Приближая Победу. Глава 8

Послышались тяжелые шаги, Елатьмин обернулся на эти звуки. На поляну вышли Сибирцев, Донец, майор Томилин, и еще два бойца. Один из них ранен. Сибирцев и Донец положили наземь свертки из немецкой формы, оружия и амуниции. Остальные положили оружие, отнятое у лжепартизан.
– Товарищ майор, – обрадовался Шулика, – а вы как здесь?
Они крепко пожали друг другу руки и обнялись.
– Здравствуй, Гордей. Меня полковник Старыгин 21 июня отправил на границу, чтобы я проверил информацию о скоплении немецких войск.
– Раненого ко мне, – приказала Ратушная, – быстро!
Майор Томилин тем временем продолжил свой рассказ.
– Мы уже уходили, когда началась война. Парашютный десант немцев отрезал пограничную заставу, и мы не смогли пробиться к пограничникам, не смогли им помочь. В ходе боя в рацию попала пуля, и мы остались без связи. Вот, с того самого первого дня войны пешком пробираемся к своим.
– Ну, теперь ваши мытарства закончились! А где Миша Спасский, вы же всегда с ним на задания ходите?
– Погиб Миша сегодня утром, мы его похоронили у леса. Если бы не Сибирцев с Донцом, и нас бы уже не было, – ответил майор Томилин и благодарно посмотрел на Сибирцева. 
– Кто это был? – повернулся Шулика к Сибирцеву. – Немцы? Полицаи?
– Отряд «товарища» Федора, – скривившись, словно от зубной боли, ответил Сибирцев. Немного постояв в раздумье, он поинтересовался: – А что это с Иваном? Прямо сам не свой ходит.
– Ты помнишь Верочку, сестренку Сергея и Андрея? Погибла сегодня.
Сибирцев и остальные, молча, сняли пилотки.
– Война проклятущая, – тяжело вздохнул лесник, – никого не жалеет.
– А как она погибла? – заинтересовался Сибирцев.
Шулика подробно рассказал о гибели девочки. После этого он оглянулся и спросил.
– А где Донец?
– Где ж ему быть? На кухне, конечно, – добродушно ответил Лопатин.
Елатьмин даже нахмурился от такого ответа. Шулика удивленно приподнял бровь.
– Значит, подальше от начальства, поближе к кухне?
– Никак нет, просто поближе к Ратушной.
– Я его хорошо знаю, это на Трофима не похоже.
– Да нет, товарищ капитан, у них все серьезно.
– Надо же, а я и не заметил! И когда только они успели? Донец, ко мне! Значит так, Трофим, говорят, ты с Леной Ратушной встречаешься? Не вздумай мне обидеть девушку, будешь иметь дело со мной. Так и знай!
Трофим удивился неуместной и явно излишней суровости командира. 
– Зачем обижаете, Гордей Миронович? У меня такого и в мыслях не было.
Шулика внимательно посмотрел на Донца и обратил внимание на то, что тот совсем не испытывает никакого смущения. Напротив, он чувствует себя уверенно и не прячет глаз.
– Ну-ну, надеюсь. Тогда давай, ужинай, мойся, отдыхай, а завтра рано утром снова за реку, нужно передать информацию полковнику Старыгину.
– Слушаюсь, товарищ капитан.
– Добро. Но о том, что я тебе сказал – не забывай.

*  *  *
Поздно вечером, перед сном Твердохлеб оставил на своем спальном месте вещь-мешок и пилотку, потом вышел за лагерь. Ночной воздух приятно холодит. На тропинке перед сержантом, словно тень, появился Сибирцев. Он перегородил дорогу Твердохлебу.
– Далеко собрался? – спросил он, рассматривая друга.
– Тебя не касается, – сказал, как отрезал Иван.
– Что так? Ты не сердись, не один ты хочешь отомстить за Верочку. Ты подожди меня, я сейчас соберусь, и вместе пойдем. Ты только обязательно дождись меня.
Сибирцев торопливо ушел в лагерь. Через несколько минут он вернулся. Тоже без пилотки, с расстегнутым воротником гимнастерки, обвешанный гранатами и подсумками с дисками к автомату.
– Пойдем, – негромко сказал он и первым пошел по направлению к Красной.
До самой деревни шли, молча. По деревне шли практически в открытую. Дважды встретились с парными немецкими патрулями. Оба раза сломали шеи немцам и сложили их трупы под заборами. Так открыто и дошли до полицейской управы.
– Ты смотри, не спят, суки. Не знают, что это последние минуты их паршивых жизней, – злорадно сказал Твердохлеб.
– Ты погоди, Иван, я посмотрю, все ли они в управе или кто у ворот дежурит.
Во дворе управы действительно дежурят два полицая. Оба погибли мгновенно, так и не успев понять, что с ними случилось. Твердохлеб заглянул в щель окна, через которую пробивается лучик света.
– Всего восемь человек, – негромко сказал он. – Мои полицаи с дальней стороны стола, твои с ближней.
– Погоди, Иван, – негромко сказал Сибирцев, – давай возьмем их живыми и показательно повесим на площади?
– Ну, давай, – нехотя согласился Твердохлеб.
Бойцы сняли тяжелые пояса с подсумками и ножами, положили на пол ППШ и ворвались в комнату управы с голыми руками. Там оба принялись крушить полицаев своими пудовыми кулаками. Пьяные полицаи даже не успели схватиться за оружие.
– Что теперь? – спросил Сибирцев.
Тут затрещали половицы, и в комнату торопливо вошел капитан Шулика, за ним Будилин, Петрик.
– Ты извини, Иван, – сказал Сибирцев, – но я доложил командиру о том, куда мы пошли.
– Все правильно сделал, – нехотя признал Твердохлеб и отвернулся.
В комнату вошли капитан Елатьмин и Сергей. Шулика тем временем стал командовать.
– Вяжите их и на площадь. Повесим этих, сволочей. Что, не ждали? Все, гады, час расплаты настал!
Будилин стал вязать полицаев, которых оглушил Сибирцев. Петрик осмотрел тела полицаев, которых бил Твердохлеб и обескуражено спросил.
– Товарищ капитан, а покойников тоже вязать?
– Каких еще покойников? – повернулся к нему Шулика, а потом и все остальные бойцы.
– Так с этой стороны стола все четверо полицаев мертвые. Как говорится, со святыми упокой.
– Ну, ты, Иван и даешь, – поразился Шулика и покачал головой.
Тут за стеной послушалась возня и какие-то непонятные звуки. Петрик открыл дверь в соседнюю комнату, и бойцы увидели избитую, связанную женщину в окровавленной кофточке.
– Мама! Мамочка! – бросился к женщине Сергей.
– За что они вас так? – поразился Шулика.
Сергей вытащил кляп изо рта матери, потом освободил ей руки.
– За Верочку, один из полицаев узнал ее.
Матрена Ильинична смахнула скатившуюся слезу. Сергей споткнулся о какой-то ящик.
– Ну-ка, что это? – заинтересовался Сибирцев. – Да это же тол! И детонаторы есть, и огнепроводный шнур!
– Забирайте все и уходим, – приказал Шулика. Он открыл дверь и позвал в темноту. – Выводите этих предателей.
– Товарищ капитан, форму с убитых снять?
– Да, да, забирайте, пригодится.
– А с живых?
– Нет. Повесим их в их собачьей форме, чтобы издалека было видно, что висят именно полицаи.
К Шулике подошел лесник.
– Товарищ капитан, здесь есть два добрых коня и подвода справная. Можно, я их возьму?
– Конечно, конечно. Берите, Карпыч! В следующий раз даже не спрашивайте, берите все, что нам может пригодиться.
Партизаны и диверсанты отвели пленных полицаев на площадь. Твердохлеб с удивлением увидел, что в селе находится практически весь отряд, за исключением раненых и Лены.
На площади бойцы уже сняли с виселицы повешенных подпольщиков – директора школы, учителя истории, двух политруков, и положили их тела в стороне.
– Люди завтра сами их заберут и похоронят, – пообещал Сергей.
– А что это их тела так исколоты штыками?
– Полицаи, проходя мимо повешенных, кололи их штыками винтовок, мне одноклассники рассказывали, – ответил Сергей. – Да и некоторые немцы так же делали.
– Ясно. Давайте сюда этих нелюдей, – распорядился Шулика.
Полицаи уже полностью пришли в себя и с ужасом смотрят по сторонам. Их подвели к виселице, поставили на скамьи и надели на шеи петли.
– Пощадите, люди добрые, – запричитал начальник полицейской управы Батрух.
– За измену Родины, за издевательства над людьми, – начал, было Твердохлеб, но Шулика перебил его.
– Не надо, Иван. Все знают об их преступлениях. И сами они прекрасно знают, даже лучше нашего. Так что по законам военного времени изменники Родины приговариваются к высшей мере социальной защиты. Приговор привести в исполнение незамедлительно.
Батрух истошно завопил, словно обезумел. Бойцы выбили скамьи из-под ног предателей.
– За Верочку, – успел сказать Твердохлеб.
Через минуту все было кончено.
– Товарищ капитан, – хмуро предложил Твердохлеб, – раз уж мы все здесь, давайте посетим комендатуру?
– А что, – поддержал его капитан Елатьмин, – вряд ли они нас ждут. Внезапность однозначно за нас.
– Тогда так, – стал распоряжаться Шулика, – Аким Карпыч, вы собирайте на подводу форму полицаев, их оружие, продовольствие и ждите нас у церкви. Возьмите с собой Андрея Иванова.
– Ну, товарищ капитан, – запротестовал Андрей.
– Отставить! Выполнять приказ!
– Слушаюсь, – недовольно сказал Андрей и подошел к леснику.
– Аким Карпыч, если что не так, уходите сами. Нас не дожидайтесь.
– Понял, товарищ капитан.
Партизаны тихо подошли к забору комендатуры. Будилин и Петрик обошли забор по периметру. Бойцы старательно всматриваются в темноту.
– Товарищ капитан, – начал доклад Будилин, – двое часовых у ворот и еще двое на вышках с пулеметами.
– Тех, что на вышках снимем ножами. Извини, Петрович, их форму придется попортить, а вот тех, что у ворот снимем чисто. Будилин, Петрик! Вам поручаю часовых на вышках. И пулеметы не забудьте забрать!
– Слушаюсь!
– Сверим часы. Начинаем через пять минут.
Будилин с Петриком разбежались в разные стороны, каждый к своей вышке. Шулика засек время.
– Пора, – сказал он через пять минут.
Твердохлеб с Сибирцевым перемахнули через забор и оглушили немцев своими пудовыми кулачищами.
– А хорошо было бы сейчас встретить Шульца, – мечтательно сказал Сибирцев.
Твердохлеб в это время открыл ворота, и во двор комендатуры вошли партизаны. Шулика стал распоряжаться.
– Твердохлеб, Гончаров, осмотреть автомобили. Остальные за мной. Только осторожно, нас могут из комендатуры увидеть.
Пока партизаны дошли до стен комендатуры, к ним присоединились Будилин и Петрик с пулеметами MG-34.
– Что за черт? – удивился Шулика.
Окна в правом крыле школы, которую занимает комендатура, оббиты сетками от коек. Окна левой стороны школы, где располагается казарма, пока еще не оббиты.
– Чего это они? – удивился Сергей.
– А это, Сережа противогранатные сетки. Чтобы, значит, наши гранаты от них отскакивали и взрывались не в середине, а снаружи у цоколя.
– Ну что, Гордей, – подошел Елатьмин, – ударим по казарме?
– Да. К бою!
Комендант Шульц играет в шахматы с оберлейтенантом Майером. Они пьют коньяк, закусывая его лимоном и шоколадом. В углу играет патефон. Звучит музыка Вагнера.
– 23 полицая сегодня погибли, – задумчиво сказал Шульц. – Бернхард, нужно набрать новых. Нам предстоит много работы, а полицаев теперь не хватает.
– Господин гауптман, может, из отряда Федора забрать человек 20? Это будет намного быстрее.
– Нет, они хорошо делают свое дело. Только вот знамя Красной армии для моей коллекции никак не найдут. А так я ими вполне доволен.
Партизаны рассредоточились, заняв позиции против окон казармы. Потом одиночными выстрелами разбили окна и забросили в каждый класс, в которых теперь живут немецкие солдаты по три ручных гранаты. После этого партизаны стали расстреливать классы из автоматов.
Послышались выстрелы, за ними взрывы гранат и возгласы страха немецких солдат.
– Что это? – вскочил оберлейтенант Майер и опрометью бросился в казарму. – На нас напали!
Шульц оторопел и находится, словно во сне.
– Они что, безумцы? У них же нет никаких шансов, – без тени сомнения сказал он, – нас ведь здесь 130 человек! Это же вопреки любой логике и здравому смыслу!
Сонное спокойствие казармы нарушилось. Ничего не понимая спросонья, солдаты мечутся по казарме. Однако вскоре офицерам удалось восстановить порядок, уцелевшие немцы пришли в себя и стали отстреливаться.
– Отходим! – приказал Шулика, и партизаны отступили. У ворот их ждут Твердохлеб с Гончаровым.
Балан тем временем сорвал у входа фашистские флаги и поджег их.
– Товарищ капитан, – доложил Твердохлеб, – один из грузовиков с продуктами и самогоном. Не иначе это тот самый грузовик, который ждут бандиты Федора.
– Заправлены только три автомобиля, – добавил Гончаров, – у остальных бензина почти нет. И еще, у них здесь есть полевая кухня. Предлагаю ее забрать.
– Согласен. Забираем полевую кухню, заправленные грузовики, остальные сжечь!
Взорвав грузовики, легковушку коменданта, и мотоциклы, партизаны погрузились в грузовики. В это время из школы выбежало полтора десятка немцев. Увидев их, Будилин и Петрик положили их длинными очередями из пулеметов. Больше партизан никто не преследовал.
Возле церкви грузовик, на котором ехал Шулика, притормозил, и капитан крикнул леснику.
– Карпыч, добирайтесь до леса своим ходом!
– Добро! – крикнул в ответ Грабарь, сел на подводу и ударил коней хлыстом.
До леса все добрались без происшествий.

*  *  *
Донец настолько очарован красотой санинструктора Ратушной, что решил непременно с ней сблизиться. Он выждал, пока все пообедают, и только после этого подошел к столу и остановился в нерешительности.
– Опаздываете, – с завораживающей улыбкой сказала Лена Ратушная.
– Так я это, – не отрывая зачарованного взгляда от девушки, Трофим сделал глубокий вздох и неожиданно даже для себя самого признался, – специально задержался.
– Для чего? – с интересом глянула Ратушная на Донца.
Трофим не отвел взгляда, и сделал еще один глубокий вздох.
– А чтобы нам никто не мешал. Я уверен, что мы не просто так встретились в таких необыкновенных условиях.
Ратушная ничего не ответила, только отбросила со лба прядь светло-русых волос и улыбнулась. Донец ошеломлен ее доброжелательным обаянием.
– Да вы ешьте, Трофим, а то остынет ваш обед.
– Спасибо. А давайте перейдем на: «ты?»
Трофим смотрит на чувственные губы девушки и сходит с ума от любви. Лена понимающе усмехнулась и спустя секунду, которая показалась Трофиму вечностью, голосом полным нежности, ответила:
– Можно и на «ты».
У Донца отлегло от сердца, так как он опасался, что Лена не согласится, а это означает, что он ей не нравится. Трофим сразу забыл про все свои страхи.
– Лена, у тебя такой чудной говор, ты так мило и забавно акаешь. Откуда ты?
– Из Астрахани, а ты?
– А я мурманчанин.
Гончаров хотел, было, подойти, попросить у Ратушной кружку чая, но присмотревшись, решил влюбленным не мешать. Он повернулся и тихонько ушел от столовой.
– Ого! Северянин! Далеко же вас занесло!
Едва заметная усмешка скользнула по ее губам. Про себя Лена подумала, что несмотря на страшную войну, им с Донцом улыбнулось счастье. Голова у девушки от всего этого идет кругом, мысли путаются, а в душе растекается тихая радость.
– Лена, мы так не договаривались, – запутался в мыслях Трофим, но тут, же поправился, – в смысле, мы ведь договаривались на: «ты!»
– Ну, хорошо, хорошо! Скажи, Трофим, а, правда, что у вас там зима полгода?
– Нет, неправда. Зима у нас 8-9, а бывает и все 10 месяцев в году!
Трофим уже собрался рассказать Лене о полярном дне и полярной ночи, о северном сиянии и лете, о празднике Севера, тундре, рыбалке, грибах и ягодах, но та перебила его, изменив тему разговора.
–  Скажи, Трофим, почему немцы напали на нас? Мы ведь не сделали им ничего плохого? А они без жалости убивают всех подряд, детей, женщин, стариков.
– Нелюди они, одно слово фашисты.
– Но мы ведь выстоим, победим? Правда?
Лена показалась в эту секунду Трофиму такой беззащитной, что ему ужасно захотелось обнять ее, прижать к себе, но он постеснялся.
– Вне всякого сомнения. Мы все равно победим! И никак иначе!
– Знаешь, я тоже нисколько не сомневаюсь в том, что Победа будет за нами. Но самое ужасное, самое главное, сколько наших людей уже погибло и еще поляжет.

* * *
Комендант Шульц обошел классы, потом территорию комендатуры.
– Это просто немыслимо, – шумно возмущается он, – мы потеряли сегодня 53 солдата убитыми. 53!
– Господин комендант, – козырнул расстроенный оберлейтенант Майер, – оберлейтенант Рихтер тоже погиб.
– Вы хотели сказать, Готтлиб?
– Так точно, – подобрался Майер.
До утра немцы спать больше не ложились. Утром на площади немцы увидели повешенных полицаев. Что касается местных жителей, то они заметили это раньше. Еще до прихода немцев люди успели забрать и похоронить тела подпольщиков и политруков.
– Господин гауптман, – вспомнил Майер, – мы должны были, сегодня отправить еду и алкоголь отряду Федора.
Комендант остановился и задумался.
– Не до них сейчас. Передайте им по рации, что планы изменились. Продукты забрали диверсанты, транспорта у нас нет. Все полицаи перебиты. Пусть подождут пару дней. Мы сообщим, когда сможем доставить им продукты.

* * *
– Товарищ капитан, – напомнил Твердохлеб, – бандиты Федора сегодня утром должны принять продукты и самогон.
– Точно, точно, – обрадовался Шулика,– интересно, сколько их там еще осталось?
– Карпович насчитал 32 человека. Понятно, что их там больше. Но! Двадцать человек убиты Сибирцевым, Донцом и бойцами майора Томилина. За продуктами приедет человек 10 максимум. А, скорее всего, даже меньше.
– Месторасположение их лагеря нам точно известно. Ну что, уничтожим сегодня это бандитское отродье?
– С превеликим удовольствием, – улыбнулся Сибирцев.
– Давно пора, – кивнул Будилин.
– Гордей, – попросил майор Томилин дрогнувшим голосом, – поручи уничтожение этих бандитов моей группе. Они Мишу Спасского убили, Кирилла Креславского ранили.
– И кто уничтожит их банду? Ты да Матвей Ходнев? А если их там еще человек двадцать будет? Нет, майор, у нас есть свои счеты к этим предателям. На неоправданный риск мы не пойдем. Будем действовать наверняка.
Гибель Веры послужила для партизан суровым уроком, и они стали намного осмотрительнее. Шулика стал распоряжаться.
– Значит так, тех, которые приедут за продуктами, встретят сержанты Сибирцев, Твердохлеб, красноармейцы Гончаров, Балан и Самсонов. Уверен, вы справитесь с ними. Все остальные идут в лагерь банды Федора.

* * *
В кабинет полковника Старыгина вошел капитан Кочет. Его прямо распирает от хороших новостей.
– Товарищ полковник, есть донесение от Шулики!
Полковник взял расшифровку радиограммы и стал читать.
– Так, Родниковский мост они уничтожили, очень хорошо! О! Группа майора Томилина нашлась! Просто замечательно!
– Так точно, – вставил капитан Кочет, – фронту легче будет, без подхода свежих сил немцев.
Старыгин согласно кивнул и продолжил чтение радиограммы.
– Старший лейтенант Спасский погиб, плохо. Такой перспективный разведчик был. Вечная ему память. Снова отряд Федора вредит. Пора его уничтожить, нельзя их оставлять в тылу отряда Елатьмина. Насколько я могу судить, толковый командир этот Елатьмин.
Полковник ударил кулаком по столу и задумался.
– Капитан, пишите, отряд предателей под командованием Федора уничтожить. Это первостепенная задача группы Шулики. Все остальное потом.

* * *
В лагере Федора радист в это время принял радиограмму от гауптмана Шульца. Он расшифровал ее и бросился искать Федора.
– Что там? – зевая, спросил тот.
– Сегодня ночью диверсанты напали на комендатуру. Убили 53 немца, перебили всех полицаев, четверых из них повесили на рыночной площади. Сожгли весь автомобильный транспорт немцев, угнали три грузовика, в том числе тот, на котором было наше продовольствие и выпивка.
Федор с досады сплюнул на землю.
– Комендант говорит, чтобы мы подождали пару дней. Они за это время соберут продовольствие, шнапс и доставят нам.
Федор остановился и задумался.
– Выходит, зря наши поехали. Надо их вернуть. Черченко! Седлай коня, догони и верни Горелого. Жратвы и выпивки сегодня не будет. Давай, скачи.
Через пять минут после того, как Черченко ускакал, в лагерь прибыл бандит Пуцко, и сразу бросился к Федору.
– А, – лениво покосился на него Федор, – уже вернулся? Как там твоя Александровка? Стоит?
Командир банды поразился необычайной возбужденности Пуцко, так как обычно тот неприветливый, нелюдимый и завистливый.
– Федор, слушай, тут такое дело. Возвращался я через южную часть леса, а там лагерь этих самых диверсантов, которые Шульцу кровь портят!
– Так-таки и лагерь? Может, они просто на привал остановились?
Присутствующие при разговоре бандиты, огорченные новостью, что пьянки сегодня не будет, напряженно следят за беседой.
– Нет, ты послушай. Там озеро есть!
– Откуда ему там взяться? – удивился и остановился Федор. – Раньше ведь его там и в помине не было? Ты не протрезвился еще, что ли?
– Раньше не было, а теперь есть! В лагере сейчас всего четверо – трое раненых и медсестра! Хорошенькая такая! – похотливо осклабился бандит.
– Да плевать на нее, – зевнул Федор.
Своим отказом Федор крайне озадачил своего подчиненного Пуцко. Тот даже растерялся на какое-то мгновение, но быстро спохватился.
– Там еще знамя есть, красное.
– И что? Мы ж не собираемся под красным флагом воевать, – не сразу понял, что имеет в виду Пуцко, и насмешливо улыбнулся Федор.
– Ты что? – изумился Пуцко странному легкомыслию своего командира и глаза его засветились злорадством. – Запамятовал, что Шульц помешан на этих флагах?
– А и верно, – спохватился Федор и уже с нескрываемой радостью и без колебаний сказал. – Тогда точно надо идти. Наведем шороху! Проведешь?
Федор понял, что ему редкостно повезло, и у него есть возможность выслужиться перед комендантом Шульцем.