Глава - 2. Характер иранской революции

             То, что мы разбираем здесь антиимпериалистический процесс, развернувшийся в Иране ХХ века, конечно, совсем не означает отсутствие в этом обществе и других процессов, кроме антиимпериалистического.

    Ясно, что в таком обществе будет иметь место и антифеодальный (буржуазно-демократический) объективный процесс, связанный со стремлением растущей буржуазии к свободному, самостоятельному развитию. Причём этот процесс, как мы все знаем (во всяком случае, должны знать), всегда распадается на два: на связанный с интересами крупной капиталистической буржуазии и на связанный с интересами буржуазии мелкой.

     Ясно, что в обществе развивающегося капитализма будет (по крайней мере - в своих первоначальных фазах) и коммунистический объективный процесс, который тоже проявляет себя в двух течениях: в течении марксистском, пролетарском и в течении так называемого «мелкобуржуазного социализма».

     И буржуазно-демократический, и коммунистический процессы формировались и подкреплялись не только внутренними факторами, но и теми огромными показательными примерами, которые шли из окружающего мира, - и от жизни развитых капиталистических стран, и от современных социалистических идей.

     Однако колоссальное проникновение английского, а затем и американского империалистического капитала, давая известную выгоду лишь кучке сгруппировавшихся вокруг шаха компрадоров, но возлагая дополнительные тяготы на прочие слои общества, породило такой мощный антиимпериалистический объективный процесс, что он оказался сильнее прочих процессов и стал главным движителем борьбы.

     И если теперь мы поставим вопрос: а какая политическая сила из тех, что складывались на основе буржуазно-демократического или коммунистического процессов, могла бы возглавить эту преобладающую антиимпериалистическую борьбу? - то ответ будет не в пользу ни той, ни другой политической силы, поскольку они были ещё организационно слабы, а их система взглядов, будучи нерелигиозной, светской, не соответствовала отмеченным ранее особенностям иранского общества. Поэтому вполне объясним тот факт, что антиимпериалистический процесс возглавили те, кто являлся частью авторитетного и влиятельного в организационном и идеологическом отношении социального слоя, то есть определённая часть исламского духовенства.

     Почему речь идёт лишь об «определённой части» духовенства? Потому что нетрудно понять неоднородность политической ориентации разных частей исламского духовенства в этой ситуации. Безусловно, немалая его часть, тесно связанная с шахским режимом и включённая в компрадорство, заняла прошахскую и проимпериалистическую позицию, но в противовес им выступила та часть, взгляды которой сформировались под большим влиянием антиимпериалистических настроений.

     Но мало того, - духовенство разделилось не только на проимпериалистическое и антиимпериалистическое направление. В силу той особенной специфики развития иранского капитализма, о которой говорилось раньше, внутри антиимпериалистической части духовенства тоже было (и не могло не быть) разделение по вопросу меры зависимости растущего капитализма от прежних традиционных форм организации общественной жизни: идти ли будущему антиимпериалистическому капитализму свободным, так сказать, европейским путём или продолжать развиваться, хоть и по-антиимпериалистически, но в жёстком русле традиционных идеологических представлений, как это было до сих пор? Как и во всякой религиозной идеологии, это проявлялось борьбой традиционной формы исламской религии с попытками её модернизации по, так сказать, протестантскому типу. Мы, конечно, понимаем, что дело не в чисто теологических спорах о вере, а именно в стоящей за этим борьбой  традиционных форм развития и накопившихся потребностей растущей буржуазии.

     Из истории иранской революции 1979 года мы знаем, что ход борьбы выдвинул в качестве авторитетнейшего вождя одного из высших представителей духовенства Рухоллу Хомейни, уже давно участвовавшего в настойчивой оппозиционной борьбе. Хомейни же принадлежал (и властно возглавлял) как раз ту часть антиимпериалистического духовенства, которая стояла за сохранение традиционных форм контроля за капиталистическим развитием и решительнейшим образом противостояла исламским модернизаторам. Вот почему это традиционалистское направление и победило внутри антиимпериалистической части духовенства, а значит, и в политической жизни общества в целом.


            Но сказать только о том, что политическим руководителем процесса оказалась традиционалистская часть антиимпериалистического духовенства, и на этом остановиться - конечно, недостаточно. Если мы стоим на марксистских позициях, нам мало ограничиться только указанием на внешнюю форму политического руководителя, - необходим классовый подход. Согласно марксизму, за историческими событиями скрываются интересы тех или иных экономических классов, и забывать об этом нельзя. Да, в Иране ведущая политическая сила оказалась представлена в форме влиятельной части духовенства, - но интересы каких классов стояли за ним?

     Не поняв классовой подоплёки, мы не поймём ни того, почему эта руководящая сила действовала именно так, как она действовала, ни смысла дальнейшего развития её практической политики.

     Итак, духовенство духовенством, ислам исламом, но говоря о революции, мы должны назвать те классовые слои, которые были её движущими силами, и ту классовую часть общества, которая возглавила её в качестве руководящей политической силы.

     Учитывая все объективные процессы, шедшие в иранском обществе ХХ века, мы, видимо, должны сказать, что движущие силы антиимпериалистической революции были очень широки, так как она находилась в русле интересов всех идущих процессов. Таким образом, на низовом уровне революцию осуществляли активные представители и пролетариата, и крестьянства, и городской мелкой буржуазии, и буржуазии капиталистической некомпрадорской, - то есть большинство народа, которое так или иначе было настроено против зависимости от международных империалистических центров и одновременно могло видеть в этой борьбе также и путь к своему конкретному классовому интересу: то ли к буржуазно-демократическим изменениям, то ли даже к антиэксплуататорским преобразованиям вообще.

     Однако мы, конечно, понимаем, что ход революции и её характер определяются не только составом её низовых движущих сил, но в очень большой степени и тем, какая именно часть из этих участников революции возглавит эту борьбу, станет её политическим вождём.

     В, так сказать, «чистой», «книжной» революции классовая принадлежность низовых движущих сил подаётся как однородная и совпадает с классовой принадлежностью руководящей политической силы. Здесь, таким образом, те, кто возглавляет революцию, ведут её туда, куда и желает идти вся революционная масса. Но «чистых», «книжных» революций пока в истории не было (может, их и не бывает вовсе, - это отдельный вопрос). Мы прекрасно знаем, что и великие революционные процессы в нашей стране или в Китае не были движимы интересами только пролетариата и что ход их дальнейшего развития оказался таким, каким он оказался, только благодаря тому, что эти общие, неоднородные, составные процессы были возглавлены политической силой именно коммунистической ориентации.

     Интересы какого же класса, интересы какой части участвующих в общей, неоднородной борьбе представляла руководящая политическая сила иранской революции?

     Ну конечно, совсем не сложно сказать, что руководящая политическая сила иранской революции представляла по классовой природе, по классовым интересам буржуазию. Да, это понятно. Но какую именно буржуазию, какую именно часть буржуазии? Даже если мы скажем – «буржуазию некомпрадорскую», этого будет ещё мало. Нужно подробней разобраться: какую именно часть некомпрадорской буржуазии представляла эта руководящая политическая сила?

     Вообще говоря, в ходе всякого общего революционного процесса руководящей политической силой становится та часть общего актива, которая, во-первых, сама заинтересована в этом революционном процессе (во всяком случае – в его начальных этапах), во-вторых, не имеет принципиальных разладов с остальными частями общества, участвующими в революции (опять-таки, по крайней мере – на начальных этапах), в-третьих, является заметно более сильной, чем другие части то ли в экономическом, то ли в организационном смысле, и наконец, в-четвёртых, уже имеет программу и идеологическую платформу, так или иначе устраивающую всех участников революционного процесса.

     В антиимпериалистических революциях нет общего правила насчёт того, какая именно часть общего революционного актива станет руководящей политической силой. В зависимости от конкретных исторических обстоятельств указанные условия могут сложиться для любого класса или любой части класса, кроме того возможны, конечно, и ситуации, требующие союзного руководства разных групп.

     Среди наших левых товарищей есть и такие, которые не принимают мысль о возможности лидерства капиталистической буржуазии в антиимпериалистическом процессе. Они утверждают, что капиталистическая буржуазия сегодняшнего дня вся сплошь компрадорская, имеющая выгоду именно от тесной связи с империалистическими хозяевами, и что действительно антиимпериалистическую революцию может сделать только революционный пролетариат под руководством партии коммунистической ориентации. Ну, во-первых, капиталистическая буржуазия неоднородна и по вопросу отношения к империалистическим хозяевам может иметь разные позиции. Во-вторых, товарищи, как видно, признают за действительный антиимпериалистический процесс лишь такой его вид, который имел место в нашей революции 1917 года или в революции китайской, а другие варианты протекания такого процесса считают или невозможными или бесперспективными. Спору нет, с точки зрения желательности и с точки зрения перспективы советский или китайский варианты стоят на первом месте. Но как именно пойдёт антиимпериалистический процесс в конкретных условиях конкретного общества, - пойдёт ли он по этому, наиболее желаемому нами, варианту или по иному (менее желаемому и менее перспективному), - это определяется ходом истории, а не назначается по произволу какого-нибудь чересчур марксистского вождя. Да, нет никакого сомнения, что антиимпериалистический процесс, оказавшийся возглавленным мелкобуржуазной политической силой или политической организацией некомпрадорской капиталистической буржуазии, не будет иметь тех далеко идущих результатов, как процесс под коммунистической гегемонией, не будет, вероятно, иметь и той степени антиимпериалистической эффективности и, наконец, со временем, надо полагать, так или иначе упрётся в те или иные тупики. Это другое дело. Такое надо иметь в виду, но отрицать возможность любой иной антиимпериалистичности, кроме коммунистической, всё же неправильно.


            Если первые два пункта названных четырёх условий подходили, в общем-то, ко всему антиимпериалистическому, антишахскому активу иранского общества, то экономическое и организационное влияние и уже сложившаяся и широко распространившаяся программа в тех конкретных обстоятельствах были не у иранского рабочего класса, не у мелкой буржуазии, не у крестьянства, а у той части недовольной империалистическим господством капиталистической буржуазии, которая, будучи экономически влиятельной, уже много лет вела оппозиционную борьбу с компрадорским шахским режимом, выдвинула целый ряд сильных лидеров и оформила свою антиимпериалистическую идеологию, построенную (в соответствии с ранее указанными особенностями иранского капитализма) на основе распространённого в обществе исламского менталитета. (Более точно следует, видимо, обозначить эту часть буржуазии не просто капиталистической, а, скажем так, блоком капиталистической буржуазии с верхушечной частью буржуазии мелкой, но при ведущей роли всё же более сильной капиталистической некомпрадорской буржуазии. Так будет точнее.)

     Хочу ещё раз повторить, что в конкретных условиях разных обстоятельств такой руководящей политической силой может оказаться любой класс и любая часть любого класса из антиимпериалистически настроенной массы, если указанные четыре условия соблюдены. Мы видели мелкобуржуазную политическую руководящую силу в арабских освободительных процессах, мы видели иную картину в советской и китайской революциях. В Иране же сложилась ситуация, выдвинувшая в качестве руководящей политической силы антиимпериалистическую капиталистическую некомпрадорскую буржуазию с исламским менталитетом. Вспомнив известную истину Гегеля, что «всё действительное разумно», мы, очевидно, должны сказать, что в той конкретной ситуации иранского общества такой результат и должен был получиться.

     В самом деле, - иранское коммунистическое движение было очень слабым и невлиятельным как по причине жестоких преследований со стороны шахского режима, так и, честно скажем, из-за неумения найти правильную идеологическую тактику в условиях отсталого исламского общества; иранская же мелкая и мельчайшая буржуазия и крестьянство не имели собственных политических организаций и в огромной степени находились под влиянием более крупных собственников и, естественно, духовенства; та же часть капиталистической буржуазии, которая более склонялась к современным буржуазным формам западного образца, не к религиозному, а светскому менталитету, к классической парламентской демократии и тому подобному, выглядела очень чуждой для привычных традиций большинства иранского народа.


            (Отсюда, кстати, урок тем нашим активистам, которые думают, что достаточно лишь хорошо овладеть теорией и дождаться революционной ситуации. Революционная ситуация, дескать, поднимет народ, а мы, со своим знанием, скажем народу, куда идти, - и народ пойдёт за нами, за умными. Нет, не пойдёт, если к этому ещё не будет достаточно качественной организации, достаточно крепких и тесных связей с широким активом недовольного народа, достаточно понятных и удовлетворяющих большинство довольно пёстрого народа программы и лозунгов, наконец, - если не будет найден (а лучше сказать – постепенно выработан в ходе контактов, в ходе многолетней пропаганды и агитации) тот политический по содержанию, но некнижный по форме язык, который окажется близким и родным для пёстрого простого народа. Если этого не будет, то мы со своими, может быть, и действительно великими знаниями, всё же останемся на обочине революционной ситуации, а народ пойдёт не за нами, не за тем, кто более умён, кто более марксистский, а за тем, кто хоть и менее знающ и даже, с марксистской точки зрения, может быть, нелеп, но зато более близок, более понятен и доступен низовой массе.
     Изучение теории – очень хорошее и нужное дело, кто спорит! Но тесная практическая связь с народом всё же является более весомым фактором для возглавления революционного процесса. При прочих равных условиях не совсем грамотные, но «рукастые» и языкатые практики здесь намного обойдут очень учёных, но «безруких» теоретиков.)


            Итак, классовая природа политического руководства иранской революции в целом ясна. Вот почему по-крупному вполне очевиден и программный, стратегический курс исламской революции 1979 года. Курс – капитализм. Но… Во-первых, капитализм, не отменяющий исламских идеологических традиций, не капитализм откровенных западных форм; во-вторых, капитализм, не входящий подчинённым звеном в мировую империалистическую систему, а решительно противящийся этому; и в-третьих, капитализм, пытающийся, насколько возможно, проводить в жизнь некоторые идеи так называемого «мелкобуржуазного социализма», то есть некой «социальной справедливости» при продолжении сохранения частной собственности и капитализма.

     Но возможно ли осуществление этой программной цели? И если возможно, то насколько? И с какими проблемами (а то и тупиками) в дальнейшем связан этот путь?


      (mvm88mvm@mail.ru)