил, а я не понимала.
Михаэль опустил голову и тихо возразил:
- Мам, я всё понимаю и, слава Богу, что отец мой не был убийцей, но в то, что он был жертвой, прости, но я не верю.  Ты ведь сама рассказывала, его женщина была очень молода и не была замечена в распутном образе жизни – тщательно подбирая слова начал Михаэль – следовательно, её трудно назвать роковой женщиной, значит, он просто хотел быть с ней. С ней ему было лучше, чем с нами.
Видя, что Михаэль накаляется, Таня вмешалась:
- А может она его приворожила?
- Таня, ты серьёзно веришь во всю эту чертовщину? - зло огрызнулся, молодой человек
-Да, сынок, Таня правду говорит. Тогда все говорили мне, что женщины их рода над мужчинами странную власть имеют. Если, кому из них мужчина понравится, то, сколько бы он не бился, а всё равно будет с ней.
- Как паук и муха – ухмыльнулся молодой человек и, улыбнувшись, взглянул на Таню. Та сидела, устремив взор на Веру Дмитриевну и, ловила каждое её слово.
- Да, я же тебе не сказала, что мы тут с Таней выяснили, что дочь этой женщины – ваша соседка и возможно твоя сестра по отцу.
От неожиданности Михаэль выпрямился и, с ужасом посмотрев на маму, выдавил из себя: какая соседка?
- Олеся – безмятежно и даже немного весело ответила Таня, искусно играя роль ничего не подозревающей жены.
- Как это? – не унимался Михаэль.
- Когда весь этот ужас случился, тебе тогда только полгода было, по городу поползли слухи, что эта женщина, из-за которой он хотел развестись – беременна. И именно поэтому он и хотел нас убить. Но, слава Богу, теперь выяснилось, что убивать он нас не хотел, а насчёт беременности, неизвестно. -  вздохнув закончила Вера Дмитриевна.
Михаэль медленно, как под гипнозом, повернул голову к Тане и внезапно осипнув, попросил:
-Дай мне водички, пожалуйста.
После новости о том, что Олеся, возможно, является его сестрой, Михаэль, сославшись на усталость после перелёта и обилие новой информации, обнял маму и, сделав знак глазами в сторону входной двери, предназначенный для Тани, направился к выходу. Девушка, спешно простившись со свекровью, поспешила за ним. Они молча дошли до машины, и первое время ехали тоже молча, но Тане эта тишина в машине была просто не выносима.
- Как ты думаешь, сейчас скажем Олесе или подождём? - самым добрым голосом, спросила девушка. Ей показалось, что Михаэль, как будто испугался этого вопроса. Во всяком случае, перед тем, как ответить он посмотрел на неё, словно борясь с желанием и не решаясь спросить о чём-то. Потом, видимо уже передумав, молодой человек пробурчал:
- Как хочешь – и отвернулся к окну. Таня, делая вид, что не замечает замешательства мужа, между тем, продолжала:
- Думаю, сейчас не стоит её тревожить. У неё мама очень плоха. Подождём, ладно? – и не дожидаясь ответа супруга, продолжила тем же обычным тоном, словно между ними не было никакой неловкости –  Еще, не известно обрадуется ли она этому известию или нет, вообще нужен ли ей такой, великовозрастный братик, как ты?
Михаэль молчал, отвернув от неё лицо и сосредоточившись на мелькающих за окном пейзажах, напряжённо думал о чём-то и, как казалось, не обращал внимания на Танины вопросы.
- А почему ты не сказал мне про наследство? - спросила она, наконец.
 - Сюрприз хотел сделать.
- У тебя получилось – грустно пошутила девушка.
- Думал, поеду, посмотрю. Если дом хороший и место красивое, то подарю тебе, как дачу. А если дом окажется для жилья не пригодным, то вкладываться не буду и продам.
- И как дом?
- Сам дом, ничего, крепкий. Хотя крышу надо менять… Но место уже не то.
- Что значит «уже не то»?
- Раньше, это было, как мне рассказали, очень живописное местечко. Окраина города, рядом лес, озерцо. А теперь - это почти центр. Леса давно нет, а кругом высотки. К тому же покупателей на этот дом уйма. С одним, договорились. Под магазин, вроде, берёт.
- Жаль, что ты меня с собой не взял, мне бы хотелось взглянуть на ваше «родовое гнездо». - С грустью в голосе сказала Таня.
- Сейчас мне тоже жаль. Я ж не знал, что это «родовое гнездо». Думал, может кто из дальней родни.
- А маме, почему не сказал?
- Да, как бы я ей сказал? Я ж не знал, насколько близка ей была эта Эрна Шнайдер. А раз наследство, значит, она умерла. Скажи я ей об этом письме, она бы, наверное, уже тогда бы инфаркт получила бы.
Михаэль съёжился и, демонстрируя обиду за учинённый допрос, отвернулся опять к окну. Таня, раздосадованная неудачной попыткой вывести мужа на чистую воду и как-то узнать от него самого, что он там был с Олесей, решила продолжать:
- Не хочешь узнать, как дети?
- Таня, у тебя, что сердца вообще нет? Я такое узнал, а ты…
- Прости – ерничая, отвечала девушка – ты такое узнал, а я тут со своими детьми…
- Не начинай, ладно? Без тебя тошно.
Тане очень хотелось ему ответить, но, сделав над собой неимоверное усилие, она замолчала и, как только подъехали к дому обратилась уже спокойным голосом к мужу:
- Дома дети и Лиза, поэтому никаких скандалов. Договорились?
- Хорошо. - Примирительно отозвался Михаэль
- Ты детям, что-нибудь привёз?
- Понимаешь… - начал было оправдываться молодой человек, но Таня, вынув из сумки, киндер-сюрпризы, прервала его:
- На, возьми. С синим – Володе, с зелёным – Серёже.
 Он молча взял подарки детям и, положив их в свою дорожную сумку, вошёл за Таней в подъезд.