Последняя пара перчаток

  Война, страшное ненасытное чудовище, порожденное человечеством, не щадит никогда никого. Вечно голодная, готовая рвать  и терзать все вокруг, катится она неотвратимо по стране, оставляя после себя выжженную землю, обезлюдевшие города , разоренные  села, деревни и хутора. От этого чудовища невозможно защититься, можно только убежать, если повезет.
  В нескольких десятках метров от перекрестка уродливой язвой слегка курилась огромная воронка. Трава вокруг , только набравшая сок в начале лета, еще не успела потемнеть и отчаянно зеленела вокруг дела рук человеческих. Наверное, будь воля матушки- природы, затянула бы  она , заровняла эту страшную отметину, но везде свои законы. И пройдет много лет, прежде чем оплывут под дождями края раны, затянет ее вездесущей луговой травкой, мягко оплетет корешками и вылечит ласковыми солнечными лучами.
Дорога, что стелилась мимо, была довольно наезженной. Но сейчас она была пустынна, благодаря чему жертв не случилось. Вот где-то вдалеке, возле леса, закурчавилось темное облачко. Вскоре можно уже было разглядеть колонну советских солдат- Красная Армия откатывалась на восток.
  В этот июньский день солнце щедро обрушивало на землю жару, на отчаянно – синем небе не было ни одного облачка. Только где-то в вышине цвиркала птичка.  Батальон Петрова уходил на новые позиции. Впрочем, можно сказать не уходил, а убегал - так быстро наступали фашисты. Из -под пилоток солдат стекали струйки пота, прочерчивая кривые дорожки на темных от пыли лицах , фляжки давно были пусты .  На перекрестке поступила команда остановиться. Майор Петров лучше всех понимал, что дорога каждая минута, но гнать обессилевших бойцов дальше не имело смысла, слишком измучены были люди. Петров огляделся: перекресток раскинулся на огромной поляне: примерно на километр вперед и назад. Дальше дорога  терялось в густом лесу. А вот справа и слева метрах  в  двухстах  уже плотной стеной стояли славные белорусские леса. Хотя, майор прищурился, приглядевшись, справа ,вроде, лес был пореже и  проглядывали какие-то строения, а значит там можно было раздобыть воду, вдоволь напоить солдат и дать им отдохнуть хотя бы десять минут. «Если туда уходит дорога,- подумал он,- то явно должен быть населенный пункт.» Устало махнув рукой, показал направление движения, сержант тоже не смог внятно отдать команду, лишь прохрипел что-то похожее на приказ двигаться направо - в горле у всех уже давно все было обложено вездесущей серой дорожной пыль. На лицах солдат появилось явное облегчение.
  Чуйка не подвела майора- он был опытным командиром. Через пятьдесят  метров стала видна небольшая деревушка, спрятавшаяся среди садов, которая была надежно огорожена от дороги, как частоколом, узкой полосой леса. Подойдя ближе, бойцы разглядели бревенчатые стены, аккуратные огородики, распаханное поле за деревней. А там дальше опять начинался лес. Через деревушку, примерно  в два десятка домов, пролегала кривая дорога, и ровно посередине деревни призывно торчал колодезный журавель. Колонна втянулась в село, солдаты разглядывали пустые дворы и прикрытые занавесками окна притаившегося села. Но вот загавкала первая собака, и хор соседок подхватил лай, обрушив сонное очарование  июньского полудня.
  Первая изба стояла несколько поодаль от остальных домов. Фундамент  небольшого домика был аккуратно выбелен, стекла окошек прикрывали кружевные занавесочки. Крыша была сделана из тростника,  и дом поэтому был похож на огромный гриб. Двор огораживал невысокий забор, а в палисаднике торжествовало царство цветов.  Дверь распахнулась, и на крошечное крыльцо ступила высокая статная женщина , лет сорока на вид. Ее гладко зачесанные медовые  волосы были туго стянуты в узел на затылке, серые глаза  были необыкновенно хороши. В остальном лицо ее было слишком правильным, чтобы быть красивым. Любому человеку стало бы сразу заметно, что крестьянкой она быть никак не могла. И  голубая застиранная полинявшая кофточка, и серая юбка не могли скрыть особенную осанку и сдержанную грацию движений.
Женщина замерла , разглядывая шагающий строй. Обернувшись в темный провал двери, она негромко сказала: «Лизонька, глянь , солдатики к нам пришли». Женщина, вышедшая следом, была явно сестрой первой. В таком же наряде, лишь стройную  до сих пор талию обхватывал расшитый белорусский фартук, да на голове красовалась простая белая косынка. Черты лица ее были немного мягче, и поэтому она казалась намного привлекательней. На вид она была немного помладше первой. Женщины с любопытством смотрели на шагающих солдат, видимо раньше к ним части не заходили. Потом, развернувшись, они, не сговариваясь ,вошли в дом. Старшая молча открыла подпол, а Лиза достала из печи чугун с вареной картошкой и крикнула: «Таша , думаешь, успеем? А вдруг они ненадолго?» Из подпола глухо донеслось: «Ну, может, командир нормальный».
  Колонна остановилась у колодца. Сержант , шагавший в начале колонны, глянул на майора и , поймав его одобрительный кивок ,крикнул: «Антонов- на рычаг, Бубица- на разлив, остальные с фляжками по одному».  Майор лишь одобрительно кивнул, сержант сделал все правильно, они давно служили вместе и понимали друг друга с полуслова. А тем временем из хат стали выглядывать с опаской местные жители: то тут , то там мелькали белые косынки  выходящих из калиток женщин,. Потихоньку вокруг солдат, сплошь молоденьких мальчишек, собрались местные жители, кто-то принес еще одно ведро и дело пошло быстрее. Утолив первую жажду, солдаты уселись на обочине, там , где росла мягкая трава, в густой тени раскидистых деревьев. Очередь к колодцу не заканчивалась, кто-то подходил , набирал во фляжку воду, кто-то ополаскивал лицо и руки, кто-то жадно пил прямо из ведра, проливая на пропыленную гимнастерку ручейки .
  Напившись одним из первых, Петров  посмотрел по сторонам. Справа от колодца  в отдалении стоял высокий одноэтажный дом, выкрашенный когда-то в ярко-желтый цвет. Сейчас он местами облупился и щеголял отвалившейся штукатуркой. К нему вела широкая аллея, по краям которой росли огромные грабы. От дверей дома по аллее уже  спешил , прихрамывая, к военным пожилой мужчина. Невысокого роста, в широких черных штанах и белой рубахе с вышивкой по воротнику, с простым лицом , он явно представлял в этом спрятавшемся селе власть. Подойдя к майору и уверенно опознав в нем командира, мужчина степенно представился:
  - Степан Матвеевич - председатель сельсовета.
  -Майор Петров, вот по надобности завернули, бойцов напоить надо.
  - Так чего же только напоить, мы, вроде, небогатые , но и накормить  по – простому, по –нашему , по- деревенски можем.
  Сухие губы майора тронула жесткая улыбка. Был он уже немолодой, но было что-то притягательное в его твердом подбородке, прямой спине профессионального военного. Староста глянул на него с пониманием  и , кажется, даже немного вскинулся, выпрямился. Так один военный с ходу может опознать другого военного.
  -Так отслужил я в империалистическую, так сказать, верой и правдой. Понимание имеем, так сказать..- Степан Матвеевич поправил усы. И ,уже обернувшись к бабам,- ну бегите ,клухи, харчи тащите, робят покормим, чем Бог послал.-А сам с жалостью глянул на тощие мальчишеские шейки, торчащие из зеленой, необмятой еще формы.
Петров , проводив глазами ринувшихся по домам за съестным баб, сказал:
  -Благодарю, - и уже извиняющимся тоном добавил,- быстро фашист прет, не успели мы довольствие получить, по несколько сухарей успели схватить на разбомбленной кухне, да и те обгоревшие.- Брови майора сдвинулись к переносице.
  Староста неторопливо крутил цигарку, намеренно или случайно не глядя  в глаза собеседнику, чуть помедлив, глухим голосом спросил:
  -Дак , значит, не подвела чуйка старого солдата, бежит доблестная армия. Когда ждать германца?
  Петров воткнул жесткий острый взгляд в полосу леса на западе, повернувшись всем корпусом, как-то подтянулся весь,  и старосте показалось, что что-то волчье мелькнуло в его лице:
  - Нет, не бежим мы, по приказу сейчас отходим. От батальона только семьдесят человек осталось, еле успели раненых на машины погрузить, только одна надежда: успеть через мост до немца проскочить. С ранеными бы не успели…
Дальше со злостью добавил:
  -Я тоже их знаю с империалистической, по - всякому было, но никогда не трусил. Придет время, и они от нас будут убегать.- Майор махнул рукой, потом перевел разговор, оглянувшись вокруг.- А как ваша деревня называется, так  не найдешь специально, и на карте ее нет.
  Староста довольно усмехнулся:
  -Так и называется - Потаенка. А это,- он махнул рукой в сторону желтого дома,- контора панская при  бывшей власти, нынче это у нас сельсовет. И тут же вернувшись к прежнему разговору:
  -А нам чего ждать, к чему готовиться?
  Майор в этот раз посмотрел прямо в глаза старосте:
  -Ничего хорошего  не будет, сам знаешь. Прячьте продукты, собирайте оружие, молодых  отправляйте по лесам, может быть ,они выживут. Леса у вас здесь знатные, никто не найдет. А мы вернемся, нескоро , но вернемся. Больно уж большая сила прет на нас. Ты, отец, не обижайся на меня: не смогу я сейчас ударить по немцам, только людей положу. А ребят жалко, все молодые, не нюхавшие пороху еще, только весной призвали. За речкой еще простоим часов пять, если пушки подтянут туда, как штаб обещал. -В его голубых глазах появилось выражение горечи, возле рта залегла угрюмая складка, и в то же время он стал как упрямее и тверже, весь закаменел в своем принятом решении.
  Степан Матвеевич снова достал кисет, ловко скрутил цигарку и протянул Петрову. Потом свернул себе, нашарил спички в глубоком кармане. Они молча закурили, вглядываясь тревожно на запад. Чуткое ухо ловило еле слышные раскаты, им , военным, не надо было объяснять, что это грохочет вдали. Оставалось только дождаться, когда эта беда докатится до них.
Тем временем вернулись разбежавшиеся бабы. В лукошках, корзинах и просто в тряпицах была принесена снедь: вареные яйца, розовато - белое сало, картошка,  сваренная в мундирах , караваи темно-коричневого хлеба, и даже проглядывали зеленые перышки лука. Кто-то из баб приволок  чугунок с парившей житным духом кашей. Солдаты оживились, но без разрешения командиров к еде не притрагивались, только жадно принюхивались к таким обычным запахам, которые им сейчас казались самыми изысканными в мире.
 К Петрову подошел сержант:
  -Разрешите приступить к приему пищи?
  -Приступайте, только организуйте еще сбор продовольственных запасов. –И, уже старосте, извиняясь.- Ну , надеюсь, не сильно объедим мы вас. Мальчишек набрали, растут они, им бы силу набирать, а мы их на убой.
Петров опустил голову - он никогда не боялся принимать решения, но ребят, таких молодых, полных жизни, но глупых, ему было очень жалко. Как офицер, он понимал: скоро многие из них погибнут.
  Подняв голову, он невидяще посмотрел вдоль улицы, и тут взгляд его приобрел осмысленность: он увидел двух необыкновенных женщин, которые спешили к ним с дальнего конца села. Как жестким морозным вихрем окинуло майора прошлое. Женщины были не похожи на сельчанок. А напомнили они майору тех, кого он видел давным –давно , еще будучи молодым зеленым корнетом. И было в них что- то нездешнее , очень знакомое, то, чего он и не надеялся когда-нибудь увидеть. Женщины подошли , смеясь, стали выкладывать вареные картофелины в подставленные солдатиками вещмешки. Приосанившись, сержант придал себе бравый вид, и, явно красуясь, бочком придвинулся к дамам. А они, не заметив стараний сержанта, улыбались только начавшим жить мальчишкам, которым не повезло попасть в мясорубку войны. Степан Матвеевич, углядев взгляд майора, степенно пояснил:
  -Учителки наши, Елизавета и Наталья, значит, Александровны. Ох, и грамотные женщины.
  -Откуда же они в вашей деревне появились?- в голове майора никак не укладывалась мысль, как же уцелели эти два осколка той, прежней жизни, про которую и думать он себе запретил.
  -А кто знает, так и появились, в восемнадцатом годе. А откуда, то нам незачем знать. Польза от них большая: детишек учат, помаленьку лечат. И опять – таки, растолковать все бумаги могут. Живут себе тихо - и то Слава Богу. В нашем углу все гожи. Приезжали тут из ОГПУ , все проверяли, а что проверять- в то время много народу бродило по свету, а эти из служивых разночинцев- так комиссия расследовала.
  Петров несколько минут задумчиво смотрел на прекрасные руки этих необыкновенных  женщин, на эти плавные мягкие движения, на длинные пальцы, предназначенные для того, чтобы томно касаться клавиш рояля, а не раскладывать темные клубни в грубые мешки солдат. Перед его внутренним взглядом мелькали белые плечи и тонкие руки, затянутые в атлас и бархат талии, блеск драгоценностей и манящие улыбки первых красавиц столицы.   И, как будто опомнившись, он отдал команду:
  -Сержант, через пять минут построение, закончить отдых и прием пищи. 
Петров знал: за такой славную передышку его батальон теперь должен был заплатить дорогую цену. Немцы наседали и могли появиться в любую минуту- надо было оставлять заслон.  Когда бойцы построились, в голове командира уже лежал четкий план, осталось озвучить эти слова- приговор для молодых, почти не обученных ребят.
  - Иванов и Аверкин - шаг вперед, - из колонны вышли два совсем молоденьких солдатика,- остаетесь в заслоне. Сержант, выдать пулемет и цинк патронов. Степан Матвеевич,- обернувшись к председателю,- выдай лопаты бойцам,  пусть окопы выроют перед лесом.
  Майор понимал, что оставляет ребят на верную смерть, но  он должен был спасти остальных и выполнить приказ. У всех есть свой долг. Долг солдата- погибнуть за Родину. Внезапно он натолкнулся на глаза , тех , необыкновенных, они явно  услышали его приказ. В  их глазах читалось осуждение: нельзя таких молодых обрекать на смерть. Но выбора у командира не было, ему нужно было сделать этот выбор. Он отвернулся.
  Колонна ушла, провожаемая полными жалости взглядами деревенских женщин, которые тоже потянулись по домам. Староста обернулся , чтобы что-то сказать солдатам, которые с нетерпением переминались с ноги на ногу, ожидая, когда им дадут инвентарь. Ребята ни на минуту не сомневались в приказе командира и готовы были отдать жизнь за Родину. Но в это время к старосте  шагнули сестры. Обернувшийся, чтобы посмотреть последний раз на Елизавету и Наталью , майор утвердился в своей догадке: лица женщин превратились в холодные маски, они так и не научились просить. Через несколько минут Степан Матвеевич, устав  спорить, махнул рукой и  сказал:
  -Ребятки, идите за мной, выдам инвентарь.
  Он повел их по широкой, посыпанной мелким гравием, дороге к конторе и, повернув за  угол, подошел к темному срубу большого старого , но крепкого сарая. Под самой крышей его было крошечное оконце, а посредине темной стены виднелась крепкая дощатая дверь. Староста распахнул ее и приглашающе махнул рукой. Мальчишки шагнули в темное , дохнувшее пересушенной мякиной нутро, и тут же с глухим стуком за ними захлопнулась дверь.
  Степан Матвеевич заложил петли замком, прислонился к бревенчатой стене, чувствуя себя преступником, слушал крики солдат, а перед глазами его стоял тот весенний день восемнадцатого года. Две молодые девушки стояли на пороге его дома. Было видно, что они давно не ели, и многое им пришлось пережить, но  просить еду им не позволяла гордость. И тут как окатило его забытыми, стертыми временем образами: командир его, блестящий полковник , князь Оленев, едет в коляске , а с ним рядом две его любимицы- доченьки: Лизонька и Наташенька. Уже за столом, отогревшись, они рассказали. Вся их дорога от бунтующего Петрограда до Потаенок отмечена была драгоценностями маменьки. Меняя  сапфировые серьги, подаренные императрицей, на кусок сала и каравай хлеба, шли они по русским дорогам, надеясь только на удачу, спасаясь из сгорающего в лихорадке революции Санкт-Петербурга.
  -Вот только чем можем за вашу доброту заплатить, - Лиза вытащила из мешка деревянную коробку, больше ничего у нас не осталось.
  Степан Матвеевич замахал рукой:
  -А ничем не надо платить, оставайтесь в деревне, детишек будете учить- это и будет плата.

  После ухода батальона сестры вернулись в свой дом. Лиза с заговорщическим видом взяла стул и поставила его в угол большой комнаты, потянула на себя не прибитую потолочную доску , просунула руку в образовавшуюся щель и вынула оттуда небольшую деревянную коробочку. Она бережно подала ее Наташе, они поставила ее на стол  и с каким-то благоговением склонились над ней. Под деревянной крышкой  лежали две пары великолепных серой замши перчаток - последнее что донесли они тогда  до Потаенок, последнее, что осталось у них от той , приснившейся им жизни. Одна пара с жемчужными пуговками вдоль манжеты , вторая- с серебряными.
  -Княжна Елизавета Александровна Оленева, приглашаю Вас на охоту.
  -Княжна Наталья Александровна Оленева, приглашаю Вас на охоту
  Немцы все же пришли. Неотвратимо, как приливная волна, двигалась сплошная серая река, грохоча стуком сапог по чужой земле, порыкивая вонючим выхлопом мощных моторов на броневиках, рыскала, как неведомое прожорливое  насекомое, усиками разъездов разведчиков на мотоциклах. Проехав перекресток, не останавливаясь, серая колонна подтянулась к лесу, готовясь втянуть в свою ненасытную глотку новую версту чужой, но такой сладкой земли. День близился к вечеру и захватчики, привыкшие жить по распорядку, торопились выйти к реке, чтобы смыть с себя пыль и поужинать. Война опять обещала быть быстрой, надо было успеть себя показать, чтобы получить награды и выслужить надел земли. Зенитное солнце подсвечивало редкие  слои легких облачков темно- розовым и желтым светом, высвечивая внизу темную полоску сгустившейся синевы. Последний луч скользнул по опушке леса и , казалось, блеснул осколком солнца. В следующую секунду этот свет, будто отразившись от чего-то,  воткнулся в самоуверенную и такую непобедимую колонну, сметая , ломая блестящими смертельными кинжалами тела оккупантов. В уши следом ворвался грохот пулемета, яростно отбивающего смертельный ритм: «Та-та-та». Откуда-то справа, почти из самого леса отозвался по- братски второй: «Та-та-та». Колонна рассыпалась, сломалась, из ее конца заспешил запоздавший броневичок- танков в колонне не было- некому было задавить и уничтожить недочеловеков, посмевших поднять руку на ариев. Целый час пели пулеметы,  выводя свою смертельную песнь, часто и сухо щелкала  винтовка , немцы, организовавшись,  открыли плотный огонь по  стрелкам. И не сразу услышали они, когда стихли пулеметы, когда замолчала винтовка.
  Лейтенант Шальке подошел к окопу только тогда, когда посланный на разведку солдат махнул рукой, показывая, что все в порядке. Заглянув в небольшой окоп , он почувствовал странный неприятный  укол куда-то внутрь, прямо в душу. На дне окопа лежали две женщины. Жидким золотом раскинулись по черной земле  распустившиеся тяжелые  волосы медового цвета и ,казалось, что это убитые Богородицы в святом сиянии  глядят в безмолвное небо - такие лица он видел в старой русской церквушке. Лейтенант  кое-как удержался, чтобы  не перекреститься. Но мысль предательская мелькнула : «А не спустились ли  с неба , чтобы защитить эту землю, святые девы». Приглядевшись повнимательней, успокоил себя мыслью: « Нет, святые не носят старые вещи»,- и запнувшись взглядом, поразился, увидев затянутые в серую благородную замшу изящные руки. На одной были перчатки с жемчужными пуговками, на другой – с серебряными.

  Майское позднее утро запятнало старый дубовый паркет классной комнаты смешными загогулинами. Ветерок подкидывал тюль, прихотливо изгибая складки, за ним по полу покорно бегала солнечная мозаика . Из распахнутого открытого окна тянуло чем-то необыкновенно сладким и свежим, садовник уже начал косить траву.
- Каждая приличная мадам должна иметь перчатки на всякий случай жизни. Она не должна выходить из дома с голыми руками, как какая-то простолюдинка. Это верх неприличия. Мадам  и мадмуазель , да-да, даже мадмуазель, совсем молодая, уже должна соблюдать правила приличия. Перчатки могут быть всякие: кружевные – для бала, тканевые – для прогулок летом, замшевые – для охоты, и еще много для каких случаев есть повод их надеть.
  Мадам Рози с упоением вещала, почти не обращая внимание на своих воспитанниц, а они, две совсем юные девушки, тоже были заняты своим делом - рисовали страшные рожицы в тетради и весело фыркали. Одна ,с тяжелыми медовыми волосами, убранными  в причудливую высокую прическу, прошептала на украшенное крохотным брильянтом ухо  второй: « Я уговорила папеньку  завтра взять нас на полигон. Будем учиться стрелять, а потом сбежим на фронт, бить врагов». Мадам Рози тем временем продолжала:
  -Ваш сиятельный батюшка изволил вам прислать подарок, - с этими словами гувернантка выложила торжественно на стол деревянную коробочку. Девушки , взвизгнув, бросились к подарку. Мадам важно сняла крышечку, на дне коробки лежали тончайшей выделки изящные замшевые перчатки серого цвета. Одни   с жемчужными пуговками по краю манжета,  другие  - с серебряными.
Степен Матвеевич почти на ощупь, в темноте отпер сарай, в котором царила подозрительная тишина. Запалив спичку, увидел: оба солдата спали, по- детски подложив под щеки ладошки. Вздохнув, староста тихонько потряс их за плечи. Вскочив, некоторое время они приходили в себя, вспоминая подлость старосты и пытаясь ухватить винтовки. А он, не дав им опомниться,  прижав палец к губам, прошипел: «Вещи берите- и за мной».
  -Да как же ты мог, дед, из-за тебя мы приказ нарушили, вот сейчас стрельну тебя,- в голосе Иванова, несмотря на все старания послышалась детская обида.
  -Никшни, подвиг успеешь совершить, а приказ твой за тебя другие выполнили, тебе , дураку, дали шанс пожить чуток.- Староста подождал, когда солдаты выйдут из сарая и осторожно прикрыл дверь.
  На улице лунные тени сплелись в причудливые узоры, на глубоко-синем небе высверкивали яркие звезды. Земля нагретая, еще разгоряченная, нехотя отдавала тепло летнего дня похитительнице – ночи. Солдаты послушно двигались за Степаном Матвеевичем. Он привел их к околице села, противоположной от перекрестка. Из густой тени вывернулась тонкая фигурка.
  -Це Михась, -бросил староста,- пойдете с ним к тайному месту, базу там делать будем. Должны вы теперь , робяты,  много- две жизни за ваши отдали.  Староста вытащил откуда-то из-под забора сверток брезента, от которого невыносимо тянуло сгоревшим порохом. Сунул его в руки ближайшего солдата. - Не дайте пропасть их подвигу.- Кажется, слезы сверкнули в его глазах, а может это просто показалось в неверном свете луны…