а война словно тень...

"...а война, словно тень..."
-------------------------------------
("В начале жизни".)
В войну особенно некому было опекать детей, родители, бабушки были заняты круглосуточной работой в колхозном поле, на огороде.
Нет! Дети не были брошены. Им была невольно предоставлена большая свобода, самостоятельность. Старшие присматривали за младшими. Целыми летними днями были заняты игрой в лесу, овраге, поле. Были поручения и по дому: за курами присмотреть, телёнка среди дня напоить, сохнущую на солнце траву граблями ворошить…
Иногда сверстник во время игры вдруг бросался на траву, землю, громко начинал плакать: «Я больше никогда не увижу папу! Он никогда не вернётся домой! Нет у меня папы…».
                «А война, словно тень,
                Всю жизнь она ходит за мною…».
Пишет поэт Николай Добронравов о  нашем военном времени. Справедливо и точно пишет. Не расстаться  мне  с этой тенью…
Когда бываю в родном посёлке, прихожу к состарившейся, покосившейся от времени избёнке, бывшей школе.
Печальны мои воспоминания о первом школьном годе, первом классе. Занятия проводит всегда сердитый хромой учитель. В большой комнате  занимается сразу четыре класса. Некоторые учащиеся «великовозрастные», они навёрстывают пропущенные из-за войны годы, не посещали школу и теперь больше хулиганят, чем учатся…
За перегородкой постоянно кашляет больная жена учителя, на холодном полу ползают беспрерывно плачущие, дерущиеся  полураздетые дети учителя…
Нужда во всём, нет учебников, клочка бумаги, чернила замерзают, детские ручонки стынут…
Учителя кормит весь посёлок, кто горшок молока принесёт, другой – ведро картошки, или десяток яиц. Учитель наш был, как говорили в посёлке: «Беднее бедных!».
Нужда беспросветная…
Моя первая школа есть неколебимое подтверждение народной мудрости: «Не место красит человека, а человек место!».
Спустя годы я это хорошо понял. Пришла в «школёнку»  новая, молодая, энергичная  учительница Татьяна Андреевна и всё , как по волшебству, преобразилось. Сама школа умылась, избавилась от грязи и копоти. В школе стало интересно и увлекательно. Татьяна Андреевна нам открыла окно в мир, позвала  к знаниям… Вдохнула в нас надежду, веру в светлое и доброе. Убедила нас, нам нужно учиться, чтобы стать людьми, другой дороги у нас нет…
Была она строгой, доброй и активной. Особенно нам нравилось, что она всегда была весёлой.
Я и в конце своей жизни безмерно благодарен этому необыкновенному человеку!...
Школа в жизни моего поколения занимала высокое положение. Моё поколение на всю жизнь сохранило благодарение школе, учителям. Школа была единственным окном в мир, в жизнь.
Жаль, что теперь советскую школу унижают:»…не тому и не так учила…», « …насквозь идеологизированная».
Наша школа была школой жизни! Школой нравственного воспитания, воспитания любви к Родине. Спасибо ШКОЛЕ!!...
Из военного времени память сохранила немало тревожных, колючих слов. Одно из них – агент.
Жаркое лето. Больной отец полет картошку, мы около него вертимся. Приходит какой – то толстый дядя, в сапогах, с сумкой через плечо. Достаёт из неё бумаги и начинает кричать на папу: «Налоги не платишь!... Недоимка за тобой!...Огород отрежу!...Корову уведу!...В суд потяну!...».
Папа оправдывается, что-то обещает. Мы стоим за спиной папы. Нам  страшно.
Злой дядя уходит. Папа бросает тяпку, уходим в нашу избу. Папа садится за пустой стол. Подпёр голову рукой и уныло говорит: «Ну как жить? Хоть в бутылку лезь…».
Мне становится страшно: «Как же он такой большой полезет в маленькую бутылку?...».
В посёлке внезапно появились странные и страшные для нас люди – эвакуированные. МЫ их боимся, и нам их жалко. И детским умом понимаем, скорее – чувствуем, этим людям плохо.
К домику подъезжает подвода и какой –то дядя говорит: «Слезайте! Здесь будете жить!».
Не слышал, чтобы хозяйка возражала, не принимала. И в избёнку шли с кульками молодая и старая женщины, дети…
Однажды и к нашему дома приехала подвода: «Слезай Ваня! Теперь это  твой дом!...»
Так в нашей избе появился наш старший товарищ и брат Ваня Турбол.
Погиб он на фронте через три или четыре года…
Теперь в архивной подшивке районной газеты «Коммунар» как счастливую находку читаю скромную заметку о его работе на быках на колхозном поле. Совестливый и послушный был юноша. Тосковал по своей маме, мечтал после войны увидеться с ней…Не пришлось!
Не смог отыскать его родственников…
Всякое бывало в отношениях хозяйки и эвакуированных, бывали случаи и в суде мирили двух женщин.
В 1960 году призвали меня в армию. Оказался в городе Хмельницком. В письме мамы получил просьбу дяди Фёдора сходить по адресу  передать привет, разузнать, как теперь живёт эвакуированная  семья, коротавшая  военные годы у него в семье.
Как же тепло и душевно встречали меня эти люди! Сколько воспоминаний со слезами и смехом!...
Дружно мы играли с эвакуированными ребятами. Были и размолвки и драки. Не было злости, долгой обиды.
Иногда обиженный нами плачущий мальчик сквозь слёзы говорил:»Вот придут немцы, возьмут вас за ноги и ударят головой о стену…Похоронят вас в саду, как мы Борю похоронили…».
И мы испуганные, пристыженные спешили мириться, успокаивать обиженного нами…
В посёлке появились раненые на войне – без руки, с перебитыми руками, без ноги, с пробитой головой, больные…
Были среди них «долечивающиеся», выписанные из госпиталей, выздоравливающие, но их ещё нельзя было призвать на фронт по состоянию здоровья.
Были и инвалиды, но их родина была ещё оккупирована.
Все они размещались в тех же посёлковых домиках, и, конечно, без согласия и возражения уже многих осиротевших хозяек.
Какие возражения – война!
                Больно смотреть? А как жить?...
Искалеченных, обезображенных. больных и беспомощных мы, вступающие в жизнь, встречали повсюду. На колхозном поле, на улице, на базаре и в вагоне, часто с протянутой рукой.
Иногда они были грубыми, нетрезвыми, но были они нашими кумирами, героями наших детских игр.
И дети понимали, в каком адском котле варила их жестокая война.
И дети спрашивали себя, почему они, защитившие Родину, нищие? Почему просят подаяние?
До нас, как раскаты грома, докатывались разговоры о безразличии, неуважение и невнимание к ним в самых разных управленческих кабинетах.
Наши детские сердца уже начинали страдать от несправедливости…
Задумываюсь, размышляю о судьбе тех людей, что им было отпущено пережить, перенести!
И где они брали силы?! Какая сила духа была в них! Как они верили в жизнь!...
Не один из тех раненых, выздоравливающих создали новые семьи, родили детей, и не одного.
Были  и горько – печальные случаи. От мужа с фронта несколько лет нет весточки, пропал без вести. В дом на правах мужа пришёл выздоравливающий, инвалид и вдруг явился муж без вести пропадавший…Трагедия…Слёзы…Проклятия и прощение…
И инвалид – муж вскоре перешёл в семью сестры, муж которой умер от ран в уральских госпиталях…
Особенно жестоко безжалостное, тяжелое колесо войны проехало по судьбам детей, потерявших родителей.
Нередки были случаи, осиротевших детей брали в приёмные семьи. Несколько таких новых родителей было и в нашем посёлке. Отношение к приёмным детям было доброе, внимательное. В условиях войны, когда во всём недостаток, они были обеспечены всем необходимым.
Моя бабушка о соседской девочке – приёмыше говорила:»Живёт, как в масле сыр катается!».
А мама постоянно нам напоминала: «Никогда девочку Н. не дразните приёмышем. Ей будет больно и обидно…».
Вспоминаю печальный случай. Однажды в посёлке появились две женщины. Мы сразу поняли – городские. Разыскивали они родителей девочки Н., мы объяснили, где они живут и устремились всей ватагой за ними.
Вскоре в домике раздались спорящие голоса, а девочка громко плачущая убежала в лес, спряталась.
Выяснилось, приехали тёти приёмной девочки из Москвы и хотят её взять с собой.
Все поселковые женщины собрались около дома, просили не травмировать девочку, она живёт хорошо, о ней заботятся, сыта, одета…
Война приносила часто совсем непредвиденные трагедии и слёзы – печаль…
Июнь 2021 года.