Сказ старого муравья

Геннадий Антюфеев
Сказ старого муравья

Сказ он и есть сказ,
а любые исторические сходства - случайны.

"Сказка - ложь, да в ней намёк,
добрым молодцам урок".
А. Пушкин.

Я старый, больной муравей. Дни, а может, и часы мои сочтены, и хочу посему успеть молодому поколению поведать, как мы жили, как землю свою обожали и чего надобно бояться, чтобы эту любовь не испоганили и не стали любовью же попрекать.
У муравейника нашего долгая и славная история. Хотя недруги считают, что братья мои отсталые, неразумные воинствующие варвары с коротким и убогим прошлым. Отчего кроме презрения ничего не заслуживают. А всё потому, что во времена приснопамятные, далёкие   пытливые и отважные сородичи-пращуры заглянуть рискнули за увалы ближние и дальние на западе, которые на горизонте синели. Сколько было героев, долго ли странствовали - о том умалчивают предания с легендами. Вернувшись в обитель родную, рассказали путешественники о других муравьях, а их в мире оказалось не так уж и мало. Да разные такие! Чёрные, как мы, серые, коричневые, синие, зелёные, да в крапинку, красные, рыжие... Большеголовые, крупные, средние, мелкие, прыгающие и планирующие... Какие дружелюбные, а какие и неприветливые. Объединяло всех одно: малоразвитость. Забугорники даже не додумались выращивать тлю! Искали скопление её и тогда уж росой медвяной живились, которую та выделяет. Ха! и они нас впоследствии обвинили в отсталости! Да ежели не землепроходцы храбрые, то аборигены долго бегали бы в поисках пастбищ тли. А ещё мы, в лице моих однородцев, племена местные научили строить мосты и даже плоты. Подсказали, что тоннели и дороги торить можно не только внутри муравейника, но и за пределами его, жизнь разведчиков, рабочих и солдат облегчая. Многому научили, многое подсказали, посоветовали. А западники, опыт наш обогатив, знания переняв, владения свои развивали. И постарались забыть, что путь к развитию указали им мы. Ведь, признав это, пришлось бы признать, что учителями их и были те самые "неразумные воинствующие варвары с коротким и убогим прошлым".
Когда завзгорцам тесно стало в границах собственных, наиболее воинствующие муравьи коричневые на захват территорий чужих решились. Сначала оттяпали часть муравейника ближайшего, его население подчинив, заставили работать на себя. Соседи земли покорённой, видя беспредел, ни шагу ни сделали, чтобы за народ более слабый вступиться. Мало того, спешно некоторые к агрессору присоединялись, в армию его шли, на кусочек от победного пирога надеясь, потому что, почувствовав безнаказанность, завоеватели прихватывали себе новые и новые гнездовья муравьиные. Самки иные прикрылись заботой о населении и  заключили соглашения о дружбе и сотрудничестве со стороной воинствующей. И тоже не возражали, чтобы солдаты их в коричневые боевые порядки влились. Нашлись, правда, те, кто пытался нашествию супротивиться, но силы армий, а главное духа, у оборонцев слабы были. И сдавались они через несколько часов, день-второй, в исключительных случаях через неделю.
Захватчики, считая себя сверхмуравьями, в угаре победном порядки устанавливали, которые разрушали уклады порабощённых. Следы истории стирали, местные сакральные памятники. А сопротивленцев отважных уничтожали или до смерти доводили трудом непосильным в зонах особых.
Легионы коричневые при поддержке муравейников забугорья приближались медленно к границам нашим. Пропаганда армады каждодневно кричала об ущербности и никчёмности населения края, пред нею лежавшего. Сначала этим дело и ограничивалось. Коричневые даже подписали с нами договор о ненападении, хотя всё время разведчиков засылали, дабы те оборонительный, продовольственный и воинский ресурс выведывали. Мы, пакт выполняя, с полуночной стороной питанием делились, технологиями строительства и очистки тоннелей, секретами сохранности провизии, хитростями возведения укрепрайонов. Делились и тем, и этим... Но не всем и не всегда. Утаивали кое-что и, как позднее оказалось, поступили правильно.
В развитии историческом муравейника нашего и муравейников за увалами немало было общего. Мы, как и они, проходили этапы становления и упадка, раздробленности и объединения, собственных кордонов расширения, взлётов мысли и смекалки, эксплуатации большинства меньшинством.
Но в отличие от конкистадоров, прибывая на места новые, землепроходцы родины моей над населением не глумились и уж тем паче не уничтожали его. Напротив, видя отсталость, бедность племён, посылали мы к ним рабочих крепких и солдат отважных. Труженики помогали проходы строить подземные, хранилища провианта, пригоняли стада тли, пасли насекомых и возводили для них укрытия от божьих коровок, клещей, птиц. Воины защищали границы и, если требовалось, приходили на помощь пастухам.
Однако чем шире и глубже становилась родная колония гнёзд, тем больше увеличивалась жадность правителей от королевы до десятников. Всяк из них старался урвать побольше да посытнее кусок, а муравью простому оставить поменьше да поскуднее. Дошло до того, что трудяги в поисках жизни лучшей покидали ячейки семейные, уходили в тоннели дальние, брались за работу всякую, дабы прокормить себя и родных. Но и на окраинах, где обещали заработок добрый, обманывали богатеи: вместо зерна давали половину, а то и четвертинку. А бывало, если возмутится работяга, то и выгоняли ни с чем со словами: "Не нравится - катись на все четыре стороны! Найдутся на твоё место другие". Ропот часто в бунт превращался, но его войска подавляли. На какое-то время затихала страна. До нового восстания. Так продолжалось до тех пор, пока мудрый не нашёлся муравей, сумевший создать рабоче-солдатскую, демократично-реформаторскую партию, объединить выступления разрозненные в порыв единый, в революцию.
В муравейнике нашем муравьи разные обитают: скуластые, длинноголовые, большеглазые, с короткими и длинными усами... Но для всех закон дружбы и братства - высший закон. После революции сословия упразднились, права и обязанности, статус социальный уравнялись, и поэтому успех собственный, по службе продвижение, заработок зависели только от трудолюбия и упорности. Достигших выдающихся результатов в труде, образовании или науке поощряли всячески, рассказывали о них во всех уголках необъятной колонии гнёзд.
Послереволюционное время было временем свершений и строек большущих. Удлинялись и расширялись ходы подземные, от которых разбегались хитросплетения ответвлений и тупиков. В тоннелях иных без проводника выхода не найти, будешь до скончания века блудить. Укрупнялись кладовые продовольственные. Некоторые из них от жилья вдалеке размещались, а некоторые и вовсе в секрете держались. То запасы были неприкосновенные на случай бедственный. Росло количество инкубаторов для личинок, умножался спрос на учителей, потому как  многоликие, но единые племена новыми поколениями прирастали, воспитывались в духе дружбы и взаимовыручки. Тучнели общественные стада тли. Некоторые семьи водили и хозяйства подсобные, хотя необходимости крайней в них не было. Но оказывались любители заниматься с тлёй или приглядывать на началах общественных за куколками, яйцами и личинками, вместе с рабочими порядок наводить в помещениях или помогать дорогу очередную строить. А все вместе мы строили справедливое общество: Союз Совместных Ресурсов.
Расширялся, креп Союз и крепла вера муравьёв в светлое завтра, где каждому воздастся потребностями по способностям. Порывами полнились души, и слагались песни бодрые, марши, былины о героях и фантазии о солнечном грядущем. Верили жители руководству и всеми силами выполняли намеченные им планы, к светлому будущему ведущие.
Стараясь жить в мире с соседями, приглашали тех в гости, встречали хлебосольно, показывали край, изумляя приезжих изобилием и просторами. Всегда было приятно видеть    удивление, слушать восторженное пощёлкивание челюстями. Душевного отношения ждали и от визитёров с купцами. Однако получили всё возрастающую зависть, даже злость, желание разъединить нас, уничтожить. А потом богатства поделить меж собою, потому что западники определили: одному муравейнику добра столько многовато. Всё настойчивее требовать стали добровольной передачи некоторых  пределов наших под их власть или безвозмездной поставки продуктов, тли и силы рабочей. Единоземцы от верхушки  руководства, партии и до каждого муравья рядового возмутились требованиями наглыми. Мы всегда готовы к товарообмену, торговле, но не к ультиматумам. Получили забугрянцы отказ твёрдый. Коричневые муравьи с приспешниками ответ сочли оскорбительным, а посему решили силой покорить Союз Совместных Ресурсов. Без предупреждения, подло, на рассвете на землю нашу ломанулись. Началась Великая война.
Не верилось, что кто-то решится покой нарушить, станет построенное крушить, угонять в полон соотечественников. Но так случилось. Народ мой привык к созиданию, доверию, дружбе, любви к Родине, к ближнему своему и уверовал, что и другие живут по правилам таким же. В мыслях даже не зарился на чужое, причиняя кому-то боль, а уж умертвить кого-то и вовсе не смел. Поэтому на фронтах и в тылу поначалу царили неразбериха с растерянностью, в панику иногда переходящие. Да и было отчего растеряться, в уныние впасть: захватчики рушили ячейки семейные, отбирали всё до последнего зёрнышка макового, выгоняли из жилищ детей и стариков, отправляли за бугры награбленное, стада тли, рабочих крепких, самок молодых,  красивых, годных род продлить. Ежели кто-то сопротивлялся - затаптывали того или загрызали. Спасшиеся от захватчиков и пробравшиеся в тыл страны о зверствах рассказывали, разрушениях и насилии. Хамство, вседозволенность, бескарность двигали врагами. Они думали, что чем беспощаднее будут, тем быстрее покоримся мы, как подчинились им муравейники другие. Не на тех нарвались! Смятение наше постепенно рассеивалось, перерастало в решительность, отчаянность с храбростью. Боевого опыта набравшись, земляки сумели остановить противника, на месте заставили топтаться его. Такого до вторжения к нам не было нигде. Орда коричневая привыкла подминать под себя жертвы, намеченные стремительно, скоро, с маршами победными переходила с территории на территорию, а тут с метром каждым крепло сопротивление, с боем каждым множились потери. Не только солдаты с оккупантами сражались, но и рабочие, молодёжь и старики даже. Фронту помогали партизаны, уничтожая противника, его провиант, тлю угоняя. Многие герои собой жертвовали, уводили отряды захватчиков в лабиринты те, из которых без проводников не выбраться. В таких же закоулках прятали мы продуктовые запасы свои и запасы, у врага похищенные. Тогда-то мы поняли, для чего руководство и партия призывали нас строить ходов как можно больше. Мирную страну созидая, они всё же к войне готовились. Грянула та, правда, прежде, чем успели укрепрайоны построить и тоннели секретные.
Мы стояли одни против забугорья, которое было и мощнее нас, и богаче. И при этом ему потаясь помогали Сплетённо-Шитые Арктогеи* - страна, где жили каторжане бывшие, разбойники и аферисты. Набедокурив во краях своих, бежали они от закона в земли далёкие, где жили мирные, доверчивые аборигены. Спаивая их брагой из медвяной росы, которой до прихода чужаков местные не знали, приблуды выманивали участки, огораживались потом колышками и кричали, что это собственность частная. А она неприкосновенна! Когда же туземец, отрезвев, пытался вернуть надел, то его гнали прочь без гроша либо копейки платили.  В лучшем случае. В худшем находили мёртвым. Сшив из лоскутков захваченных государство, беглецы и в новой вотчине оставались бандитами и жуликами прежними. Сила, деньги возвелись в культ, что стал насаждаться соседям и муравьям гнёзд далёких. Поэтому Арктогеи помогали армаде коричневой, силе, которую ценили. Да и в случае победы захватчиков рассчитывали на долю свою от Союза Совместных Ресурсов. А Союз они люто ненавидели за наш, за новый мир, за строительство справедливого, общества равного, где нет места разбойникам, шулерам, богачам.
Но несмотря на помощь арктогейцев, силы агрессора таяли, а у нас, напротив, армия росла, убеждённость крепла: разобьём врага, победа будет за нами! Муравьи жёлтые, союзники коричневых, с востока нам грозили, но увидев, как завязли наступающие, отвели войска от границ. А командование наше, увидев это движение, тотчас перебросило часть сил прикордонных на фронт западный. И сумели мы не только шибануть изверга, но и взять его в "котёл". А потом во второй. И дрогнул вражина, попятился, а затем побежал за бугры свои. Победами вдохновлённые и поддержкой освобождённых от оккупации муравейников, дружины Совместных Ресурсов двинулись к главному гнезду завоевателей. Окружили его. Повергли. Мир вернули не только на землю родную, но на земли других муравьёв. И возвратились домой. Порушенное супостатом восстанавливать надлежало.
И снова, как после революции, муравьиный наш народ с огоньком за работу принялся, вновь рождаться стали стихи бодрые, песни и марши. Хорошела каждая семейная ячейка, а вместе с ними расцветала родина наша.
Нам казалось, что все распри позади, что муравьи мира - братья. Мы думали: освобождённые от ига коричневого - друзья Союза, ведь они славили нас, победителей зла, встречали радостно, угощали сладко, готовы были отдать в муравейник наш самочек красивейших... Дружественных краёв делегации стали гостями частыми и всегда уверяли в преданности и верности. Но, как время показало, притворными словами и заверениями бросались. Пока мы недоедая и недосыпая отстраивали отечество своё, царство-государство Сплетённо-Шитые Арктогеи, до коих Великая война не добралась, жило себе в удовольствие, наклепало товаров всяческих столько, что и девать некуда. Начало сбагривать залежи и услуги по ценам высоким странам, войну пережившим. Те, кто не смог расплатиться вовремя, для того ценник вдвойне, а то и втройне вырастал. У кого средств не хватало, отдавали территории, тоннели в пользование долголетнее, попадая в кабалу к Арктогеям. Правители царства-государства, барыши подсчитывая, лапки потирали от удовольствия и твердили, что живут-де они потому так хорошо, что у них свобода. Свобода во всём. В выращивании тли и в рытье тоннелей, в строительстве гнёзд и в семьях, в высказываниях, деяниях, бизнесе, верованиях и нравах. И предводители арктогейцев могли рассудить свободно, что где-то вольности не хватает, а значит, нужно её занести туда, пусть даже об этом их и не просили. И заносили, затаскивали, насаждали где хитростью, где силой даже в ущерб населению местному. Ведь главное - свобода! Свобода выбора, действий, желаний и воплощения желаний, среди которых и доступ к ресурсам чужим. То, что другие пострадают - неважно. Неудачники сами виноваты в бедах, потому что не могли воспользоваться вольготой. А вот кто сумел её обуздать - тому многое позволено и дозволено. Это тот идеал, к которому надо стремиться! Придёшь к нему - станешь на вершине правящей ли, финансовой пирамиды. Вторженцы внушали: заруби на носу, абориген, успех покоится на свободе личной. А посему надо любить себя и предвосхищать все хотения. Идти навстречу им! Сметать всё на пути, но исполнить их. Пускай кто-то пострадает, не ты виноват, а не сумевший воплотить мечту свою. И пусть проигравший рыдает - таков его удел... Эгоизм вкупе с желаниями беспредельными - двигатель прогресса по-западному и поэтому всячески поощряется там.
Мы же, напротив, общиной жили, ведь купно дело любое осилишь. И вместе дядьку любого побьёшь. Один готов стоять за всех, зная, что встанут за него горой товарищи. Муравей мог погибнуть, выручая или спасая собратьев, уверенный, что смерть ради другов прекрасна. Особенно на миру. Мы и вправду разом и врагов побеждали, и беды всякие, и разруху. Поэтому большинство рядовых тружеников полей и ферм тли, строителей дорог и тоннелей, десятников и командиров отрядов самообороны верили, что путь дальнейший к светлому завтра покорим сообща. Хотя то "завтра" лежало дальше синих увалов, полагали: когда-нибудь дойдём до него. Руководители Союза Совместных Ресурсов зажигали жителей речами пламенными и призывами к сплочению вокруг партии, которая наверняка выведет на дорогу светлую. Кто-то сомневался, что произойдёт это при жизни его, но надеялся: внуки точно станут жить не хуже Сплетённо-Шитых Арктогей. А может, и лучше. Ведь руководство не раз доказывало в трудах научных и в выступлениях страстных перевес нашего строя над забугорным. Иногда, правда, выходили нестыковочки в посланиях, но мы к ним снисходительно относились, потому что любили и почитали вождей. Одного ценили за мудрость, за предвидения, за начертанный путь развития муравейника. Другого уважали за то, что был строг, многие боялись даже движения его усов. Но строгость в нём уживалась со справедливостью. А справедливость у нас стояла в ряду первом ценностей моральных. Третьего чтили за боевое прошлое, хотя с трудом удерживали улыбки, когда он читал доклад серьёзный, смешно шевеля бровями густыми. По-доброму посмеивались над лидерами, сочиняли о них анекдоты, где те выглядели комичными, но остроумными и находчивыми.
Как большинство муравьёв вражьего вторжения не ожидало, так оно не ожидало  предательства. Поросль молодая, во власть пришедшая на смену ветеранам, посчитала, что трудиться на общество, забывая о себе, - заблуждение величайшее. Современность диктует иной подход: личный успех, причём без усердия и риска для жизни. Поэтому нужны реформы, что поведут к собственным, а не коллективным достижениям и обогащению. Верхушка состряпала скоренько, а потом законы приняла, по которым можно было к лапкам прибирать производства, магазины, стадионы, поля, фермы... По заранее подготовленным, а порой и по  документам липовым захватывала новые и новые объекты, в том числе банки. Чтобы сильно не тратиться, обесценивала намеченное для скупки, девальвировала валюту национальную. И при этом призывала цинично муравьёв простых разживаться, бизнес открывать, утверждая, что на всех хватит места под солнцем капитализма. Места, может, и хватало, да не всем хватало денег, ведь они оказались вместе с прихваченными хозяйственными, культурными, спортивными структурами в руках кучки малой аферистов и пройдох. Чтобы мозги затуманить, власть создала партию "Единый рог изобилия", пообещала муравью каждому кусок жирный от пирога гнездового - пай, от которого все враз станут богатеями и заживут, ни в чём себе не отказывая. Пообещать-то пообещала, но не торопилась раздавать. Себя, правда, не обидела. Долю солидную отхватила, а к ней и кусочки чужие: какие за деньги, какие за  векселя, ваучеры или другие бумаги, а третьи за просто так, потому что многие не знали, что делать с этой долей бывшей совместной собственности. Красивым посулом прикрываясь, лозунгами о демократизации и перестройке общества, свернула партия та с пути построения светлого социального будущего к свободе по-западному. Самое страшное таилось в том, что многие из рабоче-солдатской, демократично-реформаторской когорты напялили скоренько на себя одежды буржуинские, а большинство мурашей с радостью поддержали их. Забыли о равенстве, братстве, справедливости, воспылали страстью накопительства, жадностью обуялись. Захотели иметь всё и сразу. Любыми методами. Поэтому кредиты брали, займы под проценты грабительские, лишь бы выглядеть "круто" в глазах соседей и сослуживцев. Мнимое благополучие с мнимой доступностью товаров и услуг незаметно поработили жителей наших славных, выбили из них общинность, заботу о ближнем. В новом-старом строе личное "я" над моралью вознеслось, над справедливостью, нравственностью и добром, над принципом "один за всех и все за одного". Теперь каждый стал сам за себя. Что привело к уничтожению заповедей: не убий, не воруй, живи по средствам, не разрушай, а созидай во благо братства муравьиного, уважай старших, заботься о младших. Заповеди священные вычеркнув, младореформаторы культуру извратили, которая поколениями складывалась. Честь, достоинство, порядочность, совесть вытеснились вульгарностью, пошлостью с примитивом.  Чем дальше мы удалялись от прежней жизни, тем сильнее разлагалось гнездо наше. Вместе с моралью падала экономика. Закрывались фермы, школы, больницы, сокращались запасы продовольственные, стада тли. "Зачем нам своё производить? - руководство твердило. - Запад нам поможет!". Он и помогал в разрушении нравственном и экономическом. Из-за сокращения производств муравьи теряли работу, как встарь, вновь по миру пускались в поисках куска хлеба. А те, которые трудились на местах, мизер получали, но пикнуть боялись, чтобы и того не лишиться. Покорным стал народ. И не верилось, что выиграл Великую войну. Смирение видя, власть вводила кары всевозможные за малейшее неповиновение, за слова недовольства, за редкие и робкие протесты. Чтобы бесповоротно разобщить мурашей, передвижение ограничила, собрания и митинги. А потом придумала такое, что даже в сне кошмарном привидеться не могло: заставила всех ходить в очках и с зонтиками. Объяснила введённую меру заботой о здоровье нашем, дескать, солнце радиоактивное и слишком яркое. Миллионы лет светило источником жизни было, а тут в одночасье врагом её оказалось. На возражения врачевателей и одиночек против мер таких правительство ответило исступлённой пропагандой пользы очков и зонтов, а тех, кто их не носил, вредителями объявило. И разрешило сторонникам своим выявлять несогласных, преследовать их. Приверженцы нововведений в раж впали, судилища стали устраивать над непокорными: унижали, забрасывали каменьями, а то и затаптывали или загрызали. Наказания за злодеяния свои не получали, наоборот, их благодарили, ставили в пример другим.
Наше некогда целостное гнездовище разбилось на гнёздышки мелкие, где правила своя удельная матка. Поскольку вместо обещанного благоденствия во всех уделах хозяйничала нищета большинства и роскошь меньшинства, везде и всюду создавались легионы национальные по защите собственности частной, законности, порядка. Но не порядок защищали легионеры - правителей от муравья простого. Однако дубинок, водомётов, карабинов недостаточно для охраны спокойствия богатеев, нужно также безотбойное внушение тихой обывательской жизни с девизом: "Мы мураши маленькие, от нас ничего не зависит". Посему наставляла верхушка: задвинь подальше идеалы прежние, не встревай в жизнь общественную - опасно. Береги себя, ведь судьба твоя - бесценна, не конфликтуй попусту с властью. А то дёрнешься на какую-нибудь манифестацию, а там легионеры могут рёбра поломать, а то и того хлеще - насмерть затоптать. В общем, не напрягайся - довольствуйся тем, что есть у тебя и что тебе разрешают, и счастлив будешь. И хотя из года в год под обещания рывков экономических, которые приведут к процветанию гнезда, жить становилось всё труднее и труднее, большинство соплеменников приняли условия кучки правящей. А если возмущались, то тихо, на кухне среди родных. Даже с друзьями не делились мыслями мрачными о лишениях с бесправием, потому что и приятели могли донести слова до полиции надзорной, и тогда пропадёшь ни за грош. А полицаям дадены права большущие: могут схватить муравья любого, ежели он, по мнению их, выглядит или ведёт себя подозрительно, имеют право ворваться в любое гнездо семейное, обыск провести без объяснения вторжения. Им дозволено даже убить муравья. За то, что высказался резко о власти или о полиции. А также за сопротивление при задержании.
Церберство шло оттого, что власть понимала: зашла в тупик она. Раздавая обещания о жизни красивой, не выполнила ни одного, кошельки набивала при обнищании муравья простого, дворцы строила при исчезающих мелких и средних гнёздах-поселениях, ела сладко при голодающих детях и стариках. Чтобы оправдать лишения большинства, руководчики возлагали вину на лидеров прежних, дескать, не тем путём вели народ, а нам вот приходится с трудом, но выводить муравейник на озарённый лучами тельца золотого свободный путь развития. Но почему-то света тельца хватало только на верхи, а к мурашу простому он не доходил, угасал... Уж со счёта сбились муравьи, сколько раз всходило солнышко и садилось, сколько раз за это время министры про рывки всякие баяли, прыжки, толчки, что  помогут догнать и перегнать Арктогеи и муравейники забугорья, которые все стали  нашими партнёрами. Только странное партнёрство складывалось: от нас забирали всё, что им пригодится, что обогатит и разовьёт, а нам отдавали барахло залежалое да харчишки заплесневелые. И доказывали: это равнозначное сотрудничество. Министры же наши головами кивали да поддакивали: так и есть, так и есть. А всё потому, что никудышный провиант с хламом за взятки большие дозволили они в страну привозить. Раз дозволили, два, во вкус продажничества вошли, да так вошли, что остановиться уже невозможно было. Деньги - большие, шальные и дармовые - порождают жадность, вседозволенность, предательство. Вот и предали страну, соплеменников те, кто дорвался до фантиков-банкнот разноцветных с номиналом разным. Были среди них министры, депутаты, банкиры, барыги, называвшиеся бизнесменами, и всяко-разные аферисты. Как арктогейцы обманывали аборигенов, захватывая их земли, так и вся свора наша подгребала под себя муравейник родной и мурашей разоряла. А партнёры гундели: "Вы покорили свободу, а потому вольны в своих деяниях. А кто остался в тени вашей - те не достойны свободы. Их удел - нищета, ваш - богатство и процветание. Мы поможем умножить капитал, только слушайте нас. Шагайте к новым целям, не смотрите под ноги, взирайте на тельца: он - путеводная звезда".
Нувориши новоявленные жирели, считая забугорцев и арктогейцев наставниками своими, а единоземцев - холопами, что должны довольствоваться малым, лишь бы хозяева богатели. А земляки - о ужас и позор! - хвастались друг перед другом деньжищами воротил, на которых горбатились покорно.
Куда-то подевались гордость, достоинство, самоуважение.
Мураши словно уснули и не хотели пробудиться, протереть глаза, стряхнуть оцепенение!
И увидеть: те, кто распродал родину нашу, вверг в нищету, сладко едят и сладко спят. Поругивая иногда страны полуночные, держит там вклады свои, дворцы строит, в лицеях- академиях детей учит, живёт в забугорье, наезжая в муравейник, чтобы снять маржу и жировать дальше.
И ложь уготовить об ошибках правителей прежних, о силах, потраченных зря на строительство тоннелей, ферм, дорог, больниц, школ и прочей ерунды, которая тормозила продвижение к процветанию истинному. Господа научились виртуозно факты подтасовывать, события извращать, порочить, принижать достижения Союза Совместных Ресурсов. Они старательно очерняют день вчерашний, чтобы сегодняшний не казался безнадёжным. И многие уверовали: прошлое наше - мрачно-тёмное, а настоящее - светлое. А что платят копейки, к кредитам понуждая, с работы выгоняют, свободу ограничивают, заставляют прикрываться зонтиками и очками, так в том виноваты парламент, что не до конца продумал законы, и муравьи, не соблюдающие их, как говорит Властелин Великого Престола. Придумали такой пост, что занял один из бывших... который присягал стране в своё время. И который  теперь радостно улыбается, когда присягают ему.  "Закон суров, но он закон. Пусть и несовершенный, - глубокомысленно заметил Властелин. И добавил: - Потерпите. Мы обязательно рванём. Обгоним дряхлеющие Арктогеи с их приспешниками. Каждому ветерану Великой войны построим гнездо отдельное. Одиноким найдём пару. Непременно! Застроим гнездовище наше великое предприятиями великими и закидаем товарами Запад подлый! Каждому спортсмену вручим маленький флажок муравейника. Пусть на всех межмуравьиных соревнованиях запретили наши стяги, мы назло запрещенцам втихаря, в номерах гостиничных, будем махать флажками. Это же так патриотично! Я, например, большой патриот. У меня в кабинете висит флаг. И дома. В спальне. И в кухне. В каждой комнате. Так я проявляю к отечеству любовь свою. Вот. Прошу вас правильно понять и исполнить просьбу мою: вешайте флаг наш в жилищах. Так вы проявите верноподданность. И тогда мы непобедимы. Ура, мураши!"
И раболепники, угаром патриотическим охваченные, орали каждый в уголке своём "ура!", потому что собираться-то вместе запрещено. Да ещё вдруг забудешь очёчки или зонт - заметут полицаи, несмотря на флажок в лапке - знак отчизнолюбия. Махали соплеменники знамёнцами на дому, глядели по телеку парад, приуроченный к годовщине победы над злостными забугрянцами, брагу пили из росы медвяной и замечать не хотели, что Властелин Великого Престола вместе с окружением стоит на помосте нелепом, который закрывает усыпальницу основателя Союза Совместных Ресурсов и пантеон величайших полководцев, разбивших супостатов в Великой войне. Не замечали, что в шеренгах военных мало муравьёв коренных, больше иноплеменников. Чужаков приезжает к нам немало, особенно из стороны жаркой, плодятся и множатся, влезают в руководство, бизнес, в управление, в армию, вытесняя отовсюду местных...
Тогда, на экран телеприёмника глядя, заплакал я от обиды, от боли в сердце. Впереди расчётов парадных двигался флаг, но не тот, который мы водрузили над поверженным забугорным гнездом-столицей, а тот, под которым муравейник до революции жил. Его вернули как символ преемственности. А то, что в годы Великой войны он развевался над предателями, над теми, кто шёл рядом с захватчиками, надеясь вернуть строй старый и богатства свои - решили в расчёт не принимать, об этом умолчали стыдливо. Умолчали правители, мураши, отрешившись от идеалов, социальных завоеваний дедов-прадедов. Я понял: светлые дни истории страны миновали, сизые, беспросветные тучи заволокли горизонт, потому как нельзя прошлое переносить и приспосабливать к настоящему и тем более к будущему. От такого переноса вред. Будущему. Настоящему. Да и прошлому. А мы решили к капитализму вернуться, в котором застряли полуночные страны. Мы ж их учили, как рыть пещеры, мостить дороги, делать плоты... Мы строили общество справедливое, развивались, опережали систему западную и тем самым пугали буржуинов проклятых. А потом сами испугались. Чего?! Что живём не так, "как все"? Решили пристроиться хотя бы в кильватер "цивилизации"? Пусть будем плестись в хвосте, но вроде в строю одном... Однако не учли: победителей не любят, а уж тем более тех, которые отказались от истории своей, от успеха своего и стали улыбаться заискивающе тому, которого повергли. Побеждённый же не забудет, не простит унижения своего, как и не смирится с тем, что триумфатор рядом стоит, всё время напоминая о прошлом.
Забугорники и не забыли, как мы их побили в Великой войне. Подпевая Арктогеям по поводу и без, при каждом случае удобном, стараются вытеснить и выгнать нас отовсюду, придумывая нелепые причины для этого. То мы слишком шумно празднуем победу свою, мешая соседям, у которых объявлен по всему гнезду тихий час, то у нас  презирают муравьёв из секс-меньшинств (что не толерантно), с которыми в заувалье носятся как с писаной торбой, то на отдыхе в их отелях мураши наши запросто могут, вступаясь за дам, искупать хамов в бассейне, то мы не так сидим, не то едим... И вообще живём неправильно, не по-забугрянски, поэтому нет нам места за их столом... К себе не приглашают, а выводить всё ценное от нас не забывают.
Тогда, на экран глядя, я понял, что страну предала не только правящая и партийная верхушка, но и я. Да, я. Лично. Потому что не вышел на площадь центральную и не крикнул: "Не позволю забыть подвиги дедов-прадедов, отцов и братьев, которые строили могущество наше, потом защищали его, и многие не вернулись домой. Не позволю время вспять повернуть, дабы вновь буржуины проклятые вернулись и уселись на шеи наши. Не позволю строй справедливый порушить! Не нужны мне погремушки заморские в обёртках красивых, свобода развратная и рынок циничный, где каждый сам за себя, - они погубят нас. Погубят потому, что чуждые нашему миру с любовью к ближнему, с самопожертвованием ради товарищей, ради отчизны". Не вышел я, не вышли соседи. Согласились, получается, с заправилами, что подсунули нам липу о рае капиталистическом. А когда до многих эта ложь доходить стала - было поздно: удавка завязалась вместе с подтянутыми животами и сосущими кредитами.
Тогда, глядя на экран, я понял, что ждут нас невероятные, немуравьиные испытания, из которых мало кто выкарабкается. Потому что полуночные помнят унижение своё и, притворившись союзником, сделают всё, чтобы стереть племя моё с лица земли. Пойдут на любые подлости, жестокости, репрессии. Придумают, как быстрее, эффективнее и малозатратнее нас извести.
Ждать мне пришлось не долго.
После окончания грандиозного празднования победы над забугрянцами на насельников земли моей внезапно посыпались хвори разные. Эпидемии. Поветрия. Пандемия. Партнёры, как один, вдруг разом озаботились здоровьем нашим и помогать кинулись. Бесплатно раздавали очки, зонты, маски, перчатки, потом сапоги резиновые, бахилы, халаты... С чего бы это? Ранее ведь за каждый чих рупь драли с нас. Затем с той же  заботой о здравии очертили зоны особые, куда больных поместили и куда можно было входить и выходить по пропускам. Потому как в зонах тех оказалось много инфицированных каким-то загадочным венчик-вирусом, который выявил доктор Брёхвраль. Кто тайком пытался пробраться в закрытые районы к родне или друзьям и кого охрана выявляла, уничтожали. Как диверсантов. Как врагов здравия и порядка.
Зон становилось больше, а мурашей меньше. Пустели веси, по которым изредка проковыляет  какой-нибудь мураш престарелый или инвалид колченогий, а в остальном тишина растекалась по вотчине. Не слышались визг и счастливый смех мурашат, посвист пастухов... Расползалась без ухода тля, рушились возведённые для её защиты укрытия от птиц, божьих коров и клещей...
Да и в крупных гнездовищах умолкли команды прорабов, гогот строителей, затих базарный гомон. Жизнь не кипела - булькала боязливо... Было отчего бояться. На улицах неожиданно  ниоткуда отряд легионеров возникал, объявлялся сбор срочный в каком-либо квартале и жителей под охраной усиленной уводили куда-то. Вроде бы в какие-то зоны особые или в спецлагеря. Куда точно - никто не знал. Пустели семейные ячейки. Кого-то в лагерь уводили, а кто-то скрывался в вырытых на случай войны лабиринтах.
И я решил улизнуть в один известный мне закуток. Устал от страха ожидания команды: "Стройся в колонну! Шагом марш! Не отставать! Не высовываться вперёд! Не отклоняться в сторону!". Куда тебя отведут? Чем будешь заниматься? Где будешь жить? Да и будешь ли... Ведь поговаривают, уведённых соплеменников вакцинируют какой-то дрянью, и они становятся покорными, тихими, смирными. Выполняют самую тяжёлую, грязную работу. И почему-то перестают есть, хотя горбатятся сутки напролёт. Тихой сапой, но трудятся. А потом - бац! И падают замертво. А на их место приводят других. И так будет до тех пор, пока всех детородных муравьёв не изведут. После примутся за немощных и старых - обузу бюджету и буржую. Как изведут "лишних", так роботов-муравьёв призовут. Ходят слухи, что клепают их на Западе. Мильёнами. Киборги еду не будут просить, недовольство не станут проявлять, да и хвори их не возьмут.
Не хочу такой жизни! Хочу свободы! Настоящей! Песен хочется! Кашу чинить для друзей и соседей. Дороги прокладывать, тоннели прорубать, тлю пасти, растить мурашей малых и ждать счастливой, светлой старости в окружении родных, в заботе государства о тебе в знак признания твоих трудовых иль военных заслуг. Это ж было, было... И возвратится. Непременно. Когда-нибудь, но воротится, ведь не могут же земляки не понять, что лучше жить трудно, но с песней, лучше работать для общего блага, чем на кубышку личную, а ежели умирать, то за други своя, а не за капиталы чужие...
 Тогда, глядя на экран, я в подполье решил уйти. С времён детства у меня рогатка осталась, ею выбивал десять из десяти мишеней с нарисованным по центру глазом. А ещё у меня есть костыль и тросточка. В лапах умелых всё это оружие грозное. Они не пройдут! Победа будет за нами! И я вернусь! Вернусь в страну просветлённую, вольную от своих и чужих угнетателей, в страну, где все мураши друг другу братья, где будет царствовать любовь и справедливость... Вернусь обязательно, ежели не в своём облике, то в облике внуков или правнуков.

* Арктогеи - область, земля (от греч. arktos - север и ge - земля).

Суровикино,
2021 год.