Там, за радугой

Глава 1
День 1

        "Они такие же, как мы, но схожи лишь внешне".
      Вырвав листок с пометкой из блокнота, Дил положила его в передний карман и спустилась в общий холл.
          Это был сезон дождей.  Каждый год в деревушку близ города Иррейма приезжало много гостей, и каждый раз Дил рассматривала через запотевшее стекло блики от круглых фар.
"Сколько себя помню, я живу в этом городке, что зовут зачастую деревушкой, но ни разу не слышала, чтобы приезжие уточняли название места. Наш дом стоит у обрыва и там, за радугой, в сезон дождей, что длится ровно месяц, я наблюдаю блики давно погасшего солнца".
Черная луна отступила, в безликом небе повисла радуга. Дил разводит по стеклу  вертикальные полосы и капли стекают быстрее, образуя ливневые канавки вдоль подоконника. Звук клаксона заставил ее вздрогнуть.
           – Пойди, посмотри, кого там принесла неладная, – в недовольстве проворчала хозяйка дома, незваные гости считались дурным предзнаменованием.
Оторвав палец от стекла, Дил поднесла его к губам, по обыкновению пробуя на вкус запотевшие капли стекла. Металлический привкус.  Несвойственным для нее образом, Дил сплевывает на пол, вытирает палец о подол юбки и отворяет дверь. С непривычки резко зажмуривается, что-то ослепляет ее.  Пытаясь разглядеть силуэт, она прикрывает лицо рукой. Некто в плаще держит фонарь, направив его в сторону девушки. Немая сцена. Голос заставляет выйти из оцепенения:
           – Прошу прощения, – тихий спокойный голос затихает. Нарастает тишина, Дил чувствует, что что-то не дает ей вымолвить слово. Оцепенение. Похлопав глазами, девушка делает шаг назад.
– Да что ж так долго, – голос хозяйки за спиной выводит Дил из некоторого замешательства. На свет выходит грузная женщина, без возраста, стана и формы, отодвигает племянницу и кладет руку о дверной косяк, преграждая путь незнакомцу,  – мы вас не ждали так рано, – сухим тоном продолжает Карен,  – что ж,  придется разместить вас в другой комнате, – приглашающим жестом хозяйка  подается вглубь дома, сделав знак племяннице.
"Они такие же, как и мы",  повторяет про себя девушка, поднимаясь по деревянной широкой лестнице. "Сколько лет я наблюдаю их лица, они так похожи на нас, но... Есть что-то, что пугает. Мертвецкая пустота...  я не нашла ни одной жизни в этих телесных сосудах, приезжающих сюда ради действа, которое им по-прежнему недоступно".
Поднявшись на последний этаж, девушка зажимает ключ в кулак и тихо продвигается по коридору, в самую дальнюю комнату, путь к которой преграждает узкая винтовая лестница. "Это ключ от комнаты в башне, разожги камин для нашего гостя и спускайся вниз, нужно переделать кучу дел, к завтрашнему приезду гостей", - голос хозяйки, словно твердая клавиша регистра, отстукивала такт в голове Дил.

***

Зайдя в комнату, Дил обнаруживает разожженный камин. Очаг, что располагался слева, неровными брызгами огня освещал темный силуэт, расположившийся в мягком кресле. Некто, что совсем недавно ввел в ледяное оцепенение девушку, спокойно читал книгу, не шелохнувшись, при звуке открывшейся двери. Лишь рука, в черной бархатной перчатке указала присесть на рядом стоящий стул. Подходя ближе, Дил чуть не вскрикнула от удивления и недовольства. Чтиво гостя составил ее дневник, который девушка бережно прятала в своей комнате. Присев на стул, Дил стала мысленно прокручивать начало разговора, пытаясь увидеть лицо. Но черная ткань плаща умело закрывала лик, тем самым образуя неровное черное пятно, подобно магниту притягивающая взор девушки.
– Ты не проставляешь даты... – прозвучал уверенный тон в голосе. Чуть подавшись вперед, некто достал ещё четыре аналогичного вида дневника и, предупреждая вопрос девушки, ответил, – ответ на свои вопросы ты получишь в свое время, а пока, – с этими словами, все дневники легли на столик и вновь рука, в черной бархатной перчатке углубилась в закрома своего плаща, – держи это.
В руки девушки упал металлический шар, цепь, прикрепленная к предмету, медленно последовала по траектории шара и соскользнула с рук, оставшись безвольно болтаться маятником. Черная перчатка дотронулась до кнопки на гладкой поверхности шара и часть полусферы медленно открылась.
– Я дарю тебе время. Учитывая, что здесь его не существует, но оно тебе ещё пригодится... – с этими словами некто углубился в кресло, поднеся перчатку к огню.
Повисла глубокая тишина. Перенимая взгляд с незнакомой вещицы на кипу совершенно одинаковых дневников, девушка поднимает глаза в разрез черного капюшона, который невозмутимым своим существом убаюкивал огонь в камине.
– Что все это значит? Кто вы? – не выдержала Дил, громко захлопнув крышку часов-календаря.
– По одному вопросу на каждый вечер, – тихо ответил голос, опуская перчатку к себе за пазуху.
Резко погас огонь в камине, и ударило в нос запахом каминных спичек. Самопроизвольно спрятав шар в карман юбки, Дил встала со стула и подошла к камину. Понадобилась доля секунды, чтобы каминная спичка осветила часть комнаты и пустое кресло. В дверь поспешно постучали:
– Дил, что ты там возишься?  Мигом ступай вниз! – раздался торопливый шаг Карен, спускающийся вниз по винтовой лестнице.
Растопив камин, Дил обратила внимание на каминную полку, на которой в ряд расположились пять клонов-дневников.

День 2

Наступил вечер, Дил, под предлогом проверить дрова в камине, поднялась вновь по винтовой лестнице. Запах жженых трав перебил мысли девушки. Отворив дверь, Дил едва смогла оторвать взгляд от кресла. В полумраке сидел черный плащ, отдавая золотыми бликами вокруг себя. Таинственное мерцание в складках ткани так и притягивало взор. Остановившись перед креслом, девушка внезапно вздрогнула от голоса, раздавшегося позади нее:
– Добрый вечер.
Не успев повернуться, Дил почувствовала легкий холод, что-то успело пронестись мимо ее волос, едва задев локон. Сзади уже никого не оказалось.
– Вы заинтригованы, что ж, это заметно, – внезапность голоса заставила девушку резко одернуться в сторону источника звука. Над креслом свисался плащ, медленно развязывая черными бархатными перчатками узелок на втором плаще, который все так же мирно и не подвижно посверкивал в темноте. Как только узелок развязался, черная перчатка резко подняла второй плащ, что сидел в кресле. Дил увидела манекен.
– Эта вещь принадлежит хозяйке дома, думаю, стоит вернуть ее, – тихо, но уверенно произнесла девушка.
– У этой вещи есть название... – вкрадчиво произнес голос.
– Да? – чуть взбодрившись, произнесла девушка, – и какое же? – устав ждать приглашения присесть, Дил с вызовом присела на свое место, вскинув голову, ожидая ответа.
– Ваша хозяйка использует ее не по назначению...
– Она мне не хозяйка, у постояльцев нет права... – на этих словах энтузиазм быстро иссяк, под действием напряжения, которое внезапно появилось, девушка осознала, что есть что-то, о чем ей неизвестно.
– Не по назначению, – озадаченно повторила Дил.
Неведомая сила контролировала нахлынувшие эмоции, в попытке узнать объяснения, Дил внимательно посмотрела в дыру капюшона. Края капюшона мерно колыхались, то ли от дыхания, то ли от жара каминного огня. Весь силуэт был направлен в сторону девушки.
– Что вы делаете? – с удивлением спросила девушка, наблюдая, как существо убирает быстрым движением манекен в сторону, оставляя в своей бархатной перчатке золотую кисть руки. Направив золотистый указательный палец в сторону Дил, голос продолжил, делая вид, что не замечает вопроса.
– Ответ на твой первый вопрос, – воцарилась чуть уловимая тишина, и искусственная кисть исчезла в складках ткани, - вчера в твоих руках оказался предмет, он понадобится в будущем, это календарь и часы. Это всё то, что здесь не имеет значения... – обдумывая слова, плащ продолжил, – не имеет значения, пока ты здесь. Довольно скоро ты поймешь устройство этой вещицы самостоятельно, а пока, – на этой фразе голос понизил свою октаву, – расскажи мне о прошедшем дне.
– Это имеет значение?
– Для тебя да, – продолжил голос, – только так ты поймешь, что это. На этих словах снова мелькнула в складках кисть от манекена, и Дил стало неуютно. Чуть помедлив, Дил начала:
– Чтобы рассказать этот день потребуется упомянуть о некоторых деталях, которые стали неотъемлемой каждодневной частью.  Итак, – Дил набрала побольше воздуха, чтобы не сбиться с такта, –сегодня начался цикл, ради которого каждый раз съезжаются несколько десятков гостей. Каждый раз тетя просит меня расставить напротив окон, что образуют большой эркер, небольшие кресла. Эти кресла предназначаются для гостей, каждое из них индивидуально для каждого постояльца. Чтобы запомнить всех, тетя изготовила эти вещицы, – с этими словами девушка указала на угол, где лежал манекен, – каждому гостю соответствует своя точная копия, в том числе и одежда. Незадолго до приезда, тетя наряжает копии и усаживает их в свои кресла – только так она может запомнить вновь прибывающих. Сегодня копии сменили их оригиналы и, честно говоря, я не заметила разницы, – Дил прикрыла глаза, пробуя на вкус только что сказанное, оно отдавало горечью.
– В твоем лице возник вопрос, – голос проник в голову Дил, заставляя широко распахнуть глаза, – ты знаешь ответ на него, Дил.
Девушка внимательно смотрела в прорезь капюшона, ее глаза потихоньку начинали закрываться, веки смыкаться в предвкушении видения. Оно не заставило себя долго ждать. Девушка увидела вновь большой эркер и несколько гостей, что присели в свои кресла. Ее внимание снова привлекла молодая женщина. Она сидела почти неподвижно, небольшая светлая шляпа прикрывала ее лицо, в ее руке находилась книга, в  которую та сосредоточенно что-то записывала. Без задней мысли девушка направилась прямо к ней, чтобы получше разглядеть лицо. Как только до женщины оставалось пару шагов, та подняла голову и резко захлопнула книгу. От неожиданности Дил вздрогнула.
– Должно быть, вы племянница хозяйки этого дома? – непринужденно начала разговор шляпка. 
– Верно, – заметила девушка, опуская взгляд ниже на кожаный переплет и руку, указательный палец которой зажимал нужную страницу. Заметив интерес, вызванный у Дил, женщина отложила в сторону книгу и пригласила жестом присесть рядом. Девушка без замедления опустилась на мягкую обивку кремового цвета, расстояние сократилось, и женщина произнесла тихо, насколько это было возможно.
– Вы первая, кто заинтересовалась моей скромной персоной, – изобразив вымученную улыбку, женщина снова взяла в руки книгу.
– Что вы пишете?
– Воспоминания, которых не было. Рано или поздно это должно было произойти, но я оказалась не готова, – шляпка повернула заискивающе голову в сторону Дил, будто ожидая реакции, но этого не произошло. Девушка мимодумно смотрела вперед, пытаясь поставить себя на ее место.
– Я вас не понимаю, – отчеканила Дил.
– Это не нужно, – произнесла шляпка, – значит, твой момент ещё не настал.  Мне нужно успеть дописать свою историю, – уже сдержанным тоном добавила женщина, у которой интерес к племяннице явно пропал. Похлопав глазами, будто испытав резь от такой резкой смены настроения шляпки, девушка встала, не оборачиваясь, поблагодарила за уделенное ей время и ушла прочь. «Ее рука!» – с этой мыслью Дил внезапно  проснулась.



Глава 2
День 3

– Ты боишься?
– Да, немного, – ответила девушка, зажав сильнее складку своего платья.
– Откровенность... – черная перчатка медленно перебирала уголья в камине, от чего треск огня стал нарастать сильнее. Поставив каминную кочергу на место, капюшон повернулся в сторону Дил:
– Столь же откровенны постояльцы этого дома? – последние два слова вышли нарочито подчеркнутыми.
– Отнюдь, – начала девушка, – вчерашний разговор с женщиной  в шляпе вызвал больше вопросов, нежели ответов...
– А сегодняшний? – быстро перебил голос.
– Вы не ответили на мой второй вопрос, хотя и первый вопрос не привнёс ясности, – произнесла уклончиво девушка.
– Ты не только не проставляешь даты, но и к тому же не внимательна, - со вздохом заключил голос, – если я отвечу на твой второй вопрос, наше общение прекратится, к тому же, – перебирая пальцами, продолжил голос, – не уточнялось, чьи вопросы будут рассмотрены каждый вечер.
– В таком случае, вы задали уже три вопроса, вместо одного, – вскинула голову Дил.
– Рассматривай нашу беседу как игру, где правила устанавливает только один собеседник, но это не значит, что я не сдержу обещания, повторюсь – ты получишь все ответы в свое время, – на этих словах голос приобрел стальные нотки.
Дил было страшно, после вчерашнего инцидента со сновидением она не смогла заснуть.
Проснувшись в кресле, она обнаружила пустую комнату и потухший камин, будто кто-то намеренно его погасил и теперь тонкая струйка дыма  поднималась вверх. Медленно тлели поленья, заточая в себе гаснувшие красные прожилки.

***

Весь последующий день девушка тщетно искала в холле женщину в шляпке, но ее нигде не было. Спросив у тетушки, куда подевалась их гостья, девушка поняла, что это было лишним.
– С каких пор тебя интересуют постояльцы? –удивленным тоном спросила хозяйка, – как бы то ни было,  тебя это касаться не должно, – с этими словами тетя подошла ближе к племяннице и прошептала.
– Здесь не принято интересоваться открыто. Если тебя это устроит, наблюдай, но не задавай лишние вопросы.
Чуть отойдя и задав привычный тон беседе, тетя продолжила.
– Наши постояльцы не любят привлекать к себе внимания.
Эта мысль радовала Карен, так как не доставляла неудобства. Что может быть лучше удобных постояльцев? Достаточно того, что с их стороны все обязательства выполнялись.
– Если мадам Шляпка не появится к обеду, мы неплохо сэкономим на жаркое, – между делом поделилась  хозяйка с поваром своей мыслью. Подобное пренебрежение к гостям заставило девушку встрять в разговор.
– Тебя действительно не волнует тот факт, что она не спускалась к завтраку?
– Она никогда не спускалась к завтраку, Дил, – протирая старой тряпкой стойку, небрежно выдала тетя, – твоя наблюдательность будет на руку.
На этом моменте девушка снова вспомнила руку шляпки, странное предчувствие не давало покоя. Дил чувствовала взаимосвязь между манекенами и их постояльцами, но не могла понять, что их объединяло помимо внешнего вида.
К концу обеда, когда постояльцы уже заканчивали трапезу: каждый в своем  кресле и за своим столиком, к барной стойке спустилась тень. Дил стояла спиной к окну, эркеру, пересекавшему левую и правую часть комнаты пополам. Ее внимание привлекло движение в правой половине холла, где располагалась барная стойка и лестница за ней. На ступеньках лестницы вдоль стены потянулась тень силуэта.  Плавно спускаясь вниз за своей тенью,  показалась женщина в шляпе. Ее лицо закрывала легкая белая вуаль, из сетки, подобной той, что выстилала руки женщины. Чуть постояв на последней ступени, шляпка неуверенным шагом пересекла весь  холл и села в своё кресло, которое стояло прямо напротив барной стойки. Дил наблюдала, как шлейф платья грациозно пересек комнату справа налево в направлении кресел, но не сдвинулась с места, не шелохнулась. Девушка пыталась скрыть страх, который овладел ее телом, при виде небольшой детали, что скрывала правую кисть руки женщины, а также того факта, что тень осталась стоять на последней ступеньке.
Мимо мелькали силуэты людей, словно размазанные кадры. Постояльцы заканчивали свою трапезу и медленно расходились по комнатам. Дил смотрела сквозь поток проходивших людей-миражей, не различая их,  пытаясь понять, привиделось ли ей это. Когда все ушли, тени уже не было, но беспокойство стало расти с большей силой. Девушка отвела взгляд на женщину в шляпке, та сидела неподвижно, словно восковая фигура, накрытая атласной тканью и убранная в дальний угол, всеми забытая. Её правая рука покоилась на левой ноге, задернутой на правую ногу. Ровный стан женщины, освещенный светом светильника,  завораживал. Вдруг, резкий поворот, и голова Шляпки уставилась в одну точку, на Дил. "Она словно манекен", с ужасом подумала Дил. От этой мысли нахлынули холодным потоком мурашки, они сделали забег по ногам и усилились в области спины, когда Шляпа медленно подняла левую руку в белой перчатке, повернув кисть руки, будто рассматривая детали драпировки. Девушка стояла, не шелохнувшись, будто под гипнозом наблюдая, как женщина подносит левую руку к губам. Обнажив белоснежные зубы, она стянула свою перчатку. Взору девушки открылась рука не естественно белого цвета, которую словно окунули в перламутровую краску. Этот странный отлив кожи завораживал и в тоже время пугал. Мурашки новой волной пронеслись по телу Дил и остановились на шее, в то время как левая рука так же медленно коснулась правой руки, забинтованной в шелковую ленту цвета молочной пенки. Послышалась еле тихая музыка. Девушка не могла разобрать, откуда доносится звук, напоминающий непрерывное урчание большой кошки. Чем дальше женщина разбинтовывала свою руку, тем сильнее и резче становился звук, входя в резонанс со слухом Дил. Звук приобрел глубину и больший такт, вводя в полное оцепенение девушку, словно забыли приглушить мотор скоростного автомобиля и теперь он работал на низких частотах. Этот звук не давал думать, вводил в панику.
Вдруг, в стороне барной стойки раздался громкий шорох, казалось, что стеллаж с посудой стал съезжать по всей рабочей поверхности полки, и недовольный голос хозяйки следом, нараставший громом среди пустынного холла.  Этот фактор позволил выйти из оцепенения Дил, стараясь не оглядываться в сторону Шляпки, девушка сначала медленно, потом чуть быстрее пошла на звуки бьющейся посуды.
Переводя дыхание, племянница обнаружила свою тетю за стенкой барной стойки, которая отделяла мини кладовую.
– Я убью Джереми! – в сердцах запричитала хозяйка, – как можно было так ненадежно закрепить полку?  Как он ещё нож в руках держит... – собирая разбитые склянки, не унималась тетя.
– Но полка была уже негодна на тот момент, –поднимая кусок надломленной доски,  заключила племянница, рассматривая на просвет множество дырочек, похожих на дуршлаг в месте крепежа.
– Скорее ты не годна на данный момент, – разозлилась хозяйка, – помогать-то будешь? Нашлась защитница... – с этими словами, тетя многозначительно посмотрела на девушку,  поднялась с колен и пошла вниз по коридору, что вел в кухню повара Джереми...


Глава 3

– Вы гостья? – с нескрываемым любопытством произнес джентльмен  в коричневом рединготе, оглядывая только что вошедшую девушку.
Наблюдать за женщиной в белой шляпке оказалось не такой уж посильной задачей, Дил невольно стала привлекать к себе внимание постояльцев. После обеденного эпизода, девушка долгое время собиралась с силами, чтобы обойти всё здание целиком, в надежде найти таинственную незнакомку и выполнить просьбу тети. В преддверии ужина Дил обошла уже большую часть комнат, которые были не заняты гостями, и остановилась перед дверями музыкальной комнаты, которую домочадцы прозвали Иншалебрин.
Через еле заметную щель дверей пробивался тусклый неровный свет свечей. Дил стояла тихо, не шелохнувшись, вслушиваясь в мелодию, доносившуюся из глубины комнаты. Что-то грустное, с яркими переливами и жесткими остановками,  будто волны, доносилось до слуха девушки. На завершающей октаве соль-ми-до двери в музыкальную комнату отворились, и взгляды устремились на юное создание.
– Mon ch;ri , это племянница хозяйки, – перебила так и не начавшийся диалог пианистка.
– Извольте так не выражаться больше, Саэридора, – возмутился джентльмен, – наш разговор перестал быть приватным.
– О какой приватности ты говоришь, Стел? – пианистка сложила стопкой этюды и положила их на рояль,  – помимо нас тут практически никого нет, пожилая пара не в счёт, они все равно ничего не слышат.
– Или не хотят слышать... Но, меня снова перебили!
Холодный взгляд голубых глаз устремился в сторону миловидного личика, все также стоявшего в проеме двери.
– Мадемуазель не желает присесть? – показывая на место напротив рояля, переспросил джентльмен, похаживая в центре комнаты, будто меряя каждый свой шаг.
Дил одобрительно кивнула и прошла на  указанное место. Манеры и тон речи господ ее весьма удивили, они были не характерны для слуха молодой особы, живущей в столь нелюдимом месте, где располагался дом.
– И всё же, я ручаюсь, что не видел вас ранее,  –после минутного молчания произнес джентльмен, усаживаясь в кресло у окна, прямо напротив девушки.
– Вероятно потому, что я крайне редко заходила в эту часть дома, – замешкалась Дил, – сэр.
– Сэр! – разразилась звонким смехом женщина, – к черту формальности, – с этими словами она подошла к креслу Дил, но встала сзади, медленно шурша подолом юбки. Инстинктивно девушка выгнула спину как струну, по шее пробежал холод мурашек, подобный прежнему. Почувствовав,  как в спинку кресла впились руки женщины, племянница резко встала и повернулась лицом к незнакомке. Перед ней стояла уже не женщина, а скорее девушка, чуть старше возрастом, черный чокер на шее отливал перламутром и отдавал свои блики, слепя глаза. Зелёная пара глаз пристально рассматривала Дил. "Она восхитительна и в то же миг чудовищна" – подумала девушка, – " зеленое платье, будто чешуя змеи обволакивает ее тело, она прекрасна".  Но вдруг Дил осеклась, поймав на себе взгляд рыжеволосой красавицы – "как же бесцеремонно она ведёт себя".
– Довольно,  – наконец произнес джентльмен, – ты спугнешь нашу гостью,  – сделав акцент на последнем слове, он поднес мундштук из слоновой кости к губам, делая короткую затяжку.
– Присядьте здесь, – продолжил мужчина, показывая на кресло рядом.
Девушка молча присела, наблюдая за зеленоглазкой, которая небрежно отставив правую ногу, присела на освободившееся кресло. Положив локти на подлокотники и, скрестив руки в замок, женщина приняла выжидающую позицию.
– Я полагаю, что в эту часть дома вас привело далеко не любопытство, верно? – спросил джентльмен так, будто на его территорию прокрался вор.
– Верно... сэр, – поднимая взгляд, ответила девушка, тем самым игнорируя вольные посылы зеленоглазой барышни, – могу я задать встречный вопрос?
Мужчина внимательно посмотрел на девушку, ее холодность и некоторая выдержка забавляла и в то же время вызывала интерес. "Она не договаривает и в то же время лукавит?  Она второе лицо после хозяйки. Сочла бы мой отказ за грубость?" – мысли вихрем пронеслись в его голове, – " ссориться с хозяйкой риск велик".  Повернувшись в сторону зеленоглазки, смотря в упор в её глаза, джентльмен процедил снисходительно:
– Извольте.
– Я полагаю, вы хорошо знаете всех постояльцев дома?
– Откуда такая уверенность, мадемуазель? – греческий профиль медленно повернулся в сторону спрашивающей, не ожидая ответа, он продолжил.
– Я хорошо знаю всех постояльцев дома, точнее знал, пока не появились вы. Это наводит на мысли: либо дом несколько велик, либо хозяйка, минуя уговор, играет по своим правилам! – повысив голос, заключил Стел.
– So-so , не будьте столь жестоки, – кокетливо вставая с кресла,  заговорила женщина. Медленно, с грациозной точностью она пересекла комнату и встала у окна.
– Девушка явно кого-то ищет, моя интуиция еще меня не подводила, – с этими словами она нагнулась и быстро выхватила мундштук из рук Стела.
Не дожидаясь, чем кончится весь этот пафос, Дил обратила внимание на себя.
– Вы совершенно правы, м-мадам, – чуть краснея, продолжила девушка, – я ищу одну женщину, она не явилась к обеду, а потом и вовсе исчезла.
– Потом? – Стел пронзительно посмотрел на девушку, которая поняла, что осеклась в не самый  подходящий момент. Подавшись вперед, он проговорил тихо и быстро.
– Не знаю, что у вас тут происходит, но был уговор, согласно которому в эту  часть дома заглядывают по исключительному приглашению. Ваше, так скажем, бесцеремонное появление здесь, наводит на мысль, что уговор потерял свою силу... – откинувшись на спинку кресла, мужчина закинул голову, высматривая свой мундштук.
– Вы неисправимы, если не вернете мне мою вещь, я сам ее заберу. В дыму и пламени легче концентрируешься, – заговорил уже более спокойно, взглянув на Дил.
Щёлк, щёлк, хруст... Дил подняла глаза и увидела, как зеленоглазка открывает окно.
– Только не это!  Не вздумайте облокачиваться на раму! – подпрыгнул Стел к окну.
– Ах! – не успела произнести красавица, как оказалась в руках мужчины. Кусок рамы упал в пропасть. Поднявшийся сквозняк ловким движением разметал все этюды с рояля, затушив все свечи, кроме одной. Той свечи, что стояла рядом с креслом Дил, даже не колыхаясь. Наступил полный мрак, девушка не могла разглядеть ничего в комнате, но при этом оставалась обозреваемой – её освещенный лик бросал тень на листок, что слетел к ее ногам.
– Я так испугалась, вы мой спаситель, Стел, –раздался голос у окна. Постепенно мрак рассеялся до состояния, когда можно разглядеть нечеткие силуэты в ночи. Дил видела два пятна, слившихся в одно, зеленоглазка стояла недвижимой, пытаясь успокоить своё сердце, которое эхом доносилось в ее висках:
– Как бы я хотела уйти с вами туда, где тает свет...
– Прошу заметить, Саэридора, что вы уже там, –еле слышно произнес голос, – сейчас зайдет наш слуга.
– Ох, Фаролеро... Хорошо, я сделаю гуманный вид, хоть и недолюбливаю его.
– Вы вся дрожите, что мне сделать, чтоб успокоить вас? – спросил голос, провожая к креслу.
– Ты же знаешь, мне помогает успокоиться мой голос, – вдохнув чуть глубже, она запела, тем самым призывая слугу поторопиться:

Фаролеро-Фаролеро -
Ночных улиц кавалер
Вереницей зажигаешь,
Освещая экстерьер.
Фаролеро-Фаролеро
Твой фонарь давно потух,
Оставляя за собою
Испустивший еле дух.
Фаролеро-Фаролеро -
В знатном доме господин,
Сотней душ повелеваешь,
Зажигая их один.
Фаролеро-Фаролеро
У тебя один лишь враг,
Сквозняком повелевая
Гасит все торшеры в раз.
Фаролеро-Фаролеро
Ты теперь слуга ветров
Тихо гаснет за тобою
В полумраке свет миров.

Пока Саэридора пела, Дил держала в руках листок, выжидая момент, чтобы отдать его обладательнице этюдов. Странный запах пропитал бумагу, настолько знакомый, что девушка невольно поднесла его к губам и выше к носу, чтобы насладиться травяными нотками. Песня закончилась и тотчас же в проеме двери показалась худощавая длинная тень с жирандолью в руке. С гулким звуком поставив жирандоль на столик, который стоял между креслом девушки и креслом джентльмена, тень принялась медленно, с чувством, зажигать свет свечей. За этой процедурой наблюдали все обитатели комнаты. Пройдя по кругу, слуга остановился напротив Дил так, что девушка смогла разглядеть медные квадратные пряжки на обуви. Последний торшер окропился светом, слуга молчаливо проследовал в следующую комнату. Стел, тихо выругавшись, начал собирать разбросанные этюды.
– Я помогу вам, – вернув прежнюю ноту сарказма, произнесла Саэридора. Встав с кресла, она стала собирать этюды, которые медленно, но верно привели к креслу Дил.
– Возьмите, – прошептала девушка, протягивая листок, который оказался последним. Зеленоглазку так же привлек запах, она отошла в сторону, размахивая листком, словно веером, пытаясь по привычке определить аромат.
Расхаживая по комнате, она вдруг резко останавливается и произносит.
– Часть этюда исчезло! – не веря своим глазам, Саэридора подходит к столику и подносит листок к жирандоли:
– Это твой почерк? – разворачиваясь в пол-оборота, она показывает лист девушке, на что та не глядя отрицательно качает головой.
– Стел, посмотри, – с надеждой в голосе произносит Саэридора.
Взяв лист, мужчина прочел:

Там за радугой,
Где тает свет,
Я приду за тобой,
Чуть забрезжит рассвет.
Перст указующий
Падет на тебя
Я вернусь за тобой,
Я вернусь за тобой...

 – Любопытно, – ответил Стел, перенимая взгляд со строк в сторону Дил, – этот почерк мне не знаком.


Глава 4

– Вы говорите так, будто являетесь  управляющим заведения и всех знаете, –решив быстро переменить тему разговора, заговорила Дил.
– Так оно и было, – смягчился мужчина. Присев напротив девушки, он подпер правый локоть, непроизвольно сжав бумагу в кулак.
– Только не это!  Ты опять начнешь рассказывать эту историю, не удивлюсь, если тебя прервут... Постоянное явление,  – закатила глаза Саэридора.
– Как верно подмечено, явление, – повторил Стел, – да, я давно заметил, что обстоятельства, и весьма странные, постоянно мешают нам что-либо завершить. Речь не только обо мне, – положив комок бумаги на стол, мужчина достал свой мундштук, который смог незаметно забрать ещё  в полумраке. Выпустив пару раз дым, Стел продолжил свой рассказ, поудобнее устраиваясь в кресле:
«Когда-то, семь лун назад, мне принадлежало 100 акров земли. Всё, что лежало от скал вплоть до реки долины. Сейчас дом прикрывает только остаток скал, вместо долины простирается пространство, безликое, бездонное. Увы, так было не всегда, и исчисление временных промежутков лунами пришло к нам сравнительно недавно. Прошлые единицы измерения канули в небытие...» – заметя, что начинает отвлекаться от темы, Стел переложил ногу на ногу и продолжил:
«Поколениями наша семья владела этим отелем, тогда он назывался Convallis equorum . Земля была непригодна для выращивания с/х культур, ирригационная система не решила бы всех сложностей с земледелием. Поэтому было принято решение заняться племенным разведением лошадей. Но и здесь не обошлось без подвоха», – клуб дыма медленно растворялся над головой рассказчика:
«Первая отстроенная конюшня вскоре была затоплена, частые паводки не позволяли размещать строения на территории долины. Бо;льшую часть времени долина напоминала озеро, но,  как только оно пересыхало, то  превращалось в сочные заливные луга.
Не желая менять своих планов в отношении разведения лошадей, семья построила у подножия скалы ферму для Локайской породы .
Место было выбрано не случайно, оно послужило перевалочным пунктом среди цепей горных троп, где лошадь стала единственным оптимальным выбором в качестве транспорта.
Вскоре наш отель стал известен тем, что в него можно было попасть только верхом на породистом скакуне. Горный воздух, близкое расположение реки и сама долина были идеальным плацдармом для туристов.
Три сезона показались идиллией, большой наплыв постояльцев вынуждал достраивать этаж здания или хотя бы пристройку. Я пригласил инженера, и всё  шло достаточно гладко, пока речь не зашла о транспортировке материалов. Мой отец, как глава семьи, решил уладить этот вопрос самолично. Он уехал в соседний город вместе с инженером. Зная вспыльчивый нрав отца, я отправил следом письмо с предложением отложить транспортировку материалов до первых паводков – в таком случае их можно было бы доставить по воде. Конечно, мы бы потеряли часть прибыли», – воцарилось молчание, Стел отложил мундштук и потер висок, прошедшие события всё ещё имели влияние на него. Чуть подумав, он продолжил:
«Вскоре пришел ответ, но не от отца или инженера, а от транспортной компании. На тот момент в соседнем городе широко развернулось предприятие по прокладыванию дорог сквозь туннели, которые массово проделывали в скальных породах. Туннельная лихорадка – так позднее назвали эти события очевидцы.
Соседний город имел только один путь к себе – извилистый серпантин, который часто блокировался сходом камней. Если в нашем случае транспортировка была возможна еще по воде, то в их случае – исключительно через горную цепь.
Случайно выведав о наших "сложностях", транспортная компания ухватилась за эту возможность, как за спасительный ключ. Поспешность и жадность отца привела к фатальным событиям».
Дил слушала внимательно историю, представляя образы, навеянные под впечатлением от услышанного. Рассказчик будто погрузился в себя, разглядывая тернии прошлого, не глядя на своих слушателей.
«Только потом я осознал, что совершил грубую ошибку, отправив письмо, в котором писал о втором виде транспорта. Этот способ не был легализован и мы сильно рисковали, каждый раз переправляя грузы. Отец не уничтожил письмо, в спешке положив его в карман, явился на встречу, которая стала для него последней. В своё оправдание  транспортная компания уведомила, что отец перенес сердечный приступ.  Дабы не дать делу новый поворот и не привлекать нас к ответственности за нелегальную перевозку грузов, компания потребовала разрешение на прокладку части дороги, которая должна была пролегать на нашей земле. В противном случае дело заканчивалось бы полным разорением и банкротством...
Во главе семьи теперь был я и чтобы как-то объяснить окружающим своё быстрое согласие на прокладку дороги, заявил,  что иду в ногу со временем и собираюсь расширить функции отеля. Теперь в это место могли попасть люди на любом удобном транспорте, старики и дети, для которых данное путешествие было недоступным. Эту идею быстро подхватили мои агенты по связям с общественностью, и я оставался в выигрыше, но только по началу.
Я жалел лишь об одном, место теряло свою аутентичность и изолированность от мира, теперь сюда мог попасть любой желающий, рай для лошадей был нарушен запахом бензина. Эта мысль терзала меня каждый раз, как я слышал грохот и шум от работ над будущей дорогой. Постояльцев пришлось распустить, лошадей временно отдать на местную ферму, шум пугал их не меньше. В один прекрасный миг шум прекратился, молчание было недолгим, предвещая зловещий рок событий. Закладывая взрывчатку,  строители неверно рассчитали состав ингредиентов, последовавший взрыв отколол значительную часть горной породы, приведя в движение пласт земли. Позднее говорили, что строительные работы наслоились на землетрясение, и доля взрывчатых веществ была рассчитана правильно. На самом деле, дальше стали происходить чудеса, не подвластные законам физики. Вся долина стала медленно оседать и погружаться в бездонное пространство. Отель оказался на самом краю. На такое зрелище стали съезжаться зеваки, но увидеть это явление можно было только из восточного крыла здания, в котором мы сейчас находимся. От наплыва посетителей здание стало давать крен, и я решил ограничить доступ в помещения. Сделать это было нелегко, так как оставались люди, с которым пришлось пойти на компромисс по некоторым причинам. Так что в этом крыле здания живет небольшая толика "избранных"», – встав с кресла, Стел подошёл к окну, от которого колыхались полупрозрачные занавески. Вместо рамы теперь красовалась картина космического масштаба. Стоя в профиль к молодой слушательнице, мужчина провел в воздухе рукой, разрезая воздушный полукруг.
– Черная луна, оптическая иллюзия, о которой знают лишь немногие, – мужчина повернулся к племяннице и произнес тихо.
– Подойди сюда.
Дил послушно встала, посмотрела украдкой в сторону зеленоглазки. Рыжие локоны закрывали часть лица, склонившегося на бок, зеленоглазка спала, по крайней мере, так казалось. Поравнявшись, девушка взглянула в окно.
– Посмотри чуть правее, во-о-он там,  – показывая указательным пальцем, протяжно проговорил Стел, – видишь  черный бархатный диск?  Если приглядеться, то можно разглядеть пятно, размером с наперсток.
– Вижу, это луна?
– Да, её обратная сторона. К концу цикла она увеличится в десять раз, это произойдет благодаря оптической иллюзии. На месте долины образовался купол, он невидим нашему взору. Подобно небесной  обсерватории, он служит природным телескопом, состоящим из нескольких частей. Пролетая по своей орбите, луна попадает в каждый сектор этого прозрачного вакуума и становится более видимой, увеличиваясь в размерах. В конце цикла появляется радуга, которая каждый новый цикл становится длиннее. Никто не знает, из ныне живущих, что произойдёт, когда радуга дотянется до нас. Наш дом прямо у неё на пути.
– Почему вы говорите мне всё это?
– Нет смысла скрывать, раз ты уже здесь, рано или поздно увидела бы. Её поворот предшествовал одному событию... – на этом месте раздался звонок колокольчика, напоминающий об ужине. Сонный голос произнес:
– Тебя всё же перебили, Стел.


Глава 5
День 4

– Ты пришла раньше обычного.
– Чтобы предупредить, – глаза девушки смотрели в сторону плаща, который спокойным голосом прервал.
– Я знаю. Видишь ли, – капюшон скучающе облокотился о перчатку, – твоё вчерашнее погружение в видения само поведало о том, что этот вечер ты проведешь в музыкальной комнате.
Дил продолжала стоять в проеме двери. Такая настойчивость вынуждала пригласить незваную гостью:
– Присядь и я отвечу на твой вопрос, но только на один.
Дил, присаживаясь в кресло, поднимает голову.
– Каждый раз вы не оставляете мне шанса, когда я просыпаюсь одна в этой комнате, в полном одиночестве, один на один со своими воспоминаниями о прошедших днях. Мне не удаётся поговорить, хотя я чувствую ваше присутствие везде. Это пугает.
– Всему своё время, – чуть погодя голос произнёс, всё также тихо:
– Ты нарушаешь правила,  установленные не тобой. Тетя тебе запретила вступать в контакт с постояльцами и тем не менее...
– Н-но... Я... – чувствуя легкое давление на себе, Дил замолчала.
– Тем не менее, правило пока не нарушено совсем, – на этом моменте голос стал ближе, приобрел таинственность и глубину, – не позволяй постояльцам почувствовать, хоть на миг, что ты равная им в чём-либо. Если они почувствуют в тебе конкурента, то перестанут рассказывать о себе.
– Но зачем им рассказывать о себе?
– Считай, что таким образом ты даёшь им почувствовать себя в роли рассказчиков. Это важно. Именно так ты сохранишь своё присутствие в качестве наблюдателя и слушателя.
– Но зачем?
– Это уже второй вопрос, на сегодня достаточно.

***

Подойди, – старик медленно перелистывал пожелтевшую газету, когда Дил появилась в музыкальной комнате. Иншалебрин выглядела более светлой, чем вчера, создавалось впечатление, что через окна светит природный естественный свет. Ни сквозняка, ни мановения ветра от занавески – кто-то успел заделать окно.  На месте зияющей дыры образовался витраж, но иного содержания.
– Они скоро придут, – продолжил старик, перегибая пополам газету. Положив ее на столик рядом, он снял пенсне и указал им на кресло рядом.
– Не думал, что ты придёшь сюда снова, эта пара поглощает всё вокруг, зажигая внимание в своих слушателях, – продолжил мужчина, как только девушка погрузилась в мягкое кресло оливкового кресла.
– Меня зовут…
– Я знаю, как тебя зовут, uccellino . Моя бесцеремонность позволительна мне, долой формальности. Но моё имя тебе конечно неизвестно, – будто про себя заключил старик, – я Эффектор, мои работы наверняка известны тебе.
– Я заинтригована, вы художник?
– О, нет, – засмеялся Эффектор, – с ним ты еще познакомишься, я кукольник, создаю манекены. У меня есть копии всех постояльцев, кроме одной, никак не могу закончить, – со вздохом произнеся эти слова, он нагнулся за газетой, которая мистическим образом соскользнула на пол.
– Позволите?  – спросила девушка. Увидя одобрительный кивок, Дил подняла газету, внимание привлекла первая полоса и картинка. На блеклой бумаге уже едва были различимы буквы, но фотография оставалась четкой и различимой.
– Давно вы ее читаете?  – переспросила Дил.
– Уже да. С тех самых пор, как почтовая служба перестала существовать для этой местности.
В этот момент послышался звон торшеров и отзвуки рояля, будто эхом подтверждающие услышанные слова.  Несколько толчков и полная тишина, перерываемая звуком раскрывающейся газетной бумаги.
– Погляди сюда, – чуть согнутый указательный палец показывал на черно-белую фотографию на развороте страницы, – узнаешь лица?
– Это Саэридора и Стел? – Дил узнала среди людей два знакомых лица, красовавшихся на фоне отеля и лошадей, фоном служили ещё  нетронутые скалы. 
– Верно, рядом с Саэридорой ее кузен...
– Эта фотография выглядит менее блеклой, она сделана до землетрясения?
– Да, – чуть тише проговорил Эффектор, – она сделана до всего. Это последняя фотография. Я часто перечитываю страницы, но стараюсь не трогать этот разворот, чтобы сохранить внешний вид. На этой – запечатлена история.
– Вы сказали "до всего", что это значит? Вы ведь упомянули не только землетрясение, верно?
– Вы проницательны, юная леди. Эта фотография сделана за несколько часов до прихода гостя, который перевернул наш уклад жизни в считанные секунды. И хоть принято считать, что землетрясение это природное явление, приписывать рабочих, нет, – Эффектор понизил голос, – это его рук дело.
Дил окатила дрожь, она догадывалась, о ком может идти речь, чтобы удостовериться в своих догадках, она спросила.
– Как он выглядел?
– Кто? Ааа, гость... – почесав затылок, старик закончил, - да так же, как и сейчас. Черный саван с капюшоном, всё, что удается разглядеть.
Дил старалась скрыть удивление. С такой простотой говорить о незнакомце и при этом иметь заговорщицкий тон, упоминая фотографию.
– Они не знают об этой фотографии... – вслух произнесла Дил.
Фраза, сказанная вслух, мимодумно, как предположение, заставила лицо старика вытянуться и стать безликим и холодным. За мгновение Эффектор сдулся в комок, на его лице проявились глубокие морщины.
– И не узнают, – сухо произнес он, – каково это знать, что никто не вернулся за тобой? - старик поднял голову в сторону Дил.
– Сотни копий, сотни фотографий людей, что не вернулись после той ночи. Десять человек, что остались здесь по сей день. Их подогревает неизвестность, – Эффектор показал обратную сторону, – это не наша городская печать, газету напечатали в соседнем городе. Один экземпляр попал ко мне. Я храню его в тайне.  Лучше не знать постояльцам восточного крыла, что их семьи отказались от них в тот самый момент, когда разразилась Туннельная лихорадка.
– Я сохраню ваш секрет, обещаю.
– Я верю, у меня так давно не было слушателя. Было бы несправедливо отнимать столь занимательный рассказ про семью Саэридоры, она расскажет его сама, я в этом уверен.
– Вы упомянули семьи.
– Да, семья Стела уехала сразу же, после смерти его отца. Его мать, Католин, не простила сыну произошедшее и осталась в том городе, чтобы навещать место упокоения мужа. При всём этом, у неё оставались материнские чувства к сыну и чтобы как то выполнить свой материнский долг, она отправила сюда свою двоюродную сестру, Карен.
– Мою тетю?
– Да, в каком-то смысле вы родственники. Карен стала хозяйкой отеля после прихода незнакомца. Стел остался в восточном крыле, чтобы поддерживать его в должном состоянии. Ваша тетя как нельзя лучше ведет хозяйство, о тех десяти давно забыли...
– Это все весьма странно, не находите?  Почему бы им не уехать?
– Равновесие, видишь ли, стоит одному из нас перейти в другое крыло и всё здание упадёт в пропасть.
– Но я спокойно передвигаюсь по всему дому...
– Это и настораживает, – перебил Эффектор.



Глава 6

Путаница, весьма подходящее слово, чтобы описать услышанное. Дил колебалась, рассказы постояльцев, словно змеи, расползались в разные стороны, опутывая девушку. В попытке свести обрывки информации воедино, создавалось впечатление, что что-то не сходится, так не должно быть. "Где логичность? Где последовательность?", – постоянно кружилось в голове Дил, как заезженная пластинка. Всё чаще возникал вопрос: "Зачем я здесь? Что мне даст спутанные рассказы всеми забытых людей?" Перескакивающие истории, скользящие сюжеты...
Дил смотрела в окно, старый-новый витраж давал еле заметный отблеск. Подойдя ближе, девушка заметила, что красоту стекла составляют не узорные разноцветные вставки, а текст, умело выведенный прямо на стекле. Вздутые стекла образовывали слова и предложения, которые не удавалось прочесть – блики оживляли текст.
– Занятная притча, не так ли?
Войдя в комнату, Саэридора сразу направилась к окну, видя проявленный интерес девушки.
– Мне не удается прочесть текст, – призналась Дил, поворачиваясь к зеленоглазке.
– О, тебе стоит усесться поудобнее, моя дорогая, – блеск в глазах выдавал ажиотаж, право первой рассказать притчу:
"Учитель,  уходя, передал своему ученику знания. Не от того, что был мал опытом ученик и не от того, что не смог понять их –  знания канули в небытие. Ибо случай воспользоваться этими знаниями так и не настал. Прошло много лун, прежде чем уйти за Учителем, ученик вспомнил, что было Знание. Но только само присутствие Знания он смог передать потомкам.
Учитель,  уходя же, не понадеялся на мудрость ученика и оставил Знание не только ему, а последователю своему. Заключил тот Знание в форму, известную только ему и хранил втайне от глаз людских и слуха людского.
Коль опасным быть может Знание сие в руках земных, хранит Хранитель его до сих пор, пока не наступит Последняя Черная Луна".

– Разве это не увлекательно? – продолжила с живостью юной кокетки причитать зеленоглазка.
– Вовсе нет, – проходя мимо в соседнюю комнату, парировал Стел.
– Не обращайте на него внимания, он сегодня не в духе, – обводя взглядом присутствующих в комнате, добавила Саэридора.
– Сказать, что я не поняла ничего, это ничего не сказать, – со вздохом заключила Дил.
– Mon cher , не расстраиваетесь так, здесь говорится о событиях, предшествующих нашей луне. Тогда ее ещё не было видно, – подхватила фразу зеленоглазка.
– Точнее ее вообще не было, – вставил реплику старик, прочищая горло рюмкой с жидкостью ярко янтарного цвета.
– Какая неожиданность, вы не спите, – играючи всплеснула руками Саэридора.
Эффектор ничего не сказал, он поставил рюмку на столик, резкий звук от прикосновения с камнем, заставил эхом смолкнуть разговор.
– Вы испортите Серпентин, – чуть погодя тихо и смиренно произнесла Саэридора, – вы прекрасно знаете, что этот столик, как и многие другие, является частью моего родного дома,  это моё приданое!
Сойдя на крик, Саэридора опустилась в кресло, поднеся руку к лицу.
– Mon cher, простите за эту сцену, домашние неурядицы, – голос Саэридоры дрожал, едва сдерживая нахлынувшие эмоции.
Старик молчал, лишь изредка перелистывал газету, на этот раз в его руках красовалась ничем не примечательная вырезка, старательно склеенная его супругой. Эта странность привлекла Дил, но решив не упускать возможность узнать о семье Саэридоры, она спросила.
– Ваша семья, должно быть, позаботилась о вас как нельзя лучше... – начала Дил, но ее тут же перебила зеленоглазка, с пафосом произнеся.
– О нет, всё лучшее досталось кузену. Для меня эти столики, выполненные вручную одним известным мастером, единственное напоминание о беззаботных днях, когда наша семья процветала.
Саэридора продолжила свой рассказ, перебирая руками свои огненные волосы: "В день своего совершеннолетия мне подарили три столика из серпентина, сказав при этом, что этот камень как нельзя лучше подходит к моим глазам и отражает мой характер.  О том, что это часть моего приданого я узнала только потом, когда стали распродавать фамильную мебель.
У меня была конюшня, это хобби не воспринималось для остальных чем-то серьезным, наоборот, скорее капризом, прихотью разбалованной девчонки. Но раз семья могла себе позволить такую роскошь, то вскоре и не заметила, как конюшня стала расти. Она росла вместе со мной. Каждый раз, отправляясь на прогулку в соседние имения, я выменивала на фамильные  безделушки чистокровных коней. Только представьте ярость родителей, когда они обнаружили, что их фамильные драгоценности исчезли. Для меня это был азарт чистой воды: разместить под носом семьи конюшни так, чтобы никто их не заметил. Никто и не заметил, конечно, они не любили лошадей и не приходили ко мне на конюшню. Только когда я попросила пару слуг в помощь, они заинтересовались, что же, черт возьми, происходит.
В наказание за такое поведение, всех коней продали. Чудом удалось узнать, где мои лошадки. Они были здесь. Теперь, чтобы проведать своих коней, я отправлялась на прогулку на одном единственном оставшемся коне, которого мне оставили как напоминание о совершенном деянии. Вскоре меня заметил сын хозяина, так завязалось знакомство. В качестве приданого семья отдала мой подарок, эти столики. Год спустя коней пришлось отдать в соседнюю ферму. Причину данного решения вы знаете из вчерашнего рассказа".
Саэридора выглядела уставшей, блеск в глазах исчез, появились очертания скуки. Это чувство было знакомо Дил, которая часто наблюдала в отеле скучающих постояльцев. Шёл дождь, он не прекращался ни на миг, после вчерашнего вечера, будто старался смыть следы произошедшего.
– Мы сидим здесь, в семи комнатах, но, кажется, что это целый отдельный особняк, настолько он велик для нас, – чуть погодя закончила Саэридора, будто свыкаясь с этой мыслью в очередной раз.
– Так что же с притчей? – спросила Дил, осознав, что разговор зашёл не в то русло.
– Ты опять про притчу, – с досадой в голосе встала Саэридора, – считай это метафорой, присказкой, легендой, не придавай большого значения... –жестикулируя руками в разные стороны, она села за рояль, и сразу ее перебил Эффектор.
– А стоило...
– Что, стоило? – раздраженно подняла голову зеленоглазка.
– Придать значение, – отложив в сторону обрывки прочитанных газет,  заявил старик, – вы упорно, я подчеркиваю, именно упорно отказываетесь увидеть связь между случившимся и этой притчей.
– Да, я отказываюсь! – гордо вскинув руки на рояль, Саэридора подчеркнула сказанное громогласным аккордом.
– Ференц Лист вами бы гордился, сударыня, –все также тихо произнес Эффектор.
– Сочту за честь, – ехидно произнесла зеленоглазка, пробегая пальчиками по клавишам рояля. Ещё аккорд и гром, раздавшийся за окном, завторил ей.
– Подобное упорство никогда не доводило до добра, помяните мое слово, сударыня, – подняв рюмку со столика, он добавил, – за вас, – и быстро опустошил содержимое.
На этом моменте клавиатурный клапан рояля резко захлопнулся, заставив взвизгнуть зеленоглазку от неожиданности.
– Я сломала ноготь!
– Считайте, что вам очень повезло, – спокойным тоном закончил Эффектор.


Глава 7
День 4

– Ты испытываешь сожаление или жалость, дитя мое?
Дил не переставала удивляться поведению черной перчатки, чей голос был по-отцовски мягок в этот раз и казался более участливым, чем обычно.
– Скорее жалость, я вспоминаю ее лицо, оно было таким хрупким вчера, таким беззащитным...
– Беззащитным? – перебил внезапно голос, – так значит она жертва обстоятельств?
– И да и нет, – Дил неторопливо сминала правую руку, пытаясь поймать разумную нить разговора.
– Жалость подобна тонкой пленке, ты видишь всё не так чётко, как могла бы.
– Я могу,  я думаю, что если бы не опрометчивый поступок Саэридоры, то удалось бы избежать продажи мебели, ее лошадей, они, лошади, не оказались бы здесь, в столь стесненных обстоятельствах.
– Вот как? – голос был явно доволен, заискивающий тон приобрел сталь, продолжив.
– Нет, ты столкнулась с эффектом предопределения. И кони, и мебель, всё повторилось бы и так.
– Но как!? – недоумевала девушка.
Не произнося ни звука, плащ встал и подошел к старому дубовому серванту, что стоял у стены за креслом. Поднеся руку к полке, рукав углубился и вскоре достал сверток. При свете камина Дил удалось разглядеть старый свиток, покрытый толстым слоем пыли. Бросив одну часть свитка на пол, черная перчатка углубилась обратно в кресло. Как только конец свитка докатился к ногам девушки, голос произнёс.
– Это карта, карта жизни одного человека, что жил давно. Ты знаешь, кто он, притча поведала тебе.
Дил рассматривала непонятные и в то же время затейливые узоры, одни были меньше, другие больше. Рисунок напоминал карту рельефа и его высот. Вдруг, в самом углу появилась точка. Она стала расти и превращаться в линию, местами прерывающуюся.
– Это линия жизни. Видишь, как она петляет, то останавливаясь, то ускоряясь. При этом, линия пересекает эти узоры, которые являются событиями. А теперь, – перчатка встряхнула свиток, – посмотри снова в угол.
Дил взглянула в левый нижний угол. На этот раз точка перестала петлять, а прошла уверенно пунктирной линией до ближайшего завихрения.
– Значит, каков бы не был путь, но событие, так или иначе, случится?
Верно, – подтвердил голос, – в данном случае, твой объект жалости пошёл по самому короткому из возможных путей. Её семья заметила пропажу драгоценностей только тогда, когда понадобилось их продать. А это значит, что они были бы все равно проданы, раньше или позже. Семья ничего не потеряла, выменяв лошадей, которые всё равно, оказались бы здесь.
– Потому что семья Стела их всё равно купила бы, только у первых хозяев,  – заключила Дил.
– Так значит, важен сам процесс?  Раз итог одинаков? – переспросила девушка.
– И да и нет, – ответила бархатная перчатка, медленно сворачивая свиток обратно, – выбор процесса в первую очередь повлияет на тебя. Каким образом, и в каком виде ты окажешься в  Итоге – от этого будет зависеть, как ты отреагируешь на Итог. Это значит, что ты меняешь не только процесс, но и последующие события. Помни об этом.
– Я запуталась.
– Представь что Итог, он же событие, это белое озеро. Белый цвет в этом случае нейтрален, его не существует. Пройдя путь к этому озеру, ты окрасишь его в определенный цвет. Этот цвет приобретется в процессе, на твоем жизненном пути и будет такого окраса, какой сама выберешь, сделав выборы. Ты привнесешь в озеро свой личный оттенок и оно останется той же формы, той же фактуры и даже того же агрегатного состояния. Но, изменится цвет озера –наполнение, смысл, суть, качество.
Дил откинулась на спинку кресла и произнесла.
– Но это чистой воды субъективизм!
– Чистой ли, – голос играючи поднялся с кресла и вернулся к серванту, положив свёрток на прежнее место. Остановившись напротив окна, черный плащ замер, впитывая темноту пространства за окном. Дил на миг показалось, что края плаща излучали еле заметный белый свет.
– Семь дней, Дил, я буду ждать тебя здесь, через семь дней. А пока, приходи в восточное крыло, слушай истории постояльцев, впитывай.
– Зачем?
– Посмотри на каминную полку, Дил, – не оборачиваясь от окна, голос превратился в сталь. Дил посмотрела в сторону камина и пустующую полку.
– Мой дневник, он у вас, – тихо произнесла девушка.
– Да, твои дневники находятся у меня, все до единого, я знаю, как они важны для тебя и я верну тебе их в конце, если захочешь.
– Мои дневники?  У меня был один и вряд ли я откажусь от своего, – утвердительно выдохнула девушка.
– Откажешься, не сомневайся в этом, – голос повернулся, но создавалось ощущение, что он повис в воздухе. Возмущение, интерес и толика страха. "Это существо имеет власть надо мной. Но только ли надо мной?", – мысль закручивалась в вихрь, из которого откачали весь воздух, стало душно. Дил откинула голову на спинку и услышала над своим ухом следующее.
– Не только.
Комната резко погрузилась в ещё больший мрак, снова запахло травами, где-то вдали послышались шаги, но Дил уже не реагировала на источники шума, она засыпала.

***

– Она явно не здорова, говорю тебе, – причитала хозяйка дома.
– Она просто переутомилась, надо же, утром убирать золу, разве она не сделала этого вчера?  – удивлялся Джим, неся на руках заснувшую племянницу.
– Если бы я не поднялась, она бы проспала в этой комнате до обеда. Теперь понятно, где она пропадала все это время, – с досадой в голосе продолжила Карен, – эта комната дурная, я всегда говорила об этом.
Поднявшийся сквозняк в коридоре заставил хозяйку остановиться.
– Что это за запах? – принюхиваясь,  тетя развернулась к повару. Повар непонимающе покачал головой, а Карен медленно приблизилась к голове племянницы.
– Её волосы пропахли чем-то странным, напоминает благовония и ещё какая-то шелуха, хмм...
Когда девушка проснулась, она обнаружила себя не в комнате, а в холле, полулежащей в кресле. Тетя, протирающая по обыкновению стойку, приметила оживление со стороны кресла и, не отрываясь взглядом от племянницы, направилась к ней.
– Твои волосы так пропахли травами, моя дорогая, тебе придется на время отказаться от посещения той комнаты, – чуть подумав, Карен добавила, – на неделю.
– Отказаться?  Вы меня сами просили убираться там, тетя, – широко раскрыв глаза, произнесла Дил, вежливость и некая услужливость в тоне женщины  настораживала.
Пытаясь уйти от ответа, хозяйка продолжила.
– Некоторые наши постояльцы очень  чувствительны к запахам, поэтому мы…я, – на этом моменте интонация тети стала сбивчивой, что усилило подозрения на её счет, – я решила огородить тебя от посещения башни.
– А поточнее?
– Как твоя родная тетя, – голос стал тихим,  тихим, – я могу сказать тебе, что башня всегда имела дурную репутацию, никто не знает, что там происходило все эти луны, а воздух давно пропитан всеми возможными травами и снадобьями. Твое сонное состояние меня тревожило каждый раз, когда ты выходила из комнаты.  Мы имеем право только разжечь камин, даже проветрить помещение не в силах.
– Не в силах?  Вы скрываете от меня что-то, но при этом отправляли меня туда каждый раз. Вы же хозяйка, в конце концов.
Услышав последние слова племянницы, тетя рассмеялась, смех постепенно превратился в истерику, сойдя на крик, она произнесла.
– Если бы это было так, если!


Глава 8
День 5

 Из всех человеческих пороков он выбрал повышенный эгоцентризм, – уводя под руку девушку, произнесла Саэридора, ехидно посматривая в сторону своего кузена.
Частично скрытый белой крышкой рояля, Арвингхвит стоял спиной к дамам, облаченный в кристально белоснежный камзол с золотыми пуговицами. Поправляя рукав, он выступил на встречу Саэридоре с некоторым вызовом, не скрывая высокомерия.
– Вы как всегда любезны, сестрица, и не желаете составить мне компанию, – не задерживая взгляда на обеих девушек, наследник сел за рояль и пробежался по клавишам.
– Где же ваши ноты?
– Не всё ли равно, Арвинг? Ты не удостоил нас даже взглядом, а теперь командуешь, будто не гость в этом доме.
Кузен удивленно посмотрел на Саэридору:
– Нас... Хмм... Ты видишь ещё кого-то в этой комнате?
– Боюсь, вы не вежливы, сэр, – произнесла Дил.
Арвинг резко закончил игру и внимательно посмотрел на девушку, колкий взгляд, казалось,  смотрел не снизу вверх, а наоборот. От этого взгляда Дил почувствовала себя беззащитной.
– Из тебя вышел бы отличный римский прокуратор, с таким то видом, – усмехнувшись, произнесла кузина. Чтобы разрядить обстановку, она взяла Дил под руку и направилась через всю комнату в соседний зал.
– Не обращай внимания, – по ходу движения продолжила Саэридора, – его высокомерие как сургучная печать для этого дома, навсегда останется запечатанной здесь и только здесь.
– Вы имеете в виду, что он такой от безысходности?
– Уфф, ты опять придаешь значение там, где его нет, – кузина резко остановилась и развернула к себе девушку, – смотри, сейчас я открою эту дверь, – с этими словами Саэридора показала на большую дубовую дверь, выкрашенную белым лаком, – и ты не будешь задавать лишних вопросов, вообще, не задавай вопросы, пока не скажут.
Увидев озадаченное лицо Дил, зеленоглазка рассмеялась звонким переливным смехом. На этот смех отреагировала дверца медленным скрипом. Не менее скрипучий голос произнес:
– Дора, это ты?
– Кто же ещё, дядюшка Мёллер, – игриво заверещала Саэридора.
Пройдя в открытую щель, она потянула за собой племянницу хозяйки и дверь с грохотом закрылась. Пока Дил отряхивала с волос побелку, слетевшую перьями от   возникшего резонанса между дверью и косяком, дядюшка Мёллер рассматривал её лицо. Как только взгляды встретились, мужчина перевел свой взор наверх, откуда посыпалась краска.
– Ещё немного, и ангел потеряет свой белый лик, если ты не соизволишь входить потише, – произнес тихо Мёллер,  показывая глазами на скульптуру ангела над дверным проемом. Дил развернулась в сторону скульптуры и обнаружила бюст, плавно выдвигающийся из стены, крылья которого протянулись в стороны, образуя нишу.
– Полно вам, дядюшка, вы говорите это каждый раз, но пока краска держится, я не вижу причин для недовольства.
Закончив фразу, зеленоглазка чинно прошла мимо девушки и встала прямо под бюстом, ещё раз открывая дверь. Дверца, и без того приоткрытая, стала медленно отворяться под упорным натиском маленькой белой ручки.
– Я бы не советовал этого делать, Дора, – со вздохом Мёллер отошёл в сторону, уводя за собой Дил. Поднявшийся из ниоткуда, сквозняк повторно захлопнул дверь, защемив подол платья Саэридоры. В попытке отпереть дверь, зеленоглазка встала боком и надавила о дерево бедром. Звук рвущейся ткани прервал молчание, и Саэридора вскинула руками.
– Неужели вы будете стоять столбом, как истуканы!? Мне же неудобно! – слова повторились эхом, – удобно, удобно...
Дил с Мёллером переглянулись в нерешительности. Их озадачил тот факт, что во время повторного удара двери об косяк, побелка слетела с глаз ангела. Взору предстал весьма шокирующий вид: в глазницах сверкали два алых камня рубины, которые будто наблюдали со стороны за каждым движением участников действа.
Дядюшка Мёллер,  без особого выражения на лице, подошел к Саэридоре. Тихо приоткрыв безвольно поддавшуюся дверь, он вынул ломоть зеленой органзы. Девушка посмотрела на него выразительно, ничего не сказав и подняв подбородок, прошла мимо мужчины, слегка покачиваясь. Лишь заговорив с Дил, зеленоглазка почувствовала неладное – она еще не видела такого отрешенного лица у гостьи, этот взгляд, смотревший куда-то поверх ее головы, заставил содрогнуться.
– Куда ты смотришь? – не желая слышать ответа, Саэридора развернулась в сторону взгляда племянницы и застыла. Похлопав глазами, она произнесла:
– Н-но, так ведь не должно быть?  Верно? Что это такое? – перебивчивым тоном залепетала зеленоглазка, глаза ее явно пугали.
– Если вы хотите знать, что это, придется проследовать за мной, - с этими словами дядюшка показал приглашающим жестом следовать за ним. Только сейчас Дил обратила внимание, что комната представляет собой мастерскую, слитую воедино с картинной галереей.
Пройдя несколько шагов правее вдоль стены, Мёллер остановился, перебирая ключи, словно отмычки. Это было похоже на ритуал: каждый ключ пересматривался, отвергался и падал в общую связку, скатываясь вниз по медному кольцу. Этого хватило девушке, чтобы осмотреть взором помещение. Напротив двери располагались два узких арочных окна, на каменных необработанных стенах тут и там висели картины. Их не было видно за занавешенными пыльными покрывалами, что складками ниспадали  с позолоченных тяжелых рам. Между окнами расположился серый стол. Приглядевшись, девушка поняла, что это белила испещрили его временем.  Краска потемнела, когда-то деревянный, стол стал похож на малярный,  и только кисти и краски дают понять, что это обитель художника.
Раздался щелчок, Дил обратила внимание, что мужчина открыл дверь в углублении, которое было так же сокрыто под слоем белой пыльной ткани. Чуть пригнувшись, участники процесса один за другим стали подниматься по узкой белоснежной винтовой лестнице.
Очутившись в совершенно пустой комнате, девушка увидела красный свет, который будто двумя прожекторами отражался на стене. Расширяясь, лучи, словно визиры, оставляли два кровавых пятна на правой стороне помещения.
Дядюшка Мёллер таинственно поднес палец ко рту, давая знак молчать. Тихо подойдя к левой стене, он присел на корточки, подзывая жестом девушек. Чем ближе подходила Дил к предполагаемому месту, тем явственнее видела углубление – оттиск лица ангела, чьи красные глаза лучами расходились в стороны.
– Присядь на колени, – тихо проговорил художник.
Дил медленно повторила движения, ранее сделанные Мёллером. Поравнявшись лицом к лицу с каменным изваянием, она с непривычки зажмурилась, яркий багрянец света ослепил ее.
– Не бойся, – проговорил художник, – открой глаза и посмотри сквозь камни. Представь, что надеваешь маску.
Коснувшись лицом камня, Дил почувствовала холод и одновременно покалывание кожи. Открыв глаза, она увидела красную комнату, ту самую, в которой была пару мгновений назад. Все те же два узких окна, которые уже не являлись источником света, а наоборот, казалось, что они его поглощают. Сквозь занавешенные ткани пропитывались брызгами полотна. Присмотревшись, Дил обнаружила, что все полотна неестественно светятся по контуру. На каждом из них проступало изображение радуги, за которым зияло черное пятно.
– Более чем уверен, – уверенным тоном заговорил художник, – что Стел так и не успел рассказать, что случилось до всеми известного события.
– Да, дядюшка Мёллер, – подтвердила Саэридора, – его как всегда прервали.
– Ну что ж, удачное место для начала рассказа, – подмигнул художник.


Глава 9

"Визит незваного гостя – всегда своевременный для него одного, ибо нам так казалось",  – начал свой рассказ дядюшка Мёллер, всё так же недвижимо восседая на собственных ногах. "Однажды взглянув в окно, я не смог оторвать взгляда: в черте горизонта тонкими струйками черного дыма отражался инверсионный след. В этом дыме шло черное пятно, развивая полами бархатного плаща. Издалека это выглядело как танец летучей мыши. Наконец оторвав взгляд от этой картины, я увидел, что все постояльцы дома прильнули к окну. Тихая размеренная жизнь была нарушена одним лишь грациозным появлением Некто. Таким именем назвался чёрный капюшон, стоя на пороге отеля. Что было потом, никто точно не помнил, рассказы разнились, разум мутнел. Все запомнили лишь одно: под покровом плаща Некто достал несколько вещиц. В левой бархатной перчатке он протянул скульптуру ангела. Легкость, с которой он поднес ангела ко мне, поразила после того, как я его взял. Первое, что меня привлекло тогда, эти два глаза. Поравнявшись со мной ровно настолько, чтобы никто не услышал слов незнакомца, последний произнес.
– Я даю тебе глаза. Ты будешь видеть всё, что происходит в этом доме, пока глазницы ангела будут застланы белым светом.
С этими словами Некто протянул баночку с белилами:
– Как только белила осыпятся, стану видеть я. Не забывай об этом.
Постояльцы замкнули круг вокруг темного плаща, который в свою очередь, каждому отдал таблички с пророчеством с наказом повесить их в каждой комнате. Никто не спрашивал, что происходит, а потом это потеряло всякий смысл",  - переминая затекшие ноги, художник потер у виска, силясь продолжить смысловую нить рассказа, - "Когда казалось, что гость покинул нас, он вернулся на следующее утро. На этот раз Некто ловко достал из недр плаща   сверток с инструментами и отдал его Эффектору. Далее последовал еще один сверток и склянка с золотистой краской. Я не слышал его слов, но видел всё, по праву обладания бюстом ангела.
На третье утро вновь вернулся таинственный гость и отдал часовщику часы и механизмы. С того момента отель опустел, время исчезло, часы всех возможных мастей скопились в комнате часовщика. Ни часовщика, ни часов больше никто не видел, он сидит отшельником в своем  механическом мире. С тех пор редко произносили слово Время, его заменила Луна, и отсчет стал производиться в лунах.
На четвертое утро никто не пришел, свершилось то, что уже давно известно. Появление плаща с тех пор стало лишь предшествием к одному и тому же действу, которое так трепетно ждут постояльцы каждый раз. По поверью, никто не закончит начатое, пока один не забудет всё".
Завершив свой рассказ, художник медленно приподнялся и достал из нагрудного кармана баночку белил. Отвинтив крышку, он положил ее на серые пыльные половицы и, загребая указательным пальцем краску, стал наносить ее по внутренней стороне глазниц скульптуры. Увидев удивленные лица девушек, Мёллер удовлетворенно улыбнулся и, потирая испачканные пальцы о фартук, встал. Дил посмотрела на темные следы, оставшиеся после ног художника, и повторила за ним движение.
– Почему ты не обустроишь эту комнату, дядюшка? – прервала молчание Саэридора, когда все продвигались к выходу. Еще раз, взглянув на пустое помещение и пятна следов, открывающих темный паркет, художник задумчиво произнес.
– Здесь гуляет ветер.
Пока спускались по лестнице, никто не проронил ни слова. Дил обдумывала слова и не заметила, как встала перед большой золоченой рамой картины. Дил смотрела на полупрозрачное покрывало, оно едва колыхалось, то ли от сквозняка, то ли от дыхания девушки.
– Кто на кого смотрит...  – с интересом заключил Мёллер, наблюдая за девушкой.
Оторвав взгляд от ткани, Дил задала немой вопрос художнику и вскоре получила ответ: покрывало бесшумно сползло вниз, едва задев подол юбки племянницы. Дил отступила на шаг назад, чтобы не испачкать ткань. Когда она подняла лицо, на нее смотрела картина, на фоне радуги виднелся бледный пейзаж и тусклое черное пятно. Приятный запах, исходивший от картины, напомнил благовония башенной комнаты.
– Этот запах, я никогда не замечала, чтобы картины пахли чем то, помимо красок, – чуть замешкаясь, Дил продолжила, – свеженанесенных.
– Вот как, вам знакомы работы других художников? – с большим вниманием проявил участие художник, подбирая ткань с пола.
– И да и нет, – неуверенно произнесла племянница хозяйки, – как-то раз я видела портрет тёти, на нем блестела свежая краска. Но потом оказалось, что краска сохранила свой блеск, этот портрет до сих пор выглядит так, будто его нарисовали недавно, – не отрывая взгляда от холста, девушка продолжила, – меня заинтересовала эта особенность. Чем один художник, его манера подачи, отличается от других? Что он использовал, чтобы добиться такого эффекта глянцевости?
– Вопрос не в том, что он использовал,  –утвердительным тоном начал Мёллер, – а в том, от чего он отказался, чтобы добиться своей оригинальности, – с этими словами мужчина положил покрывало на стул и протянул руку к стакану. Вынув из помутневшего стакана кисточки, он продолжил.
– Одни отказываются от привычных инструментов, другие от красок, я же в свою очередь отказался от воды, – договорив фразу, Мёллер опустошил содержимое стакана, чем поверг в шок Саэридору:
– Да как же можно?  Это разве нормально? Нет, ты видела подобное где-нибудь? – с мертвенно бледным лицом зеленоглазка схватилась за руку девушки.
– Право, я не вижу в этом ничего противоестественного, – спокойно заверила Дил, – если конечно дядюшка Мёллер не использует в качестве основы для красок яды.
– Этого ещё не хватало! С меня довольно, мы уходим! – утягивая за собой девушку, затараторила Саэридора.
– Не мы, а ты, моя дорогая Дора, – освобождая руку девушки, произнес художник, – я еще не закончил разговор с этой юной леди, и, если ты не против, она присоединится к тебе позже.
Провожая к двери Саэридору, художник слегка подталкивал ее за спину, что ещё больше возмутило его племянницу:
– Ну дядя... – гневно попрыгивая походкой, зеленоглазка быстро ретировалась.
– Так на чем мы остановились? – поворачиваясь к Дил, уточнил художник.
– Ваш стакан, дядюшка.
– Да, стакан... – Посмотрев на левую руку, в которой покоился пустой замшелый стакан, мужчина поставил его на стол. Зазвенели склянки, пара ворчаний, и нужная склянка с раствором буро-зеленого цвета была найдена среди сотни стоящих на столе. Откупорив колбу, художник долил в стакан жидкость ровно до половины. 
– Я не использую воду в качестве разбавителя, напротив, варю специальный отвар трав. Мои картины имеют свой запах, благодаря которому я могу отличить свой подлинник от обычной копии. Скажи, что ты увидела в глазницах? – присев на стул, неожиданно спросил Мёллер.
– Я увидела картины сквозь вуаль и брызги.
– Это брызги запаха, красные лучи скульптуры,  словно визиры, видят скрытое. Видят то, что укрыто от глаз. Мои пейзажи доступны каждому, но не каждому открывается суть.
Подойдя к картине, Мёллер произнес.
– Иногда мне кажется, что этот пейзаж слишком пуст, на нем чего-то не хватает, но я не могу понять чего.
Стоя рядом с художником и наблюдая радугу на картине и черное пятно, которое стало чуть больше, Дил осторожно спросила:
– Например, радуги?
– Радуги?  Хмм, любопытно, очень может быть. Да, возможно ее и не хватает,  – небрежно подхватил мысль мужчина.
Взгляд девушки вновь привлекло пятно, на этот раз оно оформилось в капюшон. Стараясь не подать виду, Дил опустила глаза и поблагодарила художника.
– Вы очень любезны, но не стоит провожать меня, – быстро отчеканив ответ, девушка стремительно вышла из комнаты, чтобы дядюшка не успел заметить озноба, пробирающего насквозь конечности Дил. Напоследок посмотрев на скульптуру ангела, она заметила выступившую белую краску, которая пропитала насквозь глаза бюста.



Глава 10

День 6
Впервые за долгое время Иншалебрин выглядела пустой. "Зачем искать того, кто не хочет быть найденным?" – эта мысль грела племянницу. Не найдя нигде зеленоглазку, Дил пришла на следующий день в музыкальную комнату, сразу после завтрака.  Пройдя взглядом по кругу, глаза остановились на кресле, что стоял неподалеку от палисандрового рояля. Чуть придвинув его к окну, девушка развернула его спинкой так, чтобы создать небольшой уголок. Усевшись поудобнее, она подняла голову на витраж, мысли вихрем заняли всё ее внимание. Рваными нитями всплывали образы прошедших нескольких дней, вчерашний разговор с художником принёс ровно столько ясности, сколько и вопросов. "Я будто хожу по кругу, а ведь разгадка совсем близко", – почти вслух произнесла Дил, когда вдруг вдали раздался гулкий топот шагов.
Два мужских голоса стремительно приближались, казалось, что они спорят о чём-то. С непривычки, Дил углубилась в своё кресло так, чтобы ее не было видно. Это был шанс узнать что-то ещё, это чувство усилилось, когда скрипнув дверью, голос произнёс:
– Ну и где мне ее искать!? У нас крайне мало времени.
– Вероятно, Саэридора отводит скуку с племянницей, – спокойным тоном ответил голос.
– С кем?? Моё терпение скоро лопнет!
Раздался звук падающей книги об стол.
– Тише, Ар, ты действительно не замечаешь себе подобных? Стоит кому-то ещё облачиться в белый цвет и тот становится, словно невидим для тебя, – чуть засмеявшись, будто сводя на шутку, добавил собеседник.
Оппонент молчал и сопел, подбирая слова, наконец, выдал следующее.
– Нет, Эфф, я не считаю никого из присутствующих подобным мне, более того, эту леди в белом мне не доводилось видеть ни разу в жизни.
"Женщина в белом! Что-то знакомое, но никак не вспомнить, крутится на языке..." – Дил упорно смотрела на свою юбку цвета лазури, силясь вспомнить, почему упоминание леди в белом тронуло ее. Чем больше девушка пыталась вспомнить, тем явственнее забывала и цель своего присутствия. Голоса на мгновение ушли на второй план. Образ женщины в белом утекал из памяти мелкими брызгами тысячи струек. Внезапно разговор мужчин привлек одним только словом.
– ... договор, нужна ее подпись, – шурша бумагами, констатировал молодой голос.
– Я ничем не смогу помочь, если не узнаю всю суть, ты же знаешь это, – голос постарше явно заинтересовался услышанным, – и я в курсе, что ты приехал не ради поддержки кузины, такие люди как ты, просто так не приезжают.
– Ты прав на этот раз, – ледяной тон приобрел стальные нотки, – Саэридора не в курсе, что я помог ее семье избежать разорения, но во второй раз я этого делать не буду.
– Вот как? Неужели я ошибся на твой счёт, –усмехнулся Эффектор. Воцарилось молчание, потом молодой голос продолжил резче.
– Я выкупил родовое гнездо кузины, ведь оно, по сути, является и моим. Ее родителей я отправил на континент, выдав достаточную сумму, чтобы прожить безбедно. Впоследствии оказалось, что я не могу вступить в полное наследование замком. Земля, на которой он стоит, принадлежит кузине... Эти кирпичи и камни не стоят без земли и половины тех денег, что я заплатил! – раздавшийся грохот рюмки заставил вздрогнуть плечи Дил.
– Так значит, одним благим намерением вы хотите разрушить другое?
– Это значит, – сухо продолжил голос, – что я не заставлю себя долго ждать, если кузина откажется подписать дарственную, и разорю её семью судебными издержками.
– Жестокий вы человек, однако.
– Вы так считаете? Напротив, взамен на землю она получит другую, а также  положение в обществе, её репутация не пострадает...
– Другую землю?  О чём вы говорите?
– Вы разве не знаете? – самодовольно произнес голос, – она полноправная хозяйка этих земель, как и ее муж. Поэтому на кону репутация обоих, Стелу врятли придётся по вкусу повторная угроза банкротства.
– Вы так заботитесь о чужой репутации, – печально заключил Эффектор, – но, а как ваша репутация?  Разве она не пострадает? Наследник знатного рода оставляет на произвол судьбы бедных родственников, лишая их последнего крова...
– Ха-ха-ха, – смех звоном разлился по комнате, не оставляя не единого шанса на положительный исход разговора, - послушайте, ведь это идеальный заголовок для местной провинциальной газеты. Разочарую вас, никто и слова в мой адрес не скажет. На моём счету десятки спасенных таким образом людей, все они вхожи в высшее общество. Никто из них не посмеет допустить в сторону своего арендатора и тени упрека.
– Какой ужас!
– Это бизнес, не более, – холодно проговорил Арвинг.
– Удивительное совпадение, не находишь? Две семьи на грани банкротства в одном доме, – задумался старик.
– Это не совпадение.
Воцарилась тишина, прерываемая лишь учащенным стуком сердца девушки. Дил и представить не могла, на что способен человек и как точно выразилась Саэридора, сказав кузену: "Из тебя вышел бы отличный римский прокуратор...". "И ведь и у него здесь не обошлось без незаконченного дела..." – мысленно девушка осеклась, поняв, что объединяло всех постояльцев - незаконченные дела. "Почему я не обратила тогда внимание, речь шла об этом", - ход мысли снова прервался неровными шагами и голосами присутствующих.
Комната вмиг опустела, этого диалога было достаточно, чтобы девушка уяснила для себя: всё, что здесь происходит, не что иное, как хорошо спланированный план. "За кулисами сцена намного больше, сколько тайн ещё сокрыто?", – не успев подняться с кресла, Дил снова услышала те же шаги. Быстро прильнув к спинке кресла ухом, она услышала еле различимые голоса. Мужчины решили не входить в комнату, но молодой голос напомнил:
– Это останется между  нами, иначе твой секрет будет так же раскрыт, как и мой.
– На что ты намекаешь?
– На что я намекаю? На правый нижний ящик твоего письменного стола. Думаешь, я не был вхож в твою мастерскую?
– Ты как сургучная печать, Дора была права, ничто от тебя не скроется, но кое-кто в этом преуспел всё же.
– Вот как?  Посмотрим... Краску я тебе не отдам, даже не мечтай об этом.
– Это не краска, ты не знаешь, с чем имеешь дело, Ар.
– Знаю, я многое знаю. Твои золотые марионетки усеяли собой все западное крыло, одна даже пропала.
И снова молчание, старик закашлялся и произнёс все так же тихо.
– Мне нужно прилечь, скверно, очень скверно.
Когда шаги стихли окончательно, в голове Дил стоял звон. Перемешавшись со страхом,  он составил плеяду клокочущих звуков в унисон к бешено стучавшему сердцу. "Так вот что за бутыль с золотой краской...  это не манекены... Ее рука в его бархатной перчатке".


Глава 11

– Стоит их занять каким-нибудь одним делом, и они решат, что это дело всей их жизни, – послышался ровный голос сзади. "Настал момент версий", – не глядя на источник звука, подумала девушка.

***

"Забавная вещь", – думала про себя девушка, подходя к своей комнате, - "я помню белый силуэт женщины в шляпе, но не помню, кто она. Я помню рассказы каждого постояльца, но не помню цели их повествования".
Никакого волнения и страха, их вытеснили новые чувства, ранее неизвестные Дил – безмятежность и спокойствие. "Завтра, завтра я узнаю всё, я знаю", – с этими мыслями девушка быстро уснула, как только голова коснулась подушки.

День 7

Легкой поступью шагов, девушка шла в полумраке верениц коридоров, ни единого скрипа. Это утро на редкость далось холодным, легкая шелковистая вуаль укутала плечи племянницы. Держа в руке тяжелую жирандоль, Дил ступала с особой осторожностью – дом ещё спал, пропитавшись утренней черной зарей луны. Два поворота и вновь винтовая лестница, уходящая вверх. Поставив жирандоль на подоконник, возле двери башенной комнаты, девушка заметила ключ в замочной скважине. Не придав этому значения, племянница машинально повернула на себя два раза ключ и дверь со скрипом отворилась. Полумрак пустой комнаты...  прикрыв за собой дверь, девушка прошла в центр. Чуть постояв, Дил втянула воздух, тот на редкость оказался свежим, будто кто-то совсем недавно проветрил помещение. Пройдя пару шагов, девушка дернула за ручку окна, ручка не поддалась, но стала на тон светлее прежнего.
– Сажа... – проговорила тихо Дил и обратила внимание на руку, которой  безуспешно открывала окно. Правая рука выпачкалась в смолянистой темной субстанции. Поднеся ее к носу, Дил почувствовала еле уловимый запах конопляного масла, коим обычно тетя смазывала петли ставен и дверей.
Комната была тщательным образом убрана, словно к приходу званых гостей.
Оглядев ещё раз помещение, девушка зажмурилась, не веря своим глазам: все стены облюбовали часовые механизмы, устроив тикающее гнездование разных форм и мастей. Как только они стали замечены взором, то дружно по нарастающей стали отмерять время, издавая звук в унисон биению сердца.
Осознание, что это часы пришло само собой. Достаточно было вспомнить, что в подоле платья лежал подобный механизм, который в такт активировался, стоило лишь вспомнить о нём.
Нужда поиска часовщика отпала сама собой. "Это свершится здесь", – с этими мыслями девушка села в своё кресло у камина, над которым на полке снова красовались пять клонов дневников. Недолго думая, племянница подалась вперёд и поднялась с кресла, чтобы поближе разглядеть дневники. Словно фамильный сервиз, тетради стояли в твердом переплете цвета лазури. Первая тетрадь, и она же самая дальняя от света окна, выглядела более бледной и выцветшей, местами проступали белые трещины переплета. Чем ближе к окну, тем ярче становился каждый дневник. Поднеся руку к крайней тетрадке, девушка зависла, не решаясь взять её. Голос ее остановил. Чуть подумав, Дил развернулась вполоборота.
– Так уж и дело всей их жизни? – выпытывающий взгляд девушки не произвел должного эффекта, ответа не последовало. Тогда девушка продолжила, решив подойти к вопросу  с другой стороны.
– Вы подарили мне время, значит, нет больше смысла ждать семь дней и я могу получить исчерпывающие ответы прямо сейчас.
– Верно, – спокойно произнес голос, – ты узнала многое за более короткий срок, это похвально, – подойдя вплотную к полке, плащ остановился напротив девушки.
– Это была я, так ведь? – не дожидаясь ответа, Дил продолжила мысль, – как только стало ясно, что я забыла многое из того, что было ранее, я поняла, кого имел в виду художник. Придание, о котором упомянул Мёллер: "никто не закончит начатое, пока один не забудет всё". Все эти люди: Эффектор, что никак не сотворит последнюю скульптуру, художник, который намеревается дописать картину, Саэридора и ее недописанный этюд... Арвингхвит со своим неподписанным договором... Все они так и не закончили начатое, а я напрочь забыла, что подтолкнуло меня общаться с ними. Я забыла, кто я есть.
– Но при этом часто повторяла слова о телесных сосудах. Их ты забыть никак не могла.
– Почему именно это я не забыла? – спокойным безучастным голосом спросила Дил.
Черная перчатка плавно провела рукой по полке, акцентируя внимание на дневниках.
– Каждый раз, описывая жизни, ты говорила о себе самой. На этих страницах сценарии твоих жизней, то, какой бы она была, будь твой сосуд полон. Полон мной... – голос затих, давая переварить новую информацию. Девушка молчала, она уже не хотела задавать вопросы и выглядела безучастной.
– Ты изменилась. Каждый раз, дописывая сценарий до конца, ты забывала его в разговорах с постояльцами. Они говорили с тобой лишь потому, что думали о тебе, как о себе – о человеке в поиске подходящей концовки. Забыть будущее, таково было условие, но ты нарушала его. Твоё любопытство подталкивало тебя занести руку над полкой и дотронуться до тетради. Этим ты перечеркивала настоящее, прошлое и будущее, и начинала всё сначала.
– И вы не останавливали меня?
– Нет, так ты училась, ибо была не готова идти дальше. Ты заново заводила тетрадь, забывая о прошлом, заново писала сценарий. Пять вариаций жизней, это не так много. С каждым разом ты училась все быстрее, цикл наступал всё раньше... Вот и сейчас, - указывая рукой в окно, проговорил капюшон, - ты приблизила цикл, что так долго ждали.
– Вы терпеливы, не проще ли было выбрать другую кандидатуру?
– Вспомни притчу: "заключил тот Знание в форму, известную только ему...". Увы, – проговорила бархатная перчатка, подходя к окну, – время разъединило Знание и форму. С тех пор Знание долгое время провело в скитаниях. Скитания завершены, но форма отвыкла от своего наполнения,  телесный сосуд был не готов принять свою ношу.
– Это значит, что мы едины? – наконец недоумевала девушка, будто выйдя из оцепенения от услышанного.
Капюшон молча повернулся, его края безмерно колыхались. Резко подойдя к креслу, плащ встал за спинкой.
– Я расскажу тебе то, что волновало тебя всё это время. Но только это. Присядь и ты узнаешь свою историю.
Девушка молча прошла к креслу, за  которым стоял плащ. Пара черных перчаток медленно опустилась на плечи девушки и голос произнёс:
– Тебе известно, каким образом произошло мое появление. Зная, что будет потом с отелем, мною были даны дары постояльцам. Чтобы снять иллюзию – "пленник сложившихся обстоятельств" Я дал им свободу, тем самым поработив их. Увлекшись делом, они подумали, что это их цель.  Поглощенные работой, жители отеля создали идеальный механизм, благодаря которому мой эксперимент удался. Один создал кукол-марионеток и я смог управлять ими, другой хранил время и я добился желаемого, не завися от времени. Мне было видно всё через глазницы ангела. Я поместил тебя в это окружение, под свой контроль, чтобы ты научилась чувствовать, понимать, слушать.
Но не обошлось без накладок. Как сделать так, чтобы никто не заметил нового лица раньше времени?  Всех держать под постоянным контролем? Я забрал манекен, тем самым совершив подмену, поместил тебя в образ женщины в белом. Но ты входила каждый раз в резонанс с её телом, поэтому, ты видела ее, а она тебя. Не ты племянница хозяйки, а она, женщина в белой шляпке, – на этом моменте перчатка отпустила плечи девушки и сделала круг, чтоб разглядеть ее лицо. На глазах Дил еле проступали слезы, но она сдерживала себя, чтобы не поддаться чувствам. Быстро смахнув слезу, девушка так же молча заглянула в прорезь капюшона. Потом произнесла, тихо-тихо.
– Это жестоко, я привыкла ко всем этим людям и выходит, что не имею никакого отношения к ним, это так больно осознавать.
– Боль, вот новое чувство, – с нескрываемым удовольствием произнес голос.
– К черту боль! К черту чувства! – девушка попыталась встать, но перчатка опять коснулась ее плеча, на этот раз повелительно давая понять, что стоит присесть.
– Теперь ярость... Хорошо, очень хорошо. Открою тебе секрет, если ты пойдешь со мной дальше, ты встретишься с ними Там,  по ту сторону радуги. Это твоя будущая семья.
Раскрыв глаза от удивления, Дил почувствовала прилив сил, облегчения и смятения.
– Но как же?  Они все здесь.
– Вовсе нет. Они давно закончили начатое, тут остались лишь их проекции – фантомы памяти. Ты общалась с прошлым, ощутив его в настоящем. Теперь ты готова сделать будущее настоящим, – с этими словами черная бархатная перчатка протянула свою руку девушке. С полной уверенностью Дил вложила свою кисть в перчатку и подошла к окну, вслед за черным плащом. Беззвучно открылась рама окна, и перед девушкой образовался иной вид. До самого подоконника разноцветной лентой тянулась радуга, ее начала не было видно за крупной черной луной. Огибая темный лунный диск, она плавно уходила в неизвестность.
– Теперь мы едины, – ступив на цветное полотно, произнесла перчатка. В конце начала пути капюшон упал, плащ раскрылся, в котором безмятежно утопала Дил.