Сказ Второй. Глава Пятая

5.  ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА.

«- Вишь, как утряслось!»
 П.П. Бажов

О сих крестьянех, иже изшедше от Камы реки, и поседоша на Чюсовые реки, которая в Сибири, неции знаменитых дел историкове писали, яко силою и разумом своим, паче же делы свои на всю Росию прославляхуся. Сии ничто же особное, кроме слова крепкого имяху, и ничто же начинали. В мужестве же и крестьянских делех тако искусни, яко не точию сами, но и жены их и дети в великую славу превзыдоша, о них же хошу зде нечто написати. Ибо они тако знатныя дела по себе оставили, яко никаким забвением веки наступающиа заперти их возмогоша. О них же сице история починается. Лета от Сотворения Света 7158, а от воплощения Слова божия 1651, месяца декемвриа.

(Так в ту пору истории занимательные в книгах начинались, именно что занимательные, не царские указы стандартной формы; да только изложение такое с трудом мне дается, невелик словарный запас. Да и говор пермский тех времен, в какой же книге сыщешь? А читать извилисто и того трудней. Потому и описывать случившиеся события далее стану языком доступным нашему времени. И имена предков Гилёвых, родичей, буду уважительно полно писать. Заслужили они такого отношения всей правильной жизнью своей).

Подвода ямская и вправду пробивалась до съезжей избы добрых полчаса. Охотник ямской по прозвищу Спешилко с трудом сошел с санок, даже его, привычного к тягости дороги, пошатывало. Посыльные уже были рядом, с интересом поглядывая на прибывших.

- Вот же угораздило меня с пермичами этими солеными сговориться, - проворчал ямщик. – Твердил им, попутных надо ждать, чтоб сообща дорогу торить. Так нет же, поехали, да поехали, поможем пробиться. А и то вправду, помогали много, не дали в снегах замерзнуть.

- Ну, что встали, - обратился он к пермичам, - забирайте мешки свои. А я уж до дому, в Заречную слободу пущусь, уж дотянем с лошаденкой как-нибудь. Да, Арлан, воеводе сказывай, что пересылки ему другой охотник везет, не шибко рисковый он, на яме попутных ждать остался.

И, уже трогаясь, повеселевшим голосом, Спешилко крикнул пермичам:

-  А и верно вы утверждали, что едины мы, что и ваши деды с вольна городу пришли! Видна, ох видна их закалка в вас!

И ямской охотник поехал дальше, благо, дорога по Верхотурью была накатана, и домашняя изба в Заречной, на другой стороне реки Туры, с теплой печью манила его с неодолимой силой. А вновь прибывшие, обметя валенки, вослед за посыльными вошли в съезжую избу. Стянув мохнатые шапки, перекрестились на образа, затем дружно поклонились воеводе.

- Здрав будь, господин воевода! – сказал один.

- И на долгие годы, батюшка Раф Родионович! – добавил другой.

- И вы будьте здравы, - кивнул воевода, открыто рассматривая крестьян.

В том, что перед ним крестьяне, Раф Родионович ничуть не сомневался. Ни долгополые овчинные шубы нелатанные, почти новые, ни валенки, выглядывающие из-под овчины, аккуратно подшитые толстым войлоком, которые могли бы принадлежать и всяким торговым людям, - не заставили воеводу усомниться в выводах. Руки, которые мяли мохнатые шапки, были крестьянские. Крепкие и жилистые. Таких просто не бывает ни у служилых, ни у торговых людей. Крестьяне были молоды, и бороды русые почти не скрывали их лиц, раскрасневшихся с мороза. Не сказать, что высокие, не под матицу, но в плечах широченные, да овчины еще добавляли мощи: как два утеса стояли, и в съезжей избе стало тесновато.

Впрочем, повидал всяких могутных крестьян на веку своем воевода, и не удивить его было «косой саженью в плечах», а вот что удивляло, так это взгляд прибывших. Прямой и открытый. Так никогда не смотрели на воеводу его верхотурские крестьяне. Уж на что ямские охотники вольные, а и те чуток уводили глаза при разговорах. А эти нет, пришли просить (ну не приветы же передать?), а смотрят, как равные.

Прибывшие дали себя разглядеть, затем представились.

- Крестьяне мы государевы, с Обвы реки, что в Каму впадат. С деревни Вотчины, недалече от Соли Камской, - сказал один, что постарше. – Я Семен, Васильев сын Гилёв.

- Меня Офонасием зовут, Иванов сын Гилёв, - представился другой. – Братья мы с Семеном.

Кратко и ясно представились, подумал воевода, и в словах не запутались, как-то дальше изъясняться будут?

- Просьба у нас к тебе, батюшка воевода, Раф Родионович, - продолжал первый, что Семеном назвался. – Дозволь в землях твоих поселиться, на Чюсове реке, слободку новую строить.

- Да ведь там же Строгановы, их земли, - вырвалось у подьячего Алексея Маркова.

- Вверх по Чюсове. От Строгановых верст за пятдесят будет, - ответил Семен Маркову, но продолжал смотреть на воеводу. – Впусте то место лежит.

(В старых верстах считали, где верста была в тысячу саженей, то есть более двух километров). Минуту-другую раздумывал Раф Родионович, затем приказал:

- Гилёвых накормить! О деле потом. А ты Арлан, зови Луку.

И воевода неспешно прошел в свою комнату, постоял в раздумье, у красного стола. Рука привычно легла на голову старухе-Судьбе. Вот ведь как бывает, еще каких-то пару часов назад о Гилёвых этих воевода и знать не знал, и ведать не ведал. А теперь все переменилось вдруг, и решать надо. Может случиться, конечно, что стрелец Лука Евсевьев, лучший следопыт Верхотурский, которому поручено было ясак в Верх-Чусовской волости собирать, при расспросах не поддержит просьбу Гилёвых и заявит, что те земли ясачным принадлежат, но Раф Родионович мало в это верил. Уж больно уверены в себе Гилёвы были. А тогда что же? Государю писать, чтобы новую слободку ставить дозволил, в землях верхотурских дальних? Где это место лежит, в верховьях Чюсовой реки, даже он, воевода Верхотурский, представлял смутно, чего уж про Москву говорить. Но разрешение государь даст, и зачтется такая слободка воеводе в делах его добрых. А вот если не получится у Гилёвых? Помощи-то людской, похоже, они от воеводы не ждут, иначе бы не так в глаза смотрели. И все же? Кроме годов льготных на поселение и ссуду денежную давать придется, из казны, а это уже государевы сборы, и ответ за них ему, Рафу Родионовичу, держать. А про опалу его в Москве все еще помнят, и боярин Морозов в силе, только оступись…

В съезжей избе вновь стало многолюдно: посыльные и Гилёвых привели, и Лука Евсевьев следом пришел, и сын Андрей любопытный тут как тут. Все скинули шубы и зипуны, свалили в один угол.

- Рассказывайте теперь, - приказал воевода.

- Проще на бумаге, - сказал вдруг младший, Афанасий, и шагнул к столу. – Дозволь батюшка, Раф Родионович?

Воевода кивнул, и Гилёв уверенно взял перо, пододвинул лист бумаги. Провел линию вертикальную по левой стороне, справа от нее вверху кружок обозначил.

- То на Каме болшой Соли Камские лежат.

Несколько ниже по Каме слева изгиб тонкий отвел, а над ним крестик наклонный начертал.
- То Обва река и деревня наша Вотчина, - пояснил Афанасий.

Еще перо опустил и уже с правой стороны Камы, с изгибами, забирая в правый нижний угол листа, повел линию долгую, а чуть не в конце подковку изобразил. Затем, в верхней части долгой линии, кружок обозначил, а ниже середины другой кружок с отводом добавил.

- От Камы болшой вниз листу Чюсова идет. Вниз листу, но вверх по стоку. Вот здесь городки Чюсовы, Строгановых. А здесь, много ниже середины, Утка Межевая в Чюсову впадает, и деревня Строгановых на той реке. Украйная. Выше по стоку Чюсовы других поселений у Строгановых нет.

Воевода глянул вопросительно на своего следопыта, тот кивнул.

- А вот здесь, - и Афанасий подчеркнул подковку, - от Утки Межевой вверх по Чюсове верст с пятдесят, мы и место присмотрели, что впусте лежит.

- Почему подкова? – спросил воевода.

- Так Чюсова река там изгибается, - пояснил Гилёв и выжидающе посмотрел на воеводу.

А тот перевел взгляд на следопыта. А что он, Раф Родионович, мог сейчас сказать этому крестьянину? Что нездешний он, и год второй как на воеводство поставлен, а карты Верхотурского уезду никто еще составить не додумался? Что вот Лука Евсевьев здесь, который эти земли ведает? Но Лука молчал, что-то обдумывая: не всю Чусовую и он на память знал, и для него те верховья – дальние.

Наконец спросил сборщик:

- А где же тотаровя Сылвенские?

Похоже, Афанасий ждал этого вопроса. Рука его большая, жилистая, уверенно провела почти с устья Чусовой, с левой стороны, еще одну чудно изогнутую линию на бумаге. Близ подковки закончил.

- Это Сылва стекат так затейливо. Близ устья острожек Сылвенской Строгановых.
Верст с шестдесят от него на Ирени реке, близко к Сылве, Кунгур городок строитца. В тех землях тотар много. Ну и дале по Сылве знамена их. Да мы в прошлых годех с братом Семеном ходили там.

Афанасий, уловив удивленный взгляд Луки, повторил:

- Да, Сылва долга река и извилиста, верст поболе двух сотен будет, мы по всей прошли. И юрт тотарских много встречали. Недалече же от истоков Сылвы озерко лежит, там юрт последнего из тотар сылвенских, Тихонка Торсунбаева, и угодья ево. А в Соли Камской давал мне дьяк Переписную книгу Михайлы Кайсарова смотреть, по ней земли тотарам Сылвенским да Иренским отдадены. И земли по книге той, в истоках, Торсунбаевым и не отдадены. Но мы с Семеном от Сылвенских истоков дале пятнадцати верст ушли к Чюсове, чтоб спору не было.

Подьячий Алексей Марков дернулся было записи Кайсарова искать, да остановил его воевода. Будет еще время все пересмотреть. А стрелец, Лука Евсевьев, просветлел наконец-то лицом: вспомнил он тот изгиб Чусовой затейливый, про который Афанасий сказывал, что подковой большой в дальних верховьях залег.

- Ага, там еще в «подкове» этой речка в Чюсовую впадает, тотаровя ее Дикой Уткой обзывают.Ну а далее в верховья Чусовой ходили ли?

- Ходили, - кивнул Афанасий. – Там еще много рек в Чюсову впадает. И еще озера есть. А далее не ходили, там болота начинаются. Мы плот связали, да на нем и вернулись.

- Места те Бажовскими назовут, - заявил вдруг подьячий. – И город там поставят с домами с камня. А пред ним другой город, по реке назовут.

Лука воззрился на Маркова с любопытством:

- Отколь тебе, Олексей, ведомо сие? Али бывал там, хаживал далее? И как грады те прозываются?

- Сон видал, - сказал смущенный Марков. – Да не досмотрел.

А посыльный, который второй, которому мы и имя не придумали, вдруг произнес нараспев:

- Олексею, иногда, снятся дальни города, у которых прозвания нет.

Все рассмеялись. Лука Евсевьев, тот пуще других. Все уяснил следопыт и, уже для понимания всех присутствующих, попросил:

- Покажи на бумаге, где Верхотурье наше?

Афанасий подумал чуток и от кружка, что Соли Камские обозначал, в правом верхнем углу зачернил квадратик, разве чуть пониже Соли.

- Почти на солнца восход, - сказал он.

Афанасий остался стоять у большого стола. Ждал еще вопросов. Но все молчали.

- Знаешь ты края наши, Офонасий, - проговорил наконец Лука уважительно, и посмотрел теперь на крестьянина, как на равного. – Потоптал, видать, земельки-то немало, хоть и годами молод.

А воевода все молчал. Вот откуда, думал он, такие крестьянские афанасии никитины берутся? Мы-то все думаем, что они дальше двора своего, да пашни в поле и не знают ничего. А этот и карту чертит уверенно, и книги переписные Кайсарова смотрел. И кто ему те книги перечитывал? Да сам, значит, и перечитывал, у дьяков-то не допросишься…

- А с кем на новое место пойдете? – прервал затянувшееся молчание Раф Родионович. – А то вдвоем обустраиваться надумали?

- Зачем вдвоем, - вступил в разговор Семен Гилёв. – С родичами пойдем. Семей с десяток нас.

- С родичами, - повторил воевода. – А откуда род ваш идет, Гилёвы, знаете?

- Деды с Новагорода в Перм Велику пришли, - ответил Семен. – Еще до похода Ермакова.

- Ага, так вы новгородцы, значит, - как-то даже обрадовался Раф Родионович. Словно именно этого уточнения ему и не хватало для принятия правильного решения. И все теперь на свои места стало, и лишние вопросы отпали сами собой.

- Тогда так! Сегодня отдыхаете – отсыпаетесь, а назавтра с Лукой отправлю вас по волостям уезду нашего. И Верх-Чюсовской, и Верх-Туринской, и Аятцкой, ну и еще где, то Лука сам решит. Проведет он вместе с вами сыски накрепко, что места те пустые, про которые ты Офонасий сказывал, наперед того никому на оброк не отданы, и к иным землям каким не приписаны. И в знаменах тотарских да вогуличей сыск проведет, и сказывали чтоб они по вере их по шерти вправду, не их ли охотничьи угодья в тех краях лежат. И тогда я дам свой ответ.

С тем и увез Гилёвых стрелец Лука Евсевьев просторы уезда Верхотурского изучать. Это в наше время сел бы за стол стрелец, да сборщик ясашный, Лука Евсевьев, да телефон бы офисный к себе пододвинул. Обзвонил бы нужных по волостям уезда Верхотурского: в Верх-Чусовскую и Верх-Туринскую позвонил бы, да из Аяцкой волости факс с подтверждениями потребовал, как и наказывал воевода. А для связи с людьми церковными, да с ясашными крестьянами с Остяцкой волости и смартфоном бы воспользовался. Всего и делов-то, на день-другой. И весь бы отчет Рафу Родионовичу на компьютере отстучал. А так пришлось им по уезду изрядно помотаться, коней с ямщиками не жалея, да бумагу изводя на поручителей. Две недели они, считай, по заснеженным дорогам пробивались, сыск проводили; Лука все посмеивался, мол удачное время вы, Гилёвы, для поездки выбрали.

А воевода Раф Родионович Всеволожский, да подьячий Алексей Марков, после отъезда их не только снег кидали, да постройкой дощаников для Тоболеска занимались, чтоб хлеб по реке Туре сплавлять. Нашли и просмотрели они «Кунгурския писцовыя книги татар, письма и меры Михаила Кайсарова 1623 – 1624 годов». И мы посмотрим, мимо не пройдем.

«Ниже Перми Великой по реке по Сылве, вверх, выше андреевых да петровых Строгановых, Сылвенскаго острожку деревень и починков остятские улусы, которые остяки, платят в государеву цареву и Великаго князя Михаила Федоровича всеа Русии казну куничной ясак. А в тех остятских улусех улус Рожин, а в нем юрты остятские: Юрт сотника Якшеита Кулышева, ясаку платить шесть куниц; да с ним же в юрте живет сын его Кощектайко, холост; ясаку с него три куницы; пашни пахотные добрыя земли две четверти с осминою в поле, а в дву по тому ж. Юрт Тагобердея Якшеитова; ясаку платит 6 куниц; пашни пахотные добрыя земли осмина в поле, а в дву по тому ж. Юрт Килде Ишкулышева; ясаку платить шесть куниц; пашни пахотныя добрыя земли три осмины в поле, а в дву по тому ж. Юрт Кашкеня Шаколызбаева; ясаку платить шесть куниц; пашни пахотныя добрыя земли осмина. Юрт Болонты Сагазякова; ясаку шесть куниц; пашни пахотныя добрыя земли осмина. Юрт Тоголбая Мурзакулдина; ясаку шесть куниц; да у него живут в юрте Мурзакулдейко Тулубаев да Байтугуш ясаку платить по три куницы, оба холосты; пашни пахотные полосмины.

Юрт же беспашенных остяков: Юрт Байсары Бокшейшева, женат; ясаку шесть куниц. Юрт Юсупа Оныкагузина; ясаку платить шесть куниц; да с ним же в юрте живет пасынок ево паиш Аликулин; женат, ясаку шесть куниц. Юрт Атламыша Рожина; ясаку шесть куниц. А вотчина у них у всех Рожинских остяков река Шаква от вершины и до устья реки до Сылвы, по обе стороны, на сто пятьдесят верст с бортовые ухожеи, и звериными и с рыбными ловлями, и з бобровыми гоны. Да за ним же речка Малая Кисмыш, да речка Садей с звериными же ловлями; да с ними же в той вотчине Хотяш Судырев в остятских угодьях Шаквинские остяки и таторови – Танайко Ябалаков с товарыщи, да за ним же Яболаковым, за братом ево за Черепаном вобче с юрманскими татаровя с Корбайком Акдаловым с товарыщи речка Кылтам от вершины и до устья до речки до Шаквы по обе стороны на двадцать на пять верст со всеми угодьи, да за Рожинским же остяки оприч Шаквинских и Юрманских татар по речке по Сыре да по речке Серге, от реки Сыры по Сылве реке вверх до Молебново до остятского камени (близ села Молёбка) — верховые бортные ухожеи и бобровые гоны и звериные ловли; а рыбные ловли в тех речках в Сыре, и в Серге, и в Сылве, и в озере Вятском рожинские остяки ловят с Андреем да Петром Строгановыми по старине вместе; да за Рожинским же остяком за Атламышем Рожиным речка Бим от вершины до устья до реки до Ирени по обе стороны на сорок верст, со всеми угодьи; да речка Асов от вершины же до устья до Бим речки по обе стороны на десять верст со всеми угодьи.

Да за Рожинским и за Шаквинскими остяки речка Аргана от реки Сылвы по Аргане озера до вершины по обе стороны на двадцеть верст со всеми угодьи. А знамена бортевые в тех вотчинах Рожинских и Шаквинских и Юрманских остяков: Знамя Якшеита Кулышева. Знамя Тагробердея Якшаитова. Знамя Паиша Аклиуллина. Знамя Атламыша Рожина. Знамя Кулыша Байбарева. Знамя Кашкеня Шоколызбаева. Знамя Болонтая Сагизякова. Знамя Борончи Сагизякова. Знамя Тугулбая Мурзакилдина. Знамя Аллагозина. Знамя Шаквинских татара и остяков: Знамя Тоная Яболакова. Знамя Икбердея Баишова. Знамя Безыргана Баишева. Знамя Ярмунчея Ербулдина. Знамя Бектулы Ербулдина. Знамя Багиша Ярыгина. Знамя Сатламыша. Знамя Ишея Сатлымышева. Знамя Козембахты Керьева. Знамя Акшебая Акбашева. Знамя Елкибая Янобаева. Знамя Токбая Янбаева.

Знамя Юрманских татара и остяков: Знамя Чураша Акдалова. Знамя Коробая Акдалова. Знамя Ичелбая Карабаева. Знамя Сугулбая Карабаева. Знамя Черепана Яболакова. Юрты татарскаго на речке Юрмане: Юрт Чураша Байсанова да сына его Батырбака; ясаку платить двенадцать куниц; пашни пахотныя добрыя земли четверть в поле, а в дву по тому ж. Юрт Ичебая Чурашева; ясаку платить шесть куниц; пашни пахотныя добрыя земли осмина. Юрт Карабая Акдалова; ясаку платить 6 куниц; да у него же сына Тугусубайка, холост, ясаку платить три куницы; пашни пахотные четь. Юрт Сугунбаева Карабаева, ясаку шесть куниц; пашни пахотныя осмина. А вотчина их старинная, обща с сылвенскими остяками с Танайком ****аковым, да Сыгибирдейком Баишевым, да с Аламашом Сеплюковым да з Бердыганком Баишевым, да с Черепаном Ябалаковым, да с Конаком ****аковым по реке по Сылве вверх от остяткого от Молебного Камени до Частова острова, по обе стороны реки Сылвы на пятнатцеть верст со всеми угодьи; да река Сылва же от Малыя речки до речки Тару; да речка Таз от вершины до устья до реки до Сылвы по обе стороны на пятнадцеть верст; а знамена их писаны выше сего — с Рожинским и Шаквинскими знамены вместе.

Рожина же улусы юрты стоят врозни по реке по Сылве и по малым речкам. Юрт Алабаша Нагаева да с ним же сын Енболгозя, холост; ясаку с них девять куниц, а знамя ево, а сына ево. Юрт Актая Олобашева, ясаку шесть куниц; пашни пахотныя добрыя земли осмина в поле, а в дву потому ж; а знамя ево. Юрт Шарнамаметя Сарамишева, ясаку шесть куниц; а знамя ево. Юрт Токмаметя Торгаева, ясаку шесть куниц; а знамя ево. Юрт Токмамешя Торгаева, ясаку шесть куниц; пашни пахотные добрыя земли осмина; а знамя ево. Юрт Суярка Торгаева, ясаку шесть куниц; а знамя ево. Юрт Бигины Нагаева, ясаку шесть куниц; да у него три сына, холосты: Шадебайко, да Актолда, да Идебробайко; ясаку 9 куниц; пашни пахотные две четверти с осминою; а знамя ево. Юрт Байбалка Елгина, ясаку 6 куниц; а знамя ево. А вотчина тех Юрманских остяков по реке по Сылве вверх от озера Акзибая выше Органы речки до Сухова врагу, по правой стороне Сылвы, со всеми угодьи; а по левую сторону реки Сылвы до речки до Скупани Шаквинских да Юрманских татар берег сухой; а река Сылва по тем урощищам вся остяткая — Алабаша Ногаева с товарыщи, да за остяки же речка Лек, впала в Сылву. А по той речке от верха воды остяткия до татарскова молбища, а сухие берега Рожинских, и Шаквинских, и Тулвинских татар и остяков бортные ухожеи и звериные ловли; да за ними же остяки, речка Шоя, впала в речку в Леку и вверх по тое речке по обе стороны до вершины на пятнатцеть верст остяткая со всеми угодьи. Рожина же улусы юрты: Юрт Бердыкая Кобенякова, да с ним же в юрте брат ево Ишанбай, холост; ясаку с них 9 куниц; пашни пахотные 2 четверти в поле, а в дву по тому же; а знамя ево. Юрт Янаруша Кулышева, да с ним же сын ево Айтуган, холост, ясаку 9 куниц; а знамя ево. Юрт Меллалогузы Кулышева, ясаку шесть куниц; да с ним же ходит Рожинский остяк Багиш Алешин; а знамя ево. А вотчина их речка Сикть от вершины до устья до реки до Сылвы, едучи от устья вверх, левая сторона, со всеми угодьи на 10 верст; да речка Утка впала в Сылву, а Уткою вверх до вершины по обе стороны, на 30 верст; да за ними же речка другая Утка от вершины до Плетешова врага по обе стороны на сорок верст.

Рожина же улусы остяки юрты врозни: Юрт Чоклабая Байберина, да с ним же брат ево Кобяк, холост; ясаку 9 куниц; пашни пахотные осьмина в поле, а в дву по тому ж; а знамя ево знамя Кобякова. Юрт Остая Аскилдина, да с ним же зять его Чокчур Яболаков, женат; ясаку 12 куниц; пашни пахотные четверть; а знамя ево. Юрт новоприходца черемисина Тебеняка Одышева, холост; ясаку три куницы. Юрт Козебая Байберина да брата ево Ишмаметя, ясаку 12 куниц, а знамя ево. Вотчина их по реке по Сылве вверх от врага до Городища до речки до Асунова по обе стороны Сылвы реки на сорок верст со всеми угодьи. Рожина же улусу юрты стоят врозни: Юрт Козембердея Колманова, ясаку 6 куниц; а знамя ево. Юрт Киябердея Колманова, ясаку 6 куниц; а знамя ево. Юрт Кодыбердея Колманова, ясаку 6 куниц; пашни пахотные добрыя земли полосмины. Юрт Турчебая Терегулова, да с ним же сын ево Розмердяйко, холост; ясаку с них 9 куниц; пашни пахотные добрыя земли полосмины в поле, а в дву по тому ж; а знамя ево. Вотчина их реке по Сылве вверх от Частых островов до врага до Кошелги правая сторона со всеми угодьи; да за ним же речка Кошерт впала в реку в Сылву, а речкою Кошертью вверх до вершин по обе стороны на 15 верст со всеми угодьи. На речке на Тазе юрт Черепана Еболакова, да с ним же сын ево Кунайко, холост; ясаку с них 9 куниц; пашни пахотные осьмина в поле, а в дву по тому ж. На речке на Шакве юрт Давлеткилдея Ярыгина, да с ним сын ево Илбай, холост; ясаку 9 куниц; пашни пахотные добрыя земли четверть в поле, а в дву по тому ж. Юрт Багиша Ярыгина, шесть куниц; пашни осмина. Да тех же татар на речке на Шакве мельница мутовка. Юрты же вверх речки Шаквы: Юрт Тонайка Яболакова, да с ним живет сын ево Сурдяйко, холост; платить ясаку 9 куниц; пашни пахотные добрыя земли четверть в поле, а дву по тому ж. Юрт Икбердея Багишева, ясаку шесть куниц. Юрт Байназара Багишева, да с ним же брат ево, холост; Тойсар, ясаку 9 куниц. Юрт Ярминтая Елболдина, ясаку 6 куниц. Юрт Бектулы Елбулдина, ясаку 6 куниц; пашни пахотные добрыя земли четверть. На речке на Бабье юрт Сатламыша Сеплюкова, да с ним же сын ево Ижболда, холост; ясаку девять куниц; пашни пахотные четверть.

На сылвенской перерве юрт Козебахты Карьева, да с ним же сын ево Иванко, женат, ясаку 12 куниц; пашни пахотные две четверти без полуосмины. А вверх по речке Бабье юрты: Юрт Елкабая Янобаева, ясаку шесть куниц; пашни пахотные осмина. Юрт Токбая Янабаева, ясаку шесть куниц; пашни пахотные осмина. Юрт Илбая Арыкова, ясаку 6 куниц; пашни пахотные по осмине. Юрт черемисина Худея Рачетаева, новоприходца, ясаку три куницы. Юрт Якшебая Акбашева, ясаку шесть куниц. А вотчина их речка Бабья от вершины до устья до реки Сылвы по обе стороны на сорок верст; да речка Юмыш от вершины до речки до Бабьи по обе стороны на 20 верст; да речка Юг от вершин до устья до Бабьи же речки по обе стороны на 40 верст с рыбными ловлями, и з бобровыми гоны, и з бортными ухожеи со всеми угодьи; да в их же вотчине впала в реку Ирень речки малая: речка Тарт, да речка Яс и по тем речкам и до вершин всякие угодьи — их же. Да у них же бортные ухожеи, и рыбные ловли, и бобровые гоны до вершин речки Тулвы вниз на десять верст; по речке по Чирю же по меже уфимских татар, а бортные их ухожеи и звериные и рыбные ловли, едучи Тулвою вверх по правою сторону, а Камою рекою вниз, выше реки Осы; в Тулвинской вершины межа речка Чавчиль, а знамя их писан с Рожинскими знаменами выше сего.

На Ирени же юрты: Юрт Байсы Акбашева, ясаку 6 куниц, а знамя ево. Юрт Урмамета Атайсина да брата ево Батыря; ясаку 9 куниц, а знамя их. А вотчина тех остяков с устья Ирень реки, вверх до Байтеряковы межи — Карьева до улуса врагу по обе стороны Ирени реки бортные ухожеи, и зверинные, и рыбные ловли, и бобровые гоны на дватцеть верст. На Ирени же юрты: Юрт Байсары Тарасова, да с ним же в юрте сын ево Акназарко, холост, ясаку с них 9 куниц; а знамя ево. Юрт Епарка, да Кошназарка Байсариных детей Тарасова; ясаку с них 12 куниц. Юрт Беккени Янзекшина, ясаку 6 куниц. Юрт Крымсарая Боюрганова, да с ним же в юрте племянник ево Нагайбак Чепкунов, холост; ясаку с них 9 куниц; пашни пахотныя добрыя земли 3 осьмины в поле, а в дву по тому же, а знамя ево. Юрт Акгигита Боюрганова, да с ним же в юрте сын ево, холост, Исенбайко, ясаку с них 9 куниц; да с ним же племянник ево Акгигитов Салымбирдейко Мусин; ясаку с него 6 куниц, пахотные 3 осмины; а знамя его. Вверх реки Ирени: Юрт Кутлука да Септюка Олепаевых; ясаку с них 12 куниц; да с ним же живет брат их Чюпчик, холост; ясаку 3 куницы; пашни пахотные три осмины. Юрт Беляка Яушева, ясаку платить 6 куниц; а знамя ево. Юрт Бирея Казимова, ясаку шесть куниц; а знамя ево. Юрт Тогызбая Коробаева, ясаку с него шесть куниц; пашни пахотные всех трех юртов три осмины, а знамя ево.

Да под уфинским волоком, на речке на Сарсе юрт Ишдевлетка да Кашкилдейка Коробаевых; ясаку с них 12 куниц; пашни пахотные осмина. А вотчина их от Аккилдина рубежа Андреева, от Белова Камени от гранныя сосны вверх по Ирени до Сухова врагу, по обе стороны реки Ирени, да той же их вотчине в реку Ирень впала речка Тарт, да речка Яс и по тем речкам до вершин, да их же в вершине речки Тулвы на 10-ти верст, по речку по Чирев по уфинских татар межа едучи вниз по Каме выше реки Осы, а в вершине межа — речка Чевчавил, едучи Тулвою вверх по обе стороны Тулвы; да за ним же речка Шуртан от вершины до устья по речку по Игину по обе стороны тех речек — бортные их ухожеи, и рыбные, и звериные ловли, и бобровые гоны, да в той вотчине ходит Судерев Бехтелибех Темиров. На реке на Ирени же юрты и в Карьеве улусе: Юрт Тойгилды Терегулова, ясаку 6 куниц; пашни пахотные три осмины. Юрт Тоголчи Терегулова, ясаку 6 куниц; да с ним же в юрте две тесовые сосны, а на соснах по три рубежа, а от сосен прямо до соснового столба; а от столба на две ямы, а от ямы на глубокие курганы, а от курганов до борти до Янгигитов, что стоит на меже, а от борти прямо на тесовую сосну, а у тое сосны борти Янгигитова, а от борти до Верхиренскова Волочку на верх врагу, которой враг пониже Янгигитовых юртов; а того врагу верхняя сторона Янгигитова, а знамя на ево стороне — сосна тесовая; а на другой стороне две сосны тесовых Акилдеевы; а на тех соснах знамя ево бортевое; на усть врагу на Акилдеевой стороне камень белой, а от того камени прямо по логу на Ирень реку — на лог, а от логу прямо до черного лесу; а вниз по реке Ирени по обе стороны вотчина Килдеева до Карьевских вотчин и Сарсинская вотчина — вся Акилдеева же со всеми угодьи; да ево же Акилдеева вотчина по реке по Язве от вершины до устья до реки до Ирени, да речка Сып, что впала в реку Ирень от устья и до вершины со всеми же угодьи; а знамя Акилдеева в той вотчине знамя Бектели Бектимирова.

А всего Сылвенских и Иренских остяков и татар шездесят семь юртов, два четыре юрта черемисских, да юрт мордовской; а людей в них остяков и татар 81 человек, да четыре человека черемисина, да мордвин; пашни пахотные добрыя земли около юртов 55 четвертей в поле, а в дву по тому ж. А по государеву цареву великаго князя Михаила Федоровича всея России указу с тех юртов, остяком и татаром платить в государеву казну по четырнадцеть сороков по двадцати по пяти куниц на год; да с тех же юртов положена вновь за пашню, и за верховые оброки, и за рыбные и звериные ловли, и за бобровые гоны, и за всякие угодья семьдесят з дву юртов семдесят две куницы, по кунице с юрта. А всего Сылвенским и Иренским татаром и остяком впредь платить в государеву казну в Новгородскую четверть по шестнатцети сороков и по семнадцети куниц на год; да пошлин с куниц по деньге; итого три рубля девять алтын три деньги. А прибыло сверх окладной росписи Сылвенскаго и Иренскаго ясаку пять сороков и семнатцеть куниц, да пошлин прибыло три рубля 9 алтын три деньги».

- Уф! – подьячий отодвинул бумаги. – Пойду на воздух выйду.

- До конца дочитал ли, Олексей? – воевода улыбался.

- Дочитал, батюшка Раф Родионивич. – Устал даже.

- Ты только читал, а Михайло-то Кайсаров все их межи просмотрел да записал! Вот где труд велик!

- Это что же получается, батюшка Раф Родионович, - спросил подьячий, вернувшись с мороза в съезжую избу, - прав был Гилёв? Не нашел я у Кайсарова юрт Турсунбаевых.

- Пришлые они, Турсунбаевы, - кивнул воевода. – Потому и в истоках поселились. Близ Кунгура-то все земли тотарами издавна поделены. Да и то видать, готовились Гилёвы-то братья к приезду к нам, не с наскоку решали.

        (Возможно, и не пришлые. И насочинял я. И Рафа Родионовича с Олексеем Марковым заставил себе поверить. Вернее, тому списку с Кайсарова, который выше представлен. Еще раз читаем «Кунгурския писцовыя книги татар, письма и меры Михаила Кайсарова 1623 – 1624 годов»: «Юрт Турчебая Терегулова, да с ним же сын ево Розмердяйко, холост; ясаку с них 9 куниц; пашни пахотные добрыя земли полосмины в поле, а в дву по тому ж; а знамя ево. Вотчина их реке по Сылве вверх от Частых островов до врага до Кошелги правая сторона со всеми угодьи; да за ним же речка Кошерт впала в реку в Сылву, а речкою Кошертью вверх до вершин по обе стороны на 15 верст со всеми угодьи». А теперь читаем у Шишонко Василия Никифоровича: «На речке на Ирени юрты в Карьеве улусе: юрт Тайгулды Терегулова… Тойболды Терегулова и Ялбойты Терегулова». Терегуловы – немалый род среди Сылвенскиских татар! 

         «При чем здесь Терегуловы?» - спросите вы. А вот сейчас мы к «Пермской старине» Дмитриева Александра Алексеевича перейдем. Читаем: «Да в выписи 193 (1693) года, какова дана Григорью Строганову у Соли Камской из приказной избы, записных вотчинных книг на Кишерскую вотчину написано: в прошлом во 176 (1668) году гостинной сотни Андрей и Борис Федоровы дети Елисеевы продали именитому человеку Данилу Строганову половину своей вотчины на Сылве реке, что купили они (ранее, до 1651 года) у Сылвенскаго ясашного татарина у Турсунбайка Терегулова, по писцовой книге Михайла Кайсарова, оприче (кроме) половины братей своих и племянников; а межа той их вотчине вверх по Сылве реке от частых островов по оврагу вверх в дуброву…»

        Так Турчебай Терегулов неожиданно в Турсунбайку превратился, который земли Елисеевым продал, оставив детей своих – Турсунбаевых – без наследуемых родовых охотничьих угодий. Далее нигде и никогда не упоминается, что лишенцы эти из рода Терегуловых были).


Пришло время и Луке Евсевьеву с крестьянами Гилёвыми возвернуться, бумаги подписные воеводе показать да доложить, что и вправду места те на Чюсовой впусте лежат, и не владеет ими никто. И Раф Родионович не стал Гилёвых ожиданием томить, сразу и сказал:

-  Будем новую Чюсовскую слободу ставить!

А пока слободчики новые отсыпались с дальней дороги, стали воевода с подьячим же, Алексеем Марковым, челобитные готовить. И заготовили они челобитную на имя государя, в которой Семен и Афанасий Гилёвы просили царя-батюшку землицы им дать, в верховьях реки Чусовой, выше Утки реки. В тех местах пустых, поросших лесной дубравой, которыми не владеет никто. Долго они бумагу да перья изводили, пытаясь объяснить Приказным, которые читать эту челобитную будут, где те земли лежат; подьячий аж язык высунул в старательности своей.

- А давай батюшка, Раф Родионович, просто напишем, что близ города Перваго Уральскаго та земля лежит? – вдруг предложил Марков.

- Близ какого града? – оторопел воевода и посмотрел на подьячего с подозрением.

- Ой, чего это я? – подьячий помотал головой. –И сам не знаю, о чем говорю.

- Перегрелся ты возле печки-то видать, - решил воевода. – Все с челобитной. Теперь ссудную роспись готовить будем. Помощь потребуется. Сколько денег в казне?

Подьячий сконфузился немного.

-  А и правильно ли будет, батюшка Раф Родионович, им на подъем деньги-то давать? – проговорил он с каким-то даже сожалением. – Гилёвы то эти, сами ведь пришли, сами землю просили, чтобы слободку строить. Ведь ежели бы их по указу государеву туда направляли, тогда да. А так, что в Сибирском Приказе про это решат, да как государю преподнесут?

Оберегал подьячий Алексей Марков воеводу своего, знал все и про свадьбу царскую неудавшуюся и про ссылку всего семейства Всеволожских. Не от воеводы знал, Раф Родионович о том молчал крепко, ну да мало ли у дьяков и подьячих своих сказочников.

- На Русии героям только песни, - сказал непонятно воевода и вздохнул. – Ладно, тогда дадим им восемь лет льготных!

А подьячий осторожный, оставшись в съезжей избе один, достал грамоту государеву лет прошлых, да на самую верхнюю полку убрал, да еще и другими пакетами прикрыл. (Но мы ее все-таки достанем и прочитаем).

«От Царя и Великого князя Михайла Федоровича всеа Русии, в Сибирь, на Верхотурье, воеводам нашим князю Миките Петровичю Борятинскому да Максиму Семеновичю Языкову да подьячему Ондрею Иевлеву. В нынешнем во 131 году (1623) Июля в 20 день писали есте к нам: по нашему наказу велено вам, на Верхотурье, на нашу пашню называть, из подмоги и на лготу, крестьян и сажати их на пашню, где будет пригоже, и вы для тех охочих крестьян велели на Верхотурье, на торгу, кликати бирючю не по один день; и к вам приходят всякие люди, Верхотурского уезда, и половники и захребетники, и просят у вас на подмогу денег и лготы, а у вас о том нашего указу нет, почему тем охочим людем, которые учнут рядиться на нашу пашню во крестьяне, денег на подмоги и лготы на колко (сколько) лет давати; и нам бы вам велети о том указ свой учинити.

И вы то делаете не гораздо, пишите к нам, что у вас о подмоге и обо лготе пашенным крестьяном указу нет, и то делается вашим нераденьем: мы то пашенное дело положили на вас, а по нашему указу велено вам пашенных крестьян называти на нашу пашню, и с подмоги и на лготу, смотря по тамошнему делу, как бы нашей казне было прибыльнее; и вы-б, хотя и сами того не догадались, почему новым пашенным крестьяном нашего жалованья, подмоги, денег и хлеба, и на колко лет лготы, давати, и на Верхотурье вы не первые воеводы, преже вас были на Верхотурье воеводы многие, и пашня на Верхотурье заведена давно, и крестьяном подмога и лгота давана и в прошлых годех, а книги тому пашенному заводу всех годов на Верхотурье есть и примериться вам есть к чему, а пересылаться вам о том к нам к Москве далеко; и то значит, что делается о нашей пашне вашим нераденьем, хотя б и примериться было не к чему, ином мочно, смотря по тамошнему делу, узнать как бы нашему делу было прибылнее.

– И как к вам ся наша грамота придет, и вы б вперед велели на Верхотурье называти вновь на нашу пашню в пашенные крестьяне всяких охочих волных людей, а не с тягла, из подмоги или на лготу, а подмоги им велели давати из нашия казны из Верхотурских изо всяких доходов, примеряся к прежним дачам, почему наперед сего на Верхотурье новым пашенным крестьяном подмоги или лготы давано, смотря по людем и по семьям, кому сколко мочно пашни на нас пахати, и как бы нашей казне было прибылнее; а дворы им велели ставити, и землю под нашу пашню велели отвести, в Верхотурском уезде, на Невье, подле пашенных крестьян, которые присланы на Верхотурье во 130 году из Казани, а под их пашни земли, что им пахати на себя, и сенных покосов велели отвести против Казанских переведенцев, подле крестьянския же пашни; да кого именем в пашенные крестьяне из подмоги или на лготные годы призовете, и колких человек на нашу пашню посадите, и что кому подмоги или на колко лет кому лготы дадите, и что им на нас пашни пахати, и колко десятин пашни и сенных покосов и всяких угодий кому отведете, и вы б то все велели написати в книги подлинно, порознь, да о том отписали, и переписные книги ты Ондрей за своею рукою прислал к нам к Москве, и велели отдати в Казанском Дворце боярину нашему князю Ивану Михаиловичу Воротынскому да диаком нашим Ивану Болотникову да Федору Апраксину. Писан в Москве, лета 7131 (1623) Августа в 17 день».

(Вот так! Давали подъемные-то в то время! Самое удивительное, что немного и лет пройдет, и другие родичи наши под Тюменью другую слободку строить будут! И опять без помощи государевой казны! А как и почему так случилось, то в Третьем Сказе будет).

Прощались с Гилёвыми в Верхотурье, в съезжей избе, 15 января 1651 года. Уже и челобитную они подписали заготовленную, и про восемь лет льготных им воевода объявил, и Отписку разрешительную на переселение в верховья реки Чусовой передал, и грамоту слободчикам Афанасию и Семену Гилёвым на построение слободы новой, с границами земельных владений, и даже ямской охотник знакомый Спешилко поджидал под окнами, - а все проститься не могли. Топтались будущие слободчики, шапки опять в руках мяли и не знали, что на прощанье воеводе сказать.

- Ну все, пора вам в дорогу, - решил воевода. – Свидимся еще. Летом кого к вам в новую слободку пришлю в гости. Встретите? Там ведь будете?

- В слободке будем, - сказал Афанасий Иванович и посмотрел на воеводу долгим прямым взглядом. – Построим мы ее. Слово даю!

Когда же сани отъехали, посыльный безымянный, непризнанный Верхотурский поэт-песенник, во след им глядя опять произнес нараспев:

- Ах, если б знать,
  Куды их слово занесет,
  Оне б сумели все понять
  На целных десять лет вперед…

Он бы и дальше продолжал, да смешался под взглядом воеводы странным.

- Думал, у нас здесь один только провидец, Олексей Марков, - сказал воевода, - А теперь и ты туда же, Запевалко?

(Ну вот и прозвище безымянного посыльного мы узнали).

- Да и не я этак, батюшка Раф Родионович, - признался Запевалко. – Слова, оне сами наверх лезут!

- И все же ты поаккуратней со словом-то, - посоветовал воевода. – Слово-то, оно иной раз и силу болшую имеет! 

С тем и уехали Гилёвы. Возвратились на Обву реку и готовиться стали к переселению дальнему. В зиму-то студеную, знамо дело, с женками да ребятишками малыми, да с хозяйством всем своим немалым не пошли, а весны дождались, когда снег стаял, да солнце прогревать землю взялось. Вот тогда гурьбой в восемь семей и двинулись. И многие родичи провожать их взялись, иные и до Сылвенского острожку провожали, а напоследок обещались в гости наведываться, а то и навсегда в Чусовскую слободку переселиться.

(Думается мне, что скотинку всякую с Обвы реки они не повели, продали вместе с дворами своими, а новую уже близ Кунгура прикупили. Договоренности имели).

Ну а у воеводы Верхотурского мало погодя после отъезда Гилёвых уже другие заботы появились: подогнали с дальнего поста стрельцы сани с пушниной, с Сибирской стороны дороги, что мимо таможни верхотурской проскочить пытались, да теперь на улице ждали решения воеводы.

И вышел из приказной избы Раф Родионович, да на нарушителя – торгового человека – глянул хмуро.

- Твоя пушнина?

Тот виновато голову опустил.

- Знать таможне денег пожалел? Или другое?

В это время голова таможенный, сверяясь с проезжей грамотой, закончил рухлядь мягкую в санях пересчитывать, к воеводе подошел.

- Тут такое дело батюшка, Раф Родионович, проезжая грамота есть, и печать воеводы Тюменского имеется, да числом с указанной в грамоте пушнина не сходится, излишек немалый.

Воевода нахмурился еще более, а торговый человек еще ниже голову опустил. И сник совсем. И шуба на нем соболья, длиннопола обвисла враз, и шапка лисы черной на глаза наползла.

- Что сверх, то в казну забирать, - сказал воевода таможенному. – Сам знаешь.

- А за попытку провоза тайного кнутом его бить, как государь наш велел. Да шубу снять вперед, мех не попортите.

Раф Родионович перевел тяжелый взгляд на ямского охотника, тот аж попятился.

- Смилуйся, господин воевода, дальний я и дороги не знаю. Сказал торговый человек поворачивать, я и свернул по нему.

- И тебя кнутом пару раз угостят! Впредь будешь сверяться с грамотой проезжей, какую рухлядь везешь. Знать указ должон!

И, вновь обращаясь к торговому человеку, спросил:

- Впервой, так-то везешь?

- Впервой, господине, вот крест, - торговый коснулся места, где под рубахой нательной крестик сохранный висел.

- Ну коль впервой, в тюрьму тебя сажать не стану. Околеешь там, и шуба не спасет.

Повернулся воевода неспешно, да в избу приказную воротился. Не было злобы в нем на задержанных, и решение воеводы врозь с указом государевым не расходилось. Ибо верил он твердо: окорот тем, кто указы нарушает, сразу давать надо, а то как бы худо потом не приключилось.

Отписку же по Гилёвым, на имя государево, сразу после отъезда их с Верхотурья, Раф Родионович писать не велел, да и о чем писать-то было, и отправил в Москву только осенью 10 октября 1652 года. (С 1 сентября новый 1652 год пошел). Почти через 9 месяцев. А за это время многое случилось…