Досократики. несколько общих размышлений

Здесь, в этих своих заметках и размышлениях, я хотел бы высказать несколько своих замечаний и комментариев по поводу  философии досократиков, или тех, кого в истории мысли традиционно принято так называть. Но перед этим, для лучшего и более адекватного понимания их идей, хотелось бы обратить внимание на то принципиально важное обстоятельство, что, как справедливо заметил один современный отечественный исследователь, их учение своеобразно, и «своеобразие досократовского Логоса коренится в его философской первородности: развитие философии здесь совпадает с ее зарождением, философский опыт идентифицируется с единственным в своем роде опытом возникновения самой философии. Поэтому учение «первых философов» … не имеет еще строгого предметного и методологического самоопределения. Перед нами не столько философия, сколько ее внутренне противоречивое и мировоззренчески многозначное генезисное начало, в котором продукты зарождающейся философской рефлексии с трудом могут быть отделены от ее дофилософских истоков и предпосылок».  Это очень важное замечание следует иметь в виду, анализируя и пытаясь понять идеи досократовских мыслителей.
Этот же исследователь - Семушкин - пишет о них, что их мировоззрение (при всей его прорывной революционности по сравнению с мифологической парадигмой!) было еще ограниченным, ибо они еще не перешли от образа к понятию, сущность вещей они отождествляли с явлением, общее – с единичным, субстанцию – с ее конкретными вещественными выражениями. Их философия еще не свободна от наглядности обыденного сознания. Далее, их внимание было (в основном, за редкими исключениями) поглощено текучестью, универсальной подвижностью происходящих в природе процессов, вследствие чего они упустили из виду структурно – устойчивый план и пласт бытия, постоянство и законосообразность Космоса. Затем, они еще нечетко разделяли материальное и идеальное, дух и природу, физическое и психическое, а, более того, зачастую даже отождествляли их, наделяя вещество, как и мироздание в целом, жизнью, душой, сознанием. В этом – историческая и неизбежная ограниченность их мировоззрения.   Но без этих ограниченных, незрелых, несовершенных систем не было бы и последующих великих творений философского духа. Ведь для того, чтобы пройти всю дорогу, надо отважиться сделать первые робкие шаги. 
  Так вот при всем многообразии и несхожести фигур, включаемых в эту когорту, при всей уникальности и неповторимости каждого из них, тем не менее,  есть некие общие черты, общие моменты, которые сближают их, объединяют их всех в некое целостное и единое сообщество, позволяют говорить о них как о группе мыслителей, которых объединяют некие общие темы и проблемы и некие сходные пути, рецепты их решения. К числу таких общих черт досократовской философии относятся следующие:
----ярко выраженный космоцентризм, то есть центром, альфой и омегой философского мышления выступает космос – бытие упорядоченное, организованное, оформленное в противовес хаосу – как состоянию неупорядоченному, и дезорганизованному. В силу своей оформленности космос конечен, а значит – эстетически прекрасен. Бесконечное, в определенном смысле соответствующее хаосу, греки не любили и ставили ниже космоса. Философия то и начинается с удивления перед силой и совершенством природы, и в этом смысле именно космоцентризм выступил в качестве определяющего принципа античной парадигмы философствования, особенно на ранних этапах. Как было совершенно справедливо замечено, «Космосу придается образ изящного пропорционального сооружения, издающего гармоничное звучание. Справедливо сочетающий части, ладно устроенный Космос самосохраняется благодаря своему совершенному порядку; у него нет причин перемещаться или изменяться, поскольку все в нем находится на своем месте. Движется и страдает только несовершенное. Поэтому человек любит Космос, стремясь стать сопричастным ему, он надеется достичь совершенства» ; и философия есть концентрированное выражение такого интеллектуального преклонения перед Космосом = гармонией, совершенством мирового масштаба;
----поиск архе , то есть первопринципа, первоэлемента, первовещества, первокирпичика, первоматерии, первопричины, первосубстанции, из которой произошел весь наш мир. (Но здесь, заметим в скобках, только следует иметь в виду, что особенность милетского «архе» содержала в себе, в своей потенции амбивалентность толкований, заключала в себе возможность двоякой интерпретации. И это было очень важно для последующего развития философской мысли.  «Во – первых, милетская школа указала на необходимость дальнейшего объяснения процесса происхождения, уничтожения, изменения и становления, что отчасти и было сделано Гераклитом, и, во – вторых, из милетской интерпретации «архе» как неизменно общего начала природы в перспективе легко вытекало толкование его как неизменной метафизической основы мира, что и было осуществлено Ксенофаном. Эта двойственность повлияла на методологию Парменида».  Джохадзе Д. В., Джохадзе Н. И. История диалектики: Эпоха античности. – М.: КомКнига, 2010. – С. 26.   Да – это очень важно понимать (!), что из толкований и интерпретаций архе вырастали и формировались как диалектическая, так и метафизическая парадигмы объяснения мира. Обе они, так сказать, эвентуально, свернуто, имплицитно содержались в самой основе, в глубине этого понятия = архе.)  Дело в том, что первые греческие философы задумались над такой проблемой: в нашем мире мы наблюдаем огромное, неисчислимое количество различных вещей, тел, явлений, процессов, состояний и их бесконечных превращений и изменений. Но возникает вопрос: а откуда взялось все это бесконечное многообразие, и было ли некое первичное исходное вещество или состояние, которому ничто не предшествовало и которое из себя породило всю эту бесконечную гамму тел и процессов – то есть по сути это была исторически первая попытка постановки вопроса о субстанции, и вот такую первичную субстанцию эти мыслители назвали архе и пытались отыскать ее, понять ее природу  (заметим здесь попутно еще в скобках, что современная физика на древний, поставленный еще Милетской школой вопрос о субстанции мира отвечает: «все есть физический вакуум» - от фалесовского тезиса «все есть вода» до вывода, что «все есть физический вакуум», физика должна была проделать громадный исторический путь); и еще в дополнение к уже сказанному заметим - По поводу этих настойчивых и напряженных поисков древними мудрецами первоначальных оснований единства мира авторы коллективного учебника по истории философии под редакцией Н. В. Мотрошиловой замечают, что, например, еще Фалес дал политический совет ионийским городам – государствам – объединиться в более тесный союз. То был поистине  мудрый и глубокий совет. Так вот не потому ли, что политическое единство стало тогда настоятельной проблемой, первые греческие мудрецы = философы так настойчиво проводят мысль о единстве мира?! Они мыслят мир именно компактным, целостным. Как видим, космическая, абстрактная философская мысль о единстве во – многом рождалась  и подкреплялась социальной практикой. Об этом – История философии: Запад – Россия – Восток. Книга первая: Философия древности и Средневековья / Под ред. Н. В. Мотрошиловой. – М.: Академический Проект, 2012. – С. 28.   Хотя, разумеется, это никак не исключало и того, что у философской мысли были и свои собственные, внутренние, автономные, имманентные, напрямую от социальных и политических условий не зависевшие факторы и пружины развития. Развитие философии – это многофакторный и эндогенный, и экзогенный процесс. Он имеет основание и в самой мысли, и в тех социально – политических условиях, в которых она развертывается, разворачивает свои энтелехии, энергии и смыслы, и которые могут повлиять на специфику и направление этого логосного развертывания.
----это были философы «физиса» или природы, натурфилософы, то есть их интересовали природные процессы – строение Земли, солнечные затмения, устройство Солнца, Луны и звезд, землетрясения, развитие организмов растений и животных и так далее, и они пытались на, конечно же, еще очень наивном уровне, но все – таки дать объяснения всех этих явлений;
----панпсихизм или гилозоизм (пан – все, психе – душа, гиле – материя, зои – жизнь), то есть учение о всеобщей одушевленности всех вещей, в том числе даже неживых, так, например, Фалес полагал, что магнит обладает способностью притягивать к себе металлические предметы именно потому, что он имеет душу;
----для всех этих учений характерно то, что они были самыми первыми собственно философскими учениями, философия в их исполнении еще только начинала сбрасывать с себя мифологические и религиозные одежды, робко выходить на свою собственную дорогу, она еще не выработала свой собственный концептуальный и понятийный аппарат, поэтому многие из них в той или иной степени были пропитаны так называемым «религиозно – мифологически – антропоморфным комплексом», то есть еще находились под определенным влиянием религии и мифологии, заимствовали у них и термины, и понятия, и сюжеты, но они уже перерабатывали их вполне определенным образом, рефлексировали над их содержанием, критически переосмысливали его с позиций Логоса, разума, наполняли, так сказать, эти старые мехи новым вином. С ними человеческий разум проснулся, оплодотворился Логосом и начал путь поиска принципиально новых ответов на вечные вопросы человечества (новых по сравнению с теми ответами, которые предлагали религия и мифология) ;  На это же совершенно справедливо обращает внимание А. В. Семушкин, указывающий, что все досократики видят в мифологии пережившую свое время форму мышления, возвратиться к которой невозможно, не впадая в детство; поэтому их положительное философское творчество неотделимо от отрицательного отношения к мифопоэтической традиции.  Явное противостояние мифологии и философии предельно четко выразил Платон, заявивший, что одно дело – в традиционном духе заниматься мифотворчеством, и совсем другое дело – рационально отыскивать истину. Вся досократика, созидая философию, движется в рамках этой контрарности = противоположности. Собственно не доверяющий преданию критицизм и есть пробуждающийся философский разум, или, как его называл Гераклит, «мышление, развертывающееся на собственном основании». Возникающий Логос углубляет наметившуюся ранее тенденцию к систематизации и натурализации традиционной картины мира. Но тот же автор признает, что при всем этом существует еще инерция культурно – исторического процесса, против которой зарождающееся философское самосознание не имело тогда еще надежных средств защиты.  Семушкин А. В. Избранные сочинения. Т. 1. – М.: РУДН, 2009. – С. 60 – 61, 63.
----доктринерский, недискуссионный, монологический  метод изложения своих идей, то есть они не отстаивали свою точку зрения в споре, в публичных дискуссиях, считая это неважным и ненужным.
Итак, суммируя все вышесказанное, укажем, что сам термин «досократики» укрепился в философской литературе благодаря Г. Дильсу (1848 – 1922) после издания им своего классического труда «Фрагменты досократиков» (1903). В этом издании впервые с научной глубиной и полнотой были собраны и критически осмыслены и прокомментированы сохранившиеся в виде цитат у позднейших античных авторов фрагменты из утраченных сочинений досократиков, а также доксографические и биографические свидетельства о них. В этом издании фигурировало около 400 имен. Далее заметим, что было два центра досократовской мысли – ионийские города (Восток) и Запад (греческие колонии в Южной Италии и Сицилии). Отсюда восходит еще зародившееся в древности разделение на ионийскую (милетская школа) и италийскую (например, пифагореизм и элейская школа) ветви досократической мысли.  Для ионийцев характерно большее внимание и предпочтение «физике», эмпиризм, сенсуализм, интерес к конкретному многообразию чувственного мира, преимущественная ориентация на материально-вещественный аспект мира, оттесненность на задний план антропологической и этической проблематики (исключение – Гераклит с его пафосом религиозно-нравственного реформатора и весьма глубокой антропологической концепцией). Для италийцев же характерен примат рационально-логического начала над чувственным, преимущественный интерес к формальному, числовому и вообще структурному аспекту вещей, первая постановка гносеологических и онтологических проблем в чистом виде, нередко религиозно-эсхатологические интересы. И вот это соединение разных аспектов (физического и метафизического, идеального и чувственного), разных доминирующих тем, разных подходов, их синтез и дал те небывалые результаты, которые были ими вкупе достигнуты. Но было и то, еще и еще раз подчеркнем, что объединяло всех этих мыслителей – и ионийцев, и италийцев: это поиск первоначала (архе), хотя трактовки его бывали самыми различными, и космоцентризм, культ космоса. Космос мог пониматься и биоморфно, и техноморфно, и социоморфно. А вообще же, как пишут авторы одного авторитетного издания по античной философии, «внутренний ход развития философии досократиков может быть представлен в следующей формуле: построению космологических систем у раннеионийских мыслителей был положен конец Парменидом и его школой, потребовавшими логико-теоретического обоснования возможности чувственного мира, и прежде всего – движения и множественности; старый гилозоистический космос разложился, выделив в особую категорию «движущую причину» (по определению Аристотеля); в ответ на постулаты элейской школы возникли более механистические плюралистические системы 5 века – Эмпедокла, Анаксагора и атомистов (иногда называемые «новоионийскими»), в которых на деанимизированную «материю» были перенесены все признаки элейского неизменного и самотождественного бытия (однако закон сохранения вещества был, по-видимому, еще раньше сформулирован Анаксимандром). Среди досократиков почти не было «профессионалов» (первое исключение – Анаксагор): большинство из них были вовлечены в жизнь полиса и выступали как государственные деятели, флотоводцы и так далее – прямая противоположность эллинистическому идеалу философа с его принципом «живи незаметно» .  Думается, эти предварительные пояснения помогут лучше понять значимость этой плеяды мыслителей для развития и греческой, и мировой философской мысли, помогут лучше ориентироваться в ходах и хитросплетениях их мысли, их аргументов и их идей.
И вот теперь, зная для себя все эти общие моменты, мы можем уже более подробно начать говорить о конкретных «персональных центрах». Но только здесь тоже надо иметь в виду, что безжалостная власть времени велика – оно безвозвратно поглотило, растворило в себе, похитило,  не пощадило, уничтожило очень многие творения мыслителей, о которых мы будем здесь говорить. Почти от всех досократиков до нас дошли лишь фрагменты (часто весьма незначительные, обрывочные, противоречивые). Этот факт неполноты, фрагментарности, отрывочности, ограниченности и противоречивости  доставшегося в наследство историкам философии от досократиков материала являет собой большую сложность и преграду в деле изучения учений этих мыслителей. Очень сложно порой бывает исследователям на основе этих неполных и отрывочных известий более или менее точно реконструировать , восстановить, воспроизвести учение какого – либо мыслителя той поры. Часто тот или иной текст, отрывок, фрагмент одними исследователями трактуется так, а другими совершенно иначе, в силу чего возникают споры и дискуссии, и многие вопросы здесь до сих пор остаются до конца не решенными, спорными, дискуссионными.   На это обращает внимание такой исследователь как В. В. Бибихин, который указывает, что фрагментарность досократиков есть не просто оплошность передачи, о которой нужно жалеть, но еще и действенный запрет на включение в отлаженный философский дискурс. Из – за того, что досократики дошли до нас только во фрагментах, их труднее распределить по фиксированному диапазону «философских истин». Разумеется, делается и это, но с малым успехом, потому что фрагменты почти всегда допускают противоположное толкование. Они настойчивее требуют встречной мысли. По ним яснее видно, что философия как всякая настоящая наука – это архитектура вопросов, а не система ответов. В случае с фрагментарными досократиками последний приговор толкователя, интерпретатора, комментатора решительно невозможен. Кто знает, что они, в конце концов, хотели сказать?! Все зависит от контекста. Свобода интерпретатора здесь всегда на его совести. Бибихин В. В. Язык философии. – СПб.: Наука, 2007. – С. 239 – 240. Вот, возникал, например, соблазн того же Фалеса и его философию рассматривать чуть ли не как «прорыв к атеистической космогонии» и даже как «первый пример материалистического учения». Все это, эта категоричность, разумеется, более чем спорны, и, как справедливо заметил один исследователь, «такое понимание Фалеса отражает лишь специфические гносеологические парадигмы самих современных философов». Дугин А. Г. В поисках темного Логоса (философско – богословские очерки). – М.: Академический проект, 2013. – С. 118. Впрочем, о соблазне «перечеканить мысль древних философов в нашу современную форму рефлексии» предупреждал еще проницательный Г. Гегель.


Однако наука, источниковедение этого вопроса не стоят на месте, обогащаются и развиваются и потому можно говорить о том, что даже при всей скудности, ограниченности и недостатке источников, тем не менее, историки философии пытаются восстановить общий ход и направление мыслей этих исследователей,  особенности их концепций, и эта работа дает свои результаты. По крайней мере, есть некоторые выводы,  положения и оценки, которые уже устоялись в учебной и научной литературе, по поводу которых есть некий консенсус, некое согласие в научно – преподавательской  философской среде и которые на сегодняшний день считаются общепринятыми. И из этого консенсуса на сегодняшний день, вероятно, и надо исходить, оценивая и интерпретируя те или иные идеи, интуиции, положения, размышления данной когорты, плеяды мыслителей.  А поскольку историко-философская мысль не топчется на месте, подобно насекомому, застывшему навечно в янтаре, она развивается, вовлекаются в оборот все новые и новые источники, фрагменты, материалы, появляются все новые и новые их интерпретации, прочтения, комментарии, толкования, появляется бездна этих прочтений, конфликт интерпретаций - то поэтому можно не сомневаться, что впереди нас еще ждут новые, захватывающие дух философские открытия в этой сфере, будут уточняться, а, возможно, и пересматриваться какие-то фрагменты, устоявшиеся положения. И эти далекие голоса древних мудрецов зазвучат для нас, возможно, по-новому. И это прекрасно! Философия, тем самым, подтвердит свой статус свободного, не скованного никакими догмами дискурса, принципиально незавершенного, разомкнутого, всегда открытого новым веяниям, и новым прочтениям.   
Ведь это только кажется, что все уже сказано. Но, на самом деле, как сказал поэт - Все сказано на свете. Несказанного нет. Но вечно людям светит несказанного свет. И этим светом питается и живет философия!