Ящик

В середине восьмидесятых я учился на третьем курсе педагогического института. В сентябре нас послали в колхоз.  Сказали «на картошку», а отправили на уборку арбузов. Девочки в поле закидывали спелые кавуны на машины, а мальчики на ближайшей железнодорожной станции перегружали сладкую ягоду в вагоны. Как сейчас помню, в каждом вагоне было до сорока тонн арбузов. Работали грузчики сутки через сутки. Было очень тяжело, но каким-то чудом мы умудрялись не только выполнять норму по двадцать тонн в день на человека, но ещё и свой выходной проводить в активном отдыхе: девочки, танцы на дискотеке, самодельный деревенский алкоголь. Понятное дело, нам приходилось в рабочий день находить малейшую возможность отдохнуть.
В тот день обед совпал с «подгоном» пустого вагона. Станционный бригадир заметно нервничал, ведь за простой поезда его по головке не погладят. Но мы после тощего борща (с добавкой) и перловки по-флотски (ясный-красный, тоже с добавкой) твёрдо решили в свой законный час обеда немного вздремнуть. Свершили мы это тут же на рампе, завалившись на копну сена, с которого ела кобыла, привозившая нам еду. Выпив по полкружки самогона, который всегда был под рукой, мы перекурили и, как говорится, закемарили.   
Бригадир несколько раз просил нас продолжить трудовой путь, но мы не планировали прерывать сиесту и сказали ему чётко, по-пацански, куда ему следует пойти немедленно вместо того, чтоб гудеть над нами надоедливой мухой. Могу допустить, что наш тон и обсценная лексика были весьма оскорбительны для взрослого мужчины. Он скорее всего не привык, чтобы сопливые салабоны так с ним разговаривали. Но бригадир неожиданно исчез с наших глаз, которые уже закрывались сами собой.
Пока мы давали храпака в прямом смысле этого слова, наш временный начальник, выказав всю свою подлую сущность, связался по телефону с парторгом колхоза, который отвечал за студенческий сельхозотряд, каковым наша разношерстная бригада являлась по всем документам. Парторг примчался немедля на боевом «козле» (зеленая военизированная машина с брезентовым верхом). Сходу он пнул первого попавшегося студента ногой по ребрам, затем схватил следующего за ворот рубахи и дёрнул вверх, желая бить не лежачего, а слегка приподнятого над ситуацией. Этим следующим оказался я. И именно я должен был получить полноценный удар в челюсть, который – по мнению главного коммуниста колхоза – должен был вселить в меня трудовой дух, вдохновить на производственные победы и напомнить о моральном кодексе строителя коммунизма. Но за меня вступились мои предки, а именно отцовская старая рубаха, в которую мама меня нарядила в эту нелёгкую трудовую командировку. Простиранная до дыр одежда треснула с тихим шорохом, и в руках у парторга оказался мой (бывший отцовский) воротник.
Мне стало обидно. Не за себя, даже не за рубаху, а за отца. В тот момент у меня не оставалось выбора. Плохо соображая (от сна, самогона и вероломного нападения) я схватил первое, что подвернулось мне под руку, и с хорошим замахом опустил это на голову агрессора. А под руку мне попался стандартный овощной ящик, сбитый из тонких досок. Ящик с определённым ускорением опустился на лысую голову парторга своим дном. Проламывая хилые дощечки, голова коммунистического лидера прошла сквозь дно, и ящик приобрёл неожиданную для себя функцию «испанского воротника». (Если вы не знаете что это, я растолкую – это когда гитара надевается на голову человека сильным ударом сверху, достигая пробитой декой плеч).
Парторгу стало больно и обидно. Острые края треснутых досок (и гвоздики, которыми был сбит ящик) впились в шею и лицо. Была поцарапана лысина, кровоточили уши. Потом очевидцы ещё долго снимали тару с колхозного лидера. Его (ящик) разбирали по досточкам, а пострадавший кряхтел и перечислял всё, что он сделает со мной после того, как освободится от нежеланного воротника. Казни египетские меркли в сравнении с его планами. Всё это время я тихо сидел на груде подобных ящиков и курил одну папиросу за другой. Мне не было страшно, мне не было стыдно, мне было тошно.
Вечером к нам в лагерь на отрядную линейку (да да, каждый вечер мы после ужина выстраивались на некую организационную пятиминутку) приехала колхозная элита: председатель, парторг, комсорг, профорг и предженсовета. Мне приказали выйти из строя так, чтобы все меня могли видеть. Каждый из приехавших по очереди клеймил меня и моё поведение, рассказывал какие меры должны предпринять ректорат и комсомольская организация ВУЗа в отношении подлого преступника, пробравшегося в стройные студенческие ряды. Понятное дело, такому подонку не было места ни в рядах комсомольского братства, ни тем более в педагогическом сообществе страны.
Но чем больше они рассказывали (в красках, в мельчайших подробностях, с хорошей долей приукрашивания) о том, что произошло, тем громче смеялся студенческий сельхозотряд вместе с преподавателями. К последнему выступлению в лагере стоял страшный гогот, а половина студентов корчилась от смеха.
Дело в том, что рассказывая детали произошедшего, все показывали на парторга и на меня. И вот это сравнение одновременно с сюжетом драки вызывало такую бурную реакцию. Парторг был лысым сорокалетним мужиком двухметрового роста с явными излишками веса в районе живота и шеи, а я городским девятнадцатилетним очкариком ниже среднего роста с торчащими от худобы ключицами. 
Начальник студенческого лагеря, мой преподаватель по теоретической механике сквозь рыдания, в которые перешёл смех, в конце концов, выдавил из себя обещание, что будут предприняты строгие меры в отношении провинившегося. Какие именно он не сказал, потому что опять захлебнулся в ржании. Комсорг отряда не могла поднять глаза, потому что каждый раз, когда она видела меня, она явственно представляла комическую картину, как я с высоты своих ста шестидесяти сантиметров надеваю на двухметрового борова овощной ящик.
На следующий день меня отправили на доклад к ректору. В приёмной я услышал громкий смех. Это начальник отряда вводил в курс дела руководство ВУЗа. Ректор сквозь слёзы отчитал меня и сказал, что в колхоз я больше не поеду, а трудовую повинность буду отрабатывать на строительстве институтской обсерватории.
- Только посмотрите, чтобы там не было рядом овощных ящиков! – напутствовал он моего куратора. После чего весь ректорат вновь зашёлся хохотом.
- И парторгов, - хотел сострить я, но предусмотрительно промолчал.
В том учебном году команда КВН под моим руководством заняла первое место в городском турнире среди ВУЗов.