Глава четвертая. Красивый дом

Красивый дом.

Галина что-то сосредоточено обдумывала потом толкнула меня локтем.

– Крот, ты чё уснул?

– Чего надо?

– Иди ко мне поближе. Слушай, давай у матери попросимся на кордон в гости, это ведь рядом, помнишь, наверное.

– Ну, понятно, помню! А чё она нас на лошади возить будет?

– Зачем на лошади? Мы и сами дорогу найдем, не маленькие.

– А не заблудимся?

– Да ты чё?! Ты помнишь, где мы Лапку нашли под мостиком? Помнишь?

– Ну помню.

– Так это от Мишкино на полдороги до лесхоза.

– А если мать спросит, где мы будем?

– Да у немого будем. Боиха без разговоров нас примет.

Я расхрабрился и громко сказал:

– Мам, отпусти нас на кордон погостить.

Мать оторвалась от своих мыслей и, наверное, не сразу поняла чего я хочу.
 
– На кордон? Вот сейчас приедем, осмотримся и решим что и как, как только я с Анной поговорю.

– А чё решать? Боиха нас пустит, да и Немой будет не против.

– Дело не в том, – сказала мать, – сиди пока сидится. Всё само собой  образуется.
А что должно образоваться я не понял, но лезть ещё с вопросами не стал.

– Ну вот! Мы приехали, – сказала мать, круто поворачивая лошадь. – Давайте слазьте.

И она проворно соскочила с одра, потянула лошадь за повод и привязала её к низкому заборчику. Дом был большой с одним высоким крыльцом, у которого было четыре довольно высоких ступеньки.

– Давайте, заходите и прямо будут двери к нам. Ну, то есть наше жильё.

 Мы с Галиной по ступенькам запрыгнули на крыльцо и прошли по широкому, но короткому коридору. Перед нами было три двери. Мать говорила, что наша дверь прямо. Галина потянула за скобку и открыла дверь. Когда мы вошли и огляделись поняли, что никаких комнат здесь нет. Одна большая изба, которая имела два больших окна. От входной двери слева виднелось две узких и длинных ступеньки. И выше их – железная скобка.

Ага. Я догадался, что это путь на печь, а с неё – на полати.

Там, где было лицо русской печи находилась кухня. Печь была какая-то не такая, как в домах, в которых мы проживали раньше. Она была с плитой, точно такой же, какая была у нашей бани. Когда-то крашенный пол давно облупился и краска там и сям проглядывала на досках. В щелях, рассохшихся досок, чернела грязь. У нас было время всё рассмотреть и дать оценку нашему жилью в общем.

Когда-то, наверное, давно дом имел совершенно другую конструкцию. Скорее всего он принадлежал одному хозяину и полностью отвечал требованиям того времени. Был он поставлен на крепкий фундамент, который был выполнен из крупных толстых лиственничных свай, вкопанных глубоко в землю, поверх уровня земли сваи были забраны толстыми досками без щелей. В образовавшуюся досочную траншею засыпан и утрамбован чернозём. Сверху был устроен металлический козырёк, но всё это было давно, со временем пришло в негодность и разрушилось. Под домом гулял ветер, гоняя пыль и мусор. Окна дома, некогда имевшие ставни крашенные в ярко-красный и голубой цвет, давно облупились и потеряли яркость. Пятна краски проступали по всей длине дома, делая его каким-то разноцветным. Поэтому мы сразу дали этому дому прозвище «красивый дом».
 
Галина, когда мы только входили в дом, увидела в углу на полу маленький веник, чтобы немного подмести пол. Веник, конечно, пригодился. После осмотра квартиры Галина смахнула пыль с досок полатей и мы с ней растянулись на досках, гладких и крашеных коричневой краской, окончательно вытерев их от пыли. Веник мы вернули на место, помня наказ матери никогда не брать чужое без спроса.

Вошла мать.

– Вы где?

– Тут! – ответил я.

– Давайте, слазьте.

Она занесла корзину, которая ехала с нами, вместе со столом, лежащим на одре вверх ногами. Стол мы занесли в дом и поставили к стене у окна. Мать с Галиной сели на табуретки, а я уселся на подоконнике окна. Мать достала кружки, большую бутылку молока, нарезала хлеба и достала свёрток с варёной картошкой, несколько яиц и бумажку с солью. Мы принялись за еду.

Не успели мы закончить обед, как пришла Анна Фёдоровна.

– Вы уже здесь?

Мать поднялась и сказала.

– Давай, садись с нами, поешь.

– Нет, я не буду, я уже поела, была в столовой.

– Ну, смотри.

Мать снова опустилась на табуретку.

– Ладно, идите поиграйте на улице. Можете к Клоповым сходить. Не забыли, где наша баня?

Нас упрашивать было не надо. Мы тут же исчезли. Когда мы вышли на улицу, я остановился и сказал:

– А знаешь чё, я, наверное, к Пашке Миронову схожу, давно не видел.

– Пойди-пойди. А я тоже к подружке схожу, к Кате Еговцевой, помнишь такую?

– Конечно, помню.

Я шагал по улице и думал о том, что всё это было так давно. Первый класс, кордон, второй класс, потом третий. Буду учиться с Пашкой, а может быть он куда-нибудь уехал? Ладно, узнаю. Вот и Пашкин дом.

Я толкнулся в калитку и увидел Пашку во дворе.  Он игрался со щенком. Увидев меня, Паша кинулся ко мне и мы с ним обнялись как родные братья.

– Ты откуда взялся? – Пашка был мне очень рад.

– А я жить буду в Мишкино!

– А где ты жил, когда неожиданно исчез и в школе тебя больше не было?

– Я, Пашка, жил на кордоне, недалеко от Мишкина, в пяти километрах есть лесхоз Иванково. Вот туда меня и увезли, я закончил там второй класс. Оттуда меня увезли в деревню Веденское, там я учился и закончил третий класс. Во, Пашка, какие дела. А теперь мы опять будем учиться вместе в базовой школе! Ты не против?

– Да ты че?! Я отличник у Марии Семеновны! Самый лучший ученик! А сейчас нас таких будет двое! Ну, пойдём в дом, скоро мама придет, она тебе тоже будет очень рада. Хочешь покурить? – предложил он вдруг.

– Не-е-ет! Ты чё! Я ни разу и не пробовал. Вот в деревне с нами жил Ванька Клопов, вот он курил и мне предлагал, а я не стал. А ты чё, куришь?

– Да нет! Это я так – балуюсь. Ну, будешь?

– Нет. Не буду.

– Ну, и я не буду! Хочешь поиграть со щенком? Мне его Володя подарил, брат мой старший. Ты же знаешь, он в Челябинске учится.

– А чё он так долго учиться? Кем он будет?

– Володя окончит институт и будет строить самолёты! Приезжал к нам разбираться.

– А почему разбираться? С кем?

– Да знаешь! Взрослых не сразу поймешь. К нам год назад пришёл мужик. Сказал, что будет мне как отец. А мне он нужен? Меня об этом никто не спрашивал. Первое время он показался мне нормальным человеком, но потом стал приходить каждый день или каждый вечер пьяный. Объяснял, что он по профессии печник и по его работе без этого никак нельзя. Матери приносил одеколон «Сирень». Называется «дарил подарки». Сам принесет и сам же выпьет!

– А чё его разве пьют?!

– Наверное. – Ответил Пашка. – Мать ругаться стала, он полез в драку. Я заступился за мать, ну, и мне попало. Мать сказала, чтобы он из дома убирался. Он матерился и всячески мать ругал.

– Ну и чё было потом?

– Не уходит и всячески куражится! Мама, видимо, написала Володе письмо, и однажды вечером он появился у нас дома, когда мужик выдумывал, что бы ещё нам преподнести. Володя взял его за грудки и без лишних слов выкинул его за дверь, и предупредил, что если он ещё раз здесь появится – дела его будут очень плохи. Мало того, Володя приказал ему в нашем присутствии пообещать здесь никогда не появляться. Вот такие дела у нас были.

– Паш, а Мария Семеновна работает в школе?

– Ну, я же уже тебе говорил, что я у неё лучший ученик. Будем у ней лучшими, ты да я. – сказал Пашка.

– Слушай, а Коляга живой?

– А чё ему сделается? Он из третьего класса не переведён. Оставлен на второй год.

– Он по прежнему дерётся?

– Да нет, не дерётся больше. У наших пацанов есть старшие братья с друзьями, так вот, когда они узнали о его проделках, то так его отколотили, что он неделю в школу не ходил – отлёживался, и больше никого не трогал.

– Да знаешь, я от матери слышал, что у Коляги отец смертельно болен, а мать морфийнистка.

– А что это такое?

– Да мама говорит, что это болезнь. Ну, ладно Пашка, а какие предметы тебе нравятся?

– Да скорее всего арифметика. Она мне и так нравилась, а Володя ещё много про неё рассказал. Ещё Володя говорил, что будут такие предметы называться алгебра, геометрия и, даже трудно выговорить, стереометрия.

– Ну, знаешь, Пашка, это будет совсем не по мне.

Мы проговорили с Пашкой до вечера.

– Ну ладно, я пойду.

– Подожди. А где тебя сейчас искать? Где ты проживаешь?

– В большом доме за почтой, на берегу.

– Это чё «красивый дом»?

– А почему «красивый»?

– Был, видимо, когда-то красивый, разукрашен.

– Найдешь меня там. В нём три семьи живут, мы живём прямо с крыльца.

Я вернулся домой. Мать с Анной Фёдоровной сидели за столом.

– Ну, где вас с Галиной носит? Её до сих пор дома нету.

– Я не знаю. Она к своей Катьке собиралась.

Пришла Галина и собиралась незаметно шмыгнуть на полати, но мать её заметила.

– Ну, ты чё там ночевать не осталась? Мы уже беспокоимся: а вдруг и в самом деле не придёт. Давайте все ужинать и спать. Завтра на кордон направимся. Пораньше выйдем, нам ходьбы от Мишкино — вместо зарядки.

– Мам, а что мы там будем делать?

– На кордоне будете полезными делами заняты, а не болтаться. Для игры времени будет достаточно и в другие дни.

Мы легли спать, Галина уснула сразу, а я ворочался на полатях и с нетерпением ждал момента, когда мы отправимся на кордон. Я был на ногах ни свет ни заря.

– Куда ты в такую рань поднялся? – спросила мать, – Никуда он от нас не денется. На месте будет, ложись, рано ещё.

Я снова растянулся на полатях. Через пару часов мы поднялись и отправились на кордон. Немой с Галиной, да и Боиха обрадовались нашему приезду, и сразу сказали, что мы можем пожить у них сколько пожелаем. Мать сказала Боихе, что пришли мы не на один день на кордон. Леонидов даёт работу на посадках, и сказал, что, если устраивает, мы можем пожить в «сушилке», навести там порядок. Места много, плита есть, еду готовить можно. Тепло и светло, зима ещё не скоро. За работу расчёт может быть дровами. Пригодятся. Вот мать и согласилась поработать.
 
– Да и ребята помогут. Нечего бездельничать.

– Да не до безделья! Ягод и грибов нынча, Александровна, знай только заготавливай – не ленись!

К вечеру «сушилка» была приведена в порядок и вполне годилась для жилья. Рано утром, следующего дня, Маня (дочь Боихи) подняла нас раным рано.

– Давайте пойдём пораньше – параньше вернёмся. Найдём на что наткнёмся. Нынче куда ни ступи – ягоды и грибы. Чего только нет! Мать скажет вашей, чтобы вас не теряла. Давайте, разбирайте корзинки, ведёрки. Витьку нашего не возьмём. Неловко с ним дела делать, да он и сам не пойдёт. Он всё время в своей столярке пропадает.

Мы шагали вслед за Маней и слушали её наставления. Маня на ходу расхваливала нынешний урожай на бруснику.

– А какая она брусника из себя? – спросил я.

– Брусника – это невысокий кустик, смотрится ковром, когда их много. Ягоды большими кисточками, висят прямо гроздьями. Захватываешь кисть пальцами и тянешь на себя. Вот тебе и горсть ягод – бросай в ведро. Я всё вам покажу!

Мы шли по бору не очень долго. Шли по какой-то старой заросшей дороге. Маня остановилась и сказала:

– Вот мы с вами идём по этой дороге от самого кордона. Запомните на всякий случай. Может быть одни пойдёте, то не заблудитесь. Я вот сейчас заметку сделаю, где мы свернём с дороги на еле заметную тропинку.

Буквально через несколько метров мы увидели небольшую палянку, которая как красный ковёр лежала прямо перед нами. Ягод было такое изобилие, что даже было трудно понять с чего начинать.

– Давайте-давайте, – сказала она, – не топчитесь на месте. Начинайте с краешку.
Мы собирали ягоды чуть больше часа, прекращать сбор ягод не хотелось. Даже не верится, что за это время мы успели заполнить все взятые нами с собой ёмкости. Ягодная тяжесть в корзине и ведёрках чувствовалась.

– Ну, ладно, – сказала Маня, – а то не донести будет. Давайте в сторону дома. Кто первый? За ним и пойдём, как будто дорогу не знаем. Давай, Витя, веди нас.

Я бодро зашагал вперёд. Вёл я всех без ошибки, на выходе из бора, когда уже виднелись дома кордона, мы сели отдохнуть, а Маня похвалила меня, что шёл и вёл я всех правильно и ни разу не ошибся.

Мы с Галей прошли в сушилку. Мать была уже там. Она приняла наш сбор, похвалила, накормила нас обедом и сказала, что вечером ягоды приберёт на место.

– Давайте поешьте, отдохните и придёте на посадку. Я вам покажу что вы будете делать.

Мы поели и отправились с матерью. Посадки представляли из себя множество небольших грядок, на которых росли очень маленькие ёлочки, практически только всходы. Грядки были небольшие по ширине и полоть их было удобно. Сорная трава среди них росла густо и надо было применить немало труда, чтобы от нее избавиться. Мать пояснила, что работа эта очень нужная, потому что без прополки всходы просто погибнут.

За день и вечер мы напрыгались и наскакались, а когда добрались до Боихи, мы забрались на полати и отдыхали.

Мать рано утром пришла и справилась как мы живы и здоровы.

– Ну что, давайте на посадки пока не жарко, потом чем-нибудь займётесь.

Она, наверное, разглядела в нас охоту на ягоды или больше на грибы. Казалось, что Маня будто случайно показала как растут и как найти грузди, рассказала это Галине, которая моментально научилась и передала это знание мне. Мать, видя, что мы довольны и ходим в лес не зря, сказала:

– Ну вот, это я вижу, что ягоды собирать и грибы есть кому. На посадке побудете, сходите. Если грузди, синявки попадут, то это будет хорошим делом. Дядя Кузьма и Фёдр Бердников сделали нам две кадушки. Что принесёте, то и засолим.

На посадках мы работали почти неделю, не забывая про лес. Матери мы задали изрядную работу. Мы завалили «сушилку» грибами и ягодами. Матери надо было замачивать ягоды, производить  засолку и выполнять другую работу, наконец, она отпустила нас на денег другой в Мишкино. После такого разрешения мы с Галиной зашли к Боихе, сказали ей, что уходим и отправились в свой «красивый» дом.

В доме горел свет (лампа). У стола сидела Анна Фёдоровна и что-то писала.

– А-а-а, путешественники! Ну что? Нагулялись?

– Нагулялись! – ответила Галина. – Мы спать пойдём. Айда, крот, на полати.

– Пошли.

Наверное, мы уснули сразу. Утром я пошёл к Пашке, Галина к своей Катерине. Я пробыл у Пашки целый день и пришёл домой только к вечеру. Мать с Анной Фёдоровной были дома. На плите что-то булькало, в доме пахло съестным.

– Я есть не буду. Сытый.

– Кто это тебя накормил? – спросила мать, которая уже вернулась с работы домой.

– Я у Пашки наелся. Его мать нас целый день кормила. Мы даже объелись с Пашкой. Вон, Галька пришла, наверное, голоднёханькая.

– Кто? Я голодная? Ты чё, крот! Сытая я до отвала.

– Ну дела, – вздохнула мать, – а я думала набегались, исть захочут. Как у них у всех там дела?

– Ничё, хорошо.

– А вы у меня молодцы, – вдруг похвалила нас мать, – хорошо на кордоне поработали, всё, что вы натаскали я прибрала. Молодцы. – Повторила она. – Вот если бы вы ещё раз помогли мне на участках на грядках, тогда я могла бы сказать, что ещё одно дело сделано.

– А чё надо сделать? – воззрилась Галина на мать.

– Грядки. Грядки, дочка, доделать надо. Быстро у вас работа продвигалась.

– Это мы можем, это нам не в тягость, – отозвался я.

Галина тут как тут.

– Конечно, крот, ты же трудолюбивый. По природе привык в земле ковыряться, ведь в норе постоянно находишься.

– Слушай ты, полевская, за своей норой приглядывай! Мам, а ведь у Гали ума мало?

– Да уж, конечно, где ей до тебя, умник ты наш.

Разговор разговором, а вопрос тут же решён. Мы снова трудились на посадках, теперь с утра и до вечера. Конечно, отдыхали, но без леса, груздей и ягод. Нам казалось, что эта работа на посадках никогда не кончится. Болела спина, мухи-пауты не давали покоя. Я был готов к нытью и только галинино упорство придавало мне силы. Я очень бы не хотел, чтобы она с торжеством сказала: «А, крот! Схлюздил!».

Солнце уже перекатило за обед, а мать всё молчит. Но вот она разогнулась, смахнула пот с лица и сказала:

– Ну, ладно. На сегодня хватит.

– Правда, мама? – возрадовался я, – А сейчас чё нам делать?

– Да идите, отдыхайте домой.

– Домой? Это куда? – Спросила Галина. – В сушилку? А нам можно сходить гальянов половить?

– Идите-идите куда желание есть.

Мы, ничего не уточняя, рванули к Немому. Надо сказать, что Боиха была добрым человеком. Она относилась к нам как к своим. Мы у ней обитались больше, чем в сушилке. Чаще всего нас от нее забирала по утру мать. Однажды утром, когда мы с ней шли к нашей сушилке, нам навстречу на лошади ехал Леонидов.

– А! Рабочая бригада уже на ходу?

И он тормознул лошадь. Леонидов окликнул мать и подозвал её к себе.

– Идите дальше! – махнула нам рукой мать.

Мы пошли своей дорогой. Вечером в сушилке мать сказала.

– Вот что, завтра в Мишкино отправитесь. Леонидов сказал, что к обеду нагрузят машину дров, а к вечеру вторую. С первой машиной ты, Галина, уедешь, а ты, Витька, со второй. Дрова свалите подальше от крыльца. Когда они будут расколоты – ближе будет складывать в сарайку. Анна Галине всё объяснит и покажет, а я ещё здесь побуду, грядки-посадки доделаю.

Мы с утра сходили к Немому, чем-то позанимались и уселись на крыльце конторы. Машина, гружённая березовыми чурбаками, подъехала, остановилась у крыльца. На крыльцо вышел Николай Леонидов.

– Ух ты! Какие люди у нас! Здорово, Витюха, как твоя нога? Давным давно уже забыл, наверное? Ну, а как охота? Утки по тебе уже давно скучают.

– Да, дядя Коля, некогда мне! Дел по горло! – солидно ответил я.

– А! Ну, конечно! Как там всё без тебя и твоего присмотра, одни ведь женщины. Ты куда? – спросил он у шофёра.

– Да вот, – ответил он, – директор сказал, что в Мишкино надо отвезти разгрузиться и вернуться за второй. Сказал, что за день надо управиться.
Николай спустился с крыльца, подошёл к шофёру и что-то ему сказал.

– Понял-понял, – кивнул ему шофёр.

– Так! Ну, кто из вас самый смелый, садитесь рядом, поедем! – открыл дверку шофёр.

Я было рванулся в кабину, но Галина шустро меня опередила.

– Ты чё? Забыл, что мама говорила? Мне ехать первой!

Шофёр дал газ и они уехали. Николай сел со мной рядом.

– Ну, расскажи, как у тебя дела? Сколько классов окончил?

– Три, дядя Коля, в четвёртый перевели.

– А живёте где?

– Сейчас в Мишкино, а жили в деревне, Веденское называется. Это там, где я родился. В этой деревне я и закончил третий класс.

А он свою линию гнёт.

– Витя, а Анна Фёдоровна с вами живёт.

– Сейчас с нами, а жила отдельно. Она работала учительницей в деревне Масли, а сейчас она работает в райкоме комсомола самой главной. Детей в школе она, видимо, больше учить не будет.

– Вот какой ты, Витя, молодец! Всё знаешь! Спасибо, что поделился со мной информацией. Ну, ладно, Витя, к друзьям сходи, мне ещё делами надо заняться. Будь здоров!

Он подал мне руку как взрослому и ушёл. Ко мне подсел Немой, мы с ним пообщались. Он здорово вырос, стал выше ростом и шире в плечах.

– Чё делаешь? – спросил я у него.

Он пояснял мне, что работает в столярке, учится делать кадушки, бочата. Из-за конторы вышел Володя Бухаров.

– Здорова, Малка!

– Здорова! – ответил я.

– Ты где сейчас живёшь?

– Я? В Мишкино.

– А почему я тебя там не вижу? Я ведь учусь там в средней школе и тебя я там не замечал.

– А меня увезли жить в деревню и там я закончил третий класс, а сейчас я, Галина, Анна Фёдоровна с мамой, живём в Мишкино и я буду там учиться.

– В какой школе?

– Я в базовой, а Галина в средней.

– Значит вместе со мной. Я ведь тоже в средней учусь. – уточнил Володя. – Как у тебя, Малка дела?

– Да дел, Володя, у меня много. Всё сразу не скажешь.

– Да ну! Ты совсем большой стал, Малка.

Я по-хозяйски продолжал:

– Дрова, вот, увезти надо будет. Одну машину я с Галиной уже отправил. Вов, как ты думаешь, я с дровами смогу управиться, если попробую их расколоть сам?

– А я думаю, что ты ещё мало каши ел. Не обижайся, ты ещё не в той силе. Но пусть тебя это не очень тревожит. Я могу позвать пацанов, парни они хорошие, мало того, они со старшими братьями придут. Во всём мы тебе поможем. А чё сидим?

– Дак, Володя, мне надо машину ждать и уехать с дровами домой.

– Ладно, где живешь и где дом мы сами найдем – у шофёра спросим. За дрова не переживай.

Я долго сидел на крыльце и не знал, что машина уже вернулась и стоит для погрузки. Через несколько минут у крыльца остановилась машина полная дров, шофёр открыл дверку и скомандовал:

– Марш в кабину!

Я не ждал второго приглашения, запрыгнул в кабину и мы покатили в Мишкино. На машине я ехал первый раз в жизни. Легковушка, на которой шофёр возил меня за ягодами не в счёт. Здесь в кабине было интереснее, слышалось урчание мотора и техника будто бы дышала. Мы подъехали к ранее привезённым дровам. Шофёр принялся разгружать машину. Я полез в кузов, но был остановлен шофёром, он сказал.

– Вот что, малыш, ты понаблюдай, а я буду заниматься наказанным мне делом.

Ну вот, дрова разгружены. Чуть поодаль от крыльца лежала большая куча.

– Ну, ладно. Будь здоров, расти большой. – Сказал шофёр.

Он захлопнул дверку, завёл мотор и медленно выехал со двора.

– Ты голодный? – спросила Галя.

– Нет, я ись не хочу. Я ненадолго к Пашке схожу, что и как у него.

– Иди, да недолго. Скоро Анна Фёдоровна придёт, а может и задержится, работы у неё много. Сидит, вон, дома вечерами с книгами и тетрадями.

Я побыл у Пашки. Посидели-поговорили. Он слушал чем я занимаюсь, рассказывал Пашке про новые задачи, про заготовку дров и необходимость их расколки. Как бы всё это дело сделать, ведь их великое множество. Большая куча возле дома.

– Да очень легко! – ответил Пашка. – Я завтра нашим пацанам скажу они попросят старших братьев, думаешь не помогут? У нас все ребята дружные, а старшие всегда готовы помочь.

– Ну, ладно. Вот поэтому я и пришёл к тебе за помощью. Пойду домой, Галина дома одна. Скучно, наверное.

Я вернулся домой. Галина с Анной Фёдоровной готовили ужин. Галя позвала:

– Крот, ужинать будешь?

– Знаешь чё?

– Чё?

– А вот чё! Ещё раз обзавёшся, то я тебе так наподдаю, что мало тебе не покажется!

– Ты случайно не забыл, а то говорят, что на грызунов чума нападает!

– Это чё такое?! Каждая мышь начинает верещать!

– Ладно-ладно! – приструнила нас Анна Фёдоровна. – Обзываться, действительно, очень некрасиво и делать этого не надо. Пусть и беззлобно, но всё равно не надо.
Утром к нам пришел Пашка, поздоровался и сказал:

– А у Коляги отец умер, сегодня похороны будут. Надо Колягу поддержать. То, что он хулиган, значения никакого не имеет. Он ведь одумался, ребята уже научили его уму разуму. Без нас с тобой, Витя. Я тебе, наверное, говорил, что у Коляги и мать больная.

Мы с Пашкой решили пойти на похороны. Было много народа. Мы наблюдали и видели, как выносили гроб, он был обит красной материей, его выносили мужчины в милицейской форме. Людей в форме милиции и военной было очень много. Играл духовой оркестр, исполнял похоронный марш. Было очень много венков. Перед захоронением говорили длинные речи, перечисляли заслуги покойного. Прогремел залп салюта.

Мы возвращались с кладбища, поравнялись с Колягой, который одиноко шёл по тротуару и плакал, никого не замечая. Мы подошли к нему и сказали:

– Ты не падай духом, если хочешь, мы с тобой дружить будем.

Коляга ничего не ответил.


Пашка оказался молодцом. Он утром пришёл к нам с двумя старшеклассниками, они пришли с инструментами. Видимо, день был удачный, что буквально через час подошли ребята с кордона. Получилась солидная бригада. Анна Фёдоровна показала куда складывать готовые поленья. Закипела работа. Так получилось, что всем командовал Бухаров, и надо сказать, у него это получалось здорово.

Мы проявили такую резвость, что к вечеру управились с дровами. Мать и Анна Фёдоровна вместе долго нас хвалили за выполненную работу. Все мы были в числе молодцов.

Летели дни за днями. Мы с Галей много и часто занимались разными домашними делами. Конечно, часто по инициативе матери, которая как-то успевала быть и в Мишкино, и на кордоне.

Однажды утром я увидел на нашем крыльце Колягу. Я подошёл к нему и спросил:

– А чё ты здесь?

– Мать жду. Она там.

Он махнул в сторону их дома.

– С милицией разбирается.

– А чё такое.

– Да вот, говорят, что нам из квартиры выезжать надо, потому что квартира ведомственная, в ней будет жить новый начальник милиции.

– А вы куда?

– Да вот, в квартиру, что рядом с вами. Она, видимо, свободна.

– Значит, мы с тобой будем соседями.

– Не знаю. Будем или нет, – вздохнул Коляга. – Мать-то не одна.

– А с кем?

– Да мой брат старший пришёл из тюрьмы. Пришёл вчера вечером. Ну, а утром милиция пришла нас выселять. Брат в спор с ними, а потом в драку полез. Скорее всего его посадят.

Пока мы разговаривали подошла колягина мать и со слезами сказала:

– Ну, вот и всё. Отгулял сынок на свободе – забрали в милицию.

Подошла наша мать, поздоровалась и сказала:

– Вы, наверное, будете нашими соседями. Проходите, я вам покажу, где жильё ваше. А пока можете к нам заходить.

Матери зашли к нам, а я забрался на полати. Сейчас всё расскажут друг другу, решил я. И я не ошибся. Много я услышал и понял из разговора.

– Похоронила я своего, – начала говорить соседка, – ноги не успели остыть, как из квартиры погнали. Дали неделю сроку, чтобы квартиру освободили. Сынок у меня старший из тюрьмы пришёл вчера вечером. У него тюрьма, что мать родная. – Вздохнула она. – Без счёту раз сидит. Меня вообще за человека не считает. Мат на мате, мат на мате и ни слова нормального. Отец столько сил вложил в службу, разве он когда-нибудь желал плохого? Не успел за порог заступить, как начал милиционеров оскорблять всячески, а потом набросился на них с кулаками. Ну что? Скрутили, наручники надели и увели в милицию. Считай, что опять посадят. Да и второй у меня не лучше. Четыре класса закончить не может. Хулиган из хулиганов. Уеду я отсюда.

– А куда? – спросила мать.

– Да вот думаю уехать к сестре, живёт она в городе Тамбов. Живут неплохо, думаю, что не откажет на первых парах. Две сестры у меня есть. Живут они в лебяжеском районе. Приедут, вещи увезут пока к себе.

– Ну, а сестра из Тамбова знает о твоём приезде? – спросила мать.

– Да писала я ей, ещё сам был живой. Ответ был такой, что как-то ни да, ни нет.
Мать пожала плечами и сказала.

– Да стоит ли вам забираться в такую даль в чужие края.

Я думаю, что наша мать едва ли представляла какую даль представляет из себя Тамбов. Соседка ушла восвояси. Почти следом за ней у нас появилась пашкина мать, они с моей матерью были хорошо знакомы.

– Ну как вы тут, Варвара Александровна, устроились? Всё собиралась вас навестить.

– Да спасибо на добром слове. Пока всё образуется. Парни, вот, наши будут опять вместе учиться в школе.

– Да знаю я. Пашка все уши прожужжал. «Будем вместе», «будем вместе»! У вас соседи новые?

– Да Волкова сейчас только ушла. Горевала, что сына опять в тюрьму упекут.

– А я тут встретилась с судьёй. Так она сказала, что вряд ли он открутится. Злостное сопротивление милиции.

– Уезжать она собралась, – добавила мать.

– Куда?

– Да не знаю! Говорит, что к сестре в Тамбов.

– Ну, ладно, Александровна, будет время – приходите. Что надо – поможем друг другу.


Ну, вот и прокатилось лето. Начались занятия в школе. Волкова с Колягой уехали в Тамбов, в конце августа вернулись обратно. Но приехала Волкова без Коляги. Прожили там они совсем немного, Коляга подружился со шпаной, был пойман на воровстве, суд определил его в детскую колонию. Волкова, уезжая передавала матери ключи от квартиры, она будто предвидела развитие событий. Вернулась она в пустую квартиру. На второй день на утро, на громкий и настоятельный стук никто не отозвался. Вызвали милицию, потом врача. Волкова лежала на полу мёртвая. Как стало известно позднее она приняла большую дозу морфия, умерла она от передозировки.

Мы с Пашкой сидели за одной партой. Оба довольные сами собой. Я давно не видел Марию Семеновну. Она очень изменилась (состарилась), но была она такая же спокойная и ровная. На первом уроке она сказала:

– Вот, дети, мы начали последний год учёбы начального курса обучения. Он стал и будет называться «начальным образованием». Я думаю и надеюсь, что вы все будете продолжат учёбу в следующих классах средней школы и многие из вас будут врачами, педагогами, инженерами и другими полезными и нужными людьми.

Класс у нас был дружный, послушный. Большинство в классе были девочки. Несмотря на это мы относились к ним как к другим мальчишкам ровесникам.

Очень быстро летело время. Незаметно подошёл новый год. Новогодняя ёлка с подарками от деда Мороза. Новый 1951 год. Чем он особенно запомнился? Наверное, больше холодом в нашей квартире. Когда-то утеплённый дом, теперь уже не держал тепло. Под полом гулял ветер. В основном мы обитались на полатях. Русская печь топилась исправно и вверху, ближе к потолку было тепло. Уроки мы готовили больше на полатях, отодвинув занавеску, чтобы свет из окна падал на нас. Мы, как всегда, очень много читали. Книги брали в библиотеке, нас там знали как заядлых читателей и разрешали брать даже взрослую литературу. А вообще, мы, несмотря на холода, находили себе занятия и веселились во всю на улице.

В нашей ватаге были четвероклассники, пяти-шести и даже семиклассники. На озере были изготовлены снежные крепости. Каждая крепость принадлежала своей группе, мы отбивали их и дело доходило до «свалки». Всегда было очень весело. Расходились кто куда погреться, а иногда. Увлекаясь, забывали про обед. Такие игры случались, как правило по выходным.

На этом же озере у нас было много убежищ. Это были ямы, порой довольно глубокие. Они получались от того, что в течении зимы жители долбили лёд для воды и питья. Всё это мы использовали в играх.

Весенняя пора пришла как-то неожиданно и быстро, сама собой. Нам было строго наказано матерью – на озере не играть. Наказано было не только нашей, но и матерями других ребят. Лед на озере таял, ледохода на нём не бывало, масса льда распадалась на отдельные глыбы, большие и маленькие. Моя душа не утратила поступательного движения к приключениям и, в один из дней, я облюбовал довольно большую, как мне показалось, льдину, которая находилась у самого берега. Я тут же решил превратить ее в плав средство. На ногах у меня были резиновые сапоги, в руках – длинная палка. Я разбежался и прыгнул на льдину. Но льдина таковой быть не пожелала. Она тут же проломилась и встала на ребро. Через мгновение она развалилась на несколько кусков. Я провалился в воду больше, чем до пояса, и, в довершение ко всему – шлёпнулся на спину и утонул до дна, чуть ли не с головой. Я вылетел на берег как ошпаренный. Что делать? Бежать домой? Мать дома и изобьёт меня как собаку.

Я забежал в сарайку, где хранились дрова, закрыл двери и начал стягивать с себя одежду. Для начала я вылил из сапог воду, снял штаны и рубаху и кое-как их отжал. Потом решил следующим образом – одежду забрать с собой домой. А потом сделать так, чтобы мать не заметила – вскочить на печь. Я сгреб одежду в охапку, влетел в коридор по крыльцу и заглянул в нашу дверь. Мать была в кухне и её было не видно. Я замахнул одежду на печь и орлом залез на полати. Догадливая мышь принялась расстилать мою одежду на кирпичах. Она кивнула в сторону матери, которая сидела на кухне и чистила картофель.

– Чё, крот, провалился? Боишься?

– Чего ты орёшь? Ничего я не боюсь! И не проваливался я! Просто оступился!

– Ага… Да ты не бойся, мать не заметит.

– Отстань, не боюсь я. Если ты не проболтаешься.

– Я?!

– Молчи.

Несколько дней назад от Валентины пришло письмо. Содержание его нам стало известно, когда Анна Фёдоровна обсуждала его с матерью. Валентина писала, что живут они очень хорошо. Мужа зовут Пётр Константинович, фамилия Соларев. Живут они в городе Нежин, в киевской области. Валя сообщила, что постоянно переписывается с Надеждой в Харькове. Семья у Надежды уже большая. Александр старший сын, Галина, Анатолий и она с Николаем Прокопьевичем. В конце письма Валентина пригласила мать погастить у них в Нежине, которое было принято и мать собралась к Валентине погостить. Анна Фёдоровна собрала её в дорогу, посадила на поезд, наказала ей, чтобы сразу написала письмо, как только доедет до места. Одним словом, мать уехала в путь-дорогу.

Анна Фёдоровна с Галиной занимались домашними делами, мы с Пашкой своими. Анна Фёдоровна без конца писала какие-то свои бумаги. Через некоторое время от матери пришло письмо. В письме она сообщала, что «вот где жизнь – так это в городе, а не в нашей деревне! В магазинах всё есть. Больших очередей не бывает. По вечерам все улицы в огнях, светло как днём».

Петр Константинович, валин муж, очень вежливый и хороший человек. С Валей живут дружно, располагаются они в двухкомнатной квартире в военном городке. Валентина не работает. Мать посоветовалась с ней можно ли пожить у них в Нежине с Галиной и Витей. «Ведь не думала я так, что дети так поступать могут! Валентина, нисколько меня не стесняясь дала решительный отказ! Она сказала: если надумаешь ехать на Украину, то на меня не расчитывай. Вот так и сказала! Я долго загащиваться не буду. Хотя принимают они меня очень хорошо. Пётр Константинович сказал, чтобы я домой не торопилась. Обратную дорогу они мне обеспечат. Купили мне в подарок два платья и джемпер, обувь на ноги, вам, ребята, подарки со мной высылают. В общем, я погощу ещё с недельку – и домой. Скучно без вас».

Домой она приехала в один из вечеров. Мы её еще не ждали. Мы разбирали её вещи и удивлялись многим предметам. Мочалка, коробка с мылом, два кухонных ножа, несколько тарелок, три или четыре чашки для чая. Сухофрукты, конфеты и многое другое неведомое для нашего посёлка.

Назавтра я от мочалки отделил несколько прядей и мы с Пашкой стали гадать из чего она сделана, пришли к выводу, что это не только заморская вещь, а скорее всего самая настоящая морская трава.

Мне выслали в подарок ботинки с галошами, две рубахи. Галине – два платья. Анне Фёдоровне – пудра в коробке и духи. В общем, все были довольны. У меня появилось чувство, что мы находимся накануне серьезных жизненных перемен, и, к сожалению, в этом не ошибся.

Прошёл месяц, а может чуть больше, и мать сказала:

– Давайте, готовьтесь к школе, берите тетради, учебники, ручки, карандаши и всё, что необходимо. Поедем к Надежде в Харьков.

Для нас это было как гром среди ясного неба. Первой возмутилась Анна Фёдоровна.

– Мама! Зачем всё это надо?! Мы все здоровы, как будто всё устроено. Есть работа, есть жильё, ребята во всем помогают. Какая необходимость в переезде? Зачем? У Надежды орава детей! Муж – инвалид первой группы. Я ещё раз могу спросить: зачем?
Мы, конечно, не разговаривали, наш голос не считался. Пусть взрослые сами разберуться. Мы ждали день, два, больше. Но разговора о переезде не возникало, на нашу радость. Я был готов к тому, что буду учиться в средней школе в пятом классе. К учёбе мы с Галиной были готовы. Оставалась неделя до первого сентября. Утром мать без лишних объяснений сказала:

– Едем в Харьков.

Никто ничего не ответил. Анна Фёдоровна даже не пыталась отговорить мать. После обеда мы отправились на вокзал.