Именем Космоса. Часть 3. Глава 42

Глава XLII

Врач встретил Фарите сдержанно, спросил, чего ещё ему ждать и не надо ли брать её под стражу.

– Может быть, за вами снова гнались космические пираты?

Фарите смеялась. Ещё никогда в жизни она не была так счастлива.

– Я больше не побегу! Я буду теперь отдыхать и лечиться. А если вы позволите, доктор, займусь в тишине своей курсовой. Может быть, в виде исключения мне разрешат сдать её осенью. Жалко терять целый учебный год!

Врач заново полностью обследовал её, и, в скором времени убедившись, что его несговорчивая пациентка в самом деле подчинилась режиму и врачебным предписаниям, сменил гнев на милость и разрешил ей заниматься её работой.

– Только понемногу и правильно распределяя нагрузку! – предупредил он.

Люди, с которыми Фарите разговаривала у транслятора накануне своего побега, при встречах принимались поздравлять её с успешным окончанием суда. Она видела, что её узнают теперь многие, но, по счастью, узнавшие держали своё любопытство при себе.

– Так у вас в самом деле хранились документы? – со вздохом спросил врач как-то раз. – Что ж, всем нам приходится иногда признавать свои ошибки, и я, что называется, посыпаю голову пеплом. Я с недоверием отнёсся к вашим словам год назад, и, хоть представители СГБ объяснили мне потом, в чём было дело, но я решил, что с одним человеком не может без конца происходить нечто исключительное, и у меня было объяснение более логичное. Я наказан за свою самоуверенность.

Фарите, смеясь, обняла врача за шею. Она любила весь мир, а тем более его, который избавлял её от серьёзной болезни.

Обретя душевный покой, она быстро пошла на поправку.

К ней прилетал Даргол, время от времени её навещали с детьми Аифаш и Тэад. И Земля цвела вокруг неё, как некогда Аниота.

Вернувшись на Землю, Майран прилетел к Фарите. Они ушли из больничного парка в лес. Дорожка была широкой, ветви берёз и осин смыкались над их головами, жёлто-зелёные пятна света качались на траве и густых зарослях малинника, тяжёлые ягоды клонили ветки к земле. Воздух напоён был запахами трав и грибной сыростью. Кое где пели птицы.

– Скажи мне, Фарите, – спросил Майран. – Ты же видела, как я бьюсь, словно рыба об лёд, чтобы выяснить о Дарголе хоть что-то! Почему ж ты молчала?

Фарите вздохнула. Она ждала этого вопроса.

– Даргол взял с меня слово, что я буду молчать.

– Понятно. Значит, ты одна несла это! Характер у тебя, Фарите, как алмаз – ясный и твёрдый.

– А я думала, ты на меня рассердишься, – сказала Фарите тихо.

Майран рассмеялся. Он набрал горсть малины и высыпал в ладони Фарите.

– Ты такой радостный, – сказала Фарите. – Это потому что Даргол оправдан или есть ещё причины?

– Конечно, Даргол. Но ещё – на службе хорошие известия.

– Что-то связанное с Терцией?

– Нет. Другое. Гепард нашёл местонахождение одной мелкой группировки, которую мы искали больше года. Она неосторожно оставила свою «визитку» на ограблении. А может быть, это не было неосторожностью. Теперь мы разрабатываем одну операцию...

Это была операция по установлению связи с Игорем и передачи ему «связничка». Найденная группировка была Радаром.

От Фарите Майран полетел к Дарголу и Анне. Тэад оказался на службе, но у матери была с Наташей Аена.

...Наташе объяснили, что человек, которого раньше ей представили Капитаном, – её дядя. Наташа отнеслась к известию вполне невозмутимо, спросила, не эсгебешник ли он.

– Почему ты так решила?

– Потому что все мои дяди эсгебешники.

– Нет, – ответил Даргол. – Я не эсгебешник.

Ему было интересно, не станет ли Аена опасаться оставлять с ним дочь один на один, и вообще, как отнесутся к появлению такого человека, как он, в этом доме. Но он так и не перехватил ни одного тревожного взгляда в свою сторону – ничьего, кроме взгляда Аифаш.

Майран и Даргол поздоровались, прошли в большую комнату. Пока Майран разговаривал с Анной и Аеной, Даргол молча стоял по своей привычке у окна, переплетя руки на груди. Отсюда хорошо просматривались и вся комната, и двор. Возможно, домашние не обращали внимания на такую его дислокацию, да и сам Даргол скорее всего не отдавал себе в ней отчёта, но Майран подумал, что насторожённость, бывшая для Даргола нормой всю его жизнь, отпустит его ещё не скоро.

– Вот почему, – сказала Анна Майрану, обнимая его, – мне всегда казалось, что ты делаешь для меня что-то! Ты старался помочь моему сыну, только я не знала! Но как же твой сын?

Она объяснила Майрану причину своего недоумения.

Даргол обернулся, взглянул на Майрана.

– Когда Дарми родился, – ответил Майран, – я был на Терции, и Бойна назвала его моим именем. Может быть, она надеялась, что это поможет мне вернуться. А я сменил ему имя.

Мать закрыла глаза, кивнула.

– Сменил, как просто!

– Но такое и в самом деле не могло прийти в голову, – сказала Аена.

Майран спросил, что означали те слова Аены на Удеге о старшем в роду и лауркских чертах. Даргол, уже знавший об этом, с интересом наблюдал за реакцией Майрана на объяснение матери. Майран хмурился.

– Я вспомнил сейчас один из боёв, данных при мне Капитаном, – сказал Майран. – Я тогда впервые остро почувствовал особую способность Капитана к руководству, и задумался, как он передаёт свою волю подчинённым.

– Это не тогда ты говорил мне что-то о лауркских Циклах? – спросил Даргол.

– Именно. Получается, ты действительно можешь обладать даром передавать свою волю и замысел на уровне энергий!

– Но ты, кажется, не удивлён? – спросил Даргол.

– Как ни странно, нет. Я словно давно догадывался о чём-то подобном. В самом деле, как ещё можно объяснить твою такую твёрдую несклонность ко злу? А Фарите знает об этом?

– Знает, – сказала мать. – Но мы стараемся не выносить этой информации за пределы семьи.

– А между тем, у меня есть друг, которому было бы очень интересно познакомиться с вами. Он давно интересуется родом Ильчианы на Земле.

– Так вы знаете нашу семейную историю?

– Историю Ильчианы. Но что стало с ней и её потомками дальше – конечно, нет. Откуда?

– Но на Земле практически некому этого помнить. Кто он?

– Он – лаурк.

Анна кивнула.

– Это у него вы учились лауркскому знанию?

– Да. А я ведь приписал дар прозрения Фарите, но, оказывается, он принадлежит вам, Анна.

– Фарите очень чутка, – ответила мать. – Она обладает даром огромной веры – в людей, в события, в Великий Космос. Она умеет верить, не задумываясь, полагаясь только на своё чувство. Удивительная, удивительная девочка!

И Майран согласился.

– Да, Фарите удивительна.

Когда через полчаса Даргол и Майран шли по городу, Даргол спросил:

– Каким образом я могу увидеть Чиля?

– Застать его на месте трудно. Но как только вырвется, он прилетит на Землю.

– Ты увидишь его до тех пор?

– Не знаю. Не уверен.

– Если увидишь, скажи, что мне нужна его помощь. Да, впрочем, и твоя тоже. – Даргол помолчал. – Я хочу изучить лауркский язык, и ты говорил, что это возможно.

– Возможно, тем более для потомка лаурков.

– Да, я, как выяснилось, потомок лаурков, – сказал Даргол медленно. – Но, кроме того, вся эта группа языков мне незнакома. И ещё мне нужно прочитать письмо.

Майран не спросил, какое. Он понял.

– Но изучения языков мало, – продолжал Даргол. – Нужно что-то, чего я не могу пока понять...

Некоторое время они шли молча.

– Так, говоришь, место в цивилизации есть у каждого?

– Да. Не надо торопиться, Даргол. Для того чтобы обвыкнуться и осмотреться, нужно время. Займись своим образованием. Без него в цивилизации трудно.

– Без него везде трудно, – усмехнулся Даргол. – Ладно, этим я и займусь.


В первый же день, когда экипаж «Меридиана» вернулся на службу, Тэада вызвал к себе Ноэр Ниан.

– Так что же, Тэад, Капитан – твой родной брат?

– Да, иркмаан, – ответил Тэад. Он ещё сам не до конца осознал это.

– Что ж, я поздравляю тебя, твою мать и всю твою семью. И где твой брат планирует применить себя?

– Не знаю, иркмаан. Но мне кажется, найти своё место – это дело не одного дня.

– Такие способности, Тэад, нужны СГБ.

– Другими словами, иркмаан, вы приглашаете его попробовать себя в СГБ? А как же то, что он был пиратом?

– Если не ошибаюсь, он полностью оправдан?

Тэад не сдержал улыбки.

– Я передам ему ваше приглашение, иркмаан.

– Прекрасно. Тогда перейдём к делу. Четыре отделения нашей базы разделяют. Стажёры на общих основаниях включаются в состав вновь образованных отделений. У трёх отделений остаются прежние командиры. Пятое, вновь образованное, также состоящее из опытных экипажей и из бывших стажёров, возглавлю я. Таким образом, без командира остаётся твоё отделение, Тэад. Его по приказу командира космодрома возглавишь ты.

– Я, иркмаан?

– Ты. Далее. Я со своим отделением, а также ещё восемь, уходим на другие участки.

– То есть, нас оставляют на Земле?

– Именно.

– Так наше отделение не переформировывают, я правильно понял?

– Неправильно. Ты получишь три экипажа стажёров. Это «Коралл», «Армадена» и «Север».

Таким образом, Тэаду пришлось принимать командование. Его экипаж воспринял эту новость как должное, Уил сказал, что этого давно следовало ожидать.

Впервые собрав командиров экипажей своего отделения, Тэад увидел, как недовольно искривились губы Джоанны. Но её охотничьи инстинкты с некоторых пор были перенесены на другие, более понятные ей объекты, и проблем в общении с ней у Тэада больше не возникало.

Возникли другие проблемы. В экипаже «Коралла» вспыхнул конфликт, вышедший за пределы тойера. И разбирать конфликт пришлось Тэаду. Он знал, что не все экипажи удаётся подобрать сразу и на годы, обязательно оказываются один-два, которые требуют переформирования. Поскольку Джоанна не скрывала, что этот экипаж у неё не первый, Тэад поднял её личное дело. Оказалось, и предыдущий экипаж был расформирован из-за сложного характера командира – девушки отказались служить под её руководством.

Он вызвал Джоанну к себе на командный пункт. Она пришла, встала перед ним, постреливая глазами скорее по привычке, чем стремясь привлечь к себе внимание – этого в данной ситуации ей как раз не хотелось.

Разговор получился долгим. При неоспоримом военном таланте Джоанна обладала чертами характера, которые отталкивали от неё многих. Но нельзя заставить человека измениться, особенно если он сам вполне удовлетворён собой. Тэаду пришлось ещё много раз разговаривать с ней, обсуждать сложившуюся ситуацию с другими девушками её экипажа. Наконец он пригласил к себе Нелли. Она пришла немного удивлённая. Она знала о конфликте в её прежнем экипаже, но сама была давно уже в другом.

– Нелли, у меня к вам разговор довольно сложный. Девушки с «Коралла» говорят, что вы – единственная, кто умел ладить с Джоанной, и держался экипаж фактически на вас.

Нелли повела плечом.

– На мне? Нет, я просто знаю, что ею движет, это не ново. Наряду с таким в ней есть и хорошее. В бою она ориентируется лучше, чем кошка в темноте на охоте.

– Это я тоже отмечал. Но экипаж под её руководством практически распался. Я хочу предложить вам, Нелли, вернуться на «Коралл».

Брови девушки приподнялись.

– Но я хорошо себя чувствую на «Армадене».

– Ваш прежний экипаж чувствует себя без вас плохо.

– И я ответственна за это?

– Вы – человек, который может сохранить экипаж. Иначе Джоанне придётся уйти из Эскадры, и СГБ потеряет её вместе с её талантом и боевым опытом. Сейчас Войска наводнены людьми, недавно пришедшими из училищ, и важно сохранить людей с опытом.

– А как же «Армадена»? Габи ни за что туда не вернётся.

– Габи Вигман перейдёт на «Север», а штурмана с «Севера» попросим перейти на «Армадену».

Нелли покачала головой:

– Это сколько придётся опять привыкать к заменам, а время тренировок кончилось, мы больше не стажёры.

– После пяти месяцев службы опыт накопился. Нескольких тренировок хватит, чтобы экипажи сработались в новом составе.

Нелли попросила время подумать и через несколько дней, переговорив с девушками с «Коралла», дала Тэаду согласие. Джоанна знала, почему Нелли вернулась, и на полном серьёзе предложила ей переучиться на командира. Нелли не отступила и так же серьёзно обещала обдумать эту мысль. И, рассерженная, Джоанна сказала, что когда это случится, она подаст в отставку.

В связи с новым назначением Тэаду пришлось совмещать службу и семью с курсами повышения. Томясь от бездействия, Даргол наблюдал, как его младший брат уходит на службу, как, усталый, возвращается домой, как жена и мать провожают и встречают его.

Даргол осваивался в новом мире. В одном из ВУЗов для него разрабатывалась программа по самообразованию. Ему странно было не носить скафандра и говорить окружающим «вы». Его извечная насторожённость была уже неискоренима. СГБ уверяла, что его мать, братья с сестрой и их близкие прикрыты и найти их невозможно. Но он знал, что бывают нелепые случайности, способные выдать что угодно, как бы хорошо оно ни скрывалось, и не мог убедить себя, что его семья в безопасности, хоть и Майран придерживался мнения СГБ.

Он приезжал домой к Майрану, где всегда был желанным гостем. Почти ежедневно навещал Фарите.

Только услышав оправдательный приговор, Даргол до конца осознал, что сделал. Он согласился на суд. Он был почти уверен, что попадёт на Тиргму. Но его оправдали. Он – пират-предатель! И Фарите окажется теперь под ударом. И не на несколько дней, а навсегда.

...О чём бы они ни разговаривали, он не подходил к ней вплотную, не брал за руку. Но Фарите смотрела ему в лицо, и у неё не возникало сомнений в его чувстве к ней.

Они бродили по заросшим дорожкам больничного парка и его окрестностей, и радость Фарите, её абсолютное, ничем не замутнённое счастье были для Даргола тем отраднее, что он помнил её смертную муку на Терции.

Однажды Фарите спросила Даргола о том, что до сих пор пугало её – и куда сильнее, чем воспоминания о последних днях в фолкоме.

– Скажите, Даргол, вы правда умерли бы, если бы оказались на Тиргме?

Он ответил не сразу. Тема была сложной даже для него самого.

– Да, я обдумывал это, – сказал он прямо. – Во что превратилась бы на Тиргме моя жизнь? Но нет! Моя жизнь принадлежит тебе.

Фарите молчала, взволнованная этим признанием. И вдруг с её щеки соскользнула слеза. Фарите быстро отвернулась.

– Простите, – прошептала она. – Это от счастья.

Лесные заросли закрывали их со всех сторон, они были одни, и Даргол осознавал, как близка Фарите, как она его любит. Но он знал, что, переступи он определённую черту – и оскорбит её, уничтожит то, чего не сломали ни разлука, ни время, ни препятствия, для других непреодолимые.

Он сказал, обводя взглядом кроны деревьев и густой подлесок:

– Этот лес совсем не тот, что на Терции. Здесь не чувствуется присутствия человека, хоть жильё совсем рядом.

– Мне часто снилась Терция, – прошептала Фарите. Теперь она уже могла вспоминать те события без страха. – Вы хотели бы туда вернуться, Даргол? Там организованы посты СГБ, и туда можно.

– Это ненадолго, – сказал Даргол. – Скоро Терция снова станет пиратской.

У Фарите расширились глаза.

– Надо усилить базы! Майран знает об этом?

– Базы надо ослабить, чтобы не подставлять людей. Терция как группировка сейчас нужна, чтобы объединить разбежавшиеся группки пиратов. И пока там будет группировка, я туда не вернусь.

– Но Майран знает? – повторила Фарите.

– Знает, и согласен, что это наиболее правильно сейчас.

– Но СГБ положила столько сил! Во время операции погибли люди! Всё было зря?

– Теперь Терции не стать прежней. Но ещё около десятка лет она должна будет существовать.

– Это необходимо? – спросила Фарите, хмурясь. И Даргол снова почувствовал, насколько доверяет она его мнению. – Что ж, значит, так нужно.

Они снова пошли рядом.

– Помните, Даргол, как мы шли с вами на Терции? – спросила Фарите.

– Да, – ответил он.

Фарите взглянула на него – их души были рядом.

– Скажи, – спросил Даргол, – ты не играешь на каком-нибудь музыкальном инструменте?

– Только на гитаре немного.

– В самом деле? И можешь петь?

– Ну, – смутилась Фарите, – так, как могут петь все люди.

– А ты стала бы...

– Да, – не ломаясь, ответила Фарите.

– А освоить фортепиано ты бы могла?

– Это сложно, – сказала Фарите, поразмыслив. – Больших высот я едва ли достигну. Надо начинать с детства.

Даргол улыбнулся.

– Ничего, хватит гитары.


В доме матери Даргол увидел однажды, как Наташа рисует, сидя в большой комнате. Он остановился, глядя в её альбом. Нахмурился. В памяти встали, казалось, забытые картины из собственного детства, когда он был в возрасте Наташи – пяти или шести лет. Приёмная мать клала перед ним альбом с такими же чистыми белыми листами, как этот. Он брал кисть... Яркие линии замыкались на листе в контуры того, что окружало его на Терции – деревьев, исследовательских домиков, космических кораблей. Потом он раскрашивал это. И ему нравилось, что у него выходило, он был рад своим рисункам и тому, что мама хвалила его...

Наташа подняла голову.

– Вам нравится? – спросила она.

– Да, – не покривив душой, ответил он.

На Наташином рисунке тоже были дом и солнце, и дерево, а ещё мужчина, женщина и девочка, и собака рядом с ними.

– Садитесь рисовать со мной, – предложила Наташа.

Даргол молча покачал головой.

Дни шли, и Даргол наблюдал за жизнью людей, рядом с которыми оказался. Аифаш была всецело поглощена своими детьми и, кажется, получала от этого большое удовлетворение. Время от времени ей приходили письма из её Института, и она отвечала на них, иногда созваниваясь посоветоваться с Фарите. Тэад много времени проводил на службе и, когда бывал дома, то помогал матери с кое-какими делами, возился с малышами, а иногда по вечерам ездил куда-то с Аифаш, и для этих поездок она одевалась так, что Даргол получал лишнее подтверждение в безопасности этого мира.

Часто появлялись Аена с мужем, Володя и Тома.

Мать уходила каждое утро на работу, возвращалась после полудня и занималась домом или работой, подобной той, какой посвящали свои вечера Мария и Ллэйд. Он знал, что она делает переводы. Сам понимавший большую часть языков, обычно звучавших в Космосе, он не знал ни одного из тех, которыми занимается его мать.

Они говорили с матерью об этом и, оба обладающие лингвистическим даром, чувствовали, как словно тонкая нить взаимных интересов протягивается между их душами.

Но, несмотря на эти краткие контакты, он держался отчуждённо. Ещё немного сблизиться им помогла однажды простая домашняя ситуация.

Даргол проходил мимо двери на кухню, где мать занималась приготовлением обеда. Он остановился и долго стоял у порога, глядя на неё. Наконец негромко сказал:

– Мама...

Он как бы взвешивал и пробовал это слово.

Она обернулась. Её взгляд повлажнел. Даргол молчал, не решаясь сказать: «Я правда нужен тебе?» Она закусила губу, стараясь сдержать невольные слёзы, и протянула руки:

– Иди ко мне...

Он подошёл. Она обняла его, прижалась к его груди.

– Дарми... – прошептала она. – Мой Дарми!

Тогда он тоже обнял её.

...Прилетел Чиль. Он пришёл к ним один, без Майрана. Даргол увидел его и вышел навстречу. Они встали друг перед другом на веранде.

– Здравствуй, лаурк, – сказал Даргол.

– Здравствуй, amiko, – ответил Чиль.

Они пожали руки, глядя в лица друг другу.

Чиль сказал:

– Я не мог прилететь раньше. Много работы.

– Я знаю, – ответил Даргол. – Идём в дом.

– Я никогда не был в этом доме.

– Тебя здесь ждут.

Они вошли.

Анна вышла им навстречу. Чиль чувствовал её радость – не только от обретения сына, но оттого, что в дом стали приходить его друзья. Она провела Чиля в комнату.

Чиль всматривался в женщину, которую видел во время трансляции суда и ещё тогда почувствовал в ней нечто, чего не смог понять, но что очень привлекло его.

Даргол в нескольких словах рассказал матери о роли Чиля в освобождении его и Фарите. Чиль по-земному покачал головой.

– Моя роль небольшая.

Он продолжал всматриваться в Анну и вдруг спросил:

– Скажите, Анна, а у ваших предков не рождалось четырёхпалых детей?

Она посмотрела на Чиля внимательно:

– Нет, – ответила она, – хоть меня и удивляло это. Или, по крайней мере, об этом не сохранилось никаких записей.

– А такие записи велись?

– Они в библиотеке. Разве Майран не рассказывал вам?

– Я давно его не видел.

– Что ж, я расскажу вам нашу семейную историю.

Чиль выслушал рассказ Анны.

– Но для нас, лаурков, – сказал он, – никоим образом не свойственно передавать какие-то особые способности старшему ребёнку. Эта особенность сформировалась здесь, на Земле. Вы не позволили бы мне посмотреть ваши книги, Анна? Они все написаны на земных языках?

– Есть на лауркском, и мои предки свободно читали их, но уже не мой отец и не я. А посмотреть их можно. Даргол, может быть, ты покажешь их Чилю?

Едва сдержав улыбку – он не привык выполнять чьи-то просьбы, – Даргол кивнул. Они пришли в библиотеку. Даргол показал Чилю полки, заставленные похожими один на другой томами. Чиль бережно взял тяжёлый том в кожаном переплёте, открыл первую, исписанную от руки, страницу. Бумага была пожелтевшей от времени и плотной, явно обработанной чем-то от разрушения, язык – русским.

«Моё имя Елена Анатольевна Полякова, мне двадцать два года. В настоящее время я являюсь старшей в роду Ильчианы. Я обучена всем методам исцеления, мне и моим брату и сёстрам случалось применять способы лечения, не описанные в наших книгах. Я владею лауркским языком на том уровне, на каком владели им мои предки и насколько можно знать язык, заключённый в узкий круг знающих его людей. Также я владею русским, украинским, польским и белорусским языками, кроме того, знаю в совершенстве немецкий, английский, испанский и французский языки. Понимаю португальский и итальянский, немного знакома с японским и турецким. У меня есть сестра и брат, а также три сестры, не связанные со мной кровным родством, но не менее родные. Они также обучаются нашему знанию. Это я приняла решение обучать их, потому что в условиях, при которых мы познакомились и духовно сблизились, нам было иначе не выжить. Я решилась обучать их, обосновав себе это тем, что Ильчиана дала нашему роду только основу знания. Развивали и приумножали его мы уже на основании знаний сугубо земных.

Только что по миру прошла война, самая страшная из тех, что видела до сих пор Земля. Наш дом, где хранилась библиотека, сгорел, но книги были спрятаны в специально построенном хранилище в подвале».

Чиль взглянул на дату, проставленную на левом поле. Этой книге было больше четырёхсот пятидесяти лет.

Чиль стал переворачивать страницы.

– Как меня интересуют эти книги! – сказал он.

– Меня тоже, – ответил Даргол.

– Ты читаешь их?

– Да. Узнать, что твои предки служили чему-то большему, чем личный эгоизм, довольно приятно.

Когда они спустились в большую комнату, оказалось, что к матери приехала Аена. Она пожала руку Чилю и на его вопрос, знает ли она о происхождении своего рода, ответила:

– Да, знаю.

– Но как медиколог не верите?

– Отчего же, верю. Я же читала наши старые книги. Но... прошло шестьсот лет. Скажите, что могло остаться с тех пор? Ну, зрение и слух острее немного. И у мамы я не видела каких-то сверхспособностей, при всём уважении. Просто не понимала, что её настроенность на нас с Тэадом и уверенность, что Дарми жив, имеет один корень и это и есть её дар старшей в роду.

Чувство, которое испытывал Чиль, общаясь с этой семьёй, трудно было выразить на каком-то из земных языков. Наиболее близким определением было «эстетическое удовольствие». Ему удивительно и радостно было открывать для себя этих людей, словно новый мир. Действительно, что могло бы остаться в них от того давнего родства с лауркой, если бы они сами бережно не сохраняли и не приумножали самое лучшее, что в них было.

Чиль спросил, встречались ли их предки с лаурками, когда Земля вошла в Галактическое Сообщество.

– Встречались, – ответила Анна. – Про род землян с примесью лауркской крови на Родине Ильчианы не забыли.

– Но кто? Старейшие? – растерялся Чиль. – Я слышал за свою жизнь, как время от времени люди вспоминали об Ильчиане, и никто не мог сказать даже, было ли это на самом деле. Мирии, мать Майрана, предлагала мне поискать информацию о том суде в Архиве Галактики, но я так и не выбрал времени, а просить заняться этим кого-то из служащих – к сожалению, неоправданный расход их рабочего времени. Удовлетворять любопытство своего начальника?

Чиль улыбнулся и пожал плечами.

– Мои родители, конечно, не могли застать тех событий, но родители моих родителей жили в то время. Всего шестьсот лет! На суде Совета Галактики рассматриваются нарушения, не задевшие всего населения Галактики, но решение того суда, как и сам факт, что он имел место быть, ушёл в архивы, а об истории любви Ильчианы и её земного избранника остались предания.

Анна улыбнулась.

– Больше того, Чиль. Ещё до выхода Земли в Космос наши предки встречались с лаурками и представителями других цивилизаций, которые находили их, когда в Галактике нужны были какие-то данные о Земле. Получить их от землян, знающих о космических цивилизациях, было лучше, чем добывать информацию «инкогнито».

Чиль развёл руками, признавая, насколько мало знает он, как и любой человек, о мире, в котором живёт.

Приехав после этого к Марии и Ллэйду, Чиль сказал:

– Вы помните, Мирии, я рассказывал вам как-то раз о лауркской девушке Ильчиане? Я, не чая того, нашёл на Земле её потомков.

– Потомков? – переспросила Мария. – Так, значит, вся эта история была на самом деле?

– Как выяснилось, да. И самое удивительное, вы хорошо знаете, о ком идёт речь. Это Даргол и его семья.

– Как мне хочется познакомиться со всей этой семьёй! И теперь больше, чем раньше.

– Подождите немного, Мирии. Я уверен, что скоро это произойдёт.


Фарите выписали в начале августа. Даргол встретил её у больницы, они вместе добрались до дома. Фарите обняла Анну и Аифаш, весело поздоровалась с племянниками, которым вот-вот должно было исполниться полгода и они уже уверенно сидели.

Этим же вечером Даргол и Фарите подошли к Анне, и Фарите осторожно вложила в её ладони серебряный рутийский шар – свой или её, она уже не знала.

Мать закусила губы, чтобы сдержать волну острой боли, поднявшейся в груди. Шар вызвал множество воспоминаний, хоть она и знала, что увидит его.

Она смотрела на шар, полузабытый и связанный с самыми сильными переживаниями её жизни – свадьбой, всеобъемлющей любовью мужа, нападением пиратов и последним выстрелом Эйча Гривинстона.

Несколько мгновений Анна, Даргол и Фарите смотрели друг на друга.

– Он ваш, – сказала Фарите.

Мать покачала головой и вложила его в ладонь Фарите.

– Твой. Ваш с Дарголом.

Мгновение Фарите колебалась – и обняла Анну.

– Мамочка моя! – прошептала она.


Через несколько дней к ним обратились журналисты «Космического Вестника» Асаки Такугава и Томоко Накамура. Обещая быть предельно точными при написании статьи, они попросили Даргола, Майрана, Фарите и Анну рассказать о себе по порядку.

– Люди живо интересуются детством Даргола и всей жизнью, становлением характера, и тем, как вас, иркмаан, освободили. А также вашим другом, вашей избранницей и матерью, всей вашей семьёй.

Здесь же журналисты познакомились с Тэадом, который счёл необходимым увидеться с ними, кое-что объяснить и, хоть и с опозданием, но извиниться.

Серия статей, посвящённых Дарголу и его близким и словно ставящая точку в истории суда над Капитаном, была блестящей.

Даргол и Фарите проводили вместе много времени. Как-то раз он увидел, что она взяла в руки хрустальный шар, стоявший на полке в библиотеке, и рассматривает искру солнечного света в его глубине.

– Нравится? – спросил Даргол.

– Да!

– А ведь это так просто.

Фарите подняла взгляд.

– Что просто, Даргол?

– Очень дёшево.

– Возможно, – сказала Фарите. – Ну так что же? Он красив и, как всякий шар, совершенен.

Даргол тихо рассмеялся:

– Это здорово! А ведь в самом деле, Фарите, ты никогда не носишь драгоценностей. Почему? У вас ведь всё бесплатно.

– Между людьми бесплатно. Экономика без денег не бывает.

– Ну да, – согласился Даргол. – А то как же обозначить нанесённый пиратами ущерб?

– Или полученные в результате какой-то деятельности доходы. Понимаете, Даргол, у людей есть такие понятия: чувство вкуса и чувство меры.

– У всех есть такие чувства? – спросил Даргол, вспомнив своих пиратов.

– Нет. Но таких людей немного, ведь к врождённым качествам добавляется воспитание. К таким людям относятся со снисхождением, но почти не осуждают, если вы об этом. К чему? Человек же не виноват, если он такой.

– Духовная эволюция общества? – сказал Даргол. И пояснил: – Я недавно читал, что наряду с физической эволюцией человек проходит духовную, это результат бесчисленных реинкарнаций и воспитания. Это и есть моральное развитие.

– Пожалуй, – поразмыслив, согласилась Фарите. – Носить драгоценности просто так – это признак дурного тона. Всё равно что красить лицо в Космосе. А вот когда Аифаш с Тэадом идут в театр, бриллианты на ней очень уместны. Она тогда как королева! Когда люди работают, им незачем особо украшаться. Серёжки там, цепочка или колечко – это в порядке вещей, вы видите...

Даргол чуть кивнул. Сколько таких «побрякушек» было снято с пленных на ограблениях!

– Ну, а у тебя какие-то украшения есть?

– Так, кое-что, не особо ценное. Самое драгоценное у нас с Аифаш – это обручальные кольца папы и мамы. Я предлагала Аифаш взять их на свадьбу. Она не захотела. Пусть хранятся просто, в память о них.

– Понимаю... – пробормотал Даргол. – Но неужели их... Прости, Фарите. Неужели их не ограбили, когда убили?

– Нет, у них ничего не взяли.

«Значит, сильно Кильрат испугался, – подумал Даргол, – если не дал их ограбить».

Фарите спросила:

– Почему?

Он рассказал о гибели её матери и отца. Фарите слушала, отвернувшись.

– А я так и думала, Даргол, – прошептала она, – что вы выясните, как это случилось.


Однажды, войдя в дом, Даргол услышал донёсшийся из комнаты обрывок разговора:

– Несмотря на такую непримиримую позицию, которую она проявила на суде, Дарголэд проголосовала за цивилизацию.

– Я не сомневалась в этом, – ответила мать.

– Едва ли она сделала это из-за Капитана, – ответила её собеседница, – скорее, ради меня.

Даргол приостановился – и шагнул на порог комнаты. За столиком у окна сидели за чаем мать и Айрн Дювуа. Несколько мгновений он смотрел на них. Под его взглядом Айрн отставила чашку и опустила взгляд. Мать посмотрела на сына сурово и требовательно. Не произнеся ни слова, Даргол вышел.

Вечером мать постучала в дверь его комнаты.

– Даргол, можно к тебе?

Он сидел в кресле с книгой, но не читал, и встал при её появлении.

Мать присела на кровать Даргола. Мгновение поколебавшись, он прилёг, положил голову ей на колени.

– Я правда тебе нужен? – спросил он тихо.

Она молчала, с любовью глядя ему в лицо.

– Зачем я тебе?

Она погладила его по волосам и снова не ответила. Он снизу вверх смотрел ей в лицо. Он не спросил, как оказалась в её доме Айрн. Он понимал без слов, что мать нашла её сама – не могла не найти.

Близко над собой он видел глаза матери – родные и любящие.

– Спой мне про травинку, – попросил он.

Он услышал её судорожный вздох:

– Ты помнишь?

– Немного помнил. Майран напомнил мне.

Мать тихонько запела:


С рассветом звёзды на небе уснут...


Мать допела, но Даргол молчал. У него где-то в горле встали слёзы, и он стеснялся их. Мать провела ладонью по его лбу.

– В неполные пятнадцать лет ты произнёс клятву, которой этот негодяй добивался всю твою жизнь, – сказала она тихо. – Юность – это время наиболее светлых и сильных порывов души, верности и преданности долгу.

Даргол поднялся.

– Да, – сказал он, – я поклялся. Но ты должна знать: ещё я поклялся не быть таким, как он.

Даргол присел у её ног на полу.

– Ты знаешь, мама, что такое один взгляд? Разве не с одного взгляда ты узнала меня на суде? Тот линкоровец – мой отец... Его взгляд – он был со мной всю жизнь.

Мать взяла его за руки. Он склонился над её руками.

– Спасибо тебе, – прошептал он.

Мать гладила его по волосам, и он молча принимал её ласку, которой был лишён почти всю свою жизнь. Затем он встал.

– Она улетела? – спросил он.

– Да, – ответила мать. Покачала головой: – Неужели ты правда осуждаешь её за то, что она не вернулась на Терцию? Ведь ты не желаешь ей смерти.

– Да не надо мне, чтобы она возвращалась, мама! – почти закричал Даргол. – Но она не сохранила меня даже в душе! Она устраивала свою жизнь и для этого убедила себя, что меня нет и никогда не было!

– Как она смогла бы жить, если бы постоянно мучила себя такой памятью?

– А как смогла жить ты?

– Я носила тебя под сердцем.

– А у неё я приёмный, так? А как же тогда Володя? Ты ему не родная, а смогла остаться верной ему.

Мать вздохнула.

– Ты слишком суров к ней. Постарайся встать на её место, посмотри на то, что с ней случилось, её глазами. Примирись с ней и подумай о ней с участием, а не с осуждением. Ты обязан Айрн гораздо большим, чем можешь это осознать. Сам Великий Космос дал её тебе в наставницы.


Даргол прилетел на Илинир через несколько дней, нашёл дом, где жила с семьёй Айрн Дювуа. Ему открыла Дарголэд.

– Ты? Зачем ты пришёл?

– К твоей матери. Она дома?

Дарголу показалось, что сейчас она крикнет ему: «Убирайся!» – и захлопнет дверь, но она справилась с собой и отступила на шаг:

– Проходи.