Ида

.Часть первая —

Здесь у Дуная, Тиберий вспомнил Тибр,
Всё ж он иначе волной своей течёт.
В миг зазвучал в душе гимн сотни лир,
Ширь Родины — как мать к сердцу зовёт.
Солдат уставший, он проигранной войны,
В спину доверию воткнули подло меч.
Когда тебя бьёт идущий рядом, со спины,
То в битве той, знай суждено всем лечь.
И даже — те в коих кипел битвы пожар,
Кои в руках держали мечи свои умела,
Тут умерли, и с ними — "Квинтилий Вар",
Небо скажи, судьба ли этого хотела?
— Дунай, мой дом, знай где-то далеко,
Спасусь ли я, один из выживших солдат?
Луна таращит взгляд с небес чужого века,
С ней ночь и звёзды на путника глядят.
Остался позади Тревтобургский лес,
В нём тысячи не встретят уж родных.
Сочтите павших, вы — звёздочки с небес,
Они навек уснули в краях этих чужих!
.
Пол дня пути селенье одно есть,
Три дома ветхих, знай, в нём было всего.
Приют желал найти Тиберий себе здесь,
Ждёт ль добрый час, Луна скажи его?
Он подошёл к порогу и сознанье потерял,
Открыл глаза свои уже он на кровати,
Он снова, вновь, чуть без сознания не пал,
Увидев пред собой девицу в платье,
Дева — как ангел была эта красива,
Её очами, синь небес, в душу смотрела.
Ей сама слава крикнула бы, — "Viva",
К другим бы, после взор не обратила!
— Запомни римлянин, имя тебе — "Отто",
Как заклинанье, дева спешно повторяла.
— Здесь могут мстить только лишь за то,
Что римлянина, я на ночлег приняла.
— Как твоё имя? — новоиспеченный Отто,
Взяв за руку, девице прошептал.
Их глаза встретились, не требуя ответа,
Миг поцелуем их уста — короновал!
Сняла поспешно дева с себя платье,
Шёлк тела своего, его рукам отдав.
— Скажи, что есть дороже счастья?
— Смотри, как поцелуй сильней стыда и прав!
.
Как дочь зари — была она прекрасна,
Власы её — в цвет поля, в коем созрела рожь.
Кожа её румяна, веснушками она —
Напоминала праздничный, едва румяный корж!
Уста её щебечут в тиши ночи — невнятно,
Обрывки слов — не внять, не перевесть.
В этом стремленье тайном, безвозвратно,
Потеряна навек ею — её девичья честь!
Тиберий страстно уста красавицы целует,
Он от войны стремится убежать — в любовь.
Восторгу краткому память уступает,
На время красота стесняет боль и кровь.
Вблизи и ближе, едины — как одно,
Мифическое существо с двумя сердцами.
Которое для нежных чувств лишь рождено,
Которое не встретится вовек с горя тенями.
То — существо экстазов ищет дверь,
То — существо: скользит, летит, парит.
То — существо достигнет рая, и теперь —
Когда тело его, восторг насквозь пронзит!
Вот снова двое в комнате, вновь врозь.
Их лица не утратили ещё восторженного вида.
Вскоре в девице, стыд вновь прочертит ось,
Как звать эту девицу? Знайте — "Ида".
.
Два дня, иль три, судьба дала им, знай,
Знать нечто — что счастьем зовут.
Но, всё же Тибр прекрасней — чем Дунай,
Тиберий — "Отто" вряд ли счастлив будет тут!
Конечно, красота Иды — безмерна,
В ней дышат жаром: молодость и страсть.
И в поздний час — когда Луна бледна,
Ида легко затмит любого чувства власть!
Как перл упавший в грешный мир с высот,
Ида — прекрасна, в ней — цветёт любовь.
Вокруг ж мир грешный, горек его плод:
Война, убийство, трупы, трупы, кровь.
Ида — прекрасна! от прекрасного ль бегут?
Пусть Идой, сердце исцелит муки свои,
Здесь — тихо, мирно, хорошо — тут,
Здесь ночи шепчут, — "Поцелуй и обними".
Какой б прогноз не строил б человек,
На счастья в днях, с тысячами крыл.
Коварный случай совершив набег,
В день заберёт всё то — что ты любил!
Брат Иды — Ганц вернулся в отчий дом,
С победой в битве, местных мест герой,
За смелость, он награждён — ножом,
О, том — и шрам на его лике, озорной.
.
.Часть вторая —
.
Мне жаль тебя, о друг мой — "Фидо",
Мой самый верный детства друг.
Таких — как ты судьбе хранить бы надо,
Но, жаль попал в тебя стрелою лук!
Не видел неба ты в миг последний,
Зрачок сокрылся твой — и пеленою глаз,
Искал ты верно неземных видений,
Тех, что сокрыты в сущности у нас!
Вокруг звучали ужасы и смерти,
Вокруг жизнь умножала трупом, труп.
Как ты сумел, не знаю, обрести,
В последний миг, в устах — улыбку губ?
Прости меня о друг, не погребён,
Остался ты в лесу чужом лежать.
Надеюсь ты увидишь, друг мой, сон,
В котором мать тебя сможет обнять.
Каким ты был доверчивым — о Фидо,
Твоё доверье было ценней — чем клад!
Редки — как ты, таких бы больше надо,
Жаль больше тех: кто трус, кто лжец, кто гад!
Прости меня доверчивый — о Фидо,
И вспомни Тибр, вспомни славный Рим.
Там Родина сердец наших отрада,
Там мне ты был — верным другом моим!
.
Детьми играли мы у Тибра — помню,
Светило Солнце над нами так светло.
Даря свой свет плывущему вдаль дню,
Тогда не знали мы — что существует зло!
Ту радость чистую — зачем и почему,
Мы безвозвратно отдали судьбе?
Неужто простота чужда ты так уму —
Что мы спешим сложнее путь найти себе?
Как юность в нас окрепла, воззвал бык,
С щитов свирепо на наш мир глядя.
И бросив детство, каждый из нас привык,
Что больше он на свете этом — ни дитя!
Я помню — тысячи в рядах стоят,
И Августа приветствуют: копья, мечи, щиты.
И гордость проницает от ума, до пят,
Тело восторгом, один из них — сам ты!
Как будто сам — Юпитер обратился в легион,
Число нас тысячи, Европу жаждет бык!
Сказал я к Фидо, — "Это явь, иль сон,
Что так силён наш могущественный рык?".
Я помню эту мощь, Юпитера мечты,
Ожить сумели в нас, переполняя Рим.
Скажи мне Фидо, помнишь ль это ты? —
Но, не ответит Фидо, уж смерть знакома с ним!
.
Тот талисман, что мать ему дала,
Его доверчивого — увы не сохранил!
Смерть нас нежданно в лесу догнала,
Враг близкий, меч свой обнажил.
"Я понял после народов других нрав,
У каждого из них, свой зов к свободе.
Число своих божеств, богов и прав,
Им светит свой Юпитер в небосводе".
Но нам, о Фидо, от этого не легче,
Пусть о тебе восплачет ветров струна!
Остался я один, увы дружище,
Знай Фидо, для меня окончена война.
Теперь я устремлюсь к иным значеньям,
В объятьях девы, позабуду лики Марса.
Как будто не был я знаком с сраженьем,
Я уподоблюсь миру праведного старца.
Взгляну на Иду — красота её,
Сердце моё покоем мирным наполняет.
В ней видеться мне — лучшее моё,
То лучшее — что обо мне ещё не знает!
Жажду узнать себя другого — "Мирным",
Тем — кого счастья и любовь полнят.
Коль я остался в лесу том — живым,
То видно боги, меня пока щадят!
.
— Пойдите в лес, да принесите дров,
Сказала Ида к Отто — "Тиберия" приобняв.
От дум очнулся Тиберий — как от снов,
Слова девицы, за приказ приняв.
И вместе с Ганцем в лес уж поспешил,
Каков он мир к бывшему врагу? —
Он лук готовый, что стрелы заострил,
Расслабить он не в силах уже руку.
Набрали дров, решили отдохнуть,
От дерзкой юности, Ганц начал разговор:
"Каким он был героем — как сладко убивать,
Особенно: вблизи, в борьбе, в упор,
Убив же, взять, и всё добро забрать".
— Вот талисман, вот этот например,
Я с трупа одного себе забрал.
В нём надписью чужой — "Мemini me semper",
Некто защиты у богов себе искал.
Но тщетно, тута вам — ни там,
Здесь наша всё: трава, листва, весь лес.
Здесь каждый — зверь сильнейший прям,
Равно сильны: дочь, сын и их отец!
Болью ужасной, Тиберия пронзил —
Миг злополучный, это — Фидо талисман!
Его, наш Фидо на шеи в днях носил,
Тот талисман ему был матушкою дан...
.
.Часть третья —
.
Увы, горька воля судьбы во днях,
Строит для нас она жестокие пути.
Как будто некто живущий в небесах,
Гармонию некую — в том жаждет обрести!
То разглядит лишь космический предел,
Глубь, жажду этих отмщений.
Мир обрести в себе недавно он хотел,
Теперь же — мщенья жаждет наш Тиберий!
В его воспоминаниях, ревёт свирепо бык,
Ярость его кипит — "Отомсти, убей".
Как одержимый, коих страшен лик,
Ты — внутрь его страшна — ямы черней!
Гнев выместил все чувства во груди,
Ум, мыслью лишь одною заострён:
"Тиберий, за друга, за Фидо отомсти,
Он должен быть, смертью отомщён,
Иначе — покой ему уже не обрести".
Стал меткою проклятья — талисман,
Обрёл он силы, стонет, шепчет.
Поблек мир, мир пеленой сокрыл туман,
Час чёрный уже доброго не хочет!
Тиберий с хвороста верёвку отвязал,
Как леопард накинулся на Ганца.
И его шею — петлей злой обнял,
Ганц в ужасе хрипит...померкло Солнце.
.
Победы ль это миг, чтобы сказал Фидо? —
Улыбка демона пылает на устах.
В руках Тиберия блестит уже награда,
Злой талисман судьбы отныне то в веках!
Ганц мёртвый бледен, у его тела,
Тиберий наклонился низко и молчал,
Теперь — когда остыл в нём поток зла,
О, горе Иды, он бедняга рассуждал.
— Что я наделал, решил брата, сестру,
Злом отплатил ей, за её добро ко мне.
Подобно демону, страшно злую меру,
Принёс в её судьбу, мы ж не на войне.
Что ж красота её, меня не примирила,
С народом этим, я здесь — что сорняк!
Любовь меня зря теплела, расстила,
Я — враг им был, я — есть им ныне враг!
Увы, иначе, я не мог знай поступить,
То скажет гордость, то скажет моя честь,
Мука огромна эта, ей можно утопить,
Слезами, мир подлунный весь — что есть.
Что обретает отомстивший? — пустоту,
Теряя всё число текущих чувств.
И тут у трупа, весь в бреду, в поту,
Что есть Тиберий? — он от ныне пуст!
.
— Где Ганц? — с тревогой Ида вопрошает,
К бледно идущему к ней Отто, одному.
Сердце её уже беду подозревает,
Тревога в сердце — нагнетает тьму!
В руках "Отто" — Тиберия блистает талисман,
Кровь стынет в Иде, но ждёт она ответ.
Как незнакомый: ни себе, ни ей, ни нам,
Тиберий отвечает, — Ганца больше нет!
С слезами на глазах, помчалась Ида в лес,
Босая, сквозь кусты, да по камням.
Вот труп Ганца лежит, его уж дух исчез,
Он больше не погладит сестрёнку по власам.
Он больше не бросит к ней — родной,
Взор синий свой, с очей милых своих.
Он больше никогда не назовёт её — "Сестрой",
Он слов не скажет больше никаких!
Упала Ида на грудь его, обняв,
В его родство рыдает всей своей душой.
Горе в мгновенье может душу пропитав —
Ничтожным сделать мир этот большой!
— Дыши о Ганц, дыши, ну что же ты? —
Сестрёнку не оставь во днях одну.
Кто шею обмотал твою? Что это за путы?
Давай-ка братец, я с шеи их сниму.
.
— Эту верёвку, Отте, я дала,
Так это он тебя? — сказала Ида, побледнев.
Душу её, крепко раскаянья обняло,
Слезами новыми, ей слезы утерев!
Цвет жизни выцвел в Иде — как Луна бледна,
Она направила свои шаги к Дунаю.
— Слёзы её отрёт, ль навсегда волна?
— Утешит ли её Дунай? — не знаю.
Утопла Ида, её красы уж в мире нет,
Её добро угасло, встретив зло однажды.
Коль за добро добром всегда платил сей свет,
Мир тот, что есть — был б лучше уже в дважды!