Веркины истории. Детство. Снегурочка

Каждый год, когда в детском саду начиналась подготовка к Новогоднему утреннику, мама впадала в безысходную тоску и очередную депрессию.
Шить она не умела от слова– абсолютно, собственно, как и многое остальное впрочем.
В таких случаях мама театрально откидывала рыжий локон с лица и восклицала:"Красота спасет мир!"–несомненно имея в виду себя в числе главных спасателей рода человеческого.
Слова воспитательницы о новых трендах на международных подиумах маскарадных костюмчиков вводили ее  в состояние практически близкое к суициду.
Господи, за что?– восклицала она, взирая на мою довольную, круглощекую мордаху со здоровым пятилетним румянцем и нехилыми габаритами резвого тела, взрощеного на манной каше с маслом, и горы белоснежной марли в кою она должна была это тело облечь таким образом, чтоб получить не расплывшегося от переедания снеговика, а невесомую снежинку в пачке.
Задача стояла сложная и неразрешимая.
В этакой патовой ситуации в ход шло все: Даже папины советы пропустить утренник по причине кори, скарлатины и краснухи вместе взятых, были милостиво выслушаны и, впрочем, как и всегда, решительно отметены .
Мама, возвышаясь над курганом накрахмаленной марли грозным богом, потрясая ножницами, изрыгала слова которых я раньше не знала, но решила запомнить на всякий случай.  Папа сказал, что они на протяжении жизни пригодятся не раз.
Когда в прихожей прозвенел звонок и раздался громоподобный голос бабушки: "Ничего без меня не могут, бестолочи безрукие!"
Мы с папой поняли– дело плохо, и по-быстрому дожевав бутеры, растворились, аки ниньзя в тумане.
Нагулявшись в парке до упаду: раскачав все качели, раскаруселив карусели, объев сахарную вату, траву и цветы заодно, объездив всех пони, и разогнав стаю бессовестно воркующих голубей мы вернулись домой.
Было подозрительно тихо.
Мама жарила картошку и напевала:"А нам все равно, а нам все равно..."
Это был плохой знак. В высшей степени отвратительный.
В последний раз она так пела перед тем, как сообщить, что садиться на диету.
Я на тот момент была ещё по-младенчески глупа и не знала, что это такое, но папа меня просветил–
Он сказал, что в маму вселится злая истеричная фурия, которая будет мотать ему нервы, вытягивать жилы и долбить мозг. Я тогда очень испугалась слова– фурия, оно было незнакомым, непонятным и противно скреблось на языке. И потом, я безумно переживала за папу, а вдруг он не выдержит пыток? Но папа меня успокоил, сказал, что у него есть секретная сорокоградусная броня, и потребовал с меня страшную клятву не проболтаться.
Клятвы у меня к сожалению не нашлось, даже самой завалящей,  пришлось ему довольствоваться  "честным-пречестным" и секретным ритуалом заключения договора на века, путем скрещивания мизинцев и поочередного плевания на оные.
Разошлись довольные друг другом.
А в детской меня ждало оно–
Белое облако счастья, в котором я полечу на бал грациозной снежинкой, сотканной из слез северного ветра.
Эх, красиво сказала, может писательницей стать, когда вырасту? Или все же балериной?.
Один лишь аспект  не укладывался в стройную картину радужных умозаключений–
Как я в него влезу??
Платье даже на мой неискушенный пятилетний взгляд было узким.
Я ж себя знаю– с моим пузом спорить в группе не решался никто, задавлю любого! Когда Олька решила поцеловаться с Виталиком, на которого я возлагала определенные надежды, ей пришлось сильно об этом пожалеть.
Я ее так прижала в туалете, что эта профурсетка визжала, как резанная на весь детсад.
Слово– профурсетка– я слышала от нашей соседки Инессы Вениаминовны, дамы не молодой, курящей,но как сказал папа, до неприличия интеллигентной, в адрес Ляльки-самогонщицы из пятой квартиры, На мой вопрос что же означает слово, своим звучанием схожее с -конфеткой- папа пробормотал нечто невнятное об очень плохой тёте и стремительно сменил тему.
 Оно понравилось и прижилось в моём обширном лексиконе. Средняя группа сада "Дюймовочка" аплодировала стоя шедеврам, регулярно вылетавшим из моего рта. После экзекуции над Олькой я облегченно выдохнула.
А  нечего! Может у меня чувства!
Опять же, не просто так мне Виталик по носу лопаткой заехал, любит наверное, мается человек, не знает как подойти. Ой, отвлеклась.
Попа, кстати,  была тоже ничего себе– когда я залезала к папе на колени он крякал и говорил:"Откормили ребенка на свою голову!"
А бабушка вздыхала, подсовывая очередной пирожок, гладя по голове и  говоря странные слова:" Пусть хоть они  досыта кушают.. " И странно морщилась, как-будто в глаз попало что-то. Еще она так делала, когда смотрела свой старый альбом с фотографиями, мутными, черно-белыми, с обтрепавшимися уголками и полустершимися надписями под ними.
Одна мама не разделяла восторгов по поводу моего здорового аппетита.
Она рычала разъяренной пантерой, увидев пустую сковороду, в которой всего час назад были котлеты, и  вспоминала о каких-то бездонных пропастях и минипигах, которые на самом деле наоборот. Это максипиги что-ли? Короче я не очень поняла, но в общем и целом было ясно, что инцидент с котлетами рано или поздно встанет боком.
И вот,  этот день настал.
Платье смеялось мне прямо в лицо сотней серебряных звездочек, вырезанных из чайной фольги. Оно струилось и невесомо парило, призывая быть тонкой, звонкой, и грациозно-воздушной, как девочка на картинке, которая стоит на шаре.
Эта картинка мамина радость. 
Она висит на кухне и мама ею любуется.
А мне девочку жалко, вон, какая  худая и плохо одета, наверное потерялась.
И на шар залезть ее, поди, заставили–
дядька, и заставил, что рядом сидит.
Некрасивый дядька, я его боюсь.
Когда мама была на работе я взяла карандаш и пририсовала девочке  на ладошку большую вкусную конфету, "Белочка" называется, моя любимая, там крошка от орехов на зубах хрустит– весело! А ему хвост и рога, и он стал похож на бабушкиного козла Сёму, даже папа это подтвердил.
Только от маминой трёпки сей убедительный факт меня не спас. Нет справедливости в жизни.
И так вернемся к нашим баранам. Вернее к платью.
Наверное, когда бабушка с мамой его шили, они смотрели на картинку и представляли меня такой, ну, по крайней мере другого объяснения их промаху у меня нет. А может марли не хватило? Содеянного, как говориться не исправишь,что посеешь, то и соответственно.
Нужны были экстренные меры.
Я вспомнила, как мы с папой играли в разведчиков. Был составлен стратегический план и я немедленно приступила к его выполнению.
Ножницы и булавки нашлись в зале на полочке, а новая немецкая тюль украшала окно детской уже месяц.
Какая разница кого одевать– пупса или себя? Принцип работает для всех одинаково. Пупсика-то посложнее будет, руки, ноги, туловище– единый монолит, попробуй из этой аморфной массы красоту слепить.
Спинку платья– рраазз, разрезаем!
Тюль– дваасс, вырезаем!
И, триисс–булавками длиннющий шлейф пристегиваем!
Снежинка? Фигушки! Снежная королева!
Я смотрела на дело рук своих и думала– вот что такое совершить героический поступок! Все преграды и напасти одною левой!
Я была уверенна в себе, горда, довольна, счастлива, как ни когда до этого, я чувствовала на губах  шоколадный вкус победы.
Завтра меня в этом платье увидит Виталик и мы уйдем в закат, взявшись за руки. Правда я не совсем понимаю, что в закатах делают, но надеюсь подробности откроются по ходу дела.
И мама с бабушкой будут рады, ведь они так старались, чтоб мне угодить, и наверняка расстроились бы, узнав, что оно мне мало.
Немного беспокоили жалкие обрывки  тюля, мотающиеся на окне, но ей Богу, оно того стоило!
Короче, я летала всю ночь.
А утром... Нам позвонили и сообщили, что бабушка в больнице и ей совсем плохо, и надо срочно приехать проститься.
Я никак не могла понять куда она уезжает.
Папа был весь бледный и жалобно повторял нам с мамой:" Быстрее, пожалуйста, быстрее..."
Потом мы ехали на троллейбусе и у него рога отвалились, а дяденька водитель смешно дергал за веревки чтоб прицепить их обратно.
Родители в палату меня привели и сказали:" Тихо сиди, а мы с врачом поговорим."
Бабуля лежала в большой белой кровати с какими-то дурацкими железными штуками вокруг, такая малюсенькая, совсем как пупс в ванночке.
–Бабуля, а куда ты уезжаешь? Говорят надо срочно прощаться, а я не хочу.
Останься пожалуйста! У меня сегодня утренник, я снежной королевой буду!
Вот увидишь– мое платье, оно лучше всех!
Бабушка улыбнулась, и, просветлев лицом, сказала: "Лучше Снегурочкой, она добрая..."– и закрыла глаза.
Устала наверное от суеты и охов-вздохов вокруг нее. Ну и ничего, пусть поспит, я не обиделась вовсе.
Сидела тихонечко возле кровати, держалась за бабулину руку и  думала–надо же сама не догадалась балда, ведь точно, лучше Снегурочкой!
Она добрая...