Сима и Зяма- непридуманная история!

В  михалинском колхозе «Энергия» было немало хороших и работящих парней, но Симе, новой лаборантке на животноводческой ферме, приглянулся Зяма Любан. Рыжий, как жар-птица!   Характер – огненный! С детства любил лошадей,  землю, природу, как и она. Какие удивительные вечера тогда  стояли в Михалине, когда  провожал девушку после работы. 
Поднимался еврейский колхоз, а вместе с ним и люди. Вскоре влюбленные поженились, родился старший сын. И вдруг  война! День  22 июня 1941 года перевернул всю их жизнь...
 Трём колхозникам, в том числе Зяме и Симе Любан, поручили перегнать стадо коров в Тульскую область и сдать в местное хозяйство. Легко сказать, перегнать  и  сдать. Дорога дальняя, бомбежки, пыль. Коровы не могут идти не доенными. Стадо в 80 голов! Как их   всех подоить, когда горло пересохло от жажды? Нет воды, нет еды. К вымени коровы притронуться нельзя: переполнено молоком. Это было подвигом – пройти такой путь пешком, под обстрелом. Но кто про подвиг тогда думал или говорил? В селе Ясная Поляна, на родине Льва Толстого, стадо передали местному колхозу.
Ушел на фронт Зяма,   а  Сима уехала в тыл. Закончилась война, каждый день молодая жена ждала  весточки от мужа. Сначала в Узбекистане, где была во время эвакуации, потом в Михалине, куда вернулась в 1944 году. Два года прошло после окончания войны, а Зямы  всё  нет и нет.
– Сима, может, зря ты столько ждешь? Уже 1947 год! Ты ещё молода. Есть одинокие мужчины, которые потеряли жен и детей. Может, подумаешь, как устроить свою жизнь? – говорят ей знакомые. Что может ответить Сима? Да ничего. Поймут ли? Улыбается и, чтобы отстали с советами,   читает для  своего успокоения стихотворение Константина Симонова:

«Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди.
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера…»

Как прочтёт эти строки, говорит сама себе : «Я тоже буду ждать даже тогда, когда другие уже не ждут.
И дождалась! Дождалась! Что больше помогло: женская верность, преданность, любовь? Или везение? Или судьба?
 Но только один  из трёх братьев Любан , Зяма  вернулся домой. И то не сразу. После окончания войны его направили в Тегеран, где задержали на два года. Тогда и перестали приходить письма. Другие уже не ждали, не верили, что вернётся в Михалин, а Сима ждала и верила.
– Я тебя  бы ждала всю жизнь , а не семь лет, – помню, как говорила отцу наша мама,-пишет мне из Германии их младший сын Феликс. Часто вспоминаю её слова. И строки из стихотворения «Жди меня», которое, как мама, полюбил  я тоже:

«...Ожиданием своим
Ты спасла меня.
 Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, –
Просто ты умела ждать,
Как никто другой…»
   Словно вижу, как мой отец вчитывается  на фронте в это известное всем бойцам стихотворение.  Конца войны не видно, о семье ничего не известно. Это одна картинка. 
И другая картинка.
 На улице моросит дождь. Он идёт и идёт, не переставая: то сильнее, то слабее. От сырости землянка не спасает, но защищает от дождя. В ней
  двое маленьких детей и наша  мама, которая пять военных лет ждёт мужа. А  после окончания войны – ещё два года.
  И наконец, третья.
 Из Ирана до станции Климовичи наш  отец добирался  два месяца. Продал одежду, сапоги, чтобы как-то прокормиться и оплатить такую длинную дорогу.
 Прошёл тысячи военных километров, а последние преодолеть не может. Дом совсем рядом, а он на вокзальной скамье, обессиленный, в горячке. Попросил кого-то сообщить семье, что здесь…
И последняя картинка.
 Перед глазами мама. Она стоит в телеге. И гонит, гонит коня. Её золотые волосы развеваются на ветру. Она молит Бога только об одном: «Успеть, успеть, успеть».
 И успела: привезла отца домой, выходила его…
 А потом они родили  мою сестру Иду, потом –  меня. На месте землянки построили домик, посадили сад. А дальше, ты знаешь. Ведь все   вместе мы жили в Михалине.
– Знаю, все знаю. У самого младшего из детей Зямы и Симы уже внуки. Это у тебя, Феликс! Как и у твоих братьев Ефима, Владимира, сестры Иды. Не зря ваша мама так гнала коня по дороге. Не зря она стояла во весь рост в телеге и, чтобы не упасть, намертво сжимала в руках вожжи.
Если вы еще считаете, что еврейские женщины неженки, то ошибаетесь. Может, они где-то и были такими, но только… не в нашем Михалине!