Из дневника разведёнки. Точки несоприкосновения

Пиши – пропало

– Папа, я хочу пирожок, – говорит мальчик своему родителю.
– Я тоже хочу пирожок. Но у меня денег только на пол-литру, – отвечает папик.

Какой жизненный анекдот! В отношении мужчины к женщине соблюдён то же принцип. На первом месте интересы "главы семейства", порой низменные, не вписывающиеся в конструкцию семьи. Какие такие могут быть у жены желания, когда потребности мужа ещё не полностью удовлетворены? Паскудство заключается даже не в качестве интересов вышеуказанного примитива (кстати, примитив и приматы, оказывается слова однокоренные), а в том, что недоразвитые личности в состоянии удовлетворять лишь собственные запросы.

Зачем тогда выходить замуж тебе, – красавице, умнице, гуманистке, поклоннице зожа, – если после первого же свидания становится ясно, с каким контингентом имеешь дело. Ты ему: «Пойдём в театр на премьеру спектакля».  Он тебе: «Нет. Пойдём в парк – мне тут от дома недалеко. Посидим на лавочке и на уточек посмотрим». Определяющее слово в этой отповеди – мне. Ты ему: «Идём на Эски-Кермен через Терновку. За один марш-бросок увидим и мужской монастырь, и древнее городище». Он тебе: «Пойдём на Кизил-Коба, я ещё не был в Красных пещерах». Ты соглашаешься на его вариант, хотя была в тех краях не раз. Но, когда подходишь к окошечку кассы, то платишь за себя сама, так как твой кавалер на тебя не рассчитывал.

После такого жлобства посещение достопримечательности уже не приносит радости. В связи с этим советую тебе, прекрасная дама, беги от этого чмошника как можно дальше, пока он не выгреб себе на пользу твои драгоценные ресурсы – эмоции, энергию, чувства, время, позитив и даже деньги, не оставив взамен ничего кроме скупердяйской вони.

Поэтому, уважаемый Сатья Дас, извольте уже заткнуться со своими проповедями о том, какою должна быть настоящая семья. Это где-то, когда-то и так давно, что уже не правда, женщины были безработными весталками, хранили очаг, обихаживали детей, мужа и жилище. Добытчиком, защитником и лицом, ответственным за дом и домочадцев был мужчина. Кроме того, товарищ Сатья, ты забыл сказать, что в случае падежа мужского состава на поле брани или охоте, вдов и детей тащила на себе община. Кто поможет современной женщине с ребёнком материально, если её «герой» падёт в бою с зелёным змием? Поэтому, иди ты к чёрту, нарисованный софист, со своими нравоучительными байками на тему «Как завоевать мужчину».

 Кого завоёвывать? Пятидесятилетних хроников, деградантов, в которых витальности на четверть балла, которые мрут, как мухи, у которых не только фаллос не стоит, но и ухо не слышит, и глаз не видит, и дядюшка Альцгеймер в друзьях. Которые шлют тебе свои омерзительно-тупые экивоки без стеснения.

Милая дама, живи спокойно своею наполненной смыслом и маленькими радостями жизнью. Это и есть счастье. Но стоит тебе столкнуться с выше описанным гоблином – пиши пропало...


Я люблю тебя…

Я люблю тебя, духовка под названием Южная степь; и эту раздолбанную электричку, которая, рассекая жар, уверенно семенит к морю и относит меня подальше от дома; и повсеместно клубящийся курай, изжёванный и выхолощенный остервенелым самумом; и далеко на полях крупный рогатый скот, что стоит, уткнувшись мордами в сухостой, выбирая плюшевыми губами очажки хилого сорняка; и беззубые сморщенные старички с палочками на скамейках, ожидающие транспорта.

Агапе – любовь в чистом виде без притязаний и условий к кому-либо или чему-либо. Как далека она от эгоистичных потребностей, которыми под завязку нафаршированы все без исключения люди. Они называют любовью тупое тр*х*нье и даже не подозревают, что ошибаются.

Моему сентиментальному сердцу, тронутому меланхолией, точно сдобная булка плесенью, милы чернобыльские мотивы на постсоветских пустырях. Изломанные остовы домов, домиков и домишек, которые своим видом лишь подтверждают факт бренности существования человека и всего, что он создал. Только земля, с которой я связана плотью, кровью, могилами предков, дорогами испытаний, дочерней любовью – вечна...

...О, чудесное розовое озеро с неуловимым цветочным запахом дивной микроскопической водоросли под названием «дуналиелла салина», которая наполнила мёртвую рапу жизнью и цветом! Как я обожаю тебя! Ты, словно редчайший самородок, лежишь в недрах крымской земли в прямой доступности для каждого, и любой без входного билета может прийти смотреть на тебя. Сила красоты так же, как её беззащитность всегда рождают у меня необычайную нежность. Это – любовь. Жаль, на прямоходящих она мало распространяется.

Сегодня ты подаришь мне от своих щедрот три килограмма целительной соли, которая лежит белым колючим настом на глубине всего пять сантиметров. Нынешний путь к тебе будет не таким лёгким и прямолинейным, как прежде. Кровожадные экскаваторы выжрали твои берега вместе с заброшенными соляными копями, с плантациями сочных солончаковых трав, с маслянистыми пластами лечебных грязей. Из подземных недр в гигантские впадины пришла вода и получились мини-моря – этакие новоделы нынешнего века неестественного тёмно-синего цвета.

И вот ты рядом, о, розовое чудо! У твоего края стоят гости Крыма, которые, чтобы познакомиться с тобой, не поленились преодолеть несколько километров от черноморского берега вглубь солончаков. Народу не много, всего с дюжину поджарых мужчин и женщин разного возраста. Они любуются необычайным водоёмом. Кажется, что у него нет края – бесконечная розовая равнина плавно переходит в сизое небо. В озере не покупаешься – глубина по щиколотку. Хотя, при желании всё возможно. Некоторые, тихо смеясь, медленно ходят по воде, как апостол Андрей.

Одна тётка, возомнив себя моделью боди-арта, с ног до головы обмазала своё голое тело, особенно те места, которые сильнее привлекают зрителей, чёрной грязью. Я, миновав группу людей, направилась в сторону Евпатории, так как по слухам добротные залежи соли находятся где-то между Прибрежкой и Солнышком. На мне вся одежда белого цвета –  юбка до пят, рубаха с длинным рукавом и пляжная шляпа. Это спасёт меня от ожога. В сумке – как у римского легионера вода и сухофрукты. Уверенным шагом я иду вдоль берега к цели.

В округе ни души. Но вот я слышу женский голос. Из-под нависшего края шляпы вдали озера я вижу пухленькую дамочку с подолом юбки в руках. Она поёт Александра Вертинского: «У ней такая маленькая грудь, а губы – губы алые, как маки». Голос звучит удивительно фальшиво, но женщина, считает, что её никто не слышит, коль она зашла так далеко от берега. Она не догадывается, что в этом месте невероятная акустика. Отдавшись природе и самой себе, она упивается раскрепощённостью. Я внутренне порадовалась за неё.

Медленно приближаясь к белой береговой каёмке – соляному настилу –  я всё время держала в поле зрения человеческую фигуру, которая беспрестанно шныряла от озера к берегу, по-видимому, вычерпывая порции соли. Приблизившись, я увидела хорошо накаченного мужика. Он был без трусов, но в бейсболке. Минут через пять, закончив улов и взгромоздив на спину здоровенный рюкзак, он гордо промаршировал мимо, не удостоив меня взглядом.

Заткнув подол за пояс, я нарыла достаточно соли, чтобы наполнить ею доверху два пластиковых ведёрка из-под майонеза и отправилась в обратный путь. И хотя солнце жгло не по-детски, я пошла не по краю берега, как проще, а навпростэць – тропою нехоженою, перерытою гусеницами тракторов и шинами КРАЗов. Мне было интересно узнать, до каких чёртиков изменился ландшафт родного края, и какие на вкус новые озёра со страшным исчерна-синим цветом. Они оказались такими же ядовито-солёными, как и рапа.

Ночью мне снилось, что известный рок-музыкант (не стану указывать его имени) предложил мне секс. Сумрачный дом, в котором я себя обнаружила, имел множеством комнат, но не имел электричества. Луна сквозь необъятные окна смотрела прямо мне в лицо, и от её взгляда некуда было спрятаться. Музыкант настаивал. Он был нежен, тыльной стороной ладоней проводил по шее, груди, бёдрам, едва дотрагиваясь до них. Под этими лепестковыми прикосновениями платье, бельё, как подрезанные бритвой, опадали, и когда я уже стояла перед ним на высоченных каблуках нагая и вытянутая в струнку, он, сцепив мои пальцы со своими в замок, напрягся. Я ждала, что сейчас он набросится на меня, приткнёт к стене, расплющит и начнёт фрикционные движения. Но, вопреки логике, парень остался недвижим, и только его чётко очерченные губы приблизились к моему накрашенному рту так близко, что я почувствовала их тепло. Внезапно горячая жажда обладания этим случайным встречным залила меня до краёв. Желание впиться в его губы, сорвать грубую джинсу и, добравшись до плоти, ласкать её поцелуями и объятьями.

Луна нагло смотрела на нас, на то, как я запрокидываю голову, трусь сосками о мужскую грудь, извиваюсь, и уже не владея собой, прижимаюсь к твёрдому, как камень, животу рокера. Находясь на грани оргазма, я хотела, чтобы он не наступил, чтобы наслаждение длилось и длилось. И чтобы наблюдала Луна. Мой любовник умело управлял процессом, всё время, как-бы отстраняясь, и тем ещё больше возбуждая. И когда я уже сорвалась с катушек и выкрикнула «давай!», вдруг ливанул дождь. С потолка потекло, как из водопроводного крана. Неожиданно изо всех комнат повалил народ, о наличии которого я не подозревала. Какой уж тут секс.

Проснувшись среди ночи в растрёпанных чувствах, я принялась было думать над тем, что общего между сексом в его общепринятом понимании и любовью. Где их точки соприкосновения? Но сон не позволил мне долго заниматься пустыми размышлениями.

*Навпростэць – (укр.) напрямик, прямиком.



Ложка дёгтя

Мой поход в зимние крымские горы состоялся, несмотря на незадачу с треккинговыми ботинками. Увы, из пары дюжин обуви для путешествий по пересечённой местности мне не подошла ни одна. Поэтому я влезла в растоптанные шкары украинского происхождения на слизанной полиуретановой подошве и отправилась по зову Товарища на Чатыр-Даг.
За восемьдесят рублей троллейбус везёт до Ангарского перевала. В интеллектуальной беседе время пролетает незаметно. Погрузившись в литературные, социальные и политические новости, мы ни разу не оглянулись по сторонам. Да и на что глядеть? Повсюду межсезонное уныние.

Но стоило ноге шагнуть в зимнее урочище, где вместо снега лежит рыжая шепелявая листва, которая при каждом шаге вдыхает в уши некую тайну, и – всё. Ты раб и обожатель колдовского леса, независимо и горделиво простирающего в небо голые ветви, сплетающего над головой ажурный купол.

Мы шагаем к Чатыр-Дагу, утопая по щиколотку в коварной листве, под которой коряги и камни таят скрытую опасность. Рядом юлит перелопаченная шинами авто мокрая дорога. Она не удостаивается нашего внимания. Мы идём, сокращая путь, в полном молчании. Товарищ впереди, я – сзади на некотором отдалении. Иногда останавливаюсь, чтобы сделать снимок, окликаю впереди идущего вопросом. Он отвечает: «Это бук… Это граб… Это ясень… Слева за стволами синеет Изобильненское водохранилище. Потом мы его увидим с высоты».

Проходя мимо Кутузовского озера, видим, насколько нынешнее лето стало фатальным для него. Оно полностью пересохло и на дне даже пролегли тропинки. Водная судьба Крыма в 2020 году оказалась сложной. Ситуацию не спас специальный самолёт, стреляющий по облакам серебряными пулями, которые вызывают дождь.

Мамонтовые деревья – секвойи – видны издалека. Эта крепкая рощица, насаженная человеком, будоражит неожиданной зеленью на фоне повсеместной серости. Деревья совсем юные, их возраст всего 50 лет. Взрослые тысячелетние секвойи имеют более десятка метров в обхвате, а высота их просто непостижима. Я залюбовалась красотой, сфотографировала веточки вблизи. Хвоя оказалась мягкой, как у туи. Попутно удивилась бестолковости людей, которые разместили саженцы слишком плотно друг к другу, так что по прошествии лет расти и расширяться им будет некуда. Ветвям и сейчас уже тесновато. Среди стволов я случайно увидела блуждающих туристов, совершенно незаметных в своих чёрных одеждах. Набрав воды из ручья, мы продолжили путь, не останавливаясь.

Поднявшись на пригорок, Товарищ показал мне прибитую к дереву доску в честь партизанского движения в Крымских лесах. Оказывается, не нужно обивать пороги в министерствах, чтобы получить разрешение и миллионы рублей на установление памятной доски. Для увековечивания славы наших героев, защитивших землю от фашистов в Вов, достаточно иметь совесть и гражданскую позицию.

Где-то там, впереди нас ждал невидимый Чатыр-Даг. Обнаружить его, по крайней мере в поле своего зрения, можно лишь поднявшись из низины вверх. Здесь мои фотографические моменты прекращаются. Товарищ выбрал из валежника для нас по две палки. На них я и опиралась, когда ползла по склону. Преодолев первое восхождение, я сняла шапку и свитер и, переведя дух, увидела людей. Желающих размяться на подъёмах и спусках в крымских горах предостаточно и почти все они выходцы их континентальных глубин.


Здесь туристы, точно старые знакомые, здороваются друг с другом, улыбаются, желают счастья в новом году. Вдали от сутолоки городов, проклятого коронобесия и локдауна люди снова становятся людьми, возвращаются в свободный и радостный мир. Преимущественно лица мужского пола – юноши, мужчины старшего возраста и мальчишки-школьники быстро и легко, точно лесные жители в естественной среде обитания, передвигаются по пересечённой местности, а я с завистью смотрю на их треккинговые ботинки.

И снова восхождение. По мере того как поднимаюсь всё выше, за моей спиной открывается величественная панорама, обозреть которую я могу лишь добравшись до смотровой площадки. Товарищ не даёт мне ни единого шанса расслабиться. Наконец, разрешение получено, и я достаю камеру. По левую сторону от нас гора Черная. Там находится заповедник. Рядом с нею слева направо – Большая Чучель и Малая Чучель – две горы с красивейшим ущельем между ними. Затем следует Бабуган-Яйла, на которую так любил смотреть из своего окошка Иван Шмелёв. Потом гора Куш-Кая, перевал Депло. А далеко внизу Изобильненское водохранилище блистает серебром под пасмурным январским солнцем. Даже не верится, что два часа назад, в самом начале пути мы проходили мимо него.

Разжигающее кровь восхождение продолжилось, но жарко уже не было. И вот, наконец, Чатыр-даг – Шатёр-Гора! На плато нас встретил нешуточный ветер, поэтому мне пришлось всё то, что сняла, одеть снова. Товарищ протягивает руку с указательным пальцем в воздух и говорит: «Симферополь… Симферопольское водохранилище… Ак-Кая… Бахчисарай…». Внизу до самого горизонта простирается равнина, на ней угадывается усохший водоём, городской массив, белая Скала. Бахчисарая не вижу. Неописуемое зрелище кружит голову. Вокруг – горы.

Движемся к восточной части плато к горе Ангар-Бурун. На самом её краю из листового железа кто-то смастерил шатёр для путников, защищающий от ветра. Я вошла в него и «попробовала голос». Звук резонировал, как в храме. Неподалёку в ложбинке между камнями я увидела белые и чёрные комочки. Это оказалось маленькое стадо домашних коз. Они сбежали от своего хозяина и живут себе поживают в гармонии с миром.
Глубоко внизу между гор и густого леса, точно шрам в медвежьей шкуре, пролегла едва заметная дорога, связывающая Симферополь и Ялту. Под ногами уходит совершенно прямой обрыв. Один молодой человек подошёл к самому краю пропасти. Увидев это, мой проводник сказал ему, чтобы тот отошёл от края, потому что в горах часто буквально ниоткуда возникают порывы ветра, и можно запросто улететь в пропасть.

Над моей головой фланировали птицы, под моими ногами лежали покрытые лесами ущелья, равнины, водоёмы. Где-то ниже уровня глаз бело-сизым рыхлым настом простирался слой облаков. Он висел между небом и землёй, пряча за собой море. Низкорослые хребты, разметавшиеся повсюду, полностью соответствовали акварелям Волошина. И я подумала, что никогда раньше не знала Крыма. А вот сегодня впервые его вижу.

Безжизненная зимняя почва удивила меня обширными очагами стелющегося, как вьюнок, можжевельника с обильной россыпью сизых ягод. Улёгшись на него без малейшего зазрения совести, я думала, что обязательно буду здесь ещё не раз, но не так торопливо, как сегодня, когда короткий день подгоняет туристов начать поскорее спуск, пока не настали сумерки. По пути вниз нам встретилась буковая лощина и речка-ручей Ангара. Название последней улыбнуло.

Спуск всегда опасней и сложнее, чем подъём. Для меня он стал настоящим испытанием. Много раз падала, скользила, ехала юзом. Но с Божьей и товарищеской помощью я его преодолела. Когда уже стояла на остановке, подумала о сбежавших козочках. Эти животные оказались гораздо умней многих людей тем, что избавились от своих рабовладельцев. Так просто…

Вечер провели в квартире Товарища. Пили наивкуснейший чай с горными травами, беседовали, слушали музыку, листали книги (ими оказалась заваленной вся квартира), рассматривали фотографические альбомы, обсуждали впечатления дня и новинки крымской культуры. Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. И случилось это следующим образом.

Когда время моё вышло и отправление последней электрички приблизилось, я с переполненным радостью сердцем поблагодарила товарища за сегодняшний день и направилась к выходу. В ответ же услышала от него следующее: «Давай займёмся сексом. Может быть у нас что-нибудь получится».