Сообщество С

***
Ветер обдувал её в прошлом бледное, но сейчас багровое лицо. Её стеклянные голубые глаза смотрели прямиком в мои. Её обстриженная до бровей челка казалась мне чем-то ей несвойственным, ей бы по психологии пошла больше отросшая; так думалось до поры пока не произошла эта ситуация. На её лице не было ни задатка на ужимки кожи или искривления губ хоть на сотую секунды. Лицом простачка, душой черт знает что. Но я полагал лишь одно: она зла что я не прыгнул…
***
Ровно в 10:00 по московскому времени моя группа собралась у Александровской пристани. Мы сели в машину какого-то мужчины. Я его ранее не видел. Я всех ранее не видел…
Так через шесть часов мы оказались в гуще Рускаелы. Машину же оставили позади. В ней пользы для этого мужика больше нет…
Лето. Ветра нет. Трава-пух. Деревья разных семей приняли нас. Разные кустарники поглядывали на гостей прячась за стволами. Помесь облаков и неба висела над головами и от часа к часу все более тускнела, отчитывая наше время.
Итак, мы собрались.
Сначала все держались поодаль друг от друга. Кто-то читал книгу, кто-то курил, кто-то просто огладывался, как будто запоминая детали, кто-то крутил в пальцах что-то и мозолил пустоту.
Но одна особа вдруг вынула из пакета коньяк и прибавила к вызывающему поступку:
- Давайте в последний раз насладимся, м?
Развели костер. Пламя было вяло и жалобно танцевало нам танец живота. Но девушка его поддерживала, не давая артисту закончить гибелью. Создался приятный антураж. Кого угодно бы расположило к душевным разговорам и, как следствие, испитию.
Бутылку осушили за полтора часа. Я не пил. Еще не пила девушка, предложившая изведать спирта. Но никто не разговорился. Девушка достала еще…
Вот третья бутылка на половине. Я взглянул на часы. 20:13. Но народ развязал языки. Этого ли добивалась барышня?
***
Нас было пять. Все мы были под псевдонимами. Я звал себя Кларенс, мужик Альфредом, женщина средних лет, которая читала книгу, просила называть себя Жанной, молодой человек не скрывал имени-Никита. Девушка назвалась Ассолью.
Мы окружили сцену огня и наблюдали за театром одного актера, пока девушка разливала коньяк. Я осматривал людей…
Жанна была уже не молода и не стара. Лоб её был чист, как у любой девчушки, которая следит за собой, но подбородок был подобен изюму. Сырые и серые глаза текли из орбит. Власы седы таким белым цветом, что снег был уже не самым выразительным оттенком белого. Серьги её болтались словно две гири тяготят ломтик теста. По виду, можно было сказать, что она вряд ли когда ела вдоволь и вряд ли имела детей. Антураж ее комнаты бы составлял шкаф с книгами полностью укомплектованный Толстым или Буниным. Слепая на один глаз кошка, которая обманула смерть. Аллея из разных цветов и сорняков, которые имеют имена всех тех, кого знает их хозяйка. Стол без опоры. На нем конверт. В конверте письмо. В письме деньги и мелким почерком совет найти работу сестре, которая уж пять лет дистанционная содержанка. Приемный сын, верно, уже умер от опьянения, ибо он в последние года исчез, подобно стертой линии. Сны о пенсии и работа кассиром тяготят молодую старуху. Придя домой она умирает в секунду ока в своем гробу, а утром на зло хищным родственникам просыпается на смену. С темным пространством под сердцем и с известью вокруг глаз она жила, по моим ощущениям, десять лет, если не больше.
Она говорила в присутствии нас раскрепощённо и свысока. Хотела отыграться над нами перед концом вечера. В молодости вселяющая в сердца ровесниц зависть, в сердца ровесников первую любовь, в сердца взрослых надежду на успех жизни. Но в секунду повзрослев все утеряла. Потеряла и это уже никогда не вернуть. Так жизнь преобразилась что смириться с этой метаморфозой уже нельзя.
- Ты, щегол, не видывал жизни- ругала она Никиту, который косо на неё посматривал- Как ты смеешь убивать молодость? В мои времена она была сладка. Хотелось, чтобы она никогда не заканчивалась. Я жила чудно, просто чудно! Ах, как же чудно…
- Вы восклицаете- сказал Альфред- так приведите пример чудного.
- Не вопрос. Как-то летом мы с девчонками гуляли…
- Скучно- перебил мужчина и отвел голову в сторону куста, куда забежала белка.
- Не перебивайте, я рассказываю. И с чего? Я только начала.
- Все скучные и прескучные истории начинаются подобно вашему зачину. «Однажды летом с девочками увидели белку. Она была голодна и поэтому зла. Мы попытались её приласкать, но она ужалила. Ах, как прекрасна молодость, тем что свежая кожа лучше принимает боль чем нынешняя чешуя»- так бы вы и сказали.
- Что? Вы просто несносны. Вы просто чурбан! Вот вы кто! Я готова поделится хорошей историей, а вы так встречаете. Невоспитанный!
- Я просто знаю все скучные и прескучные вещи в мире. Вы прескучная и ваша история тоже. Я бы еще раньше помер, если бы не юноша Кларенс и Ассоль. Они вызывают интерес, и я еще жив. Так пусть они расскажут свою историю или какую-нибудь шутку.
-  Я прескучная? В молодости я была чуть ли не центром всего города! Я отменно танцевала балет и была той еще звездой. Меня все знали и говорили об моем таланте. Я даже выступала перед профессионалами, и они молча кивали головами. После выступлений меня на руках носили!   Меня ни в коем случае нельзя окрестить прескучной! – шипя и еще более морщась, Жанна ставила на место Альфреда, который, видно, не воспринимал её речь как осмысленную, а скорее, как попытки подняться в глазах критика и переубедить его.
- Поэтому вы и прескучная. Считаете, что стали автоматом интересной и многогранной личностью, раз старались и превозмогали. Ах, ваш типаж-это кокетка, которая была в чем-то лучше других и пользовалась удачей быть красивой, но лета прошли, все повзрослели и перестали обращать на вас внимание, и вы обиженная жизнью даже не вышли замуж и теперь только живете в истории своей молодости. И здесь вы только потому что отказываетесь принять сегодняшнею себя- закончил читать Жанну Альфред.
- Вы просто фантазер и поверхностный психолог! Вы никогда не сможете разобрать моей души до конца!
- Значится, я часть то и правильно угадал.
Жанна опустила голову на грудь, осознавая, что её образ и душу прочли еще тогда, когда она показалась перед нами со строгим лицом и властными намереньями. Все сразу разгадали её маску. Люди вроде нас очень чуткие в такие минуты.
Теперь в нашем кругу сидело два актера, но танцевало и развлекало нас только пламя, изгибая свои контуры.
Альфред разгромил и унизительно прочел Жанну перед всеми. Но он не приобрел и не потерял от этого ничего. Ему было все равно. Как будто разбор человека по кусочкам приносил ему одну скуку.
Альфред был высоким человеком ростом под метр восемьдесят. Его глаза тухли в мелких дырах и не останавливались на закате или романтичной гуще. Пробор раздвигал его короткий черный пух в стороны, а масло поддерживало их. Брился под корень, словно это не выдаст его лета. Носил рубаху и хитро завязанный галстук. В комнате бы держал только фотографии своих юных лет. На столе приоткрыта книга, но читать её видно нет времени. Городской телефон, а рядом записная книжка с тысячами имен, но лишь единицы вспомнят кто звонит. Всегда новые цветы, как будто как-то придет в гости просто так. Серые обои с претензией на геометрический стиль. И пик щегольства и изящества- кожаное кресло.
Мне стало ясно: он хотел омолодится, чтобы вновь все стало интересным и не познанным. Но щеглами и молодежью в целом не увлекался, а наоборот сторонился. Конечно, кто как ни молодая душа сможет различить притворство старшего поколения в понимании действующих устоев молодого мира. Он явно хотел казаться не таким как его сверстники и поэтому говорил одну и туже песню. У него не было друзей. Одни приятели да знакомые, с которыми вел приятные единичные беседы. Почему же так? Оттого ли, что он счел людей скучными или они сочли его скучным? Он лишь однажды кутил по-крупному, но после ссоры со своими друзьями полостью переосмыслил свою жизнь. Переосмыслил и посчитал все прескучным. Хотя из-за своей однообразной и, в каком-то смысле, помешанной мысли и полной односторонности он сам мне казался довольно прескучным.
- Что для вас не является скукой? - поинтересовалась Ассоль, впервые подавая голос.
- М? А, да… интересные вещи это непознанные.
- Вы тут потому что все познали?
- Да, именно.
- А новые вещи? Они же точно непознанные.
Он опустил взгляд и выдал уже заготовленную реплику. Кажется, он мечтал, что бы его спросили по этой материи.
- Ах, новое… Большинство нового уже рождается прескучным. Все уже и так понятно и ясно. Я устал. Честно, устал. Все что мне было интересно и привлекало меня кануло… кануло в кучу мной познанную. Я сделал вывод что мир цикличен. Скучное приходит на смену скучному и так раз за разом…
- Погодите, значит вы живете ради интереса? А семья там или деньги вас не привлекают? Благи от которых можно даже отказаться от осмысливания бытия.
Он снова улыбнулся. На это тоже было приготовлено клише.
- Я отказался от этого, потому что разочаровался. Все это лишь навязано, как по мне. Все ценности что вы кличете благами не притворны, ибо они для всех серьезны и важны. А не притворна бывает лишь скука.
- А смерть?
- Интересна. Ее я еще не познал.
Воцарилась тишина…
***
Никита так и сидел, подперев ствол березы. Про него забыл все: мы, свет, вселенная. Обросшие черные локоны свисали на этаж глаз. Черная футболка и белая довольно стильная кофта прикрывало его среднего сложения торс. В руках он все время перегонял кольцо, часто вздыхая. Молочные и с тем желтковые глаза тупились об злополучное кольцо, цепляясь за памятный предмет. В комнате бы держал кота, чтобы потратить кому-нибудь юношескую любовь. Также пространство стен было украшено плакатами разных фильмов и социалистических пропаганд. На полках учебники с закладками и пояснительными расписками. Где-то в шкафу томятся грамоты за разные достижения, возможно в спорте. Дом зачастую пустует-хозяин работает, либо проводит время с товарищами. 
Он походил на тот помет людей что тихо сами с собой, ведут разговоры о высшей материи, пока остальные рассуждают о породах кошек. Такие зачастую оставались частью большого коллектива, однако держались сами по себе и мало где проявляли интерес и движения. У них бывает пара друзей, которые водятся с ними за неимением альтернатив.  Зачастую бывают смышлены и начитаны, но особо это нигде заметить не удается. При разговоре обычно держатся сухо и скупо: ни колкостей, ни развернутых ответов с вытеканием в другие темы- сплошь точные и бесповоротные слова.  Не сказать, что они это делают из-за волнения или страха, скорее им просто легче быть такими какие есть, а не строить маску поведения перед другими притворщиками. Они честны с собой, и поэтому часто признаются в ошибках и промахах. Я всегда хотел иметь такого друга. Мне кажется это самые надежные и интересные люди в мире. Они хотя бы не лгут…
- Никита, а ты что тут делаешь? – перехватила мою мысль Ассоль. Все смутились. Она допытывается до историй всех нас. Странно, но списали это на неопределенность положения Ассоль.
- Я? Эх… Неразделенная любовь…
Я честно смешался и скрыто сконфузился. Я считал, что его мотивация более философична или псевдофилософична.
- Ха. Вот несчастный! Господи какая мелочь. И только ради этого ты к нам присоединился? – нахально ерзала языком Жанна.
- Согласен. Прескучная причина и довольно по-ребячески -выразился Альфред, попутно доставая портсигар.
Забавная ситуация. Люди осуждают и насмехаются над человеком со схожей натурой и слабостью. Ах, мне стало тошно от ситуации. Действительно, личная проблема всегда будет самой плачевной и неразрешимой, а если найдется рыба по мельче, то это просто смех и ребячество.
 Жанна и Альфред высмеивали мотивацию Никиты, что вызвало у меня пропажу аппетита до раскрытия моей истории. Но больше всего меня поразили хищные глаза и уши Ассоль: она заглатывала ситуацию всеми органами восприятия и подливала соуса.
- Ну расскажи, пожалуйста, а то сожалеть будешь что напоследок не разговорился.
- Может вы и правы… Эх... Я подрабатывал в магазине, а она бывала там каждый день. Покупала одно и тоже… контрацепцию… Потом резка перестала и… Однажды загляделась на меня. Спросила имя. Я ответил. Она спросила номер. Я дал. Через два дня она мне позвонила. Через две недели мы уже много времени проводили вместе. Я понимал к чему все ведет и очень этого не хотел. Однажды она попросила показать ей мою комнату. Я привел её. Я знал, чего она хочет. Мне стало противно. Я был лишь очередным.  На все заигрывания не обращал внимания. Она спросила напрямую. Я сказал, что попытаюсь изменить её нрав. Она рассмеялась. И сказала попробовать… Как видите, ничего…
Повисла тишина…
***
 Все подходило к концу. Закат, который должен был предать всему еще более уютную и комфортную атмосферу наоборот омрачал и тяготил наши души. Поднялись ветра. Они подталкивали нас. Вот Ассоль затушила огонь. Альфред дотягивал последние сигары. Жанна все еще сожалела. Никита подпирал березу.
Все собрались.
Подошли к обрыву.
Никита вышвырнул кольцо в воду. Жанна распустила седину. Альфред улыбался. Ассоль мрачнела. Я колебался.
Взявшись за руки, мы переглянулись с твердой волей к действу.
Казалось, что эти разговоры сблизили нас. Мы погибнем в кругу товарищей. Чего еще желать. Хоть Жанна и Альфред с Никитой были мне понятны, я все рано не мог их отговорить. Последний вдох и мы вблизи бездны, которая сулит покоем и негой. Я, Никита, Жанна, Альфред, Ассоль. Таков порядок. Прибой шепчет какие-то странные и невнятные стихи. Ветра вызвали на танго листья, и они кружатся в танце на потеху елям. Лесные жители в замешательстве от наших силуэтов в дали.  Небо закуталась в облаках. Мы ждем захода.
Вот и он…
Шаг и…
Я остановился и резко отдернул руку. «Глупости, жить хочу»- вырвалось у меня. Сказал я это кривым голосом с истерической экспрессией. Я сел. Схватился за голову. Я предал этих людей. Возможно, мое участие заглаживало углы робости и неуверенности перед актом. Я никчемен. Даже кода нашел единомышленников и сроднился с ними я все равно остаюсь слабым. Приподнявшись, я развернулся. Передо мною стояла Ассоль.
***
- Почему не прыгнул- помолчав и подумав, с улыбкой, эмоциональный окрас которой я определить так и не смог, обратилась ко мне Ассоль.
- Я жить хочу.
- Странно, а пару часов назад не хотел. Разговор с этими людьми повлиял на твое решение? Типа, их проблемы так велики что мои глупы? Ведь так, да?
 - Нет. Я просто в последний момент передумал. Знаешь, бывает иногда такое. А ты чего не прыгнула?
Она рассмеялась. Схватилась за живот. Так надрывалась что охрипла. Потом резко опомнилась, стала штыком и продолжала.
- Я и не хотела прыгать. Я разве говорила, что приехала сюда ради суицида?
- Так наша команда и собралась для этого.
- Ну, когда я наткнулась на объявление там было четко написано: «Сообщество С. для тех, кто устал. Все, кого непоправимо обделили и обидели что они решились просим к нам. Вместе не так скучно». А на что решились не указано.
- Значит, ты просто решила понаблюдать.
- Да, именно.
- Какая-то сцена из «Бойцовского клуба». Ты получаешь удовлетворение смотря на более несчастных?
- Нет, смотря не на несчастных, а на отчаявшихся. В этом есть свой шарм и сладость. Ты скорее всего не поймешь меня, но такова уж я. Садизкая и мерзкая. Гнусная и порочная. Едкая и закрытая. Жаль, на первый взгляд ты прибыл сюда за тем же самым.
- Так виднелось из-за того, что я еще тогда не определился. А остальные все для себя решили и уже не смотрели на других. Я понял почти всех кроме тебя. Ты ничего про себя не рассказала.
- Так ты тоже. Тоже ничего про себя не рассказывал. Я к тебе не приставала потому что думала, что ты такой же как я. А ты оказалось просто слабак. Я разочарованна. Честно, очень. Думала нашла спутника и возможно партнера. Ты мне приглянулся. Ах, даже как-то зла на себя за этот момент.
- Ты просто безумна! Так говорить…это... полное безумие. Ты ищешь спутника в наблюдениях, как какой-нибудь ученый.   
-   Да, да и еще раз да. Я ученый! Верно. Я изучаю душу человеческую и когда-нибудь напишу об этом книгу! Стану популярной среди подростков. Знаешь, у них эта тема довольно остро стоит. На моей памяти где-то человек двенадцать молодежи то. Эх, жаль их даже как-то.
- Сколько ты этим уже занимаешься?
- Хм? А ну да. Месяцев восемь.
- Зачем, зачем ты все это делаешь?
- Да что-то об этом не думала. Наверное, мне так легче. Душе в смысле легче. Знаешь, все протекает в большинстве случаев по одному сценарию: я предлагаю выпить, потом все развязывают языки и делятся своими историями. Так приятно слушать и внимать их. Я тяну тему и слушаю еще и еще деталей. Их жизни как будто в моих руках. Поговори с ними по душам чуть больше, возможно и передумают, скажи что-нибудь яркое и душевное они таки передумают. Я всегда пытаюсь держатся на лезвии этого. Не слушком ободрять и не вгонять в полное уныние. Понимание моей игры еще более дает мне наслаждения и какой-то удовлетворенности. Ах, их души в меня в ладонях входят в унисон с моей и пульсируют с одинаковой частотой. Слушай, я не могу объяснить это словами, это нужно пережить и попробовать чтобы понять.
- Идея. Но сперва я бы советовал тебе сходить к врачу.
- Не тебе меня направлять к докторам человек, который пять минут назад чуть не спрыгнул с обрыва.
- Справедливо. Но все же.
- Эх, на самом деле такое происходит в первые чтоб кто-то передумал. Обычно встречала непреклонных людей, а тут слабачек.
- Поэтому я и в праве тебя уговаривать на лечение.
- Ха, допустим. Но я все равно думаю, что ты не можешь меня критиковать. Сам же жалок.
Меня осенило. Косвенно она права. Я жалок. Жалок что ослабел под конец. Жалок что вообще сюда пришел. Жалок что могу понять эту даму.
- Ты, наверное, все же, быть может, на йоту права.
 - Ну что я тебе говорила. Ладно. Давай разбежимся как в море корабли.
- Постой, давай хотя бы назовём имена под конец.
- … м-м-м, нет- улыбаясь сказала она- ты все же, я думаю, скоро с собой покончишь.
Подумав и обратив глаза на прибой волн, я ответил:
- Ты, черт возьми, права.