Чехов и мы. несколько размышлений

 Мы не раз уже констатировали, что русская философия концентрируется в русской литературе, поэтому хотелось бы еще только телеграфно вкратце коснуться творчества А. П. Чехова (1860 – 1904), о котором тот же Толстой сказал, что это был большой Художник, Художник Жизни. Он – вдумчивый и глубокий мыслитель, на страницах произведений которого – россыпи гениальных именно философских прозрений и озарений о прошлом, настоящем и будущем России. Его рассказы, повести – энциклопедия русской жизни конца 19 – начала 20 веков. Он утверждал идеал гармоничного человека, по капле выдавливающего из себя раба, и в котором все прекрасно – и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Устами одного из своих героев он говорит о том, что в сущности все прекрасно в этом мире, все, кроме того, что мы, люди, сами мыслим и делаем, когда забываем о высших целях бытия, о своем человеческом достоинстве! Какая, в сущности, и сегодня конгениальная и актуальная мысль! И, пожалуй, сегодня – даже более актуальная, чем когда бы то ни было. В нашу эпоху торжествующей пошлости, бегства от мысли, порядочности, человечности, в эпоху триумфально шествующей жажды наживы, в эпоху империализма желудка.

А вот, например, его небольшой, но такой пронзительный и обжигающий до глубин души рассказ «Спать хочется». Там – история тринадцатилетней Варьки, девочки, которая прислуживает у состоятельных людей, выполняет тяжелую и грязную работу, терпеливо сносит все оскорбления, побои и прихоти своих хозяев. Жизнь ее превратилась в постоянную и изнуряющую борьбу со сном. Ночью после тяжкого дня, вместо того, чтобы спать, она вынуждена еще баюкать хозяйского ребенка. И вот в одну из таких ночей Варька вдруг обнаруживает, что главный враг ее…. это – ребенок! Потрясенная таким открытием (как же она не сделала его раньше!), она душит несчастного младенца и, наконец, забывается глубоким, беспробудным сном. Вот такая история. Думается, что этим своим коротким сюжетом А. П. Чехов сказал о проблеме эксплуатации детей, о проблеме детского труда в предреволюционной России, о его трагизме с такой художественной глубиной и беспощадностью, что перед ним меркнут писания десятков и сотен экономистов, историков, публицистов, политиков, статистиков, юристов, демографов того времени с их толстыми трактами, исследованиями и памфлетами. В этом – гениальность Чехова! Через частный случай – выразить общезначимую социальную проблему, причем выразить так, что никто не остается равнодушным, так, что мурашки бегут по коже.

А его размышления о современном ему так называемом среднем русском интеллигенте. Так показан духовный кризис этой самой интеллигенции на рубеже 19 и 20 веков. Вспомните хотя горькие бы размышления одного из чеховских героев (Д. Д. Гурова) о пустоте и бесцельности существования: хождения на банкеты, юбилеи, ночные бдения в клубах, неистовая игра в карты, обжорство, пьянство, постоянные разговоры все об одном, ненужные дела и разговоры отхватывают лучшую часть времени, в итоге же остается какая-то куцая, бескрылая жизнь, какая-то чепуха, и уйти, и убежать никуда невозможно, будто сидишь в сумасшедшем доме или арестантских ротах. Бестолковые ночи, неинтересные и незаметные дни, дикие нравы и лица безо всякого намека на духовность. Когда Гуров пытается рассказать своему знакомому в клубе о большой любви, которая вошла в его жизнь и преобразила ее, то в ответ слышит реплику о несвежей, с душком осетрине. Такими унизительными, нечистыми показались ему эти слова. Вот оно – описание пустоты и бесцельности существования, бездумного прожигания жизни.

А вот размышления еще одного чеховского персонажа: врач говорит о себе, что вот, думают, что он приличный врач. Был когда-то, лет 25 назад, а сейчас ничего не знает, не читает, не развивается, деградирует и профессионально, и человечески. В клубе, где он прожигает время, мимоходом говорят о Вольтере, о Шекспире. А он ничего не знает, ничего не читал. Но на лице при этом глубокомысленно изобразил, что читал. Точно так же и другие завсегдатаи этого клуба – «средние русские интеллигенты». В голове и сердце промозглость, холод, пустота. Пошлость. Низость. Во всем. Сравните это с размышлениями Ромена Роллана, заметившего однажды, что большинство людей умирает, в сущности, в 20-30 лет: перешагнув этот возраст, они становятся лишь собственной тенью; всю остальную жизнь они подражают сами себе, повторяя с каждым днем все более механически и уродливо то, что уже когда-то говорили, делали, думали или любили в те времена, когда они еще были они. Ромен Роллан – француз. Стало быть, не только русская это болезнь. Но Чехов гениально изобразил ее именно «русское» течение.
А сегодня? Что сегодня с нашей современной так называемой средней русской интеллигенцией (не со всей, к счастью, конечно), образованщиной, как ее Солженицын метко называл? Так ли уж устарел этот чеховский диагноз? Так и вспоминается А. Вознесенский: «Интеллигентам нашенским уже ни Беранже не нужен, ни Леже. У них теперь лежат на стеллаже лишь библия, да девки в неглиже». А с другой стороны, вспоминается Д. С. Лихачев, писавший как-то, что, может, и не нужны толпы интеллигенции, достаточно 10-30 человек – подлинных интеллигентов, чтобы представлять культуру страны. Но нет ли в этих словах уважаемого академика некоего духовно-нравственного снобизма?!

Сам А. П. Чехов говорил о себе, что «меня немного почитают, потом бросят лет на семь, потом опять почитают, опять бросят, а потом – уже будут читать надолго». Л. Толстой сказал о нем, что это был большой художник, художник жизни – выше приводили мы уже эту оценку и считаем нелишним повторить ее еще раз. Правда, есть и иные весьма экстравагантные оценки творчества Чехова. Так, протоиерей Андрей Ткачев ничтоже сумняшеся полагает, что Чехов, видите ли, ошибся. В своих произведениях он будто бы нарисовал карикатуру русской действительности, за которую потом ухватилась советская власть. Большевики, дескать, настойчиво популяризировали и экранизировали многие его произведения, дабы показать, что жизнь в дореволюционной России была безрадостной, душной, беспросветной, глупой, бессмысленной. Из такой жизни выход только один – в революцию. Более того, Ткачев выносит суровый вердикт Чехову. По мнению протоиерея, Чехов (послушайте только!!!) – слепой поэт и слепой художник. Он все описал, но ничего не понял. Карикатурный чеховский взгляд на действительность убил Россию, убил русскую душу (то же самое относится и к Гоголю – и это о Гоголе (!!!), который сказал: «Будьте же живыми душами, а не мертвыми, и помните, что есть только одна дверь к добру и вечной жизни, и дверь эта – Иисус Христос».). И в итоге Андрей Ткачев заканчивает свои размышления конкретно о Чехове гневной эскападой, инвективой в адрес уже всей русской литературы. Он говорит, что у всей русской литературы есть родовой грех: искать грязь, обходя чистые места. Оставим на совести Ткачева все эти утверждения, но нам они кажутся абсурдными. Если Гоголь, Толстой, Достоевский, Чехов, Салтыков-Щедрин и иже с ними только и делали, что «искали грязь», то в чем же тогда всемирно-историческое значение русской литературы, в чем величие ее?! А оно, это величие, признается всем миром. Оказывается, это Чехов и Гоголь виноваты в русских Революциях, и в приходе большевиков тоже виноваты они. И если бы не их писания, то все было бы хорошо, ибо русская действительность второй половины 19-начала 20 веков являла собой сплошь «чистые места» за небольшими, возможно, исключениями. А грязь выдумывали литераторы, своими произведениями развращающе действуя на общество. Такова логика господина Ткачева. Не бездарность правительства, не своекорыстие и узколобость элиты, не безответственность партийно-политических идеологов, а писатели, оказывается, толкали страну к Революции в объятия большевиков. Оставим без комментариев эти тезисы, предоставив читателям труд оценить все это самим. Заметим только, что, как говорят в народе, нечего на зеркало пенять, коли рожа крива. Так вот, тогдашняя русская действительность – это рожа, и гримасы ее были порой весьма безобразны, а русская литература – это зеркало, которое эту рожу = русскую жизнь во всех ипостасях отразило.

И еще заметим, что все эти писатели были патриотами России, любили ее, но ведь подлинная любовь требовательна, она предполагает, что не нужно мириться с пороками, что не нужно уступать злу, она предполагает не просто «сатиру в улыбательном духе», она предполагает, что нужно любить всю эту многоликую Россию, истерзанную войнами, потрясениями, многовековой несправедливостью, нищетой огромных масс, любить – и обличать все эти язвы, исцелять, врачевать их. Любить Россию в непогоду – вот кредо великих писателей земли русской, которое они, каждый в меру своего таланта и душевной глубины, воплощали в своем творчестве. Они не искали грязь – они просто любили Россию в бурю, в непогоду, в грозу, раз уж они оказались в эпицентре этой бури. Они были камертоном своей эпохи, а их творчество – сфокусированным отражением ее борений, исканий и противоречий. И слеп не Чехов, слеп Ткачев, если он не понимает этого.
И еще хочу заметить, что творчество Чехова, точнее, размышления над некоторыми аспектами его, породили у меня и стихотворные строки - они есть на сайте Стихи. Ру