Зов несбывшегося Глава12. Проклятие любви

                Глава 12
                Проклятие любви               
               
  В Перьми Даша вышла на перрон в надежде, что увидит Сашу, но её никто не встречал. Вот когда стало по-настоящему жутко. Январский полдень--ясное небо, крепкий морозец. Без денег, в туфлях, в тонких чулках, под лёгким пальто лишь пижамная лёгкая курточка. В чужом городе, не представляя себе, что предпринять. Да что она могла? Узнала, что рядом с вокзальной площадью  автобусная станция, откуда идут автобусы в Кунгур. Побежала туда в надежде как-нибудь уговорить шофёра довезти до Кунгура без билета. Автобусная станция представляла собой будку с навесом, в которой помещалась билетная касса. Перед ней небольшая очередь, одна на все направления. Билет до Кунгура стоил рубль. Автобус где-то за углом, отправление через десять минут. Что, если шофёр откажет? И Даша решилась. Подошла в очереди к женщине, показавшейся ей подобрее, и попросила купить билет в Кунгур. Объяснять ничего не стала. Женщина вынула из кармана полушубка кошелёк, достала рубль, сказала просто: "На, сама купишь." Даша записала адрес, куда выслать деньги, купила билет и еле успела добежать до старенького, довоенного образца, автобуса.

  Кое-как проскрипев часа три по рытвинам и колдобинам промёрзлой дороги, автобус въехал на центральную площадь Кунгура. Улица, где жил Александр, оказалась рядом, за рынком. Как же этот городок был похож на тот, куда Дмитрий Дмитриевич Гуров приехал к Анне Сергеевне, Чеховской даме с собачкой. Тот же бесконечно длинный забор вдоль всей левой стороны улицы. За забором никаких построек. Но на правой стороне добротные деревянные дома с глухими, высокими, вровень с крышами, заборами и массивными воротами. К ужасу своему Даша разглядела, что все дома, значатся под одним номером с буквой от "А" до "Я", только букву, которая нужна ей, как-то упустила из виду. Наверное, из-за того, что не указала её, телеграмму Александру не доставили, вот почему он  не встретил. Так решила. Пришлось идти в первый  перед ней дом. Смотрит на тесовые ворота: "Как же туда достучаться? Да ещё наверняка во дворе злющая собака."
  На калитке, вместо ручки, толстое железное кольцо. Тронула, оно легко повернулось, и калитка открылась. Никакой собаки не оказалось. Вошла в узкий дворик, вдоль которого под навесом с щегольской аккуратностью, красиво уложены наколотые дрова. От калитки к высокому крыльцу -- дорожка, выстланная  чистыми, до бела выскобленными, как пол в комнате, длинными досками. Поднялась на крыльцо, тронула ручку двери, она легко поддалась. В сенях постучала в следующую дверь. Слышит:
"Заходите!"
 В большой, очень чистой, светлой комнате за накрытым белой вязаной скатертью столом под окном у самовара сидят чистенькие, как и всё в доме, старик со старушкой. Он в белой русской косоворотке, она в белых блузе и платочке на голове.
  --Садитесь с нами чайку попить!--это ей, Даше. Опешила:
"Не только никакой злой собаки здесь не водится, даже не спрашивают, кто я, зачем пожаловала, и вот к столу приглашают."
  -- Спасибо большое. Но не подскажете ли, где живёт офицер, Александр Соловцов?
  Старушка смотрит на Дашу светлыми, улыбчивыми глазами, говорит, обращаясь к старику:
 --А, это, наверно, тот, что поселился у учителей!--и к Даше:--Высокий такой?
 --Да, высокий.
 --Так их дом с буквой "Т". Он в конце улицы.

 Дверь Даше открыла средних лет миловидная, темноволосая женщина.
  --Входите,--сказала, глядя  строгими глазами из-за стёкол больших, в чёрной оправе, очков,--Саша предупредил нас, что вы должны приехать. Его сейчас нет, но он скоро придёт. Вот его комната, проходите.

 Она проговорила всё это подчёркнуто сухо, и, оставив Дашу одну, ушла. Небольшая уютная комната являла собой образец чистоты и порядка, что, очевидно, было отличительной чертой жителей этого города. Первое, что привлекало взгляд,--большая картина, написанная маслом, над ковриком у широкой, аккуратно застеленной стёганым ватным одеялом кровати. Сюжет картины из греческой мифологии: Антей припал к обнажённой груди Матери Земли, богини Геи. Видно, что картина написана не профессионалом, но очень хорошо. У кровати --этажерка с книгами, под окном большой стол под цветной скатертью, на нём кульки с конфетами и мандаринками. У противоположной стены платяной шкаф. Не успела  осмотреться, вошёл Саша. Остановился в дверях, губы его подрагивали.
 --Здравствуйте! Это вы, Даша! А я встречаю вас на вокзале. Как же вы здесь? Получил телеграмму, но сегодня заступил на дежурство, и меня не отпустили в Пермь. Я позвонил туда военному коменданту, чтобы объявили по радио, что я жду вас на вокзале в Кунгуре,-- и тут же, смущённо замявшись, добавил:
 --Н-не знаю, как сказать, но я должен это сделать. Вчера пришла телеграмма.      
 Он достал её из планшета и подал Даше.
 "Срочно выезжай, мама тяжёлом состоянии."
 
 Телеграмма послана из Горького. Тут можно было верить и не верить, ведь ясно, что это Ленорд. Как он узнал адрес? Значит, нашёл письма. Но что он сообщил родителям, и как это восприняла мама? Нужно немедленно ехать. Немедленно--значит, завтра утром скорым поездом. А сейчас Саша проводил её на половину хозяев, представил им. Муж хозяйки, как и она, симпатичный, круглоголовый, тоже в больших очках, сухо, как и жена, поклонился в знак приветствия. Саша попросил хозяйку помочь Даше умыться. Вернувшись в его комнату, увидела на столе бутерброды с колбасой и сыром, чашки для чая, в небольшой вазочке на высокой ножке конфеты. Она честно, ничего не приукрашивая и не выгораживая себя, рассказала о себе и о побеге. Умолчала лишь о Серёже и о своей любви.
 --Я тоже был женат. Жена юристка , свердловчанка,--говорил Александр,-- Но мы плохо понимали друг друга и расстались.
  --Картина ваша?.
  -- Моя.
  --Мне нравится.
  --А моя жена терпеть не могла, когда я брался за кисть. Она считала это пустой мазнёй, и, представляете, свои колготки, нижнее бельё развешивала на моём мольберте, на полках с книгами. Много общего было в их судьбах. Он, из семьи военного, те же военные городки, та же тяга к искусству. За разговором они
 не заметили, как наступила ночь. Изнемогая от усталости, вдруг навалившейся от всего пережитого, Даша спросила:
  -- Саша, простите, безусловно я совершила безрассудство, мне ужасно неловко, что доставляю столько неудобств, но вам есть куда пойти на эту ночь?
Он взял её руки в свои, глядя долгим нежным взглядом в глаза.
  --Конечно, я уйду. Переночую у хозяина. А вы ложитесь, отдыхайте.
  Ни о чём не беспокойтесь. Утром я схожу за билетом на поезд.
Они пожелали друг другу спокойной ночи.
 Утром, поливая ей из синего эмалированного кувшина, когда Даша умывалась, хозяйка разговаривала с ней приветливо, без сурового блеска в глазах. Так же без вчерашней сухости приветствовал и хозяин. Чистые, милые люди!


 Саша ушёл на вокзал за билетом. Скоро он вернулся. В руках у него был большой свёрток, протянул его Даше. В пакете оказались синенькие кожаные ботиночки на меху, пуховый платок и шерстяные чулки. У неё слёзы навернулись на глаза.
 --Это всё, что нашлось в нашем магазине, --смущённо улыбаясь, сказал Саша. Перед уходом взял с полки том Шекспира, протянул ей:
 --Это от меня, будет что почитать в поезде.
Даша достала из портфеля так кстати оставшихся в нём, тех, купленных здесь, слоников и поставила на этажерку.
 --Считается мещанством, но это от души, вам, Саша, на счастье.


  На вокзале перед отходом поезда Саша предложил позавтракать в вокзальном ресторанчике. Даша стояла на ступеньках вагона, он, удерживая её руку в своих, спросил:
 --Когда поправится ваша мама, вы вернётесь сюда, ко мне?
 --Нет, Саша, нет,--покачала она головой. Вы очень хороший, и я не хочу испортить
 вам жизнь.
 Поезд тронулся и медленно стал набирать скорость. Саша шёл, ускоряя шаг, пока не оборвался тротуар перрона. Он остановился и долго стоял, глядя вслед поезду, а  она смотрела на него из двери в тамбуре вагона, пока проводница ни закрыла дверь. Было бесконечно грустно.
 "Саша! Саша! Милый, добрый, хороший человек! Его бы только и полюбить, такого чистого, талантливого, искреннего, так же тянущегося ко всему, что дорого мне. Если бы я могла полюбить!" 
 Но колёса ритмично выстукивали в унисон:
  "Нет-нет! Нет-нет!"-- и перед глазами -то лицо, единственное.
 "Ну что с того, что он где-то там, не со мной, но он есть на этой Земле. Я стала несчастьем одного. Без меня нашёл бы жену по себе. И хоть ничего не скрывала от него, Ленорд сам решил соединить свою судьбу с моей, я виновата, что смалодушничала, пожалела, дала согласие ему. Это моя судьба. Я дала себе слово быть ему верной женой, и я должна честно нести  всё до конца. Пусть хоть в этом я останусь верна себе. И пусть же Сашу, действительно достойного настоящего счастья человека, судьба убережёт от проклятия моей любви."

 В одном с Дашей купе ехал очень странный, на первый взгляд, мужчина лет тридцати. Странностью его служило то, что в студёную зимнюю пору, когда на стоянках он выходил на заснеженный перрон, на нём была соломенная шляпа, летние туфли и меховая шуба. Это выглядело так нелепо, что невольно вызывало удивление. Перед одной из стоянок поезда Даша, лёжа с книгой на своей полке, почувствовала на себе взгляд. Повернула голову и встретилась с в упор устремлёнными на неё прекрасными, как две огромные вишни, в густых ресницах, глазами
  странного попутчика, лежавшего на полке напротив. Поезд стал снижать скорость перед стоянкой. Мужчина улыбнулся:
 -Не хотите ли выйти на перрон, подышать свежим воздухом?
 В вагоне было душно, и Даша с удовольствием воспользовалась его предложением.
 -Я вижу, с каким удивлением вы смотрите на меня в моём таком несоответствующем времени года одеянии.
 -Действительно, выглядите вы довольно экстравагантно в летней шляпе, в босоножках и при такой шубе, которую никакой мороз не проймёт,- ответила она, смеясь.
 - У меня-то всё очень просто. Я живу в Братске и еду на курорт в Сочи. Там сейчас по прогнозам синоптиков почти лето. Цветут розы. А у нас, даже когда вернусь, будут ещё морозы. Но вот вы, простите, удивляете не меньше моего. То, во что вы одеты, так не вяжется с вашим обликом, что невольно наводит на мысль, что с вами случилась какая-то беда.
 И тут, как это бывает с людьми совершенно незнакомыми, случайно сошедшимися  и знающими, что их пути больше никогда не пересекутся, Даша на одном дыхании излила ему всю наболевшую в душе историю любви своей, незадачливого своего замужества, бегства и всего, что за этим следует.
 -Едемте со мной в Сочи!-вдруг сказал внимательно слушавший её рассказ спутник.-А оттуда-в Братск. Вы знаете, какой это город, Братск! Мы там живём, как при коммунизме. А какие там люди! Вас примут, поймут. Вы закончите учёбу, у вас будет совсем другая, интересная, новая жизнь! , Верьте мне! Едем!
 Даша слушала его и думала: "А что, если действительно решиться, взять и уехать так, чтобы Ленорд и его родители даже догадаться не могли, где я и что со мной..."
 И следом- отрезвляющее: "И опять- с чужим человеком, без денег, без документов, в таком неприглядном виде, в Сочи! Он взрослый мужчина, наверняка, не один. Кто я ему, чтобы взять на себя заботы обо мне, чужой. Да и Братск закрытый город, кто меня туда пустит? Неужели я кажусь такой глупой?.."
-Спасибо! Заманчиво, но это невозможно,-ответила она ему.


 Через много лет Даше удалось побывать в Братске. Там в загородном ресторане  "Тайга", действительно расположенном среди тайги, где шведские столы были уставлены медвежатиной , олениной, приготовленными в разных видах, осетриной, салатами из одуванчиков и экзотических фруктов.  Там, в ресторане,  слушала исполняемые на фортепьяно "Времена года" Чайковского и была свидетельницей того, как родные, и друзья чествовали своего родственника и друга, ставшего Героем Социалистического Труда. Какие стихи звучали там, в этом  маленьком зале, где это происходило. А потом прогулки по чистым , ровным улицам с новенькими комфортабельными домами, с афишами концертных залов, Дворцами культуры, библиотеками, фонтанами, магазинами, в которых не было лишь натурального птичьего молока и никаких очередей. Всего этого было более, чем достаточно, чтобы Даша смогла оценить правдивость восторгов случайного своего попутчика.