Зуд

Зуд становился нестерпимым. Днём и ночью тело чесалось и хотелось разодрать кожу до костей. Толстый, холеный врач-дерматолог лениво осмотрел её руки, живот, выписал успокаивающий крем и посоветовал есть меньше сладостей.
Крем не помог. Анжела не могла ни спать, ни сочинять музыку. Приходила на урок композиции с наспех написанной страничкой сонаты и виновато смотрела на преподавателя. Композитор Юдеков морщился и страдал. У него в голове рождалась десятая симфония в стиле минимализма, а эта второкурсница не может написать элементарный сонатный цикл! И еще жалуется, что очень страдает из-за кожной аллергии.
- Вы все придумали, - раздраженно заметил композитор. И посмотрел на часы. У него назначена репетиция Девятой симфонии. Приедут гости из Москвы. Они настроены весьма враждебно к композитору-авангардисту- минимализм это веяние загнивающего капитализма,  откуда в Харькове в союзе композиторов взялся минимализм? Нужно писать Кантаты о Ленине, Партии, ярко, плакатно, а не дрейфовать на обломках загнивающей чужестранной культуры.
Анжела сходила с ума - хотелось чесаться. А композитор начал зудеть о том, что девчонкам нечего делать на композиторском отделении.
- Зачем вы выбрали композиторский факультет? - цинично прищурился педагог. В сознании проносилась главная партия Десятой: ми, ми, ми. Ми, ми, ре.
- Я с детства мечтала стать композитором, - ответила Анжела, и поняла, что сморозила глупость. Преподаватель кисло скривился в ответ.
- А вот не надо выдумывать! Не верю вам, мадам, уж извините, Девочки с детства мечтают выйти замуж, рожать детей. Ваша участь - кухня, кастрюли.
Анжела кипела от гнева. Но композитора, кажется, это только забавляло.
- Ладно, лечитесь. И в следующий раз жду экспозицию Сонаты.
И отпустил страдающую от зуда и творческого унижения ученицу домой.
Ночью стало совсем плохо. Тело чесалось до крови. А утром, в консерватории, на медосмотре, юная медсестра, осмотрев пальцы Анжелы, ахнула:
- Чесотка!
Оказалось, дерматолог, доцент, не смог определитт несколько месяцев назад, у студентки элементарную чесотку. Скандал.
В общежитии скандал продолжился. Всех соседок по комнате - а это были старшекурсницы с теоретического отделения - послали на санобработку.
В огромном Харькове отдел санобрабртки находился в тьмутаракани - на окраине города. Его зал, где все студентки разделись до гола и намазались ядовитым раствором, был таким страшным, мрачным, что казалось, это- вход ад. Личные вещи студенток и матрацы забрали в прожарку, после чего все долго пахло чем-то омерзительным.
В поликлинике среди медперсонала случился ужасный шум - профнепригодного дерматолога понизили в должности. Но Анжелу это мало утешило.
Раствор не помог. Тело зудело. Она снова пришла к дерматологу - был тот же врач, и презлой. Сказал - после раствора тело может зудеть неделю-другую.
Прошёл месяц. Тело зудело, ночь без сна сна. Педагог занят на репетициях, премьера Девятой в филармонии, на днях. Анжела с трудом дописала экспозицию Сонаты, педагог остался доволен - да, да, вот это другое дело, оказывается, можете, если захотите, и требовал заканчивать первую часть и браться за Лярго.
На премьере Девятой в филармонии не было своболных мест. Однако аплодисментами публика  композитора не порадовала. Народ расходился как--то неуверенно. Кто-то  тихо посмеивался: Да, два часа звучали  три ноты - фа, фа, ми..., О,минимализм! О, провализм...
Комиссия из Москвы удалилась на совещание. Студенты композиторского отделения также приглашались на обсуждение.
Важные столичные персоны заявили, что музыка Девятой симфонии вызывает самые депрессивные эмоции.  Такая музыка чужда советской культуре и не может звучать в концернтых залах.
Юдеков, покраснев до корней волос,  покинул совещание, не дождавшись окончания. В итоговом резюме комиссия рекомендовала харьковскому союзу композиторов писать музыку, посвящённую вождю пролетариата, революционным событиям и поднимать дух советских людей.
Ночью зуд стал столь нестерпимым, что Анжела хотела вызывать скорую помощь. Едва дождалась рассвета и поехала к врачу. В поликлинике тот же холеный, толстый дерматолог кричал на студентку, что она неряха, не соблюдает гигиену, и именно из-за нее теперь пострадала его карьера. Толстяк был так разьярен, так громко кричал, что возле кабинета стали собираться медработники. Зашла заведующая, поинтересовалась, что происходит. Едва глянув на Анжелу, покачала головой.
- Как же это? О какой гигиене вы говорите! Коллега! Вы не видите, что у студентки тяжёлая форма чесотки?! Срочно больную в стационар, в кожно-венерическое отделение.
В больнице на Клочковской
Анжелу никто не проведывал. Соседки по комнате откровенно игнорировали её за все унизительные приключения с санобработкой. А проведать соседку в сомнительным кожно-венерическом оделении? Нет, простите, консерватория выше этого.
И тут Анжела все вспомнила - кто и где чесался. У кого и что ранее зудело. Все началось там - на деревенской свадьбе, куда пригласила её свидетельницей соседка по комнате, теоретик Лида. Деревенская свадьба? Почему бы и нет. Посмотреть на старые традиции, песни, обряды - композитору всегда полезно. Свадебные песни собирал в дереане Глинка. И Римский-Корсаков. Народное таорчество это самая питательная среда для молодого композитора!
Да только от старых традиций в советском колхозе ничего не осталось. Их сменили дикость и варварство. И как результат - нестерпимый кожный зуд и стационар в кожно-венерическом отделении.
Лида, студентка теоретического отделения, выходила замуж за трубача Валерку. Он любил выпить, как все духовики. Его "дружком" на свадьбе был кларнетист Коля, с красным, побитым оспой, лицом. Свадьбу гуляли всем селом. Столы накрыли на улице, На первое подали борщ, в который с разгону влетали огромные сельские мухи. Сначала гости дружно кричали "Горько" молодым, пили домашний самогон стакан за стаканом, и после шестого "Горько" крикнули уже не молодым, а по современной популярной традиции, очевидно, исключительно советской, " Горько" - свидетелям.
Анжела думала, что это шутка. Раз требуют - то можно чмокнутся в щечку и все. Но народ пришел в бурное негодование: Нееет! Чмокнуться в щечку? Не годится!
Анжела в ужасе смотрела на крепко поддавшего, побитого оспой кларнетиста, потом на невесту Лиду, которая ухмылялась и будто приговаривала: Давай, свидетельница, не подвели.
И Анжела неохотно наклонилась навстречу противному лицу свидетеля, от которого ращило самогоном, надеясь на беглый поцелуйчик.
Но все село опаятт взревело: Не пойдёт! Это свадьба! Что за свидетельница!
Крик, свист, смех.
А Анжела нецелованная. Второй курс, занятия, Соната, строгий педагог... И... не успела она и глазом моргнуть, как краснооспенный Коля обхватил со всей силой её тонкий девичий стан и впился намертво в её губы.
Народ ликовал. Считал: Раз, два, три, одиннадцать, тридцать...
Анжела пыталась вырваться, её крепко держали, во рту, как винт мясорубки, грубо месил тяжёлый язык кларнетиста
Публика устала считать, напилась и разошлась -  гулять, танцевать, а кларнетист все держал и месил...
Ещё позже народ уже откровенно намекал на любовь свидетелей на лоне прекрасной сельской природы. Все развязно подмигивали, ухмылялись, предлагали свой сеновал, клубничную наливку, гармонь. Среди гостей Анжела встретила пианистку Дану и тромбониста Юру - общих друзей ещё с музыкального училища. Они активно участвовали в растлении недотроги Анжелы эротическими шуточками и намеками, а пьяный Юра даже пытался сходу отбить у свидетеля свидетельницу - поприветствовал её, сделал обманный поцелуй в щечку, а потом сдавил её крепко в своих обьятиях и засунул в рот свою длинную тромбонную кулису-язык. Ничего противней Анжела не испытывала в жизни. Дана во всю хохотала. Ей было радостно осознавать, что Анжелу, вечно строющую из себя гения композитора, так лихо обламывают парни с духового факультета.
Вечером, с трудом оторвавшись от пьяных духовиков, Анжела подошла к невесте и спросила:
- Меня сегодня здесь ждёт групповое изнасилование или я могу где-то переночевать в безопасности?
 Лида засмущалась, сказала:
- Да, да, иди с Даной, переночуете в хате родителей. Девушкам выделили место на полу, на простыне, где уже кто-то до них спал. Анжела легла с Даной вместе. Но уснуть Анжеле  удалось не сразу. Дана чесалась.
- Что с тобой? - спросила Анжела.
- Мелочи, - усмехнулась Дана. - Как вечер, так кожа зудит. Кремом помажу и проходит. Пустое. Это аллергия, на сладкое.