Первые шаги...

                Бабушка, расстелившая коврик в тени дикого винограда, разросшегося по всей длиннющей веранде нашего дома, бережно усадила меня в весёлой и озорной компании ярко желтых цыплят.

                Ходить самостоятельно я ещё не умел, но вполне сносно сидел, прислоненным спиной к тёплой стене и с любопытством-опаской  заглядывал в каждый из картонных ящиков, подпиравших меня с двух сторон.

                В них наперебой пищали десятки малюсеньких существ, пытавшихся изо всех сил вырваться, покинуть тесное пространство, переполненное такими забавными желтыми пушистиками.

                Некоторые из них были совсем слабыми и почти не шевелились. Зато, примерно каждого десятого, было не остановить.  Они толкались, взбирались и отчаянно носились по головам своих менее энергичных товарищей.

                С визгом, двумя руками сразу, я немедленно погрузился в это пищащее  подвижное месиво и  быстро извлёк оттуда пару маленьких ярких комочков.

                Всей поверхностью ладошек, буквально каждым пальчиком, ощущались их теплые, панически пульсирующие, напряженные тельца. Но только я ослабил хватку, как оба сорванца тут же попытались вырваться. Я снова сжал ладошки, да покрепче, затем сблизил обе руки так, чтобы цыплята смогли посмотреть друг на друга, познакомиться и , наконец, успокоиться .

                Однако, как я ни надеялся, пушистики никак не хотели касаться друг друга клювиками. И общаться не желали. Попытался было напоить, на мгновенье погрузив их во вкусный ароматный холодный компотик, соблазнительно розовевший в моей любимой чашечке. Однако от моих чрезмерных стараний они затрепыхались ещё сильнее. Никакой тебе благодарности.

                - Отдай! Немедленно отпусти бедных цыплят!,- бабушка поочерёдно разжала оба моих кулачка, - Ты же можешь их задушить

                Выпустив испуганных птичек обратно в коробку, она легко успокоила меня несколькими звонкими поцелуями. А я ведь уже совсем было приготовился пустить горькую  слезу и захныкать из-за отнятия таких удивительных мягких игрушек.

                Правда, бабушка тут же сунула мне взамен пару  больших , ослепительно блестящих ложек, которыми я стал бойко колотить друг о друга, посматривая на цыпляток, которых предусмотрительно отодвинули от меня на безопасное расстояние.

                Вдруг, я заметил настоящую опасность! - Из глубины " калидора" , как тогда называлось  длиннющее пространство, разделявшее дом на две половины, подкралась напряжённая  фигура одной из многочисленных безымянных кошек, ошивавшихся по-соседству.

                Они бесконтрольно заскакивали в наш калидор через всегда приоткрытую дверь и носились там как угорелые. Особенно в дни, когда бабушка потрошила очередную курицу. Тогда котяры, вырывая друг друга, хватали кишки и старались быстро-пребыстро унести ноги подальше от вездесущих конкурентов.

                Самое обидное, что в этот раз, опасная кошенция подкрадывалась к ящикам с цыплятами, совсем не обращая на меня  никакого внимания. Такого нахальства и презрения к себе я стерпеть не мог.

                Как только роскошный хвост хищницы оказался в зоне досягаемости, я схватил его, что было сил, и встал, немного опираясь спиной о стенку.

                Затем, испугавшись, широко крутанул в воздухе истошно взвывшую котяру, сделал несколько шагов по направлению к палисаднику и резко отпустил хвост. С обиженным воплем хищница улетела на роскошный ковёр из ирисов и , несолоно хлебавши, унеслась прочь.

                - Ой! Вэй !, - вскричала бабушка, у которой драматические события произошли  прямо на глазах.- Она же могла тебя расцарапать

                - Как же ты встал? Ты же ходить еще не умеешь

                - Ой - Вэй! Так ты уже начал ходить? Надо срочно обрадовать твою маму. Она должна  уже скоро  явиться с работы

                Осознав всю важность произошедшего, бабушка кинулась ко мне с причитаниями "Ой, Вэй!" и стала танцевать, кружа меня в воздухе. Мне это очень даже  нравилось.

                - Роза! Роза!,- кричала Ривка своей сестре, которая  быстро сообразив, что произошло, сама пустилась в своеобразный дикий пляс

                Затем, наконец, пришла и мама. Я видел ее счастливое лицо, когда бабушка Рива рассказала и показала в лицах все  события.

                Потом меня кружил, подбрасывая высоко в воздух, мой папа. Затем и Янкель Вайнзоф - брат моей бабушки, потом - его жена Ита. Затем обнимал Абрам Зицер - брат моего деда Менделя, погибшего в гетто.

                Правда, рука Абрама, пробитая пулей на войне и вечно затянутая в чёрную кожаную перчатку, не позволяла подбрасывать. Но он, смеясь, умудрялся замечательно обнимать и щекотать меня единственной здоровой рукой.

                Многократно наслушавшись повторений этой радостной истории, на третий день, я  начал испытывать определённое пресыщение и недовольство.

                Бабушка  отображала действительность уже не так точно, как это произошло на самом деле. Не умея разговаривать ещё целый год, я никак не мог ни подправить, ни дополнить этот радостный и азартный рассказ.

                Наконец-то, уже могу..