Воробушек на ладошке. Глава 2

                Глава 2.

                Детдомовские дети.

     Почему я не могу, как Алёна?  Жизнерадостная и весёлая, она  всех бодростью зарядит, как ключиком заведёт. А у меня, как говорят японцы, душа на лицо вылезает. А ведь всего-то тридцать детей – от пяти до шестнадцати лет…
 
    Детский дом не бедствует: среди спонсоров – Газпром. Да и Сергей Петрович, мэр городка, не забывает, помогает всегда. В спальнях ковры, мебель хорошая, игрушек много, книжек. Внизу, на нулевом этаже, -  игровая для релаксации: на подушках поваляться можно, полентяйничать. Коридоры светлые, душевые удобные.

    Детей летом на море возят. Благотворители по праздникам приезжают  не с пустыми руками. А у отличников есть шанс попасть на Кремлёвскую ёлку.

     Однако есть в этом изобилии благ что-то ненастоящее, откупное. Читала, что детдомовские дети более чуткие, чувствуют фальшь и добро тоньше, чем обычные, семейные.

     Мой опыт убедил меня в обратном. Их один раз в этой жизни предали и навсегда сломали внутренний компас доверия и душевной разборчивости.

   Им сложно выстраивать отношения. Порой случайная добродушно-равнодушная маска чужого человека привязывает их больше, чем терпеливый каждодневный труд воспитателя.

     Сероглазый, порывистый Андрюшка кричит на тишайшую нянечку хантыйку Надю:

- Дура! Дура, пусти, всё равно уйду!

      А Надя готова часами, день за днём, выслушивать, объяснять, помогать, предупреждать:

- Андрейка, от директора попадёт! Куда ты на ночь? Уроки хотя бы сделай!

    Андрейка всегда видел от Нади только добро: и с задачей поможет, и бутерброд после ужина оставит – а вот погулять втихаря, знакомого рыбака навестить не пускает!

- Всё равно уйду! Ты злая, а вот дядя Сеня мне покурить дал!

       А за этим слышится: не верю в твоё добро, не верю!

Из дневника:
      У них свой способ защиты от жестокого мира: казаться тупей, чем есть. Наденут на лицо маску непонимания, сонного равнодушия – так проще: что возьмёшь с глупого? Читаю  им, а они, на всякий случай, все в прострации: вроде слушают, но где-то далеко плавают. А некоторые могут встать и уйти тихонечко…

       Наверное, они всё же скучают о своём Доме, ведь для хантов это не только чум, но и берег реки, и лес, и тундра.  Экология – наука о жилище. Как всё в мире взаимосвязано…
    Дверь чума всегда на восток или к реке выходит, посредине – очаг. Огонь, соединяя небо и землю, священен, его называют «семиязыковой матерью». Хозяйка чума – женщина.  Когда она шьёт платье, кусочек ткани в огонь кидает, в знак уважения. Пол застелен летом травой, зимой лапником. В Музее я всё подробно узнала.
     А вот диванов в чуме нет! Для наших малышей диван, как большой невиданный зверь, вроде льва.  Когда сидят на нём вечером,  похожи на воробушков – нахохленные, маленькие. Чирикнут что-то и пёрышки распушат…


             Продолжение на  http://proza.ru/2021/06/23/342