Королевский десерт Глава 17-20

Глава семнадцатая

2009, Нью-Йорк
   
Томас Эдисон, Никола Тесла, Элиу Томсон… Джордж Вестингауз, а может, просто Леонардо? С кем его будут сравнивать благодарные потомки? Казимеж Гуревич не обидится, если его имя когда-нибудь зазвучит в этом достойном ряду. Не первым, вторым или десятым - хватит и местечка поскромнее.
   
Слава к нему придет, придет несомненно, и лучше при жизни. Ибо денег, добываемых на тернистой стезе электроники, различного рода коммуникационных сетей и технологий вкупе с хакерством, внедрением и защитой от вирусов, установкой охранных систем и взломом таковых, катастрофически не хватало. И не могло хватить – это известно каждому, ступающему на дорожку, по которой Казик, он же Касс, уверенно шел шестой год. Любой начинающий наркоман обязательно говорит себе: я ненадолго! Еще один разок, и все! Нет у меня никакой зависимости! Ну, хочется, но я же всегда могу отказаться!  Голос рассудка так же неизбежно, но, к сожалению, очень тихо возражает: нет, ты здесь навсегда. Не раз, не два – бесконечно! Да, зависимости нет – есть пристрастие. И ты уже не откажешься никогда! 
 
Его путь в бездну начался как у всех, с безобидной травки, просто как дополнения к хорошему алкоголю и табаку. Потом – чуть-чуть кокаина, время от времени, чтобы голова работала яснее и не хотелось спать. Следом – марка-другая кислоты… А вот и он, крэк. И, уже третий месяц, как закономерный итог – героин. Ну, отказывайся! Не-е, потом. Еще разок…
   
Пока никто не замечал, никто. Ни те, для кого выполнял разовые заказы, ни те, с кем работал постоянно. Даже он, главный человек в его жизни. Хотя он-то при встрече в их излюбленном баре взглянул как-то по-особенному пристально:
   
– Касс, мне кажется или ты последнее время какой-то дерганый? На иглу сел?
   
Друга удалось убедить – нет, все в порядке, он ошибается. Но точки от уколов никуда не делись. Сегодня не заметил – завтра заметит обязательно. О последствиях думать не хотелось. Касс ведь уже не молоденький, скоро тридцатник.   
Весь вчерашний день и  всю ночь он работал, доводил до совершенства новую охранную программу. Ни есть, ни пить не мог – не лезло. Уколоться бы, но нечем. Взял понюшку, прилег. В полузабытье сквозь путаницу мыслей в ушах доносился мешающий, зудящий писк. Может, встать, нюхнуть еще немножко? Прогоняя навязчивый звук, натянул на голову одеяло, и только тогда понял: в дверь звонят.
   
– Привет, Касс.

Она, как всегда элегантная, прошла в комнату, брезгливо оглядела смятую постель, немытую посуду, раскиданные повсюду электронные причиндалы, полную пепельницу перед темным монитором. Он водил глазами вслед за ее взглядом, понимая – впечатление у давней знакомой складывается еще то. Правильное, в общем, впечатление.
   
– Принесла?   
– Да, как договаривались. За аппарат – три тысячи, – гостья бросила на стол пачку банкнот, поморщилась, – Давно не моешься?   
– С чего ты взяла? – и Касс с ужасом осознал: она права! В душе не был сегодня точно. А вчера? И вчера… Надо же!   
– Чему ты лыбишься, кретин? Или не понимаешь, куда тебя затягивает?!   
– Да никуда… Ты думаешь… Брось, все под контролем…   
– Ладно, давай выпьем и решим кое-какие проблемы, – она поставила на стол бутылку.   
– Скотч? Ты же знаешь, я виски не пью.   
– Разуй глаза! «Равиньян», как ты любишь.   
– О… Целую ручки вельможной пани! Наливай, у меня сегодня настрой как раз питейный.   
– Куда? Принеси хоть чистые стаканы, … пан!
   
Когда он появился с более-менее чистой посудой, Эльжбета сидела в кресле, сбросив на пол груду сваленной там одежды, и снова критически оглядела его с ног до головы.   
– Имей в виду, больше я твою наркоту спонсировать не намерена.   
– За аппарат… – он, проклиная себя, не смог сдержать ехидный вопрос, – А за эффект? Все же получилось, как ты хотела? Был муж, а стал корзина груш…   
– Об этом – после курса лечения. Я уже договорилась, от тебя только и надо – неделю продержаться без тяжелого - героина, кокса. Траву – можно, понемножку. Сходи хоть зубы почисти, рожу сполосни…
   
Когда хозяин грязной квартирки вышел в крохотную ванную и послышался шум воды, она быстро влила в его арманьяк содержимое маленького флакончика.
   
– Ну, пани, – Касс поднял свой стакан, звякнул о ее, – За успех! За свободу. И за новую хозяйку королевства!
   
Он вдохнул волшебный аромат, отпил, покатал по языку приятно обжигающий напиток, проглотил. И увидел, как из ее глаз полились слезы. Не каплями – потекли, как струи дождя по оконному стеклу.
   
– Эля, ты что? Не плачь, все наладится, ты сильная, со всем справишься! И доченька поправится, вот увидишь! А я… Я буду лечиться, клянусь Девой Марией!..   


Через две недели наряд полиции взломал дверь. Соседям показался странным запах, исходивший из закрытой квартиры. А хозяин? Его давненько не видно. Там, за дверью, периодически звонит телефон. Нет, он ни в чем таком не замечен. Тихий, в общем. Нет, женщин не водил. Наоборот, как бы это сказать….

Офицер понимающе кивнул, принюхался и махнул напарнику: «Ну, разом!» После второго совместного напора дверь хрустнула и подалась. В нос ударил тяжелый смрад. Труп сидел, нет, скорее лежал в кресле. На полу у свисающей левой руки – пустой шприц. Причина смерти ни у кого не вызвала сомнений. От чего умирают наркоманы? Конечно, от передозировки. А этот – еще и «голубой». Так им всем и надо!

август 2016, Москва
   
Скучая в стерильно-комфортном салоне «Сапсана», несущегося из Петербурга в Москву по рельсам с самолетной скоростью, Борис слегка пожалел: послушал Гришу, взял самый «быстрый» билет. Спору нет, сидеть удобно. Наливают. А курить-то нельзя! То ли дело старая добрая «Красная стрела».

   
– Я не знаю, почему муж решил… уйти из жизни. У него не было причин. В нашей семье все шло хорошо. И на его работе – тоже.
   
Красивая, ухоженная женщина выглядела никак не старше тридцати, хотя Борис знал: вдова «Арамиса» – ровесница мужа. Стало быть, тридцать девять. Видимых признаков тяжелого горя в ее внешности цепкий репортерский взгляд не отметил. Одета не для приема либо театра, но подчеркнуто аккуратно. Идеально уложенная прическа, легкий макияж, маникюр… Совсем не переживает или умело скрывает?
   
– Может, он был… нездоров? – репортер недвусмысленно повращал пальцами.    
– Вы полагаете, я стала бы рожать детей от психически ненормального?   
– У вас?..   
– Двое, сын в шестом классе. Дочь на год старше.   
– Они восприняли…   
– Не надо об этом. Надеюсь, в вашей газете не принято подсаливать тексты детскими слезами?   
– А как он относился к алкоголю?   
– Артур практически не пил. Мог за бокалом вина просидеть всю новогоднюю ночь, поэтому к нам в гости ходить особенно не любили. Некомпанейский, понимаете? И вообще, здесь, дома причин для его… поступка нет. Разве только на работе. Вам лучше поговорить с моим отцом. 
– Готов согласиться, но, подозреваю, журналисту попасть к нему будет непросто.   
– Я сейчас позвоню, он найдет для вас несколько минут.


– Молодой человек,  сразу предупреждаю: у меня практически нет времени, – солидный седой мужчина в обширном кабинете нажал клавишу селектора, – Рита, ни с кем не соединяй...  Спрашивайте по существу.   
– Вы по должности курировали работу отдела…   
– Да. И фактически делал за моего бестолкового зятя всю его работу. О чем искренне сожалею.   
– Боюсь, я не совсем понял…   
– Не бойтесь. Я его, дурня, устроил в министерство. Думал, под контролем ему будет легче, а мне – спокойнее. А он, подлец, вон чего натворил!   
– Вы считаете самоубийство преступлением?   
– Слушайте, Позоров… или как вас там по-настоящему…   
– Можно просто Борис.   
– Так вот. Ты, я вижу, в полиции не был. И правильно. Я сам расскажу. Этот… зятек мой… умудрился хапнуть.   
– Ему дали взятку?   
– Именно. Ума не приложу, кому такое могло прийти в голову – он же ничего не решал. Схватил от жадности. Глянул, а бумажки-то фальшивые. Запаниковал, решил – с минуты на минуту за ним придут. И – в окно. Болван.   
– Может быть, ему не хватало денег? Законных?   
– А кому их хватает? Только брать тоже надо уметь. Учти, это не для печати. А не умеешь – не бери!   
– Интересная трактовка, – и Борис, понимая: из заместителя министра больше ничего не выжмешь, отправился поглядеть на окошко, откуда выпал неумелый взяточник.   

– Никого не слушайте. Артур Васильевич отлично справлялся с работой! – секретарша покончившего с собой начальника отдела, едва услыхав, о чем пойдет речь, рьяно вступилась за покойника.   
– А замминистра сказал…   
– Ах, оставьте! Он просто очень расстроился из-за зятя. Сами понимаете, ему скоро на пенсию. Год, два… И хотелось вырастить себе преемника. Но тут ничего не вышло. Артур Васильевич слишком порядочный человек… был. И предельно трудолюбивый. По несколько дней в неделю оставался после шести, все старался довести до совершенства.   
– Ну а что Вы скажете о деньгах?   
– По-моему, это чья-то гнусная провокация! Подсунули, а потом, может, еще и пригрозили. А он слабый, не нашел другого выхода… 
 
Все было понятно. Кроме одного – с какой стати бросаться в пропасть, если даже будучи пойманным за руку, мелкий чиновник вряд ли попал бы за решетку. Разве только на денек-другой. Всесильный тесть вытащил бы. Наорать, обматерить, отпустить затрещину – это старый волчара мог. Но сдать – нет. Дело не в чести мундира и не в родственных чувствах. Зачем ему живое напоминание: «коли зять любит взять, как тут тестю доверять?» Отсюда убрал бы, а после пристроил еще на какое-нибудь теплое местечко. Значит, и вправду болван?

Найти преступника – дело нелегкое. Недаром большая часть всей земной бумаги расходуется на печатание детективных романов пополам с криминальными новостями. Этим же заняты все без исключения телеканалы, интернет-ресурсы и прочая, прочая. Комиссары, инспекторы, следователи и опера всех стран и народов непрерывно днем и ночью ищут, ищут…
   
Как ни парадоксально, отыскать самого ищущего порой не легче. Подкрепленный звонками из «Коммерсанта» и «Толстушки», Борис отправился в Драгомиловский райотдел, наивно полагая – через полчаса выйдет оттуда свободным и счастливым, а его блокнот распухнет от версий, одна другой краше и таинственней. Но войти в полицию с пустыми руками оказалось значительно проще, чем выйти оттуда, причем с аналогичной ношей.
   
Между тем начало не предвещало особых затруднений. За контакты с общественностью в отделе отвечала майор Мария Алексеевна Серебрякова, милостиво разрешившая называть себя Машей. Мило улыбаясь, она как раз полчаса читала Борису лекцию о трудностях, сложностях и особенностях. Не обошла вниманием угрозы и опасности. Когда журналист, теряя терпение, спросил прямо, долго ли еще его будут водить за нос, Маша вздохнула и призналась: нужный человек утром был, а сейчас выехал «на место», и когда будет, неизвестно. Придется подождать.
   
– Так я пойду погуляю?   
– Гуляйте прямо здесь.   
– На улице лучше…   
– Да пожалуйста. Только потом придется оформлять новый пропуск, а это – уже завтра. Пойдете?
   
Ожидание оправдывается результатом, но, к сожалению, не в данном конкретном случае  -  три часа коту под хвост. Ничего нового угрюмый потный следователь заезжему спецкору не сообщил. Стопроцентный суицид. Причина? Мелкого чиновника провоцируют, запугивают, он не выдерживает… 
 
– Ты-то сам веришь в эту ху… чепуху? – поинтересовался Борис.   
– Верят в бога, Иисуса, Магомета. Этого, Будду… У меня – вот, результаты осмотра места происшествия, показания, отпечатки… Самоубийство – единственная правдоподобная версия.   
– А деньги?   
– Какие деньги? А, эти… На складе. То есть в хранилище вещдоков.   
– Можно взглянуть?   
– Зачем? Ты супер-эксперт?   
– Извини, я имел в виду, по ним экспертиза была? На результаты глянуть можно?   
– А как же! Вот, заключение: все представленные купюры содержат признаки поддельности… Перечислить?   
– Не стоит. А откуда взялись… Нет, где сделаны? Об этом не говорится?   
– Нет. Минутку, – капитан набрал номер, – Сергей Сергеевич? – и Борису: – Повезло тебе… Нет, Серый, это я не тебе… Есть секунда? Поговори со спецкором.
   
Эксперт оказался на месте, но на этом везение кончилось. Фальшивки могли быть изготовлены где угодно. Специалист по «художественным промыслам» уверенно исключил лишь Турцию и Китай. По его словам, там делали лучше. Наиболее вероятны – Чечня, Ближний Восток. Возможно, Финляндия, Польша... Англия? Ни в коем случае. Вообще из остальной Европы – только наши бывшие соратники по соцлагерю. Штаты? Может быть, может быть… А Мексика? Тамошних пока не попадалось, но чем черт не шутит…
   
От прямо-таки полынного разочарования Борису даже расхотелось язвить на тему точности экспертных выводов. Изобилие с таким разбросом хуже, чем ничего. Англо-американский след, значит, практически исключен? Интересно…


Глава восемнадцатая

2010, Нью-Йорк
   
Джордж Мерфи считал себя вполне респектабельным джентльменом. И был им, во всяком случае в глазах всех соседей по тихой улочке - никто и никогда не смог бы сказать о нем ничего плохого. Когда он, овдовев к пятидесяти годам, вторично женился и привел в фамильный особняк новую жену, это восприняли как должное – мужик же еще молод, крепок, жизнь продолжается.
   
Вместе с женой появилась и ее двенадцатилетняя дочь. Все шло прекрасно, тихо и достойно. И она вела себя спокойно. Пусть бы попробовала пошуметь – удавил бы. Он ей так и сказал, и маленькая дрянь все прекрасно поняла. И понимала все годы, прожитые вместе с ним и матерью – безропотной, вечно чем-то опечаленной, богобоязненной, болезненной женщиной.
   
Понимала и молчала. Когда впервые пришел к ней в спальню. Когда его визиты стали чаще. Когда по необходимости, в шестнадцать лет, свозил ее к хорошо знакомому молчаливому врачу. И когда возил еще дважды.
   
А потом она выросла и сбежала. Но к тому времени у отчима уже не было в ней такой насущной необходимости. Узнав о поступлении приемной дочери в учебное заведение, готовившее бортпроводниц для пассажирских авиалиний, он зло посмеялся. Все они там шлюхи, как и она. Туда ей и дорога! Главное – молчит. Это правильно. Чем хвастаться? Да и кто ей поверит?
   
Мистер Мерфи регулярно посещал премьерные спектакли в Карнеги-холле. Выбирал престижные, по-настоящему знаменитые постановки. Приходилось, конечно, брать с собой эту мышь. Жену. Ну да ладно. Два часа настоящего, ни с чем несравнимого наслаждения, а потом можно три-четыре месяца жить воспоминанием. Еще одно прикосновение к прекрасному.
   
Жаль, нельзя после театрального вечера, дав супруге валиум, зайти в спальню к малышке Сью, побаловать себя еще и этим. Память, память... И здесь осталась лишь память. В конце концов – что есть наша жизнь, как не череда бесконечных воспоминаний? Ими и живем… 
 
На сегодняшней премьере он, придя как всегда заранее, был слегка раздражен. Места взял посередине ряда, до начала пять минут, а соседей все нет. С его стороны пустое кресло, и рядом с женой та же картина. Соизволили появиться к самому занавесу. 
 
Две дамы, довольно молодые. Обе стройные, темноволосые, коротко стриженные. Внешне похожие. Сестры? А может, лесбиянки? Это поветрие нынче популярно.  А почему садятся не вместе? Странно…

Та, чье место справа от него, держала в руках сумочку. Ридикюль. Нечто оригинальное по форме – наподобие сундучка. И усаживаясь, пребольно ткнула его углом этого уродства в бедро.
   
– О, господи! Нельзя ли поаккуратнее, мэм?! У вас там гвозди?   
– Извините, я, право, нечаянно…
   
Жена, как всегда некстати, всполошилась.   
– Джордж? Все в порядке? Нога? Наступили? Очень больно?    
– Ничего особенного. Ерунда. Бабы есть бабы!
   
Спектакль шел, публика реагировала довольно оживленно. Еще бы! Такие артисты на сцене, такие голоса… Миссис Мерфи давно не удивлялась способности мужа, мнящего себя завзятым театралом, засыпать посередине представления. Порой он мог даже всхрапнуть. Сегодня Джордж уже в начале первого действия «поплыл» и невежливо привалился к соседке справа. Та, без тени возмущения, аккуратно вернула его в кресло.
   
В антракте обе соседки четы Мерфи встали и покинули зал. Муж продолжал сидеть неподвижно. И лишь перед началом второго акта «Набукко», когда стали гаснуть огромные люстры, это показалось ей необычным. Почему супруг не сходил выпить традиционный двойной виски? Она осторожно коснулась его плеча. Заглянула в лицо. И поняла: нет, он не спит. Он мертв.
   
Пронзительный женский вопль никак не соответствовал чопорной атмосфере вечера. Свет в зале включили вновь. Лишней суеты не устраивали. Женщина-администратор вежливо попросила зрителей из половины десятого ряда несколько минут постоять в проходе. Тело выносили в сидячем положении, дабы не создавать ненужной паники.   
В этом зале видывали всякое. Публика в основном возрастная, неприятностями со здоровьем никого не удивишь…

Второй акт начался с опозданием, антракт продлился вдвое против обычного. Некоторая часть зрителей, к сожалению, ожидать не захотела и удалилась.

 Обстоятельства непредвиденной задержки оказались из серии «форс-мажорных», и администрация любезно согласилась вернуть желающим половину стоимости билетов.
Но среди множества обратившихся за компенсацией ни вдовы Мерфи, ни женщин, сидевших по соседству, не оказалось. Ей было не до того, а им? Кто знает…
   
Причиной печального инцидента, согласно заключению коронера, стала внезапная остановка сердца на фоне болезни века – распространенного атеросклероза. Что к ней привело? Возраст, нервы, алкоголь, никотин… Мало ли…

сентябрь 2016, Подмосковье
   
Технический прогресс сам по себе ничего не значит. Какая, скажем, польза австралийскому аборигену с его бумерангом или вооруженному копьем бушмену-африканцу от системы джи-пи-эс навигации? И в амазонских джунглях обычный компас пригодится больше. Ну, а в бетонные заросли большого города без спутникового поводыря лучше не соваться. Особенно после заката.
   
Остановив видавший виды «мерс» с шашечками на боку, Борис назвал адрес: «Одинцово, Кольцова, двадцать». В ответ с характерным гортанным выговором прозвучало:
   
– Адин цова, два цова… Хоть три! А кольцов сразу двадцать? Садись, поехали.   
– А навигатор не будете включать? – поинтересовался пассажир, углядевший в углу приборной панели модный квадратик.   
– Зачем навигатор? У нас с тобой глаза есть, да? У меня на родине, там, конечно...   
– Почему? Мне кажется, наоборот, на родине все знакомо.
– Знакомо… Я там тридцать лет не был. Уже горы, наверно, все местами поменялись. Повернешь не туда…   
– Ну, не туда повернуть и здесь можно.   
– Зачем повернуть? На указатели смотри! Видишь, вон – твой Одинцово… Совсем прямо, двадцать километров, и будет кольцов.   
– Кольцова.   
– Я и говорю…   
– А Вы какие горы имеете в виду? Наверно, Арарат?   
– Арарат-марарат… Разве других нет? Ты, пока молодой, съезди, посмотри. Потом всю жизнь будут сниться, как мне. Ару посмотри, Хуступ, Ахтасар. На Ишханасар зайди, рыбку скушай… Эх…   
– Почему сами не ездите?   
– Не могу. Тяжело.   
– Денег не хватает?   
– Какие деньги? Зачем мне твои деньги? Некуда мне ехать. И не к кому.   
– Из-за войны?   
– Нет. Спитак – слышал? Хотя где тебе…   
– Слышал.   
– Меня тогда бабушка заставила в Москву поехать. Отец не хотел. А она как чувствовала – будет беда. Дом упал, и все. Я один остался.   
– Там же восстановили?   
– Построили, да. А их не построишь... Ну, гляди, где твой Кольцов?
   
Лишь после третьей неудачной попытки интуитивно выехать на нужную улицу Борису удалось уговорить упрямого горца включить-таки спутниковый подсказчик. Некоторое время поругавшись с приятным женским голосом из экранчика, шофер свернул еще дважды и резюмировал:   
– Вот и все. А ты загрустил уже… Вон твой Кольцова, двадцать. Она говорит, сто метров. Думает, я не вижу – здесь только пятьдесят! Ближе не выйдет – заставили этими джипами…
   
На третьей сотне шагов по отмеренным опытным шоферским глазом «пятидесяти метрам» журналист вспомнил старинную песенку таксомоторщика: «Еду я, и снова не знаю я, куда приведет, куда, дорога моя…» 
 
Порядком уставший, голодный и злой, он сразу узнал голос открывшей дверь женщины в стеганом атласном халате. Это она сказала по телефону: «Мужа не будет никогда».
   
Просторная кухня, где приняла позднего гостя «баронесса» Портнова, позволяла в одночасье усадить и накормить добрый десяток едоков.
   
– Проходите. На кухне удобнее… Хотя я не понимаю, какое дело питерской газете до моего муженька, чтоб его…   
– Видите ли…   
– Вижу, вижу… Ненавижу!

Тут до него дошло: вдова «Портоса» пьяна. Неряшливая прическа, синюшно-багровый оттенок рыхлого лица и алкогольный душок, пробивающийся сквозь смесь дезодоранта с мятной жвачкой.
   
– Может, я завтра зайду?   
– Нет уж, давайте сразу. Как, говорите, называется ваша сплетница? «Кошмарная ночь»? И сюжеты подбираете под стать? Тогда угадали. Мой придурок как раз для вас.   
– Ирина Петровна, прошу Вас, успокойтесь…   
– Да я спокойна. С чего мне нервничать? Подумаешь, муж вместо машины решил сам покраситься… Понадежнее, горячим способом. Скотина! Садись. Куришь?   
– Спасибо, у меня свои…   
– Выпьешь?   
– Нет, благодарю… Я за рулем.   
– Ага, ври больше. За рулем он… из Питера. Так я и поверила! Скажи прямо – противно. Так?   
– Нет, я…   
– Ладно, как хочешь. А я выпью.
   
Портнова извлекла из холодильника початую водку, налила себе до краев в обыкновенную старорежимную граненую стопку. Нагнула бутылку в его сторону. Борис покачал головой. Она выпила залпом, по-мужицки. Закусывать не стала, проигнорировав кое-как разложенные в блюдцах огурцы, сало и хлеб. И подняла на корреспондента неожиданно трезвые глаза.
   
– Так в чем дело? Давай без сказок. Чай сделать?   
– Не надо. Понимаете, меня это… происшествие интересует не само по себе. Случился целый ряд самоубийств бывших однокурсников…   
– Да ты что?
 
Ирина ничего не знала о юношеском прошлом мужа. «Портос»? Менее подходящей клички для этого труса придумать невозможно! Нет, никто ему не угрожал. Конкуренты? Вряд ли. Все давно поделено, без проблем. Женщины? Сколько угодно. Кто ревновал? Я ревновала?! Не смеши! Давно отревновала.  В тот вечер…  У мужа, насколько помнится, не было никаких особенных планов. Не пришел домой? Ха, да он дома реже ночевал, чем на своих «базах»! У кого спросить? Да вон, пожалуйста, Родя с Пашкой. Они у меня и сейчас работают, жопу рвут, стараются. Знают: буду сокращать бизнес – их первыми на хер! Как почему? Не потяну. Ремонт оставлю, краску отдам. С руками оторвут… Эти козлы? Ну, их же менты допрашивали. Они ушли, он остался. И все… Ну да, тогда, в пятницу… Где искать? Первая промзона, прямо у въезда. А, ты ж нездешний. Таксиста спроси, проще всего. С десяти, раньше смысла нет. Не заблудишься, там на крыше «жук» торчит,  Сема сам заволок… Заночуешь?.. Ну, как знаешь…»
   
Выходя из огромной, судя по размеру кухни, квартиры, Борис непроизвольно глубоко вздохнул. Хотелось прогнать из легких атмосферу запустения, бедственности, царившую в осиротевшей обители. За все время беседы с вдовой признаков чьего-либо еще присутствия он не заметил. И о сыне решил не спрашивать.


Глава девятнадцатая

2010, предместье Нью-Йорка
   
Звонок в участке раздался в двадцать два шестнадцать. Взволнованная женщина сообщила: стрельба в мотеле «Седьмая миля», двенадцатый номер. Дежурный, приняв информацию, не теряя ни секунды, направил по указанному адресу ближайший патруль. Наряд возглавлял многоопытный сержант, за рулем – его давний напарник, тоже не новичок. Со стрельбой не шутят, и спустя пять минут их «Форд», визжа тормозами, подлетел к месту происшествия.

За стойкой, пялясь в телевизор, сидел сонный мужчина лет двадцати латиноамериканской наружности с наушниками на голове.
   
– Полиция! Где стреляли? Кто звонил? – сержанту пришлось прокричать вопрос трижды, пока телезритель наконец понял: ребята в форме обращаются именно к нему.   
– Стреляли?.. Звонили? – парень явно был либо пьян, либо малость обкурен. Все понятно, от него помощи не дождешься.
– Двенадцатый где? 

И, не успела опуститься указавшая путь рука, служители порядка оказались перед дверью с алюминиевой дюжиной на крашеной филенке.  Тренированные полицейские носы ощутили знакомый запах. Пороховая гарь! И пара синхронно извлекла из кобур табельное оружие.
   
– Откройте! Полиция! – не дожидаясь ответа, сержант покрутил ручку.
   
Заперто. Но внутри кто-то есть – оттуда послышалось ругательство… Переглянувшись, напарники отступили на шаг и одновременно ударили в область замка коваными ботинками. Хлипкая дверь послушно распахнулась, и взорам ворвавшихся предстало нехорошее.
   
В помещении оказалось двое мужчин. Один полулежал в кресле в дальнем углу, на его светлой рубашке расплылось красное пятно. Но большего внимания заслуживал другой - этот стоял посреди комнаты и смотрел на свою правую руку. А в ней находился пистолет.
   
– Бросай пушку! Ложись! На пол! Живо!!!
   
Убийца, в чем полисмены не сомневались, и не подумал подчиниться. Вместо этого он зачем-то потряс оружие, потом взял его обеими руками и начал поднимать.
   
В таких случаях медлить нельзя. Револьверы детективов пальнули одновременно. Обе пули попали в цель, мужчина опрокинулся навзничь и задергался в агонии, но пистолет по-прежнему держал в руке. Тогда сержант, шагнув вперед, с силой выбил вороненое железо из цепких пальцев.

Том и Джерри – в штатах имена нарицательные. Но эту парочку так никто не называл – чревато. Джереми Мастерсон и Томас Уилби не любили шуток в свой адрес. Они дружили давно, хотя пересекались не так чтобы часто – у каждого своя семья, свой дом, свой бизнес. Познакомились случайно, за покером, стали партнерами и время от времени совместно проводили уик-энды.  Оба примерно одного роста и возраста, типичные успешные американцы - мускулистые, подтянутые, хотя спортом как таковым занимался только Том, и то в далеком прошлом, пока не порвал связки. Джерри, окончив университет, вскоре облысел. А Том, напротив, до сих пор мог похвастать роскошной шевелюрой. Именно Том познакомил приятеля с толстым старым поляком. Тогда шла неплохая партия, они оба оказались с изрядным барышом, выпили. Так появился пан Стэн.

Джереми не воспринял жирного зазнайку всерьез, но Том дал знак: не спеши. Выяснилось – выходец из Европы не прочь поиграть, денег не считает, охотно раскошеливается на выпивку… подходит, в общем. Его взяли в компанию. Польский магнат не скупился, а они с удовольствием пользовались.
   
Собирались, играли, пили, понемножку нюхали. Не отказывались и кое от чего еще. Если предлагают девочек – зачем отнекиваться? Пару раз возникала интересная особа, о ней друзья даже поспорили. Том говорил – нет, не профессионалка,  Джерри возражал: корчит недотрогу, а сама оч-чень даже ничего, хотя и не юна. В том и смак, мой друг… И вдруг череда наслаждений прервалась. Старик надорвался, попал в больницу. Подробностей они не знали, а по информации прессы с паном произошел инсульт. Жаль! Встречаться стали реже, веселья поубавилось… Платить-то приходилось самим.
   
Поэтому звонок из панского офиса восприняли с одинаковым энтузиазмом. Приятный женский голос сообщил: краль Станислав успешно преодолевает недуг, пришел в сознание и помнит о друзьях-товарищах. И в ознаменование его грядущего возвращения приглашает парочку отпраздновать сие событие в том самом мотеле, в том самом номере, с тем самым угощением. Но пока без него. В ближайший уик-энд им удобно? О да, отвечали Том и Джерри. И пятничным вечером, как сговорившись, одновременно подкатили к «Седьмой миле».
   
В «дюжине» их встретили накрытый для игры и выпивки стол и кое-что еще. Точнее, кое-кто. Приятели были очень, очень приятно удивлены, когда им открыли дверь две очаровательные особы в одинаковых полупрозрачных фартучках поверх коротких юбок. Вид за шифоном впечатлял. Из прочей одежды на красотках присутствовали украшенные блестящей мишурой бумажные маски-очки, на одной белые, на другой – черные.
   
Обращала на себя внимание и еще одна разница. В черных очках была белокожая, уже знакомая женщина. Та самая, о которой шел спор. А в белых… Изумительный колер ее кожи напоминал крепко заваренный кофе с молоком. Том едва не застонал от вожделения и подергал казавшегося на его фоне старшим партнера за рукав:   
– Папа!.. Папочка! Хочу шоколадку…   
– Ладно, сынок, – принял подачу Джерри, – Тогда я начну с молочка, а потом поменяемся.
   
Мужчин всего мира роднит одно: никто из них ни при каких обстоятельствах не откажется от халявной выпивки, особенно в ситуации, предвещающей дармовое угощение еще и дамскими прелестями. Том, не откладывая в долгий ящик, по-хозяйски расположился за столом, взял неоткрытую бутылку, оценил. Старый добрый двенадцатилетний «Баннистер». Налил себе, приятелю. Оба успели сделать по глотку.


В креслах храпели «партнеры». Женщины аккуратно произвели некоторую уборку номера. Потом мулатка рукой в резиновой перчатке достала из сумочки «кольт» с глушителем, с ненавистью взглянула на откинувшегося пышноволосого «сыночка».
   
– Шоколадку тебе, скотина? Получай! – и дважды выстрелила ему в грудь.
   
Глушитель отвинтили, рукоятку пистолета и правую ладонь невредимого «папочки» смазали сиропом с лежавших в блюде на столе пончиков. Не забыли и немножко моментального клея. Сироп слегка подсох, пистолет вложили в безвольную кисть и плотно сжали пальцы. Хотел бы бросить, а не выйдет!.. Оставалось позвонить в полицию и ввести лысому антидот…

За своевременные и правильные действия, приведшие к ликвидации опасного преступника, оба участника патруля были представлены к наградам. Примчавшиеся криминалисты все осмотрели, изучили и пришли к выводу: картина ясна. Двое собрались поиграть, выпили, нюхнули. Один сжульничал, второй засек. Он, по всей видимости, как раз угощался пончиком. Схватил пистолет… Остальное – в полицейском рапорте.
 
сентябрь 2016, Одинцово
   
Облупленный кран загудел, завибрировал. Стих. Вместо ожидаемой холодной струи чуть капнуло, а потом потянулось нечто кисельно-студенистое. В полной тишине на трубе надулся приличных размеров растянутый шар.

Звонко чмокнув, образование шлепнулось в раковину, покаталось туда-сюда и вдруг произнесло:   
– Йййооаеииидыддлльпшшсмок!   
– Здравствуйте! – машинально ответил Борис, – Как дела?   
– Ну вот, – удовлетворенно и вполне по-русски произнесло существо?... вещество?... словом, нечто или некто, усаживаясь поудобнее. Во всяком случае, приваливаясь округлым боком к краю фаянсовой чаши, – В кои-то веки можно поговорить по-человечески!   
– А вы откуда? Или надо по-современному, сразу на «ты»?   
– На «ты»… А еще с высшим… Отдельное «Я» для нашего сообщества неопределимо, – фразы и слова то и дело прерывались бульканьем и всплесками, звучали глухо, как из-под воды, – Наконец повезло, собрались… Существуем. А то все больше поврозь. Чуть зазеваемся – мигом через сито, винтами всякими. С Архимеда еще.
   
Вопреки всем образовательным табу из лабиринта извилин выглянуло детство: «Чудеса! Есть чудеса на белом свете… Три желания, и немедленно!»
   
– Ну, давай первое, – предсказуемо-недовольно прошлепал слизистый.   
– Так это…  получается, можно молча? – и, пока разум пытался воспользоваться счастливой оказией, в мозгу стихийно сформировалось глубинно-мужское: «А как насчет пузыря водки?»   
– И ты, Брут… – булькнуло из раковины, – На!
   
Обернувшись, ошеломленный репортер увидел на прикроватной тумбочке прозрачную колышущуюся округлость никак не менее литра объемом с винтовым горлышком и недвусмысленной этикеткой «Столичная».
   
– Ни хрена себе! – от резкого разворота в глазах поплыло.
 
Борис попытался устоять, схватился за умывальник, задев призрачного гостя. Тот съехал к стоку и со стоном исчез.

«Толкователей снов пруд пруди. Где б найти толкователя бреда?» Риторический вопрос спросонья адресовался комковатой гостиничной подушке. Никакой выпивки на тумбочке, естественно, не наблюдалось. Тем не менее в ушах плескалось, хлюпало…
Окончательно придя в себя, невыспавшийся искатель сенсаций сообразил: источник безобразия – в прохудившемся туалетном бачке. Накануне перед сном он, сняв крышку, безуспешно попытался устранить течь, а под утро потревоженный агрегат жестоко отомстил.

   
В дворницкой нерадивости можно найти нечто положительное, даже красивое. Приятно шагать по усыпанной первой желтой листвой улочке… Озираясь в поисках такси, Шацкий-Позоров под впечатлением рассветного видения твердо решил внести соответствующее рацпредложение главному редактору. Отдел оккультизма существует, а спрос на штатного ведуна будет, будет обязательно. Первый клиент – вот, собственной персоной!

С учетом столичного урока, в Подмосковье начинать следовало с райотдела, а то и здесь следователь сбежит, снова жди-дожди. Подождать все-таки пришлось, ибо тезка здешнего покойника на работу не спешил. Появившись на полчаса позже должных восьми ноль-ноль, мужчина с серьезно-озабоченным казенным лицом при виде корреспондента радости не выказал.
 
– Специальный? Из Санкт-Петербурга? Удостоверение позвольте…
   
Внимательнейшим образом изучив Борину картонку, районный сыщик тяжело вздохнул.   
– Не понимаю. Ежели по каждому самогубному случаю спецкоров посылать, это ж сколько денег зазря…   
– Простите, Семен Михайлович, мне кажется, обсуждение редакционного бюджета как-то не вписывается в нашу с вами компетенцию, – ссориться с досужим следчим не хотелось, но и желания тратить время на пустые разглагольствования у Бориса тоже не было, – Если Вас не затруднит…   
– Не затруднит. Я хорошо помню это дело. Явный суицид.   
– Но способ…   
– Слушайте… способ как способ. Несколько необычно, да. Пуля, петля обывателю ближе. Наш решил в термокамере… Да, причудливо. А с другой стороны – лишать себя жизни, по-моему, для человека вообще нетипично.   
– Предсмертной записки не было?   
– Нет. Так ее в половине самоубийств не бывает.   
– И никаких посторонних следов?   
– Как раз этого добра сколько угодно. Поймите, это же эс-тэ-о! Там каждый день по три десятка машин оборачивается, с владельцами вместе.   
– А как он умудрился сам включить эту… как вы сказали, «термокамеру»?   
– Тут вопросов нет. Автоматика… На пульте управления его отпечатки. И на бутылке с остатками коньяка, кстати, тоже. И на стакане. Все понятно. Сам, сам, лично я нисколько не сомневаюсь.   
– Может быть, конкуренты в бизнесе? «Крыша»?   
– Относительно конкуренции – здесь никто не заинтересован. Он, Портнов, такие дела у нас начинал первым, никому на хвост не наступал. С местными братками проблем не имел. И потом, если бы кто-то его… того, уж будьте спокойны – заказчик давно бы засветился. А нашей вдовушке приходится самой искать, кому пристроить хлопотное дельце.   
– Может, она сама… того?   
– Вы ее видели? То-то. Я тоже. Не тянет на леди Макбет-Измайлову… Да и уезд у нас не Мценский. И алиби со счетов не спишешь. Она тот день и вечер провела в Москве. Подтверждено.   
– Он же работал не один? Свидетели… то есть его рабочие, должны были заметить… ну, настроение, предрасположенность?   
– Конечно, мы допросили помощников. В поведении жертвы ничего необычного, по их словам, не было. Скрыл, значит. Оба в один голос говорят: ровно в шесть ушли, а он остался. Один. Они оттуда подались в баню. Там подтвердили – мылись-парились примерно с шести двадцати до полдевятого. Соответствует. Еще вопросы?   
Вопросов больше не было.
 
сентябрь 2016, Одинцово 
 
Водруженный на крышу кирпичного, с двухэтажный дом, «бокса» ярко-красный кузов средневекового «фольксвагена» был заметен издалека. На подходе Борис посетовал: рановато. Без четверти десять.
   
Сквозь открытые, однакоже, ворота доносился прерывистый визг фрезы - стало быть, прилежные ремонтники на месте. Оказалось, усердствовал всего один. Невысокий щуплый сутуловатый мужичонка в замасленной спецовке вопросительно обратил к визитеру блеклые глаза. А при виде красной обложки редакционного пропуска в них метнулся откровенный испуг. Есть! Вот оно, слабое звено. В атаку, рыцари пера! Быстрота и натиск!

Стремительно зажав в угол опознанного по вдовьему описанию тщедушного Родю, Борис воспользовался суворовским заветом.   
– Ты Свирид? Родя… Родион Гаврилович? Не отворачиваться! В глаза!   
– Я…   
– Почему соврал? Ты был с хозяином в вечер убийства?   
– Я не… Убийства?! Мы ушли…   
– Кто? Кто приходил тогда?! Женщина? Брюнетка? Худенькая?   
– Какая? Почему брюнетка? Наоборот… Полненькая… Я ничего… Она…   
– Не сметь отворачиваться! Правду и ничего, кроме правды! Она осталась с Семеном одна? Блондинка? Ну? – репортер крепко держал готового расплакаться слабака за брезентовый рукав, а где-то вдалеке уже слышались победные фанфары.
      
Ах, как жаль! Чуть-чуть бы еще… Из глубины помещения донесся бурный шум унитазного слива, и диалог прервался.
   
– Э-э, ты че?! Какого?! А ну!.. – между дрожащей жертвой и агрессором возникла мощная квадратная фигура, – Проблемы? Где тачка?   
– Паша, это корреспондент…   
– Чего?!

Борис едва успел спасти драгоценное удостоверение от стремительного хвата мазутно-черной пятерни.
 
– А менты в курсе?   
– Я из Санкт-Петербурга. Газета…   
– Да хоть из Парижжа, блин! Мы следакам все рассказали, у них вопросов нет.
Вызовут, если надо. Вали, корреспондент, отсюда, пока капот не отрихтовали!
   
Отодвигая Борю к дверям, шумно и ароматно дышащий Паша мимоходом прихватил с верстака массивный инструмент, и конструктивного продолжения беседы не последовало. Поле брани осталось за супостатом. Фанфары смолкли.

 
Глава двадцатая

сентябрь 2016, Псков
   
Стоматологическая поликлиника – учреждение особенное, идти туда по своей воле не хочется никому. Если уж припрет – тогда, конечно… Поэтому Борис ощутил жалость к унылым посетителям, молча ожидавшим на стульях вдоль стен пропахшего специфическими ароматами коридора, и некоторый мандраж. Как будто ему самому предстояло сесть в клеенчатое кресло, зажмуриться, широко раскрыть рот и терпеть, терпеть под противное зудение бормашины и неискренние уговоры: «Ну, это же не больно… чуть-чуть… еще немножко, и все…»
   
– Теодор Исаакович? Можно к Вам?   
– Да, заходите. Вам назначено? По записи у меня на сегодня прием окончен.   
– Нет, я не на прием. Вот мое удостоверение… – при этом слове розовый толстячок заметно вздрогнул, – Я не из полиции.   
– А откуда? Чем обязан? 
 
Понадобилось пять минут объяснений, чтобы стоматолог унял дрожь в пальцах и голосе. Борис предложил побеседовать на нейтральной территории, и они, устроившись на скамейке в ближайшем сквере, некоторое время сидели молча. Журналист угостил нервного доктора сигаретой.
   
– Вообще-то я не курю… почти, шестой год. Но после того случая…   
– По-моему, успокаивает.   
– Успокаивает… Ерунда! Давайте лучше вот, – из врачебного портфеля возникла плоская фляжка, – По глотку коньяка. Действительно помогает.
   
Отказывать в подобных случаях не принято. Борис пригубил.
   
– Нет, вы не думайте, у меня это не система. Так вы аж из Питера прикатили? Интересно… Ну, слушайте. Спрашивать будете потом. Так сказать, исповедь убийцы в белом халате.  Вам приходилось слышать утверждение, шуточное, разумеется: медицина – по точности вторая наука? После богословия... Я с этим категорически не согласен. В отношении всяких инфекций, вирусов, дел сердечных и мозговых – может быть. Но никак не в моей специальности. Уж поверьте, за три десятка лет навидался всякого. Тогда в Союзе, и то умели многое. А сейчас я могу с абсолютной точностью сказать, как следует поступать в том или ином случае, какая нужна методика, материалы и тому подобное. Касательно зубов. Зубы на этом съел, извините за каламбур. А какие сейчас анестетики! Вот если я вам сейчас, к примеру, уколю…   
– Не надо!   
– Нет, я в переносном смысле. Ультракаин форте – супер-препарат. Действие почти мгновенное, длительность более часа… Мечта! И надо же было такому случиться… До сих пор не верится! Так не бывает, не могло быть! Но случилось. И именно со мной. Ужас.   
– Разве аллергия – такая уж редкость? Я читал…   
– Засуньте эти книжки знаете куда? – зубной дока снова достал фляжку, покачал, убрал назад, – Читать надо умеючи… Конечно, не редкость. Не в редкости дело. Слушайте сюда.    Меня потом вызывали, спрашивали… Я их сам спросил: вот вы там, спецы посмертные, уверены в аллергии? А я – не уверен! Почему тогда эта реакция проявилась не сразу, а только на третий день? А?! Они говорят – атипично… Им-то виднее, ага… Если бы типично, я не на этой лавочке сидел бы, а совсем даже на другой, пожестче… Или на корточках, под дверью поликлиники, на скрипочке пиликал.   
– Вы играете на скрипке?   
– Молодой человек! Посмотрите на меня внимательно. Я похож на музыканта?   
– Ну, вам бы фрак…   
– И консерваторию в анамнезе? Нет, папа с мамой и не пытались ничего такого от меня добиться. Не умею. И не хочу, поверьте на слово.   
– А если не аллергия? Что тогда?   
– Да черт его знает! Может, какое окисление произошло…   
– Окисление? Почему?   
– Нет, это я так, не слушайте. Сам виноват, только я. Теперь всегда, каждый раз при обезболивании перед уколом делаю пробу. Микрограммчик на губе подслизисто введу, жду пять минут. Понимаю – глупо, а ничего поделать не могу. Как вспомню… И, между прочим, у одной дамы обнаружилось…   
– То же самое? Шок?   
– Типун вам на язык! Извините… Покраснело, вздулось. Отправил к аллергологу. Благодарила потом…

   
Журналист по примеру кающегося «убийцы» повертел в пальцах сигарету, сунул в пачку. Решил зайти с другой стороны.   
– Тогда, с Ферапонтовым этим, – (доктора снова передернуло), – Было же вскрытие, исследование…   
– Само собой. Все было, как надо. Подтвердили – аллергия, шок. Моей вины нет. Так и напишите.   
– Спасибо. Так и напишу.
   
Если напишу, мысленно добавил Борис, садясь за руль. Писать-то пока нечего. Нечего, будь оно все проклято!


2014, Атлантика, сто миль северо-восточнее острова Антигуа
   
На круизном лайнере хорошо. Чтобы получить максимум удовольствия и комфорта за достаточно короткий срок, совсем не обязательно выбирать самый большой и новый из двух с лишним сотен шикарных красавцев, бороздящих все моря и океаны, за исключением Северного ледовитого. И каюта может быть без балкона, даже без окна. Внутренние не менее комфортабельны, огромный видеоэкран вполне заменит иллюминатор – они все равно не открываются, глотка свежего морского воздуха оттуда не дождешься. А баров с ресторанами хватает на всех палубах.
   
Крупный мужчина, сидящий у стойки одного из заведений на корме «Мелодии морей», прислушался к своим ощущениям. На сегодня, пожалуй, достаточно. А женщина, устроившаяся за столиком неподалеку, с пониманием взглянула на его допитый стакан и чуть заметно кивнула, указав глазами на дверь. Так-так. Кажется, вечер обещает продолжиться еще интереснее… Он встал и, стараясь не шататься, направился к выходу на пустынную в полночный час палубу.
   
В предпоследний круизный вечер публика заполнила концертные залы, где предлагались на выбор огненно-змеиное шоу и конкурс «Мисс и Мистер Круиз». В барах остались немногочисленные стойкие поклонники Бахуса.    Краем глаза увидел – она оставила свою выпивку и идет вслед. Отлично! Подойдя к остекленному борту, подвыпивший пассажир оглянулся. Соседка приблизилась, взглянула в глаза.   
– Ты в какой каюте?   
– Инсайд, – он, боясь разочаровать явно клюнувшую дамочку, добавил, – Зато совсем рядом, и…   
– Нет-нет, пойдем ко мне. Моя с балконом, старичок расщедрился… 
 
Впустив его, женщина вошла следом и направилась прямо к роскошной широченной кровати.   
– Закуришь? – ее рука легла на сумочку, будто собираясь ее открыть.   
– Давай.

Но угостили его не сигаретой. От резкого и точного удара под ложечку дыхание перехватило. И все же недаром он многие годы тренировал подростков в зале бокса, а заодно поддерживал форму сам. Скрытый салом брюшной пресс сработал автоматически, сознания пьяный донжуан не потерял. Вместо этого внезапно протрезвел, отступил на шаг и принял стойку, готовясь достойно наказать обидчицу. Ах, тварь!
   
Но вмешалась появившаяся за спиной другая дама, такая же стройная и внешне очень похожая на хозяйку каюты. Видя: нокаут не состоялся, она без затей воспользовалась электрошокером, стилизованным под длинный фонарик. После разряда стало ясно – хотя боксерские навыки против миллиона вольт бессильны, масса и здесь сыграла на руку здоровяку. Он все еще стоял, тряся головой и хрипло рыча. Тогда вторая, привстав на цыпочки и не по-спортивному широко размахнувшись, что было силы шарахнула его шокером по темечку. И для верности повторила удар.

Громоздкий «шкаф» обрушился на кровать. Соучастницы переглянулись, одновременно покачав головами. Упади он на пол, грохот мог привлечь чье-либо внимание. Повезло.
   
Неожиданная жизнестойкость верзилы вызвала необходимость подстраховки, и дамы, не теряя времени, для верности крепко скрутили толстые запястья поверженного его собственным ремнем. Очистив карманы незадачливого ухажера, женщины выволокли массивное тело на балкон, убедились в отсутствии нежелательных зрителей по соседству и аккуратно перевалили через борт.

Балконы пустовали по случаю шоу и ветреной погоды, мига падения не видел никто. И шума никто не услышал – ведь на лайнере не стихает музыка, а в открытом море всегда так романтично плещут волны... Исковерканный после нештатного применения электроприбор отправился вслед.
   
Оказавшись в воде, он мгновенно пришел в сознание. Не будь руки связаны, еще поборолся бы, но… Больше всего на свете хотелось вдохнуть. Воздуха, воздуха! Один глоточек! За неимением воздуха в горло попала горько-соленая морская влага, и одним туристом на свете стало меньше. В океане есть кому быстро позаботиться о человеке за бортом - акулы, кальмары, птицы…
   
Стюард, приписанный к каюте ночного гуляки, утром обнаружил на двери табличку «не беспокоить» и отложил уборку помещения. А на следующий день судно вернулось в Майами – начальный и конечный пункт маршрута. Круизную ключ-карту утопленника в обмен на водительские права сдала старшему стюарду красивая молодая дама.
   
– А где сам мистер?.. – ненавязчиво поинтересовался контролер.   
– Он отдыхает, – томно улыбнулась мадам, – Позвать?   
– Главное, не забудьте этот чемодан в каюте! – как ему казалось, удачно пошутил моряк, возвращая документ.
   
Пассажиры покинули корабль, персонал занялся наведением порядка, запретительной таблички на двери уже не было. Стюард, войдя, обнаружил обычную картину – смятую постель, грязь в ванной, забытый несвежий носок у шкафа… Об остальных вещах пьяницы-утопленника позаботились те же, кто отправил его на корм рыбам. На борту никого из туристов не осталось. Жалоб не поступило, повреждений не обнаружилось…
   
В свою холостяцкую квартиру мужчина не вернулся. Немногочисленные приятели решили – просто уехал. Он не отличался общительностью, бывал груб и несдержан. О бывшей жене никто не знал ничего определенного. Судя по его рассказам – редкая стерва, изменявшая на каждом шагу. Змея, как и все рыжие. Воспитывал как мог, говорил он, демонстрируя пудовые кулачищи, пока не надоело. Может, еще встречу как-нибудь, сверну шею. Давно бы надо, вот развод помешал. Собутыльники слушали, завидовали: да он может. Силен.
   
Некоторое время о нем вспоминали воспитанники – мальчишки, занимавшиеся в зале бокса, где пропавший турист вел их к чемпионским высотам. Его сменил другой тренер, придерживавшийся иной методики. Он не показывал хитрых и жестоких приемов, не говорил: «На ринге, если подвернется случай, надо убить, но победить!» Новый наставник склонялся к джентльменским подходам – побеждать, мол, надо честно. А это не всегда нравится молодежи.
 
сентябрь 2016, Санкт-Петербург 
 
Как обычно безуспешно попытавшись выклянчить у начальства аванс, Борис собирался в путь-дорогу за свой счет. Предстояло посетить мать городов русских. Сборы скрашивал воспоминаниями о давних спорах отца-коммуниста с беспартийной бабкой.
 
Меткие выражения, фразы и определения, относящиеся к так называемой народной мудрости, по старинке полагается искать в пословицах-поговорках. Годятся мемуары великих деятелей и мыслителей, помогает и интернет. Шацкий при необходимости обращался по большей части к собственной памяти, а именно – тем уголкам, где хранились впечатления от общения с бабушкой.
   
Ему частенько доводилось коротать время в пути и, само собой, опаздывать на самые разные виды транспорта. Поэтому век живи – век учись: лучше прийти на вокзал за полчаса до прибытия поезда, чем на полминуты после его отправления. Как-то он, мальчуган-первоклассник, по поручению отца спросил у прародительницы: «Бабушка, а зачем нам на вокзал к пол-второму? Отправление же в три?» И услыхал: «Поезда полагается ждать, а не догонять. Мне уже не к лицу бегать по шпалам с чемоданами наперевес. И ладно бы бегать, так я же его все равно не догоню!»   
Еще один запомнившийся разговор шел в поезде, следовавшем от топко-мшистых невских берегов через бесплодные северные перелески и скудные болотистые белорусские равнины. На третьи сутки за вагонным окном засияло щедрое солнце, потекли бесконечные изобильные черноземы всесоюзной житницы. Завершение вояжа семейства планировалось во всесоюзной же здравнице, на берегу благословенного Черного моря.
   
Тогда, помнится, бабушка категорически не приняла убежденность сына: все прекрасно! Партия всегда права, учение Ленина непобедимо, поскольку оно верно. Коллективное руководство… и так далее. А она с грустью наблюдала смену пейзажей: «Жаль, ах как жаль. Порвут на куски, разграбят, распродадут!» Маленький Борька даже расстроился за компанию, хотя и не понял причины тоски.
   
Отцу с его неутомимым оптимизмом хотелось верить больше. Тот, отчасти под воздействием отпускной свободы, отчасти – кое-каких напитков, рьяно напирал на незыблемость устоев социализма, в том числе в национальном вопросе. Отсталая женщина поясняла партийному сыночку: «Царь был прав. Губернии, края, провинции, области – назовите как угодно. Но – никакого национального окраса! А эти, недоучившиеся юристы-семинаристы, нарезали бывшую империю на «республики». Пока при власти дурачки вроде тебя, продержится. Но, помяни мое слово, как только дряхлеющая партия (при этих словах отец непроизвольно оглянулся) окончательно развалится, вслед сразу развалят и страну».
   
Возражения типа: «Каждая нация имеет право на самоопределение, но наш великий союз навсегда, ибо вместе мы – сила!» она парировала примером: «Представь себе Германию. Представил? А теперь прикинь: саксонцы, вюртембержцы, вестфальцы, баварцы и прочие… сколько их там? Все захотели самостоятельности. И получили. Где будет эта ваша неметчина со всеми немцами? Не знаешь? Я тебе скажу по секрету: в жопе!» Финальное слово накрепко засело в детской памяти и всплывало в самые неожиданные моменты, вызывая дурацкую улыбку во время серьезных политических дискуссий.
   
Сегодня репортер, укладывая сменную рубашку, трусы и носки, по-новому осмыслил старушкину грусть. Казалось бы, езды всего ничего, а придется, как союзникам в далекую войну, использовать «аэродром подскока». Это – лишний день, а то и сутки. Поезда вообще нет... И в самостийную иначе как через незалежную – не попасть.