Миленький ты мой...

 Лена третий год работала врачом реаниматологом на станции «скорой помощи» в их небольшом, но очень зелёном и оттого живописном и уютном южно-казахстанском городе. Человеком она была сердечным и доктором грамотным, потому имела много друзей, знакомых и даже поклонников. Два года назад Лена закончила ординатуру и сейчас беспощадно эксплуатировала свой организм сменной работой: сутки через двое, а в реальности – сутки через сутки, оставляя своего годовалого сыночка на руках своей шестидесятипятилетней мамы. Другого выхода не было: с мужем расстались легко и официально. От алиментов гордая Лена отказалась ещё до рождения малыша, и свободный, как ветер, ветряный будущий папа Илюши скоренько исчез из поля зрения в неизвестном направлении…
 Теперь Лена пахала за двоих положенных родителей. Сказать, что уставала, это просто не утруждать голосовые связки: зачастую она еле доползала до своего дома, подъезда и квартиры. Сынок встречал маму радостным визгом и лепетом первых слов. Поспать после стрессовых суток удавалось только несколько часов и снова в бой… Так протекали её трудовые будни. А праздники? Праздники тоже случались: все общесоюзные, включая день медицинского работника и собственный день рождения. Но, учитывая, что Лена возглавляла все культурно-массовые мероприятия: выпускала стен газету, играла на гитаре и фоно, и пела свои песни на концертах, а также была капитаном команды КВН их больницы, то праздников у неё было хоть отбавляй. А хлопот с ними ещё больше. Так вот, в такой напряженный жизненный график молодого доктора неожиданно вклинивается один юный санитар, которого утверждают ей в бригаду и ставят на все её множественные дежурства. Пареньку только стукнуло восемнадцать лет, и в его планы входило год отработать на «скорой», чтобы затем поступать в Ленинградскую военно-медицинскую Академию. Высокий, стройный красавчик, с совершенно правильными чертами лица, Данил, вскоре стал центром внимания молодых девчонок – фельдшеров. Но у Данила разыгралась страсть не к кому-либо из симпатичных девочек их станции, а к самой доктору их выездной реанимационной бригады – непосредственно к Елене Владимировне. Разыгралась страсть сразу, как только он её увидел. Чуть выше среднего роста, с пышными каштановыми волосами и большими карими глазами, Елена Владимировна покорила юного санитара ещё и своим человеческим обаянием, и мастерским оказанием помощи больным людям, и всеми своими многочисленными талантами. Сутками Данил не сводил с неё своих влюблённых глаз, следовал за ней по зданию станции «скорой» прямо по пятам – даже вне вызовов, а вскоре – и вне работы... Не смущали парня ни разница в возрасте – почти десять лет, ни наличие у Елены ребёнка… Ни угрозы папы полковника, который очень быстро вычислил источник перемен в поведении ранее покорного его воле сына, ныне отлучающегося без объяснения причин и начинающего основательно отбиваться от отцовских рук. Разведав всё о первой любви своего единственного отпрыска, папа (полковник СА) пообещал чуть ли не пристрелить «совратительницу» его сына, если она не пресечёт визитов Данила к ней домой. Пообещал – в своём звонке главному врачу «скорой» и почти приказал последнему рассадить парочку по разным выездным машинам. Бесполезно: Данил, в прямом смысле – стоял на коленях у старшего врача смены, чтобы ему позволяли быть в составе бригады Елены хотя бы в ночное время суток. Страсти вокруг отношения юного санитара к врачу Елене Владимировне накалялись от смены к смене. Но у Елены хватало такта, терпения и мудрости сдерживать пылкие воздыхания парня. Она старалась избегать их уединения, не отвечала взаимностью на его вольные и невольные прикосновения к ней, словом, выказывала равнодушие, которого уже давно не испытывала… Парень был так красив, умён не погодам и галантен в обращении, что вряд ли кто из женского пола мог истинно остаться безразличным к его ухаживаниям. Через несколько месяцев борьбы с самими собой, Данил и Елена уже взаимно притягивались друг к другу. Влюблённость ещё удерживала их на расстоянии, но теоритически уже не признавала все: «нехорошо», «неправильно» и «нельзя»…
                Новый год.
 Наступал Новый год. Как всегда в новогоднюю ночь на дежурство ставили самые оперативные бригады во главе с опытными врачами. По понятной причине, количество вызовов (в эти сутки) значительно увеличивалось: за массовым принятием спиртного неизбежно следовали разноплановые происшествия.
 Еленина реанимационная бригада еле успевала обслуживать празднующее население их города. По крайней мере, травматологические отделение, с участием и её доблестной команды, уже было наполовину заполненным, да и вытрезвители не пустовали. Все ждали полночь. За час до наступления Нового года вызовов становилось мало, буквально единичные: жители города, как наверно и жители всей Страны, кого не сильно приспичило попасть в руки эскулапов, явно оттягивали вызов «скорой» в ожидании боя курантов. Возможно, кто-то верил в приметы «как встретишь…», кто-то – загадывал заветные желания или пребывал в надежде на поздравления самых родных и любимых, а кто-то, чтобы успеть пригубить шампанское или полакомиться наготовленными блюдами... Но какова бы не была причина, закономерность «затишья» перед полночью отмечали все старожилы «скорой», тому была свидетелем и Елена, отдежурившая две предыдущие Новогодние ночи. Это, третья ночь, как ожидала доктор, должна была быть такой же. И они, всей бригадой, присели за торжественно накрытый длинный стол, сооружённый из выстроенных в ряд, по всей длине коридора, квадратных столовских столиков. На столе было всё, что только можно было принести из дома всем участникам пиршества. Елена принесла большую чашку маминых беляшей и два салата. Остальные тоже щедро и с радостью заставляли стол своими яствами. Близилось время прихода деда Мороза и Снегурочки, для которых Елена, как автор и зав. редколлегией больницы, лишь немного подкорректировала свой прошлогодний сценарий. В отличие от сотрудников, имеющих сомнение, кто в этом году нарядится в личный «скоропомощной» реквизит, Елена знала точно, что Снегурочкой снова будет самая маленькая ростиком, хрупкая фельдшер Алёна – с широкой улыбкой и чуть заметными ямочками на щеках. Как фельдшер, девушка была средним работником, а вот артистка в ней явно перевешивала прочие её способности. Именно эта Алёна заметнее всех вздыхала по санитару Данилу и многократно просила поставить его к ним в бригаду. Но Даня, как называли многие Данила на работе, был верен только Елене. А вот почему он отказался быть на вечеринке дедом Морозом, Елена поняла вскоре… Итак, пригубив чисто символично по глотку шампанского, сотрудники приступили поглощать изысканные кушанья, провожая старый год и глядя на часы в ожидании наступления Нового года, и каждый молился маленьким язычком, чтобы в случае чего, не его бригаде выпало, по честно соблюдавшейся очереди, сорваться сейчас на вызов. Елене обычно везло. Всегда везло, а тут:
 - Реанимационная бригада на выезд! Доктор Смирнова, фельдшер Сомова и санитар Райский, на выезд! – на всю станцию из репродукторов прозвенел писклявый голос диспетчера Зины.
 - Не всегда коту масленица… – перефразировала известную пословицу Елена и грустно посмотрела в глаза вернувшемуся после недолгой отлучки Данилу. – Вперёд, ребята! А вдруг ничего серьёзного и ещё к двенадцати успеем вернуться? Понеслись!
 Через две минуты реанимационная машина уже выруливала из гаража их станции. Вызов оказался не очень далёким – в новый микрорайон. Доехали за десять минут, по ходу прикинув, что номер квартиры соответствует третьему этажу пятиэтажки. Ладно, хоть не пятый: с утра уже было десять вызовов, из которых три ДТП, а остальные – на пятый… По ступенькам особенно не наскачешься – с аппаратурой и ящиком медикаментов в руках… (Из-за сейсмической угрозы здания в их городе были преимущественно пятиэтажными и, естественно, без лифта).
Назначенный дом оказался по соседству с домом фельдшера Сомовой, и Рита жадно вглядывалась в светящиеся окна своей квартиры:
 - А вызов серьёзный? – осторожно спросила она у доктора.
 - У какого-то начальника температурит ребёнок. Могли бы и линейную бригаду послать, но ведь начальник… значит надо лучших… – быстро отчеканил Данил, – мне диспетчера сказали, когда вызов брал.
 - Отпустите Риту домой, Елена Владимировна, пожалуйста! Пусть поздравит своих. Если что, я за ней сбегаю. Рядом же!
При словах Данила, Рита сложила ладони на уровне своей груди, умоляюще тряся ими:
 - Я мигом! Только гляну, как там муж и доченька.
Данил и Рита смотрели на Елену одинаково молящими взглядами. И Елена сдалась:
 - Хорошо. Хоть это и преступление, но под Новый год… Не торопись, Рита, обслужим, подъедем к твоему подъезду.
Через минуту Елена и Данил уже поднимались по лестнице на третий этаж. Как вдруг Данил, гружёный по полной программе, резко рванул вперёд и быстрее Елены взобрался на третий этаж. Иногда, правда, крайне редко он так делал, чтобы скорее дотащить тяжелую ношу до нужной двери, потому его рывок Елену не насторожил. Поднимаясь, доктор слышала приглушённый звонок и щелчок дверного замка. Когда Елена догнала Данила, он стоял в проёме уже открытой двери:
 - Проходим, ждут… – Данил заметно волновался, лицо его залилось краской смущения.
 - Странно… – мелькнуло у Лены в голове… а вслух она произнесла: – Здравствуйте. Хозяева? Куда проходить?
 - Сюда, – ответил Данил и под локоть осторожно направил Елену в комнату. По тишине в квартире Елена тут же почувствовала, что в квартире хозяев нет. Никого нет. Кроме них с Данилом. Надула губы:
 -Это что за шутки? В чём дело, Данил? Где мы?
Санитар нервно теребил в руках листок вызова:
 - Это новая квартира родителей… Они давно там, в старой… Отмечают… напоследок… с друзьями и прежними соседями. Я тут один… Новый год… захотелось встретить только с Вами, вдвоём. Потому, потому… что я… очень Вас…
 - Стоп! – скомандовала Елена, – об этом вообще не надо! Забудь! Как ты мог так всех подставить? Вот именно, что в Новый год… Ложный вызов? Когда сумел, успел? А-а-а… – осенило Елену, – когда задержался к столу… Ну, хитрец! И откуда сделал вызов?
 - Из будки телефонной… – совсем сдулся Данил.
 - Так ближайший телефон за два квартала от «скорой»! Как ты успел, раздетый?.. Твоя куртка с моим пальто висели в гардеробной…
 - Я быстро бежал, не замёрз… – Данил стоял посреди комнаты с опущенными глазами, повисшими плечами и чуть не плакал. А в шаге от него, на столе, красовалась бутылка лимонада в окружении разложенных по глубоким тарелкам салатов (весьма аппетитного вида). По-видимому, заботливая мама приготовила сыну праздничный ужин в надежде, что он сможет заехать домой, как это было неофициально разрешено бригадам: при благополучном обслуживании вызова и отсутствии дополнительной нагрузки – поочерёдно заскочить на десятиминутный ужин перед возвращением на базу. Для пребывающих практически сутки на колёсах, в сильнейшем психоэмоциональном и физическом напряжении… эти десять минут домашнего уюта для каждого члена выездных бригад были истинной, долгожданной отдушиной… Елена, вдруг, почувствовала, какую боль разочарования и неловкости от всей этой ситуации сейчас испытывает парень и смягчилась:
 - Ладно уж, раз ты так отвоевал себе домашний ужин, то садись, поешь. Наверно очень вкусные салаты?
 - А Вы? – Данил поднял свои огромные печальные глаза на Елену: в них чуть заметно загорался слабенький фитилёк надежды, что добрая доктор простит его за такой неудавшийся сюрприз.
 - Хотя почему не удавшийся? – Мысли начали потихоньку заполнять его опустевшую от страха голову. – Как раз всё вышло, как нельзя лучше: адрес для бригады незнакомый и фельдшер не мешает, и дома никого… Ну что я так?.. Я же хозяин, надо поухаживать за гостьей… Не надо бояться… главное пока в глаза не смотреть.
 Данил бегом промчался в кухню, достал из холодильника шампанское, очень быстро и ловко открыл его, почти на ходу, и стал разливать по бокалам, прихваченным на кухне.
Елена молча наблюдала за его движениями, думая о том, как поскорее ретироваться с опасной квартиры, да и вообще времени было в обрез… Хотя, до боя курантов, они вполне могли успеть вернуться, если бы не этот цирк:
 - Давай, живее ешь! Шампанское я не буду, да и тебе не надо. Очень хочется встретить Новый год на базе, примета такая… А я в приметы верю! Иначе так весь год пройдёт: ничего не буду иметь, кроме работы…
 - Будете… – начинал приходить в себя Данил. – Я у Вас есть, уже не одна работа…
 Не успела Елена и глазом моргнуть, как осмелевший санитар залпом осушил свой бокал шампанского:
 - Сколько там до курантов? Успеем и поесть и ещё потанцевать. У меня на магнитофоне музычка японская, называется ансамбль «Золотой саксофон». Мелодии… закачаешься! Туда, в ансамбль, набирали музыкантов, которые играли по двенадцать часов без ошибок. Правда, я сам читал. – Данил направился включать магнитофон и попутно ещё хлебнул шампанского из фужера, предназначенного Елене. Паренёк начинал становиться беспардонным: при первых звуках действительно завораживающей музыки, смело подошёл к Елене и, приобняв её за талию, потянул в центр комнаты.
 - Я не собираюсь танцевать с тобой, миленький ты мой! – Возмутилась доктор. – И вообще я иду в машину. Поешь, выйдешь, а мы пока заберем Риту. Распустила я вас… Вот и получаю… – Елена решительно направилась на выход. Но уже хмелеющий Данил преградил ей дорогу, пытаясь заключить доктора в свои объятия и даже поцеловать в губы…
Полученная пощёчина не только не охладила пыл влюблённого, а лишь предала решительности его действиям, по принципу «пропадать, так с музыкой…». Теперь Данил жестко заключил Елену в свои объятия, прижал её голову к своей груди, а затем впился своими пухлыми губами в её губы. От него пахло шампанским, чувствовались еще не острые пеньки побритых усов. Целовал долго, жадно и страстно. Елена не рисковала отрывать губы от его поцелуя, чтобы не оставить синяки на своих губах или даже просто припухлость… Подождала, когда он (автоматически) должен был перевести дыхание и с силой оттолкнула парня от себя. Выскочила на лестничную площадку. Слава Богу, никого из соседей на площадке не оказалось, иначе трудно было бы выкручиваться из подобной ситуации. Елена почти кубарем спустилась с лестницы к машине, оставив в квартире Данила: и ящик с медикаментами, и аппарат ЭКГ, и тонометр, и даже свой фонендоскоп.
 - Поехали за Ритой! – скомандовала водителю разгорячённая доктор.
 Рита уже послушно ожидала машину у своего подъезда.
Вернулись к подъезду по адресу вызова, а Данил всё еще не выходил.
 - Что там у вас стряслось, поинтересовалась фельдшер? Где Даня? И Вы какая-то вся взлохмаченная…
 - Пациент психически неуравновешенным оказался. – Торопливо ответила Елена то, что первое пришло ей на ум.
 - Так там, вроде, ребёнок температурил… – не отставала любопытная фельдшер.
 - Конечно, ребёнок! А его отец – уже хорошо проводил старый год… и вот… требовал выпить за здоровье присутствующих. Я еле вырвалась, а Данил ещё отдувается за нас... Сейчас спустится. Посигнальте ему, пожалуйста, – обратилась доктор к водителю. Водитель покорно посигналил, но краем глаза Елена заметила, что он ухмыльнулся себе в усы…
И потом, когда завешенный всеми мед принадлежностями, слегка пошатывающийся Данил всё-таки вышел из подъезда, дошёл до машины и, молча сгрузив поклажу, тут же в салоне развалился на носилках, водитель опять глянул на Елену своими умными, прищуренными глазками, типа: «Ну-ну… лапшу на уши мне-то не повесишь»…
Через открытое окно между салоном и кабиной было слышно, как всю обратную дорогу фельдшер допытывалась у санитара, про капризы начальственной особы, заставившего Даню «отдуваться» за всю бригаду. Но Даня лежал, посасывая прихваченную им недопитую бутылку шампанского и мычал что-то своё… На голодный желудок парня не на шутку развезло.
Конечно, бригада опоздала к бою курантов, но зато успела к началу праздничного застолья и «балдежа на всю катушку». На все последующие вызова реанимационная выезжала без санитара: Данил мирно отсыпался в санитарской комнате отдыха, ни одной из своих извилин не подозревая, что ему за срыв дежурства влетит от начальства по-крупному.
До самого конца смены Лена сердилась на Данила, бичевала и себя, не находя ответа, как теперь ей общаться с её подчинённым? Но главное, что почти пугало доктора, это её ощущения… и становящееся навязчивым желание – снова почувствовать на своих губах пухлые губы Данила, его глубокий, сладкий поцелуй, от которого ноги становятся ватными…
 Елену волновало, как они встретятся взглядами, когда Данил проспится? Она ждала и боялась его просыпания… А он всё спал. На передаче смены его тоже не было. И Елена постаралась побыстрее уехать с работы, чтобы до следующей смены не встретиться с «потерявшим края» санитаром. Но опять не просчитала Елена своего юного ухажёра. Пока она неторопливо шла с автобусной остановки, Данил уже пил горячий чай в их маленькой уютной кухоньке, и мама Елены дожаривала на плите его любимые гренки. Он же и открыл дверь на звонок Елены. Встретил абсолютно без смущения за случившееся полсуток назад. Его глаза излучали радость и почти любопытство… Более того, помогая молчаливой Елене снять пальто, Данил даже наклонил свою голову – в надежде дотянутся губами до шеи возлюбленной. (Это возлюбленная узрела в отражении зеркала в прихожей). Перебор бесцеремонности Данила вызвал естественную для Елены реакцию: через три минуты молодой человек уже стоял на улице и невольно ловил своим разгорячённым лицом холодок редких, липких снежинок. Его получасовое ожидание результата не дало: в окно Елена не выглянула… По крайней мере Данил не узрел, сквозь плотный тюль кухонного окна, что обиженная им Елена, с интервалом в пять минут, отслеживала его блуждания под её балконом…

                Опасный случай.
 После фиаско с мужским поступком по отношению к доктору, Данил решил сменить тактику: теперь это был не покорный ягнёнок, а демонстрирующий равнодушие к ней сотрудник и откровенный бабник по отношению к молодым девчонкам-фельдшерам. Он открыто флиртовал с обезумевшей от счастья Аленой. Но по-прежнему выпрашивал дежурства в бригаде Елены, и если выпросить получалось, то на вызовах вёл себя безукоризненно, тогда как на людях, в коллективе, старался держаться по отношению к Елене нейтрально (краем глаза всё же отслеживая её перемещения по зданию и то, с кем и о чём неприступная доктор ведёт разговоры). Елену вначале веселила юношеская бравада Данила, потом стала надоедать, раздражать, и наконец, она официально попросила не ставить их вместе в бригаду.
 - Сегодня ты работаешь с нами в последний раз! – Утром перед выездом торжественно заявила Елена своему подчинённому. – С начальством я уже всё согласовала. Будь добр, оставь о себе на память приятное впечатление.
Данил, от неожиданности услышанного, только и смог что закашляться, словно подавился воздухом, и сразу заметно погрустнел мыслями:
 - Дурак… я… довыпендривался… А ведь она, как сказала, так и сделает… И что? Смысл тогда мне ходить сюда на работу? Смотреть, как она уезжает и приезжает с вызовов? Завтра же скажу отцу, пусть меня переведёт санитаром в стационар: глав. врач больницы его знакомый… Ну и что? Тогда сутками буду ждать, когда она привезёт кого-то в больницу… и буду выбегать ко всем машинам «скорой», надеясь на встречу… Не выход. Просить прощения? Бесполезно. Сказать, что люблю? Не поверит. Выпрыгнуть из машины на повороте? Скажет, что я дурак… А я и есть дурак.
 Данил замусолил уже массу вариантов выхода из этой плачевной ситуации, когда их машина остановилась у частного дома на окраине города. Вызов был не тяжёлым и, сбив пациентке высокое давление, бригада возвращалась на станцию. Как вдруг по рации пришло сообщение:
 - Реанимационная, вызов в вашей стороне. Если свободны… позвонили соседи, что слышали выстрел в доме напротив. Адрес соседей такой…
 - Заворачиваем обратно, – вздохнула Елена, – день обещает быть не грустным. Такое начало…
В частном секторе водитель их бригады ориентировался лучше всех на станции: опытный шофёр, сочувствующий всем пациентам, сердобольный мужчина, имел прозвище «Дорогой». Он был действительно дорогим – и как человек, и как водитель.
Прибыли на место быстро, буквально в течение пяти минут после звонка диспетчера. Никто не встретил. Посигналили. Вышла испуганная соседка, сказав, что она звонила в «скорую», так как слышала выстрел в доме напротив. Там, в доме живёт очень обеспеченный мужчина, ездит на дорогой машине. Живёт один, переехал недавно и с соседями не знается.
Всю эту информацию женщина выдала по дороге к дому. Доведя бригаду до калитки указанного дома, ретировалась.
Калитка была не заперта. Прошли до двери. Позвонили. Тишина. Постучали в окно и снова позвонили. Тишина.
 - Войдём без приглашения… – Данил дернул дверь на себя и дверь распахнулась вместе с выпавшим из неё наружу – трупом. Это был труп крупного мужчины, по-видимому, после выстрела оказавшийся прижатым к двери. Входное отверстие от пули было во лбу. Затылочная кость – выходной отверстие пули – в дребезги… На холоде (от открывшейся двери) рана ещё дымилась теплом.
 - Только что… Совсем недавний выстрел… – с видом знатока сообщил Данил.
 - Да… ответила Елена, – и холодок предчувствия недоброго окутал её плечи. Как вдруг доктор, резко побледнев, громко скомандовала:– Уходим! – И тихо добавила:
 - Быстро уходим, ребята!
 - А милицию ждать здесь будем? – Неуверенно спросил Данил и зачем-то сделал шаг в сторону открытой настежь двери в комнату: – Сколько книг! До потолка!
 Елена небывалой силы рывком почти откинула парня на выход и отчаянно-зло прошипела (иначе не скажешь):
 - Я сказала обратно. В машину!
От неожиданности её поведения, подчинённые заметно утопили свои головы в невольно приподнятых своих плечах. Попятились и вышли гуськом. Только в машине бледная, как побеленная стена Елена, говоря с расстановкой, сквозь деревянные губы, сообщила бригаде, что убийца находится ещё в доме. Что она видела движение тени в просвете комнаты с книгами.
Ребята замерли…
 - Что теперь? – по инерции тихо спросила фельдшер.
 - Ничего. Теперь мы в безопасности. Убийца мыслит, как ему выйти и скоро выйдет. Но не на нас: у него же нет гранаты, чтобы взорвать нашу машину, убирая свидетелей… –
 По рации Елена сообщила на базу об убийстве. База ответила, что милиция вызов приняла, просят дождаться их на месте.
И потянулось напряжённое и долгое время ожидания прибытия доблестной милиции. Вначале Елена терпеливо ждала, потом теребила базу, чтобы ускорили милицию. Потом сердилась. А тем временем пошёл снег. За какие-то двадцать минут он покрыл всю землю белоснежным пушком и не думал останавливаться. Вот уже припорошил и следы проходивших час назад по двору членов бригады…
Наконец прибыла милицейская машина. Елена встретила вышедшего из нее старшего по званию чуть ли не ругательно:
 - Вы что? В своём уме? «Ждите!». А если бы нас тут всех уложили, пока вы раскачивались?!
 - Кто уложил? Успокойтесь, разберёмся… Тоже не чай распивали… Что тут?
 - Вот и смотрите, что тут. Убитый на месте, а убийцу теперь искать будете. Я так думаю.
Под прикрытием милиционеров, Елена вышла из машины:
 - Смотрите следы. Мы тут загораем уже больше часа… С нашей стороны никто не выходил.
 - Тоже мне знатоки… – старший по званию ухмыльнулся, но приказ на осмотр территории вокруг дома всё же отдал…
Когда машина «скорой» развернулась в обратный путь, один из милиционеров, вышедших из дома потерпевшего, сказал на полном серьёзе:
 - Молодцы, что были осторожными. Свежие следы идут из окна в сторону огородов… Ушёл, гад!

 На базу ехали молча – уставшие и голодные… Все уважительно поглядывали на Елену и каждый, наверняка, прокручивал в своей голове возможные плачевные последствия лишнего шага Данила…
Пообедав, разбрелись по комнатам отдыха. Но ненадолго: по закону парности случаев, реанимационную опять сорвали и снова далеко от центра города.
 Вызов был тревожный, будто бы кого-то ударили топором. Но то, что увидели прибывшие члены бригады, превосходило все их ожидания: на пороге деревянного дома полусидел мужчина в фуфайке. В голове мужчины торчало лезвие топора, средней длины топорище было направлено в сторону лица.
 - Рубили, глядя в глаза, что ли? – тихо спросила сама себя Елена.
Расспрашивать о случившемся вопившую от страха и горя супругу пострадавшего времени не было: милиция разберётся.
Всё лицо несчастного было залито кровью. В расщелине черепа виднелся «дышащий» мозг. И в довершении этой жути, мужчина был в сознании.
Скользящим взглядом Елена уловила бледнеющее лицо санитара и, упреждая возможный обморок у парня, громко скомандовала:
 - Данил, носилки! И водителя позови!
Сделав обезболивающий укол и, если можно назвать перевязкой то, как доктор с фельдшером забинтовали голову пострадавшего с воткнутым в неё топором (в таких случаях вынимать орудие травмы не рекомендуется), бригада поспешила к машине. Елена привычно проследила за тем, чтобы санитар и водитель аккуратно поставили колёсики носилок на рельсы, вмонтированные в пол салона машины, и прокатили носилки вглубь салона. Поменявшись с санитаром местами, доктор осталась вместе с фельдшером оказывать дальнейшую помощь потерпевшему. Машина постепенно набирала скорость, на всех перекрёстках опытный водитель включал сирену. Когда до больницы оставался последний перекрёсток, на включенную сирену какая-то встречная машина, тормознув, перекрыла дорогу «скорой».
 - Снижение скорости смягчит, но не предотвратит удар, – мелькнуло у Елены. – Носилки… крепёж...
 Одновременно с ударом машин друг о друга, Елена упала на ножной край носилок, чтобы придержать своим весом удар головного конца подвижных носилок о корпус машины, но отдачу она предусмотреть не успела; отдача одного из ручных концов носилок пришлась ей прямо в живот. От боли Елена потеряла сознание.
Очнулась в палате приёмного отделения больницы; всё сразу вспомнив, поинтересовалась больным.
 - Да жив твой больной! Уже в операционной… – Зав приёмным отделением, Петя Старов, со своей прокуренной улыбкой склонился над Еленой. – Ты нас больше испугала. Но, кажется, внутреннего кровотечения нет, чудом обошлась без разрыва внутренних органов. Парню своему спасибо скажи: из-за аварии образовалась пробка на перекрёстке, так он тебя на руках дотащил, бежал солидное расстояние и кричал громче сирены! Сейчас сидит в коридоре весь залитый слезами… в стрессе, и сам тоже малость поцарапался. Мы ему пару швов наложили: стекло лобовое вдребезги было… Ладно, поваляйся пару часов, а хочешь, и до утра оставлю. Куда тебе сейчас? Машину всё равно восстанавливать… пусть вызовут другого реаниматолога. – Добрый рыжий Петя на год раньше закончил тот же мединститут что и Елена и по-дружески, сколько она его знает, заигрывал со многими молодыми сотрудницами, Лена не была его исключением…
 - Нет, Петя, на пару часов соглашусь, а потом в строй: смену отпахать надо. Позови мне в палату героя.
 Через минуту Данил влетел к ней в палату, сел прямо на кровать. Схватил её руку, прижав ладонью к своим губам. И прямо в открытую ладонь выронил откуда-то из глубины своего колотящегося сердца:
 - Я тебя люблю! Сильно люблю!
Сказал и замер, неотрывно глядя в её глаза.
 - Миленький ты мой, – не сдержалась Елена, – ты хороший мальчик… очень хороший и добрый… Но нет у нас с тобой будущего. Не-тууу… Даже если бы, вдруг, этого захотели… Ты через четыре месяца уедешь в Ленинград в Академию. Я останусь здесь. И это то, что неизменно. Просто, первая любовь с тобой приключилась…
 - Неправда! Мы уедем вместе! Будем воспитывать твоего сына, поженимся. И никто не посмеет нам запретить!
 - Уже посмели. А ослушаешься, хуже будет. Твой папа шутить не станет, быстро разберётся и с тобой тоже. Ладно, сейчас не о том. Сильно болит рука?
 - Я её вытянул вперед во время удара, вот и порезался. Нет, не сильно. Голова немного болит, но только никому не говори… те.
 - Хорошо. Не скажу, сама прослежу за твоей головной болью. Но у подруги невропатолога всё же проконсультирую. Ты езжай на базу, пусть нам машину выделяют какую-то, даже линейную. Без реанимации не обойтись, а мою сменщицу Петрову они не вызовут, она в деревню уехала погостить. Только если кардиолога вызовут. Ладно… я скоро тоже подъеду.
 - А не забудешь то, что я тебе сказал? – Данил наклонился к её лицу и осторожно поцеловал в щёку.
 - Не забуду… иди же, иди!

                За цветами
 Три последующих месяца (после описанных выше событий) пролетели, как один день. Елена и Данил стали неразлучными. На работе приходилось соблюдать некую конспирацию, но вне работы… Они встречались всюду: в парке, куда ходили иногда даже с Елениным малышом; в небольших кафешках в укромных уголках города, в которых уж точно никто их увидеть не мог; в кинотеатрах на последнем ряду… И просто вечерами устраивали совместные прогулки по берегу реки, рукава которой растекались по всем крупным улицам города; затем эти рукава искусственно делились на уличные арыки и более мелкие арычки, идущие в частный сектор для полива огородов. Оба любили смотреть на воду и слушать стрекотания кузнечиков и трели сверчков. При встречах старались мало говорить о чувствах и совсем не упоминать о перспективах их жизни… будучи уверенными, что и без разговоров каждый считал дни до неминуемого отъезда Данила на учёбу. Если у кого-то из двоих в глазах или голосе просачивалась грусть, второй точно знал тому причину... Нет, они не были любовниками, хотя Данила периодами просто разносило от желания… но Елена, как могла, оттягивала их окончательное сближение, надеясь, что первый опыт парень приобретёт всё же с кем-то по моложе и, возможно, по перспективнее…
 Как-то весной, после очередной тяжкой смены (а лёгких смен у реанимационной бригады практически не бывает), Данил предложил Елене поехать за полевыми цветами. Было начало мая. Уже отцветали маки, но ещё со стороны были видны их полыхающие призывно-красные островки. Наступала пора любимых Елениных цветов – полевых тюльпанов! А так как Елена боялась ездить с Данилом в общественном транспорте, стоять на остановках, где уж точно можно было «засветиться», то поход с ним за цветами ей представлялся делом весьма затруднительным. Только на сей раз Данил её как-то уверил, что все меры предосторожности будут им особенно соблюдены, и они успешно совершат желанную прогулку за город.
Утром назначенного дня мама испекла ребятам в дорогу свои фирменные вкуснейшие блинчики, приготовила термос с чаем и, как уже повелось, всё же изредка приговаривала, глядя на сияющую от радости Лену:
 - Не дело, дочка… Ох, чувствую я, что добром это твоё увлечение не кончится… Мальчик он, совсем мальчик в сравнении с тобой. И родители, я уверена, против ваших встреч.
 Лена не расстраивала маму тем, насколько против родители мальчика… просто обещала, что всё это действительно скоро кончится, но не по её вине.
 В девять утра, когда папа Данила уже точно был на работе, в воинской части, Лена услышала под своими окнами незнакомые ранее звуки работающего мотора. Выглянула с балкона: на бело-синем мотороллере торжественно восседал Данил. Увидев Елену, важно махнул рукой, приглашая в путь дорогу. Лена замерла: на мотоцикле она ездила, даже сама однажды рулила, а на мотороллере – нет. Ей всегда эта двухколёсная конструкция не внушала ни внешнего, ни функционального доверия. И Елена, тоже жестом, попробовала отказаться от предлагаемого вида транспорта, но увидев, как при этом съёжился и даже зажмурил глаза её рыцарь, рискнула не омрачать никому выгульного настроения. Через десять минут они уже неслись по улицам города в направление аэропорта. Именно там, по дороге в аэропорт, были живописные степные просторы, ещё не тронутые постройками цивилизации. Правда, вдалеке всё же виднелись трубы химического завода, но ведь это о-о-очень вдалеке…
По трассе доехали за тридцать минут и ещё минут десять выбирали место уже вне асфальтированной дороги. Цветов было – море. Пошли пешком, Данил вручную вёл мотороллер, чтобы не мять сочные тюльпаны, доверчиво качающиеся на тёплом майском ветру. Нашли пристанище и скоренько позавтракали блинчиками, запив ещё горячим чаем. Оставив мотороллер, пошли собирать цветы. Данил набрал ещё и целую горсть белых грибов:
 - Я, как знал, прихватил перочинный нож. Вот, пригодился! Вернёмся, пожарим: я люблю грибы с картошкой. А ты? –
Он внимательно посмотрел на Елену и поразился её красотой… На ярком солнце её каштановые волосы неожиданно приобрели рыжеватый оттенок, щека были почти красными, наверно реакция на встречный ветер при езде… чуть продолговатую форму карих глаз подчёркивали прямые недлинные ресницы, а сами глаза просто полыхали восторгом. Она стояла с уже огромным букетом тюльпанов, ветер теребил её распущенные волнистые волосы и легкая кофточка норовила, под порывами любопытного ветерка, выделять самые красивые фрагменты её тела… Даже спортивные брюки не в силах были скрыть заманчивости её округлых бёдер и стройности длинных ног.
 - Какая ты… красивая! – Данил приблизился к Елене. – Хочу целовать тебя, целовать неустанно, бесконечно!.. Почему ты такая сегодня… необыкновенная!?
 - Просто я расслабленная. Никого нет рядом, ни от кого не надо прятаться по углам и тайком ловить твои прикосновения.
 - Да, нам и поцеловаться толком всегда негде. Ты права, сейчас так здорово, так классно, словно мы сбежали от всего мира со всеми его «загрёбами»! Вот бы остаться тут жить, вдвоём! Затеряться для всех… Нет, ты не подумай, мы бы взяли с собой твоего Илюшку и маму твою, если хочешь…
Последние слова Данил договаривал уже не очень чётко, зато очень ощутимо принялся целовать Еленины руки, плечи, шею, грудь через тонкую кофточку, щёки и, наконец, добравшись до губ, впился в них только ему известным, таким неповторимым, обезоруживающим поцелуем. Целовались долго, страстно, уже пошатываясь от головокружения и подрагивая от взаимного желания окончательно слиться воедино. И, наверное, это могло произойти с влюблёнными, если бы сигнал неслышно подъехавшей машины их резко не отрезвил.
Перед парочкой, как из-под земли, возникла и уже скатывалась с асфальтированной части дороги, к ним навстречу, темно зеленого цвета машина.
 - Газ 69, командирский. Это мой отец… – от неожиданности Данил даже сел на землю. – Как он нас вычислил? Капец!
 - Не бойся! – Взяла на себя ответственность Елена. – Поговорим, объясним. Не зверь же, поймёт…
Из машины вышли двое в военной форме и быстро, как только перемещаются в мультяшках, приблизились к Елене и Данилу.
Тот, что пониже и поплотнее подошёл первым:
 - А мне доложили, что мой сын с какой-то девахой по трассе рассекают в аэропорт… Не поверил. Что, не уймёшься никак? На бабу потянуло? – Отец насквозь сверлил взглядом Данила и тут же, повернувшись к Елене:
 - А тебе… мало предупреждений? Или надо здесь зарыть, чтоб никто не отыскал? – Он топнул ногой о землю, втоптав силой удара сразу два тюльпана. А хочешь, я сейчас поговорю с тобой, как ты этого заслуживаешь? – Отец Данила сделал два решительный шага к Елене.
 - Не тронь её! – Данил достал из кармана джинсов свой перочинный нож, нажал кнопку, и лезвие выскочило навстречу отцу.
 - Ооо! Как мы умеем! Заступничек сопливый! Не понимаешь по-человечески, будешь бараном. Хватай его, лейтенант, и вяжи, как барана!
 - Отойдите от нас! – Данил продолжал направлять нож то на отца, то на приблизившегося лейтенанта. Не успел никто и глазом моргнуть, как здоровяк лейтенант выбил из руки Данила нож и, скрутив парню руки, просто закинул его в машину. Действительно, как барана.
А с этой что? – Лейтенант снова приближался теперь уже к одной Елене.
 - Да ничего. Тоже овца упрямая. Пусть остаётся.
 - Может быть, выслушаете? Поговорите, коль взяли на себя роль пастуха… – Елена сделала шаг навстречу уже поворачивающимся к ней спиной военным.
- Данил не виноват! Мы с ним друзья. И больше ничего… к сожалению, наверное, ничего…
 Мужчины продолжали отдаляться к машине.
 - Тут остаётся мотороллер. Его Данил взял у друга. Возьмите хотя бы его с собой!..
 - Вот ты и отдашь ваш мотороллер… – полуобернувшись отпарировал полковник и ускорил шаг.
 - Пастухи выискались!.. – Только сейчас Лена уняла в себе нервную дрожь, бережно подобрала рассыпанный букет Данила, прижала к груди, свой же букет она из рук так и не выпустила… Пошла к мотороллеру. Он стоял на своей подставке.
 - Как же мне вывезти эту технику?.. – Лена села у мотороллера, разглядывая его конструкцию. – Ладно, ничего, справлюсь. Принцип небось тот же: газ да тормоз… Надо только довести до асфальта. – Она с трудом сдвинула машину с места:
 - Тяжёлый. Да ещё по земле… Данил его легко вёл, всё же мужчина, хоть и мальчик… Бедный Данилка! Сейчас ему наверно нотации читают по полной программе. Но не в наручниках же везут! И отец единственного сына бить не станет. Очень хочу надеяться…
 - Итак… – продолжала рассматривать мотороллер Елена. – Где-то внизу рычаг переключения. Вот он, нашла. Буду учиться ездить… До трассы я его сама не дотащу.
 Села, завела мотор, благо, всё на месте: – Ну, поехали!..
Вначале проехала несколько метров, потом поставила на подножку, отдохнула, еще проехала. Научилась переключать передачи. Так с перерывами доехала до трассы. Ехать по трассе не рискнула. Стала ждать попутный транспорт. Только приблизительно через час она тормознула то, что надо: это были «Жигули» с прицепом. Договорилась без сложностей. Водитель сам погрузил мотороллер в прицеп и довёз ценный груз до Лениного подъезда. Мама встретила потерянную во всех отношениях дочь со словами:
 - Я тебе всегда говорю, но ты же не слушаешь… Эх, дочка!
Мотороллер пришлось поместить на ночлег в подвал. Правда там было сыро, и капала холодная вода из какой-то толстой трубы, но заржаветь техника всё равно не успеет:
 - Спрошу адрес хозяина или сам Данил отвезёт, когда арест кончится. Как там миленький мой защитник?
 То, как папа разделался с непокорным сынком, предсказать было невозможно. Он просто, не дожидаясь ранее обозначенного срока работы (до конца июня), тут же уволил сына со «скорой», чтобы основательно пресечь его свидания с доктором.
Скажем прямо, в коллективе неоднозначно отнеслись к увольнению Данила. Особенно страдала Алёна – Снегурочка. Она смотрела на Елену, как на врага народа Сталинских времён, и даже злорадствовала, когда Елене выпадали тяжёлые вызова, после которых у Лены, вдруг, начинались сердечные боли и даже стали определяться нарушения сердечного ритма. В таких случаях доктор отлёживалась в комнате отдыха, собираясь с силами работать дальше. Конечно, Елена сильно тосковала по Данилу: теперь она в полной мере оценила не только его физическую помощь бригаде на вызовах, но и моральную помощь: одними шутками и пародиями парень мог поднимать настроение, снимать напряжение у работающих с ним «на одних колёсах». Изматывающими бессонными ночами, когда мышцы тела просто «засыпали на ходу», делая походку неуверенной, веки прикрытыми и речь невнятной, Даня искусно вселял бригаде оптимизм и стимулировал резервы почти не человеческих возможностей. По-видимому, он это делал на подсознании, имея дар свыше, или просто очень любил людей (что, в принципе, одно и то же)…
 И Елена невольно сравнивала былые месяцы работы с его участием и настоящее… уже без него…
                Арест.
.Но ведь не бывает худа без добра: буквально через полмесяца от начала домашнего ареста Данила, в квартиру Елены и её мамы, наконец, провели телефон. И теперь влюблённые могли общаться столько, сколько им позволяли обстоятельства. По крайней мере, могли урывками слышать друг друга чуть ли не каждый день. Данила загрузили репетиторами по подготовке к поступлению в Академию, да и мама его практически всегда была дома: уже десять лет домохозяйничала. Потому парочка разговаривали, шифруясь. А ещё через неделю, когда контроль за Данилом несколько ослаб и его стали выпускать на улицу, он предложил Елене увидеться, хотя бы когда его пошлют в магазин. Условились, что перед выходом он ей позвонит, ничего не говоря, а через полчаса после звонка будет ждать в ближайшем от его дома продуктовом магазине. Да, только Штирлицу и его жене (из фильма) по плечу такая конспирация: они смотрели друг на друга на расстоянии, делая вид, что старательно выбирают покупки. А потом Данил не выдержал и решительно подошёл к Елене вплотную. Подошёл и обнял. Ах, каким упоительным, оказывается, бывает желанное объятие! Они долго стояли, обнявшись, словно боялись оторваться друг от друга, и одновременно испытывали полное бесстрашие, будь на них сейчас направлено дуло пистолета или вообще дуло танка... Они откровенно проваливали свою конспиративную явку. Наконец Елена высвободилась из его объятий, поговорили недолго, обменявшись новостями учёбы и работы. Потом Данил сделал необходимые покупки и купил огромный кулёк дорогих конфет для Илюшки. Расставались, промаргивая слёзы.
 Так, за телефонными звонками и редкими встречами в магазинах пролетело оставшееся их совместное время. В июле Данил отбыл в Ленинград. Летел с отцом, потому рисковать с проводами влюблённые не стали. Данил обещал писать и звонить, если будет такая возможность. В августе он поступил. За два месяца учёбы позвонил только один раз. Говорил взахлёб и только о своей любви к ней, Елене, писал часто и тоже о чувствах, и немного про учёбу. А с ноября в его письмах стали прочитываться депрессивные настроения, нарастающее чувство тоски и безысходности. Лена терялась в догадках: толи трудности с учёбой, толи проблемы с курсантами или ещё что-то… Интуитивно чувствовала, что он просто тяжело переносит их разлуку… так же, как и она сама… Настораживало, что уже почти в каждом письме Данил писал, что хочет бросить учёбу и приехать к ней, что больше не хочет и не может быть там… один… Уговоры, аргументы и просьбы продолжать учёбу, результатов не давали. Лена металась в поисках решения. И решение пришло само. Сердечные проблемы у Елены по-прежнему набирали отрицательные обороты. Множественные обследования влекли за собой лишь новые вопросы. Причину столь резкого ухудшения работы сердца было предложено найти в стенах Московской клиники И.М. Сеченова, в конце декабря этого года.

 К этому времени Данил уже ультимативно заявлял, что если они с Еленой каким-то образом не встретятся, он, до нового года, точно бросит свою учёбу. Подтверждением истинности намерения курсанта стал неожиданный визит отца Данила к Елене на работу.
 В одно из дежурств, главный врач неожиданно вызвал Елену к себе в кабинет.
.Предчувствие чего-то нехорошего тут же сковало её плечи, как это было неоднократно. Два стука в закрытую дверь и доктор была уже в просторном кабинете главного. Мгновенно встретилась взглядом с полковником Райским. Подумать ни о чём не успела. Полковник, чуть шатнувшись в намерениях привстать, как ему наверно на подсознании диктовало воспитание, тут же оседлал своё движение и поприветствовал Елену кивком головы. В свою очередь, привставший главный сообщил Елене, что с ней хотят пообщаться по личному вопросу. Представление лиц друг другу полковник предотвратил одной фразой:
 - Это лишнее…
 После чего, замявшись, главный направился на выход, ссылаясь на что-то срочное…
Елена разместилась в кресле напротив и вопросительно посмотрела прямо в глава полковнику.
 - Не буду ходить где-то около… Скажу прямо. Мне нужна Ваша помощь. Я в курсе, что вы переписываетесь. Мне не нравится настрой моего сына: он не хочет учиться. Более того, ведёт себя так, чтобы его поскорее отчислили. Понятно, что держится за счёт моих связей. Но терпение имеет границы, и его скоро попрут из Академии. Надеюсь, не в Ваших интересах заиметь себе в любовники сосунка-неуча, живущего на средства родителей. Потому я бы просил Вас уговорить Данила не бросать учёбу. Как Вы это будете делать, это Ваши бабские штучки, мне важен результат. И ещё, если Вам удастся сделать то, что не удаётся мне, Вы всё-же включите рассудок и сведите вашу с ним переписку «на нет». Если, конечно, Вы действительно не равнодушны к этому человеку и желаете ему добра. С Вами у него добра не будет…
 - Вы не дадите… – Спокойствием в голосе Елена рисковала нарваться на неприятность…
 - Да, я не дам! – Вмиг побагровевший лицом, полковник стукнул кулаком по столу.
 Елене стало жаль, что она вывела из равновесия отца Данила, захотелось по-человечески сказать полковнику, что она тоже за учёбу, что тоже уговаривает Данила… что… но, почувствовав всю степень цинизма и презрения в свой адрес, решила не вдаваться в какие-либо объяснения.
 - Если это всё, то я приняла к сведению. Постараюсь выполнить Вашу просьбу. – Елена решительно встала и направилась к двери.
 - Да, ещё, Вы извините за прошлую встречу… – Полковник решил усмирить в себе тирана. – Я через час отправил за Вами машину, но мне доложили, что Вас на месте уже не было. Вы как-то доставили мотороллер?
 - Да…с ветерком… – Почти через плечо ответила Елена и, не прощаясь, вышла из кабинета.
 - Зря ты так с ней по-солдафонски, – главный тут же зашёл за Еленой, словно всё это время стоял под дверью, – врач она от Бога, просто наша палочка-выручалочка и талантов куча.
 - Пусть эта куча будет на другом огороде. – Полковник еле скрывал своё неудовлетворение прошедшей беседой. – Старая она для Данила, да и с привеском… Ему бы молоденькую, хорошенькую Дюймовку. К примеру такую, как мы с тобой встретили в вашем коридоре.
 - А… Это – Алёна Лисицкая, фельдшер, смазливая девочка, вечная Снегурочка, артистка ещё та…
 - Артистка – это хорошо… – задумчиво проговорил полковник, – вот с такой бы и переписывался Данил. Совсем другое дело! Чиркни-ка мне её телефончик и адресок не мешало бы…
 - Сделаем, раз надо! Думаю «против» не будет: она уж очень симпатизировала твоему сыну, как и многие тут... А насчёт Елены и Данила ты напрасно переполошился. Ничего у них не было… тут все, как на ладони и сплетников хоть отбавляй. Не были замечены. Всё в достойных пределах. Как говорится, «их машина по ночам после вызовов не качалась»… А иные очень раскачивают… – Главный пытался толи поюморить, толи пооткровенничать, чтобы как-то скрасить визит своего некогда очень хорошего приятеля. – У меня сам видишь, какие красотки, а работа у них – стрессы да тяжести и… носилки… мужская работа, не девичья. Вот и расслабляются… иногда. Правда, за всю мою бытность всего два случая было. И то, одни в итоге поженились.
 - Ладно, не соблазняй своими девками, пошёл я из твоего вертепа. – Полковник устало вздохнул и ретировался.
                Поездка.
 В конце декабря Лена прибыла на консультацию в клинику московского мед университета. Уже после первых исследований её сердца на новой, ещё не доступной каким-либо республикам СССР аппаратуре, стало ясно, что без оперативного вмешательства не обойтись. Госпитализацию назначили на понедельник. А сегодня календарь демонстрировал пятницу.
 - Это судьба! Надо попробовать съездить в Ленинград. Самолётом рискованно, можно спровоцировать приступ аритмии, а поездом… могу не успеть туда-сюда за один день. Значит, лечу самолётом! – Прямо из клиники Лена позвонила в справочные вокзала и аэропорта. Первый рейс на Ленинград был в восемь утра. Оставив чемодан в камере хранения на вокзале, Лена отправилась на ближайшую подстанцию скорой помощи: в гостиницу менее чем на сутки не размещали. Добралась до станции. Прошла свободно. Нашла старшего смены и попросилась на шестичасовой ночлег. Приятный во всех отношениях старший врач смены был, конечно, удивлён такой смелой выходке коллеги, но в ночлеге не отказал. Более того, он с большим удовольствием пообщался с Еленой, а за два часа до рейса попросил подбросить её в аэропорт – после обслуживания вызова в той стороне (просто повезло с вызовом!). Елена даже посмотрела, как работают её коллеги-москвичи. И по-хорошему позавидовала: машины новые, аппаратура последних образцов, а всё остальное – схоже…
 Итак, благополучно приземлившись в аэропорту города-героя Ленинграда, на рейсовом автобусе Лена доехала до самого центра города. Всюду находились будки справочного бюро, и потому она без труда нашла нужный транспорт, чтобы добраться до Военно-медицинской Академии. Уткнулась в огромных размеров, как ей показалась, чугунную изгородь, отделяющую территорию Академии от жилого массива города. Постояла, помёрзла на непривычно холодном ленинградском ветру. Наконец узрела проходящего за изгородью, по-видимому, дежурного, спросила, как можно встретиться с обучающимся здесь курсантом. Поняла, что это потребует времени и усилий. По звонку дежурного её пропустили в какое-то дворовое помещение, где, осведомившись к кому и с какой целью она приехала и кем из родственников доводится курсанту, записали паспортные данные Елены и обозначили время посещения. До назначенного времени было целых четыре часа.
 Лена убивала время походами по городу, в котором она была впервые. Серый камень под снегом производил на неё немного удручающее впечатление. Выросшая в тёплой, солнечной республике, она привыкла к ярким краскам, улыбкам прохожих и лёгкости городских построек. Она смотрела по сторонам, отмечая холодную красоту и величавость зданий и, подгоняемая ледяным ветром, заходила во все встречающиеся ей магазины, чтобы погреться. Так набрела на кафе, где выпила вкусный какао с бутербродом. В продуктовом постояла в очереди, набирая по килограмму сыра, колбасы, печенья, конфет, взяла несколько баночек сгущёнки, шпроты, булочки и несколько видов сока в бутылках. Нагрузилась серьёзно.
 - Куда Вы, простите, так много набираете продуктов? – услышала Елена за своей спиной дребезжащий старушечий голос.
 Лена обернулась. Маленькая сухонькая старушка вопросительно смотрела на Елену своими выцветшими глазками.
 - Я – курсантам в Академию, гостинец собираю… – почему-то стала оправдываться Лена.
 - Курсантам, это хорошо. Молодец, детка! Им, голубчикам, еды всегда не хватает: молодые, да и сил много тратят. А кто у Вас там: брат, муж?
 - Брат… второй раз за день соврала Лена и почувствовала, что покраснела до кончиков ушей.
 - А я тоже подкармливала военных и деток сироточек. В блокаду. Тяжко было всем… И тяжко и страшно. Но ничего, выжили. Вот теперь в магазин хожу. Беру понемногу, чтобы свежее было. И до сих пор удивительно, что всегда можно еду взять, что всем хватает… смотрю и радуюсь! Я же одна осталась. Живу здесь недалече. Может Вас в гости пригласить? Одеты Вы легковато, приезжие наверно? Если есть времечко, любезно приглашаю чаю горячего испить. Пойдёмте, пойдёмте! – старушка взяла под руку растерявшуюся Лену.
Конечно, Лена слышала о том, что блокадники особенные люди в Ленинграде, но вот сейчас, впервые столкнувшись с чудной бабулькой, растерялась и расчувствовалась до слёз. Посмотрела на часы. До назначенного времени свидания оставалось полчаса:
 - Благодарю Вас, сердечно благодарю, бабуленька.
 - Маргарита Ивановна, – назвала себя старушка.
 - Очень приятно, я – Елена. Но, к сожалению, вынуждена отказаться от Вашего заманчивого предложения. Не успею. А опаздывать никак нельзя. И ещё… простите, что неправду Вам сказала: к любимому я приехала, к любимому парню –
Ей показалось, что Маргарита Ивановна улыбнулась одними своими лучистыми морщинками у глаз.
 Лена подождала, пока Маргарита Ивановна рассчитается за покупку (очень хотела предложить ей рассчитаться за её покупку, но почувствовала, что этим поступком обидит человека, который привык сам отдавать своё последнее…). Единственное что она смогла, это помочь Маргарите Ивановне переступить слегка обледенелый порог магазина. И ещё несколько минут Лена стояла, гружённая двумя пакетами провизии, и смотрела вслед удаляющейся хрупкой сгорбленной фигурки добрейшей и, конечно же, мужественной, сильной духом женщины.
 Прибыла точно по времени. Дежурный проводил её, по-видимому, в жилой корпус курсантов. Сам поднялся на второй этаж и, наверно на лестнице, встретив Данила, громко произнёс:
 - Райский, к тебе сестра приехала! (да-да, Елена не могла ничего придумать, кроме того, что она приходится двоюродной сестрой).
 - Какая сестра? – услышала Лена родной голос с нотками удивления и совсем потерялась в пространстве от волнения и неожиданно навалившегося на неё стыда… Она только слышала своё неровно колотящееся сердце. Затем было всё, как в тумане: она видела спускающегося в форме курсанта – Данила, его растерянно-счастливые глаза. Слышала какие-то торопливые его слова, то, как он взял из её руки и передал кому-то один пакет с едой, принесённый Еленой. Второй пакет Елена, как будто бы не отдавала, приберегая для самого Данила. Затем они вместе спешно пересекали территорию Академии по направлению к огромному корпусу какого-то здания и наконец, оказались в большой студенческой аудитории ещё старого образца, со сплошными скамьями. Оказались только вдвоём. Стало немного душно, но очень тихо. Только непослушно кувыркалось в груди её взволнованное сердечко и слышалось учащённое взволнованное дыхание Данила:
 - Как так! Боже, глазам до сих пор не верю!... Что это – ты! Любимая, любимая моя!! Разденься, здесь тепло. Это наш лекционный зал, сегодня занятий уже не будет. Он пустой, он наш… Поднимемся повыше… Расскажи, как ты, как Илюшка, мама? Где остановилась? Надолго?.. – Данил засыпал Елену вопросами с такой поспешностью, что она не в состоянии была, даже при огромном желании, на них сразу ответить. Она просто смотрела на его исхудавшее личико, на его пухленькие губы… ей хотелось побыстрее накормить курсанта всеми вкусностями, которые она ему накупила.
 - Поешь, и потом поговорим! – наконец произнесла Елена внятную фразу и впервые за время их встречи, услышала себя.
Данил рассмеялся:
 - Как тогда, на Новый год: «поешь Данил…». Я сыт, сыт я! Здесь режим, кормят на убой. Всё есть, всё, кроме тебя! Я истосковался… Ты мне снишься каждую ночь! Разговариваю с тобой, а засыпая, зову. Это наваждение! Я так больше не могу! Не выдержу! Забери меня отсюда… Давай сейчас же вместе сбежим, куда хочешь, хоть на край света! Подальше от всех… Я хочу быть только с тобой! Хочу чувствовать тебя... Только тебя! Ты моя единственная, самая единственная на свете! – Не успела Елена опомниться, как Данил начал расстёгивать на ней не только кофту, но и всё, что расстёгивалось в одежде сверху. Оголил её грудь и жадно припал к заострившимся возвышенностям, утопая лицом… Беспрестанно целовал щёки, впивался в губы и постепенно раздевал ниже пояса…
 - Миленький ты мой, – пыталась сопротивляться Елена, – ну подожди, подожди… Давай вначале поговорим, мне так много надо тебе рассказать, объяснить… У нас же целый час времени, до твоего построения, мне так сказали…
 Нет, он не слышал её: страсть раздирала парня на части. Он шептал что-то уже почти невнятное и добирался, добирался до заветного..:
 - Ты одна у меня… первая… единственная… не откажи мне, умоляю… Ты самая красивая и нежная… Разве можно… забыть тебя такую… первую?..
 Елена уже лежала на скамье, на сложенных вместе – его шинели и её пальто, и Данил, ведомый каким-то врождённым мужским инстинктивным знанием, очень точно находил самые чувствительные точки её тела и уже играл по ним, как по видимым лишь его сердцем нотам, ту единственную мелодию их чувственной любви… Остановить эту бурю ласк казалось нереальным, наоборот, буря только набирала обороты до степени шторма или смерча… Молодое тело диктовало ей свои законы сильных и глубоких движений, и Елене оставалось только подчиняться этим движениям, уносящим её своими завершениями в бездну безрассудного блаженства:
 - Ну всё, всё, миленький ты мой! Достаточно. Время…
 - Именно, что время: у нас только час… один час.– И он с новой силой скручивал и сплавлял их тела в неистовом танце страстей…
Наконец, обессиленные, они улеглись рядом на узкой для них двоих скамье.
 - Ты у меня первая… самая первая… Спасибо тебе…– Данил держал свою руку на её груди. И только сейчас почувствовал, как неровно бьётся её сердце. Посмотрел на лицо. Оно было бледным.
 - Что с тобой, Лена? Тебе плохо?
 - Немного сложно… Нет, не плохо! Наоборот – хорошо!.. Не переживай. Тут хоть кому станет сложно выдержать… такую страсть! – Она ласково улыбнулась и погладила его по вспотевшей шее, щекам, почти мокрому ёжику волос на голове:
 - Давай одеваться, вдруг кто-то нечаянно зайдёт?
 - Не зайдёт. Все готовятся к построению. – Он глянул на часы на руке Елены, – Ещё осталось десять минут.
 - Вот именно. А тебе надо одеться, добежать, переодеться и снова одеться…
 - Успею… сейчас… он снова приблизился к ней и снова взволнованно задышал…
 - Нет. – Твёрдо отрезала Елена. – Я не хочу принести тебе непричтности.
 - Приноси, приноси! Скорее отчислят...
 - Не говори глупости. Не будь действительно барашком… Кстати, твой родитель меня просил наставить тебя на путь истинный… Обещай мне, что будешь учиться. Смотри в глаза и поклянись нашей любовью, что будешь... Тогда я смогу ещё встретиться с тобой. А по другому – нет.
 Данил словно пропустил мимо ушей информацию об отце:
 - Клянусь… Только ты обязательно встретишься со мной и обязательно скоро! Тоже обещай! – Он торопливо одевался, застёгивался и становился похожим на всех тех пареньков в форме, которых видела Елена, недавно стоя у изгороди.
 - Беги, я сама уйду… мне надо сегодня обратно на «Стреле» в Москву.
 - Зачем в Москву? – уже криком спросил Данил, стоя далеко внизу, почти на пороге аудитории.
 - Я тебе потом всё объясню. Напишу. Жди!
 - А ты меня не забудешь?.. – Он не дождался ответа...
 - Нет, конечно, не забуду…– прошептала Елена, – ты ведь тоже у меня первый… такой…
 Через пятнадцать минут она вышла из учебного корпуса Академии, даже не вспомнив о втором пакете с едой, предназначенном Данилу и оставленном ими в аудитории.
 Когда Елена пересекала двор, она видела вдали чёткую линию построения курсантов. Среди многих из них высоким ростом выделялись лишь двое. В одном из них она узнавала Данила. Она видела, как он в шинели, с завязанными под подбородком ушами зимней шапки, осторожно поворачивает свою голову по сторонам, конечно же, ищет глазами Елену, а может быть, ей это только казалось…
                Обратный путь.
 На «Стрелу» Лена взяла билет без проблем. Поезд отбывал через полтора часа. Выйдя за пределы вокзала, Лена начала искать киоски с сувенирами: обычно в таких киосках продают открытки города, всякую бижутерию, ручки, карандаши, тетрадки, мягкие игрушки, брелоки... Поблизости киоск был практически пуст, по крайней мере, к вечеру всё интересное было раскуплено. Сама продавщица в киоске, что тоже очень удивило Елену, посоветовала покупательнице проехать пару остановок до почтово-телеграфного отделения, где был очень хороший, большой киоск. Лена успевала. Доехала быстро, и по привлекательно светящимся окошкам определила, что это именно тот киоск, который ей нужен. Набрала ленинградских сувениров и решила зайти на почту, послать маме телеграмму, что всё в порядке, и она в понедельник ложится в больницу.
Но телеграмму ей послать не удалось…
Ещё на подходе к двери здания почты и телеграфа, она увидела на ступеньках развалившуюся человеческую фигуру. Сработал профессионализм: тут же, забыв обо всём, она бросилась на помощь. Человек, одетый в дублёнку, лежал вниз лицом на почти ледяных ступеньках здания. Попросила выходящего из почтово-телеграфной двери немолодого мужчину помочь ей перевернуть человека. Перевернули. Молодой человек, примерно возраста Елены, дохнул на неё изрядным уже перегаром в смеси с недавно принятым алкоголем. (Елене часто приходилось подбирать пьяных на улице, так что степень опьянение и сроки принятия определяла, как ищейка...). На шее молодого мужчины держался одним концом белоснежный шарф, испачканный кровью. По-видимому, он упал сам, или его «упали». Сейчас это не актуально. Актуально, что на таком морозе с ветром он может получить серьёзные отморожения. Елена попробовала посадить человека, но не смогла: мужчина был крепкого телосложения и нехилой упитанности. Открыл глаза, промычал, что ему плохо и что не надо его спасать. Что его предали и ему надо в Москву.
 - Понятно – очередной страдалец… – Елена применила свой беспроигрышный приём для пьяных:
 - Вставай, или сейчас за тобой милиция приедет, и в вытрезвитель отравят, и под холодной водой держать будут пока не протрезвеешь.
 Не сработало. Постояла немного рядом с лежащим, понимая, что время тикает… и поезд её ждать не будет. И парня жалко, ну что ему, лет 28-30. Через полчаса в себя придёт, если чаем отпоить… Увидев такси с зелёным глазком на другой стороне дороги, Елена перебежала дорогу, подогнала такси и, остановив здорового, крепкого на вид прохожего, умолила его и водителя такси усадить её «пьяного мужа» в такси. Опять пришлось врать с родством… А иначе как? Любой, поняв, что подбираешь чужого человека, помочь откажется и ещё у виска пальцем покрутит. Доехали до вокзала. В тёплой машине парень немного ожил: стал говорить внятнее и сидеть поувереннее. Елена попросила, за дополнительную плату, водителя такси подождать её, пока она раздобудет питьё. Водитель, правда, нехотя, но согласился. В вокзальном буфете Лена купила двухлитровую банку томатного сока. Выпила стакан, остальной сок вылила в туалетной комнате и попросила буфетчицу наполнить банку сладким чаем. Рассчитавшись, понеслась к машине. Горячий чай на глазах делал из «пьяницы» человека… Осушив почти всю банку, парень начал рассказывать свою историю. Но водителю это было совсем не интересно по всем соображениям, и он помог довести товарища до зала ожидания и отправился восвояси.
 - Если будете себя хорошо вести, попробую помочь Вам добраться до Москвы. – Пообещала Елена парню. – Я сейчас, лишь снова очередь займу. Себе-то я билет уже взяла. – Она быстро пошла в сторону кассы, ещё раз обернувшись на сидящего в развалку пьяного, и у неё мелькнула мысль: «Не обчистили бы...». В очереди постояла считанные минуты, пока за ней не занял очередь другой будущий пассажир. Но… лучше бы она не думала про «обчистили»… Когда Елена спросила парня, есть ли у него деньги и документы, он уверенно махнул головой. Только после его, еще не совсем скоординированных движений в поисках денег по карманам одежды, в наличии ничего не оказалось… вообще ничего.
 - Значит документов и денег или не было, или пропали… Если сейчас привлекать милицию, затянется так, что точно поезд уйдёт. Ладно… – Лена достала свои деньги и пошла теперь уже спокойно достаивать занятую очередь. Купила билет в соседний вагон, в её вагоне мест уже не было. За двадцать минут до прибытия поезда Елена поняла из путаного рассказа Сергея Петрова, родом из Челябинска, коим оказался парень, что он приехал к своей возлюбленной в Ленинград и застал её с другим. Что теперь ему надо к друзьям в Москву, потому что там его вещи. И что вчера его жизнь потеряла смысл и надо с ней, жизнью, как-то покончить. Но как, он ещё не решил.
 Теперь Лена спокойно рассмотрела парня: спортивный, кудрявый, глаза небольшие, голубые, нос прямой, при улыбке ямочки не щеках. В отличие от брюнета Данила, Сергей – блондин и ещё курит.
 - Данил… –  Сердце Лены сжалось от обновлённого коктейля всяких трепетных чувств. Она старалась, по крайней мере, сейчас не думать о нём, не вспоминать, иначе сразу душили слёзы и таяли силы. Но мысли всё равно пробивались и эмоции были слишком свежи… – Как он? А вдруг ему дали увольнительную и он сейчас примчится проводить её? Или в этот момент где-то рядом, наблюдает за ней, за тем, как она возится с каким-то пьяным парнем? Смотрит и ревнует, и сердится… и сейчас подойдёт к ним с разборками… Нет. Это просто фантазии. Не дадут Данилу увольнительную, он там, похоже, много накуролесил… И вообще, её нежный Данил сейчас готовится к отбою или уже спит. Может быть, тоже думает о ней… Главное, чтобы ни о чём не жалел…
 - Миленький ты мой… – неожиданно вслух произнесла Елена.
 - А что, ты мне тоже понравилась… – Сергей смотрел на Елену ещё плавающими глазами, но уже всё соображал.
 - Поехали! Состав подошёл. За ночь отоспитесь, и всё у Вас будет в порядке…
Вначале Елена помогла шатающемуся Сергею дойти до его купе в соседнем вагоне. Недовольная видом пьяного, проводница хотела что-то возразить, но Елена умоляюще посмотрела на неё:
 - Муж мой. Едем со свадьбы. Перебрал, понятно… Уж простите. Я еду в следующем вагоне, если что, зовите. Он Сергей, я – Елена. Вот его билет.
 Когда Лена, наконец, оказалась на своей полке и расслабилась, она просто разрыдалась, тихонько всхлипывая, чтобы не разбудить спящих на нижних полках детей, папа которых уже звучно сопел на соседней верхней полке.
Сна не было. Ей всё казалось, что она чувствует присутствие Данила, слышит сквозь стук вагонных колёс его учащённое дыхание, ощущает его прикосновения на своём теле… А когда, уже ближе к утру, Лена всё же задремала, её разбудил властный голос проводницы из соседнего вагона:
 - Связалась я тут с вами! Елена, идите утихомирьте своего мужа! Он то требует постельное бельё, то жить не хочет… Отдыхать людям не даёт!
Лена пошла за рассерженной не на шутку проводницей в соседний вагон и получила то, что предвидела, но надеялась всё же избежать: разъярённые соседи по купе наперебой ставили жену в известность, что её муж дебоширит уже не один час, и что они требуют ссадить его или хотя бы убрать из их вагона.
 - Что он говорит? – после тирады своих извинений спросила Лена.
 - Говорит что попало, но требует дать ему постельное бельё, а денег у него нет!
- Вы бы хоть деньги-то дали мужу своему, что ж он и правда, как пёс без присмотра, на матрасе одном лежит!
 Лена осознала в душе и публично свой промах и, наслушавшись еще много неприятного в свой адрес, рассчиталась с проводницей за бельё. Проводница, при Лене, принесла чистое белье и положила у изголовья Сергея. Простынь Лена хоть как-то смогла растянуть по матрасу, а с подушек сдвинуть дебошира не смогла…
К счастью, до самой Москвы больше никто к ней в вагон с жалобами не приходил.
 Ранним утром, когда поезд остановился и пассажиры посыпались из вагонов, ноги Лены и Сергея поочерёдно ступили на московскую землю. На удивление, он сразу её узнал: трезвый, как стёклышко, постоянно благодарил Лену за его спасение и извинялся за связанные с ним проблемы и хлопоты.
На автобусной остановке, вдруг, неожиданно встал на колени и стал просить поехать вместе с ним к его друзьям на улицу Беговую. Говорил, что очень хочет отблагодарить Лену за помощь, познакомить с друзьями и вообще так будет правильно и по человечески… Тем более, что ему нужно узнать подробности, в какое время у него могли украсть деньги и документы. И чтобы Лена, при необходимости, стала бы свидетелем, что он действительно находился на вокзале в Ленинграде и там искал свою потерю. Словом, уговорил. Друзья встретили Сергея с такой радостью, что стало понятным – парень он не из гуляк.
Так Лена попала в уютную семейную обстановку, где (кроме родителей) ещё двое погодок рассекали пространство небольшой квартиры. Познакомились, сильно восхищались поступком Лены и благодарили за помощь. Предложили принять с дороги ванну. Это было очень кстати: Лена долго мылась под душем, но горечь расставания с Данилом не смывалась – ни водой, ни слезами…
Затем все вместе завтракали. Потом пели песни под гитару. У Сергея был расчудесный, профессионально поставленный голос. Он долгое время пел в ансамбле. Оказалось, что предательство его девушки не было его пьяными бреднями, и он действительно был на грани суицида, о чём сказал друзьям по телефону, когда звонил из Ленинграда (ещё не будучи в стельку пьяным).
Расспрашивали и Лену: о её жизни, и работе. Узнав, что она врач, очень обрадовались и ещё до вечера засыпали вопросами о своих или чьих-то проблемах со здоровьем. На кухне, помогая хозяйке мыть посуду, Лена вкратце рассказала о своей поездке и о ближайших планах в Москве. Наташа, как звали хозяйку квартиры, тут же предложила Лене переночевать у них, а завтра прибыть в клинику, как положено. Гарантировала абсолютный покой, так как муж сегодня ночью собирается таксовать, и Серёга тоже поедет с ним. А утром Наташа подскажет Лене, как с помощью метро быстро добраться до клиники. Так и порешили. Парни действительно отправились на дополнительные заработки, правда, Сергей не очень хотел оставлять Лену:
 - Может, я в следующий раз с тобой поеду, Митя. Всё же с бодуна и с дороги, и после дебоша, как Лена говорит…
Наташа жестом показала мужу не согласие… И тот уверенно заявил:
 - Нет, Серёга, следующий раз неизвестно, когда ты приедешь. Билет у тебя на послезавтра, да и девушку теперь, наверное, среди своих искать будешь. За одной уже поездил за три моря, как говорится. Так что сегодня мы вместе на вахту…
 - Тогда утром ты меня дождись, обязательно дождись. – Сергей подошёл к Лене и приобнял её за плечи. – Я, правда, впервые так надрался… Обидно стало. Зачем ей было врать? Да ладно… проехали. Ты меня дождись. Я всё для тебя сделаю, всюду провезу, во всём помогу. И сыну твоему подарок куплю и тебе! Подожди, я ещё к тебе в отпуск приеду. И к себе вас повезу, покажу тебе жизнь уральскую. Я инженер-металлург, получаю очень прилично. Не пожалеешь…
 Спать легли за полночь и опять Лену накрывало наваждение присутствия Данила… Опять всплывали в памяти нюансы их встречи, их трепетные ласки... Дважды она вставала, чтобы охладить свой внутренний жар питьём воды прямо из-под кухонного крана. Наконец уснула. Утром, за ранним завтраком, Наташа убедительно советовала Лене обратить своё женское внимание на Сергея, говоря, что лучше парня, а в перспективе – семьянина ей не встретить. Но Лена лишь выслушивала Наташины доводы и молчала. Только в конце разговора, сказала:
 - Не мои слова, но смысл таков: когда закрывается одна дверь, открывается другая. А я, милая Наташенька, ещё не готова закрыть первую...
 - Понятно, сникла Наташа. Но тогда возьми хоть адрес Сергея. Телефона у него нет. Может когда-то и появится необходимость открыть… что-то новое?
 - Спасибо, добрая Наташенька! У меня теперь есть ваш телефон, если что, я позвоню. Спасибо огромное за всё.
Когда Лена одевалась в прихожей, зазвонил телефон. Лена четко услышала, как Наташа объясняла, на какой станции у Лены будет пересадка. И что он ещё успеет. Догадалась, что звонил Сергей.
На станции Комсомольской, где у Лены, по подсказке Наташи, должна была быть пересадка, Лена действительно увидела стоящего с букетом цветов Сергея. Он внимательно вглядывался в потоки идущих к вагонам людей. А Лена стояла за ближайшей колонной и говорила себе, что не знает, когда закроется её любимая дверь и закроется ли вообще?.. Подождав пребывания и убытия трёх составов, погрустневший Сергей уехал.
 А дальше была клиника, неутешительный диагноз, очень неудачное лечение Елениного сердца, после чего она уже никогда не чувствовала себя здоровой и не могла даже мечтать о повторной беременности.
 Вернувшись домой, Елена уволилась со «скорой» по состоянию здоровья и была переведена в другую больницу кардиологом.
 Данил писал часто. Писал о том, что постоянно сидит в аудитории на их скамье и чувствует её запах, её присутствие рядом. Что сходит с ума от мысли, что они не скоро увидятся. Возмущался Лениным молчанием, умолял ответить, хотя бы одной буквой или даже запятой… Искал причину её молчания в себе. Бесконечно просил прощения. Пытался вызвать у Лены ревность, сообщениями, что ему начала писать письма Алёна-Снегурочка. Что она любит его и готова на всё ради того, чтобы быть вместе. Потом он предполагал, что Лена беременна и убеждал её, что очень хочет ребёнка, второго Илюшку.
После этого письма, Лена особенно долго плакала. Наконец, написала ему буквально две строчки:
 «Миленький ты мой! Ты не представляешь, как я тебе благодарна за твою такую чистую и светлую любовь! Я бы всю жизнь хотела быть твоей, но… так складываются обстоятельства, что пока (слово «пока» она зачеркнула) я тебе ничего не могу даже обещать… Прости меня, если можешь. Я желаю тебе только добра! Всегда твоя Лена».
 На её ответ последовал новый шквал его писем. Затем молчание. А потом Данил написал, что ему стало абсолютно точно известно, что Лена, под предлогом болезни, перешла работать в другую больницу. А на самом деле там у неё любовь с холостым зав неврологическим отделением. Но он, Данил, всё равно её любит и прощает ей её неверность. И скоро докажет ей свою вечную любовь! Затем пришло короткое письмо, что родители резко переехали в Ленинград и теперь под жестким контролем не только сам Данил, но и все его общения и даже его переписки…
Больше от него писем не было.
P/S
 Прошло много лет. Как-то в соц. сетях на Елену вышла одна из бывших фельдшеров их «скорой». Написала, что очень рада, что Елена Владимировна жива, что, когда она исчезла для всех, все боялись, что навсегда... Написала, что часто вспоминали её самыми тёплыми словами. И ещё, что через год после окончания Военно-медицинской Академии, как раз, когда произошёл распад СССР, к ним на « скорую» заезжал Данил Райский с женой. А жена у него, оказывается, бывшая фельдшер Алёнка-Снегурочка. Что она стала такой важной… и у них родилась девочка. А кому-то из фельдшеров Алёна проболталась, что назвали дочку Еленой – из-за Данила: это было его условие, иначе бы на ней, Алёне, он не женился. И что сам Данил всех расспрашивал о Елене Владимировне, но кроме того, что она через два года после увольнения со «скорой» переехала, кажется в Сибирь, ничего не узнал.
***
рисунок Юлии Пушкарёвой.