Летние мысли

        Я - Не-Я. Я есть Я или не-Я? Наверное, я есть Я, точнее, у меня есть чувство, сознание и понятие Я. Есть такое место, на которое можно встать, не стать. Это место Я. Многие люди стоят на этом месте и привыкают к нему. Поэтому они начинают отождествлять себя с ним, с этим Я. Но что это такое, это Я? Это критерий определения себя как себя, или маркер обозначения сознательного отношения существа к самому себе.
        Напротив, бессознательное отношение к себе делает человека причастным к инстанции не-Я.
        Вместе с тем, есть еще представление себя Я в сознании и вне сознания, например, в зеркальном отражении человека, который узнает себя как Я («Это Я»). Но он понимает, - для этого ему хватает ума, - что это не он сам, а только его отражение на внешней поверхности предмета. То есть, внутреннее зеркало человека или его сознание отражается во внешнем зеркале природы и рефлексивно возвращается к самому себе в виде образа тела, сознанием которого является.
   
        Бог – Господь. Если Бог, как это заведено в религиозном культе и в массовом сознании верующих, предполагает к себе классовое, социальное отношение в качестве Господина всех существ, которые для него являются рабами, то какое освобождение он может дать человеку? Разумеется не от рабства, служения Господину. Человек как раб осужден служить в таком образе (звании) целую вечность, всю вечную (бессмертную) жизнь. Атеисты милосерднее, ибо они говорят о рабском служении человека власти только один срок земной (смертной) жизни. Религиозный Бог освобождает человека не от своей власти, а от власти греха при условии, что сам человек будет бесспорно верить в Него. Зачем это нужно Богу? Это нужно Богу только для того, чтобы фигурировать в религиозном дискурсе (проповеди, церковной службе) в качестве инстанции веры. Причем это вера в превосходной степени вплоть до предела веры, на которую она способна, точнее, способен, сказать ради справедливости, сам верующий. Так что, вот так получается.
        В итоге, так как, по слову христианской веры, человек есть образ и подобие Бога как образца, господа берут на себя образ Бога как Господа и относятся к другим людям как к своим слугам, рабам, если они позволяют им так по-скотски с собой обращаться. Такой Бог, то есть, бог в представлении верующих рабов оправдывает существующий социальной порядок, в котором одни господствуют над другими, а те служат им в качестве рабов или слуг. Естественно, возникает  вопрос: «Почему же они пресмыкаются перед себе же подобными людьми»? Потому что так поступать внушает церковь, проповедующая, что «Нет власти, аще не от Бога». Конечно, она это называет ханжески смирением, смиренномудрием. Положено иметь человеческое достоинство господам, а не их слугам, - «положение (status quo) обязывает», которое оправдывается традиционной религией.

        Медитация. Что такое медитация и для чего она нужна? Медитация – это размышление. Для чего необходимо размышление? Для того, чтобы привести свои мысли в порядок, в гармонию, чтобы быть цельным в помыслах. Если в помыслах порядок, то и в чувствах может сложиться порядок при условии, что разум станет наилучшим чувством, чувством любви к познанию. На Востоке этот порядок в мыслях иногда некоторыми школами медитации (дхьяны) сводится к их опустошению, точнее, к нейтрализации мыслей ими же самими, к безмыслию как условию не сознательного, а витального гомеостаза. Здесь налицо непонимание самой сущности мышления, психологического сведения его лишь к душевному беспокойству, либо чисто рассудочного (абстрактного) применения. Но можно практиковать медитацию не для того, чтобы не думать, а, напротив, подумать. Для чего человек думает? Для того, чтобы быть самим собой. Именно мысли как явления идей формируют человека как личность, позволяют узнать себя, стать Я, точнее, становиться Я.
 
        Эволюция.  Сначала я думал, потом говорил. Наконец, пришло время записать надуманное и наговоренное. Записав свои мысли и слова, я нашел место для них в тексте. Со временем я привык к такой манере исполнения жизни в мыслях и словах. Я стал писателем, то есть, таким человеком, который живет письмом, как дышит. Может быть, я неровно душу на текст, но он естественно выходит из-под моей руки, приобретая свою, свойственную только ему форму выражения. У меня появился свой стиль.
        Что это за стиль? Во-первых, это стиль выразительного, нет, не чтения, а размышления в лицах. Чтобы лучше понимать, что я думаю о чем-то, я стал выражаться. Но выражаться можно только тогда, когда ты переживаешь то, что думаешь и представляешь, имеешь в качестве опыта представленность воображаемого.
        И, во-вторых, такой стиль предполагает альтернативность не только образов выражения от лица персонажей, но и способов их мышления.
 
        Воля к власти с педагогической точки зрения.  Что думает учитель о власти? Он думает то, что во власти находятся люди власти – властные люди. Идеальный (максимальный) вариант формы правления – это правление отличников или лучших (аристократов) из хороших. Идеал во власти – это  максимум власти. Власти чего? Силы или ума? Ни то, ни другого. Так чего же? Хитрости не как силу ума, а как ума силы. Выживают наиболее приспособленные к силе, умеющие ей управлять, способные управиться не только с другими, но и с самими собой. У них есть сила не только силы, но и силы против силы.  Но таких отличников немного, их меньшинство, ибо по понятию они отличны от других. Они правят в своих интересах, в интересах силы. Максимальная власть – это власть натуры, натуральная власть, которая есть власть не только самой власти, но власти над властью. С этой стороны власть слушается ума. Но не всякого, а только такого, который ее достоин, одного с ней происхождения. Такой ум хитер, он хитрый. Хитроумие – это компенсация для глупых людей, которые благодаря хитрости преодолевают свою глупость. Власть нужна для того, чтобы компенсировать недостаток ума. настоящий ум бесхитростен. Наиболее далека от такого ума обманчивая (софистическая) хитрость. Близка же уму диалектическая хитрость, так называемое остроумие. Диалектическая хитрость остроумна. Но и она ущербна. В ней нет полноты ума идей. Полнота ума не предполагает власть ума. О власти ума говорят властители дум. Это диалектики, ловцы понятий, выдающих их за идеи. Такая выдача может их довести до безумия власти не идей, а над идеями, их использования в идеологических целях. Идеологическая цель – это цель служения не идее, а, напротив, служение идеи человеческому интересу. Идеологический выверт, превращенная форма идеи, не власть идеи, а власть над идеей – наибольшая опасность для аристократов.  Им не хватает полноты, полноценности ума для того, чтобы быть мыслителями. Максималист – ироник.
        Более уместны не они, а другие, которые держатся не максимума, а оптимума. Оптимальный вариант правления – это правление хорошистов как хороших среди плохих людей. Они хороши не тем, что лучше остальных, а тем не так плохи, как другие. Власть хороших людей – есть власть по правилам, а не понятиям, как это заведено у избранных (отличников). Правила едины для всех. Хорошисты – законники. Они меритократы. Прежде всего, они сами соблюдают закон и требуют его соблюдения от всех, показывая им пример служения закону. Они хороши не сами по себе, по природе, а по поступкам, по заслугам.  Оптимальная власть – это власть заслуг. У оптималистов отсутствует самокритика. У них нет той иронии, которая есть у аристократов. Но их спасает юмор. Их веселит собственное служение правилам ради заслуг. Оптималист – юморист.
        Наихудший вариант представляет реальное правление, каким оно бывает в действительности. Реально управляют не отличники и хорошисты, а троечники. Это и есть демократическое правление, то есть, управление худших из всех, кто есть в реальности.  Это власть толпы. Такое правление плохое. Чтобы выправить его, толпу следует организовать. Она организуется только при условии ее удовлетворения. Как ее удовлетворить? Просто: следует возглавить толпу, поставить во главе ее человека из толпы. Он вынужден будет следовать уже не своим желаниям, а желаниям всех прочих, чтобы ими управлять, сделает желания их своими желаниями. Это сделать просто, ибо он один из них, их желания – это его желания, правда, не все, а только витальные, общие для всех, для их выживания.  Такое демократическое правление есть правление не по понятиям и не по правилам, а по типам («типа, это…») или архе-типам (инстинктам). Забавой демократа является не ирония и не юмор, а сатира. Демократ есть минималист власти. Он, конечно, не анархист, как мыслитель. Но он боится власти, а не внушает страх как властитель.  Минималист  - сатир(ик). Он критик власти с точки зрения власти. Так новая власть выставляет в сатирическом свете старую власть. Но эта критика есть критика не от силы власти, а от ее слабости, то, что это власть на время, ситуативная власть, власть не как бытие, а власть как случай, событие. Это уже не мистерия власти аристократа, не спектакль власти оптималиста, а ее балаган, перформанс минималиста.
   
        Историческая типология артистов. Есть народные, вернее, были народные артисты при модерне. До них в традиционное, стародавнее время были крепостные артисты. Потом уже в наше (советское) время пришло целое поколение так называемых интеллигентных, то есть, культурных артистов. Но вот сейчас кого мы находим среди них, какую новую генерацию? Кто они? Пародийные артисты или бесталанные артисты? Нет, они не бесталанны. Но весь их талант сводится к тому, чтобы вторичными, повторимыми артистами, артистами-подражателями. Да, они талантливы, но на что они тратят свой талант? На потворство публике, которая ждет предсказуемо ожидаемого повтора. Единственно на что они еще осмеливаются так это на неверное толкование уже готового, его сниженное исполнение.

        Выбор и отбор. Мы живем в век эволюции. Он еще не сменился веком революции. Правда, если революцию понимать не в качестве бунта как переворачивания и выворачивания  наизнанку того, что шло своей дорогой, шло, шло, но так и не дошло до цели и оказалось в тупике. Революция, в отличие от бунта, есть скачок в новое качественное состояние.  Причем новое качество жизни может быть не лучше, но хуже прежнего качества жизни. Нечто подобное революции напоминает выбор. Если ты не выбираешь, то уже тебя отбирают или чаще исключают, как это бывает сплошь и рядом в жизни.

        Лев Толстой об искусстве. Лев Николаевич пишет в своей работе «Что такое искусство?» о том, что красота не является сущностью искусства. Да, и как понятие она не достаточно определена. Как так? Неужели красота не является сущностью искусства?
        Мало того, Толстой спорит с Кантом относительно и эстетического чувства удовольствия. Видите ли, оно не является незаинтересованным, как полагал Кант. Нравится Толстому опровергать авторитеты в области мысли.
        Он полагает, что искусство нужно для выражения чувства, заражения им читателя или зрителя, как язык нужен для выражения мысли. Да, как писатель он не мог сказать ничего другого, кроме того, что мысль дается нам в слове. Но дается ли нам красота в чувстве? Несомненно, ибо мы же говорим о прекрасных чувствах. Искусство недоступно бесчувственному человеку. Это факт. Но фактом является и то, что эстетическое чувство или чувство прекрасного доставляет нам удовольствие, и это тот случай, когда мы не ищем добра от добра, не имеем иного интереса, чем удовольствие от красоты. В прекрасном произведении есть смысл, который нам является без ясного представления о цели, ибо он самодостаточен. Человеку так же нужна нежность любви, как совершенство красоты. Идеальность формы красоты является и понимается непосредственно, интуитивно, без понятия и рассуждения.
 
        Иисус и Будда. Кто из них – Иисуса и Будды – человек, а кто не человек? Это интересный вопрос. Может так статься, что они оба человеки, а может нет. Попробуем, попытаемся разобраться: договорились, пытливый читатель?!
        Известно древнее изречение: «человеку свойственно ошибаться». Оно верно: знаю на своем личном опыте и на опыте других людей, - фактов достаточно. Ошибались ли Иисус и Будда? Видимо, да, если они были людьми. Возьмем Иисуса. Он был плотником, как его названный отец. Мы не знаем, - до нас не донесло предание, каким он был плотником. Но если бы Иисус был хорошим плотником, то плотником бы и умер. Но он умер не плотником, а раввином, проповедником. Значит, как плотник он был никудышный. Косвенный, слабый, но аргумент в пользу того, что Иисус был человеком. Хорошо, Иисус – проповедник. Но священник ли он? Нет, он пророк, причем такой, которому нет места в своем отечестве. Он не признан настоящим пророком своим народом. Он сектант и у него есть последователи. Один из последователей даже признал в нем не то что пророка, но самого Сына Бога. Другим не оставалось ничего делать, как с тем согласиться.
          Но как быть одновременно рожденным от Бога, то есть, быть из самого Бога, следовательно быть  по природе, Духом, Богом, так как Бог есть Дух, и стать человеком? Не будет ли Бог мешать ему быть человеком? Как можно совместить две природы: духовную с материальной? И что в результате такого совмещения, если, вообще, оно возможно, получится на практике, в поведении Бога, ставшего человеком?  Разве такое духовно-материальное существо способно ошибаться, болеть, страдать? Возможно, оно будет ошибаться, болеть, страдать, но только понарошку или в малой, минимальной мере? И тогда Иисус будет совершенным человеком, лучшим из людей, ибо он есть еще и Бог?
        И все же может ли Бог быть человеком? Разумеется, ибо он может быть чем и кем угодно. Но может ли человек быть Богом? Вот в чем вопрос! И каков ответ? Нет, не может. Тогда о чем говорить?! Не о том, что хочется, а о том, что можется? Что же можется? Можется то, что ограничивается самим человеком. Человек не способен стать Богом. Даже ангелом он быть не может. Да, что ангелом, он и разумным существом быть не способен. Человек есть душевное существо. Поэтому ему важно быть вполне душевным существом. Таковым он может быть, если разовьет свою душу до разумного предела. Это возможно только при условии личного самосовершенствования. Целью такого самосовершенствования является достижения состояния великодушия. Средством на пути к великодушию является личный рост. Рост кого? Разумеется, Я человека как личности. Вот такой личностью и стал Иисус. Он был махатмой. Поэтому его не случайно стали звать не Сыном Бога, а сыном человеческим. Он является сыном человечества, то есть, человеком достигшим совершенства для всех людей как образец человечности. Иисус есть носитель человечности. Человечность – это великодушие. Запомним это, любезный читатель. И все же есть у нас, с вами, читатель, сомнение в том, является ли Иисус только человеком. Ведь может так статься, что он больше, чем человек. Нет, не ангел и тем более не Бог, но, может быть, разумное существо, посетившее нас. Но с какой целью? Сразу трудно ответить на этот вопрос. Пока обратимся к тому, кто пришел на Землю прежде Иисуса. Кто это? Не кто иной, как Будда.
        Кто такой Будда? Многие полагают именно его тем великодушным, который проявляет сострадание не только к людям, как Иисус, называвший это сострадание любовью, но и ко всем живущим. Сострадание Будды более общее, чем сострадание Иисуса. Оно всеобщее. Буддийское сострадание более широкое, более объемное,  по понятию, чем христианское сострадание. Но сострадание Иисуса более содержательное, более глубокое и высокое, ибо предполагает такую терпимость к нетерпимому и нетерпимым, которая может ее и их перетерпеть и перетереть, преобразить. На такое способна только любовь. Эта любовь не стирает все перед пустотой, а признает каждого не пустым, а полным той мерой, какой Бог из-меряет каждого смертного с точки зрения вечности. 
       И Будда, и Иисус прошли испытание, как сейчас говорят, «тест» на человечество. Были ли они людьми? Может быть, и были, а может нет, но они стали людьми. Это главное для нас. Если они не были людьми, то были кем? По крайней мере, были разумными существами. Думаю: когда они стали развиваться, то обнаружили, что не вполне являются людьми. Однако они были обречены жить среди людей и поэтому приняли человеческий образ. Причем приняли так, что его уже нельзя было отодрать от их лица. Маска человека стала человеческим лицом, срослась с образом человека. Но они больше, чем люди. Правда, и люди тоже, но не по рождению, а по благодати, точнее, по заслуге и по образу жизни.
        Принять религиозную, поклонную (или коленопреклонную) версию истолкования и понимания фигур Иисуса и Будды мешает принять то, что мыслительная и познавательная работа замещается служебным (чувственно-поведенческим или культово-практическим) занятием. В то, что Иисус или Будда были больше, чем разумными существами, - были духами, надо верить. Мы же, дорогой читатель, занимаемся на этих страницах размышлением и познанием, а не молением.  Да, и зачем им быть ангелами, духами и одновременно являться в виде людей? Затем, чтобы их спасти? От чего? От смерти?
        Для чего, вообще, нужна фигура Иисуса в христианстве? Естественно, для того, чтобы исправить первородный грех Адама и Евы. Поэтому не случайно Иисуса называют «вторым Адамом», который уже не может не грешить, ибо есть Бог, то есть, Безгрешный, Совершенный. Он явился как Спас, чтобы спасти потомство Адама и Евы от их греха и вернуть обратно в рай, но не потерянный на земле, а обретенный на небе в Царстве Духа. Вот и вся сказка.
        Будда же нужен своим последователям как первым среди них достигшим состояния боддхи, то есть состояния пробуждения от сна сансары – колеса перерождения, в котором крутится всякий смертный. 
       
        Хорошист и отличник. То, что ты отличник, - это случайность, а не закономерность, дорогой читатель. Быть отличником – это значит быть лучше всех. Не хорошо: лучшее враг хорошего. Как правило, сегодня ты лучше, а завтра – другой. Не придавай этому значение. Если будешь придавать, то это станет твоим именным, личным пороком – порок гордыни праведника. Горе тебе – тебя обскачет другой и отличится. Так один порок вызовет другой порок – уныние. Гордыня приводит к падению: станешь падший духом. Трудно быть отличником – одиноко.
        Другое дело, быть хорошистом. Нас много, хороших людей. Нам больше других не надо. Мы не одиноки и в меру довольны, как и в меру недовольны, но не другими, а собой. 
        Горе – отличникам и слава – хорошим людям. Звучит как то мажорно, фальшиво. Так может выражаться только неудавшийся отличник. Надо еще работать, изживать из себя этого отличного подлеца, ведь отличник – это натуральный подлец. Как он может быть отличником, когда вокруг не то что хорошисты, а посредственные люди. Не хорошо, просто не по человечески, - не быть тебе великодушным, махатмой, не быть тебе, милосердным, боддхисаттвой.
    
        Закон  бумеранга или закон сообщающихся сосудов: ты мне – я тебе. Жизнь так устроена: ты ей – она тебе. Все, буквально все, обратно возвращается. Причем как возвращается? Ты на кого-то обиделся. В ответ получишь не только то, что обидится обидчик на тебя за твою обиду, но и то, что обидится на тебя другой, не имеющий отношения к твоему обидчику. В результате разыгрывается сценарий обиды. Кто виноват? Разумеется, ты, ибо ты открыл «ящик Пандоры» – ящик обиды, ты создал прецедент и феномен обиды и оказался в нем как в атмосфере, в пузыре, в бытии обиды. Трудно бывает изжить такую обиду внутри себя, когда она уже вокруг тебя. Кому от этого хуже? Естественно тебе. Вывод: не обижайся!  Не настраивай против себя весь мир, - тебе же будет хуже. Не занимайся рефлексивным переживанием, не думай, - лучше больше не делай, - не обижайся.
 
        Философия как любовь к мудрости. Философия – это дословно «любовь мудрости», как принято считать. Но так ли это?  Это так, при условии, что имеется в виду обычное словоупотребление философии. Но что означает «любовь к мудрости»? Это то же самое, что «любовь к знанию», любознательность или нечто иное? Да, знание и мудрость не одно и то же, хотя близкие по роду «вещи»,  сущие. Они существуют в роде познания. И все же философия не покрывается полностью познанием, потому что в философии мысль не служит знанию, как в науке, но достаточна сама по себе.
        Философия есть, прежде всего, мышление. Как мышление она строит себя по собственным правилам, которые появляются вместе с ней самой, с тем, какую форму она приобретает, наполняясь материалом, отбираемым сообразно форме построения. Здесь не содержание определяет форму, а, напротив, форма мысли ее содержание. Первоначально формой выступает идея, которая уже в содержание становится понятием, то есть, она становится понятной по мере того понятием чего, какого содержания является. Таким обратным образом уже содержание оказывает влияние на форму, которая его держит в рамках (в меру) разумности (рациональности). Каким образом человек философствует определяет то, что он думает о том, что является в смысле (концепте, понятии) по идее (интуиции). Форма проясняет содержание мысли. Философское мышление действует как логика (правило) мысли, наполняясь содержанием. В результате логика превращается из формальной в содержательную. Так идея (интуиция) становится рациональной, а рацио понимает, осознает себя, понимая иное. 
        Философия раскрывается как любовь к мудрости только при условии, что мудростью для мыслителя является сама мысль, ее реализация в качестве мышления как действия мысли, без которого становится невозможным его существование. Мышление для мыслителя (философа) становится любовным действием или действием любви, ибо в мышлении он находит себя, сливается с ним, отождествляет себя как Я с мыслящим Я. Об этом ясно и отчетливо, недвусмысленно и очевидно высказывается Рене Декарт своим известным утверждением: “Ego cogito – ego sum (Cogito ergo sum)”.
        Таково понимание определение философии как любви к мудрости. Мудрость философии заключается в том, что она как занятие есть любовь к мысли, а ее адепт любит мысль, влечется к ней и жить без нее не может. Он находится в стихии чистой мысли. Философ узнает, знает из мысли. Сам факт, данность для него есть факт мысли. Он настолько мудр, насколько смыслит, понимает. Для философа любить – значит понимать, что невозможно без мысли. Знать можно из факта, но понимать только из мысли.
        Выходит, что мышление приводит к пониманию. Мотивом понимания становится любовь, любовь к мысли. Целью мышления является понимание. Если есть понимание, то есть мудрость по мере понимания.
        Таким образом, мудрость является мерой понимания. В мыслящем, философствующем человеке она имеет меру, размер, ограничение, сообразное его любви к ней. В человеке мудрость имеет меру. В Боге же мудрость безмерна, а потому непонятна человеку и является для него уже Премудростью Божией (Софией). Но Мудрость Бога, София недоступна человеку, а посему никакая софиология как сиречь теософия просто невозможна. Бог знает себя не потому, что он думает, а потому что он есть. Только в нем сущность, знание совпадает с бытием. Его мышление есть уже реальность. Тогда реальность есть мысль Бога. Мысль Его неотличима от Бытия Бога. Неужели Бог не думает как человек, отличая свою мысль от собственного существования? Нет, Бог думает отлично от собственного существования, но не о Себе, а о Своем творении, о человеке, природа, существование и мышление которого отлично от Его Природы и Бытия. Поэтому мысль Бога есть Иное для мысли человека. Этим иным, представленным в человеческом уме и является идея, которая понятна до тех пор, пока не становится предметом разумения, мышления человека.
   
        Философия не-философа. Что такое философия с точки зрения не-философа и какая идет о философии молва? Имеет ли не философский взгляд на саму философию место в ней и влияет ли на нее то мнение, которое складывается о философии и философах вокруг, в общественной среде? Попробуем последовательно, по возможности, философски, ответить на эти околофилософские вопросы.
        Как смотрит на философию человек, не имеющий к ней отношение? Он просто не смотрит в ее сторону, а если случайно наткнуться на нее, то в ужасе от нее отшатывается. Наткнуться и наступить на философию сродни наступить на змею или, пардон, вляпаться в г… Так обыкновенно воспринимает контакт с ней обычный человек. Поэтому он предусмотрительно обходит ее стороной. Ведь философия потрясает человека, выводит его из себя, из обычного состояния самоудовлетворения, привычного образа мысли, осознания себя центром Вселенной, вокруг которого все и вся крутится, вертится. («… крутится, вертится шар голубой»).
        Занимаясь философией, человек находит себя в себе, но тем самым выделенным из мира, разделенным с ним. Вместе с тем он находит в себе целый мир, который отличается от мира снаружи. Он тот, да не тот. Вот именно эта двойственность мира внутри и снаружи человека заставляет человека задуматься, понять в чем тут дело, в чем заключается проблема такой существующей и существенной двойственности, и попытаться преодолеть, «снять», разрешить ее, чтобы восстановить мир, единство в душе, в сознании и в самом мире. Размышление об этом и есть философия в работе, философствование. Однако обычного человека такая двойственность философского взгляда раздражает и выводит из себя; она мешает ему приспосабливаться в миру, чтобы выжить в нем и удобно устроиться с пользой для укоренения и продолжения жизни в потомках.
        Не философский человек, казалось, бы тяготеет к натуральной философии, то есть, такой философии, которую он специально не изучает, не учит, а имеет по факту рождения как разумное существо. Однако разумным существом является только один человек – человек собирательный или родовой, то есть, все человечество, включающее в себя не только настоящее, но и все уже бывшие и еще не бывшие, но будущие поколения.
        Другими словами, врожденных философов не бывает, а бывают только благоприобретенные. Но каким образом они приобретаются? Двойственным: либо они учатся философии, философствовать у других, либо у себя в смысле их учит философии сама их личная жизнь. Философская мысль есть плод сладкого опыта учителей или горького опыта собственной жизни. При этом вполне философским человеком можно стать только, если ты сумел думать о том, о чем думают чистые философы, а не ученые философы, которые учатся не у себя, а у философов, то, что они думают и, наконец, как думают. Знать как думать – это знать грамматику философии или ее логику - логику идеи, путь мысли от смысла (концепта) к понятию. Знать «что» думать – это знать философию как ноумен, сущность мысли как понятие. Знать «о чем» думать – это знать феномен, явление мысли в слове.
 
        Геополитика. Есть политическая идеология как как власть над умами управляемых. Есть политическая мифология как власть над сердцами управляемых. Идеология и мифологии политики составляет политическое небо. Геополитика же является политической землей, фундаментом политики. Она есть мировая (космическая или пространственная) политика. Вместе с тем она есть реализации политики или власти времени в пространстве. Время властвует над пространством либо в измерении прошлого. Тогда это традиционная, консервативная политика. Но оно может властвовать над пространством и в измерении настоящего. Тогда это политика новаторская или либеральная. Однако есть и еще одно измерение – измерение будущего. В этом измерении строится утопическая политика.

        Грамотный философ. Кого можно назвать «грамотным философом»? Как минимум, то есть, в общем, абстрактно, того, кто может думать так, как думает тот, кого понимают другие философы, а понимают они того, кто думает не только о том, о чем они думают, но думает то, что они сами думают об этом, «о чем».
        Но что означает быть «грамотным философом» как максимум, то есть, конкретно, в целом? Означает то, что он думает так, как думают настоящие философы, или мыслители. Он знает философскую грамматику, - Логику, - так ее знают корифеи философии – мыслители. Откуда знает? Либо от них самих. Это хорошо, если так. Но плохо, если от их учеников. И хуже всего по мере увеличения «колен» (поколений) ученичества. Такие грамотные философы уже узком, чисто философском, а не научном и тем более обыденном смысле, являются культурными философами.
        Однако есть и такие грамотные философы, которые думают так, как мыслители, уже не по культуре, по обучению, то есть, от других, а от себя лично, - в пределе – по рождению. Это значит, что они знают философию не со слов других людей, а из опыта (испытания) собственных мыслей, знают не по благодати, а по рождению в красоте, в явлении идеи в их сознании в качестве мысли, понятой в понятии

       Шамбала. Шамбала – это рай? Что, вообще, люди обыкновенные понимают под раем? Место, где исполняются все мечты? Или место, где не страдают? Это счастливое место? Что такое счастье? Как его понять: через то, что ему противоположно? Если так, то противоположно счастью несчастье, не радость, а горе. Значит, в раю не горюют, а радуются жизни – вечной, полной,  полноценной, совершенной жизни. О такой жизни мечтают смертные и несчастные, которые страдают.
        Или Шамбала есть не место на Востоке, а состояние остановленной во времени жизни, которая в движении времени является мгновением? Ведь в обычной жизни счастье не бывает продолжительным, - оно мгновенно. Есть и его уже нет, а есть мечта о нем. Но если счастья нет, то есть несчастье. Многие люди, которые интересуются на Западе культурой, культом и оккультом Востока, понимают Шамбалу как место исполнения человеческих желаний. Но так ли это на самом деле? Конечно, нет. Шамбала – это место, которому нет места в нашем месте, а, следовательно, и нам нет места в Шамбале. Шамбала – это место, где не было, нет и не будет никогда людей. Она не место удовлетворения человеческих желаний. Это, вообще не место желаний. Это место освобождения от желаний, включая и желание освобождения от желания. В Шамбале есть место для человека, который перестал быть человеком, как и, вообще, быть кем-то или чем-то, например, быть Шамбалой. Шамбала – это место ничто, где нет ничего, в том числе и самого этого места. Это место не места. Шамбала – это намеренная иллюзия, уловка хитрых людей, ловящих суеверных людей на их вере. Любая вера суетна, ибо все есть суета для тех, кто верит в исполнение своих желаний. Люди веры – это, прежде всего, люди своих желаний. Вера и есть желание, которое волит, управляет человеком.

        Кем был Иисус? Он был разумным существом, которое воспринималось людьми как существо, похожее на них, - душевных людей. Он был в их представлении человек-душа, великодушный. Так воспринимают люди разумных существ.

        Популярный и настоящий талант. Не будем заноситься и вещать о гениях. Поговорим и талантах и их поклонниках. Казалось бы, талантливый человек талантлив как раз в том, чтобы сложное – творение – делать простым – полезным, использованным. В этом кроется секрет популярности талантливых людей. Другие – бесталанные – люди являются благодарными поклонниками их талантов, ибо они пользуются произведениями их даров. Талантливый человек только тогда талантлив, когда умеет то, что ему даровано, сделать своим, оставить на нем печать самого себя. Сам дар природы или Бога талантливый человек не может подарить другим людям, но может подарить то, во что он его превратил, превратившись сам  в себя и для себя. Талантливый человек творит, прежде всего, для себя с целью стать состоятельным в себе, стать самим собой. Но становясь самим собой, он стремится к признанию не только самим собой, но и другими. Он пытается превратить их в своих поклонников. Таким образом, он пытается реализовать свой фундаментальный, экзистенциальный проект стать и быть Богом, желает, чтобы ему поклонялись. Получая признание, он становится гедонистом, наслажденцем. Поэтому все талантливые люди тщеславны, то есть, они не только себялюбцы, но и  славолюбцы, и, соответственно, сластолюбцы.
        Но то, что талантливый человек популярен, не означает еще, что он является настоящим талантом. Почему? Потому что  настоящий талант развивает свой талант, а потом, когда он развился до предела, его совершенствует, пробуя добиться предела в самом пределе, на пределе. Кстати, запредельность таланта обнаруживает себя уже в гении. Популярный же талантливый человек, достигнув популярности, уже не развивает и, тем более, не совершенствует свой талант, а использует его для еще большей популярности и материального обеспечения и стимулирования ее в будущем.

        Идеальное государство Платона. Кто живет, обитает в идеальном государстве Платона? Естественно, только разумные, идейные люди. Большинство жителей такого государства – работники, характеризующиеся Платоном такой добродетелью, как умеренность. Они знаю меру вещей потому, что разумны (умеренны), рассудительны. Работа делает их такими.
        Средний класс составляют воины, то есть, люди сильные не только умом, но и волей. Другими словами, они могут справиться не только со своей работой, но и с самими собой, со своими как заботами и желаниями, так и страхами.
        И, наконец, вершину государства увенчивает монарх как мудрый человек. Он не только может справиться с работой или с самим собой, но и со всеми другими людьми, ибо знает их, то есть, может поставить себя на место каждого из них.
 
        Званные и избранные. Как известно грамотным людям, в Евангелии говорится: «Много званных, но мало избранных». Кто является званным? Любой, темный человек. Избранный – этот тот, кто просветился. Он и есть адепт культа – служения свету, знанию, истине. Он уже удовлетворен. Это ученик, служитель. Удовлетворенный не просто делает, он стремиться сделать хорошо. Когда сделает хорошо, то говорит: «Либо делай хорошо, либо, вообще не делай». Этот уже хорошист. Он мастер.
        Но есть и махатма. Махатма – это отличник. Он отличен от всех прочих. Поэтому скрыт. Махатма открыт только посвященным: прямо – мастерам (учителям человечества, магистрам), косвенно, через мастеров – адептам (ученикам).


        Научите меня философии! Приходи – научим. Вранье. Философии нельзя научить, но ей можно научиться. Двусмысленное утверждение. Кому можно научиться ученику философии или самой философии? Интересно, кстати, а она сама себя знает? Трудно ответить на этот вопрос. Не менее интересно знать, кто-нибудь прежде задавал этот вопрос?
        Философия существует в живом виде только как состояние ума мыслителя. Вне его состояния она мертва есть. То есть, она есть, но только в мертвом виде. Правда, ее пробуют реанимировать ученые философы и учителя философии, но у них это получается сделать, если только они сами мыслители. Вот тогда она оживает в их лице как мыслителей, но никак не ученых (исследователей) или учителей мысли. Но тогда итогом философской работы является становление человека мыслителем. Однако не у всех это получается сделать.
        Можно ли научить философии как образу жизни и образу мысли, то есть, тому, что позволит образу мысли стать образом жизни?  Другими словами, можно научить философскому отношению к жизни? Вряд ли, ибо такому отношению к жизни учит сама жизнь.
        Философская жизнь находит своих героев сообразно их природе. Иначе говоря, нужно родиться им. Настоящий философ  уже есть философ по своей природе. Что это за природа такая? Разумеется, не плотская и не душевная, а духовная. Именно такая природа располагает к интеллектуальной деятельности по преимуществу.


        Теология, антропология, демонология. Предметом теологии является Бог. Кто он и что он? Он есть Творец, Спаситель и Дух. Мы, его творение в Него верим, находя в нем Веру, надеемся на то, что он нас Спасет и любим Его, вдохновлены Им. Он в нас как Дух в душе и мы в Нем, но есть как отличные от Него, иной природы, - не идеальной, как Он, но, напротив, материальной. Наша природа материальная, потенциальная, несовершенная. Божественная же природа идеальная, актуальная, совершенная. Поэтому он Творец, а мы его творение. Однако и Он тоже творение – творение Самого Себя. Он Сам сотворил Себя как Спасителя. Он есть Сущий – тот Сущий, Существующий, который существует благодаря Себе. Мы же существуем благодаря не себе, но благодаря Ему как творение благодаря Творцу. В Нем природа, бытие совпадает с сущностью, с Духом, ибо сущностью Бога является Дух.
        У Него духовная природа – природа идеальная. Дух является Идеей. Бог – идеальное Сущее, идеальное Существо. Идея Бога – это явление Его Себе. Он является Себе как Спаситель. Само явление Его Себе есть Дух. Дух есть феномен Бога и Его природа. Эта природа есть Любовь. Он любит Себя. В Себе, в Духе он совпадает, тождественен одновременно как Творец и Спаситель. Он спасает Себя для Себя. Спаситель – это его второе Я. Как Сущий как Кто Он есть Я. Чем он существует? Существованием, бытием. Он существует Спасением. Идеей Спасения является Дух, Его Духовность. От чего Он как Творец спасается? От одиночества, эгоизма. Он не один, Он Един с Самим Собой. В Нем Кто (Сущий) есть Что (Сущность). Но в нем и Сущий совпадает, тождественен с существованием, бытием.
        Выходит, что Бог как Сущий есть Творец. Из чего творит Бог? Из Себя как Духа, из Своей Духовной Природы. Природа Бога совершенна, актуальна, свободна. Но Он есть и Спаситель. Как Спаситель Он есть. Он спасается Своим Существованием, является Основой, Основанием Самого Себя. Он существует благодаря Духу как Любви, является Себе как второе, альтернативное Я – Спаситель.
        Как Дух Бог есть Идея в идее, Идея идей. Идеей Он Творит Себя. Он творит в Любви. Что есть Любовное Существование Бога? Разум. Ведь Дух есть Идея. Сила Идеи в Уме. В Ком находит Себя Бог в Своем втором Я. В Нем Он видит Себя. Его видение есть одновременно Его существование. Спаситель Бога от Себя есть Разум. Разум в Боге Духовен, а Дух Разумен. Бог Опознает Себя Спасителем в Духе своим Телом. Тело Бога есть Разум. У Бога Разумное Тело. Только это Божественное Тело не материально, а Духовно, Совершенно, Актуально. Он видит, созерцает Себя Умом. Божественное созерцание медитативно. Неужели Бог рассуждает? Нет, Бог знает Себя без рассуждений. Божественная Медитация как Разум в действии, Актуальный Разум интуитивна, непосредственно разумна, ибо в Нем Сущность (Что) совпадает с Сущим (Кто), - Бог духовен, Он идеален, у Него совершенная природа, - и с Существованием (Бытием), со Спасителем, Он находит Себя в Нем. Он любит Спасителя, узнает Себя в Нем, любуется Им. Его Я является Ему как Разум, как Его Тело Это Тело Духовное, Идеальное, Совершенное. Его любование и есть Божественная Медитация. Она есть Радость. Но Радость не беспокойства, беспорядка, хаоса, а Покоя, Порядка, Гармонии, Единства. Божественная Медитация имеет блаженный, счастливый характер. В Медитации, Разумении Бог как Творец покоится.
        Для нас как Его созданий характерно обращение к нему как к Отцу. Спас для нас Его Сын. Отец любуется Сыном как Самим Собой, узнает, знает, разумеет в Нем Себя благодаря Духу, Любви.
        В каком смысле Бог покоится? В том смысле, что он Вездесущий, есть везде и знает все. Все ли знает Бог? Он знает ничто? Ведь ничто входит в состав всего. Он знает и не знает ничто. Так как Бог есть Творец всего, то он и творит ничто. В каком смысле? В том смысле, что Он ничего не творит. В Нем есть и этот аспект. Если Он не творит, то чем он занят? Ничем, - Он отдыхает от творения. Это темная сторона Бога. Бог Есть Творец, Работник. Но вечный ли Он работник? Бог вечен, как Он и вездесущен. Что означает то, что Он вечен? Он вечен как кто? Как Сущий. Как Дух Он есть Сама Вечность. Вечный есть Вечность. Но Бог как Сущий есть Творец. Он творит Себя, Отца Спасителем, Сыном. Его творение вечно в Себе и для Себя, в Духе и для Я. Что значит, что Он вечен? ТО, что он есть во всех временах, - в прошлом, в настоящем и в будущем. Он помнит, верит в Себя, созерцает Себя, надеется на Себя и любит себя. Все это в Одном и есть Мудрость. Бог мудр, Он есть Мудрость, - мудро, разумно его явление, существование актуально. Напомню: Бог Мудр реально, ибо Его Реальность актуальна, совершена, совершенна. Поэтому он ничего и никогда не забывает, все всегда видит и любит.
        Но как же при этом  Он еще является творцом ничто? Знает ли Он ничто, видит ли его, любит ли его? Если ли само ничто? Нет, его нет как «что». Оно есть только как ничто. Оно само есть? Нет, не само, но благодаря бытию. Творцом бытия является Бог. Он творит бытие, творя себя как Сущего. Он творит себя как Сущего в любви к Себе. Любовь спасает Его от ничто как «Что», как Дух, как Идея. Так знает ли Бог ничто, видит ли и любит ли ничто? Да, он знает ничто, ибо есть не только Максимум Бытия как Сущий Творец, но и Минимум Бытия – Не-Бытие и его сущность – ничто. В этом смысле Бог есть не только Сущий, но и Не-Сущий. Вместе он есть Сверхсущий. Не-Бытие, Ни-что, Не-сущий – это обратная сторона Бога, не положительная Его сторона, а отрицательная. Но его отрицание минимально и стремится к нулю, к обнулению в Нем, но не вне Него.
        Когда Бог сотворил все не из себя, а из ничто, возникло дробное время: прошлое – настоящее – будущее. В нем – во времени, а не в вечности Бога, - появилось все вне Бога, - в пространстве, в космосе, в мире. Тем самым он допустил в мире не-бытие, ни-что, не-сущее. В результате ничто как смерть не минимизирована в мире. И мир в своем бытии имеет момент не-бытия. Он развивается через ничто как смерть, уничтожая, превращая сущих в не-сущих, живых в мертвых. Уничтожение есть обратная сторона рождения творений из ничто. Они появляются из ничто и возвращаются в ничто. Но это ничто чье, оно кого? Разумеется Бога как Абсолютного Минимума. Но Он и Абсолютный Максимум. Его Волей Сущего и, более того,  Сверхсущего, возможно обращение мертвых уже не обратно в живых, как прежде, но вечно живых.
        Какое место занимает человек уже не в мире как смертный (конечный), а в Боге как Его творение? В мире человек обречен быть подражателем Бога, быть его соработником в том смысле, что человек не только он творит в мире, но и мир творит в себе. Это вотчина, имение уже человека. Бог освободил человека от Себя в его творении. Именно здесь, в самом себе, человек предоставлен самому себе. В этом он соравен Богу, конечно, не в силе, воле и уме, а в чувстве, в любви. Человеческая любовь особенна. Ее особенность проявляется не в духовности, а в душевности. Не в воле и не в уме, а в чувстве любви человек может быть велик, великодушен. Воля у человека конечна, ограничена и именно благодаря своей ограниченности она есть мера, узда для желания, страха, представления и переживания. Ум у человека тоже конечен. Но он свою слабость превращает в силу, определяя все, примериваясь к нему. Недаром ум дается Богом человеку в качестве разумной души. Он сообщается с человеком посредством мыслей прямо в его душе. Мысль человека есть реактив на явление Бога в душе как идеи, духа. Бог как Дух является человеку в его душе в виде идеи, которая опознается человеком в качестве вопроса.  Ответом на него является человеческая мысль.
        Бог творит человека, спасая его от ничто, от смерти. Он дает ему шанс жизни и в жизни, пока она не прекратится. Но когда прекратится в мире времени, она может быть продолжена в вечности Бога. Мера ее продолжения зависит от того, насколько человек сам является творцом самого себя в мире и мира в себе, насколько он любит мир, себя и себе подобных в нем. Бог является человеку не только как Творец, спасающий его от ничто, предоставляющий ему шанс бытия, «счастливый билет» жизни, но и спасающий его от дурной жизни. Ради этого в мир являются земные воплощения Бога-Спасителя, чтобы показать пример как хорошо (добродетельно) жить.
        Но не все так благостно не только в мире, но и в Боге. Ведь есть же еще и существа в вечности Бога, которые не ужились с Ним. Как правило, существа единые с Богом по Его природе, - духи или ангелы (идеи), - находятся в гармонии с Ним. Он спокоен относительно их вечного существования. Но есть и исключения. Таким исключением явились так называемые «падшие ангелы». Они отказались быть едиными с Богом как Абсолютным Минимумом, в его Творении мира из ничто. Они отказались поделиться своим существованием, своей любовью с иными по природе сущими и существами, в частности, с людьми. И поэтому потеряли свою идеальность для материальных существ, превратились в идиллических, иллюзорных существ, не способных к идеальному, прямому воплощению, но способных лишь к кривому, неверному превращению. В результате «падшие ангелы» могут быть только паразитами сознания материальных существ, пребывать в их душах в качестве «незваных гостей» и мучить их двоением, сомнением, двусмысленностью, своей неспособностью слиться с ними окончательно. В качестве демонов, бесов «»падшие ангелы» уже не являются полноценными ангелами, но и людьми тоже стать не могут из-за своей исключительности, духовного или трансцендентального эгоизма.
 
 
        Желание и любовь. Обычно человек желает то или того, чего или кого у него нет. Например, он беспокоится, не может найти себе места, потому что ему чего-то не хватает.   Так мужчина или женщина ищет разрядки. Он или она возбуждены и напряжены и хотят снять возбуждение, притормозить, расслабиться. Таким является любовное или сексуальное желание. Правда, любовь не исчерпывается одним желанием. Она предполагает еще и жалость, возможность или даже необходимость кого-нибудь пожалеть.
        То есть, любовь, точнее, любовник или любовница ищет не только разрядки, нуждается в помощи другого человека, взять его, но и стремится ему помочь, дать себя, быть не только любимым/любимой, но и любящим/любящей, удовлетворить его или ее желание, успокоить, спасти его или ее. В любовном желании важно не только тело, но и лицо, личность другого, конечно, при условии, что это любовь, а не только один («чистый», голый) секс. Секс приятен, а любовь симпатична. Любовь есть совместное чувство, Она разделенная, есть сочувствие, эмпатия или, что точнее, симпатия. Например, для мужчины симпатична не та женщина, которая красива, а та, которая любима, желанна; ей хочется помочь, пожалеть ее, удовлетворить ее желание.  Симпатия предполагает выбор, избирательность чувства как сочувствия. Если нет сочувствия, то любовь не разделена, неполноценна, страдательна, является роком для любящего или любящей. Та или тот, кто ее не разделает, является роковой женщиной или роковым мужчиной. Рок – это судьба, от которого не уйдешь, не спрячешься. Он тебя догонит и найдет. Поэтому, как правило, любовь трагична; она несчастна. Счастливая любовь – редкий гость в наших гостиных.
        Спасением от несчастной, трагической любви является любовная комедия. Комедия любви – это и есть секс. Он комичен, юмористичен. В нем великое становится малым, а малое великим. Это действо и смешит. Но есть в нем и сатирический момент, если нарушается мера превращения одного в другое: великое в малое и малое в великое. Тот, кто нарушает, сатиричен, есть сатир, а тот, кто наблюдает, ироничен, есть ироник. Поэтому лекарством от несчастной любви является голый секс. Если эротика пленяет, то порно освобождает от любовных переживаний, сжигает любовь. Следовательно, любовь эротична, скрыта, является тайной, а секс порнографичен, открыта, раскрыта, является откровением.
        А как же быть с драмой любви? Ведь мы рассмотрели только несчастную, трагичную любовь и любовь комичную. Драматическая любовь бывает между людьми, которые любят друг друга, но именно от этой взаимной любви страдают обоюдно. Она не гармоничная, а конфликтная любовь. Трагичная любовь убивает, комичная (пошлая) любовь опустошает, а драматичная любовь напрягает, зажимает, прессует человека. Ее результатом является стресс и депрессия. В любовной драме  нет невиновных, -  в ней каждый одновременно и садист, и мазохист.

            
          Герои и героини любви. Интересно, какие мужчины и женщины выступают в роли любовников и любовниц, каковы они по своему характерному амплуа? Завзятым любовником является легкомысленный мужчина, так называемый «ловелас». Он не задумывается о последствиях ради минутного удовольствия. Это ставшее нарицательным имя персонажа сентиментального любовного романа «Кларисса Гарлоу, или история молодой леди», автором которого был Самуэль Ричардсон, - писатель так называемого «Зрелого Просвещения» в Англии в XVIII веке.
        В романе сэр Роберт Ловелас фигурирует как «ловкий» соблазнитель, совращающий неопытную и наивную девушку. Большую ловкость он проявил, если бы несчастная девушка не была столь несчастна, как Кларисса, но даже, напротив, была бы счастлива тем, что, наконец, рассталась со своей глупой наивностью и не выставляла бы себя в качестве  примера жалкой жертвы порока. Это не красиво и глупо. Если уж уступила, то получи удовольствие от своей уступчивости, раздели его с соблазнителем, почувствуй разницу между неведением и веданием, стань ведьмой, мегерой, вроде маркизы де Мертей – маркиза де Сада в юбке, - героини, точнее, антигероини романа соблазнов «Опасные связи» де Лакло из того соблазнительного XVIII века, если в тебе так слаба добродетель. Мсти мужчинам, но помни, что месть – это ствол всех зол, корнем которых является ложь. Такова логика соблазна. Ах, тебе не нравится? Не вступай на путь соблазна!
        Ловелас представляет класс таких мужчин, которые любят портить невинных девушек. Именно от этого – от падения добродетели в бездну греха - они получают настоящее наслаждение. Нет, чтобы сделать неопытную девушку опытной женщиной и оказать ей такую любезность, которая скрасила бы необратимую потерю и научила во всем, - не только в приобретении, но и в лишении препятствия, его преодоления, - находить удовольствие. 
        Следует помнить, что познание не только дает человеку знание, но и лишает его невинного неведения, ведь одно связано и вытекает из другого прямо противоположным образом. Как от этого не получить удовольствия доверительнице и ее поверенному в столь важном для нежного удовольствия интимном деле?! Ловелас же и ему подобные совратители прямо разбивают сердца наивным девушкам, нисколько не задумываясь о том, чтобы их подруги меньше переживали и больше радовались тому, что освободились от сомнительного достоинства наивности в виде известно чего.
        Есть немало людей, которые были рады такому самопознанию вкупе с приятельницей. Я один из их числа, как и вы, надеюсь, любезный читатель. Разумеется, не любое познание приносит полноценную радость, но только такое, которое делает тебя из глупого, невежественного умным и знающим, какова природа вещей и людей. Так хорошее заменяет плохое и примиряет с самим собой.
        Есть еще один класс любовников и любовниц, который в ходу в человеческом круге. Его олицетворяет Дон-Жуан или Дон-Хуан. Кто это такой? Это человек, который, казалось, думает не только о своем, но и чужом удовольствии, и не так легкомысленен и порочен, как Ловелас. Он серьезен, но только, когда любит. Правда, он любит только на время, а после опустошается как время, без всякого извлечения урока из такой перемены. Так время проходит и меняется, - снова приходит и все повторяется, - какая глупость и бессмыслица.   
        Несмотря на то, что он любит,   Дон-Жуан приносит горе, однако уже не девушкам, а женщинам, - прежде всего, замужним.  Он действительный враг уже не отцов, а мужей, лишающий их не дочерей, а жен. Он друг и одновременно недруг женщин, ибо он влюбляет в себя женщин, делает их счастливыми обладательницами себя. Но тут же охладевает к ним, как только добился любви, разбивая их нежное сердце. Он ветреник, но даже не задумывается над этим. Дон-Жуан есть одно чувство. Но в нем нет ума и даже хитрости Ловеласа. Он живет одним актом любви. После него умирает. Умирает с ним и его любимая. Но он вновь возрождается, как только чувствует приближение другой женщины. Неправы те, кто называет Дон-Жуана коллекционером женщин. ОН их не обманывает. Это они обманываются им. Так кто виноват в их несчастье? Естественно, они.
        Что до коллекции, то это не коллекция, а констелляция, перфоманс, представление одного другим. Причем представляет не сам репрезентант, а представляющий у себя в сознании, то есть, обманувшаяся на его счет женщина. Именно она виновата перед своим мужем. Дон-Жуан только дает повод для ее самообмана, который необратимо превращается в обман другого – ее мужа. Если бы Дон-Жуан был умен, то он был бы виноват, но он глуп как пробка. Таким его делает всепоглощающая страсть именно к этой женщине, но только на час. Он - временный любовник, «калиф на час». На коллекционера он просто не тянет ввиду отсутствия аналитических, интеллектуальных способностей. Одним словом, мачо, самец. Для секса достаточно, но для любви мало. Дон-Жуан не любитель воспоминаний. Он не занят ностальгией, он живет настоящим.
        Имеет смысл упомянуть еще одного «героя-любовника» в лице пресловутого Казановы. Казанова – это еще тот герой, который способен заниматься любовью на каждом углу, если есть желание или у его любовницы, любовниц. Казанова – джентльмен и он всегда готов к услугам слабого пола. Кстати, поэтому они его и любят и даже, порой, от него без ума. Кажется, он никому, никакой женщине не разбил сердца и только доставил большое удовольствие ее душе и, пардон, телу.


        Братья Карамазовы.  Кто они такие? Они сыновья провинциального мелкопоместного дворянина Федора Павловича Карамазова (по-русски «Черномазова», короче, «Черта»), разбогатевшего на торговле «зеленым змием» (тоже чертом).Это Дмитрий Карамазов от богатой помещицы Аделаиды Миусовой, Иван и Алексей Карамазовы от сироты Софьи, которую прижила генеральша Ворохова. Есть еще один сводный брат «чертовой троицы». Это Смердяков. Он незаконнорожденный от юродивой Елизаветы по прозвищу «Смердящая» (ну, не устоял «Черт» перед женским полом и сошелся с вшивой юродивой, ведь и она, вонючка, женщина) и живет при отце как господине в качестве слуги (раба, «смерда»).
        Я тут вспомнил к месту возражение дворянства на последних Генеральных Штатов во французском королевстве в 1614 г. в правление юного Людовика XIII Бурбона, когда регентом королевства была его мать Мария Медичи. Так вот дворяне возмутились тем, что партия третьего сословия назвала их своими братьями: «Разве могут быть слуги братьями своим господам»?! 
        Вернемся однако к чертовой «семейке», как окрестил ее автор – тезка своему герою -Федор Михайлович Достоевский. Вероятно, и в нем есть что-то родное от Федора Павловича, точнее, наоборот, в последнем есть несомненно что-то от своего создателя, ведь зачастую герой есть образ или хотя бы отдаленное подобие автора.
        Начнем знакомство со старшего брата, сводного прочим. Это Дмитрий Карамазов. По мнению специалистов, то бишь, литературных критиков и литературоведов, это «человек-сердце». «Сердешный Черономазов» – симпатичный «черт». Правда, не в исполнении советского актера Михаила Ульянова в известной экранизации режиссера Ивана Александровича Пырьева, кстати, похожего и лицом, и нравом на Федора Карамазова, и такого же страстного любителя женского пола. Дмитрий относится к такого рода людям, у которых нет порядка ни в голове, ни в штанах. Вылитый папаша, но только за одним исключением, - если папа – скряга, то сынок – мот: весь в блудливую мамашу. Кстати, Федор Карамазов и Аделаида Миусова были «два сапога пара» в любовных делах (в постели), но в делах хозяйских (в хозяйстве) были прямой противоположностью друг другу. Чертовка сбежала в столицу от муженька, ибо любила не собирать, а тратить деньги на любовников. Кстати, и Дмитрий, не в пример чертовому папаше, тратит деньги на «своих женщин». В романе все, как в жизни. «Реалистический роман», - я вам скажу.
        Критики не правы, когда говорят, что Дмитрий Карамазов живет сердцем. На самом деле он не сентименталист, как автор, и живет не сантиментами, а своим крепким здоровым мужским телом. Он не чувствительная, а чувственная натура. И герой он не сердца, а совсем другого (срамного) места. Но думает (кстати, его, недоучку, никто так и не научил думать), что живет сердцем. Какой путаник: не знает где что находится. Это о чем говорит? О том, что сидит у него в голове! Одним словом, тот еще черт, да и только. Впрочем, этот герой пустой и совсем неинтересный, ибо весь его конфликт лежит в одной  и той же плоскости: плоти и животной души. Все его душевные порывы бесплодны. Они всегда оплотняются в приземленные страсти: любострастия, пьянства и безделья. Все это дала ему природа и унтер-офицерская служба на Кавказе. Это тот служака, который, будучи “unter”, мечтает быть “uber”. Нет, зря не ругай меня, милосердный читатель, никто не спорит с тем, что Дмитрий – человек, а не untermensch. Но какой человек? Низкий по роду  («черт» от «черта» по мифической родословной персонажей) и пустой по содержанию. Автор дает ему шанс быть настоящим человеком. Но что в результате выходит? Ничего: пшик. Человек-пшик. Пустоголовый мечтатель (романтик). Вместе с тем он вызывает симпатию своей неуклюжестью, совсем как медведь. Вероятно, это заставило режиссера Пырьева взять на роль Дмитрия Карамазова актера Михаила Ульянова. Но мы знаем, что медведь - коварный зверь, еще тот черт.
        Дорогой читатель! Не хочется чертыхаться, но что поделать с этими братьями? Нужно выводить их «на чистую воду».
         Дмитрий и человека убить может в пьяном угаре. То, что сын не убил своего papa, – чистая случайность, ведь он всю жизнь с ним был на ножах. Дмитрий – человек-случай. Кто его знает, что ждать от него в следующую минуту!  Опять же из-за чего убил? Из-за ветреной юбки Грушеньки! Да, и состояние отца манит растратчика. Дмитрий есть явление живого противоречия плоти и души, но души опавшей. Он летает только в мечтах, в жизни же ползает по грязной, черной земле, ведь он черномазов. Да, можно сказать, что автор этой статейки увлекся и замазал, смешал с грязью бедного Дмитрия Карамазова. Но что делать с таким мазуриком?
        Совсем другое дело, его два сводных законнорожденных брата. В них черномазовская натура нашло иное воплощение. Средний брат ударился в науку. Получив полное образование, он взялся за написание научной статьи и даже стал известен в известных кругах. В романе Ивана Карамазова зовут «философом». Он такой же философ, как известный персонаж просветительских драм, выведенный в них под именем «Философ». Иван Карамазов не философ, - для такого наименования ему недостает ума. Он у нас моралист. Так всегда бывает, когда нечего подумать и сказать, человек начинает читать мораль. Иван Карамазов не думает, не размышляет, - он проповедует, он «мира не принимает» и метит во «властителя дум». Так и видно, как по тексту романа он метит свои тараканьи дорожки. Марает, негодник, бумагу своей карамазовщиной. Явно анальный тип. Это проповедник нового типа, новой морали. Он идеолог морали. Видите ли, он в бога верует, но мира его не принимает. Кто тебе сказал, мил-человек, что этот мир есть мир Бога? У Бога иной мир. Смотри не перепутай! Но наш пострел уже поспел и перепутал. Если его брат перепутал голову со штанами, то он перепутал миры.
        Главная проблема, основное противоречии «философии» Ивана Карамазова - это противоречие между сущим и должным. Как сиротинушка - плод матери-приживалки, брошенный отцом, он ищет утешения, но его не находит и готов мстить всему миру за попущенную к себе несправедливость. Под руку, точнее, под голову, под мысль ему попадается нерадивый отец и замысливает средний брат недоброе: как бы ему отправить в мысли того на тот еще свет. Но зачем ему пачкать свои руки отцеубийством? И тут, кстати, подворачивается ему под руку брат-лакей – сам собой, «чистый бес» - Павел Федорович Смердяков, названный Павлом в честь проходимца-деда.  Как то специально все складывается один к одному, - неспроста, ой, неспроста-с!
        Смердяков как смерд, как раб, но не божий, а хозяйский, папашин, об одном только и мечтает, - как бы ему стать господином. Оно и понятно: любой лакей мечтает иметь лакеев. Но чтобы это позволить себе, нужны проклятые деньги! Где же они? Как где? У папаши, Федора Павловича. Кто мешает их отнять? Сам отче, который над ними чахнет как ейный скряга. И вот думает Смердяков, как бы ему их взять и спрятать, да отвести от себя подозрение в устранении препятствия – убийстве отца, - бросив тень на своего брата, когда тот подставился, затеяв ссору из-за полюбовницы Грушеньки с отцом. Благо, в ссоре речь идет о деньгах. Вот он сюжетец с комплексом грешной страсти обладания плотью и златом.
        Однако вернемся обратно к брату-моралисту. У них, у моралистов, всегда так: мораль на языке и грех на деле. Противоречие «философа» - это противоречие моралиста, точнее, имморалиста. Вот и допроповедовался – подтолкнул незаконнорожденного брата к убийству! «Хорош моралист», - я вам доложу, благоразумный читатель. Теперь понятно, почему Иван – черт, а Павел – бес. Иван надоумил Павла на убийство, но сам остался в тени, в черте (экая двусмысленность).  Тень была брошена на старшего брата – беспутного и бестолкового Дмитрия.  И все случилась как будто само собой, помимо сознания Ивана. Ловкий черт. Настоящим чертом он станет тогда, когда явится к самому себе в своем подлинном виде. 
        Так в чем же, наконец, заключается противоречие Ивана, для чего он нужен в повествовании как персонаж?  Так может возопить нетерпеливый читатель. Ну, что ж, извольте! Это противоречие натуры Ивана, которой он не принимает, ибо живет не тем, что есть, а тем, что хочет, чтобы было. Его мораль есть мораль хотения, произвола. Недаром он, автор его устами, говорит о том, что «если бога нет, то все позволено». Где нет Бога? На Земле, в его облепленной землей черномазо(вск)ой натуре.       
        Чего только стоит вставная поэма (легенда, рассказ) Ивана (читай: автора) об Иисусе Христе. Эта «поэма» рассказана Иваном языком прозы, но далеко не проза для него. Это песня декадента. Как всегда у наших братьев декадентов и нигилистов хорошему не хорошо, а плохо, зато плохому хорошо. Хорошистом в его поэме выступает, само собой, Иисус Христос, а плохишом, соответственно, - Инквизитор. Разве можно христианину с точки зрения православного быть католиком и тем более следователем и карателем в одном лице?! Не хорошо-с! И кому читает свою поэму «философ»? Младенцу, своему брату-кретину Алексею, у которого нет ни одного волоса ума, одна вера, да и только. Но и эта овца лезет вперед поперек своего старшего брата, соблазняющего его другой, уже страшной историей, когда надо отомстить за одну слезинку невинного ребенка, то есть, за себя. Так дает о себе знать черномаз(овск)ая натура.
        Но, в самом деле, что означает глупая фраза Федора Достоевского, что «если бога нет, то все позволено»?  Кто такие Иисус и Инквизитор? И что за слезинка ребенка имеется в виду? Действительно, а не в сослагательном наклонении, бога нет. Нет бога, ибо есть Бог. Только этот Бог не имеет никакого отношения к тому, чтобы позволять и не позволять. Это человек позволяет себе, ибо Бог сотворил его свободным. Если бы человек не был свободным, то не согрешил бы Адам и его потомки, которые следуют ему. Позволяет себе не Бог, а человек. Это испытание человека тем, может ли свободное существо стать духовным, причастным Богу. Если так ты ставишь вопрос и пытаешься на него ответить, то твой ответ и вопрос имеют философский смысл. Все прочее от морального, от лукавого.
        Кто такой Иисус? Для чего он появился в мире? Он - Бог и появился в мире для спасения мира вместе с человеком. Но как спасать то, что есть? Странно, ведь спасают не то, что есть, а то, что готов исчезнуть. Мир же стоит на месте и стоит на своем (на месте). Зачем спасать человека, если он свободен? От чего спасать его? От свободы, как предлагает Инквизитор? Глупо, как можно спасти от того, чем ты являешься? Фигуранты, персонажи поэмы являются ходульными, плоскими героями, раскрашенным картоном. Разумеется, они глупы не сами по себе, а тем, как их представляет больное сознание эпилептоида – героя и автора. Герой, как известно из романа, сходит с ума, а автора мучают всю жизнь приступы душевной болезни. От чего спасает реальный Иисус человека, то есть, себя?  От греха, который усвоил с рождением человеком. Он показывает нам как спасаться от греха в нашей жизни. Хочешь спастись от греха и его плода – смерти, - живи, как Иисус. Не проповедуй, а живи. Твоя жизнь и есть проповедь, а не проповедь – это жизнь. Проповедь лишнее. На ней и Лев Толстой споткнулся. Будь человеком, а не моралистом и тем более имморалистом.
        И, наконец, третий вопрос Ивана, которым он соблазняет брата как всамделишный черт. Это жертва. Не допущу! Ни одной слезинки. Какие сантименты. Грустно. Не ребенка из выдумки Ивана жалко, а Алексея. Какой он глупый, если попался на такую пустую наживку! Причем тут детские слезы. Дети плачут, как и женщины, - есть у них такая привычка. Но речь не об этом, а о жестоком обращении с детьми. Жестокосердного человека, в рассказе помещика, затравившего ребенка псами, не спасет не только жизнь, но и смерть. Так зачем же говорить о нуле? Ноль минус – и все. Не стоит думать и сожалеть о нем.
        Ребенок же в мире, не в раю. Сам не поступай так с детьми. Так почему же такое творится в мире, когда есть бог?  - возопит  Иван к богу ли в своем мозгу, который сидит в нем как ложная идея, или к своему брату, а может к ним обоим. Бог сотворил вас, а все остальное вы творите. «Не твори злое, твори доброе», - можно так ответить. Дело в том, что Он сотворил вас, как и Себя, свободными. Если бы Он сотворил вас рабами, то вы были бы не «кто», а «что» и не задавали бы таких глупых, детских вопросов.  Вот тебя бы, Иван Карамазов следовало сделать «что», а не «кто», чтобы ты был спокоен и не мешал людям жить или сбивать их с толку, тем более, что в них своего толка еще нет, как у твоего младшего брата.
         Что можно увидеть в Иване? Черта, искусителя собственной персоной! А в Алексее кого видно? Человека без ума. Горе не от ума, а от его отсутствия. Но Достоевскому мало этого, ему подавай то, чтобы черт морочил самого себя в виде господина с ретроградной физиономией, вполне добродушной, складной и даже готовой ко всякому любезному разговору. Черт есть не второе Я Ивана, а за ним и Федора Михайловича, а его заглавное Я, персональное, живое воплощение черта в тексте как автора.
        Вторым, идеологическим, вымышленным, иллюзорным Я автора в романе является образ Алексея Карамазова. Это одна из разновидностей (подтипов) сентиментального образа (типа), другой которого был князь Лев Николаевич Мышкин (в миру Толстой). Впрочем, это шутка, а может и нет. Алеша – добрый, но глупый малый. Точнее говоря, он не идиот, как князь Мышкин, он еще только учится быть таковым. Тому, чтобы быть идиотом способствовало его увлечение старцем. Оно и понятно: старец стал для него простым замещением родного и не путевого отца. Старец Зосима, по мнению, не суждению, которое ему не свойственно по слабости ума, как общей карамазовской черте, путевый. В пустой голове Алексея старец представлялся путем, истиной, жизнью. По недомыслию Алеша перепутал старца с Богом.  И когда старец «провонял», показал свою фальсификацию, Алексей («Божий человек») прозрел, пробудился от сна той жизни, которая была прямой противоположностью его темной натуре. Сон был светел, но это был сон, иллюзия его слабого ума. Пробуждения от сна неразумия, глупой и пустой веры (суеверия) разбила душу Алексея. Он стал метаться, потерял с трудом найденную, редкую в то время ориентацию. Прежде он любил старца. Теперь же стал заглядываться на Грушеньку. В нем проснулся родной отец, который любил не мужчин, а женщин. Вдобавок тут нексати появился его брат Иван, который вовсе сбил с толку, вызвав реактивные состояния сознания у слабого головой Алеши. И в довершение их отца убили и обвинили в убийстве старшего брата Дмитрия. Было от чего слабой и пустой голове пойти кругом.
        Таким образом, Алексей растерял последние остатки здравого смысла и ушел в сумеречное состояние сознания. Младший Карамазов пошел в свою мать – забитую его отцом сиротку, которая все стерпит и со всем согласится. Но и в нем от случая к случаю просыпается разнузданный карамазовский зверь. Однако только случайно, если есть повод, а так, обычным ходом вещей, он находится в растерянном состоянии, рассеян. Он живет за чужой счет, как откровенный нахлебник. Как и брат Дмитрий он лентяй и трутень, которому есть только одно безопасное место в этом мире  - в скиту или на столпе. Для жизни среди людей нужен ум, чтобы тебя не обидели или хотя бы животная хитрость, чтобы приспособиться к нему. Алексей готовится стать идиотом, то есть, таким человеком, который сам не сможет о себе позаботиться.  Ему для этого обязательно нужен лакей. Его ждет неминуемая обломовщина. Илья Обломов – это предтеча Алексея Карамазова. Князь Мышкин – это финал.
        Финал романа «Братья Карамазовы» печален. Старец провонял. Виновник драмы убит. Наказан невиновный. Убийца повесился. Его вдохновитель сошел с ума. Младший Карамазов имеет все шансы стать идиотом. Распутная Грушенька выбрала каторжника. Гордая стерва - излюбленный женский персонаж Федора Михайловича – Катерина Ивановна Верховцева умылась горючими слезами своей мстительности, подставив одного и проворонив другого, как он сошел с ума.
        В чем Достоевский не прав, так это в том, что путь Иисуса как жизнь в истине дается убогим умом, вроде Льва Мышкина или Алексея Карамазова. Для такого пути он, ум, обязателен. Ни Иван Карамазов, ни Родион Раскольников, ни тот же Аркадий Долгорукий из «Подростка» не есть ум, но есть только намек на него. Умный человек умен не столько своими рассуждениями, сколько тем, что его образ мысли есть образ жизни. Умный человек прям в уме, но изворотлив в жизни, - она от противного подтверждает, что прямота, правда, честность есть только на уме. В словах и в делах она фальшива. Кривые мысли приводя к кривизне в жизни. Глупый изворотлив в уме, но не поворотлив в жизни.  Нечто похожее на умного человека мы находим в образе Андрея Версилова, но на него наслаивается уже образ Николая Ставрогина и всех его учеников и искажает его в читательском взгляде. Версилов скорее думает, что понимает ту жизнь, которую ведет, нежели живет так, как думает. Трудно, почти невозможно жить, как думаешь. Поэтому в святой книге и записано, что «дома мудрости – дома печали». Но еще труднее думать так, как жить. Вот этому нам нужно научиться известно у кого. Вот тогда правда появится не на уме, а в жизни.
          Итак, братья Карамазовы (чуть не написал братья Достоевские) являются примерами противоречия: старший – плоти и души, средний – сущего и должного, младший – ума и безумия, а побочный – жизни и смерти (ради чего жить: ради жизни или смерти?). Разрешение этих противоречий лежит в плане уклонения от соблазнительных даров сытости, тщеславия и покоя, успокоения в вере.