Клиника отрывок

У неё было расстройство пищевого поведения, у него сексуального предпочтения. Они встретились в клинике неврозов, когда она лечилась там от булимии, а он поступил из-за навязчивых мыслей о суициде. В одно время вышли покурить за угол, разговорились, шутили, договорились встретиться после ужина. Он не был женат, а она была замужем. Когда она спросила его, почему он ищет смерти, он ответил, что от скуки. Она понимала, о чем он говорил, потому что объедалась тоже из-за скуки. Несмотря на плотный рабочий график, любовь и заботу мужа, её жизнь была скучной. Поэтому она поглощала всё, что видела, а потом бежала в туалет с зубной щёткой. Выходила оттуда уже с опухшим красным лицом. Муж ничего не замечал. Так продолжалось много лет... Он не был женат, но был успешен среди женщин. Из-за своего расстройства женщин ему требовалось много, но их присутствие скорее забирало силы, чем приносило радость. Конечно, поначалу было забавно и даже местами интересно, но интерес быстро проходил и приходила скука. Чтобы заполнить пустоту он гонял на мотоцикле, сплавлялся по горным рекам, прыгал с парашютом. После всех безобидных попыток убить себя естественным образом, он обратился за помощью к специалисту, решив, что готов изменить свою жизнь. И тут он встретил очередную женщину. Сперва он решил, что это желание - попытка заполнить пустоту и получить быстрое удовольствие привычным способом. Но после третьей совместной сигареты он поймал себя на мысли, что в условиях пребывания в клинике они были сразу одинаково обнажены друг перед другом. И желание произвести впечатление не имело никакого смысла, а скорее наоборот, выглядело бы полнейшим безумием, в котором они оба тонули уже не первый день и так. Эта совместная обнажённость с первых минут знакомства была так вовремя для них. Будто небо встретилось с землей в пике заката. Когда он - это почти она, когда близость возникла моментом, а время разлилось от этой встречи и остановилось для них обоих. И они сразу стали близки друг другу, будто так было всегда. Его пустота вдруг наполнилась мыслями о ней. Она же рядом с ним была сыта от чувств. Завтра для них наступала совсем другая, лучшая жизнь.

Он вернулся в свою палату и быстро уснул. Засыпая, думал о ней. На следующий день они не встретились. Он не сказал ей вчера, что выписывается из клиники завтра. Свой выписной эпикриз Глеб скомкал и наспех засунул в карман кожаной куртки. Закурил и вызвал такси. В такси он думал о ней. Думал о том, как нелепо и не вовремя случилась эта встреча. О том, что он не сказал, что выписывается завтра и что кроме имени Оксана, он не спросил даже номер её телефона. Рядом с ней в этом странном месте ему было так неожиданно хорошо, что он, испугавшись этих ощущений, решил сбежать. Проезжая в такси мимо Храма Христа Спасителя, он вспомнил, как мама таскала его сюда на различные экспозиции Пушкинского музея - любимого музея мамы и как потом они бродили с ней вдоль набережной Москвы - реки. Мама ... Да, кажется, Оксана чем-то напомнила ему маму ... С ней он вдруг вспомнил про неё. Этот серьезный взгляд тёмных глаз, улыбка как у ребёнка, лёгкий, не к месту, взмах руки, случайное касание его плеча. В этой тактильности незнакомой, чужой женщины было столько близкого и понятного для него. Образ мамы отчётливее возник перед Глебом, когда он оставил Оксану без связи и возможности встречи с ним. Глеб бежал, потому хотел забыть тот вечер. Годами он выбирал одинаково красивых женщин с аппетитными формами. Оксана не была похожа на его типаж. Высокая и слишком худая. Яркие тёмные глаза, острые скулы, короткая стрижка. Она больше походила на растерянного субтильного подростка, чем на сексуально привлекательную женщину. И это так напугало Глеба. Впервые внешность женщина не играла для него никакого значения. Оксана привлекала его чем-то другим. Своей открытой глубиной. Он смотрел на неё и видел суть, всю её целиком, такой какая есть. Своей. Так было с ним впервые, поэтому он решил дать себе неделю и если мысли о ней не отпустят, он приедет в клинику, чтобы увидеться с ней. Жёлтое такси мчалось по Новому Арбату через Кремлёвскую набережную и остров Балчуг.

Вернувшись в палату, она не могла заснуть, чувства переполняли. Ей захотелось позвонить мужу и, услышав его голос понять, что-то для себя. А может просто рассказать ему о чём-то. Она ещё этого не знала и просто позвонила. «Оксана, ты разве не спишь?» - раздался его родной голос. «Не спится. Я звоню просто так...» - сказала она, начав оправдываться. «Давай созвонимся завтра, я спал. Люблю тебя, дорогая.» - сонным голосом бормотал муж. «И я тебя...» - на автомате ответила она, думая о своём, и первой повесила трубку. Резко захотелось шоколада. Плитки две или три пористого тёмного шоколада. И чтобы он таял в руках, а его пузырики во рту. Но шоколада у неё не было, можно было бы на удачу поклянчить его у соседок по палате, но те тоже уже спали. Её кровать стояла у окна и она стала ловить взглядом и разглядывать полоски света от ярких фар, проезжавших мимо машин, на потолке и стенах, пытаясь расслабиться, чтобы уснуть. Думая о том, что любимый месяц май вовсю набирает обороты. Что скоро зацветёт сирень в Сиреневом саду на Сиреневом бульваре и она непременно будет там наслаждаться ей. Оксана любила сирень, особенно после дождя. Любила зарыться носом в нежные благоухающие цветки и вдыхать аромат сирени каждой клеточкой своего тела. Она наполнялась этим весенним ароматом и сама будто становилась частью сиреневого куста. Ей нравилось гулять в саду одной. Главное успеть на цветение, думала она. А потом мыслями ушла к тому, что весна непременно станет летом и тогда Оксана наконец согреется. Она любила лето, потому что только летом не мёрзла всё время. В остальное время года ей было постоянно холодно и хотелось много есть. Так она согревалась. Её болезнь - булимия была обычной, как у многих. Причина по которой она здесь - невозможность зачать ребёнка.  Ей хотелось много есть и при этом оставаться стройной. Частые срывы и походы в туалет, чтобы очиститься после еды, сделали её нервной, потом месячные перестали стабильно приходить и она стала ещё более нервной. Она страдала, ела, очищалась, худела и так по кругу. Призналась себе в булимии и, собрав вещи в клинику неврозов, с одной целью, вдруг неожиданно встретилась там с чем-то совершенно новым для себя. Глеб... Почти как хлеб, улыбаясь, засыпая, думала она.

В ту ночь ей приснился Сиреневый сад. Долгожданный тёплый май и в нём цветущие кусты сирени. В своём сне она идёт по дорожкам парка одна. Ей тепло и радостно. Она смотрит в голубое весеннее небо, которое грустнеет на глазах. Стремительно сгущаются тучи, собирается гроза. Оксана оглядывается по сторонам в поисках укрытия от начинающегося дождя, но вокруг неё лишь разноцветная махровая сирень. А крупные острые капли весеннего дождя настойчиво падают на голову и быстро стекают по коротким волосам и обнаженной шее ниже, к плечам и спине. Отчего-то во сне Оксана не боится вымокнуть и остаётся стоять под дождём. Она поднимает к небу лицо и любопытно открывает рот, пробуя дождевые капли на вкус. Они слегка сладковатые и плотные, по консистенции напоминают ей молоко. Эти молочные, чуть тёплые капли уже настойчивой тонкой струйкой стекают по шее и спине, по рукам и ногам, заливая её целиком. Но Оксане не холодно и не противно стоять так. Наоборот, ей приятно и сперва кажется, что она под дождём из кокосового молока, но потом приходит ощущение, что это молоко грудное. Напившись, Оксана хочет укрыться от молочного дождя в высоких кустах сирени. Она ныряет в ароматные сиреневые кусты и дождь прекращается. Оксана прижимается уставшим лицом к благоухающим нежным цветкам. Запах сирени щекочет ей нос, по мокрым ресницам и щекам стекают капли, неся в себе аромат сирени, смешиваясь в области шеи с ароматом её любимых духов. Уставшая, промокшая, но счастливая она выбирается из сиреневых объятий и выходит на тропинку парка. Ощущения красоты и гармонии переполняют её. С наслаждением, не спеша она идёт к выходу и вдруг слышит голос Глеба: «Оксана, я уезжаю завтра. Если сможешь, не грусти без меня». Она смотрит по сторонам, но его нигде нет. Есть только голос: мягкий, тягучий, с хрипотцой. Он ласково и нежно говорит с ней, будто обнимает голосом. Когда Оксана проснулась, в окно скромно стучалось лучиками солнце, а санитарка звонко гремела тарелками, разнося по палатам завтрак. Оксане хотелось «съесть слона» и увидеться с Глебом. Она ещё не знала, что сегодня он покинет клинику и уедет, не простившись, чтобы постараться о ней забыть.

Глеб зашёл в квартиру, быстро раздевшись, бросил ключи и куртку на пол. Вышел на балкон и жадно закурил. Выпуская клубы дыма в сумерки уходящего дня, он смотрел на Москву, вот-вот готовую зажечь фонари и стать тусовочной, а за его спиной в комнате было темно. Он держал во рту обжигающий фильтр сигареты и, закрыв глаза, думал: отступить в темноту пустой квартиры или рвануть в толпу людей. Глеб не выносил одиночества. Оно пугало его своей честностью, к которой он не привык. Одиночество затягивало его страхом удушья и заставляло бежать. Оно выглядело невыносимым для тридцатилетнего молодого мужчины с неврозом из-за расстройства сексуального предпочтения. Уж лучше куча сексапильных тёлок, чем эта звенящая пустота внутри. Глеб жил в небольшой съёмной квартире на Котельнической набережной один. Эту квартирку с мансардой - надстроенным чердаком, он снял случайно. Но уже скоро оценил особые прелести именно этого вида холостяцкого жилья. Дождь, стучащий по жестяной кровле крыши, действовал на женщин магнетическим образом. Такая квартира щедро добавляла недостающих романтических штрихов его брутальному образу. Глеб уже знал на практике, что если прокатить девушку на мотоцикле по мостам, сменяющих друг друга, набережных, и вдруг резко тормознуть на Котельнической, заскочив в ближайший магазин за бутылочкой красного Мерло и клубникой, а потом подняться к нему - в квартирку под железной крышей - то успех жаркой ночи был обеспечен. А если в помощь к нему придёт ещё и дождь, то женщина, расслабившись от вина и ритмичных звуков дождя, раскрасневшись, сама прижмётся к нему. Либо он осознанно выбирал таких женщин, либо был чертовски неотразим, рассуждал, достав телефон Глеб. Он выбирал ту, с кем проведёт сегодняшнюю ночь. Но сегодня он не станет катать её на мотоцикле или, встретившись с ней на Манежке у фонтанов, гулять полночи через Театральную площадь, вдоль Никольской улицы. А после, сквозь паутину Китай-городских переулков, вести её к себе на Котельническую набережную, огибая величественную Сталинскую высотку. Сегодня он хочет быстрой разрядки без прелюдий. Для этого у Глеба было несколько проверенных годами вариантов и он привычно выбирал один из них.

Но так и не решив, кого хочет видеть сегодня у себя, убрал телефон в карман и потушил сигарету. И дело было не в том, что он не хочет, он провёл несколько недель в клинике и, конечно, хотел. Но сегодня он передумал делать, как обычно. Возможно, оттого что каждый раз это было так доступно и просто для него. Быстро и мгновенно приятно, а затем дико скучно, что сегодня он передумал звонить одной из своих «удобных подруг». «Слишком просто и скучно - рассуждал он - лучше попробую уснуть». Глеб зашёл внутрь тёмной комнаты и лёг на диван, закрыл глаза и стал слушать, прилетавшие снизу звуки неспящего двора. Балкон был приоткрыт и позволял подслушать, чем жила улица в это вечернее время. Глеб слышал шуршание резиновых шин об асфальт, детский смех, быстрый стук каблуков, раздражённый сигнал машин. Он мысленно вернулся к стуку каблуков и образ Оксаны моментально возник перед ним. Она бежала ему на встречу и улыбалась. Потом брала его под руку и они шли в кафе, кино или ближайший сквер на зелёную лавку. Неважно куда они шли, главное, чтобы вместе. Глеб, испугавшись своих мыслей, вздрогнул так, будто они были не его. Но не удержался и вернулся к её детской улыбке, изящно летящей руке к тёмным непослушным волосам, её сияющим глазам, лёгкому румянцу на щеках, к губам и нежной коже, к которым Глебу так хотелось прикоснуться... Он напрягся и озабоченно сел на диван. «Похоже, без подруги сегодня не обойтись или придётся идти в душ» - напряжённо думал Глеб. Ему была необходима разрядка и он выбрал душ. Чтобы расслабиться он встал под сильную и горячую струю воды. Огненные капли безжалостно струились по его напряженному телу, неся в себе надежду на скорое расслабление. Глеб поддался силе воды и пошёл на встречу ощущениям всем своим уставшим телом. Прикосновения воды и рук обжигали и ласкали Глеба. Вода была повсюду, на каждом сантиметре его тела, в каждом уголке, изгибе он ощущал огненное касание капель, словно был весь в свежих порезах, а прикосновение воды заживляло их, облегчая боль. Кульминацией было накрывшее его ощущение напряжения в точке наслаждения и моментальное расслабление. Через минуту он, обессиленный, опустился на пол ванной и выключил душ.

«Оксан, ты идешь завтракать? Сегодня манная каша. Вкусная, говорят...» - услышала Оксана голос соседки по палате и неврозу. Оксана не хотела манную кашу, она хотела шоколад, поэтому ответила сонным голосом: «Спасибо, Тань, я позже, я потом...», отвернулась к стене и сделала вид, что продолжает спать. Палатка с газировкой и сладостями привлекала её сейчас больше, чём каша с комочками и белый, с маслом, хлеб. Когда соседки отправились на завтрак, Оксана отправилась добывать себе сладости. Ей предстояло добраться до них незамеченной врачами, медсёстрами и собственной совестью. Когда она нажимала код товара и вводила пинкод карты, она вдруг вспомнила свой сон. Доставая шоколад из холодного тугого кармана автомата, она уже ощущала во рту сладковатый вкус дождевых капель из своего сна. Оксана торопливо, словно воришка, запихнула несколько шоколадных плиток пористого подмышку и поспешно выскочила из отделения за угол больницы. Надо было перекурить эту победу над собственной совестью, несмотря на риск головокружения из-за сигареты натощак. Оксана, конечно же, обманывала себя. Она не стала завтракать и побежала за шоколадом, а потом курить с одной единственной целью - встретиться с Глебом. Но ни сейчас, ни до/после/вместо обеда она не встретилась с ним. Оксана скурила полпачки сигарет, бегая вниз-вверх по ступням клиники; съела, как и планировала, 3 плитки шоколада; созвонилась с мужем, сказала, что любит его; несколько раз мыслями возвращалась к своему сну, смотрела в соннике значение молочного дождя, пыталаясь самостоятельно разгадать этот образ. И.... очень ждала Глеба. Ближе к четырём часам дня она всё же увидела его в окно. Он был одет в тёмно-синие джинсы, чёрные кеды и кожаную куртку. Она видела лишь его отдаляющуюся уверенную спину, направившуюся в сторону шлагбаума. Оксана поняла, что он выписался и уезжает, не простившись с ней. А значит, ей всё показалось. Значит, не было ничего из того, что она почувствовала вчера. Вернее было, но только для неё. Опустошенная и разбитая, опустилась она на кровать и, уткнувшись в подушку, громко зарыдала от отчаяния. Вокруг неё тут же собрались соседки и наперебой стали участливо спрашивать, что же случилось...